Осознанные сновидения

Грин Цилия

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

 

ГЛАВА XX

МИССИС АРНОЛЬД-ФОРСТЕР

Несмотря на то, что миссис Арнольд-Форстер долгое время наблюдала свои сны, ей удалось увидеть лишь самые простые типы осознанных сновидений. Мы уже обсуждали метод, при помощи которого она училась осознавать, что спит, в ситуациях, когда сон приобретал особенно неприятный характер. После момента осознавания ее сон иногда возобновлялся, но уже в обычном качестве.

Интересно сравнить описания ее обычных и осознанных сновидений. В ее осознанных сновидениях не происходит характерных для обычных снов изменений самовосприятия, например, поочередного отождествления с различными персонажами сна:

Я сидела в кресле и перелистывала страницы довольно большой книги. Они были квадратными и с большими полями — особенно наверху страницы, где печатались колонтитулы; книга была отпечатана очень четким черным шрифтом. Я пролистала ее и отметила, что она содержала три рассказа. «Содержание везде довольно мрачно», — подумала я про себя. Пока я читала, обстановка сна изменилась, и я превратилась в одного из персонажей первого рассказа, в котором речь шла о семейной паре. Я почти не помню событий — во всяком случае, своей роли в них, поскольку рассказ показался мне скучным, а сюжет — банальным. Потом я снова стала читателем и перелистала страницы до следующего рассказа — об убийстве, произошедшем еще до начала повествования. Убийца считал причины своего преступления достаточно вескими, а себя — невиновным и не заслуживающим наказания. Я проникла туда и вошла в личность этого человека. Я помню, как страстно убеждала себя и Бога в справедливости совершенного мною. Я никогда в жизни не была настолько уверена в чем-либо, как тогда в том, что моя совесть чиста и совершенное мною злодеяние — правомерно. Все это происходило для меня совершенно реально. Я вспомнила ужасное путешествие убийцы, описанное в «Оливере Твисте». «Люди, описывающие сознание убийцы, знают о нем очень мало», — подумала я. И, снова перевернув страницу, со словами: «Да, однако эти истории очень тяжелы», — проснулась.

Вот еще один похожий пример:

Я вышла наружу и смешалась с другими гостями, заполнявшими комнаты. На этот раз я была одета в платье из розового шелка, скрывавшее мои ноги до пола. Оно казалось мне красивым и нарядным, но сильно отличалось от узких облегающих платьев других женщин. «Я не надевала розового платья долгие годы, — подумала я, — неудивительно, что оно выглядит так старомодно, ведь оно долго пролежало в сундуке». «Вы должны сразу же вернуться», — произнес учитель, появившийся у меня из-за спины, и я мгновенно превратилась в ребенка, одетого в короткое поношенное платьице, с тоской возвращающегося вместе с другими детьми в ненавистную школу. Темпл Гарденз превратилось в широкую лужайку, и я прыгала вокруг больших кустов ежевики, стараясь как можно дальше убежать от нудных наставлений учителя. У меня снова было сознание ребенка, по-детски насмешливо относящегося ко всякой «взрослой» одежде. «Наверное, я не смогла бы так прыгать в том розовом платье», — подумала я.

Сны с полетами миссис Арнольд-Форстер развивались примерно так же, как и осознанные сновидения у некоторых испытуемых. То есть происходило постепенное расширение диапазона возможных событий, и как только появлялся новый вид деятельности, он сразу же становился доступным и в следующих сновидениях. Однако в случае Арнольд-Форстер этот прогресс происходил не в результате целенаправленных усилий внутри самих сновидений, а скорее был исполнением ее пожеланий в состоянии бодрствования о том, какие сновидения она больше всего хотела бы увидеть. Она полагала, что сосредоточение на определенном сюжете работает как самовнушение, в результате которого нужный сон когда-нибудь придет:

Затем мне захотелось увидеть сон, в котором я летела бы над морем. В конце концов этот сон пришел, и я оказалась на берегу Атлантического океана. Я начала с нескольких неуверенных полетов над морем и вскоре обнаружила, что у меня не осталось страха. Полет в воздухе и скольжение по воде были одинаково безопасными и легкими, и я храбро летела вдаль над волнами Атлантики подобно чайке.

В последние годы полеты аэропланов навеяли похожие сны, в которых я занимала место пилота и выделывала на маленьком аэроплане воздушные петли, как опытный летчик.

Механические затруднения редко встречаются в сновидениях с полетами, а если и случаются неудачи (даже в сновидениях я не в состоянии разобраться в устройстве мотора), то мне нужно только покинуть аэроплан и лететь естественным для меня способом.

Следующие наблюдения также демонстрируют постепенное развитие сновидений с полетами у Арнольд-Форстер:

В настоящее время в сновидениях с полетами я чаще всего оказываюсь в больших помещениях с высокими лестницами посреди незнакомых мне величественных зданий. Иногда я попадаю в Британский музей или какое-нибудь другое публичное место. Когда я хочу попасть в другой конец длинной комнаты, я с легкостью лечу вдоль нее. Подобно птице, попавшей в помещение, я поднимаюсь и лечу под потолком. Пока человек не привыкнет летать вместо того чтобы ходить, ему не понять, как велико расстояние между потолком и верхней частью дверей и окон. Надо немного опуститься и направиться в дверной проем, чтобы попасть из одной комнаты или галереи в другую. Когда начинается сон с полетом или скольжением, я всегда оказываюсь в своей «летной одежде» — длинной и прямой, на три-четыре дюйма ниже ступней. Причина этого следующая: один-два раза я двигалась сквозь толпу на забитой транспортом улице, скользя прямо над землей, и подумала, что люди могут заметить, что мои ступни движутся не так, как у них, и это может привлечь слишком большое внимание людей; поэтому я покинула оживленную Оксфорд-стрит и быстро перенеслась на полупустую Дюк-стрит. Оказавшись на этой тихой улице, я спокойно полетела вдоль нее. А в следующем сновидении я обнаружила, что одета в длинное платье, полностью скрывавшее мои ступни, поэтому никто не мог видеть, что я двигаюсь не так, как все. Иногда меня очень удивляет, что даже самые мои смелые полеты в людных местах совершенно не привлекают ничьего внимания. Правда, сейчас я к этому почти привыкла и считаю, что либо я просто не замечаю их реакции, либо я невидима.

Следующие замечания показывают, что сновидения с полетами Арнольд-Форстер обладали некоторыми характеристиками осознанных снов:

Сновидения с полетами или скольжением, в какой бы форме они ни протекали, приносят с собой острое ощущение блаженства. Даже если такой сон полон различных происшествий или приключений, он всегда приносит отдых и обновление. Я просыпаюсь неохотно и очень жалею, что он закончился. Его сюжет обычно очень ясен и легко запоминается. Он редко бывает запутанным, как в некоторых снах.

Как и ван Эйден, Арнольд-Форстер сделала на основе своих наблюдений вывод, что физические ощущения слабо влияют на сновидения с полетами:

… Я много раз пыталась выяснить, влияет ли как-нибудь телесное состояние на полеты во сне. Наблюдения показывают, что, как бы я ни лежала: на спине, на любом боку, лицом вниз, положив голову на руку — это никак не влияет на полеты во сне. Я ставила и другие эксперименты, — например, клала подушку в изножье кровати, чтобы ноги жестко в нее упирались, но и это, похоже, не играет роли. Более того: в этих сновидениях постоянно используются руки (с помощью их машущих движений я изменяю направление или скорость полета), но я обнаружила, что если одна или обе мои руки прижаты телом (даже если я просыпаюсь с затекшей рукой), — это никак не влияет на сновидение.

Многие сновидения Арнольд-Форстер очень интересны с точки зрения содержания. Как уже упоминалось, ее сны с полетами больше напоминают осознанные сновидения, чем обычный неосознанный сон. Кажется, будто ее сны иногда точно воспроизводят типичные черты некоторых осознанных сновидений. Это иллюстрируют следующие два отрывка:

В начале сна я чего-то ждала в высокой комнате офисного типа; я знала, что она находится в Министерстве Обороны. Стены комнаты были выкрашены в светло-зеленый цвет, и я заметила, что на них висят картины, причем очень беспорядочно и очень высоко. Я ждала донесения, которое вызвалась доставить в штаб армии в Бельгии, полетев туда привычным способом. Ожидание затягивалось, и я облетела часть комнаты, чтобы проверить свою способность летать и посмотреть, удобно ли будет стартовать из окна. Облетая комнату, я рассмотрела картины. Одна из них, небольшая гравюра Эрл Грея-младшего в узкой «ранневикторианской» золоченой раме, висела криво и поэтому привлекла мое внимание. Я попробовала выправить ее, но гвоздь, на котором она висела, выпал, и картина оказалась у меня в руках. В этот момент дверь открылась, и вошел офицер. Я опустилась вниз и стала извиняться, но он улыбнулся и сказал, что это не имеет значения. «Напротив — сказал он, — это скорее счастливая случайность: мы как раз искали какой-нибудь предмет в качестве вашего удостоверения или паспорта. Связь между лордом Греем и сэром Эдвардом Греем, нашим министром, хорошо известна за границей. Его картина сразу даст понять, откуда вы, и будет гарантией вашей репутации. Вы должны взять ее с собой!» «Какие зануды в этом Военном министерстве, — подумала я, — много мне удовольствия тащить с собой эту картину!» Однако я не стала возражать и привязала, как могла, ее за шнур к своей талии. Я попросила карту страны, необходимую для выполнения мой задачи. Офицер сказал, что они обшарили все министерство в поисках карты Бельгии, но нашли только очень старую; но затем он добавил: «Это не слишком важно, поскольку города и села Бельгии такие старые, что вы найдете их все на этой старой карте».

В сновидении я присутствовала на приеме в Королевском обществе в Берлингтон Хаузе. Там были лорд Кельвин, лорд Рэлей, сэр Уильям Рамзай, мой зять сэр Артур Рукер и многие другие знакомые. Они стояли вместе маленькой группой, и мой зять попросил меня объяснить им, как я летаю. Я не могла объяснить, как это происходит, и сказала только: «Мне кажется, что летать легче, чем ходить». При этом я совершила несколько экспериментальных полетов, кружась под потолком, взлетая и опускаясь, а также несколько скользящих движений над землей. Они отнеслись к увиденному критически, как будто «защищаясь». Мне показалось, что они считали это новым и сомнительным экспериментом, напоминающим трюки фокусника. Затем выступил лорд Кельвин и в изящной манере, хорошо знакомой его друзьям, сказал, что он считал способность человека летать менее удивительной и менее противоречащей современному мировоззрению, чем другие. «Вероятно, в данном случае закон гравитации временно не действовал. Очевидно, этот закон какое-то время не действует на вас, когда вы летаете», — сказал он мне. Остальные согласились с этим. За группой людей стоял ассистент. Чтобы показать, что летать на самом деле несложно, я взяла его за руку, и, попросив его довериться моему руководству, я смогла поднять его на несколько дюймов над землей.

Арнольд-Форстер комментирует также различные сенсорные ощущения в своих снах. Она приводит примеры сновидений, где важную роль играет цвет, а также утверждает, что в некоторых ее снах присутствуют запах и вкус. Среди ее замечаний есть следующие:

Сновидения моей матери… похоже, сосредоточены вокруг цвета; цвет — это деталь, которую она запоминает лучше всего. «В сновидении с горечавкой прошлую ночь, — пишет она, — я нашла на скалах прекрасный куст gent/ana verna вместе с напоминающим мох растением, чей желтовато-зеленый цвет контрастировал с темно-голубыми цветами горечавки».

Некоторые люди описывают мир своих сновидений как бесцветный; есть и те, кто говорит, что в их снах нет запахов. Возможно, виной тому их память, поскольку я нахожу в своих записях много наблюдений, относящихся к запаху и вкусу — причем это касается не только душистых цветов, но и более тонких впечатлений — таких, например, как в следующем сне: «Я ехала на машине по местности с крутыми холмами и низинами; начали сгущаться сумерки. Время включать свет еще не наступило, но слабый запах — холодный, чистый и отчетливый — предупредил меня, что, помимо естественной темноты, начал сгущаться легкий туман, скрывающий дорогу».

В некоторых снах появляется также ощущение вкуса, однако все впечатления от него быстро забываются после пробуждения. Я рассмотрела множество кондитерских изделий, в несбыточной надежде найти среди них конфету из одного сна — конфету восхитительного зеленого цвета и вкуса, который кондитер может создать, наверное, только во сне.

 

ГЛАВА XXI

ИВ ДЕЛАЖ

Ив Делаж с большим интересом наблюдал свои сновидения на протяжении длительного периода, но не научился устойчиво осознавать себя в них (Типичный для него повторяющийся предосознанный сон уже описывался). Тем не менее, несколько случаев он приводит.

В этих сновидениях виден эмоциональный конфликт. Хоть он и понимал, что спит, ему приходилось преодолевать эмоциональное сопротивление, чтобы совершать рискованные действия. Они казались ему важными, а объяснял он их желанием «увидеть, что произойдет»:

Я говорю себе: «Я оказался в ситуации, которая может быть болезненной или приятной, но я очень хорошо знаю, что она нереальна». С этого момента, понимая, что ничем не рискую, я позволяю сценарию самостоятельно разворачиваться передо мной. Я занимаю положение заинтересованного наблюдателя, который смотрит на происшествие или катастрофу, не способные на него повлиять. Я думаю: здесь есть люди, которые хотят меня убить, — значит, я постараюсь убежать. Неожиданно я понимаю, что сплю, и говорю себе: поскольку мне нечего бояться, попробую встретиться со своими врагами; я брошу им вызов, я даже вступлю с ними в схватку и посмотрю, что будет. Хотя я достаточно уверен в иллюзорном характере ситуации, я предпринимаю ряд действий, неоправданных в реальной жизни, потому что мне надо преодолеть инстинктивное чувство страха. Таким образом, я несколько раз подвергал себя опасности, чтобы посмотреть, что из этого получится.

Сновидения Делажа, где он намеренно подвергал себя опасности, уже цитировались. Еще в одном месте он так характеризует свои осознанные сны:

Я был бы неточен, если бы перепутал этот опыт с обычным сном, где я не испытываю ни детского удовлетворения, ни приступов инстинктивного страха, ни желания увидеть, что случится. Поскольку контакт с реальностью сохраняется, я знаю, что все дальнейшее целиком зависит от моего воображения. С другой стороны, в осознаваемых снах понимание того, что я сплю, — единственная точка соприкосновения с реальностью. Все остальное — просто сон; хоть я и способен в какой-то степени управлять им, на него воздействуют и другие факторы — невидимые силы, независимые от моей воли и моего сознания. Все кажется совершенно объективным и таким же достоверным, как и события бодрствующей жизни, что принципиально отличается от слабых впечатлений обычного сна.

Вот более полный отчет об интересном осознанном сне, выдержка из которого уже цитировалась:

Я оказываюсь в Париже, на углу Рю Суффле и бульвара Сен-Мишель. Я стою на тротуаре, который находится справа, если идти к Пантеону, и смотрю на противоположную сторону улицы, где вижу громадный букинистический магазин. Перед витриной вытянулись прилавки, и продавцы на лестницах расставляют книги. На полу между колоннами расставлены столы, заваленные книгами; прохожие разглядывают их, а кое-кто даже садится почитать. Я смотрю на этот спектакль с некоторым удивлением, но при этом во сне не помню, что ситуация не соответствует действительности, несмотря на то, что я очень хорошо знаю, что на этом месте нет никакого букинистического магазина, а есть большое кафе. Но во сне я почему-то не помнил этого.

Я пошел назад и невдалеке от бульвара, между углом улицы и фонтаном Медичи, присоединился к группе зевак, собравшихся около акробата. В этот момент я стал думать аналитически. Я вспомнил, что приезжал в Париж за день до этого, и это было в субботу. И тогда я подумал, что на следующий день, в понедельник, я снова поеду в Париж, как обычно, чтобы присутствовать в Академии. Из этого я сделал вывод — не требующий, впрочем, особого ума — что сейчас воскресенье. «Как же я оказался здесь в воскресенье? Этого не может быть», — отметил я про себя. И наконец понял: «Если это воскресенье, и я Париже, значит, я сплю». Сон немедленно превратился в полностью осознанный, не потеряв ни своих галлюцинаторных качеств, ни яркости.

Таким образом, я понял, что сплю, не потому, что на углу рю Суффле я заметил магазин, которого, как я точно помнил, там в реальности не было, а вследствие гораздо менее веского довода — я оказался в Париже в тот день, когда обычно там не бывал.

Наконец, следует упомянуть, что Делаж видел сон, который, хотя и не был осознанным, в определенной степени подчинялся его контролю. Интересно сравнить этот вид контроля с тем, который описывают осознанно сновидящие. Делажу удалось изменить ситуацию так, как редко удается осознано сновидящим. При этом он, конечно, гораздо сильнее вовлекался в происходящее:

Этот сон я видел несколько раз с некоторыми различиями в деталях. Наверное, образ пещеры пришел ко мне из описаний жизни утконоса — небольшого австралийского млекопитающего, чья нора очень напоминает пещеру из моего сна. Мне снится, что меня преследуют люди, покушающиеся на мою жизнь. Это могут быть преступники, дикари или, в ряде случаев, солдаты вражеской армии в войне с Францией. Я уже почти пойман (иногда даже это происходило), когда меня посещает мысль: «Чтобы отвлечь внимание преследователей, надо укрыться в пещере, которая совершенно недоступна, потому что ее вход находится под водой, и в нее можно попасть, только если нырнуть в озеро». Ни озеро, ни пещера в моем сне не имеют отчетливого образа. Мне просто приходит в голову мысль о них, когда я бегу по дороге или по коридору. Мгновенно, усилием воли, я изменяю обстановку, превращая ее в другую, где есть необходимые озеро и пещера. А иногда, даже если меня уже поймали, я прокручиваю обратно запись событий и возвращаюсь назад — еще до того момента, когда меня поймали, чтобы изменить ход событий. К этому моменту я отделяю себя от преследователей большим расстоянием — достаточным для того, чтобы успеть незаметно попасть раньше них в нужное место озера. Оказавшись там, я ныряю и попадаю в пещеру. Там я обретаю чувство полной защищенности; мне даже приятно слышать над головой топот ног или лошадей преследователей, которых отделяет от меня лишь тонкий слой земли. Они повсюду ищут меня, но безуспешно.

 

ГЛАВА XXII

ВАН ЭЙДЕН

В докладе, прочитанном 22 апреля 1913 года, доктор ван Эйден говорит:

С 1896 года я изучал свои сновидения, записывая самые интересные из них в дневнике. В 1898 я стал вести отдельные записи снов особого типа, казавшиеся мне наиболее важными, и продолжаю делать это по сей день. Всего я собрал около 500 снов, 352 из которых относятся к упомянутому особому типу.

«Особый тип снов» — это, конечно, осознанные сны. Ван Эйден рассматривает предположение, что сновидения зависят от физических ощущений, и делает следующие выводы:

В результате тщательных наблюдений я пришел к убеждению, что, как правило, физическое состояние сновидца никак не влияет на характер сновидений, за исключением нескольких редких случаев в момент пробуждения, или в сновидениях, которые я классифицировал как патологические, — на их содержание повлияли лихорадка, несварение желудка или отравление. Эти случаи составляют абсолютное меньшинство. Как наблюдатель, могу сказать, что я находился в добром здравии на протяжении всего времени наблюдений. У меня не было никаких существенных жалоб нервного или соматического характера. Как мой сон, так и пищеварение обычно хороши. Тем не менее, у меня бывали ужаснейшие кошмары, когда я был здоров и бодр, и восхитительные мирные сны на борту корабля во время шторма или в спальном вагоне поезда… Таким образом, я считаю, что в состоянии сновидения телесные ощущения не могут проникать в сознание прямо, но только в психической форме символа или образа.

Ван Эйден настаивает на возможности сохранения полной памяти в сновидениях и волевого контроля над ними:

Могу только сказать, что я проводил свои наблюдения во время нормального глубокого и здорового сна, и в 352 случаях полностью сохранял память о дневных событиях и мог действовать целенаправленно, несмотря на то, что спал так крепко, что не воспринимал никаких телесных ощущений.

Ван Эйден четко разделяет ложные пробуждения на два типа. Тип 1 описывается следующим образом:

… Часто мне снится, будто я проснулся и рассказываю свой осознанный сон другому человеку. Этот последний сон относится к обычным снам… Из него я пробуждаюсь в реальном мире бодрствования, совершенно изумленный игрой своего ума. Кажется, будто я проходил сквозь различные уровни, самым глубоким из которых было осознанное сновидение.

Тип 2 ложного пробуждения описывается так:

Нам кажется, что мы проснулись в обычной спальне, и мы начинаем понимать, что вокруг что-то не так. Мы видим странное движение или слышим странный шум, и после этого понимаем, что все еще спим. Во время первого опыта такого сновидения я довольно сильно испугался и пытался, сильно нервничая, проснуться по-настоящему. Думаю, это происходит с большинством людей. Они пугаются, нервничают и наконец просыпаются с учащенным сердцебиением, испариной и т. п.

Интересно сравнить это описания с приведенными выше.

Хотя ван Эйден не обсуждает явно особенностей восприятия в своих осознанных снах, можно сделать вывод, что оно было очень похоже на восприятие в реальной жизни. Анализ осознанных сновидений приводит ван Эйдена к следующим философским заключениям:

Когда мы видим определенные объекты — скажем, голубое небо — мы объясняем это явление чрезвычайно сложным процессом. Чтобы возникло голубое небо, требуются триллионы тончайших вибраций, идущих от солнца и встречающихся с таким замечательным и изящным инструментом, как наша сетчатка и зрительные нервы. И теперь, во время сна, то же самое явление повторяется в точности. Когда я вижу голубое небо в осознанном сновидении, я вижу его так же ясно, ярко и сознательно, как эту бумагу. В чем же разница? Значит, эти триллионы вибраций и замечательная конструкция сетчатки не нужны? Как же тогда создается этот образ?

Эмоциональные особенности осознанных сновидений ван Эйдена описаны в следующем абзаце:

Осознанные сновидения также несут символический смысл… я никогда не замечал в них ничего сексуального или эротического. Их символизм принимает вид красивых ландшафтов, различных световых явлений, солнечного света, облаков и особенно темно-голубого неба. В типичном примере осознаваемого сна я плыву над широкими просторами, среди голубого солнечного неба и с чувством блаженства и благодарности, которое я способен выразить только проникновенными словами признательности и почтения. Иногда эти слова кажутся мне немного высокопарными, но я не могу не повторять их, потому что в сновидениях очень трудно контролировать эмоциональные импульсы. Иногда я определяю то, что вижу, как символ или предупреждение, утешение, одобрение. Появляется облако, или свет становится ярче. Диск солнца мне удалось увидеть только раз.

Отдельно ван Эйден высказывается по поводу качества слухового восприятия в осознанном сновидении:

Ощущение голоса в осознанном сновидении наиболее непостижимо и после многих случаев продолжает удивлять меня. Я говорю так громко, как могу, и хотя прекрасно знаю, что мое физическое тело лежит в глубоком сне, с трудом могу поверить, что этот громкий голос не слышен в мире бодрствования. Тем не менее, хотя я пел, кричал и громко разговаривал в сотнях сновидений, моя жена никогда не слышала моего голоса, а в некоторых случаях могла подтвердить, что я спал совершенно спокойно.

 

ГЛАВА XXIII

П. Д. УСПЕНСКИЙ

Русский философ Успенский на протяжении всей жизни интересовался измененными состояниями сознания. Вот что он говорит о причине, по которой желал освоить осознанное сновидение:

1) Я хотел собрать как можно больше материала для вынесения суждений о характере и происхождении снов; как это рекомендуется, я записывал сны сразу после пробуждения.

2) Я хотел проверить собственную, довольно фантастическую, идею, которая возникла у меня едва ли не в детские годы: возможно ли сохранять во сне сознание, т. е. знать, что я сплю, и мыслить сознательно, как это бывает в состоянии бодрствования.

Успенский начал с наблюдения обычных, неосознанных сновидений. Он заметил, что изучение снов путем их записи и анализа вызывало перемены в их содержании. Поэтому он отказался от этих методов и обратился к попыткам сохранять сознание во сне, считая, что таким способом сможет наблюдать сновидения, не изменяя их.

Трудно понять, насколько ему или кому-либо другому удалось преуспеть в этом, ведь осознанные сновидения в определенных отношениях отличаются от обычных. Например, переживания в них больше похожи на переживания в мире бодрствования, в них больше связности. Но по отчетам сновидцев невозможно сказать, в какой степени эти различия вызваны особенностями самих переживаний, а в какой — большими трудностями в запоминании обычных снов.

Тем не менее, Успенский считал, что в состоянии осознанного сновидения он мог наблюдать в неизменном виде все типы обычных снов:

В «состоянии полусна» я мог видеть сны, которые видел обычно. Постепенно передо мной прошел весь репертуар моих снов, и я наблюдал их вполне сознательно, видел, как они создаются, переходят один в другой, мог понять их механизм.

Стоит отметить, что Успенский отличается от других исследователей тем, что входил в осознанное сновидение с помощью удержания осознанности при переходе из бодрствующего состояния, а не с помощью какой-то подсказки по ходу сна. Тем не менее, в его описаниях нет принципиальных отличий от осознанных сновидений других людей, хотя последние редко считают свои осознанные сны в точности такими, как обычные. Поэтому результаты Успенского следовало бы сравнить с результатами другого сновидящего, также поставившего целью осознанно наблюдать обычные сны.

Успенский пришел к выводу, что как правило, сновидения возникают из физических ощущений или памяти о дневных переживаниях, часто идущих из детства. Он не приемлет психоаналитических методов интерпретации снов. Когда Успенский стал изучать сновидения, психоанализ еще не был известен; а когда он о нем узнал, то счел, что в нем «нет никакой ценности, ничего такого, что заставило бы меня изменить свои выводы хотя бы на йоту, хотя они, несомненно, противоречат выводам психоанализа».

Следующие интерпретации типичны для Успенского:

Когда мне случалось прижать коленом руку, и она немела, мне снилось, будто меня кусает за руку собака. Когда мне хотелось взять в руки или поднять что-нибудь, все падало из рук, потому что они были слабыми, как тряпки, и отказывались слушаться. Помню, однажды во сне нужно было разбить что-то молотком, но молоток оказался как бы резиновым: он отскакивал от предмета, по которому я бил, и мне не удавалось придать своим ударам необходимой силы. Это, конечно, было просто ощущением расслабления мускулов.

К этой категории повторяющихся снов принадлежали также сны с полетами. Я довольно часто летал во сне, и эти сны мне очень нравились. В «состоянии полусна» я понял, что ощущение полета вызывается слабым головокружением, которое порой возникает во сне без всякой видимой причины, вероятно, просто в связи с горизонтальным положением тела. Никакого эротического элемента в снах с полетами не было.

Забавные сны, в которых человек видит себя раздетым или полуодетым на людной улице, также не требовали для своего объяснения особо сложных теорий. Они возникали как следствие ощущения полуоткрытого тела. Как я обнаружил в «состоянии полусна», такие сны возникали, главным образом, тогда, когда мне становилось холодно. Холод заставлял меня ощутить, что я раздет, и это ощущение проникало в сон.

Некоторые повторяющиеся сны удавалось объяснить только в связи с другими. Таковы сны о лестницах, часто описываемые в литературе по психологии. Эти странные сны снятся многим. Вы поднимаетесь по огромной, мрачной лестнице, не имеющей конца, видите какие-то выходы, ведущие наружу, вспоминаете нужную вам дверь, тут же теряете ее, выходите на незнакомую площадку, к новым выходам, дверям и т. д. Это один из самых типичных повторяющихся снов; как правило, вы не встречаете во сне ни одного человека, а остаетесь в полном одиночестве среди всех этих широких пустых лестниц.

Как я понял в «состоянии полусна», эти сны представляют собой сочетание двух мотивов, или воспоминаний. Первый мотив порожден моторной памятью, памятью направления. Сны о лестницах ничуть не отличаются от снов о длинных коридорах, о бесконечных дворах, по которым вы проходите, об улицах, аллеях, садах, парках, полях, лесах; одним словом, все это сны о дорогах, о путях. Нам известно множество путей или дорог: в домах, городах, деревнях, горах; мы можем увидеть все эти дороги во сне, хотя часто видим не сами дороги, а, если можно так выразиться, общее ощущение от них. Каждый путь воспринимается по-особому: это восприятие создается тысячами деталей, отраженных и запечатленных в разных уголках памяти. Позднее такие восприятия воспроизводятся в снах, хотя для создания нужного ощущения во сне зачастую используется самый случайный материал образов. По этой причине дорога, которую вы видите во сне, может внешне не напоминать дорогу, которую вы знаете и помните в бодрственном состоянии; однако она произведет на вас то же самое впечатление, даст то же самое ощущение, что и дорога, которую вы знаете, которая вам известна.

«Лестницы» подобны «дорогам»; но, как уже говорилось, содержат еще один дополнительный мотив, а именно, некий мистический смысл, которым обладает лестница в жизни любого человека. В своей жизни каждый переживал на лестнице чувство, что вот сейчас на соседней площадке, на следующем этаже, за закрытой дверью его ожидает нечто новое и интересное. Любой может вспомнить в своей жизни подобные моменты: он поднимается по лестнице, не зная, что его ждет. У детей это впечатление нередко связано с поступлением в школу и вообще со школой; такие впечатления остаются в памяти на всю жизнь. Далее, ступеньки нередко связаны со сценами колебаний, решений, перемены решений и так далее.

Все это, вместе взятое и соединенное с памятью о движении, создает сны о лестницах.

Существовал лишь один сон, которого я не мог объяснить. В этом сне я бегал на четвереньках, иногда очень быстро. Возможно, мне казалось, что это самый быстрый, безопасный и удобный способ передвижения. В момент опасности и вообще в трудном положении я всегда предпочитал его во сне любому иному.

По какой-то причине этот сон не появлялся в «состоянии полусна». Происхождение «бега на четвереньках» я понял гораздо позже, наблюдая за маленьким ребенком, который только-только начинал ходить. Он мог ходить, но ходьба оставалась для него опасным предприятием, и положение на двух ногах было крайне ненадежным, неустойчивым, непрочным. В этом положении он себе не доверял, и если случалось что-то непредвиденное (открывалась дверь, с улицы доносился шум или прыгал на диван кот), он немедленно опускался на четвереньки.

Поскольку Успенский изначально намеревался наблюдать свои сновидения, чтобы понять их, он не пытался усиливать контроль над ними. Тем не менее, он отмечает, что потенциально возможность контроля присутствовала:

Главное состояло в том, что в «состоянии полусна» я видел обычные сны, но при этом сохранял полное сознание, мог понимать, как возникают эти сны, из чего они построены, какова их общая причина и каковы последствия. Далее, я обнаружил, что в «состоянии полусна» я обладаю определенным контролем над снами: могу вызывать их и видеть то, что хочу, хотя это и не всегда удавалось, так что сказанное мной не следует понимать слишком буквально. Обычно я давал только первый толчок, после чего сны развертывались как бы добровольно, порой удивляя меня своими странными и неожиданными поворотами.

Фактически это звучит так, как будто Успенский неожиданно для себя обнаружил, что, несмотря на помехи, начинает проявляться более высокая степень контроля над сном. Но когда он изменял сон по своему желанию, то считал это «ложным наблюдением»:

Моей первоначальной целью было обрести осознанность во время сна… Но вскоре начали появляться «ложные наблюдения», т. е. просто новые сны. Помню, как я увидел себя однажды в большой пустой комнате; кроме меня в ней находился маленький черный котенок. «Я вижу сон, — сказал я себе, — как же мне узнать, действительно ли я сплю? Воспользуюсь следующим способом: пусть этот черный котенок превратится в большую белую собаку. В бодрствующем состоянии это невозможно, и если это получится, это будет означать, что я сплю». Я говорю это самому себе — и сейчас же черный котенок превращается в большую белую собаку. Одновременно исчезает стена напротив и открывается горный ландшафт с рекой, которая течет в отдалении, извиваясь, словно лента. «Любопытно, — говорю я себе. — Ведь ни о каком ландшафте речи не было; откуда же он взялся?» И вот во мне начинает шевелиться какое-то слабое воспоминание: где-то я видел этот ландшафт, и он каким-то образом связан с белой собакой. Но тут я чувствую, что если позволю себе углубиться в этот вопрос, то забуду самое важное, а именно: то, что я сплю и осознаю себя…

Ниже приводится типичный пример одного из осознанных сновидений Успенского, вместе с интерпретацией вызвавших его причин:

Я засыпаю. Перед моим взором возникают и исчезают золотые точки, искры и звездочки… С первого и до последнего момента я следил за тем, как появляются образы и как они превращаются один в другой. Золотые искры и звезды превратились в сеть с правильными ячейками, сеть превратилась в шлемы римских солдат. Удары сердца, которые я слышал, стали мерной поступью марширующего отряда. Ощущение пульсации сердца связано с расслаблением множества мелких мускулов, что, в свою очередь, вызывает легкое головокружение. Последнее немедленно проявилось в том, что я лежал на подоконнике высокого дома и смотрел на солдат вниз; когда головокружение усилилось, я оторвался от подоконника и полетел над заливом. По ассоциации это немедленно вызвало ощущение моря, ветра и солнца; если бы я не проснулся, то в следующее мгновение, вероятно, увидел бы себя в открытом море, на корабле и т. д.

Успенский считал, что «человек во сне не может думать о себе, если только сама мысль не является сновидением. Человек не способен произнести во сне свое имя. Если я произносил во сне свое имя, то немедленно просыпался». Успенский приводит философские доводы в пользу того, что это ограничение является абсолютным. Эти доводы вытекают из его классификации степеней самосознания. У меня тоже нет свидетельств о том, что кому-то удавалось вспомнить или произнести свое имя во сне, не проснувшись, но не так уж много людей пробовали сделать это. Например, Оливер Фокс часто упоминает, что в осознанных сновидениях помнил, кто он такой, чем занимается и что с ним происходило раньше. Исходя из этого, разумно предположить, что он смог бы произнести свое имя, если бы захотел. Один раз он это сделал в ответ на вопрос, и опыт на этом действительно закончился, но в той ситуации произнести свое имя было необычайно важно.

Обсуждение памяти в осознанных сновидениях показало, что возможно, в бодрствующем состоянии существуют участки памяти, которые в осознанных сновидениях менее доступны, чем другие. При этом у нас нет оснований считать, что какой-либо участок совершенно недоступен. Даже гипотезу об этом можно построить только после изучения целенаправленных попыток многих людей вспомнить различные вещи в своих сновидениях в течение длительного времени. Мы уже отмечали силу мимикрии личности в осознанных снах. О ней упоминают и Успенский (см. приложение С), и Арнольд-Форстер (последняя — в связи со своими неосознанными снами).

 

ГЛАВА XXIV

ОЛИВЕР ФОКС

Оливер Фокс демонстрирует, по крайней мере в некоторых случаях, более полное воспоминание о своей жизни в осознанных сновидениях, чем кто-либо другой. Тем не менее, как он подчеркивает, это зависит от глубины осознавания:

… Я нашел, что хотя и мог понять, что вижу сон, степени понимания этого были различными, а живость и целостность переживания были пропорциональны степени осознанности, проявленной во сне. Для получения наилучших результатов мне надо было знать все о прошедших событиях моей земной жизни, как и в бодрствующем состоянии, понимать, что мое тело спит в постели, и принять новые возможности, доступные моей воле в этом якобы внетелесном состоянии.

По наблюдениям испытуемого В, труднее всего (по крайней мере, в том, что относится к прошлому) вспомнить в осознанном сновидении события, происходившие в последние несколько дней, вплоть до момента засыпания. Вопрос, был ли способен на это Фокс, остается открытым, поскольку сам он не говорит об этом явно.

У Фокса были как осознанные сновидения, так и преднамеренно вызываемые внетелесные состояния — последние он называет «астральной проекцией». Он считал, что внетелесное состояние можно вызвать намеренно, продолжая осознанное сновидение после того, как это становится трудно. Вот его отчет о первом эксперименте по этому методу:

Мне снилось, что я гуляю у воды на Западном берегу. Стояло утро; небо было светло-синим; пенистые волны казались зеленоватыми в солнечных лучах. Не помню даже, как это произошло, но что-то подсказало мне, что я сплю. Возможно, я прошел сквозь телеграфный столб или осознал, что мое тело невесомо. Я решил продолжить сон и пошел дальше, причем сцена приобрела необычайную яркость и чистоту. Очень скоро мое тело начало притягивать меня обратно. Наступила раздвоенность сознания: я мог чувствовать, как лежу в постели и одновременно гуляю у моря. Более того, параллельно со сновидением, я мог смутно видеть предметы в своей спальне. Я пожелал продолжить сновидение. Последовала борьба: сначала моя спальня приобрела ясные очертания, а сцена на берегу исчезла; затем спальня стала неразличимой, а сцена на берегу — ярче. Моя воля ликовала. Ощущение раздвоенности сознания исчезло. Спальня окончательно исчезла из моего поля зрения, и я целиком оказался на берегу, ощущая неописуемую свободу и подъем. Вскоре тело снова позвало меня, и в то же время я ощутил острую невралгическую боль во лбу (это был не мой физический лоб) и в темени. Я хотел продолжать сновидение, и эта боль нарастала; но на этот раз раздвоенности сознания не было, как и чередования образов берега и спальни — спальня была не видна. Я боролся со своим телом, желая остаться в мире сна. Боль во лбу постепенно нарастала, достигнув максимума, и затем, к моей радости, неожиданно прекратилась. Когда боль исчезла, в моем мозгу что-то словно «щелкнуло». Я выиграл сражение. Мое тело больше не тянуло меня, и я стал свободен!

Фокс думал, что внетелесный опыт может быть вызван также из ложного пробуждения 2-го типа — надо только «сесть» в этом состоянии и покинуть кровать. Тем не менее, когда он это делал, то не видел на кровати своего физического тела, как другие сновидцы.

К различиям между осознанными сновидениями и внетелесным опытом можно отнести упоминаемую Фоксом каталепсию, наступающую после окончания внетелесных состояний, но не после осознанных сновидений.

Подобно доктору Уайтмену, Фокс упоминает один любопытный феномен: «видение» с закрытыми глазами. Когда это происходило, он считал это признаком 2-го типа ложного пробуждения. Об опыте «видения» с закрытыми глазами сообщает еще один испытуемый, который экспериментировал с намеренным вызовом внетелесных состояний на протяжении значительного периода времени:

Несколько раз я видел с закрытыми глазами. Это происходило всегда в гипнагогическом состоянии, когда я ложился спать особенно усталым. Достаточно странно, что, судя по направлению, в котором я лежал, предметы, которые я видел, находились вне моего нормального поля зрения.

О таком же явлении сообщает доктор Эрнст Мах:

На протяжении нескольких лет я часто наблюдал следующий феномен. Я просыпаюсь и лежу неподвижно с закрытыми глазами. Я вижу перед собой складки одеяла и четко — свои руки, неподвижно лежащие на нем. Если я открываю глаза, то вижу, что в комнате довольно темно (или светло), но одеяло и руки расположены совсем не так, как мне казалось.

Фокс называет ложное пробуждение 2-го типа «состоянием транса», независимо от того, происходит оно во сне или в состоянии бодрствования. Он описывает один из способов «покинуть тело» в подобном состоянии:

Я лежал в кровати днем, когда испытал ложное пробуждение, увидев, как в комнате сидят и разговаривают моя жена и двое друзей. Я чувствовал себя слишком уставшим, чтобы принять участие в их беседе, и «лег спать» снова. Затем, осознав, что это состояние транса, я решил покинуть тело. Поэтому я сел (вне своего тела) и лениво сполз с кровати. Раздвоенность сознания была очень сильной. Я мог ощущать, как лежу в кровати и одновременно стою рядом; при этом мои ноги давят на коврик. Но когда я посмотрел на кровать, то не нашел там своего тела хотя мог видеть все предметы в комнате совершенно отчетливо. Все казалось таким же реальным, как в бодрствующей жизни — более того, все было исключительно ярким — и я чувствовал себя необычайно хорошо и свободно, сознание казалось исключительно ясным. Я медленно направился от кровати к двери; и чем дальше я уходил от тела, тем слабее становилась раздвоенность сознания. Но как только я собрался выйти из комнаты, тело мгновенно втянуло меня назад, и транс закончился. Последующей стадии каталепсии не было, и я не ощущал никаких неприятных остаточных эффектов.

 

ГЛАВА XXV

ДОКТОР УАЙТМЕН

Доктор Уайтмен читает лекции по математике в Кейптаунском университете; он видел на протяжении своей жизни очень много осознанных сновидений. Судя по нумерации сновидений, которую он приводит в своей книге «Мистическая жизнь», их количество составляет около 3000. Разумеется, не все они классифицировались Уайтменом как осознанные сновидения.

Переживания Уайтмена хорошо показывают, что чем больше человек работает со сновидениями, тем труднее ему разделять свои переживания на осознанные сновидения и внетелесный опыт. Спонтанные внетелесные переживания в «кризисные» моменты легко отличить от спонтанных осознанных сновидений, случающихся во время сна. Но чем сложнее и полнее становится переживание, тем труднее его подвести под конкретную категорию и сказать, произошло оно в период сна или нет, а также видел ли человек на какой-либо стадии переживаний свое обычное физическое тело.

Классификация Уайтмена фактически не использует этих категорий, а основывается на чисто психологических критериях. Он отличает «сон» от «выхода из тела» по способности субъекта вспоминать свое физическое состояние или тело, а также логически сравнивать это состояние «вне тела» с обычными переживаниями. Кроме того, во «внетелесном» состоянии человеку следует, обратив внимание на свои переживания, «понять, что они не являются ни иррациональными (подобно сновидению), ни чисто материальными (как физический мир), но обладают особой природой, которую можно изучить с помощью непредвзятого, хотя и дружелюбного рассудка».

Этой цитатой я хочу подчеркнуть потенциальную возможность психологической интерпретации содержания осознанных сновидений. Однако никто, кроме Уайтмена, не пытался использовать эту возможность, поэтому трудно сказать, какие именно переживания можно считать значимыми. Тем не менее, попытаемся сделать это, основываясь на понимании доктора Уайтмена.

Мы видим, что и осознанные сновидения, и «внетелесные переживания» определяются Уайтменом как состояния «отделения». При этом он особо выделяет переживания слабой интенсивности, которые называет «воображаемым отделением». Этот тип переживаний не полностью удовлетворяет условию психологической осмысленности, хотя наблюдатель в них способен рационально мыслить:

…Эти явления в чем-то непоследовательны, либо кажутся иррациональными, что компенсируется только познавательным интересом к ним и замечательным чувством свободы, типичным для отделений. Едва ли для нас существует возможность добиться еще большей свободы. Короче говоря, это рациональное осмысление, но не рациональный контроль над несогласованными влияниями.

Следующий пример демонстрирует «элементы воображения» в осознанных сновидениях, как их называл доктор Уайтмен. Для других практикующих сновидцев подобные вещи не типичны, насколько это можно судить по малочисленному контингенту, наблюдавшемуся нами:

К концу яркого квази-физического отделения в странном доме я попытался выбраться из него, поднявшись по маленькой лестнице. Но путь наверх вдруг сжался, и, увидев это возникшее воображаемое препятствие, я повернул назад. Пол в комнате слева начал изгибаться в темноте, и почти тотчас же меня как будто начало притягивать, или я стал постепенно скользить по направлению к прямоугольной выемке либо колодцу с водой…

Что касается «полного отделения» по классификации Уайтмена, то он характеризует его следующими качествами:

В физическом теле нет никакого сознания. Более точно: если мы видим свое физическое тело (либо напоминающее физическое), мы также безошибочно понимаем, что форма, в которой всецело присутствует наше сознание, полностью отлична и отделена от этого тела.

 

ГЛАВА XXVI

ИСПЫТУЕМЫЕ A и D

У испытуемых А и D бывали и внетелесные переживания, и осознанные сновидения — как по своей воле, так и спонтанно.

Оба они сообщают, что в первый раз пережили внетелесное состояние спонтанно в детском возрасте 3-х или 4-х лет. Испытуемый D описывает это следующим образом:

Мой первый опыт астральной проекции (если это была она) имел место, когда мне было от трех с половиной до четырех лет. У меня был очень тяжелый приступ скарлатины, и я чуть не умер.

В изножье моей кровати стоял платяной шкаф, на верху которого находились мои игрушки. Я обычно видел широкий луч света, струившийся от них. Мне ни разу не удалось добраться до верха шкафа, но я всегда чувствовал, как будто меня тянет назад.

Я мог видеть свою кровать внизу и себя, поднимающегося из нее. Я видел себя одетым в «морскую» пижаму, похожую на ту, что обычно надевал. Таким образом, появлялось двойное видение: из физического тела я видел свое астральное тело, а из астрального — кровать в нескольких футах внизу. Не могу сейчас вспомнить, происходило ли мое двойное видение одновременно или нет; возможно, я видел из физического тела в один момент, а из астрального — в другой.

Позже, между пятью и шестью годами, мне часто приходилось парить над кроватью и над лестницей, ведущей из моей спальни на улицу. Паря над лестницей, я мог видеть керосиновую лампу, висящую под потолком. Эта лампа с абажуром из темно-синего стекла всегда привлекала мое внимание в нормальном состоянии благодаря своему красивому цвету. В состоянии астральной проекции я мог видеть фитиль внутри этой лампы. С пола, насколько я припоминаю, его увидеть было нельзя. Я мог выйти сквозь закрытую дверь на улицу и, поднявшись над домами, видеть крыши внизу и расположенную невдалеке школу. Не могу припомнить, чтобы я удалялся дальше; все остальное было спутанным кошмаром.

Испытуемый А описывает свое самое раннее внетелесное переживание следующим образом:

Когда мне было от трех до пяти лет, и меня укладывали в кровать, я часто чувствовал, как меня что-то поднимает. Это меня пугало, и я кричал, чтобы кто-нибудь подошел. Взрослые обычно говорили, что мне приснился кошмар, но я был уверен, что не спал.

В последнем случае нельзя исключать и возможность левитации — то есть того, что само физическое тело субъекта приподнялось над кроватью, — поскольку в дальнейшей жизни этому человеку, по-видимому, случалось производить психокинетические явления. Гипотеза «внетелесной» природы его переживаний тоже согласуется с данным описанием.

Став взрослыми, А и D пробовали вызывать внетелесные переживания сознательно. Оба они описывают подготовку к таким попыткам в основном как интенсивное сосредоточение на своей цели в течение, по крайней мере, предшествующего дня. Опыты испытуемого А обычно начинались с ощущения выхода сознания наружу из физического тела: например, как «провал сквозь кровать». А сознательные «проекции» испытуемого D еще раз иллюстрируют, насколько трудно провести грань между осознанными сновидениями и внетелесным опытом, поскольку по его словам, он просто «оказывался» в другой обстановке. Вот описание его первого опыта:

Свою первую попытку сознательной проекции я предпринял в возрасте около сорока пяти лет. Я читал «Питера Иббетсона» дю Морье. Главный персонаж этой новеллы встречался со своей подругой, используя астральную проекцию, чтобы выйти из тюремной камеры. Для этого он клал руки за голову, скрещивал ноги и представлял себе место встречи. Я провел целый день, концентрируясь на месте, куда хотел попасть той ночью. Конечно, в течение целого дня невозможно было не думать о чем-то еще, но я старался думать об этом как можно чаще. Когда я лег в кровать, то принял описанное положение и тут же обнаружил себя на улице, освещенной фонарями.

Моя голова была совершенно ясной. «Я хотел попасть не сюда», — подумал я и заинтересовался, не сон ли это. Я находился рядом с большим комплексом зданий — такие здания обычно имеют общий вход и сдаются под жилье. Я решил проверить реальность происходящего и вошел внутрь. На первом этаже никого не было, но двумя лестничными пролетами выше я увидел двоих беседующих мужчин. Я решил подойти к ним и посмотреть, что произойдет. Идя наверх, я чувствовал, как мои ноги совершают привычные движения, но при этом не ощущал самой лестницы. Когда я подошел к мужчинам, они продолжали разговаривать еще несколько секунд, затем один посмотрел в моем направлении, но его глаза были широко раскрыты, и он вскинул руки. Сразу после этого я проснулся снова в кровати.

Этот опыт отличается от стандартного осознанного сна в одном аспекте: испытуемый упоминает о двойных физических ощущениях. То есть, он испытывал давление подушки на свой затылок и другие ощущения, связанные с положением его тела в кровати, и в то же время имел переживания, свойственные «внетелесному» опыту. Обычно же сновидцы подчеркивают, что в состоянии осознанного сновидения у них нет никаких ощущений от физического тела.

В связи с внетелесными переживаниями как испытуемый А, так и испытуемый D упоминают недостаток ощущений веса или давления. Испытуемый А говорит по этому поводу:

Состояние тела напоминает состояние астронавта вне капсулы — это чувство невесомости.

Оба испытуемых описывают и другие подробности своих внетелесных переживаний, не встречавшиеся в отчетах об осознанных сновидениях. Например, обоим им казалось, будто они, подобно Оливеру Фоксу, проходят при ВТП сквозь стены. Почему-то никому из них не приходило в голову проделать то же самое в осознанном сновидении, но это не значит, что такое невозможно. Как и Фокс, оба испытуемых упоминают о каталепсии после некоторых внетелесных переживаний, чего не случалось после осознанных сновидений.

Испытуемый А часто упоминает полеты, но только в осознанных сновидениях; испытуемый D сообщает о многочисленных случаях полета в обычных сновидениях, но никогда — в осознанных. Их наблюдения в этой связи следующие:

Я летал во сне всю свою жизнь. Эти сны иногда настолько ярки, что в полубодрствующем состоянии я думал: «Ах! Наконец я снова могу делать то, что делал в детстве — летать по своему желанию. Я легко смогу продемонстрировать это и в будущем!» Эти сны не были осознанными. Их эмоциональный фон был эйфорическим — как при восстановлении утраченного мастерства.

Полеты во сне случались у меня не часто. Это было изумительное чувство абсолютной свободы! Возможно, несколько раз сновидения с полетами и не были осознанными, но в этих случаях они не оставляли у меня в памяти никаких впечатлений!

Испытуемый D не сообщает о ложных пробуждениях, но испытуемый А довольно часто упоминает ложные пробуждения 2-го типа.

В связи с вопросом об ЭСВ интересно привести по одному примеру вероятного ЭСВ во внетелесном состоянии для каждого из испытуемых:

Я жил за границей, а сын со своей женой — в Лондоне, в квартире, где я ни разу не был. Однажды я попытался совершить астральную проекцию в их квартиру. Я никогда не обсуждал с ними своих попыток посетить их, и они не имели оснований догадываться о подобных намерениях с моей стороны. После легкого поста на протяжении 24 часов я лег на кровать и сосредоточился. Через какое-то время тиканье часов стало на короткие промежутки времени «выпадать» из моего сознания, и в эти промежутки у меня появлялось ощущение падения. Наконец мне удалось полностью провалиться сквозь кровать, и я оказался в комнате, где мне было тяжело сосредотачивать внимание, словно в состоянии алкогольного опьянения. Все плавало и кружилось, и в этой путанице я едва мог разглядеть двоих передвигающихся людей. В это время в Лондоне мои сын и невестка проснулись от ощущения жара и странного возбуждения. Они встали и начали ходить по комнате, пытаясь справиться с тревожным чувством, будто в комнате есть кто-то еще. Время, когда это произошло, совпадало (с поправкой на часовой пояс) со временем попытки проекции (3 часа ночи). Так и не поняв, что происходит, сын утром послал мне телеграмму, спрашивая, предпринимал ли я что-либо предыдущей ночью. Я попросил его прислать подробное описание всех его переживаний, перед тем как рассказать о своем опыте с проекцией. Я смог частично описать квартиру, но достоверность этого описания невысока, поскольку многие из описанных мною вещей типичны для многих комнат!

Переживание испытуемого D носит скорее «ясновидческий», чем «телепатический» характер:

Однажды ночью я сосредоточился на том, чтобы посетить Брайтон. Я не был там с четырнадцати лет. Я оказался в городе, главной достопримечательностью которого был дворец, похожий на восточный. Это, конечно, мог быть Павильон. У меня не было сознательных воспоминаний об этом месте, хотя я, должно быть, видел его во время своего однодневного визита в детском возрасте. Я видел мост с арками из тонкого кирпича. Я парил на некотором расстоянии над землей, а затем снова обнаружил себя в отеле. Я стал напротив стены и оказался в ресторане. Похоже, меня никто не замечал. Чтобы привлечь внимание, я дотронулся до шеи женщины, после чего меня тут же выбросило невидимой силой. Следующее, что я помню, — две-три ветряные мельницы.

Вскоре после этого я встретил человека, жившего в Хоуве, и описал ему свое «путешествие». Он сообщил, что в том году совет промышленников построил в Брайтоне и Хоуве в качестве рекламного трюка несколько мельниц. Об этом я ничего не слышал и не знал.

 

ГЛАВА XXVII

ИСПЫТУЕМЫЕ В и С

Осознанные сновидения испытуемых В и С начались с интереса к отчетам предыдущих испытуемых. Оба они отмечают, что изучение литературы об осознанных сновидениях помогло им самим получить этот опыт.

Оба испытуемых сообщают о ложных пробуждениях 1-го типа, а испытуемый В имел также ложные пробуждения 2-го типа. Однако ни у одного из них не было внетелесных переживаний.

Испытуемый В никогда не летал в обычных сновидениях, но освоил это искусство в осознанных. Испытуемый С летал (или, как он выражается, «скользил») в обычных сновидениях, но не имел успеха в этом в осознанных сновидениях.

Испытуемого С особенно поразил факт, что в осознанных сновидениях у него совершенно не было ощущений из внешнего мира. «Это совершенно противоречило моим первоначальным ожиданиям», — говорит он. Кроме того, также вопреки его ожиданиям, не было никакой опасности, связанной с пробуждением. Напротив, об одном сновидении он сообщает:

Попытка удержать осознанность подобна попытке сохранять бодрствующее состояние, когда ужасно хочется спать: ты начинаешь делать вид, что все еще бодрствуешь (т. е. осознанно сновидишь), хотя на самом деле дороги назад уже нет.

Испытуемый С приводит в этой связи пример сна с довольно низкой степенью осознанности:

В определенном месте сна наступила осознанность. Я хотел сохранить ее и пытался для этого вспомнить, что же именно я должен вспомнить, но это было подобно попытке воспользоваться инструкцией по технике безопасности при аварии: либо не хватает времени, либо об этом просто забываешь.

Это описание напоминает сон испытуемого В, где ему было трудно удержать осознанность, и из-за этого не хватало времени, чтобы осуществить задуманное.

Нижеследующий пример начала осознанного сновидения у испытуемого С показывает, что предшествующий, обычный, сон можно затем правильно вспомнить в последующем осознанном:

Я увидел заваленную письмами полку и стал их просматривать, чтобы увидеть, есть ли что-нибудь для меня. Но эта сцена что-то мне напоминала, и вдруг, в приливе радости, мне стало ясно, что это потому, что я вижу сон, похожий на тот, что снился мне перед этим! Другими словами, я вспомнил предыдущий, обычный, сон, в котором нашел много адресованных мне писем на той же самой полке.

Случилось так, что испытуемый С рассказал об этом предыдущем сне с полкой писем другому человеку до того, как увидел осознанный сон, и последний смог это подтвердить.