- Основательно продуманно! - Признает отец Себастьян. - Недаром, ты с самых ранних лет был серьезным мальчиком! Ничего не скажешь, основательный план.
Что-то происходит с его лицом. Дергаются щеки, мигают глаза.
- Вы считаете, это может сработать? Ваше мнение мне особенно важно.
- Еще бы, Мануэль, еще бы. Ты ведь все продумал, все рассчитал. Застрелиться самому, застрелить священника - это очень толковый план.
- Нет, нет, - поправляю я, - наоборот! Сначала застрелить священника, потом себя.
- Ну да, ну да! Именно это я и хотел сказать! - Говорит он, и подмигивает.
- Что это у вас с лицом твориться, отец Себастьян? - Спрашиваю.
- А это просто нервный тик. Ты на лицо внимания не обращай, обращай внимание на сами слова. - Говорит. И опять подмигивает. - А, кстати, Мануэль, ты какого именно священника для плана своего определил?
- Ясное дело, вас. Никакого другого священника тут ведь нет. Разве что, он где-то под лавкой прячется.
- Нет, я догадывался, что дело к этому идет. Но уточнить ведь не помешает, верно?
- Конечно, конечно. Вы имеете полное право знать.
- Основательно ты все продумал, Мануэль. Два Великих Греха - это подходящий капитал для путевки в ад. Будет обидно, если такой блестящий план сорвется из-за какой-нибудь ерунды!
- Из-за какой же, например?
- Ну, я не совсем подходящий священник для этого.
- Это отчего же?
- Стыдно признаваться, но я слишком много грешил. Так сказать, священник с рыльцем в пушку!
- Честно говоря, это как-то сомнительно звучит. Уж не наговариваете ли вы на себя, отец Себастьян? Я ведь вас давно знаю, и только с очень хорошей стороны.
- С внешней стороны, Мануэль, с внешней! Ты видел фасад, и понятия не имел - какие мерзости творятся за респектабельной витриной!
- Мерзости?
- Я так и не сумел обуздать свою похоть, Мануэль! Заглядывался тайком на симпатичных прихожанок, а после, оставшись один, предавался рукоблудию и похотливым фантазиям.
- Не пойму, кому от этого становилось хуже? Они о ваших фантазиях и не ведали. А ваше настроение при таких занятиях только поднималось!
- Поднималось-то, поднималось, но служитель Господень не должен...
- Так ведь Господь и создал вас таким! С гормонами, с яйцами, извините, и с хреном! Он явно не собирался облегчать вашу жизнь. Но вы нашли способ, быстро отдав дань потребностям тела, освободить остальное время для потребностей духа! Для проповедей с кафедры и других благих дел...
- Ах, Мануэль, если бы все ограничивалось только этим! Были прегрешения и посерьезнее...
- Что-то мне не верится отец Себастьян.
- Отчего же нет? Разве не должен был я возвысить голос против несправедливостей царящих вокруг? За примерами и ходить далеко не надо - возьми хоть наш химкомбинат и его разжиревших на чужих бедах владельцев! Разве не они довели до болезни и могилы твою матушку?
- Но ведь дон Педро, менеджер химкомбината очень резонно заметил: "после работы на химкомбинате - еще не значит - из-за работы на химкомбинате!".
- Но ведь и мать Вероники умерла от рака легких после работы на химкомбинате. А я по-прежнему не собирался ни поднимать тревогу, ни протестовать!
- Мать Вероники умерла недавно, когда со времени смерти моей матери прошло целых семь лет. Это, действительно, могло быть просто совпадение. То есть, я, как частное лицо, действительно, могу подозревать владельцев химкомбината в нарушении каких-то норм. Но вы-то лицо публичное, представитель церкви! Вы не можете строить обвинения на предположениях и домыслах.
- Хорошо, оставим эти мелочи в покое. Поговорим о поступке, который ты никак не готов оправдать.
- О чем это вы?
- Мануэль, ты ведь прекрасно знаешь - о чем!