1

Джулия изворачивается на кровати, пока голова не становится вровень с попой, вытягивает прямые ноги в воздух и мягко облокачивается ими об изголовье.

– Знаешь, видок у тебя идиотский, – фыркает Марк, выходя из спальни, чтобы взять в ванной туалетной бумаги.

Такая у них договоренность: пусть мокрое пятно будет на ее стороне кровати, но зато Марку потом убирать. Она соглашается на это лишь по одной причине: она взволнованна, она в восторге, она поражена, что Марк вообще согласился завести ребенка.

Точнее, она была взволнованна. Девять месяцев назад. Девять месяцев назад, когда она впервые завела разговор на эту тему и сказала ему, что дошла до отчаяния, как хочет ребенка, ведь в тридцать три года часы неумолимо тикают; что ее мать долго не могла зачать ее, ей это удалось только через два с половиной года. Насчет последнего она приврала, конечно: ее мать забеременела в первую же брачную ночь. Но это был решающий аргумент, и Джулия, наконец, добилась желаемого.

Она наблюдает за Марком: он возвращается из ванной. Высокий, широкоплечий, с зелеными глазами и каштановыми волосами… у них будут чудесные детки. У их детей будут ямочки на щеках, как у Джулии, и глаза Марка. Волосы Джулии и фигура Марка. Нежность и спокойствие Марка, и упорство и горячность Джулии.

У них будут замечательные дети, если вообще будут, конечно.

Девять месяцев.

Злая ирония, не так ли?

Если бы в тот раз, когда они впервые решили оставить презервативы в ящике прикроватного столика, им повезло, сейчас у них уже был бы малыш. Точнее, у Джулии родился бы ребенок в следующий четверг. Четверг, тридцатое января.

Мальчик, или девочка, или «Мой детеныш», как окрестила Джулия новую жизнь, которая еще даже не росла в ней, мог бы быть Водолеем. В книге «Тайна дня рождения» говорилось, что ребенок, появившийся на свет тридцатого января, рожден лидером. Эти люди наделены великим талантом руководить, развлекать, обучать, объяснять и доносить свои идеи до других.

Малыш Джулии родился бы в один день с Франклином Делано Рузвельтом, Ванессой Редгрейв, Джином Хэкменом и еще целой кучей не менее знаменитых личностей, о которых не хочется упоминать.

Но Фрэнклин Делано Рузвельт? Что ж. Можно только воображать, о чем думает Джулия. В ту первую ночь она лежала в кровати часами, с широко раскрытыми глазами, и думала о своем сыне, будущем премьер-министре, или дочери, будущем генеральном секретаре ООН. Не то чтобы она уже все распланировала, но в самом деле, если подумать, о более удачном расположении звезд нельзя и мечтать.

Хорошо, если ее детеныш не унаследует тягу Марка к резким сменам настроения (Марк по гороскопу Рак) или ее Рыбью сентиментальность, тоже сомнительное качество. Если верить гороскопу Линды Гудман, мальчики и девочки Водолеи могут быть «внешне спокойными, милыми и покорными, но северный ветер внезапно переворачивает их с ног на голову».

«У детей февраля есть мечта, и они сделают все для ее исполнения, а потом обретут новую мечту», – заявляет Линда.

«Ваше маленькое дитя Урана – не обычный человек». Еще бы. «Он гуманитарий. Любит людей. Представляете, какая это редкость? Мы вступаем в эру Водолея, его мудрость и свобода от предрассудков ведет нас вперед. Мальчики и девочки, рожденные под знаком Водолея, избраны судьбой, что бы выполнить обещания завтрашнего дня».

В любом случае предсказание не из худших. Тем более обидно, что ребенок Джулии решил так и не появиться на свет.

Первые пару месяцев все было еще ничего. Обидно стало, когда Сэм, лучшая подруга Джулии, забеременела, даже не прилагая усилий. Разумеется, Джулия была за нее рада, счастлива, ее восторгу не было предела, но почему-то это заставило ее занервничать, усилило напряжение, и вдруг Джулия поняла, что это уже не развлечение, а самое что ни на есть важное дело. Впервые в жизни у нее что-то не получалось.

Джулия всегда была золотой девочкой. В университете, на первой работе по стажерской программе для выпускников на Лондонском Дневном Телевидении. Должно быть, кто-то там, наверху, к ней благоволил, потому что вскоре ее перевели в редакцию более рейтинговой программы, и сейчас она выпускала популярное вечернее ток-шоу.

Она обедает вместе с директором развлекательных программ. Он пробует вилкой ее курицу – жест, предполагающий равенство и интимность. И возможно, что-то большее, но ее это не интересует. Глава информационного отдела – к ее неустанному удивлению – звонит Джулии, чтобы пожаловаться на неудачи в личной жизни. После работы они сидят в баре, а журналисты пытаются втереться к ним в доверие, покупая выпивку и скармливая им офисные сплетни.

Разумеется, Джулии не на что жаловаться. Все именно так о ней и отзываются: хотели бы мы оказаться на ее месте.

У нее всегда было то, чего желали другие. Начиная от блестящих темных волос – ее самое заметное достоинство – и заканчивая изящными ножками в усыпанных стразами туфельках или сексуальных босоножках с острыми носами; от блестящей карьеры – ее регулярно включают в списки журналов вроде «Звезды телевидения» – до большого хэмпстедского дома в викторианском стиле (на самом деле ее дом находится в Госпел Оак, но, учитывая, что он стоит практически на самом верху Хита, а все агенты по недвижимости считают этот участок частью Хэмпстеда, Джулия делает то же самое). Но самое главное – у нее есть Марк.

С Марком Джулия познакомилась четыре года на зад. Он был юристом в компании, и, проработав в офисе около шести месяцев, успел прослыть сердцеедом. Джулия не имела об этом ни малейшего понятия, что делает ей честь. В то время она впуталась в отношения с одним из тех кошмарных мужиков с тяжелым характером, которые притворяются, будто влюблены в вас, но на самом деле слишком увлечены своей жизнью и друзьями, чтобы уделять вам достаточно времени.

Пожалуй, сказать, что она не имела никакого понятия о Марке, было бы неправдой. Краем глаза она заметила нового юриста, при виде которого трепетали сердца; краем уха слышала, как ее коллеги-аналитики женского пола то и дело бросаются наверх, чтобы «легально заверить» какие-то бумаги, хотя, по ее мнению, было очевидно, что в бумагах все вполне легально; и даже хотя она была знакома с Марком и даже с ним разговаривала, она не воспринимала его как мужчину.

А потом, как-то раз во время ланча он подошел и остановился у столика Джулии. На его подносе, рискуя соскользнуть, стояла тарелка, через край наполненная спагетти, и он спросил, нельзя ли сесть рядом. В тот день она была мрачнее тучи: наконец-то поняла, что кошмарный мужик с тяжелым характером слишком кошмарен и тяжел даже для нее. Но прошла всего минута в обществе Марка, и она уже улыбалась. В первый раз за прошедшие несколько недель.

Джулия так и не позвонила Мужику с Кошмарным Характером, чтобы сообщить ему, что все кончено. Но и он ей тоже не позвонил. Прошло уже четыре года, но она до сих пор испытывает искушение позвонить и сказать, что у них ничего не получится, – так, для смеха. На самом деле она бы никогда ничего подобно го не сделала.

Какое-то время они были друзьями: Джулия и Марк. Она постоянно работала, собирая материал для документального фильма из жизни женщин, переживших пластические операции. Марк тогда работал младшим юристом. Он делал вид, что тоже задерживается допоздна, а потом заходил в ее кабинет и уговаривал перекусить после работы.

Но, хотя остальные считали Марка очаровашкой, он попросту был не в ее вкусе. Даже сейчас Джулия не до конца уверена, что он в ее вкусе. Она говорит, что он ей просто нравится. Потому что отнесся к ней по-доброму, хорошо с ней обращался и потому что он такой милый парень. И возможно, – есть всего лишь маленькая вероятность, – потому что тогда еще не оправилась после разрыва с Кошмарным Мужиком. Но единственным человеком, которому она в этом призналась, была Сэм.

Если бы все это было правдой, как они могли прожить вместе четыре года?

Как?

Они всё еще вместе работают, и все до сих пор его обожают. Журналистки, как и полицейские, с каждым годом становятся все моложе и моложе, но, как и раньше, собираются взволнованным кружком, когда он проходит мимо, или семенят по коридору к его кабинету, – бесконечный поток пышных светловолосых цыпочек, – отчаянно пытаясь произвести впечатление. Глядя на это, Джулия лишь улыбается. Это всегда вызывало у нее улыбку. К счастью, она не ревнивая и не подозрительная.

Говорят, что те, за кем нужен глаз да глаз, как раз и есть самые спокойные. Именно они реже всего впутываются в интрижки, которые заканчиваются любовными романами. Иногда Джулии кажется, что Марк – как раз такой случай. Но правда в том, что по большому счету ей на это наплевать. Если бы Марк завел интрижку, она не уверена, что даже стала бы с этим разбираться. Может, и стала бы. А может, у нее появился бы предлог порвать с ним.

Не то чтобы она была несчастлива. Но и счастливицей ее тоже не назовешь. Она просто существует. Последние пару лет Джулии кажется, будто она прожила всю свою жизнь лежа на облаке апатии, и никак не разобрать, в чем же проблема. Все твердят, что она – самая счастливая девушка в мире, и Марк делает и всегда делал для нее все. Хотя теперь, когда они сидят на диване и смотрят телевизор, ненароком поймав его взгляд, она в шоке узнает себя: Марк тоже в коме! Если это так, какой смысл в отношениях?

Если и есть какой-то смысл – так это ребенок, решила Джулия девять месяцев назад, когда оцепенение грозило заглотить ее целиком. Пусть она не совсем счастлива с Марком. Пусть они больше не заставляют друг друга смеяться, даже почти не разговаривают – только ругаются. Но и это у них плохо получается, потому что Марк – мягкая, неконфликтная натура. Ведь есть же в Марке что-то, за что она его полюбила.

Ей нравится то, что из него получится чудесный муж. Невероятно заботливый отец. Он предан, достоин доверия и никогда не изменит. Обожает чужих детей (хотя сам всегда говорил, что не готов завести своих. Не в ближайшее время. По крайней мере, не сейчас). Он рос с тремя братьями и сестрой. Его родители до сих пор женаты. И счастливы. Они сидят на диване и обнимаются, как парочка тинэйджеров.

– Слишком хорош, чтобы быть правдой, – решительно отрезала Сэм после того, как впервые с ним встретилась.

Он сразил ее наповал своим обаянием.

– Думаешь? – безразлично ответила Джулия.

За ней ухаживает герой, ради которого коллеги убить готовы, а ее он не особенно-то и интересует.

– Слишком Хорош, Чтобы Быть Правдой, И Влюблен В Тебя, – так Сэм и сказала.

Как диагноз. Как утверждение, не поддающееся никаким сомнениям. Краткий и простой жизненный факт.

Джулия повела плечами, но Сэм продолжала.

– Не упусти его, – предупредила она, и Джулия приняла ее слова близко к сердцу.

В конце концов, Сэм была экспертом. Она уже нашла Криса, за которого собиралась замуж, и, когда сказала Джулии, что Марк – сокровище, та послушалась и больше его не отпускала.

Он на самом деле сокровище. Сэм оказалась права. Глядя, как каждый вечер он моет посуду, насвистывая, возвращается домой с покупками, Джулия понимает, что он заслуживает лучшего. И ей кажется, что и она заслуживает лучшего.

Они нашли способ жить бок о бок и при этом практически не общаться. Раньше, в самом начале, ей даже казалось забавным, насколько они разные. Они смеялись над этим и говорили, как же им повезло, что противоположности притягиваются. Но даже тогда Джулия не была в этом уверена.

Всем своим друзьям они говорили, что секрет их отношений как раз в том, что они такие разные. Им никогда не станет скучно, потому что у каждого есть собственные интересы. Только теперь Джулия видит пропасть, которая всегда их разделяла, но которую трудно было разглядеть с самого начала.

Марк – домосед. Джулию же дома силком не удержишь. Он любит свою семью, близких друзей и Джулию. Ей по душе, когда ее окружают люди, незнакомцы, кто угодно – чем больше народу, тем веселее. Марку нравится хозяйничать по дому и возиться в саду, истинное счастье для него – супермаркет «Все для дома». Стихия Джулии – шумные бары, болтовня за парочкой коктейлей «Космополитен». Марка накрыл бы приступ паники, если бы у него кончилось средство от слизней. У Джулии приступы паники, если не работает мобильник.

Когда они познакомились, он снимал маленькую квартирку в Финсбери Парк; у нее был крошечный захламленный домик с террасой неподалеку от Килберн-Хай-Роуд. Ни один из них не мог вспомнить, как это случилось, но через пару месяцев после знакомства Марк переехал к Джулии.

И сначала Джулии это понравилось. Она жила одна с тех пор, как закончила университет, и внезапно появился кто-то, с кем можно было поговорить, кто-то, кто готов выслушать ее, если у нее выдался плохой или, наоборот – хороший день.

Марк сразу же взял на себя роль домохозяйки, шеф-повара, организатора. Гора нераспечатанных конвертов в прихожей исчезла за одну ночь. Марк разобрался с проблемами. Взрослыми проблемами, до которых у Джулии никогда не доходили руки. Починил протекающий душ в ванной – она уже смирилась было с этой раздражающей мелочью. Превратил заваленный щебнем дворик в террасу. Он преобразил ее маленький домик в Дом. Спустя год им обоим стало тесно, и он купил большой дом в конце улицы – тогда это был определенно район Госпел Оак.

И теперь они слоняются по этому огромному дому – слишком, слишком большому для Джулии. Ей нравился ее маленький домик с крошечными комнатушками. А в этом доме ей никогда не было уютно, она не ощущала его своим.

Марку же, напротив, сразу здесь понравилось. Поскольку Джулии казалось, что ей все равно, где жить, лишь бы Марк был счастлив, она согласилась, хотя теперь поняла, что ее всегда пугали огромные комнаты, высоченные потолки, французские окна во всю стену.

Они встречаются на кухне – это единственное место, которое на самом деле по душе Джулии. И только кухня изредка становится свидетелем их смеха. Разговоров. Общения.

Ведь иногда они чудесно проводят время. И Марк, и Джулия все еще цепляются друг за друга, надеясь, что в их силах вернуть то волшебство, которое мелькало между ними в самом начале.

Поэтому Марк и согласился завести ребенка. Джулия знала: он не в восторге от этой идеи, он еще не готов. Но ей почему-то казалось, что ребенок – их последний шанс. Разумеется, несправедливо использовать детей, пытаясь заклеить трещины в отношениях. Но Джулия убеждена, что изменится, если у них появится ребенок. Тогда она успокоится. Будет счастлива. Они станут семьей.

Девять месяцев назад казалось, что это будет легко. Через девять месяцев они поняли, что все не так просто, и неспособность сделать что-то естественное, что-то, что у других людей получается безо всяких усилий, кажется, все сильнее отдаляет их друг от друга.

Сначала они пытались это обсуждать. Нерешительно. Нервничая. Ни Марку, ни Джулии не хотелось признаваться, что проблема существует, хотя на данном этапе они и не верили, что она существует. Тогда они все еще занимались сексом спонтанно. Занимались любовью, не сверяясь с табличкой, не измеряя температуру, и не лежали, как Джулия сейчас, с перпендикулярно поднятыми к груди ногами, чтобы спермотозоиды как можно быстрее, безо всяких усилий, нашли дорогу к ее гостеприимной – будем надеяться, что гостеприимной, – яйцеклетке.

Раньше после занятий любовью они каждый раз лежали в кровати и гадали: удалось ли зачать малыша? Сэм утверждала, что она сразу поняла. Сэм сказала, что она поняла в тот самый момент, когда это произошло. Но другие, с кем она разговаривала, говорили, что это полный бред, что ничего не меняется, и они начали подозревать о беременности, только когда месячные стали задерживаться.

А Джулия расспросила кучу народа. Кучу, кучу, кучу, потому что зачатие ребенка превратилось в одержимость, удачное завершение этого дела – в миссию всей ее жизни. Пытаясь узнать, как достичь желаемого, она с радостью расспрашивала друзей своих друзей, коллег, с которыми редко пересекалась, и даже совершенно незнакомых людей.

Легче всего разговаривать с незнакомцами, задавая вопросы на самые интимные темы (к счастью, молодые мамы сами рады поделиться, ведь скрытность и интимность, очевидно, на каком-то этапе удаляются из их организма – где-то на родильном столе). Намного труднее находиться среди хорошо знакомых людей, у которых есть дети.

Глупая. Эгоистичная. Зацикленная на самой себе. Джулия испытывает все эти чувства, и вместе с тем знает, что не в силах совладать с ними. Не в силах побороть боль, которая охватывает ее при взгляде на драгоценных детишек.

В истинных эмоциях Джулия призналась лишь Сэм: она завидует и злится на других за то, что они могут иметь детей. Не на чужих людей: она может спокойно находиться среди незнакомцев и их детей. Но друзья? Члены семьи? Иногда Джулия лопается от ненависти и злобы. Яростной ненависти. Иногда она теряет дар речи. Ее переполняет злоба, и она боится, что вот-вот хлынут наружу потоки ругательств.

Не стоит осуждать Джулию за это. Она не злой человек. Она всего лишь женщина, переполняемая завистью и обидой.

Она ненавидит себя за то, что намеренно избегает встречаться с людьми, у которых есть дети. Избегает семейных вечеринок, потому что у сестры ее зятя десятимесячная дочка по имени Джессика. Последний раз она видела Джессику, когда той было три месяца. Тогда Джулия еще не знала, что может возникнуть проблема, когда она сама решит завести малыша.

Взяв девочку на руки, Джулия ощутила, как сердце наполняется радостью. Но теперь она уже не сможет обнять ребенка. Не сможет смотреть на счастливых родителей, потому что завидует им. Время, молится она. Это всего лишь вопрос времени, рано или поздно она забеременеет, и у нее будет собственный ребенок.

Когда-то, очень давно, Джулия сделала аборт. Долгие годы она не вспоминала об этом. Но в последнее время стала ловить себя на мысли, что думает об этом постоянно. И чаще всего приходит в голову, что с ней все в порядке. Ведь одна беременность уже была. Она не виновата. А если она здесь ни при чем, кто же вино ват?

Джулия пытается не задумываться над этим, пугаясь того, куда могут привести мысли.

И все равно она останавливает молодых мам на улице и просит совета. И пробует все старинные рецепты, по очереди, в попытке забеременеть.

Последний фокус – эта поза, ноги кверху. Этому ее научила женщина с детской площадки. Еще одно местечко, куда Джулия в последнее время зачастила, со слезами на глазах разглядывая пухлых маленьких карапузов, переваливающихся с ноги на ногу, которые набивают рты песком из песочницы, в то время как их мамы слишком увлечены болтовней и не замечают этого. Сидя на скамейке, Джулия думает, так, на всякий случай, что она-то не упустит своего малыша из виду. Так, на всякий случай, она будет идеальной матерью.

Рядом с ней сидит женщина, у которой четверо детей, и все дело в этой уловке: ноги вверх на пять минут, и ни на секунду меньше. Джулии не верится, что всего за пять минут сперматозоиды способны достичь своей цели, поэтому она приноровилась лежать так целый час, перечитывая книжку о том, как забеременеть. А Марк тихонько похрапывает рядом…

Креативная визуализация. Еще один способ. Время от времени она кладет книгу на кровать, закрывает глаза и представляет эти сперматозоиды: вот они прокладывают себе дорогу сквозь фаллопиевы трубы навстречу яйцеклетке. И иногда мысль настолько сильна, что ей кажется, будто она чувствует, как это на самом деле происходит.

Если подумать, вдруг это происходит прямо сейчас? Возможно ли это? Вдруг? Умоляю тебя, Господи, молит она, пусть это произойдет. Прошу тебя, Боже, сделай так, чтобы я забеременела. Пусть во мне зародится Новая Жизнь, пока я лежу здесь с крепко зажмуренными глазами!

Если вам интересно, скажу, что Джулия не ходила к врачу или к специалисту по лечению бесплодия. Боже, только не это, сказала бы она. Пока еще не ходила. Она оптимистично говорит себе, что прошло всего девять месяцев, а это не так уж долго.

И сегодня, когда она практикует Креативную визуализацию, задрав ноги кверху, она готова поклясться, что ощущает, как ЭТО происходит. Нет, она не уверена на сто процентов, но на этот раз ей кажется, что, возможно, у них все получилось.

 

2

Вообще-то, Джулия должна была бы избегать видеться с Сэм, Сэм с ее растущим животом, которая теперь может думать только о рождении ребенка, схватках и шоколадном мороженом с зелеными оливками и тигровыми креветками. Но почему-то Сэм не вызывает у нее неприязни, ведь она так любит подругу.

Но Сэм всего лишь беременна. У нее еще нет ребенка, которого Джулия так отчаянно желает, и, хотя после рождения малыша Сэм Джулии не хотелось бы исчезать из ее жизни, она ничего не может пообещать.

По дороге Джулия заехала в Пиццу-Хат. Две большие пиццы пепперони с дополнительной порцией оливок и креветок, на радость Сэм. Как Джулия и ожидала, подруга садится и вынимает начинку, потом смешивает ее с мороженым из морозильника и выбрасывает хрустящую корочку пиццы, в то время как Джулия корчится от отвращения.

– Могло быть намного хуже, – произносит Сэм с полным ртом тошнотворной смеси. – Подумай о том, чего хочется беременным. Я могла бы ползать на четвереньках в саду и есть землю.

– Для начала, почему тебе кажется, что твое блюдо съедобно? – отваживается возразить Джулия. – К тому же весь этот бред – всего лишь городская легенда. Беременные же не делают этого.

Как всегда, Сэм улыбается.

– Еще как делают. И еще едят уголь. Вместо Пиццы-Хат послала бы тебя сейчас в гараж за громадными мешками угля. Извращенный аппетит, геофагия, разновидность нехватки железа. Вот что самое интересное. Когда ты беременна, организм всегда сообщает тебе, чего ему не хватает.

– И что же сообщает тебе твой организм, когда ты поглощаешь шоколадное мороженое с оливками и креветками?

Сэм набивает рот еще горстью смеси.

– Наверное, это значит, что мне нужно потолстеть, – и при этих словах они покатываются со смеху.

Сэм всегда была пампушечкой. Копна золотистых кудряшек, тонкая талия, бедра и попа, которые вдохновили бы Рубенса. Но больше всего Джулии нравится Сэм за любовь к себе. Она ни на мгновение не сомневается в собственной неотразимости, не то, что другие женщины, к жалобам которых мы привыкли в наш век тощих моделей. Сэм никогда и никому не задаст вопрос: «Я толстая?», никогда не скажет, что эта юбка ее полнит, а каблуки удлиняют ноги.

Сэм нравится быть пышкой и нравится быть беременной – больше, чем кому-либо из знакомых Джулии. Первое, что Сэм сделала, когда обнаружила, что ждет малыша, – выбежала на улицу и купила книгу «Что делать, если вы ждете младенца». Второе, что она сделала, – вырвала главу «Диеты для беременных».

– Проклятые американцы, – произнесла она, вырывая страницу за страницей, с наслаждением комкая их и швыряя в мусорную корзину в углу. – Помешаны на диетах. Господи, единственный раз в жизни можно есть все, что только ни пожелаешь, так пропади все пропадом. Что касается запрета набирать больше двадцати восьми фунтов… По-моему, я их набрала уже за первые двенадцать недель.

– Так выкладывай, сколько ты сейчас весишь? – спросила Джулия.

– Понятия не имею. С четвертой недели не взвешиваюсь. Какая разница?

Теперь Сэм почти превратилась в шарик. Она переваливается, как колобок, но не заваливается набок. И все еще выглядит потрясающе. Сэм – одна из тех счастливиц, кто во время беременности не страдает от пигментных пятен и выпадения волос. У нее гладкая чистая кожа, густые волосы, блестящие и растущие не по дням, а по часам.

– Думаете, мне повезло? – сказала она пару педель назад, когда какая-то женщина в очереди к гинекологу в больнице сделала ей комплимент по поводу чудесных волос и сказала, какая она счастливая, что они так быстро растут.

– Они так же быстро растут не только на голове, но и в других местах, – ответила Сэм, закатив глаза. – На ногах у меня джунгли, и я делаю эпиляцию только тогда, когда иду на прием, потому что не хочу, чтобы акушерки сплетничали. А видели бы вы мою бороду…

Сэм – не натуральная блондинка. Поэтому заявляет: если бы ее выкинули на необитаемом острове примерно на месяц, любой корабль просто поплыл бы дальше своей дорогой, и не догадываясь, что горилла, которая размахивает руками под пальмами, – на самом деле Сэм.

Но ее бороду так никто никогда и не видел.

– Смотри, смотри, – постоянно твердит она Джулии, вытягивая шею и тыча пальцем в воображаемые поросли.

– Я ничего не вижу.

– Хорошо, тогда потрогай, – она хватает Джулию за палец и поглаживает под подбородком, и тут Джулии ничего не остается, как признать, что она чувствует легчайший, но совсем мягкий пушок.

– Единственное, за что я ненавижу беременность, – вздыхает Сэм. – Проклятые волосы.

– А геморрой? – выстреливает Джулия со злобной ухмылкой.

– О, дерьмо. Неужели я тебе говорила? – Джулия кивает, и вид у Сэм становится смущенный. – Не так уж это меня и беспокоит, – говорит она. – Иду в «Бутс» и покупаю анусол оптом, говорю, что для моего мужа.

– Крис, наверное, никогда туда не ходит.

– Только по субботам, а там в выходные другие продавцы, и никто не спрашивает у него, как геморрой.

– Да, но, Сэм, геморрой для беременных – обычное дело, тут нечего стыдиться.

– Нет, есть чего. Это стыдно и чешется.

– Хорошо, хорошо. Без подробностей, пожалуйста, благодарю. Расскажи о работе.

Сэм – художник-дизайнер. Возможно, вы вовремя покупаете банки с супом, которые она разрисовала. Со стороны кажется, что дизайнер – захватывающая работа, но Сэм считает ее скучной и однообразной и совершенно не творческой, по крайней мере, не для такого таланта, как она.

Во всем, что не касается работы, она испытывает вдохновение. Видите эти подушки на диване? Это она сделала. Красивые простые шторы с аппликацией из крошечных листьев по нижнему краю? Работа Сэм.

Потрясающие картины маслом в стиле Ретро, что висят вдоль стен в коридоре? Опять она.

Она бы никогда в этом не призналась, но, так же как Джулии нужен ребенок, чтобы наладить отношения с Марком, Сэм нужен был предлог, чтобы уйти с работы, и, кроме того, ей хотелось доказать, что она станет лучшей матерью, чем ее мать, которой никогда не было рядом в нужный момент.

Сэм и Джулия уже тысячу раз говорили о детях. О том, как здорово было бы иметь детей одного возраста. Но Сэм не ожидала, что все произойдет так скоро – так же, как и Джулия не ожидала, что придется так долго ждать.

В их банде был и третий участник. Белла. Говорят, трое – уже толпа, но к ним это никогда не относилось. Может, помогло то, что Сэм и Джулия дружили раньше, до того, как на горизонте появилась Белла, но между ними никогда не было мелочной ревности, которую часто считают спутником треугольников.

Джулия и Сэм познакомились на вечеринке сто лет назад. Джулия заметила, как Сэм увеличила громкость и принялась танцевать посреди комнаты, в то время как все остальные стояли вокруг и болтали, краем глаза наблюдая за ней. Им тоже хотелось танцевать, но не хватало смелости.

Сэм увидела, что Джулия на нее смотрит, подошла, с улыбкой взяла ее за руку, и Джулия тоже начала танцевать. Внезапно ей стало все равно, что это одна из тех пижонских вечеринок, где не принято расслабляться и веселиться на всю катушку. Ей стало все равно, что по этикету полагалось стоять, потягивать вино и вести светские беседы. Несмотря на то, что Сэм и Джулия видели друг друга первый раз в жизни, они размахивали руками, виляли бедрами и изображали движение вытянутым пальцем, как в «Лихорадке субботнего вечера».

Часа через два они рухнули на диван, и до конца вечера больше уже не пошевелились, только разговаривали обо всем подряд, делились тем, что происходит в их жизни. В конце вечеринки они обменялись телефонами, и на следующий день Сэм позвонила и предложила снова пойти потанцевать. Первые ростки дружбы пробились сквозь почву.

Через несколько лет на Лондонском Дневном Телевидении появилась Белла. Белла и Джулия работали аналитиками для программы новостей и почти моментально нашли общий язык. Я говорю «почти», потому что, когда Джулия ее впервые увидела, она не была так уверена. На вид Белле можно было бы дать и двадцать четыре, и тридцать. Вообще-то она всегда говорила, что на самом деле ей тридцать пять, но даже когда ей было шестнадцать, ей часто давали больше своих лет.

Короче говоря, Белла была способна вывести из равновесия даже самых уверенных в себе людей… И только когда они отправились в Лидс, чтобы взять интервью кое у кого для программы, они сдружились.

Какое-то время Джулия общалась с ними по отдельности. С Сэм они ходили по клубам, в модные бары, на дикие вечеринки, а стихией Беллы были роскошные рестораны, вычурные торжественные приемы, изредка – даже партия в теннис, сыгранная из рук вон плохо.

Белла и Сэм были знакомы. Иногда их дорожки пересекались – у Джулии дома, например, – и, хотя они не испытывали друг к другу антипатии, особой симпатии тоже не наблюдалось. Лишь когда Белла познакомилась с Полом, лучшим другом тогдашнего бой-френда Сэм, и влюбилась в него, они стали сближаться, но Джулия все еще оставалась связующим звеном.

С тех пор Белла далеко продвинулась. В буквальном и переносном смысле. Два года назад ей предложили работу в Нью-Йорке: продюсером национального утреннего шоу, и, естественно, она не могла отказаться. Она была так занята, что ей не хватило даже времени устроить прощальную вечеринку, и теперь Джулия считает за благословение, если она чаще, чем раз в месяц отвечает на голосовую почту.

В те редкие случаи, когда им, наконец, удается поговорить, Белла ведет себя так, будто у нее случился прорыв. После того как Пол разбил ей сердце, она поклялась не иметь серьезных отношений и самозабвенно бросилась с пучину романтических свиданий с нью-йоркскими холостяками, поражая своих друзей рассказами о бесчисленных мужчинах. Что само по себе удивительно – по мнению Сэм, потому что она всегда считала, что девяносто процентов манхэттенских холостяков – геи. Но очевидно, если верить Белле, это не так.

Белла снимает квартирку размером едва ли не с обувную коробку за баснословные деньги в супер-престижном здании на перекрестке семьдесят пятой улицы и второй авеню. Вторая авеню, конечно, не пятая, смеется Белла, но все же район Верхнего Ист-Сайда, а в Нью-Йорке адрес – это все.

Белла с легкостью влилась в манхэттенскую жизнь. Каждое утро до работы она ходит в спортивный клуб – по мнению Джулии и Сэм, полный бред, учитывая, что раньше только Белла могла подвигнуться на редкую партию в теннис, и то дрянную. Но даже тогда это было всего лишь оправданием, чтобы обменяться сплетнями, одновременно ощущая себя самой добродетелью.

Белла всегда прекрасно приспосабливалась, внимая поговорке: в чужой монастырь со своим уставом… Еженедельный маникюр, обеды у Бергдорфа и дефиле вниз по Мэдисон-авеню в смертельных шпильках высотой с небоскреб теперь стали для нее второй натурой.

Она редко приезжает домой. В последний мимолетный набег Сэм и Джулия едва ее узнали. Они договорились встретиться в лобби отеля «Сандерсон», и прошли мимо стройной девушки в черном, лицо которой было скрыто под огромными очками в стиле Джеки О.

Больше всего Белла обожает работу. Она испытывает к своему шоу настоящую страсть, ей нравится, как работают американцы, и она души не чает в своих коллегах. (В буквальном смысле – раньше она какое-то время встречалась с одним из больших боссов на телеканале, но он был женат. И это уже совсем другая история. Вообще-то, об этом даже можно было бы написать целую книгу).

Шоу можно смотреть и у нас, если, конечно, вам повезло и у вас есть спутниковая антенна. Программа выходит каждый день, в два часа дня, и Джулии даже удается посмотреть ее, если она болеет или работает дома, что в последнее время случается все чаще. Желание иметь ребенка отодвигает карьеру на второй план.

Итак, Белла. Белла, которая мечтает встретить идеального мужчину, но не верит, что он существует на свете. Белла, которая не испытывает ни малейшего желания завести ребенка. По крайней мере, сейчас. Белла, которая искренне счастлива. По крайней мере, так она говорит.

Но Джулию тоже все считают счастливой. Кто знает, что происходит за закрытыми дверями?

– Работа – такая же скукотища, как обычно, – говорит Сэм, с большим трудом поднимаясь с дивана, чтобы отнести на кухню пустые коробки из-под пиццы.

Джулия раздумывает, не предложить ли ей помочь, но удерживается, зная, как Сэм всегда обижается.

– Я беременна, – скажет она, – я же не инвалид какой-нибудь.

Боже упаси, если кто-нибудь не уступит ей место в метро в час пик.

– Эй! – кричит она, как можно дальше выпячивая живот и глядя прямо в глаза какому-нибудь бизнесмену, который сидит себе спокойно. – Вы что, не видите, что я на восьмом месяце? – и ей всегда уступают.

Кстати, она не на восьмом месяце. На пятом. Но выглядит так, как будто на восьмом. Особенно когда выпятит живот.

– Не могу говорить о работе, – она возвращается, пыхтя и ворча после трехминутной прогулки. – Не могу дождаться, когда, наконец, уволюсь из этой проклятой конторы. Крис думает, что я вернусь на работу спустя четыре месяца декретного отпуска, но я ни как не решаюсь сказать ему, что у меня другие планы. А у тебя как дела? Есть новости на фронте беременности?

– Еще слишком рано загадывать. Через две недели будет видно.

– Вы, наверное, занимаетесь этим, как кролики, ведь сейчас самый пик брачного сезона.

– Вообще-то, нет. Мы стараемся заниматься сексом через день, потому что, очевидно, если делать это каждый день, сперматозоиды слабеют, и нужно дать им отдохнуть. Я где-то слышала, что самый важный день – тринадцатый, то есть позавчера, а позавчера мы этим занимались, поэтому теперь остается только ждать.

– Боже. Секс. Я все еще помню, что это такое.

– Сэм! Ты всего лишь на пятом месяце! Что значит, я еще помню, что это такое? Тебе все еще можно заниматься сексом, ради всего святого!

– Джулия, мне не просто не хочется заниматься сексом. Я теперь даже его запах не переношу.

– Что?

Сэм вздыхает.

– Я не вру. Он поворачивается набок тридцать раз за ночь, и каждый раз, когда он это делает, я просыпаюсь, чувствую запах его дыхания, и мне хочется блевануть.

– И что ты делаешь?

– Шиплю на него, чтобы он перевернулся, и обычно он автоматически слушается и даже не просыпается при этом.

– А если просыпается?

– Тогда начинает орать на меня, а я начинаю плакать. Что до меня, заняться сексом сейчас было бы равносильно смерти. Думаю, все дело в гормонах. Крис был в жутком восторге, ведь большинство наших беременных знакомых стали как мартовские кошки, но, по закону подлости, именно меня должно тошнить от секса.

– По крайней мере, он все еще хочет этим с тобой заниматься. Марк жалуется, что чувствует себя роботом. Не может вынести, что секс стал таким механическим, всего лишь средством для достижения цели.

– И он прав? Это действительно так?

Джулия вспоминает позавчерашний день. Она была так возбуждена, потому что, наконец, настал День 13, и была уверена, что сегодня и есть тот самый день. Они поужинали перед телевизором, – в последнее время они частенько так ужинают, изредка перебрасываясь словечком, но на самом деле почти не разговаривая.

В одиннадцать Джулия поднялась в спальню. Марк сказал, что придет после кино, но при этом Джулия мягко напомнила ему, что сегодня – один из тех самых дней. Не мог бы он прийти пораньше? Он попыхтел и поворчал, но не возразил. Только скрестил руки и продолжил пялиться в телек.

Что ж, не самое лучшее начало. И продолжение тоже было не из лучших…

Когда-то Джулия носила сексуальное белье. Раньше у нее все ящики были забиты шелково-кружевны ми чудесами с тонюсенькими бретельками, соскальзывавшими с плечей. Теперь летом она надевала растянутые футболки, а зимой – пижаму. Раньше она отдавала эти футболки одной из коллег-журналистов, потому что нужны были майки размера XL для рекламной кампании, на них удобно изобразить огромный логотип. Эти футболки выцвели от бесчисленных стирок, и она скорее бы умерла, чем надела их где-нибудь вне дома.

А пижама… Это вовсе не та сексуальная пижама, в которой щеголяет Мег Райан и в которой могла бы щеголять Джулия. И даже не мужская пижама, которая так мило и уютно смотрится на моделях, запечатленных у пылающего камина на страницах глянцевых журналов. Мужская пижама Джулии махрится по краям. Задница свисает до колен, и, поскольку резинка давным-давно растянулась, она не падает лишь по тому, что на талии заколота безопасной булавкой, которая не очень-то безопасна, но, как ни странно, ни разу ее не уколола. Пижама Джулии мешковатая, бесцветная и бесформенная, но ей на это наплевать, потому что в ней удобно и тепло.

В ту ночь на ней была пижама. Джулия заставила себя причесаться и встряхнула волосами, чтобы они падали на плечи так, как всегда нравилось Марку. Она села в кровати и начала читать, время от времени поглядывая на часы. Хоть она и пообещала себе не кричать на него, через полчаса раздражение достигло предела: она рванула на лестничный пролет и заорала, чтобы он поднимался.

Через пять минут Марк загремел по лестнице и появился в дверях с взбешенным видом.

– Ты оторвала меня от фильма, который должен был кончиться через пятнадцать минут! Могла бы и потерпеть! Я сыт по горло, что вся наша жизнь вращается вокруг тебя. Все должны делать, что ты хочешь, и когда ты этого захочешь… – Джулия открыла было рот, чтобы вмешаться, но он не умолкал. – А теперь у меня нет настроения. Я знаю, что сегодня День 13, но, честно говоря, не представляю, как мы будем заниматься сексом, ведь это последнее, чего мне сейчас хочется.

Он выплюнул слово «секс» так, будто это было самое отвратительное занятие на свете.

Джулия проглотила раздражение, совершив почти невозможное, но, в конце концов, сегодня же День 13, и необходимо следовать расписанию, побороть эгоизм, не говоря уж о всем остальном.

– Извини, – кротко проворковала она, глядя на него из-под опущенных ресниц, потом вылезла из-под одеяла и подошла к нему. – Я вела себя, как эгоистка. Я не подумала. Извини.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала его холодную каменную щеку, понимая, что это единственный способ добиться своего. Ее рука скользнула к молнии его брюк, и она опустилась на колени.

– Ты прощаешь меня? – пробормотала она с полным ртом.

Но потом поняла: это уже неважно.

Через десять минут она уже лежала на кровати, задрав ноги, и читала книгу о беременности, а Марк с отвращением пошел за туалетной бумагой.

Вернувшись в спальню, он ничего не сказал. Лишь печально покачал головой, взглянув на Джулию, и забрался под одеяло. Через несколько минут он заговорил приглушенным, измученным голосом.

– Неужели и раньше все было так ужасно? Скажи мне, что раньше было лучше. Ведь раньше мы занимались любовью. Мы могли заниматься этим часами.

– И это было замечательно. До этой истории с ребенком, – он посмотрел на Джулию, будто ожидая ответа, но она предпочла промолчать, лишь со вздохом перевернулась.

Через несколько минут он уже тихонько похрапывал.

Как она могла что-то ему ответить? Ей было нечего сказать.

Джулия смотрит на Сэм и пожимает плечами.

– Тебе не кажется, что в какой-то момент секс становится уже не тем, что прежде? – безразлично произносит она. – Конечно, в начале все было чудесно, но со временем страсть всегда утихает, разве нет? Марк считает, что, когда мы решили завести ребенка, секс стал скучным и роботообразным, но я уверена, что огонь и так бы погас, ведь так всегда бывает. Мы вместе уже четыре года. Нельзя же ожидать, что и спустя четыре года сексуальная жизнь будет неземной сказкой.

– Но вы даже не женаты, – говорит Сэм, внезапно принимая серьезный вид. – Ты уверена, что хочешь этого ребенка? Ты уверена, что хочешь… Марка? – она осторожно, тщательно подбирает слова, ведь это мысли, о которых Джулия не хочет даже и задумываться, не то, что слышать. – Джулия, я просто хочу сказать, что несправедливо производить на свет живое существо, если ты даже не уверена, что нашла своего мужчину…

– Ладно, ладно, – Джулия прерывает ее на полу слове. – Извини, Сэм, но давай не будем об этом. Ты знаешь, как я хочу этого малыша. Как ты можешь мне такое говорить?

Но Джулия прекрасно знает, почему Сэм может такое говорить. Сэм всего лишь озвучивает то, о чем Джулия думает, когда просыпается посреди ночи с бешено бьющимся сердцем, почти задыхаясь от паники, от желания вырваться, и она терпит лишь потому, что знает: с наступлением утра вернется к нормальной жизни. Разве можно доверять этим ночным страхам? Если бы они были реальностью, тогда она мучилась бы постоянно, не так ли? Или нет?

– Извини, – Сэм раскаивается.

Ей нелегко произносить эти слова. Даже разговаривая с лучшей подругой.

– Ты же знаешь, я за тебя переживаю.

– Знаю, – вздыхает Джулия. – Я тоже за себя переживаю.

 

3

Как обычно, Марк просыпается первым. Поворачивается к Джулии. Она все еще крепко спит, открыв рот, сжав руки в кулаки, натянув одеяло на уши. Он наклоняется и нежно целует ее в щеку. Когда она спит, она такая нежная, такая невинная, и Марк точно знает, за что он ее любит и почему до сих пор остается с ней.

Он опускает ноги, потягивается и зевает, а потом тихонько выходит из комнаты и медленно закрывает за собой дверь, чтобы не разбудить ее.

В последнее время у Марка работы по горло. Он задерживается в офисе допоздна, пытается все успеть, пропускает занятия в тренажерном зале, потому что дел невпроворот. Он перестал обедать в столовой, вместо этого хватает сэндвич и ест за рабочим столом, прочитывая за ланчем горы юридических документов.

Он чувствует себя усталым. Всегда усталым, ведь нужно о многом позаботиться, и расслабляться некогда. Ему очень хочется сделать передышку, но мозг его постоянно в действии. Засыпает он легко. Очень спокойно. Но часто просыпается перед рассветом. Лежит и слушает дыхание Джулии, понимая, что она тоже не спит, но не в силах повернуться к ней, и думает о своей работе, о своей жизни.

Он так привык вставать на работу в 6.45, что даже по выходным просыпается автоматически, точно в это время: нелепо, ведь с понедельника по пятницу без будильника он встать не может. С понедельника по пятницу он, пошатываясь, ковыляет в ванную, мечтая поспать еще немного, но в субботу и воскресенье чуть ли не выскакивает из кровати.

Марк спускается вниз и ставит чайник, бросает номер «Таймс» на кухонный стол, достает два куска хлеба из пластиковой упаковки и поджаривает их в тостере.

Шлеп. Он вздрагивает от шороха газеты, упавшей на придверный коврик через прорезь для писем. Со стоном наклоняется и поднимает пачку писем и по пути на кухню просматривает их в поисках чего-нибудь интересного. Потом наливает в маленькую чашечку свежего кофе.

Никаких будоражащих новостей. Реклама, реклама, еще реклама и счета. В это время года всегда приходят счета. Он разворачивает отчет по кредитной карточке и быстро пробегает его глазами, но потом останавливается и возвращается к первой строчке, чтобы прочитать заново, потому что не верит своим глазам.

Марк в курсе, что Джулия любит косметику, парфюмерию, женские штучки. Он уже смирился, что она не может спокойно пройти мимо аптеки или парфюмерного магазина, и будет бродить там часами и тратить целое состояние на бутылочки пастельного цвета, содержимое которых остается для него загадкой. Однажды она вышла из бутика с целой кипой бархатных заколочек разных цветов: не смогла удержаться. Несмотря на то, что у нее тогда была короткая стрижка.

Но он также понимает – в том, что касается общего счета, существуют строгие правила. Как и у всех не зависимых молодых людей, у них разные счета. Джулия тратит то, что к Марку отношения не имеет, Марк поступает так же. Но существуют и общие деньги, которые идут на оплату счетов за дом, рестораны, мебель, еду, подарки общим знакомым и путешествия. То есть все, что можно считать совместными тратами. Но «Бутс» в эту категорию отнести нельзя. И, более того, как она умудрилась оставить там почти две сотни фунтов? Ради всего святого, что же она покупала?

Джулия покупала тесты на беременность. Она пытается совладать с искушением, но все равно каждый месяц в дни, когда должны прийти месячные, словно наркоманка, начинает испытывать тягу к «Клеар Блю». К сожалению, один тест – доза недостаточная.

Раньше ей удавалось ограничиться одним тестом. Все с этого начинают. Девять месяцев назад, в самом начале, когда они впервые стали пытаться завести ребенка, она купила один тест за пять дней до начала месячных. И притащила его к Сэм, не прекращая хихикать.

– Мне кажется, еще слишком рано, – сказала Сэм.

– Но если я беременна, мой организм уже вырабатывает гормон беременности, а если это так, значит, тест все покажет.

– Но на упаковке сказано, что нужно подождать до первого дня ожидаемых месячных, и у тебя нет никаких симптомов.

– Есть, черт возьми, – с негодованием возразила Джулия. – Только посмотри, как у меня грудь раздулась. Как шары.

– Но месячные должны начаться только через пять дней, а перед месячными грудь у тебя всегда раздувается, – с усмешкой произнесла Сэм.

– Но… – Джулия сделала мелодраматическую паузу, – …я всю ночь бегаю в туалет. Клянусь, мой мочевой пузырь сошел с ума.

– Твой мочевой пузырь всегда был слабенький, но хорошо, хорошо. Твоя мысль ясна. Давай сделаем это.

Лицо Джулии озарилось.

– Класс! Можно стаканчик?

– Зачем?

Джулия вслух зачитала Сэм инструкцию:

– Поместите полоску под струю мочи или опустите в емкость с мочой.

Она не заметила, что на лице у Сэм появилось выражение ужаса, когда объясняла, что не доверяет методу «поместить под струю», так как может промахнуться.

– Нет уж, я тебе свой стакан для этих целей не дам! В конце концов, решили использовать крышку от дезодоранта Криса.

– Только умоляю, не говори ему. Клянусь, если он разнюхает, то подаст на развод.

– Подумаешь, промоешь отбеливателем, когда я закончу, – бросила Джулия и пошла в ванную.

– Знаю, знаю, – крикнула Сэм вслед закрывающейся двери. – Как думаешь, в чем я проводила свой тест?

Результат был отрицательный. Чуть позже в тот же день она купила еще один тест, и он тоже оказался отрицательным. До начала месячных она купила еще шесть, и все безрезультатно. Сначала это был ее маленький секрет, но 8.95 – деньги немаленькие, особенно если этих тестов нужно двенадцать штук в месяц, и в последнем месяце Джулия решила, что, раз уж это «общий» ребенок, то расходы на тесты тоже должны быть «общие».

Естественно, Марку было неизвестно о коробочках «Клеар Блю», спрятанных под стопками полотенец. В принципе он ничего против них не имел – это не то что если бы ваши родители нашли в прикроватной тумбочке противозачаточные таблетки, а вам всего шестнадцать, и вы знаете – они полезут на стенку. Но он явно не одобрил бы, что она покупает их в таком количестве – ведь Марк очень прагматичен. Он бы пришел в ужас, если бы узнал, что Джулия делает тест до первого дня ожидаемых месячных, не следует инструкции на упаковке, потакает своей одержимости с нетерпением и расточительностью, которая попросту выше его понимания.

Он не поймет этого, потому что он не понимает Джулию. Качества, которые раньше его притягивали, теперь кажутся отталкивающими.

Когда они только познакомились, ему нравилась ее энергичность. Ее смех, амбициозность и оригинальность. Он заметил ее в офисе, навел кое-какие справки, прежде чем осмелился подойти к ней в столовой, и уже решил, что должен каким-то способом узнать ее, прикоснуться к ней, быть с ней.

Иногда в коридоре он проходил мимо и пристально смотрел на нее, умоляя, чтобы она подняла глаза и заметила его. Но этого ни разу не случилось, потому что Джулия была постоянно погружена в оживленный разговор с подругами. Каждый день в дверь его кабинета стучались влюбленные девицы из аналитического отдела, но они его не интересовали – он думал только о Джулии.

Марк понятия не имел, как к ней подступиться, и понимал щекотливость ситуации, потому что они работали вместе. Хотя служебные романы были не редкостью, руководство смотрело на них с неодобрением. Отец всегда предупреждал его, что нельзя гадить у себя на пороге. Раньше Марк всегда следовал мудрому совету, но, увидев Джулию, забыл обо всем.

Хотя Джулия, похоже, совершенно его не замечала.

Марк никогда не придавал значения своей внешности. Его друзья, менее симпатичные, но намного более уверенные в себе, всегда пользовались большим успехом у женщин. Чем больше сердец они разбивали, чем больше эмоций втаптывали в грязь, тем больше женщин сходили по ним с ума. Марк же – милый парень, а что может быть хуже? В школе он был лучшим другом всех девчонок. Все хотели встречаться с таким красавчиком, но, когда понимали, насколько он кроет, – в него никто не влюблялся. Он был таким милым, что его далее считали занудой.

Ситуация изменилась лишь в университете, и даже тогда ему потребовалось несколько лет. Больше года он встречался с Амандой, но порвал с ней, потому что чувствовал: они не подходят друг другу. К тому же у него оставался всего один год, чтобы нагуляться как следует.

И он нагулялся. Держал Марку, как с завистью подшучивали друзья. Он мог подцепить любую девочку, и их количество, по слухам, росло, как та рыба из анекдота, увеличиваясь со временем. Ирония в том, что ему даже не пришлось прилагать никаких усилий. Для всех он был бойфрендом Аманды, и как только они разошлись, превратился в самого желанного парня в кампусе.

Но, несмотря на целое кладбище разбитых сердец – видит бог, он не хотел этого! – в глубине души Марк оставался хорошим парнем. Он стеснялся женщин. Особенно тех, кто ему на самом деле нравился. Например, Джулия.

Никто и вообразить не мог, каких усилий ему стоило подойти к ней в тот день в столовой. К тому времени он уже нарисовал в воображении образ идеальной женщины, вознес на столь высокий пьедестал, что уже был не в силах разглядеть реальность с облаками собственных грез.

Марку нравилась ее жизнерадостность, ее легкая, экспансивная, открытая натура. В ней было все, чего так не хватало ему, она была такой, каким он тайно мечтал стать. Когда она была рядом, ему казалось, что в нем проявляются его лучшие черты. Рядом с ней Марку не хотелось быть тихим, усердным, погруженным в себя. Рядом с ней он словно катался на американских горках, и ему хотелось, чтобы это ошеломляющее ощущение никогда не кончалось.

Теперь ему кажется, будто это было сто лет назад. Теперь Джулия выжимает из него все соки. Он измучен и ничего не понимает, потому что они говорят на разных языках. Но Марк понимает: он не хочет себя переделывать. Вначале он пытался. В первый год. Бесконечная череда вечеринок, гостей, друзей, знакомых и друзей знакомых, и незнакомцев. Какое-то время ему это нравилось, в основном потому, что он думал – рано или поздно этому настанет конец. Никто же не может жить так постоянно! Или может?

Джулия могла.

В какой-то момент, на втором году совместной жизни, Марк понял: постоянный поток гостей в их доме не прекращается ни на минуту. Джулия всегда будет приходить с работы и тащить с собой кучу знакомых, ожидая, что еды хватит на всех.

И Марк понимал: несправедливо надеяться, что она изменится. В конце концов, он же знал, на что соглашается, когда они только начали жить вместе. Но ему почему-то казалось, что им удастся отыскать золотую середину, найти способ наладить отношения.

Вначале, в порыве страсти и восторга, когда он еще был полон надежд, он даже подумывал, не сделать ли ей предложение. Планировал поехать на Барбадос в январе, заказать столик в ресторане с видом на пляж, – этот ресторан считался одним из десяти самых романтических ресторанов в мире, – даже отрепетировал свою речь.

Проблемы начались за пару недель до отъезда. Основной причиной споров стала их ссора по поводу новогоднего вечера. К досаде Джулии, их не пригласили ни на одну вечеринку, и тогда Марк сказал, что идеальный Новый год в его представлении – пригласить на ужин две-три пары из числа самых близких друзей, и в полночь откупорить бутылку шампанского.

Джулия пришла в ужас. Ей хотелось закатить вечеринку. Огромную пирушку, открытую для неопределенного числа гостей, чтобы встретить Новый год с фейерверками. И она не собиралась идти на компромисс, так что уступить пришлось Марку. Он смирился, но задумался над перспективой провести с ней остаток жизни.

Но поездку на Барбадос уже было не отменить. Он уже взял отпуск. Обдумал свою речь. Даже купил кольцо. Но все же, сидя на террасе и глядя в лицо Джулии в полыхающем пламени свечи, понял: он не может этого сделать! Он любил ее, но не был уверен. Любил, но сомневался, что одной любви достаточно.

Он подождет. Недолго, но кольцо так и останется в кармане. Кто знает, может, в следующем году все будет по-другому. Может, уже через месяц все изменится.

Прошло четыре года, и ничего не изменилось. Марк и Джулия нашли способ жить в одном доме, спать в одной постели и жить каждый своей жизнью – еще более отдельной, чем до знакомства.

Марк сидит за столом и читает «Таймс». Он отодвинул в сторону гору счетов и возмутительный банковский отчет и решил, что сегодня они прекрасно проведут день и у них будет чудесное настроение.

Сегодня свадьба Адама и Лорны. Они венчаются в Блэкхите, в старомодной церкви. Традиционная свадьба по всем правилам.

Адам и Лорна – друзья Джулии. Марк различает ее и своих друзей, потому что они очень редко пересекаются. И никогда не пересекались. Джулия считает, что его друзья милые, но для нее слишком серьезные, слишком занудные, а Марк никогда не понимал, что такое женская дружба, с этими сплетнями, секретиками и хихиканьем.

Не раз он заходил на кухню и видел Джулию, которая сидела за столом с двумя или тремя подружками, с головок погрузившись в обсуждение. Стол при этом заставлен кофейными чашками, бокалами с вином и пепельницами, переполненными окурками. Они всегда разговаривают приглушенными голосами и мгновенно принимаются поддразнивать Марка, что его очень смущает, хотя он пытается улыбнуться и подыграть им. Марк быстро берет то, за чем пришел, и оставляет их в покое, исчезнув в кабинете до конца вечера.

– Почему ты не хочешь общаться с моими подругами? – спросила Джулия в тот вечер, когда они отправились в постель спустя долгие, долгие часы.

– Почему твои подруги не хотят общаться со мной? – ответил он, защищаясь, хотя на самом деле хотел сказать: почему они меня не понимают? – Почему я их не понимаю?

Своим друзьям Марк верен еще со школы и университета, как большинство мужчин. В последнее время он чаще разговаривает с ними по телефону, чем видится, и привык обмениваться новостями по электронной почте. Время от времени они собираются вместе – обычно, когда Джулии нет дома. В те редкие случаи, когда Марк пытался ввести Джулию в их компанию, происходила неизбежная катастрофа.

Джулия пыталась быть милой. Она очень хотела, чтобы они ей понравились. Но в действительности у них не было ничего общего – вообще ничего, – и каждая их встреча все больше и больше действовала ей на нервы. В конце концов, она призналась Марку, что любит его, но не его друзей: придется ему встречаться с ними одному. Марк притворился обиженным, но, по правде говоря, испытал облегчение. Для него это было так же невыносимо, как и для Джулии.

Теперь каждый из них живет своей жизнью, но в редких случаях, как сегодня, они объединяются. К тому же дело в том, что Марк всегда симпатизировал Адаму и Лорне. Вообще-то, за исключением Сэм и Криса, из всех знакомых Джулии они нравятся ему больше всего.

Марк любит свадьбы, всегда любил, и Джулия тоже, поэтому, возможно, его желание, чтобы сегодняшний день прошел чудесно, не так уж и фантастично; и для удачного начала он принесет Джулии завтрак в постель.

– М-м-м-м.

Джулия медленно поднимается на кровати и потягивается с ленивой улыбкой, а Марк осторожно ставит поднос на постель.

Она смотрит на чай и тосты, окунает палец в горшочек с медом и облизывает его. Они так давно не завтракали вместе, даже Марк и позабыл, что она любит намазывать на хлеб. Ему кажется, что мед, но, чтобы подстраховаться, он поставил на одну сторону подноса еще арахисовое масло и клубничный джем.

– Чем я заслужила такую роскошь?

– Ничем, – отвечает он, улыбается, садится рядом на постели и кладет на подушку газету. – Просто хотел сделать тебе сюрприз. К тому же сегодня мы приглашены на свадьбу, и, если тебя не разбудить, мы опоздаем.

– Свадьба, – вздыхает Джулия. – Не могу поверить, что Адам и Лорна наконец-то женятся. Я-то думала, они будут жить вместе до скончания века, – она украдкой косится на Марка. – Как мы.

– Ты что, хочешь замуж?

Марк в шоке.

Они не разговаривали на эту тему уже многие месяцы. Годы. С начала знакомства. Джулия сидит с задумчивым видом, но потом начинает хихикать.

– Что, испугался? – поддразнивает она.

Хотя Марку не хочется в этом признаваться, но в глубине души он вздыхает с облегчением. Чтобы скрыть радость, он берет кофе и делает глоток.

– Серьезно, я никогда бы не подумала, что Лорна захочет выйти замуж, и уж тем более не предполагала, что с Адамом так долго продержатся.

– Но Адам классный парень.

– Не отрицаю, но, согласись, он же настоящий тормоз. В нем совершенно нет искры… – и она умолкает, понимая, что в моменты ссоры она то же самое говорит о Марке. – Но он симпатичный, – поспешно спохватывается она, и Марк ничего не замечает. – Я уверена, они будут очень счастливы вместе.

– Выкладывай.

– Что значит выкладывай?

– Я знаю, о чем ты думаешь. Каковы их шансы?

Джулия притягивает колени к груди и улыбается Марку. Именно в такие моменты она вспоминает, по чему они до сих пор вместе. Обычно она признается в этом с неохотой, но Марк знает ее лучше, чем кто-либо, он понимает ход ее мыслей, знает, как привлечь ее внимание и удержать его.

– Пять лет.

Марк поднимает бровь:

– Так долго?

– Ладно, ладно. Четыре года и три месяца. Твой прогноз?

– Ты же знаешь, я не люблю эти игры.

– По моим догадкам, ты дашь им десять с половиной лет.

– Почти угадала.

Марк смеется, и в момент нежности наклоняется и целует Джулию в шею.

Она поворачивается и целует его в ответ, медленно опуская тост на поднос.

– Подожди, – шепчет он, нежно отстраняя ее, поднимая поднос и осторожно опуская его на пол.

Джулия поеживается и откидывается на подушки. Марк наклоняется над ней, целует ее, вдыхает аромат ее волос, шеи, ощущает ее кожу.

Он опускает руку и расстегивает верхнюю пуговицу пижамы.

– Черт, ненавижу эту пижаму, – шепчет он ей на ухо.

Она хихикает, но потом начинает постанывать: он ласкает пальцами ее затвердевший сосок, одновременно целуя ее.

– Подожди, – шепотом произносит она, отодвигаясь так, чтобы можно было посмотреть ему в глаза. – Сейчас не… ты понимаешь.

– Не что?

Марк говорит тихо, потому что знает, что она собирается сказать, и уже ощущает, что момент потерян.

– Не… понимаешь… – она смущенно отводит глаза на минуту, прежде чем опять встретиться с ним взглядом. – Сейчас не время.

Марк не говорит то, что обычно говорит в такой ситуации. Он не взрывается. Только наклоняется и целует ее, а его пальцы двигаются ниже по ее телу.

– Я знаю, – шепчет он, проводя языком там, где только что касался пальцами, вниз по животу, и по том ни он, ни она не произносят ни слова еще очень долгое время.

– Что ж, приятный сюрприз, – улыбается Джулия, сворачиваясь клубочком на плече у Майка, лениво поглаживая его рукой по груди.

Ее улыбка искренна: она на самом деле позабыла, как это чудесно – заниматься любовью с Марком. Именно это и удерживало их вместе: удивительная страсть, которую они испытывали с самого начала.

Когда они впервые занялись сексом, то оба были поражены. Между ними пролетали такие искры, что можно было физически ощутить электрические заряды в воздухе. Они лежали в постели – в тот, первый раз, – бездыханные, утратившие дар речи, не в силах поверить, что им так повезло и они нашли друг друга, ведь никто из них ничего подобного ранее не испытывал.

Джулии казалось, что эта страсть исчезла. Марк думал, что, возможно, она просто была игрой его воображения.

Но теперь он вспомнил.

Может, в этом проблема, думает Марк, глядя на себя в зеркало ванной и чувствуя себя замечательно, действительно замечательно, впервые за многие месяцы. Мы больше не занимаемся любовью. Теперь мы делаем детей. И у нас ничего не выходит. Нам нужно чаще заниматься любовью, восстановить близость, тепло, интимность, которой нам так не хватает.

Если мы сможем это сделать, все у нас будет в порядке. В конце концов все наладится.

 

4

– Кто это?

Джулия и Марк толкаются у входа в церковь. На конец-то Джулии удается пробраться сквозь толпу курящих – маленькую группку женщин, каждая из которых – само изящество, если не считать, что они яростно дымят, твердо решив надышаться никотина, чтобы выдержать церемонию.

Курение объединяет этих женщин. Образовав закрытый плотный кружок, они восхищаются нарядами друг друга и передают по кругу одинокую зажигалку, в то время как прохожие, по сравнению с ними одетые совсем неброско, улыбаются гостям. Всем хочется приобщиться к роскоши. Потому что сегодняшняя свадьба на самом деле роскошна, и каждая гостья пытается затмить другую размером шляпы или высотой каблуков.

Джулия бросает окурок и тушит его подошвой туфелек от «Джимми Чу» со множеством ремешков.

– Потрясающие туфли, – говорит высокая рыжеволосая красотка, одна из курильщиц, кстати, обладательница единственной зажигалки (одноразовой отчаянно-розового цвета).

– Спасибо, – с улыбкой отвечает Джулия и в свою очередь делает комплимент: – Мне очень нравится ваша шляпа, – наступает неловкий момент, и каждая из них уже собирается спросить, откуда они знают Адама и Лорну…

Но тут Джулия слышит крик.

– Джулия! Милочка! – обернувшись, она видит маму Лорны, которая бросается ей на шею. – Ты вы глядишь восхитительно! – миссис Янг накидывается на Джулию и пытается чмокнуть воздух рядом с ее щекой, придерживая огромную шляпу.

Поля их шляп сталкиваются, и они смеются.

– Вы тоже выглядите поразительно, – Джулия обязана по этикету ответить на комплимент, но это чистая правда.

она не очень-то тесно общалась с Лорной по поводу ее свадебных планов, но одного взгляда на Сандру Янг достаточно, чтобы понять, что это не свадьба Лорны – это свадьба ее матери.

– Да что ты, – Сандра Янг отмахивается от комплимента уже в восьмой раз за день, изгибает бровь, и Джулия повторяет свои слова.

Всем яснее ясного, что Сандра обожает быть в центре внимания, что ее платье – с глубоким вырезом, замысловатой вышивкой стразами, явно от знаменитого дизайнера – было выбрано, специально или нет, чтобы переплюнуть невесту.

Сандра Янг вертится на месте, разглядывая вновь прибывших.

– Дядюшка Джимми! – кричит она, машет рукой через толпу и семенит прочь, чтобы еще раз проделать свой фокус.

Женщина в шляпе улыбается Джулии.

– Только не говорите, что мать невесты пытается затмить саму невесту, – произносит она.

– Но вы же не можете отрицать, выглядит она ошеломляюще.

– Еще бы, учитывая, сколько стоит это платье, – она оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подслушивает, и с заговорщическим видом наклоняется вперед. – Больше, чем свадебное.

– О нет! – Джулия в шоке.

Зная Лорну, можно предположить, что свадебное платье – настоящий эксклюзив от именитого модельера, и влетело оно в копеечку.

Женщина кивает головой:

– Я Мэйв, – с улыбкой произносит она. – Судя по всему, вы Джулия?

Джулия кивает:

– Откуда вы знаете?

– Узнала по старым фотографиям Лорны.

– Откуда вы знаете Лорну? – вопрос был неизбежен, и обе женщины улыбнулись.

– Я живу в соседнем доме в Брайтоне.

– Наверное, она сводит вас с ума, постоянно одалживая сахар.

– Скорее, презервативы, черт возьми. Они с Адамом предохраняются, как попало, и, поскольку на всей улице я одна не замужем, мне и пришлось стать их тайным поставщиком.

Джулия смеется, пораженная откровенностью этой женщины. В присутствии Джулии люди всегда чувствуют себя свободно, и уже через минуту им начинает казаться, будто они знакомы целую вечность, настолько хорошо, чтобы делиться интимными подробностями, ни капельки не смущаясь.

– Вы не замужем? Поразительно.

– Почему? Потому что у такой, как я, обязательно должен быть бойфренд? Потому что я красива, у меня карьера, и если я не могу заполучить мужчину, значит, в чем-то ущербна? – она старается говорить с легкостью, но видно, что она уязвлена, и Джулия извиняется.

– Я только что поняла, как прозвучали мои слова, – с горечью произносит Джулия. – Как из уст одной из моих престарелых тетушек. Раньше я ходила на семейные сборища, и они все время спрашивали, есть ли у меня кто-нибудь. Если я отвечала нет, меня похлопывали по коленке и говорили: не переживай, ты еще молодая. Или: твоя половинка тебя ждет, ты еще найдешь своего принца, вот увидишь. Господи, не могу поверить, что я такое ляпнула.

– Ничего страшного. Похоже, все родственники одинаковые. И извините, что я так на вас набросилась. Я не замужем, потому что сама так пожелала, но ни кто не может с этим смириться.

– И вы были бы счастливы провести остаток жизни в одиночестве?

Мэйв поводит плечами и протягивает Джулии еще закурить. Джулия берет сигарету, и на какое-то время наступает тишина, когда обе прикуривают.

– Я стараюсь не загадывать, жить сегодняшним днем, – наконец отвечает Мэйв, громко выдыхая. – Честно говоря, хоть эта мысль и не приводит меня в экстаз, она меня и не пугает. У меня чудесная жизнь. Работа, от которой я без ума, собственный дом, и я не уверена, что готова идти на компромиссы.

– Я вам завидую, – слова вылетают прежде, чем Джулия успевает подумать, что же она говорит.

И, как только произносит их, в шоке замирает. Она вовсе не хотела этого говорить. Боже, она даже не хотела задумываться об этом, и, не зная, как продолжить разговор, она запинается.

– Не стоит, – Мэйв качает головой. – Каждому наезднику своя лошадь. И знаете что? У соседей трава всегда зеленее. Я долгие годы думала, что, может, если бы у меня был мужчина, моя жизнь была бы завершенной, но, когда он, наконец, появлялся, я мечтала снова быть одна. Понимаете, иногда мне бывает одиноко, но, думаю, мне так даже лучше. О господи, это Лорна? Мне казалось, они взяли напрокат белый «Даймлер».

К церкви подъезжает длинный черный лимузин, и все принимаются поспешно тушить сигареты и бросаются в церковь занять места, прежде чем шофер в серой форме распахнет дверцу.

Джулия собирается последовать за Мэйв в церковь, но сначала ей хочется одним глазком взглянуть на платье. Хотя замужество не входит в ее ближайшие планы, трудно не верить в сказку.

Дверь открывается, и раздается всеобщий вздох облегчения. Это не невеста. Женщина без спутника в стильном ярко-розовом костюме с кипой розово-черных оборок органзы вместо шляпы, в сверкающих серьгах из золота и жемчуга и непрозрачных черных очках, почти полностью скрывающих ее лицо, оставляя видимой лишь мазок розово-коричневой помады на губах.

Она выходит из лимузина и поднимается по ступенькам. Лишь когда она проходит мимо, Джулия вскрикивает.

– Боже мой!

Женщина поворачивается, опускает очки, чтобы как следует разглядеть Джулию, потом улыбается и раскрывает объятия.

– Белла! – восклицает Джулия и обнимает подругу, которая теперь стала такой шикарной – истинная жительница Нью-Йорка!

Джулия едва ее узнала.

– Какого черта ты здесь делаешь?

– Удивлена? – Белла высвобождается из объятий, и, отойдя на расстояние вытянутой руки, они с радостью оглядывают друг друга. – Ты просто ка-а-а-нфет-ка! – протягивает она с нью-йоркским акцентом, и обе они смеются.

– Это что еще за машина, черт возьми?

Белла довольно присвистывает.

– С ума сойти, правда? Я так привыкла заказывать лимузины в Нью-Йорке, что, приехав сюда, даже не задумалась ни на минутку… Всю дорогу пешеходы останавливались, как вкопанные, и гадали, что за кинозвезда внутри.

Джулия качает головой, но на лице ее играет улыбка.

– Только ты на такое способна, – со смехом произносит она. – Ты единственная в своем роде.

Белла оглядывает гостей, потихоньку просачивающихся из церкви обратно на улицу.

– Где старушка Сэм?

– Она так беременна, что едва передвигает ноги, – смеется Джулия. – Она приняла приглашение, но потом решила, что ее мочевой пузырь не переживет церемонию венчания, поэтому, думаю, она явится лишь на прием.

– Боже, какой кошмар. Клянусь, у меня никогда не будет детей, – и тут, взглянув на Джулию, она понимает, что сказала.

– Извини, извини, извини! Ты знаешь, как я отношусь к детям. Но не к детям моих друзей. Как дела на этом фронте?

Джулия вздыхает. Разумеется, она не против, пусть Белла спрашивает. Если бы она не поинтересовалась, было бы обиднее, ведь Белла близкая подруга, но Джулия жалеет, что поделилась с таким количеством людей, когда они только начали пытаться завести малыша.

Марк ее предупреждал. Никому не рассказывай, вдруг ничего не получится, говорил он. Но она же должна была поделиться с Сэм. И с Беллой. И с Лорной. И с девочками на работе. Вскоре об этом знали уже все, и каждый раз, когда она с кем-нибудь встречалась, они спрашивали: ну как? Подняв брови и с выжидающим выражением лица. Откровенно говоря, ей уже очень надоело отрицательно качать головой. Ей надо было послушать Марка, потому что каждый раз, когда ее об этом спрашивают, она опять вспоминает о главной проблеме и ощущает себя жуткой неудачницей.

Но это же Белла, поэтому с ней можно поговорить, а не просто печально улыбаться и качать головой.

– Все просто ужасно, – говорит Джулия. – Ни чего не выходит. Каждый месяц мне кажется, что вот, это произошло, и каждый месяц проклятые месячные приходят как по часам.

– Тебе не приходило в голову, что пора проконсультироваться со специалистом?

– Да, я как раз на днях читала статью в журнале о женщине, которая никак не могла забеременеть и пошла к целительнице. Один сеанс у этой женщины – и бам! Тут же забеременела. Я записала номер этой знахарки, и, думаю, стоит ей позвонить.

– Вообще-то, я не это имела в виду. Я имела в виду врача. Специалиста по бесплодию. Кого-то, кто может точно определить, существует ли проблема.

– Нет. Еще рано об этом говорить. К тому же, не думаю, что Марк вынесет, если выяснится, что он… хм-м… ты понимаешь…

– Стреляет холостыми?

– Именно. Представь, какой это ужасный шок для мужчины. Бог свидетель, еще не хватало, чтобы у него из-за этого пропало желание. Но, сама подумай, прошло не так уж много времени. Мне кажется, ни один из нас еще не готов к этому шагу.

– Значит, ты считаешь, что во всем виноват Марк?

– Скажем, так, – отвечает Джулия. – Я ведь уже была беременна, припоминаешь?

– Но это было тысячу лет назад. Боже, да с тех пор что угодно могло случиться. К тому же, посмотрим правде в глаза, приличная женская клиника – место, которое ты посещаешь не слишком-то регулярно. Когда у тебя в последний раз брали мазок?

– Не хочу об этом говорить.

– О'кей, о'кей, извини. Но я же тебя знаю, ты должна чаще ходить к гинекологу. К тому же, если ты во всем винишь Марка, это ужасно. У тебя нет на то ни одной причины!

Джулия почувствовала, как к уголкам глаз подкрадываются слезы. Но здесь она рыдать не будет.

– Белла, мы на свадьбе. Я не видела тебя несколько месяцев и просто не в состоянии сейчас говорить об этом. Это неподходящее место и неподходящее время. Расскажи о себе, – она вымучивает улыбку и сжимает запястье Беллы.

– Какому дьяволу ты продала душу, чтобы так потрясно выглядеть?

Лорна всегда говорила, что пойдет к алтарю, улыбаясь шире чеширского кота, но сейчас она поразительно серьезна и поистине прекрасна, как никогда в жизни.

Она старается смотреть прямо перед собой, но у нее это не слишком получается. Заметив Джулию и Беллу, которые охают и ахают в конце скамьи, сумев наконец как следует разглядеть невесту, она широко раскрывает глаза от радости.

– Боже мой. – Белла промокает уголки глаз. – Это на меня не похоже, но клянусь, я вышла бы замуж, лишь бы так выглядеть.

– Ты всегда можешь купить платье просто так. Никуда оно не денется. И почему ты говоришь, что на тебя это не похоже? Только не говори, что вдобавок ко всему ты теперь стала противницей брака.

– Нет, но мой женатик снова появился на горизонте. Звонит. Цветы дарит…

– Белла, не надо! – сказано решительным и слишком громким шепотом.

Джулия убирает волосы за уши и виновато улыбается женщине средних лет с предыдущего ряда, которая оборачивается и угрожающе на нее смотрит.

– Поговорим позже, – проговаривает она одними губами, и все с шорохом поднимаются, чтобы пропеть «Иерусалим».

– А ты? – шепчет Белла, когда они заканчивают петь гимн, игнорируя полуобернувшуюся женщину с первого ряда. – Не планируешь выйти за очаровательного Марка. Или для тебя это тоже запретная зона?

– Мы и так счастливы, – Джулия наклоняется ближе, чтобы Марк, сидящий по другую руку, ничего не услышал. – Ты же нас знаешь. Мы и так счастливы.

Марк потихоньку начал расслабляться, не без помощи огромного количества вина. К тому же он сидит рядом с Беллой, которую он всегда побаивался, но при этом считал довольно привлекательной.

Белла не дурочка. Она видит, что Джулия и Марк несчастны, и, хотя ее симпатии, несомненно, на стороне Джулии, она не видит причины, почему бы не уделить Марку побольше внимания.

Она расспрашивает его о работе, проявляя искренний интерес и задавая умные, продуманные вопросы, веселит его историями об американских офисных нравах, и все время следит, чтобы его бокал был полон.

Джулия рада, что кто-то ухаживает за Марком вместо нее, следит за тем, чтобы он не скучал, и еще более рада сидеть рядом с Джейсоном, невероятно симпатичным другом Адама, который расстался со своей последней подружкой полгода назад и вышел на охоту, почему-то находясь под ошибочным впечатлением, что свадьба – подходящее место для поиска (хотя мужчины за тридцать должны бы разбираться в этом получше).

– Меня зовут Джейсон, – произносит он, пожимая ей руку и садясь рядом с ней. – Сегодня я в одиночестве, поэтому, боюсь, вам придется составить мне компанию.

– Джулия, – ее глаза загораются.

Минутку она сомневается, не представить ли ему Марка, но тот глубоко поглощен разговором с Беллой, и в любом случае с какой стати она должна объяснять, кто такой Марк? Их никогда не воспринимали как сладкую парочку, Марка и Джулию.

– Я давнишняя знакомая Лорны, – продолжает она, слегка изгибаясь, чтобы сидеть лицом к Джейсону и спиной к Марку. – А вы? Откуда вы их знаете?

Какое-то время они сидят и разговаривают – обычная светская болтовня, но Джулия невольно подмечает, что каждый раз, когда Джейсон меняет позу, не важно, кладет ли он руку на стол, или разводит руками, или скрещивает ноги, она делает тоже самое, как зеркало. Должно быть, какое-то время она проделывала это бессознательно, но, когда Джейсон кладет подбородок на руку, Джулия, вздохнув, понимает, что копирует его движение. Она быстро отводит руку, и решает следить за собой, чтобы не повторять за ним. Она читала «Голую обезьяну» и знает, что означает зеркальное отражение жестов.

Внезапно Джейсон прерывается на полуслове, не досказав какую-то историю.

– Это очень долго и утомительно, – произносит он, – не могу вам это рассказывать, вы слишком красивы. – Джулия ощущает, как заливается краской, испытывает дрожь, впервые за многие годы. – Лучше расскажите мне…

Он с заговорщическим видом склоняется вперед, и Джулия ничего не в силах с собой поделать, ее тело тоже придвигается, и их лица теперь разделяет всего лишь пара дюймов. Его голос напряжен. Осторожен. Он глубоко заглядывает ей в глаза.

– Вы… – он выдерживает паузу, – вы… – опять замолкает на мгновение, – …выдумаете, шоу «Семейка Клэнгеров» должны вернуть на экраны?

Столь интимный тон и такой ребяческий вопрос, но Джейсон знает, что светская беседа никуда не приведет, и удар по ностальгическим эмоциям – гораздо более верная тропинка к женскому сердцу.

Джулия заливается смехом. Она чувствует облегчение. И легкое разочарование.

– Ни капельки не сомневаюсь, их необходимо показывать опять, – смеется она.

– И вам не кажется, что «Веселую Дракониху» тоже должны показывать почаще?

– Боже, – Джулия широко раскрывает глаза от восторга. – Давненько я не вспоминала Веселую Дракониху.

– Но готов поспорить, вы не забыли ее отважные песенки.

Джулия расслабляется, откинувшись на стуле, колеблется несколько мгновений, потом наклоняется вперед и издает характерные для драконихи звуки.

– Не-а, – Джейсон качает головой. – Это совсем не похоже на Веселую Дракониху.

– Хорошо, попробуйте сами.

– Не могу. Но зато могу очень даже хорошо изобразить папашу Клэнгера, – и при этом он затягивает нараспев: – Ду-ду? Ду-ду-ду-ду-ду-ду. Ду. Ду-ду.

– Не похоже! – Джулия начинает смеяться. – Клэнгеры насвистывали. Вот так, – сложив губы трубочкой, она посвистывает, и весь стол прекращает разговор и поворачивается в их сторону.

– Клэнгеры! – восклицает Мэйв, которая до сих пор довольно тихо сидела по другую сторону от Джейсона. Очевидно, Лорна и Адам планировали свести Мэйв и Джейсона, но ему никогда не нравились рыжие, поэтому Мэйв развлекает Чарлз, муж Клаудии.

– Вот видите? – Джулия торжествующе поворачивается к Джейсону. – Я же говорила, что они насвистывали.

– Но это было совсем не похоже на свист, – возражает Мэйв.

– Видите? – на этот раз у Джейсона довольный вид. – Я же говорил, что они пели «ду-ду».

Он опять принимается распевать «ду-ду» и имеет чуть больший успех у гостей, но все соглашаются, что Клэнгеры на самом деле свистели, а не тянули песенки.

– О'кей, о'кей, – вмешивается Белла, подняв руку.

Официант ставит перед ней тарелку с основным блюдом.

– Кто смотрел «Домик Гектора»? Мой любимый сериал.

– «Домик Гектора», – восхищенным хором повторяют собравшиеся за столом: все они примерно одно го возраста и все выросли на одних и тех же телешоу.

– А про что он был, этот «Домик Гектора»? – спрашивает Джейсон, и гости начинают смеяться: никто так до конца и не помнит, о чем этот сериал, но все равно все уверены, что они от него без ума.

– А мистер Бенн? – кричит Джулия, смекнув, что их ностальгическое настроение передалось всем гостям.

– Вот кого действительно пора снова вытащить из чулана на свет божий, – Джейсон поднимает бокал, молчаливо салютуя мистеру Бенну.

Каждый вспоминает своих любимых героев. Кристал Тихшс и Элистера, Мэри, Манго и Мидж, и, наконец, всеобщие любимцы: семейка Пипкинов.

– О боже, – стонет Джулия. – Обожаю Пипкинов. Помнишь, какой задавакой была Октавия?

– А Кролик Хартли? – никто и не заметил, что Сэм и Крис пробираются к своим местам за столом. Увидев их, все начинают смеяться. Кролик Хартли. Про Кролика Хартли все давно уже позабыли.

Белла поднимается, чтобы обнять Сэм, хотя это не легко с ее растущим, как на дрожжах, животом.

– Двойня? – не удерживается Белла, и Сэм толкает ее в бок.

– Ой, пошла ты, – со смехом произносит она.

Ей ли не знать, что Белла в курсе, как ей надоело выслушивать замечания о том, что, наверное, она носит в себе целую футбольную команду.

– Крис, у тебя измученный вид, – говорит Джулия, поворачиваясь к мужу Сэм, который придвигается и целует ее в щеку.

– Ничего удивительного, черт возьми, ведь Сэм или вываливается из кровати по тридцать раз за ночь, что бы сходить в туалет, и даже не пытается греметь потише в ванной, или ворочается и пыхтит так, что весь дом трясется!

Вид у него ужасный. Да, он измучен, но при этом ласково сжимает плечо Сэм.

– С какой стати я должна мучиться в одиночку? – фыркает Сэм, пододвигаясь настолько близко к столу, насколько позволяет живот. Достав из сумочки гигантскую бутылку «Гавискона», она с грохотом ставит ее на стол рядом с бокалом для вина.

– Это еще что за хреновина?

Белла с ужасом на лице показывает пальцем на зеленую бутылочку.

Сэм отворачивает крышку и опрокидывает огромный глоток прямо из бутылки.

– Лекарство от изжоги, – объясняет Сэм, явно вздыхая с облегчением, когда микстура достигает цели.

– Говорят, что, если во время беременности жуткая изжога – как у меня – ребенок будет волосатым.

– Правда?

Марк в изумлении.

– Судя по всему, да, меня это не удивляет. Яблоко от яблони недалеко падает. Какая мать, такая и дочь, – она ловит взгляд Криса.

– Или сын, но лично мне кажется, что у меня родится горилла.

Вскоре Сэм и Белла начинают обмениваться новостями, и Джулия немножко расстроена, что сидит не рядом с ними, но зато она сидит рядом с Джейсоном, который оказался идеальным свадебным кавалером. Она так чудесно проводит время, чувствует себя такой сексуальной, кокетливой, жизнерадостной, что на минутку даже искренне жалеет, что несвободна.

Но у нее есть Марк. Она живет с мужчиной, они пытаются завести ребенка. Эта мысль отрезвляет ее на несколько секунд. Джейсон видит, что она похолодела, и применяет новую тактику, и вскоре Джулия уже хохочет, вспоминая слова хитов их юности.

– «Что случилось, крошка», – поет Джулия. – «Почему грустишь. Хватит плакать, да-да-да-да-да, когда ж ты замолчишь».

– Что такое «да-да-да-да-да»? – с улыбкой спрашивает Джейсон.

– Наверное, то же самое, что и… – Джулия передразнивает папашу Клэнгера, – …ду-ду-ду-ду-ду! – они покатываются со смеху.

Со стороны можно подумать, что они идеальная парочка.

Марк откинулся на стуле и наблюдает за Джулией. Он видит, что она кокетничает, но ничего не имеет против. Ему нравится, когда ей весело, он ей доверяет и любит видеть ее такой: оживленной, жизнерадостной. Такой, какой она была, когда они познакомились четыре года назад. Ощутив укол боли, он задумывается, почему он больше не может заставить ее так себя чувствовать.

Ужин окончен, и жених с невестой идут на танц-пол танцевать под «свою» песню. Играет «Никто, кроме тебя», и мужчины за столом ворчат, жалуясь на слащавость мелодии, а женщины улыбаются, хотя их глаза наполнены слезами от прилива чувств при взгляде на всю эту романтику и любовь.

Потом звучат любимые песни Адама и Лорны – хиты семидесятых. Марк встает и приглашает Джулию на танец под песню «Эй-би-си» «Джексон Файв». Потом следует Патти Лабелль и «Леди Мармелад», «Грандмастер Флэш» и «Уайт Лайнз», и «Лихорадка субботнего вечера» «Би Джиз». К этому моменту они уже так вымотались, что захотели пить.

Когда они возвращаются к столику, Джейсона уже и след простыл. Он понял, что Джулия пришла с Марком, и теперь рыскает среди других столиков в поисках подходящей добычи. Джулия и Марк садятся за стол и улыбаются друг другу.

– Мне весело, – говорит Джулия.

Ей удается сдержать изумление в голосе.

– Знаю, – Марк касается кончика ее носа: нежность, которую он не проявлял уже несколько месяцев. – Мне тоже.

Вечер подошел к концу, и остались только самые стойкие. Лорна почти все время просидела во главе стола, как приклеенная, не в силах вынести мысли, что как только она покинет свой трон, то перестанет быть королевой вечера. Но теперь она может расслабиться, и они с Адамом кружатся на танцполе, глядя ДРУГ ДРУГУ в глаза и плавно покачиваясь, тихо разговаривая и целуясь, хохоча над тем, что теперь они муж и жена.

Большинство пожилых родственников уже ушли, и некоторые гости на пути к выходу останавливаются, оборачиваются и смотрят на Адама и Лорну, вспоминая собственную свадьбу, размышляя, как давно это было.

Гости покидают комнату, и зал принимает сиротливый вид. Цветочные композиции куда-то исчезли – гости умудрились незаметно умыкнуть цветы домой, белоснежные дамастовые скатерти кажутся сероватыми и грязными.

Крис и Сэм давно ушли домой. У Сэм кончился «Гавискон», она съела три пинты ванильно-молочного йогурта, купленные услужливым официантом в ближайшем супермаркете, и поняла, что эту битву она проиграла. Сэм с трудом вылезла из-за стола, одной рукой схватившись за спину и постанывая от напряжения.

Джулия наблюдает за ней с нежностью. И завистью. Белла, которая села рядом с Джулией, смотрит на нее и берет ее за руку.

– Должно быть, тебе нелегко, – говорит она.

– Ты даже представить не можешь, – Джулия вымученно улыбается и вздыхает. – Я бы отдала что угодно, все, что угодно, чтобы сейчас оказаться на месте Сэм. Я люблю ее, я за нее рада, но не могу даже подумать о том, что внутри нее растет и дышит живой младенец. Не могу поверить, что у меня его нет, – при этих словах ее глаза застилают слезы, и, подогретое шампанским, ее разочарование вырывается наружу громким всхлипом, который повисает в воздухе. Охваченная горечью и ощущением потери, она выбегает из комнаты.

Марк поднимается и хочет последовать за ней, но у него такой усталый вид, что Белла качает головой и говорит, что пойдет она. Все в порядке, у Джулии все будет хорошо. Марк садится на место, обрадовавшись, что ему не придется иметь дело с этой истерикой, не придется испытывать чувство вины, потому что он понимает, что Джулия во всем обвиняет его.

Единственное, чего хочет Марк, – быть счастливым. Если Джулия хочет ребенка, если это сделает ее счастливой, то Марк тоже хочет этого малыша. Если Джулия решит пойти к специалисту по бесплодию, Марк пойдет с ней. Если Джулии придет в голову, что им совсем не нужны дети, он и на это согласен.

Проблема в том, что Марк никогда не задумывался, чего же хочется ему. Может, сейчас самое время?

 

5

В последнее время у Джулии не очень-то получается работать. Все больше и больше времени она проводит витая в облаках, и коллегам с трудом удается привлечь ее внимание и заставить принять решение.

В понедельник на ее столе звонит телефон, врываясь в сладкие грезы.

– Джулия? Это Майк. – Майк Джонс.

Программный директор отдела новостей. Ее наставник.

– Привет, Майк. Как дела?

– Джулия, ты должна зайти ко мне, я хочу тебя видеть. Есть минутка?

Давным-давно, когда она была еще юной и неопытной стажеркой, не предметом мебели, как сейчас, ее пульс заколотился бы от испуга, что ее хотят уволить. Сердце заколотилось как бешеное: вдруг ей предложат новый захватывающий проект?

Но сегодня она безучастна, даже пульс не участился.

Она поднимается с измученным видом и зачесывает волосы назад. Джонни, ее протеже и правая рука, печально смотрит на нее, удивляясь, что же произошло с той сияющей, жизнерадостной девушкой, которая приняла его на работу курьером и помогла продвинуться до продюсера. Раньше они постоянно хохотали, но теперь она так рассеянна, что даже не улыбнется. Он в курсе этой истории с ребенком. Боже, да каждая собака в курсе! Но он не понимает, почему она так близко принимает это к сердцу.

Иногда Джонни думает, что нужно рассказать ей о слухах. Признаться, что поговаривают, будто ее время уже прошло и ее скоро вышвырнут. Но это же все го лишь слухи, и, если они далеки от реальности, ему не хочется быть гонцом, которого пристрелят за плохие новости.

Дело совсем в другом. Раньше в ней был огонек. Ее команда обожала своего «босса». После работы они постоянно ходили куда-нибудь и напивались до беспамятства, и Джулия все время была заводилой. Но теперь она лишь кричит на подчиненных, унижает их, пытается поучать. Самое худшее, что она даже не подозревает, как это выглядит со стороны.

Ее друзья по работе восстали против нее. И лишь Джонни остается ей верен, потому что помнит о прошлом и умоляет бога, чтобы в один прекрасный день она снова станет прежней Джулией.

– Куда собралась? – спрашивает он, увидев, что она медленно направляется к выходу: бледная тень прежней Джулии-урагана, которая всегда была так занята, что не ходила, а кружилась вихрем.

– О… – она оборачивается, часто моргая, чтобы очнуться от забытья. – Поднимусь наверх, Майк вызывает. Я ненадолго. Наверное, хочет устроить мне взбучку из-за всех этих жалобных писем, – в ее последнем шоу под названием «Курортный роман» одинокие мужчины и женщины должны были отправляться на курорты Средиземного моря в поисках любви. Но в большинстве случаев просто напивались и занимались случайным сексом. Хотя рейтинги шоу взлетели до небес, количество жалоб поднялось еще выше.

– Надеюсь, так оно и будет, – отвечает Джонни почти про себя, поворачиваясь к монитору.

У самой двери Джулия оборачивается.

– Что ты сказал?

– О, ничего. Ничего.

Открываются двери, и Джулия заходит в лифт, глубоко погруженная в мысли. Когда дверь закрывается, она поднимает глаза.

– Черт. Я думала, этот лифт идет наверх, – бормочет она.

– Джулия?

Несколько мгновений она пытается вспомнить это лицо, потом имя, потому что эту женщину она знает явно не по работе.

– О, привет, – произносит она, наконец узнав ее. – Что вы здесь делаете? Вы же Мэйв?

Мэйв кивает.

– Вы не поверите, но я только что была на собеседовании по поводу работы. Когда я об этом узнала, хотела вам позвонить, но была так занята подготовкой, что не было ни одной лишней минутки.

– Как тесен мир. Я даже и не думала, что вы тоже на телевидении. Разве вы живете не в Брайтоне?

Мэйв поводит плечами и улыбается, как бы желая сказать, что Джулия многого не знает.

– Единственное, что действует мне на нервы, лондонские цены на квартиры. Если я получу эту работу, придется переехать обратно в Лондон. А с тех пор как я в последний раз здесь жила, цены выросли до небес. На секунду Джулия задумывается: не предложить ли ей пожить с ними? Бог свидетель, места у них пре достаточно, но она едва знакома с этой девушкой, и Марк точно взбесится.

– Посмотрите на доске объявлений, – наконец предлагает она и вздыхает с облегчением, когда двери лифта, наконец, открываются на первом этаже.

– Если получите работу и вам что-нибудь будет нужно, только позвоните, – выговаривает Джулия, прежде чем закрываются двери лифта. – Приятно видеть вас снова. Удачи.

– Спасибо, – Мэйв тепло улыбается. – И вам тоже.

Как только двери лифта закрываются, Джулия поворачивается и оглядывает себя в зеркальной стене. Боже, она выглядит кошмарно. Волосы засалились, глаза налились кровью, под глазами тяжелые мешки, как у алкоголички. Когда она только начала мучиться от бессонницы, то пыталась скрыть их умело нанесенным макияжем, но теперь даже не старается. Двери лифта открываются на двенадцатом этаже. Она вздыхает и заходит в офис Майка.

– Выглядишь отвратительно, – это первое, что произносит Майк.

Он позволяет себе такое лишь потому, что они друзья. И потому, что это правда.

– Какого черта с тобой происходит?

Джулия улыбается.

– Майк, я тоже рада тебя видеть. Как у тебя дела?

– Я серьезно, Джулия. Ты выглядишь, как дерьмо, – Майк покачивает головой и вздыхает, его глаза наполнены печалью и сочувствием.

Таких, как Майк Джонс, не ожидаешь встретить в офисе крупнейшей телекомпании, и уж тем более за огромным буковым столом в кабинете программного директора, на этаже, где обитает руководство.

Он одет так же, как всегда, в джинсы и футболку. Разумеется, если сегодня не важное собрание с Комиссией Международной Торговли и Майку необходимо прочитать сложный доклад по программированию. В этом случае он надевает свой единственный костюм – от Хьюго Босс, только вот он носит его с кедами, которые сводят на нет эффект серьезности. Майк считает себя человеком со странностями. Те, кто с ним незнаком, могли бы принять его за вышибалу. Маленького роста, со стрижкой ежиком, коренастый – Джулия всегда дразнила его, говоря, что ему самое место в видеофильме «Футбольные увечья».

Он любит футболки и не прочь выпить пару пива с парнями, но за всем этим скрывается блестящая творческая натура. Все, кто когда-либо работал с Майком, от него без ума; его конкуренты из других телекомпаний ненавидят его и боятся.

Он никогда не учился в университете («Школу жизни, дружище, вот что я заканчивал. В этих колледжах одни педики, я тебе говорю»), на Лондонское Дневное Телевидение пришел курьером. Все остальное, как говорится, уже история.

Майк Джонс знаменит своим умом, тем, что постоянно матерится, и невероятной притягательностью для женщин. Пока вы не узнаете его ближе, понять это невозможно. Шесть лет назад, на рождественской вечеринке, когда Джулия напилась в стельку и его власть подействовала на нее, как афродизиак, они переспали. С тех пор они даже не упоминали о том случае, но Майк всегда был к ней неравнодушен, и сейчас он – единственный человек, которому хочется выяснить, что же с ней творится.

– Выкладывай, в чем проблема. Выглядишь дерьмово, работаешь спустя рукава, журналисты каждый день жалуются на твои истерики, и мне интересно, какого дьявола я до сих пор не послал тебя сама знаешь куда. Просветишь меня?

Джулия побледнела, как привидение.

– Ты что, серьезно? – шепотом произносит она. – Мои ребята приходят к тебе и жалуются на меня?

– Плевать я на них хотел. Я хочу знать, что с тобой происходит. Я знаю, что ты пытаешься забеременеть и ничего не выходит.

Джулия ошарашена, но Майк продолжает, не обращая на нее внимания:

– Я тебя понимаю, поверь, и даже не могу вообразить, как тебе сейчас тяжело, но ты должна найти способ забывать обо всем этом дерьме, когда приходишь на работу.

– Я думала, что у меня это получается, – Джулия уже чуть не плачет, и голос Майка становится мягче.

– Послушай, мне кажется, тебе нужно взять отпуск.

Она резко поднимает голову.

– Что?

– Ты меня слышала. На несколько месяцев, чтобы разобраться с этим дерьмом. Сходи к врачу. Ложись в оздоровительную клинику. Съезди в отпуск. Черт, ну я не знаю. Делай, что хочешь, только стань прежней Джулией, и может, вернешься на работу уже с животиком!

Джулия в шоке застыла. Ей хочется рыдать, кричать, визжать, но она знает Майка и знает, что ничего этим не добьется. И наконец понимает, что он прав. Она выбилась из сил и чувствует себя так же отвратительно, как и выглядит.

И внезапно перспектива взять отпуск на пару месяцев кажется ей очень даже заманчивой.

Наконец она поднимает глаза.

– Хорошо. Думаю, мне действительно не помешает отдых. Но как же моя новая серия программ? Что будет с «Влюбленными поневоле»? Ты собираешься подыскать кого-то на мое место?

– Уже нашел, – торжествующе произносит Майк. – Я много слышал о ней, еще когда она работала на канале «Англия», но не думаю, что вы знакомы. Милая девочка. Ирландка. Рыжая, – он подмигивает Джулии, которая прекрасно знает, что он поклонник Джиллиан Андерсон.

– Это Мэйв, да? – со вздохом произносит она.

– Ни хрена себе, ты знаешь каждую собаку! – рявкает Майк. – Мэйв согласна начать в кратчайший срок, она знает о тебе, и с радостью займется программой. Твоя съемочная группа уже с ней познакомилась…

– Она встречалась со съемочной группой? Майк, я все-таки еще здесь работаю, а ты уже рыскаешь у меня за спиной. Полагаю, мои ребята от нее без ума? Полагаю, она истерик устраивать не будет, – она почти выплевывает последние слова.

– Джулия, расслабься. Никто у тебя за спиной не рыскает. В первый раз она появилась пару недель назад пробоваться для другого шоу, и сегодня я ей перезвонил, потому что вспомнил о «Влюбленных поневоле». Даже говорить не о чем. Твоя съемочная группа толком с ней и не виделась. Хотя Стелла с ней разговаривала, пока вы с Джонни ездили на разведку в Суиндон.

– Мне никто ничего не говорил, – с несчастным видом произносит Джулия. – Они все меня ненавидят, да?

– Никто ничего не сказал, потому что никто не знал, кто она такая. Они, наверное, подумали, что она моя новая цыпочка.

Джулия вымучивает улыбку.

– Так-то лучше, – Майк тоже улыбается. – И, к твоему сведению, твои журналисты тебя не ненавидят.

– Спасибо, Майк. Успокоил.

– Да они боятся тебя, как самого дьявола.

– Ах ты свинья! – и Джулия начинает смеяться.

Они еще немного разговаривают, потом Майк провожает ее до лифта. Теперь они обсуждают его вчерашнюю попойку. Потом стоят и слушают грохот приближающегося лифта, и тут Майк опять поворачивается к Джулии.

– Послушай, – говорит он, неуклюже целуя ее в щеку. – Если тебе что-нибудь будет нужно, все, что угодно, – только позвони, ладно?

– Ладно, – отвечает она с благодарной улыбкой. – Позвоню.

Нет смысла целый день торчать в офисе. Теперь уже нет. Теперь ей уже не нужно работать над новой серией программ. Теперь это программа Мэйв. У нее даже нет сил как следует попрощаться. Вернувшись в офис, она пытается дозвониться до Марка. Не для того, что бы все объяснить – нет, только не по телефону из офиса без перегородок. Чтобы договориться встретиться в баре и все рассказать. Но его нет на месте. Она решает не оставлять сообщение по голосовой почте. Потом расскажет.

Когда все уходят на ланч, Джулия перебирает ящики стола, чтобы взять кое-какие вещи домой. Небольшой набег на комнатку с канцелярскими товарами, и она готова.

– Все в порядке?

Черт. Только она собралась уходить, Джонни вернулся. Он смотрит на нее с выражением откровенного непонимания на лице, а она стоит перед ним с большой картонной коробкой в руках.

Джулия застывает, как вкопанная.

– Мне нужно отдохнуть, – медленно выговаривает она. – У меня только что был долгий разговор с Майком. Мы договорились, что я возьму отпуск на несколько месяцев.

Джонни не знает, что ответить.

– Все в порядке, Джонни. Я знаю, что обо мне в последнее время говорят, и знаю, что вела себя, как настоящая стерва, но мне необходимо, как выразился Майк, разобраться со своим дерьмом.

Джонни поражен. Джулия медленно опускает коробку на край стола, возвращается и крепко обнимает его.

– Без меня у вас все будет отлично, – шепчет она ему на ухо. – К тому же мое место займет восхитительная рыжеволосая красотка, – и когда она отстраняется, ей становится немного обидно, потому что, похоже, Джонни рад такой перспективе. В конце концов, оказывается, его преданность не так уж сильна.

Хлопает дверь, и Джулия слышит, как Марк ругается в прихожей. Он ненавидит, когда за ним захлопывается дверь, боится, что дерево или дверная коробка треснет. Но у него нет выбора: когда он приносит работу домой, приходится бороться с дверью с полны ми руками папок.

– Джулия! – кричит он с первого этажа.

Она медленно спускается, промокая волосы полотенцем и останавливаясь на одной из нижних ступенек. Марк кладет папки на пол, выпрямляется и смотрит на нее.

– Это правда?

Джулия кивает.

– Ты нормально?

– Наверное. Полагаю, это новость дня?

Марк корчит гримасу.

– Если верить тому, что я слышал, тебя притащили домой в смирительной рубашке санитары в белом.

– Издеваешься, – она в шоке.

– Не совсем. Похоже, все думают, что у тебя нервный срыв.

– Пошел ты, Марк. Как ты только можешь такое говорить? Боже, иногда ты черствый, как кирпич.

– Джулия, ради бога, ты же сама спросила! Чего ты на меня набросилась? Господи, неужели мы не можем хоть один вечер провести как нормальные люди, и просто поговорить обо всем? Я знаю только то, что слышал в офисе, и весь день пытался до тебя дозвониться. Джонни сказал, что ты ушла после обеда, а твой проклятый мобильник целый день выключен.

Джулия молчит. Она в бешенстве. Она пытается ни в чем его не винить. Но он виноват во всем.

Она ушла из офиса после обеда, поймала такси до дома и только тогда ее накрыло. Одна, в этом огромном доме, который она ненавидела, бродила из комнаты в комнату, пытаясь разобраться в своих чувствах. Испытывала ли она облегчение? Счастье? Злость? Разочарование?

Пустота. Вот что она чувствовала. И больше ничего. Все время только пустота.

Она включила телевизор, чтобы не сидеть в тишине, и попала на дневное шоу о проблемных детях. Гиперактивные, непослушные, неуправляемые дети, ни одному из которых не было больше семи. Ей хотелось ударить отчаявшихся родителей. «Как вы смеете жаловаться», – в ярости подумала она. «Как вы смеете говорить хоть слово неодобрения своим детям, когда вам так посчастливилось их иметь».

Она с отвращением выключила телевизор, схватила пальто и вышла на улицу, вздрогнув оттого, что ледяной январский воздух ударил ей в лицо. Джулия не гуляла уже целую вечность. Раньше, когда она жила одна и у нее было время, она часто гуляла.

Она прошлась до стадиона, взбежала по бетонным ступенькам и оказалась на открытом пространстве. Лягушатник для малышей зимой пустовал, на беговой дорожке виднелись одинокие спортсмены. Было приятно оказаться на свежем воздухе. Приятно, что нос краснеет от холода, даже приятно закутывать руки в пальто, чтобы они не замерзли.

Ей так многое нужно было обдумать, что намного проще было вообще не думать ни о чем. Она просто гуляла, забредая все дальше и дальше.

Кроме нее на мороз отважились выйти лишь несколько хозяев со своими собаками. Она описала полный круг, потом ненадолго присела за столик в кафе, согревая руки чашкой дымящегося кофе и время от времени обмениваясь парой слов о погоде с проходящими мимо владельцами собак.

Она как раз собиралась уходить, как в кафе вошла женщина с двумя детьми. Девочка лет трех и мальчик, которому было года полтора. Дети копошились вокруг стола. Девчушка была очаровательна. Темные волосы, большие карие глаза, ресницы невообразимой длины – ну просто куколка с чудесной улыбкой! Джулия не могла отвести от нее глаз.

– Нет, Кэти, – отругала ее мать, когда малышка наклонилась, чтобы поднять надкусанное пирожное. – Это нельзя есть, это грязь, – она осторожно подняла пирожное и отнесла в мусорное ведро. У девочки был расстроенный вид. – Возьми, лапочка, – смягчилась мать, заглядывая в сумку. – Твой любимый. М-м-м-м, вкуснятина. Диетический рисовый кексик.

Джулия наблюдала за ними с улыбкой, и раздраженная мамаша улыбнулась в ответ. Девочка откусила большой кусок кекса и тут же уронила его на пол, заметив, что за ней наблюдают.

Она с важным видом повернулась к тетеньке спиной, но потом смущенно посмотрела через плечо и улыбнулась.

– Привет, – при взгляде на ребенка сердце у Джулии растаяло. – Милое платьице.

Кэти оглядела Джулию с ног до головы, очевидно решая, стоит ли с ней разговаривать.

– Это нарядное платье, – наконец проговорила она. – Видишь кроликов? – она подняла юбку, хвастаясь вышивкой на подоле.

– Прелесть, – сказала Джулия.

Больше всего на свете ей хотелось подхватить эту малышку и унести ее домой.

– У них есть имя?

Девочка покачала головой.

– А у тебя есть кролики?

– Нет. Но когда я была маленькой, как ты, у меня были кролики.

– И как их звали?

– Большого белого и пушистого – Попрыгунчик, а маленького коричневого – Пучеглазик.

Девчушка закусила губу, переваривая эту информацию, а потом подошла к Джулии на шаг ближе. – А у тебя есть дочка?

Джулия чуть не задохнулась от боли и молча пока чала головой.

– Почему у тебя ее нет?

– Я… потому… – Джулия подняла глаза к небу и часто заморгала, пытаясь сдержать слезы. – Я бы очень хотела, чтобы у меня была такая маленькая девочка, как ты, и, может быть, в один прекрасный день…

– Кэти! – вмешалась в их разговор мать.

В одной руке у нее была сумка, а другой она держала сына.

– Оставь бедную тетю в покое.

– Извините, – произнесла она, делая вид, что не замечает, как Джулия плачет. – Она кого угодно с ума сведет.

– Нет, нет, все в порядке… – но женщина поспешила к выходу, и Джулия осталась одна горевать по ребенку, которого ей не удалось зачать.

Разве можно объяснить это Марку? Марку, который держит в себе все эмоции, как бы больно ему ни было. Он не говорит о своих чувствах. Он считает, что лучший способ пережить боль – жить с ней.

Иногда Джулия ему завидует. Но чаще это приводит ее в ярость. Если Марк не делится своими эмоциями, она тоже не станет этого делать. Но ощущение потери и горя – слишком тяжелая ноша, которую она едва выдерживает, и единственное, на что она способна, – не заорать в приступе злости, используя любой предлог, чтобы дать выход раздражению.

И вот сегодня, в тот день, когда Джулия ушла с работы – точнее, ее вынудили уйти, – Марк все еще стоит у лестницы, не имея понятия, что сказать и что делать. Его преследует ощущение, будто он ходит по рунному полю. Один неверный шаг, и весь мир обрушился. Он чувствует ее боль, и больше всего на свете ему хочется ее утешить. Только он не знает, как это сделать. Не знает, с чего начать.

И боится, что, возможно, уже слишком поздно.

– Джулия, – он протягивает руку и умоляюще смотрит на нее. – Давай не будем опять начинать все заново. Только не сегодня. Я хочу услышать, что произошло, а не ругаться из-за ерунды…

– Это не ерунда, – огрызается Джулия, но он знает, что выигрывает этот бой, и в глубине души ей вовсе не хочется огрызаться.

– Знаю, знаю, – утешает ее он. – Прости, я не то хотел сказать. Почему бы тебе не досушить волосы, а я пока налью бокал вина? Что ты думаешь? Хочешь, доедим карри? Я могу позвонить в ресторан и заказать. Согласна? Джулия?

Джулия ковыряет ковер на лестнице большим пальцем ноги, потом пожимает плечами.

– О'кей, – бормочет она тоном агрессивного шестнадцатилетнего подростка. – Но я не хочу цыпленка. Я буду рыбу.

– Хорошо.

Глядя, как она поднимается наверх, Марк мысленно улыбается.

Это временное затишье, но, его талант дипломата возымел действие. На кухне он открывает бутылку вина, наливает себе бокал и тут же выпивает его, немедленно наполняя бокал снова на случай, если Джулия вдруг войдет. Он берет бутылку и еще один бокал и идет в гостиную, чтобы разжечь камин. В Хэмпстеде нет дровяных каминов, только имитация на газу, но все знают, что в доме Марка камин настоящий. Он нередко сталкивается с соседями, когда совершает грабительский набег на местный парк в поисках дров.

Второй бокал выпит за считанные секунды. Вообще-то, он не любитель выпить, но бог свидетель, сейчас ему это необходимо. Ему нужно смягчить боль.

Поставив бокал на стол и подняв трубку, чтобы позвонить в ресторан, Марк думает: если бы я верил в бога, я бы сейчас начал молиться.

 

6

– О, более того, по-моему, я в него влюбилась.

– О чем ты говоришь?

Белла изумленно таращится на Сэм, в основном потому, что выглядит та ошеломляюще.

Ну и что, что она на шестом месяце беременности. Ну и что, что размером с небольшого кита. Но она неотразима. Обычно, когда дело доходит до макияжа, Сэм из них троих самая ленивая. Никогда не использует ничего, кроме прозрачной крем-пудры, туши для ресниц и бледно-розового блеска для губ.

Но сегодня Сэм накрашена почти так же ярко, как и Белла. Кожа у нее гладкая и слегка загорелая, губы пухлые и блестящие, волосы уложены так, что слегка покачиваются волной при каждом движении. Никаких широких брюк и мешковатых платьев, которым она отдавала предпочтение с начала беременности. («Да, выглядит отвратительно, зато как удобно. А вот когда я начну заглядываться с интересом на рейтузы с подтяжками, остановите меня!»). Сейчас на Сэм черные расклешенные брюки, черные туфли на высоком каблуке и обтягивающий оранжевый свитер. Она выглядит потрясающе.

– Ты выглядишь потрясающе, – Джулия широко раскрывает рот.

Сэм погружается в кресло и кладет руку на сердце.

– Девочки, я серьезно. Мне кажется, я влюблена в мистера Бреннана.

– Того консультанта по диабету?

Гинеколог Сэм начал беспокоиться, что она так растолстела. Сэм сдала тест на переносимость глюкозы. Оказалось, что все в порядке, но, чтобы перестраховаться, она теперь каждый раз ходит к специалисту. Мистеру Бреннану.

Если верить Сэм, мистер Бреннан не совсем в ее вкусе. Не очень высокий, у него даже есть лысина.

(«Но по крайней мере, – оправдывается Сэм, – он не зачесывает на лысину оставшиеся три волоска!»).

Сэм называет его лапочкой и утверждает, что от его сексуального голоса моментально теряешь голову.

Теперь перед каждым визитом к гинекологу она делает эпиляцию и надевает шикарное белье. Но, судя по всему, ей этого мало.

– Серьезно, серьезно, я на него запала, – признается она и заливается краской, как девчонка.

– Дорогая, это естественно, – беззаботно произносит Белла, подзывая официанта, чтобы заказать еще бутылочку минеральной воды и большой стакан молока для Сэм. – Все мои нью-йоркские подруги по уши влюблены в своих гинекологов и терапевтов. Не переживай, у тебя это пройдет.

Сэм упрямо наклоняется вперед.

– Мне кажется, у меня все по-другому.

Джулия смеется.

– Хочешь сказать, что Крис был ужасной ошибкой.

– Мистер Бреннан и есть твой принц?

Сэм смущается.

– Брось! – Джулия покатывается со смеху. – Ты, серьезно?

Сэм ерзает на стуле, потом неохотно признается, что прошлой ночью, перед утренним приемом, ей приснился эротический сон с мистером Бреннаном в главной роли, что теперь все очень серьезно и она не сможет посмотреть ему в глаза, когда явится на прием.

– Давай подробности, подробности, – Белла прикована к месту от изумления. – Что за эротический сон? Что там было?

– Не помню, как все получилось, но я оказалась за границей, и, по-моему, сначала это был Крис, мы легли в постель, и вдруг Крис превратился в мистера Бреннана… Дело даже не в сексе, он был так нежен и все время убаюкивал меня и… Пожалуй, все.

– Все?

Белла разочарована.

– Никакого секса не было? – встревает Джулия, хотя откровенно говоря, в этот самый момент ее тоже вполне устроил бы нежный любовник.

– Все было очень сексуально, интимно, но секса как такового не было, понятно? Но когда я сегодня вошла в кабинет, на меня нахлынуло, и я с трудом заставила себя посмотреть на него.

– Он догадался?

– Не думаю.

– А тебе надо при нем снимать трусики?

– Белла! – кричит Сэм.

– Белла! – кричит Джулия.

– Надо?

Сэм откидывается назад и обмахивается, притворяясь, что ей стало жарко.

– Слава богу, не сегодня. Клянусь, я бы умерла со стыда. Испытать оргазм во время рутинного внутреннего осмотра у гинеколога. Господи боже. Вы можете себе представить? – Они смеются, но лицо Сэм вдруг становится серьезным: – И еще он сказал, что я замечательно выгляжу.

– Не может быть! – теперь очередь Джулии делать вид, будто она в шоке. – Он с тобой заигрывал?

– Нет. Нет, совершенно точно, нет. А жаль, – она качает головой, потом замолкает и задумывается.

Потом на ее лице появляется улыбка, она кокетливо принимается накручивать на палец локон волос и смотрит в пространство.

– Вообще-то… может, и заигрывал. Как вы думаете? Может, он специально это сказал? О господи. Чувствую себя тринадцатилетней девчонкой. Он заметил, что во мне что-то изменилось, и я пробор мотала что-то невнятное, будто я сделала прическу для вчерашней вечеринки, но вечеринка оказалась скучная… В общем, заболталась и никак не могла остановиться. Я уверена, что он обо всем догадался. Сказал, какая милая прическа. Весь последний час я анализирую то, каким тоном он это сказал, как посмотрел на меня, и значит ли это, что он ко мне неравнодушен.

– У тебя крыша поехала, – сочувственно произносит Белла.

– Знаю, знаю, – вздыхает Сэм. – Давайте сменим тему. Только можно еще кое-что спросить? – она смотрит им обеим в глаза. – Серьезно. Как вы думаете, я ему нравлюсь?

Когда Белла жила в Лондоне, три подруги регулярно приглашали друг друга на домашние ужины. Обычно они собирались у Джулии – ее кухня как нельзя лучше подходила для девичников. К тому же Джулия в то время единственная умела готовить: Сэм еще не открыла в себе кулинарный талант, а Белла питалась исключительно в роскошных ресторанах.

По пути Сэм звонила Джулии по мобильному и спрашивала, что привезти. Каждый раз ей неизменно приходилось заезжать в супермаркет за булочками для горячих бутербродов, ведерком мороженого и парой пачек сигарет.

Тем временем в холодильнике у Джулии охлаждались непременные бутылки вина, и три подружки принимались нарезать салаты, смешивать маринады, разливать соусы по мискам и хрустеть чипсами, непрерывно болтая.

Ужинали за кухонным столом, и в зависимости от настроения они или сидели на кухне всю ночь напролет, разговаривая о жизни, вспоминая прошлое, обсуждая мужчин и строя планы, или перемещались в гостиную – иногда, чтобы посмотреть телевизор, иногда, чтобы почитать журналы, которые были стопками навалены у камина. Так они и дружили: все получалось легко и естественно. Как члены одной семьи, только без семейных неурядиц.

Теперь их жизнь изменилась, и Джулии больше остальных не хватает тех дней.

Сэм блаженно счастлива с Крисом и ожидает первенца. Белла живет в другом мире, в Нью-Йорке. Ее новые подруги не ходят друг к другу в гости, ведь их квартиры размером не больше обувной коробки. И на собственную кухню они заходят не чаще раза в год, ведь встречаются все время в ресторанах и барах, где сидят и перемывают косточки знакомым за салатом без сыра, без соуса и поджаренными рогаликами без масла. О, и обязательно дополнительная порция крем-сыра. Обезжиренного. Тоненький слой. Большое спасибо.

Но Джулия… Джулия пыталась подстроить свою жизнь под Марка, и, когда у нее ничего не вышло, пустила все на самотек. Забыла, как жила раньше. С теми друзьями, которые Марку не нравились, она почти перестала видеться, а новых завести не удалось, потому что, заявила она себе, он отнимал у нее слишком много времени.

Она внушала себе, что готова к серьезным отношениям. С Марком. Готова завести ребенка. Девять месяцев она тратила на это всю свою энергию. А теперь, когда три подруги встретились снова, пусть и в ресторане, Джулия понимает, как ей всего этого не хватало. Ее банда. Ее сестренки. Ее сердечные друзья.

«Я скучаю по тем временам, когда была свободна».

Эти слова проникают в ее сознание, заставляя ее подпрыгнуть от шока. Она пытается проглотить их, запив водой, и немного расслабляется. В конце концов, это всего лишь слова, они ничего не значат. Разумеется, из-за этих слов она не собирается переворачивать свою жизнь с ног на голову.

Но задуматься стоит, ведь эта мысль возникла так отчетливо, так реально! И не хватает ей вовсе не мужчин, приключений и волнения. Ей не хватает свободы.

Она в ловушке! Ловушка – это мои отношения с мужчиной, который мне очень нравится, думает Джулия, но мне в сто раз лучше жилось без него.

О боже. Неужели это действительно так?

Она встряхивает головой, отгоняя эту мысль, и моментально вызывает образ агукающего упитанного младенца. Так-то лучше, говорит она себе, но ее пульс все еще бешено бьется.

Она окружает образ деталями, и сердцебиение замедляется. Толстый маленький ребенок, который лежит на овечьей шкуре, радостно воркует, хватает себя за пальчики ног и улыбается Джулии. Я хочу ребенка, внушает она самой себе, и поспешно добавляет: и Марка. И свою семью. Я запрещаю себе думать о свободной жизни. Отныне я буду концентрироваться только на ребенке.

– Земля вызывает Джулию. Земля вызывает Джулию. Джулия, прием.

Джулия поднимает глаза.

– Боже, извините, я просто задумалась о старых добрых временах. Как мне всего этого не хватает.

– Не хватает чего?

Сэм обиделась.

В конце концов, они с Джулией продолжают видеться, время от времени обедают вместе, если у Сэм назначена встреча недалеко от офиса Джулии и Джулия при этом не завалена работой.

– Наших встреч. Втроем. Это так здорово. Я чувствую себя…

– Как? – мягко торопит Сэм Джулию.

Та пожимает плечами.

– Вы подумаете, что я сумасшедшая, – она смотрит сначала на одну подругу, потом на другую, – но с вами я чувствую себя цельным человеком.

– То есть обычно ты не чувствуешь себя цельным человеком?

Белла украдкой смотрит на Сэм, и они обмениваются встревоженными взглядами, но Джулия ничего не замечает.

Джулия поводит плечами.

– Тебе не кажется, – осторожно произносит Сэм, – что, возможно, ты пытаешься завести ребенка, чтобы заполнить эту пустоту? Что иначе тебе никогда не стать цельным человеком?

– О чем ты говоришь?

Сэм откидывается на стуле и вспоминает прежнюю Джулию. Жизнерадостную Джулию, и такую, какой она была в более спокойные времена. Но она помнит и другое – как Джулия звонила ей и плакала, потому что ей было одиноко, как она исчезала на несколько дней, запираясь дома и упиваясь жалостью к себе и депрессией.

Немногие видели Джулию такой. На работе она могла быть жесткой и неспособной на компромисс, но в то же время была очень уязвимым и мягким человеком. И Сэм отчетливо помнит, что Джулия всегда говорила, как хочет найти свою вторую половинку.

Сэм всегда верила, что каждый человек может влюбиться не один раз, но Джулия никогда не соглашалась. Джулии казалось, что где-то в мире есть мужчина, который сможет стать ее вторым «я». Даже тогда Сэм хотелось сказать ей, что она ошибается. Нельзя всю жизнь ждать единственного возлюбленного, на этом пути – одни разочарования. Но для такого раз говора не возникало подходящего случая.

– Помнишь, ты говорила, что хочешь найти свою вторую половинку?

Джулия кивает.

– Я никогда в это не верила, ты же знаешь. Если ты будешь ждать, что другие помогут тебе стать цельным человеком, ты никогда не обретешь счастья.

– Но я была счастлива, – протестует Джулия. – Я была счастлива с Марком. Мы и сейчас счастливы.

– Но это не истинное счастье, – вмешивается Белла. – Я согласна с Сэм. Марк очень милый парень, но он не сумел заполнить пустоту в твоей душе, и, думаю, ребенок тоже не сумеет, – она продолжает говорить, не обращая внимания на то, что в глазах Джулии застыла боль.

Белла накрывает ладонь Джулии своей ладонью.

– Мы любим тебя, Джулия, но бог свидетель, если существует хоть один шанс, что, решив завести ребенка, ты совершаешь чудовищную ошибку, тебе нельзя этого делать.

После долгого молчания Джулия начинает смеяться.

– Какой к черту ребенок? – восклицает она. – В данный момент мне кажется, что этот ребенок вообще никогда не появится, поэтому и переживать-то не чего!

Сэм уходит первой. Раньше она была более энергичной, но в последнее время приобрела привычку дремать после обеда, и, вытерпев пятнадцать минут зевков, подруги намекают, что она должна идти.

Джулия и Белла остаются. У Беллы отпуск, и у Джулии, можно сказать, тоже. Она скучает по тому времени, когда постоянно была занята, кому-то нужна, но об офисе даже и не вспоминает. Почти.

Время от времени ей звонит Джонни поделиться офисными сплетнями. Это мило, но больше ее не касается. Судя по всему, Мэйв пользуется большой популярностью, и ходят слухи, что Майк Джонс за ней приударяет, хотя Мэйв – нелегкая добыча во всех смыслах этого слова.

Официант приносит еще капучино, и Белла тянется к сумке.

– Послушай, – произносит она, доставая какую-то распечатку. – Наверное, не следует давать тебе это, но какого черта. Одна знакомая девушка с Манхэттена пыталась забеременеть целый год, и безрезультатно. В конце концов, она залезла в Интернет, стала смотреть всякую информацию по бесплодию, и на одном языческом сайте нашла ритуал…

Сердце Джулии бешено бьется, и она выговаривает изумленным и немного испуганным шепотом:

– Заклятие от бесплодия?

– Что-то вроде того. Наверное. Но по-моему, правильно называть это ритуалом. Короче, через месяц после этого она забеременела, и я спросила, может ли она поделиться этим заклятием… то есть ритуалом, и привезла его с собой. Хоть и не была уверена, показывать тебе его или нет. Черт, я даже не знаю, сработает ли оно, потому что мне кажется, это могло быть про сто счастливое совпадение…

– Белла, я тебя обожаю! – кричит Джулия, хватает листок и обнимает подругу. – Думаю, ты только что изменила всю мою жизнь!

Они прочитали ритуал вместе. Все «ингредиенты» легко было найти. Естественно, Джулии хочется проделать все немедленно. Белла планировала пройтись по магазинам на Вест-Энде, но ей так любопытно увидеть колдовство в действии, что она соглашается присутствовать в качестве моральной поддержки.

– Но ты уверена, что это не помешает заклятию? То есть ритуалу! То, что я тоже буду рядом?

– Нет, если твои, намерения совпадают с моими, – произнесла Джулия, и улыбнулась до самых ушей – возможно, это была первая искренняя улыбка за многие месяцы.

– Мне ребенок не нужен, спасибо большое, – в ужасе произносит Белла, а Джулия смеется.

– Дурочка. Ты должна увидеть меня с ребенком, и все будет о'кей. Думаешь, заклятие сработает, ведь сегодня не полнолуние?

– А почему обязательно должно быть полнолуние?

– Смотри, тут говорится: «Предпочтительно проводить ритуал в полнолуние».

– Если бы я ответила «нет», ты бы стала ждать до следующей полной луны?

– Нет.

– Ну тогда зачем вообще спрашивать? – Белла подталкивает Джулию в бок.

Та поднимает брови, но все еще улыбается.

Они едут домой через Ковент Гарден. Не самый прямой маршрут, но это единственное место, где можно достать все составляющие зелья. Они находят именно то, что нужно. Впервые в жизни Джулия благодарит бога за то, что есть эзотерические магазинчики, которые раньше казались ей совершенно бесполезными. Обычно она редко захаживает в такие места и ее тошнит от запаха ароматических палочек, но она крепко сжимает в руке список покупок. В супермаркете та кие чудеса не продаются.

Составляющие:

Две белые свечи (одна для Бога, вторая для Богини. Или свечи для тех божественных сил, которым вы поклоняетесь).

Одна пурпурная свеча (для медитации).

Одна зеленая свеча (для плодородия).

Один маленький мешочек на веревке (сделанный своими руками или купленный в магазине).

Травы (мак, полынь, корень эхинацеи для усиления заклятия. Используйте любые травы, символизирующие плодородие).

Ступка и пестик.

Один кристалл розового кварца.

Один кристалл аметиста.

Предпочтительно проводить ритуал в полнолуние.

«Для начала обозначьте ритуальное пространство с помощью свечей, приготовьте травы, пестик и ступку и другие предметы, перечисленные выше, затем замкните круг».

Джулия смотрит на Беллу – они уже вернулись домой и устроились на диванах в гостиной Джулии.

– Как ты думаешь, что это значит – «замкните круг»?

– Наверное, нужно положить свечи, травы и все остальное в кружок.

– Может быть. А может, надо встать в середине комнаты и обрисовать себя воображаемым кольцом?

– Не знаю. Но можно сделать и то, и другое, чтобы подстраховаться.

Они отодвигают кофейный столик и торжественно раскладывают составляющие в круг в середине комнаты. Становятся в круг спина к спине, переодевшись в белое – Джулии кажется, что белый цвет – символ чистоты – сможет настроить их на нужный лад и, кто знает, может, даже благотворно повлияет на заклятие. То есть на ритуал.

Только вот у Джулии оказались лишь одни белые брюки и поэтому Белле пришлось обернуться простыней на манер тоги, перекинув ее через плечо.

– Дерьмо, – Джулия выходит из круга. – Мне тоже нужно завернуться в простыню.

– Что?

– Ты выглядишь более… по-язычески, но это же не для тебя заклятие. Подожди здесь. Сейчас переоденусь.

– По желанию: вырежьте луны плодородия на зеленой свече, – читает Белла, слегка прищуриваясь, так как листочек с заклятиями лежит за границей круга, и ей приходиться тянуться, чтобы разглядеть, что там написано.

К тому же Джулия решила погасить электрический свет, а при свечах разобрать написанное нелегко.

– Что это еще за луны плодородия, будь они неладны? – Белла снова прищуривается. – Ой, извини. Руны.

– О, – смеется Джулия. – Ну давай. Вырезай.

– Что? – Белла меняется в лице. – С чего ты взяла, что я знаю руну плодородия?

Джулия стонет.

– Может, позвонишь своей подруге и спросишь?

– У меня нет ее номера с собой. Слушай, не переживай, тут же написано: по желанию, наверное, сработает и без рун.

Джулия не уверена. Внезапно у нее загораются глаза.

– Придумала! Давай вырежем на свече эрегированный пенис!

Белла прыскает со смеху, но потом понимает, что Джулия говорит серьезно.

– Я не шучу, – не унимается Джулия. – Помнишь ту огромную известковую статую с мощным стояком?

Белла пристально смотрит на нее:

– Ты. О. Чем. Это.

– Ну ты понимаешь. Гигант Серн Аббас. Из Дорсета. Здоровая статуя мужика, символ плодородия. Разве можно придумать лучший символ плодородия, чем эрегированный пенис?

– А как же сперматозоид? – предлагает Белла, подняв бровь.

– Белла, знаешь, какой из меня художник? Если я попытаюсь изобразить сперматозоид на зеленой свече, Высшие Силы подумают, что это головастик, и в результате нашлют на мой садик полчища лягушек!

– А почему ты думаешь, что эрегированный пенис у тебя получится лучше?

– Потому что когда-то мне было пятнадцать, и я до сих пор помню, как это делается!

Джулия вырезала пенис, поставила свечу на место, и они снова встали в центр круга спиной к спине.

– Я так не могу, – Белла выпрыгивает из круга и скрещивает руки. – Что, если заклятие подействует? Я не хочу забеременеть. Давай я буду стоять за пределами круга и говорить тебе, что делать.

Джулии приходится смириться – действительно, кто знает, что может произойти. Белла выходит из круга и начинает ритуал.

– Зажгите свечу Бога. Произнесите: «Я взываю к Богу, Повелителю, Отцу, Дарующему Жизнь. Я прошу тебя охранять этот круг и меня, стоящих в этом круге, и защищать меня от порчи».

– Ты хочешь сказать «стоящую»? – шепчет Джулия.

– Что?

– «Меня, стоящую»?.. А не «меня, стоящих»?

– Так тут написано. Я в этой тарабарщине ничего не смыслю. Ш-ш-ш. Делай, как говорят.

– Теперь зажгите свечу Богини. Произнесите: «Я взываю к Богине, Повелительнице, Матери, Дарующей жизнь. Я прошу тебя охранять этот круг и меня, стоящих в этом круге, и защищать меня от порчи».

– Теперь произнесите: «Я взываю к силам природы, самой Жизни. Я прошу вас охранять этот круг и меня, стоящих в этом круге, и защищать меня от порчи».

– Зажгите пурпурную свечу, – мрачно проговаривает Белла, потом вдруг кричит: – Нет! Не зеленую. Пурпурную.

– Дерьмо, – ругается Джулия себе под нос. – Ни черта не видно. Зажги еще свечей в комнате.

– Нет. Не разрушай атмосферу. «Сядьте на пол и начните медитацию, повторяя мантру: «Очисти мое тело, очисти мой дух, очисти мой разум». Примерно десять минут.

Через двадцать минут Джулия шипит на Беллу, которая полностью расслабилась и теперь думает, что трансцендентная медитация – не такая уж плохая штука.

– Извини. «Зажгите зеленую свечу. Положите мешочек и кристаллы перед зеленой свечой. Возьмите одну разновидность травы, истолчите ее в ступке пестиком, вызывая плодородные мысли».

– Что еще за плодородные мысли? – в панике произносит Джулия.

– Сейчас, сейчас. «Представьте, что вы беременны и держите в руках новорожденного. Когда разотрете все травы, положите их в мешочек и произнесите: «Ребенок вырастет внутри меня, как Бог внутри Богини».

Джулия с серьезным видом растирает травы в мраморной ступке и вызывает в мыслях ребенка и свой растущий живот. В душе раскрывается бутон любви, заполняя все ее существо.

– Когда все травы оказались в мешочке, – протягивает Белла, увидев, что Джулия готова, – возьмите камни, положите их перед собой и представьте, что в них вливается прекрасный зеленый свет, заставляя сиять изнутри. Когда вы почувствуете, что готовы, положите их в мешочек и опять произнесите: «Ребенок вырастет внутри меня, как Бог внутри Богини.

– И, наконец, плотно завяжите мешочек и постоянно носите его с собой, а когда будете исполнять «танец младенца», положите его на живот.

Джулия замирает и встревожено смотрит на Беллу.

– Танец младенца? Что еще за танец младенца, черт возьми?

– Наверное, сексуальный танец, вроде танца живота. Вот так, – Белла принимает как можно более серьезный вид и исполняет танец живота, описывая круг и осторожно придерживая простыню, чтобы она не упала и чтобы не запутаться. – У тебя есть какая-нибудь музыка?

Через несколько минут Джулия возвращается в круг и забывается в танце под группу «Эйр» – единственный диск в ее коллекции, отдаленно напоминающий спиритическую музыку. Она закидывает голову, закрывает глаза и обольстительно покачивается. Ей нравится это ощущение свободы, безграничности. Белла проскальзывает внутрь круга, виляя бедрами и руками.

– Хм-м, – Марк покашливает и ставит портфель на пол рядом с дверью. – Вы, конечно, извините, но какого черта здесь происходит?

 

7

– Мне все равно, – вздыхает Марк. – Мне кажется, это нелепо, но злюсь ли я? Нет. Думаю ли я, что это сработает? Нет. Кажется ли мне, что ты выжила из ума? – он смотрит на Джулию и решает оставить вопрос без ответа.

Джулия сидит на другом диване, все еще задрапированная в простыню. Оплывшие свечи и травы свалены в кучу в углу комнаты, кофейный столик вернулся на место, прежде чем Марк окончательно не взбесился.

Белла улизнула в отель.

– Ты же все время говоришь, что я должна что-то предпринять, – надувается Джулия.

– Да. Но я имел в виду специалиста по лечению бесплодия. Но никак не танцы в полуголом виде и какой-то идиотский ритуал, который ты вычитала в Интернете.

– С чего ты взял, что он идиотский?

– Джулия. Это бред.

– Но знакомая Беллы забеременела с помощью этого ритуала, а до этого не могла забеременеть целую вечность.

Марк с отвращением фыркает.

– А что ты мне предлагаешь? – умоляюще произносит Джулия. – Единственная причина, почему я до сих пор не обратилась к специалисту по бесплодию, так это то, что я не хочу расстраивать тебя.

– Расстраивать меня? Какого черта я должен быть расстроен? – и медленно до него доходит. – Ты что, серьезно думаешь, что я в этом виноват? Думаешь, что проблема во мне? Если бы не я, ты бы уже много месяцев назад забеременела? Боже мой! Это невероятно. С какой стати ты вообразила, что ты не виновата в равной степени? Откуда ты знаешь, что проблема не в тебе?

– Потому что я уже была беременна, – выплевывает Джулия. – Вот почему. Потому что, когда мне было двадцать два года, я делала аборт. Вот почему. Теперь ты в курсе. Мне нет нужды ходить к каким-то долбаным специалистам по бесплодию, потому что я знаю – со мной все в порядке.

После долгого молчания Марк наконец поднимает глаза, полные слез, и смотрит на нее.

– Ах ты сука, – он произносит это почти шепотом.

– О боже, извини, – Джулия понимает, что зашла слишком далеко.

Она протягивает руки, но он отталкивает ее.

– Ты долбаная сука, – повторяет он. – Теперь я понимаю, почему наши отношения превратились в такое дерьмо. Теперь я знаю, почему мы больше не разговариваем, а только собачимся. Ты обвиняешь меня. Думаешь, что ты – идеальная, а я нет, и ненавидишь меня за это, так?

– Нет… – она спотыкается. – Не думаю, я не хотела, чтобы ты узнал. Думала, может быть со временем ты сам догадаешься.

– Я только одно знаю точно, – говорит Марк и берет пальто. – Что у тебя еще хватило наглости обвинять меня. Десять лет назад ты сделала аборт. И что с того? Скорее всего после этого ты и стала бесплодной. – Он надевает пальто, а Джулия в ужасе наблюдает за ним.

– Куда ты?

– Подальше отсюда.

Он поворачивается и с треском захлопывает за собой входную дверь.

Проклятье. Проклятье. Что же она натворила? Джулия нервно меряет шагами гостиную. Звонит Сэм, отчаянно желая поговорить, но у той включен автоответчик. Она звонит на мобильник Беллы, который та взяла напрокат на время отпуска, но, похоже, на линии неполадки.

Джулия наливает себе бокал вина и с изумлением замечает, что у нее трясутся руки. Что она натворила? Что она натворила?

Неужели уже слишком поздно?

Она не нарочно все это сказала. А может, нарочно. Ей необходимо было это сказать, хоть она и боялась, что это конец, что она потеряет своего мужчину, свою жизнь за прошедшие четыре года.

Скороварка. Иначе это назвать нельзя. Она пыхтела, как скороварка, медленно накапливая пар, пытаясь не взорваться от гнева и обиды, а теперь она в ужасе. Но при этом очень довольна.

Слава богу, что больше не нужно ничего скрывать. Разумеется, она сможет все исправить. Разумеется, позже, вечером, Марк вернется. Он все еще будет обижен, его гордость будет уязвлена, но она поцелует его, и равновесие будет восстановлено.

Она звонит Марку. Снова и снова. Его мобильник отключен, но она слишком взвинчена и может лишь сидеть перед телефоном и раз за разом нажимать на кнопку повторного набора. О боже. Что же она наделала? Чем больше времени проходит, тем хуже она себя чувствует.

Часы тянутся, как улитки. Восемь часов. Девять. Десять, В одиннадцать она немного расслабляется, потому что куда он мог еще пойти, как не в паб? А пабы закрываются в одиннадцать, значит, скоро он придет домой.

В полдвенадцатого она начинает рыдать, и на этот раз, наконец, дозванивается Белле в отель.

– Где тебя носило, ради всего святого? – выпаливает она, давясь слезами.

– Джулия? Это ты? Что произошло?

– По-моему, Марк меня бросил, – произнесенные вслух, эти слова кажутся ей реальными.

Очень реальными. Джулия заливается слезами.

– Я сейчас приеду, – говорит Белла, но Джулия останавливает ее.

– Нет. Нет. Не надо тебе приезжать, – в глубине души Белла испытывает облегчение: она живет далеко, и у нее нет никакого желания тащиться на другой конец города второй раз за день.

Джулия все рассказывает Белле, умирая от смущения, что Марк застал их в простынях, исполняющими танец младенца.

– Да, – комментирует Белла. – И где он может быть, твои предположения?

– Понятия не имею, – хнычет Джулия. – Вообще не надо было ничего говорить. Лучше бы этого дня вообще никогда не было.

– Знаешь, что тебе нужно? Тебе нужно отдохнуть.

– Этим летом мы собираемся на Майорку. То есть собирались. До того, как он ушел, – раздается новая серия всхлипываний, и Белла терпеливо ждет, когда рыдания прекратятся.

– Я не имею в виду вас с Марком. Я говорю о тебе. Почему бы тебе не поехать со мной в Нью-Йорк? Только что позвонили из офиса, мне необходимо вернуться. Срочно. Мне забронировали билет на завтрашний самолет. Наверняка там остались еще места.

– Нью-Йорк? – слезы у Джулии сразу высохли. – Нью-Йорк? – предложение заманчивое, и Белла чувствует, что Джулия заглотила наживку.

Пусть она не так голодна, но, по крайней мере, она заинтересовалась. Это уже кое-что.

– Можешь позвонить прямо сейчас и забронировать билет, и не надо будет тратиться на отели, потому что я буду рада приютить тебя на своем диванчике. Мы потрясающе проведем время, и, бог свидетель, тебе нужно отдохнуть…

– А как же Марк?

– Что Марк? Вы оба несчастны, наговорили друг другу кучу гадостей, и самое лучшее для вас обоих сейчас – немного отстраниться. Поговоришь с ним, когда он придет домой, скажешь, что делаешь это, чтобы спасти ваши отношения, Потом уедешь и повеселишься как следует. Господи, Джулия. Когда ты в последний раз веселилась?

– Не могу. Звучит потрясающе, но я не могу так взять и уехать. У меня куча дел…

– Каких дел?

Джулия вздыхает.

– О'кей, дел не так уж много, но половина моих шмоток в стирке, и мне нечего надеть…

– Ради бога, Джулия. Нью-Йорк – мировая столица шоппинга. Там все дешево и легко. Положи в чемодан чистое белье и поехали. Все остальное купишь на месте.

– Я уже сто лет не была в Нью-Йорке, – мечтательно произносит Джулия.

– Вот именно. Значит, ты едешь. Сейчас я положу трубку и позвоню в офис, чтобы они и тебе забронировали билет. Потом перезвоню.

Джулия ошеломлена и не в силах ничего делать, но через полчаса, когда Белла перезванивает, у нее вдруг появляется куча энергии и, отодвинув подальше тревожные мысли о Марке, она начинает собирать вещи.

Все мысли улетучиваются. Она вихрем носится по огромному дому, сортирует белое и цветное белье, гладит свитеры, забыв о времени, забыв о том, что Марка до сих пор нет дома. Боже, что это за странное ощущение в животе?

Это точно не ребенок. Не может быть, ведь у нее только что начались месячные, тогда что же это? Неужели… предвкушение? Она аккуратно складывает свитеры, запихивает в чемодан туфли и с изумлением осознает, что на лице ее играет улыбка.

Она прерывается, лишь чтобы поставить чайник и приготовить кофе, потому что в голове у нее все перемешалось, а глаза уже слипаются. Кофе помогает ей не заснуть, и, наконец, когда чемодан собран, она без сил падает на диван.

И тут в замке поворачивается ключ.

Джулия оборачивается и смотрит на часы. Шесть пятнадцать утра. Марк заходит в комнату, садится на диван к ней лицом, стараясь не смотреть ей в глаза. Она не произносит ни слова.

Он выглядит кошмарно. Джулия делает вывод, что он сильно пьян. Костюм помялся, галстук болтается, волосы торчат во все стороны.

Еще недавно Джулия потребовала бы объяснений: где он был, с кем. Но ночка выдалась длинная, она чувствует огромное облегчение, что он опять дома, и решает не подвергать его допросу.

– Ты уезжаешь? – наконец шепчет он, и Джулия тает: он увидел чемодан в прихожей и, очевидно, предположил, что она от него уходит.

– Нет, – отвечает она. – Не совсем. Ну, вроде того. – Марк недоуменно смотрит на нее. – Прости за то, что я тебе наговорила. Прости за все. Знаю, в последнее время мы были несчастны, и я была ужасной занудой. Я понимаю, как тебе было тяжело перенести все это – неудачи, то, что у меня не получалось забеременеть, и я на этом помешалась. Но в данный момент единственное, в чем я на самом деле уверена, что мне необходима свобода. И мне кажется, если ты исчез непонятно куда до… – она смотрит на часы, – …пятнадцати минут седьмого, тебе она тоже необходима. Я не бросаю тебя, но я решила сделать перерыв, уехать в Нью-Йорк и пожить немного у Беллы. Мне нужно какое-то время побыть в одиночестве, подумать о своей жизни, о нашей совместной жизни, нужно постараться и… не знаю… Боже, это звучит так глупо, но мне нужно снова обрести себя. Вот что я сейчас чувствую.

– Неужели ты действительно так несчастна? – спрашивает он.

Джулия на минутку задумывается, не зная, что ответить. Она могла бы солгать, сказать, что на самом деле у нее все в порядке, что все не так уж плохо и что все рассосется, но ей уже до смерти надоело врать.

– Да, – говорит она. – И ты тоже. Не уверена, может, это из-за того, что у нас не выходит с ребенком, а может, потому что у нас с тобой ничего не получается. Потому что наши отношения катятся к чертям, или из-за меня, но я точно знаю, что, пока я здесь и мы продолжаем жить обычной жизнью, мы никогда не поймем, в чем проблема.

– Значит, ты скоро уезжаешь?

Джулия кивает.

– Давай я приготовлю кофе, – она бросается на кухню, но вдруг ловит взгляд Марка и оказывается у него в объятьях.

Марк прижимает Джулию к себе, и она обнимает его в ответ, не в силах оторваться, как если бы от этого зависели их жизни. Они в шоке от переполняющих их переживаний, и изо всех сил пытаются отогнать мысль о том, что такие объятия могут означать только одно.

Расставание.

Марк настаивает на том, чтобы отвезти ее в аэропорт и, хотя она собиралась поехать на такси вместе с Беллой, она понимает, что после этой ночи нужно побыть наедине с любимым. И хоть это и не разрыв, а только отпуск, они делают вид, что все нормально, – и это действует утешающе.

По дороге они почти не разговаривают, к тому же Джулия мало спала ночью, и теперь еле ворочает языком от усталости.

– Раньше я постоянно недосыпала, – зевает она. – Почему сейчас у меня такое ощущение, будто меня ударили отбойным молотком?

– Так всегда бывает в тридцать три года, – отвечает Марк.

Он чувствует себя не так паршиво, и рад, что ему так и не пришлось объяснять, где он был.

– Помню, как мы ходили по клубам, – вспоминает Джулия. – До полуночи не выходили из дома, и возвращались в десять утра, и чаще всего я даже не ложилась спать. И чувствовала себя нормально.

– И ты умудрялась не спать и танцевать всю ночь напролет без помощи всяких… м-м-м… запрещенных средств?

– О да, – она улыбается, будто припоминая что-то забавное. – А они бы не помешали.

Чтобы заполнить тишину, Марк включает радио. Джулия выглядывает в окно и думает о последней поездке в Нью-Йорк. Ее захлестывает волна воспоминаний, и она чувствует, что не может сдержать улыбку.

Ей было двадцать три года. Боже. Почти десять лет назад. Как летит время! Она работала над документальным фильмом о женщинах-частных детективах, которые в основном занимались тем, что подлавливали мужей, изменяющих своим женам. Раньше она никогда не была в Америке. Майк послал ее в Нью-Йорк в паре с другой журналисткой по имени Кэролайн.

Она побывала на неделе У.Х. Смита, а страницы путеводителя по Нью-Йорку были замусолены и за гнуты уголками еще до того, как она сошла с трапа самолета в аэропорту Джона Кеннеди. Она отметила карандашом все места, которые хотела бы посетить, все бары, музеи, в которые ей отчаянно хотелось попасть.

Был конец ноября. Как только они прилетели, в глаза ударило ослепительно яркое, жестокое солнце, по лицу стегнул ледяной ветер. Джулия запахнула пальто покрепче, а Кэролайн задрожала и пожаловалась, что их первой остановкой будет супермаркет, отдел шерстяного белья.

Все вокруг казалось таким захватывающим – а они ведь еще даже не вышли из аэропорта. Такси на самом деле оказались ярко-желтого цвета, таксисты – такими же грубиянами, как всегда показывали в кино. Пробки были кошмарные. Мустафа (так звали таксиста) получал огромное удовольствие, резко выжимая педаль газа, подъезжая к впереди идущей машине чуть ли не на расстояние ладони и с визгом нажимая на тормоз.

Кэролайн и Джулия сидели сзади, борясь с тошнотой, умоляя бога, чтобы эта поездочка поскорее закончилась. Они были слишком по-британски вежливы, чтобы жаловаться.

Проезжая по Лексингтону и Гарлему, девушки не произнесли ни слова, прижавшись носами к стеклу и пожирая взглядом пожарные выходы, банды подростков, сидящих на ступеньках, грязные улицы.

– Не могу поверить, что мы здесь, – с улыбкой выговорила Кэролайн, оглянувшись на Джулию всего на мгновение, чтобы ничего не упустить из виду. – У меня такое ощущение, будто мы вот-вот увидим Микки-Мауса!

Миновав восьмидесятые и девяностые улицы, они продолжали ехать по направлению к центру. Вид за окном стал меняться. Вот они и в Грэмерси – им забронировали номер в отеле «Грэмерси Парк».

– По-моему, я влюбилась в Нью-Йорк, – Кэролайн плюхнулась на кровать и мечтательно вздохнула. – Никогда в жизни не видела столько потрясных мужиков!

– Бог с ними, с мужиками. Я могу влюбиться в сам Нью-Йорк. Невероятный город.

Работа оказалась не из легких. Съемки еще не начались, они лишь проводили разведку. Нужно было убедиться, что они выбрали подходящих героинь. Большую часть дня они висели на телефоне или шпионили за частными детективами, чтобы получить реальное представление об этой работе.

В субботу они отправились в Центральный Парк, взяли напрокат коньки и, спотыкаясь, катались на катке Уоллман. Потом покатались на повозке с лошадьми вокруг парка и выпили горячего шоколада в холле отеля «Плаза».

В течение следующей недели они побывали в «Эмпайр Стейт Билдинг», музее Гуггенхайма, Музее Современного Искусства и взобрались на статую Свободы.

По вечерам они ездили в центр. Бродили по Сохо, сидели на скамеечках на Грин-стрит и Принс-стрит, глазели на прохожих, а потом шли в бар и наслаждались теплой, дружелюбной аурой Нью-Йорка.

Или оправлялись в Гринвич-Виллидж, в богемные кофейни, где до поздней ночи потягивали капучино, болтали с посетителями за соседними столиками и заканчивали вечер в барах, клубах, с людьми, которых видели впервые, но которые казались им друзьями на всю жизнь.

В кино они ходили как можно чаще – чтобы вернуться домой и невозмутимо заявить, что видели уже все новые фильмы.

«О, "Молчание ягнят"? Вы разве еще не смотрели? Боже, я видела этот фильм несколько месяцев назад. Хотите сказать, у нас премьера только через четыре месяца? Ну ничего, стоит подождать. Фильм потрясающий».

И естественно, обе завели романы. Никакого секса, по крайней мере, не для Джулии, – недавние постеры, предупреждающие об угрозе ВИЧ и СПИДа, все еще стояли у нее перед глазами, и почему-то ей казалось, что в Англии она в безопасности, а вот в Америке болезни подстерегают на каждом шагу. Но она чудесно провела время с широкоплечими парнями с толстыми шеями и еще более толстыми кошельками.

Джулию переполняли впечатления, а ведь ока увидела Манхэттен лишь одним глазком. Она жила в Нью-Йорке две недели как обычная туристка, делала то, что обычно делают туристы, и провела самые потрясающие дни в своей жизни. А теперь она будет жить с Беллой! В квартире! В центре! Теперь у нее есть шанс увидеть Нью-Йорк глазами ныо-йоркцев, и знаете что? Она сгорает от нетерпения.

«И почему только я раньше не додумалась поехать?» – думает она, широко улыбаясь, когда они приезжают в аэропорт. «Почему я так долго ждала?».

 

8

Джулия открывает глаза и нащупывает часы. 3.02 ночи. То есть восемь утра в Англии. Именно в это время она обычно встает.

Четырех часов сна явно недостаточно. Она забирается обратно под одеяла и пытается опять уснуть. Через сорок минут, поняв, что волнение так и не дает уснуть, она откидывает одеяла и пробирается на крошечную кухню.

Сказав, что живет в квартире размером с обувную коробку, Белла говорила серьезно. Ее апартаменты состоят из двух крошечных комнатушек, одна из которых – гостиная – совмещена с кухней, а другая – спальня в форме буквы L – с лилипутской ванной.

– Но ты только посмотри, какой вид, – сказала Белла прошлой ночью, провожая Джулию к окну. – Правда, невероятно?

Джулия согласилась, глядя на Манхэттен с высоты тридцать пятого этажа. Но она не совсем понимала, как высоко ценится на Манхэттене прекрасный вид.

– Некоторые мои знакомые снимают квартиры в два раза меньше этой и в два раза дороже, – призналась Белла. – Все из-за шикарного вида.

Джулия открывает дверцы буфета Беллы в поисках кофе или чего-нибудь съестного, и в ошеломлении видит пустоту. Там нет абсолютно ничего. Джулия привыкла, что Марк всегда забивает кухонный шкаф до отказа, чтобы быть готовым ко всему.

Цыпленок по-мароккански с кедровыми орешками и толчеными зернами кардамона? Пожалуйста. Кедровые орешки во втором шкафчике справа, зерна кардамона и другие специи в кладовке. Ступка и пестик – на столе, рядом с тостером.

Суши домашнего приготовления? Коричневый рис в кладовой (под шафраном, тмином и семенами кориандра), длиннозерный – в третьем шкафчике справа, крабовые палочки в морозильнике, васаби в дверце холодильника. Бамбуковые салфетки скрываются где-то на дне нижнего ящика, а в ящике для овощей всегда, в любое время дня и ночи найдется авокадо.

Но Белла, кажется, не только понятия не имеет, что такое ступка и пестик. У нее нет даже самого необходимого. Консервированных помидоров на всякий пожарный. Даже баночки со смешанными приправами пятилетней давности. Даже овсяных хлопьев. Наконец Джулии удается откопать завалявшуюся банку тунца, срок годности у которого прошел четыре месяца назад, и за этой банкой – слава всевышнему! – жестянку кофе.

Но у Беллы нет чайника.

К тому времени Джулия уже впадает в отчаяние и, отыскав кастрюлю и наполнив ее водой, ставит на огонь. Она находит чашку без блюдца, которая валяется под раковиной, и чуть не начинает рыдать, когда понимает, что кофе нерастворимый.

Она принимается искать снова, заглядывая в каждый шкафчик, но чувствует, что ситуация провальная. Может, ей удастся выудить гранулы из чашки, а по том можно будет и кофе попить? В конце концов ей удается найти чайную ложку.

Кофе омерзительный. Серого цвета (молоко в холодильнике внушает подозрения, но Джулии уже до лампочки), на поверхности плавают черные кофейные зернышки. В других обстоятельствах пить такое она бы не стала. Но сейчас, поморщившись, пьет, и подходит к большому окну с видом, улыбаясь шпилям здания Крайслера и Эмпайр Стейт Билдинг.

Боже. Воспоминания.

Она обдумывает, не убрать ли постель, а потом, свернувшись клубочком на диване, посмотреть телевизор, но вместо этого забирается под одеяла с тошнотворной чашкой кофе, делает потише и принимается переключать каналы.

– Что ты делаешь? – пошатываясь и моргая, Белла вваливается в гостиную.

На ней короткое кимоно сиреневого цвета, и Джулия улыбается, увидев, как безупречно она выглядит даже в четыре утра.

– Не могу спать. Слишком взбудоражена. Я тебя разбудила? Извини, что так грохотала?

– Не-а. Не беспокойся, ты не виновата. Стены как будто из бумаги сделаны, – она зевает и потягивается, потом замирает как вкопанная. – Джулия, что это за хреновину ты пьешь?

– Кофе.

Белла осторожными шажками приближается к кофейной чашке, наклоняется и нюхает.

– Это не кофе. Это собачья моча.

– Знаю, – Джулия с несчастным видом косится на свою чашку с уже остывшим варевом. – И на вкус так же отвратительно, как и на вид.

– Душа моя, если бы на вкус это было так же отвратительно, ты бы в жизни не сделала ни глоточка. Какого черта ты не достала перколятор? У меня даже есть фильтры.

– Последний раз я слышала слово «перколятор» в 1976 году, – смеется Джулия, чувствуя себя идиоткой.

Белла пальцем показывает на большую кофеварку со стеклянным чайничком для кофе в комплекте, которая стоит на самом видном месте, прямо посреди кухонного стола.

– А ты думала, это что такое? – Белла качает головой, достает фильтры и наполняет кувшин водой. – Нарезанная печенка?

Джулия смеется:

– Извини. Кстати, чем ты питаешься, когда бываешь дома? Твой кухонный шкаф – это просто позор. У Марка случился бы сердечный приступ.

– Марк, конечно, мне очень нравится, но не пошел бы он к чертям собачьим, – Белла включает кофеварку и облокачивается на стол. – Что касается продуктов, в этом городе дома никто не ест.

– Что, никогда?

– Никогда. Смотри, – она открывает дверцу духовки. Внутри лежит нечто, подозрительно напоминающее стопку свитеров. – Идеальное место для хранения кашемира, – хохочет она, а Джулия пораженно качает головой.

– Значит, ты дома только кофе пьешь?

Белла качает головой:

– Вообще-то, это тоже редкость. Утром по пути на работу забегаю в «Старбакс» на Второй и беру диетический латте, Я эту хреновину уже тысячу лет не использовала.

– Замечательно, – Джулия берет жестянку с кофе. – Неудивительно, что срок годности этого кофе кончился еще в прошлом феврале.

– Какая разница? – Белла споласкивает чашку Джулии под краном, чтобы налить новую порцию кофе. – Ты сама только что хотела выпить кофе в гранулах с прокисшим молоком. Выпей это, моя дорогая, – Белла протягивает Джулии чашку дымящегося кофе, – …и тебе покажется, будто ты умерла и попала в кофейный рай. Точно. Я иду спать.

– Не уходи, – умоляет Джулия, но Белла качает головой и исчезает в спальне.

– Кто рано встает, тому бог подает. Спи, моя крошка, стройные ножки. Увидимся утром. – Она посылает Джулии воздушный поцелуй и исчезает.

– Какого черта? – Джулия продирает веки и видит Беллу, которая носится по гостиной в малиновых расклешенных спортивных штанах и черном топике с открытым животом и с треском поднимает жалюзи.

– Проснись и пой, проснись и пой! Помнишь, что я говорила про стройные ножки? Мы с тобой, моя дорогая, отправляемся в спортзал.

– Ты что, с катушек съехала? – стонет Джулия, утыкаясь лицом в подушку, чтобы закрыться от солнечных лучей, которые проникают в комнату. – Который час?

– Полседьмого. Самое время часок потренироваться.

– Полседьмого? Я только полчаса назад уснула.

– Почему? Что же ты делала?

– Телевизор смотрела.

– И что, нашла что-нибудь интересненькое?

– А как же! Канал «Развлечения!». Смотрела обалденную программу о каком-то вундеркинде, правда, раньше я о нем никогда не слышала… он потом еще скатился и стал наркоманом и алкоголиком.

– Гарри Карлуччи?

– Откуда ты знаешь?

– Он побывал гостем всех ток-шоу в городе.

– Включая твое?

– Естественно.

– Ладно. Я выбилась из сил, и единственное, на что сейчас способна, вернуться в постель, – Джулия натягивает на голову подушку и поворачивается лицом к окну. – Желаю приятно провести время. Увидимся.

– Ну уж нет. Не выйдет. – Белла срывает с нее одеяло и принимается пихать ее, не оставляя Джулии другого выбора, как выбраться из кровати. – Раз уж ты в Нью-Йорке, веди себя как настоящий житель Нью-Йорка. К тому же небольшая тренировка тебе не повредит.

– Ну спасибо.

– Не потому, что ты разжирела, а потому, что тебе необходимо высвободить эндорфины – гормоны счастья. Клянусь жизнью, если после спортзала ты почувствуешь себя ужасно, я больше тебя заставлять не буду.

– Клянешься, что это всего лишь один разочек?

– Только если ты почувствуешь себя ужасно, – Белла смотрит на часы. – Черт! У нас всего десять минут. В спальне – спортивная одежда и запасные кроссовки. Я буду в ванной.

Через десять минут Белла выходит из ванны. На ее лице – искусно нанесенный макияж. Выглядит она поразительно. Голова высоко поднята и вид у нее та кой, будто она собралась на премьеру.

– Белла! Не могу поверить, что ты накрасилась в спортзал!

– Дорогая, и тебе нужно сделать то же самое. Говорю тебе, там полно вакантных мужиков.

– Ну уж нет. – Джулия затягивает хвостик старенькой черной резинкой. – Я буду чувствовать себя чучелом. Ты готова?

Они выходят из квартиры и ровно тридцать секунд ждут лифта, потом спускаются на первый этаж еще одиннадцать минут и двадцать четыре секунды. На каждом этаже к ним присоединяются еще несколько жертв спортзала.

– Как ты до сих пор жива? – сквозь сжатые зубы шипит Джулия, готовая убить всех, если лифт еще хоть раз остановится.

Белла поводит плечами:

– Это же Нью-Йорк. Приходится платить за то, что живешь на тридцать пятом этаже.

– Выпендреж, – ворчит маленькая костлявая старушка с прической, похожей на шлем, и миниатюрной таксой подмышкой.

Потом улыбается, и Джулия улыбается в ответ.

– Могло быть и хуже, – обращается к старушке Белла. – Если бы я жила в пентхаусе.

– Кофе? – с предвкушением произносит Джулия, заворачиваясь в пальто.

Они шагают по Третьей улице по направлению к спортзалу.

– Кофе перед тренировкой? У тебя не все дома?

Белла торопит ее, и, наконец, они заходят в зал.

И Белла в шоке замирает.

Она ошеломлена.

Еще нет семи часов, а зал гудит, словно улей. Куда ни посмотри, повсюду люди, которые стоят в очереди на тренажеры и громко болтают, качают железо, пыхтят и тренируют свои и без того идеальные тела.

В Лондоне Джулия никогда не ходила в спортзал регулярно, но время от времени она покупала абонементы в спортклубы. Но в сонных тренажерных залах Лондона она никогда не встречала такого оживления. В Лондоне люди перешептывались друг с другом, не осмеливаясь заговорить с другими посетителями, и уж точно не спорили до хрипоты в очереди на тренажеры.

Здесь из динамиков орет Сиско, и внезапно, впервые за многие месяцы, Джулию переполняет энергия. Что уж там, впервые за многие годы. Она чуть не подпрыгивает на месте позади Беллы, стоя в очереди на тренажер-лесенку. Ей не терпится поскорее взобраться на него и начать двигаться.

– Эй, Белла, как дела? – высокий, темноволосый и определенно опасный мачо подходит к Белле и чмокает ее в щечку.

– Все отлично, Джо. Твои?

– Не жалуюсь.

– Это Джулия, моя подруга из Лондона.

Джо берет Джулию за руку и ослепляет белозубой улыбкой:

– Рад встрече. Хорошенько попотейте, дамочки, – и он исчезает.

– О-о-о-о, – протягивает Джулия. – Вот это лакомый кусочек.

– Это мы уже проходили, – стонет Белла. – И поверь мне, нам такой не нужен.

– Правда? А что с ним такого?

– С виду он просто бог. Красив, обаятелен, фантастическая работа на Уолл-стрит, но, милая моя, он туп, как стена.

– Как что?

– Пустышка. Рыбина. Не переживай, тут полно добычи, нужно только закинуть удочки, – при этих словах она выпячивает губки и делает глазки потному красавцу, что проходит мимо.

– Классные ножки, – говорит он.

Белла с улыбкой поворачивается к Джулии.

– Вот видишь?

Спустя одну тренировку и два диетических латте, Белла и Джулия прогуливаются по Пятой Авеню по пути на работу.

– Знаешь, я и забыла, как Нью-Йорк вселяет в тебя энергию.

Джулия дышит полной грудью. Они быстро шагают вдоль Центрального Парка.

– В меня будто вдохнули жизнь. Боже, я и забыла, как это здорово – ощущать, что живешь.

– Потрясающе, правда? – смеется Белла. – По этому я никогда и не езжу домой.

– Ты на самом деле хочешь остаться здесь навсегда?

– Посмотри, как я живу. Я в восторге от своей жизни. Мне нравится независимость, ритм Нью-Йорка. Нравится, что я никогда не чувствую себя одиноко, что могу получить все, что желаю, двадцать четыре часа в сутки. Я бы не смогла вернуться в Лондон. Не сейчас.

Джулия вздыхает.

– Еще неделю назад я бы сказала, что ты сошла с ума, и Лондон ничем не хуже, но теперь мне кажется, что скоро я тоже начну думать, как ты.

Белла останавливается и поднимает бровь:

– Всего один день, и ты уже решила остаться?

– Я этого не говорила. Просто я понимаю, почему ты не хочешь возвращаться.

– Знаешь, что тебе на самом деле нужно? Ты должна начать ходить на свидания.

Джулия в шоке.

– Белла, Марк и… я. У нас не все кончено, понимаешь? Это всего лишь перерыв. И я бы не смогла… я не способна… это неправильно. Несправедливо по отношению к нему.

– Я же не говорю, что тебе нужно завести роман. Я имею в виду, тебе нужно позволить мужчинам приглашать тебя на ужин и ухаживать за тобой. Когда в последний раз к тебе относились как к принцессе?

– В ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ.

– Именно. Я не говорю, что ты должна во что-то ввязываться. Просто ходи на свидания и развлекайся.

– Может, ты и права.

– Я всегда права, – Белла смеется. – Что касается Марка, ты собираешься с ним поговорить? Или подождешь, пока его не будет дома, и будешь играть в прятки с автоответчиком?

– Я оставила сообщение, но в данный момент мне кажется, что нам нужно отдалиться друг о друга и вообще пока не разговаривать. Пока я здесь, я хочу забыть о своей жизни, не думать о том, что нагоняет на меня депрессию.

– О'кей. Смысл понятен, – Белла проводит по губам идеально наманикюренным пальчиком. – Ротик на замочек. Больше ни слова о Лондоне. Какие планы на сегодня? – она останавливаются у входа на телестудию и топают ногами, чтобы не замерзнуть, пока прощаются.

– Хотела поглазеть на Витрины.

– Поглазеть? Ты же в Нью-Йорке, детка! Ты должна тратить, тратить и еще раз тратить!

Джулия оглядывает Беллу с головы до ног, смеется и покачивает головой. На Белле туфли от Феррагамо, пальто от Прада и сумка Дж. П. Тод.

– Если бы у меня была куча денег, можешь быть уверена, я бы их потратила, но сегодня я просто хочу побродить по магазинам.

– Может, пообедаем вместе? Ресторан в «Сакс», угол Пятидесятой улицы и Пятой Авеню, восьмой этаж, ровно в полдень. Приятного утра.

Чмокнув Беллу на прощание, Джулия засовывает руки поглубже в карманы пальто и шагает прочь.

Лишь через пять кварталов до нее доходит, что все это время она не переставала улыбаться.

– Ты меня поражаешь, – увидев Джулию, которая, спотыкаясь, шагает к столику, едва способная пошевелиться от количества пакетов с покупками, Белла закатывается от хохота. – Я вижу, ты удачно поглазела на витрины.

Джулия падает на стул, рассыпав пакеты по полу, и с измученным видом произносит:

– Я пыталась, изо всех сил, но потом увидела в «Банановой республике» эти фантастические брюки, которые сидят просто идеально, и пошло-поехало.

– Ты меня убиваешь, – Белла пытается сосчитать пакеты. – Ты весь «Сакс» скупила или только четвертый этаж?

– Не могла удержаться. Обалденный магазин. Куда ни повернись – везде целые вешалки одежды со скидками. Я купила два пиджака и только потом поняла, что сегодня еще дополнительная скидка 30 процентов.

– Поэтому ты, естественно, вернулась, и принялась смотреть все заново?

– Естественно! Ты за кого меня принимаешь? Думаешь, я мужчина?

Они хохочут.

– Ты еще не видела, что я накупила!

Джулия принимается вытаскивать одежду из пакетов и демонстрировать покупки. Пальто от Гуччи, которое до распродажи стоило 1000 баксов, после – 150, жакет от Армани за 195 зелененьких – почти даром, – по крайней мере, так оправдывалась Джулия, – рубашка от Донны Каран за 59.99.

– Ох уж эти распродажи. Не будем считать, сколько всего ты спустила? – говорит Белла.

– Ни в коем случае. Какая разница, мне это только на пользу, – улыбаясь, она откидывается на стуле. Официант ставит на стол плетеную корзиночку с хлебом и хрустящими хлебцами и наполняет их бокалы ледяной минеральной водой.

– За нас, – Белла поднимает бокал.

– За нас, – Джулия делает глоток и качает головой. – Белла, это невероятно, я здесь ощущаю себя совершенно по-другому.

– Нью-Йорк на всех так действует. Я же тебе говорила.

– Нет, дело не только в этом. Боже, не хотела я говорить о Марке, но я в первый раз уехала от него действительно далеко, и… – она замолкает, смотрит на салфетку и глубоко вздыхает.

– Ты в порядке?

– Да, только вот если я произнесу это вслух, слова станут реальностью, и меня это пугает. Знаешь, можно думать о чем-то, но до тех пор, пока мысли остаются у тебя в голове, все нормально – ведь ты можешь притвориться, что их вроде и нет. Но как только ты облекаешь свои мысли в слова, они становятся реальностью, так?

– Так, – тихо отвечает Белла. – Но чтобы ты знала, тебе необязательно признаваться, если тебя это смущает. Если ты не хочешь, чтобы твои слова стали реальными, может, лучше хорошенько подумать, прежде чем произносить их?

– Нет, все не так ужасно. Я не говорю, что между нами все кончено или что-нибудь подобное. Но, Белла, с ним я чувствовала себя как будто в ловушке, – ее взгляд пронизан такой болью, что Белла протягивает руку и берет ее за руку. – Многие месяцы я была словно в оцепенении, не могла забеременеть, и… – она прерывается. – Боже! А ведь с тех пор, как я приехала сюда, я ни разу не вспомнила о беременности! Удивительно, правда?

– Ничего странного. Ты же здесь меньше суток.

– Но Белла, последние несколько месяцев беременность превратилась для меня в одержимость. Я больше вообще ни о чем не думала. Лежала в постели и фантазировала о будущем малыше, потом просыпалась и обвиняла по всем Марка, а остальное время то умилялась, то бесилась, проходя мимо магазинов одежды для младенцев или увидев маленького ребенка.

– Не самые приятные чувства, учитывая, что в Нью-Йорке сейчас настоящий бэби-бум, и каждый второй прохожий маленького росточка сидит в коляске.

– Именно! В том-то и дело. Я же видела их, даже сегодня, когда гуляла, но не воспринимала этих детей как издевательство над собой – ее голос дрожит от возбуждения и удовольствия. – Белла, у меня такое ощущение, будто черная туча, которая нависала надо мной все эти месяцы, наконец, исчезла!

– Кажется, – серьезно проговаривает Белла, – эта черная туча называется депрессией. Лично я бы предложила тебе принимать транквилизаторы, но если шопинг-терапия подействовала, ну их к чертям.

– У меня вовсе не эйфория от походов по магазинам, – предупреждает Джулия.

– Да. Точно, – Белла окидывает взором пакеты у ног Джулии. – Но, если говорить серьезно, мне кажется, тебе нужна свобода, чтобы прочистить мозги. Все эти разговоры обо мне, мне, мне любимой, – так типично. Ты изолируешься от окружающих, а потом злишься на весь мир, потому что не можешь контролировать ситуацию – обычные симптомы депрессии.

– Откуда ты так много об этом знаешь?

– Я же продюсер дневного телешоу. Понемножку знаю обо всем, так ведь говорят? Мастер на все руки? Это я. Не сомневайся в моих словах. Это моя работа.

– Белла, ты прелесть.

– Знаю, дорогая. Я твоя крестная-волшебница. Я тоже тебя обожаю, и, более того, я несказанно рада, что сегодня ты чувствуешь себя лучше, потому что сегодня, Золушка, мы отправимся на бал.

Это не совсем бал. Это закрытая вечеринка в большом баре в Сохо. Джулии удается побороть сбой биологических часов, и в 23.10 они прибывают на место. Белла неотразима в платье из красного шифона и перьев. На Джулии более традиционное, но не менее красивое черное платье и маленький кардиган, расшитый стразами.

Они пробираются через толпу к бару, и через десять минут у каждой есть по два коктейля, которыми их угостили разные мужчины.

Из-за гама ничего не слышно, и Джулии приходится кричать. Весь вечер она хохочет и кокетничает. Дает свой телефон – точнее, телефон Беллы – трем мужчинам, и чудесно проводит время.

Этим вечером Джулия: выпивает семь яблочных мартини. А может, и восемь. После шестого она сбивается со счета, завязывает разговор с пятью мужчинами и еще по меньшей мере трое не сводят с нее восхищенных взглядов.

Зажигает на танцполе, забыв обо всем, и расслабляется так, как не расслаблялась уже многие годы, и, более того, все это время умудряется потрясающе выглядеть (хотя опять же, возможно, это эффект яблочного мартини); проходя через зал, видит Сару Джессику Паркер и даже случайно прикасается к ее руке.

Позже, в туалете, встречает Сару Джессику Паркер, хотя оказывается, что это вовсе не Сара Джессика Паркер, а кто-то, кто очень на нее похож, но тем не менее близняшка СДП подходит прямиком к Джулии и говорит:

«Чудесная кофточка, откуда у вас такая?».

(Джулия хочет ответить «Уислз», но потом решает, что незнакомке это ничего не скажет, и с извиняющимся выражением отвечает: из Лондона).

В 2.25 Белла тащит сопротивляющуюся Джулию к двери. Ей удается увести ее из бара, лишь пообещав, что завтра они опять пойдут на вечеринку.

– Хотя, – ворчит Белла, усаживая Джулию на заднее сиденье такси, – не думаю, что я вообще завтра проснусь.

– Извини, – со счастливым видом воркует Джулия.

От усталости у нее закрываются глаза. Она откидывает голову, и разница во времени наконец дает о себе знать.

– Но признайся, это был самый потрясающий вечер в твоей жизни!

И она засыпает с улыбкой на устах.

– Очевидно, не такой потрясающий, как у тебя, – улыбаясь, произносит Белла, наклоняется вперед и диктует таксисту свой домашний адрес.

 

9

– Привет. Джулия дома?

– Кто ее спрашивает?

Белла нарочно говорит официальным тоном, с британским акцептом.

– Джек Рот.

– По какому вопросу?

– Она знает.

– Минуточку, – Белла закрывает трубку рукой и таращится на Джулию, которая сидит на диване. – Какой-то Джек Рот, – произносит она одними губами. – Ты знаешь, кто это?

Джулия пожимает плечами и протягивает руку к трубке.

– Алло?

– Джулия?

– Да.

– Это Джек. Джек Рот.

– Да?

– Джек, мы познакомились на днях в «Хадсоне». В баре. Вы дали мне свой телефон. Мы договорились созвониться, как только я вернусь из Аргентины.

– Очень непредусмотрительно с моей стороны. А вы действительно только что вернулись из Аргентины? – Джулия не имеет ни малейшего понятия, кто это, но, тем не менее, в восторге от разговора.

– Только что сошел с самолета в аэропорту Кеннеди. В данный момент сажусь в такси.

– Как же так? За вами не прислали лимузин? Я разочарована.

– Я тоже, – смеется он. – Сейчас кого-то за это уволят.

– Надеюсь, это была шутка.

– Знаю, вы, британцы, думаете, что у американцев дурацкое чувство юмора, но да, это была шутка. Так вы уже надевали свой новый жакет от Армани?

Джулия ошарашена. Батюшки. Что это за парень и что еще она успела ему разболтать?

– М-м-м. Вообще-то, нет, – ее восторг потихоньку улетучивается.

Провалы в памяти – вещь не из приятных.

– А пальто от Прада?

– Да, надевала. Как раз сегодня.

– Жаль, что я вас в нем не видел. Может, наденете его на свидание со мной?

Джулия замирает. Она никак не могла назначить ему свидание, ведь ситуация с Марком так и не разрешилась. Или могла?

– У нас с вами свидание?

– О да. Несомненно. Вы поклялись жизнью своей собаки, что, когда я вернусь из командировки, вы со мной поужинаете.

– У меня нет собаки.

– Может, жизнью своего брата? Не помню всех подробностей.

– И брата у меня нет, к счастью, потому что сейчас его жизнь была бы в опасности, – Джулия смеется, а Белла подпрыгивает рядом с ней на диване, сгорая от нетерпения, желая узнать, что происходит.

– Так вы свободны завтра вечером?

– Не знаю. Подождите минутку, спрошу у своего персонального ассистента.

Джулия закрывает трубку рукой. Белла наклоняется и нажимает кнопку выключения звука.

– Я свободна завтра вечером? – невинно спрашивает она Беллу.

– Подожди. Кто такой Джек Рот и с какой стати ты с ним кокетничаешь?

– Я вовсе не кокетничаю! А что, заметно? – Джулия притворяется, что в ужасе, но у нее ничего не получается. – Белла, я понятия не имею, кто он такой, – в нетерпении произносит она. – Если помнишь, на той вечеринке я напилась до поросячьего визга, и припоминаю, что принялась раздавать свой телефон направо и налево, но хоть убей, кому не помню. Но у этого мужика приятный голос, и он хочет пригласить меня на ужин. Ты же сама сказала, что мне нужно ходить на свидания.

– Ты права. Права. Но должна же ты о нем хоть что-то разузнать, бога ради.

– Белла, мы пойдем в ресторан. Это общественное место. Я не пойду к нему в квартиру, не буду делать глупостей. Расслабься. Я не собираюсь устраивать ему допрос по телефону.

– Я же тебе говорила, раз уж ты в Нью-Йорке…

– Но я же не твердолобая жительница Нью-Йорка в поисках мужа. Такое вообще не приходит мне в голову. Мне по душе перспектива провести Волшебный и Загадочный Вечер.

– О'кей, о'кей. Но можно я тоже пойду и притаюсь невидимкой в баре, чтобы убедиться, что он не маньяк?

– Возможно. Но только если поклянешься не подходить к нашему столику и не пялиться на него в открытую.

– Клянусь.

Белла опять нажимает на кнопку громкой связи. Джулия подносит трубку к уху.

– Алло?

– Алло? Вы успели съездить в отпуск?

– Извините, у моего персонального ассистента возникло множество вопросов.

– Ага. Тогда передайте ей, что я работаю в корпорации «Голдман», в отделе развивающихся рынков – поэтому и езжу так часто в Латинскую Америку. Мой рост – 195 см, темные волосы, карие глаза, – разумеется, вы помните. Живу я в Верхнем Вест-Сайде. Этой информации достаточно?

Джулия смеется и шепчет одними губами:

«Голдман Сакс».

Белла одобряюще кивает.

– Так как насчет завтрашнего вечера? – продолжает он.

– Черт. Я забыла ее спросить. Минутку.

Джулия быстро советуется с Беллой: завтра они ужинают с ее друзьями. Потом возвращается на линию, и они с Джеком сходятся на вечере четверга.

Они договариваются встретиться в ресторане, и Джулия записывает адрес ресторана. «Орсей». Она уже собирается спросить, как они друг друга узнают, но тут вспоминает, что это не свидание вслепую, по крайней мере для него, и решает немного опоздать, чтобы он уже сел за столик.

– Ну что? – с нетерпением выпаливает Белла, когда Джулия кладет трубку. – Ресторан «Орсей»? «Голдман Сакс»? Должна признать, твоя наживка была очень и очень заманчива.

– Да. Вообще-то, я предложила ему право на пожизненный минет и бесплатную подписку на «Эсквайр». Какой мужчина от такого откажется?

– Очевидно, не Джек Рот.

– Белла, я даже не догадываюсь, кто он такой. Я веду себя, как ненормальная?

– Напротив. Это твой самый нормальный поступок. Иди и повеселись, как следует.

Как здорово, что она остановилась не в отеле, а у кого-то, кто живет в Нью-Йорке, размышляет Джулия несколькими днями позже. У нее есть возможность ощутить настоящую жизнь этого города, а не смотреть на нее глазами туриста.

Далее ее походка изменилась. В Лондоне она шагает не спеша, глядит по сторонам, а здесь идет быстрым шагом, уставившись в пространство, и выглядит так, будто точно знает, куда направляется и чего хочет. Почти как истинная жительница Нью-Йорка.

Вчера она пришла в полный восторг, когда ее два раза останавливали группы туристов в центре и спрашивали, как пройти к Рокфеллер-Центру и в «Шварц». В восторг и смущение, ведь в тот момент, когда она от крыла рот, оказалось, что она такая же чужеземка, как и они.

У нее уже появилось что-то вроде распорядка. Каждое утро она ходит с Беллой в спортзал, потом провожает ее в офис. На обратном пути проходит пешком несколько кварталов до закусочной «Выбери рогалик» на углу 77 улицы и Лексингтон-Авеню. Там она покупает рогалик с изюмом и корицей и большой стакан кофе с ореховым сиропом, и возвращается в квартиру позавтракать и посмотреть конец утренних шоу Си-би-эс и Эн-би-си. Потом смотрит шоу Беллы по Би-си-эй, и часов в двенадцать уходит из дома на весь день.

Иногда она гуляет в Центральном Парке. Иногда ходит в музей. Она зашла во все старые местечки в Сохо и открыла несколько новых. Изучила все витрины на Мэдисон-Авеню, и постепенно скупила весь ассортимент магазина «Гэп».

Джулия любит обедать в одиночестве, и в те дни, когда они с Беллой не встречаются на ланч, заказывает омлет с хрустящим беконом в «И-Джейз», свежие суши в «Атлантик Гриль» или гигантский бургер в «Гамбургеровом рае».

Она уже поняла, почему ньюйоркцы так мало времени проводят дома. Здесь так много всего интересно го, всегда есть, чем заняться, и, возвращаясь вечером в квартиру, чувствуешь разочарование.

Но пока они с Беллой провели дома всего один вечер. Джулия настояла на том, чтобы они заказали еду из китайского ресторана. Она смутно припоминала, что Клифф в «Далласе» всегда ел китайскую еду из маленькой картонной коробочки. При взгляде на него у Джулии всегда текли слюнки, и она представляла, как должно быть вкусно есть именно таким способом.

Еду принесли вовремя в точно таких коробочках, но она даже на четверть не была столь вкусной, как в кино. Тем не менее они с Беллой съели все до остатка, в тысячный раз пересматривая повтор шоу Зейнфельда.

Днем в четверг Джулия возвращается в квартиру после того, как несколько часов пыталась высмотреть полярных медведей в зоопарке Центрального Парка, и бежит, чтобы взять трубку: телефон зазвонил, как только она вошла в дверь.

Она снимает трубку, разматывая шарф и снимая шерстяную шапку. Наконец-то она в тепле.

– Привет, дорогая, это я. Как прошел день?

Джулия улыбается: голосок у Беллы, как у заботливой жены.

– Замерзла. Я ходила в зоопарк.

– Отлично. – Джулия слышит, что Белла не в настроении болтать. – Слушай, у меня для тебя предложение. Ты не хочешь поработать?

– Что значит поработать?

– В нашем шоу новая тема – «Я жду ребенка», на съемки требуется неделя. Съемки чертова сюжета начинаются в понедельник, а Лиза, продюсер, попала в больницу с подозрением на малярию.

– Боже. Бедняжка. Что значит «Я жду ребенка»? – Джулия произносит последние слова с сильным и явно преувеличенным американским акцентом.

– В последние несколько месяцев мы запускаем разные сюжеты про вечеринки. И каждую неделю меняем тему: девичники, сладкие шестнадцатилетние, выпускные балы и тому подобное. Сопли в сахаре, как любят американцы. И теперь – вечеринки «Я жду ребенка»: это когда ты беременна, и все твои знакомые приходят к тебе в гости и приносят подарки для будущего ребенка. Нам нужно придумать всякие полезные советы: подарки для гостей, идеи рецептов, тематику и так далее. Съемки на следующей неделе, эфир через две недели, и, если ты не согласишься, мы в полной заднице.

– Ты хочешь, чтобы я стала продюсером сюжета?

– Джулия, я умру, если ты не станешь продюсером сюжета, но я боялась тебя спрашивать, потому что не хотела напоминать о всей этой канители с младенцами. Но теперь мы в дерьме по самые уши, и, если ты возьмешься за этот сюжет, окажешь мне неоценимую услугу. Все устроено, нам просто нужен организатор.

– Мне не нужно будет идти на собеседование? И никто из начальства не хочет со мной поговорить? И разве мне не нужна «зеленая карточка» или какое-то разрешение на работу?

– Не нужно никакого собеседования, потому что вакансия внештатная, и вся ответственность лежит на мне. Тебе только нужно будет прислать резюме, но это чистая формальность, и, честно говоря, тут все волосы рвут на голове в панике и носятся, как обезглавленные курицы. Да они только обрадуются, если такой опытный продюсер согласится взяться за дело! Что касается разрешения на работу, вообще-то, без него нельзя, но Би-си-эй – международная компания, и я уверена, мне удастся договориться с британским представительством, чтобы тебе заплатили. Учитывая, что все так срочно, думаю, никто не будет задавать вопросов, почему мы нанимаем британского продюсера. Самое главное – что ты здесь и ты свободна. Послушай, если хочешь, сочини резюме на моем домашнем компьютере и пришли мне по электронной почте. Я помашу бумажкой у них под носом, но в принципе работа твоя. Если хочешь.

– О'кей.

– Что о'кей? Ты хочешь?

Джулия делает глубокий вдох. Это всего лишь на одну неделю, говорит она самой себе. Все уже устроено, и ей нужно лишь следовать плану, приглаживать выбившиеся перышки и следить, чтобы все шло по расписанию. Все самое тяжелое уже сделано, и, бог свидетель, она в этом деле не новичок. К тому же не может же в Америке все быть по-другому?

– Я берусь, – наконец произносит она.

– Урррряяяя!!! – кричит Белла. – Мой ноутбук под кроватью. Пиши резюме, отошлешь к концу рабочего дня. Завтра придется пойти со мной на работу, ты не против?

– О, не знаю, – отвечает Джулия, пытаясь говорить спокойно и скрыть волнение, от которого уже бурлит живот. – Надо свериться ежедневником.

– Ха-ха, очень смешно. Увидимся позже. Подожди. Сегодня ведь вечер Икс, да?

– Какой еще вечер Икс?

– Свидание с Джеком Ротом.

– О да. Слава богу, что напомнила. Я уже чуть не забыла.

– И именно поэтому пошла вчера в «Скуп!» и купила блестящее розовое платье?

– Проклятье. От тебя ничего не ускользнет.

– Ты права. У меня есть обалденные туфли от Маноло, которые идеально к нему подойдут. Они в спальне, в шкафу, в самой глубине слева. Поройся там, как следует и рано или поздно отыщешь.

– Белла, ты чудо.

– Неужели? Увидимся позже, дорогая, и обещаю, в «Орсей» я появлюсь инкогнито.

– Ты, по крайней мере, там с кем-то встречаешься?

– Разумеется. У меня свидание с Расселом Кроу. Кстати, хорошо, что напомнила: в следующий четверг ты снимаешь мини-интервью со знаменитостями.

– Дай угадаю, мои клиенты – американские двойники Кэрол Вордерман и Антеи Тернер?

– Чего еще от тебя ожидать. Нет, на этот раз это будет Эль Макферсон и Ума Турман.

– Эль Макферсон! Вот это да! – Джулия в восторге. – Ума Турман!

– Знаю! Эль и Ума! Может, вы с Эль споетесь, и она станет нашей лучшей подругой? Или Ума. Я не очень расстроюсь, если вместо Эль ты подружишься с Умой.

– Эль Макферсон. Ума Турман. С ума сойти.

– О'кей. Похоже, теперь от тебя толку не добьешься. Лучше бы я завтра тебе сказала. Забудь об Эль и Уме, думай о Джеке. Я хочу, чтобы ты немедленно начала собираться. Поняла?

– Познакомься с моими новыми друзьями – Эль и Умой!

Белла хохочет.

– Ты неисправима. Увидимся позже.

Джулия так взволнованна, что познакомится с Эль Макферсон и Умой Турман, что почти не думает о предстоящем свидании с Джеком. Она бродит по квартире, словно по уши влюбленный тинейджер, и весь ее профессионализм улетучивается в считанные минуты.

Только вообразите, думает Джулия, она подружится с Эль и Умой. Джулия так понравится Эль, что та пригласит ее на ужин со своими друзьями. Все та же старая компания: Синди и Рэнди, Брэд и Дженифер, а специально для нее позовут Бена Аффлека. Джулия представляет себе, как ходит по ресторанам под руку с Умой. Все останавливаются и таращатся на них, а Джулия делает вид, будто ее это раздражает.

Ради бога, Джулия, возьми себя в руки. Она встряхивает головой, но все же невольно отплясывает маленький веселый танец на пути в спальню. Она достает ноутбук Беллы из-под кровати. В конце концов, та кого поворота событий она совсем не ожидала. Мало того, что ее двухдневная передышка в Нью-Йорке растянулась на дев недели, так теперь у нее еще и работа есть. Она вообще собирается домой?

Ведь нужно подумать о Марке… Вздрогнув, Джулия понимает, что уже несколько дней о нем не вспоминала. Она была слишком занята, говорит она самой себе, потом смотрит на часы и звонит автоответчику: она знает, что в четверг он на работе, и не хочет с ним разговаривать.

– Привет. Это я. Звоню проверить, все ли в порядке. Я отлично провожу время, и угадай, что мне предложили? Продюсировать программу. А в следующий четверг я буду снимать интервью с Эль Макферсон и Умой Турман, – она пытается придать голосу беззаботность, но безрезультатно. – Я еще не знаю, когда приеду домой, – продолжает она, – но, скорее всего, останусь здесь еще на несколько недель. Надеюсь, у тебя все в порядке, скоро поговорим. Пока, – она опускает трубку и какое-то время сидит, уставившись на нее, и думает о Марке, об их доме в Лондоне, о жизни, от которой она убежала, и понимает, что ни капельки не скучает по всему этому.

Она далее об этом и не вспомнила.

До настоящего момента. Теперь она сидит и думает о том, как мучилась, чтобы забеременеть. О бесчисленных ночах, когда она лежала, задрав ноги вверх, или наполняла карманы Марка ягодами можжевельника, или – при одном воспоминании ее разбирает смех – исполняла этот идиотский языческий ритуал.

Что произойдет, гадает она, если сейчас подумать о ребенке? Она не думала о детях и беременности с тех пор, как приехала в Нью-Йорк. Она вызывает в воображении образ агукающего младенца – образ, который раньше провоцировал слезы ярости. И понимает, что не чувствует ничего.

Ни злости. Ни боли. Ни страха. Ей кажется, что съемки сюжета о младенцах и праздниках в честь беременности – дар божий. Бог желает доказать ей, что у нее все в порядке. Что в жизни есть вещи поважнее беременности, и в любом случае ребенок не помог бы их отношениям с Марком. Но, признав это, она понимает, что вскоре ей придется ответить на более важные вопросы.

Вопросы о Марке. О ее отношении к нему. Ее проблемах. О корнях. О Лондоне. Работе. Но она не может думать об этом сейчас.

В конце концов, у нее сегодня свидание.

В двадцать минут девятого Джулия и Белла приближаются к ресторану «Орсей».

– План такой. Ты входишь первой, я захожу через пять минут, и сразу направляюсь к бару, – командует Белла.

Они притаились за углом.

– Через двадцать минут встречаемся в туалете. Я возьму мобильник, и если он окажется живым кошмаром, позвоню тебе и скажу, что тебе срочно нужно уйти.

– О'кей, о'кей. Я захожу.

Белла поворачивается к Джулии лицом, хватает ее за плечи и смотрит на нее со столь серьезным видом, на который она только способна.

– У тебя все будет в порядке, – выговаривает она с грубым американским акцентом и гипнотическим тоном добавляет, – Только расслабься. И удачи.

Джулия смеется. Наклоняется и целует ее в щеку.

– Спасибо. Увидимся в туалете.

Белла поднимает большие пальцы вверх, и Джулия заходит внутрь.

Ресторан набит битком. За каждым столиком полно гостей: безупречные, ухоженные, роскошные женщины и богатые, влиятельные мужчины. У входа толпятся люди в ожидании свободных столиков, а у бара – тройная очередь посетителей и один красивее другого.

Джулия проталкивается сквозь очередь у входа и находит метрдотеля.

– Извините. У меня встреча с Джеком Ротом.

Он проверяет журнал и кивает:

– Разумеется. Прошу вас, следуйте за мной.

Он ведет ее через ресторан, и Джулия пытается не робеть, хотя каждая женщина оглядывает ее с головы до ног.

Слава богу, что она купила это платье: оно идеально подходит для такого заведения.

Ее сердце бьется сильнее, когда она видит одинокого мужчину за столиком. Он сидит спиной к залу, и напротив него – пустой стул. Метрдотель провожает ее к столику, потом уходит, и ей остается лишь смущенно переминаться с ноги на ногу.

Мужчина поворачивается к ней, и его лицо озаряется широкой улыбкой. Джулия улыбается в ответ: частью от облегчения, потому что этот человек явно не похож на маньяка, как подозревала Белла, и частью от изумления – как такой красавец мог вылететь у нее из памяти?

– Джулия, – он поднимается и берет ее за руку, проводит к стулу.

Она рада, что он не проявил дерзость и не полез целоваться при первой же встрече.

– Джек, – она садится, все еще улыбаясь. – Как я рада видеть вас снова.

– Вы ведь понятия не имели, кто я такой, правда? – он улыбается и качает головой, и на секунду она смущается.

Хочет возразить, но потом начинает смеяться.

– Вы правы. Ни малейшего понятия.

– Я знал, что вы пьяны. Я все время повторял, что вы даже и не вспомните меня, когда я вам опять позвоню, но вы клялись, что трезвы как стеклышко, и такого красавца, как я, забыть невозможно.

– Я всегда клянусь, что трезва как стеклышко, когда напиваюсь в хлам. Но должна признать, я в шоке, что такой красавец, как вы, стерся из моей памяти. В вас на самом деле 195 см роста?

– Сидя на стуле, я кажусь вам коротышкой?

– Не коротышкой, но и не слишком высоким.

Джек отодвигает стул и медленно поднимается во весь рост. На него таращится весь ресторан. Джулия окидывает его с головы до ног одобряющим взглядом, и он с улыбкой садится на место.

– Я так понимаю, я заслужил ваше одобрение?

– О да. Должна признать, занятия спортом идут вам на пользу.

– Значит, вы все-таки кое-что помните из нашего разговора тем вечером?

– М-м, нет. Случайно угадала. Кубики на животе подсказали мне, что вы всерьез воспринимаете занятия в тренажерном зале.

– Если это комплимент, благодарю. И раз уж мы стали обмениваться комплиментами…

– Разве?

Джулия изо всех сил пытается прекратить улыбаться, но у нее не получается. К тому же краем глаза она только что увидела Беллу, которая обошла весь ресторан, чтобы как следует разглядеть Джека, и теперь, тайком от него, хватается за сердце и делает вид, что падает в обморок, на потеху близлежащим столикам.

– Да. Тогда в свою очередь скажу, что вы прекрасны.

Джулия вспыхивает.

– Спасибо. Не то, что в ту ночь в баре, да?

– Не напрашивайтесь на комплименты, у вас ни чего не выйдет, – произносит он, подняв бровь. – Ладно, ладно. В ту ночь вы были обворожительны, забавны и искрились весельем. Но сегодня вы элегантны и прекрасны, как никогда.

Джулия нахмуривает брови и похлопывает его по лбу, перегнувшись через стол.

– Если это не слишком личный вопрос, какого черта вы делаете? – спрашивает он с улыбкой.

– Проверяю, настоящий ли вы.

– Единственная деревянная часть моего тела – карандаш в ежедневнике.

– Спорим, вы всем девушкам это говорите.

Через тридцать четыре минуты Джулия отрывает взгляд от глаз Джека и видит Беллу, которая отчаянно жестикулирует.

– О, черт, – бормочет она.

– Что, анекдот несмешной? – произносит Джек ироничным тоном.

– Извините. Мне нужно отойти на минуточку.

– Только возвращайтесь.

– Я только на минутку, в комнату отдыха.

– Куда?

– В дамскую комнату. Туалет. Комната для девочек. Не знаю, как вы там ее называете.

– Это называется «попудрить носик», – произносит он и встает. – Счастливо попудрить носик.

– Он прелесть, – взрывается Белла, как только Джулия входит в туалет. – Я жду тебя уже целую вечность. Как дела?

Джулия все еще улыбается. Смотрит в зеркало и с приятным удивлением замечает, что вся светится от радости, впервые за многие годы.

– Он обаятельный, – говорит она с улыбкой, повернувшись к Белле. – Умный, забавный, интересный и внимателен ко мне.

– Что еще нужно девушке?

– Знаю, – вздыхает Джулия, возвращаясь к реальности. – И как назло, у меня уже есть парень.

– Джулия, сейчас не время думать о Марке. Марк в прошлом, и кто знает… – голос Беллы становится мечтательным, – Джек может стать твоим будущим.

– О, не говори чушь, – фыркает Джулия, поворачиваясь к Белле с надеждой в глазах. – Ты так думаешь?

– Обожаю нью-йоркскую погоду, – произносит Джулия, плотно запахивая пальто.

Они с Джеком шагают по Третьей Авеню.

– Холодную и ветреную.

– В старом дождливом Лондоне совсем по-другому.

– Мне можете не рассказывать.

– Расскажите вы.

Джулия поворачивается к нему:

– О чем?

Он поводит плечами:

– О чем хотите. О, не знаю. Расскажите о том, как представляете свою жизнь через пять лет. О том, по чему не спешите возвращаться в Лондон. О том, стоит или нет вас поцеловать.

Джулия даже не замечает, как его лицо придвигается все ближе и ближе. Ей кажется, что она ослышалась, но, прежде чем у нее появляется возможность переспросить, потому что разумеется, если она правильно его расслышала, ей придется ответить «нет», ведь, в конце концов, у нее есть парень, – прежде чем она успевает произнести хоть слово, его губы касаются ее губ.

И когда, наконец, он выпускает ее из объятий, единственное, что она может сделать – довольно вздохнуть и улыбнуться.

 

10

– Может, перестанешь скулить хотя бы на секунду? – умоляет Белла и встает, чтобы принести еще кусочек туалетной бумаги из ванной. – Остановись на минуту, я пойду и проверю, нет ли у меня в шкафу власяницы.

– Но я чувствую себя такой виноватой, – Джулия опять заливается слезами. – Не могу поверить, что так поступила с Марком. Не могу поверить, что я ему изменила.

– Дорогая.

Белла садится рядом с Джулией, протягивает ей туалетную бумагу, и, когда та прекращает сморкаться, крепко сжимает ее руки своими.

– Во-первых, ты ему не изменяла. Ради бога, это был всего лишь поцелуй, у вас же не было страстного секса. Более того, мне кажется, сейчас самое время тебе понять, что вы с Марком… как бы это полегче выразиться… не созданы друг для друга.

Джулия поднимает глаза и шмыгает носом.

– Уже несколько лет вы оба совершенно несчастны, и на беременности ты помешалась, потому что ощущала себя настолько нереализованной, и тебе нужно было переключиться на что-то другое. Ты думала, что с рождением ребенка все наладится, но проблема в том, что вы с Марком абсолютно друг другу не подходите.

Джулия хватает ртом воздух.

– Не могу поверить, что ты только что это сказала.

– Понимаю, – похоже, Белла в шоке. – Я тоже не могу. Но Джулия, ты единственная, кто не замечал, насколько вы разные и какими несчастными вы стали.

– Но это же временный период.

– Временный период длиной в три года?

– Неужели это длится так долго?

Белла кивает.

– Может, мне не стоит этого говорить, но, с тех пор, как ты приехала в Нью-Йорк, ты опять превратилась в прежнюю Джулию. А мне так ее не хватало! Нам всем тебя не хватало. Ты всегда была душой вечеринок, всегда казалась счастливой, всегда улыбалась. Но с тех пор, как начала жить с Марком, стала такой мрачной. Марк – хороший человек. Правда, я так никогда не думаю. Но ты бродишь по этому нелепо огромному дому, и я знаю, что тебе не будет в нем уютно и у вас нет ничего общего. Я все время звоню тебе, и ты говоришь, что ты дома, и вы смотрите телевизор. Раньше тебя было невозможно застать дома по вечерам. Боже мой, Джулия, твоя квартира была для тебя всего лишь перевалочным пунктом с автоответчиком и спальным местом! Хотя в те деньки ты и ночевала-то дома редко.

При воспоминании о том времени Джулия мечтательно улыбается, но потом пожимает плечами.

– Тогда я была молода, – отвечает она. – Все мы были молоды. Теперь у нас другая жизнь. У нас есть обязательства…

– Чушь собачья, – решительно отрезает Белла. – Посмотри на меня. Я каждый день хожу на вечеринки, у меня своя квартира, замечательные друзья и целая куча мужиков, которым можно позвонить, если мне захочется секса. Мне тридцать три, и я до сих пор отрываюсь на всю катушку, и знаешь что? Мне нравится моя жизнь. Я бы ничего не хотела менять.

– Значит, ты была бы рада провести всю жизнь в одиночестве? – Джулия изумлена.

– Несколько лет назад я бы сказала, что перспектива провести остаток жизни в одиночестве меня пугает. Теперь я уже не так уверена. Мне не нужно ни к кому подстраиваться, не нужно прекращать заниматься тем, что мне нравится, потому что мой партнер так захотел. Знаю, меня уже обвиняли в том, что я эгоистка, ну и что с того? Я абсолютно счастлива и довольна своей жизнью на данный момент. Ты можешь сказать то же самое?

– В данный момент я счастлива, – твердо выпаливает Джулия, не желая смотреть правде в лицо, но Белла не отступает.

– Именно сейчас да. Ты в Нью-Йорке и живешь жизнью свободной женщины. Но счастлива ли ты в Лондоне, с Марком? Счастлива ли ты в этом доме? Действительно ли ты хочешь завести ребенка? Действительно ли ты хочешь быть с Марком?

Джулия молчит.

– О'кей. Сформулируем по-другому. Если бы ты вообще не могла иметь детей, тебе бы захотелось жить с Марком до конца жизни?

Джулия все еще молчит, но спустя несколько секунд печально качает головой. Она боится произнести слова вслух, боится признать, что Белла права.

– Джулия, я знаю, тебе казалось, будто ты хочешь иметь семью и детей, но ты когда-нибудь задумывалась о том, что, возможно, еще к этому не готова? Может, ты приняла решение и чувствовала, что должна идти напролом, хотя твоя жизнь двигалась в совершенно противоположном направлении?

Джулия смотрит на Беллу с болью в глазах, и голос ее опускается до шепота.

– Но я так боюсь остаться одна.

– О, Джулия, – Белла обнимает ее и прижимает к себе. – Я понимаю, как это должно быть страшно после того, как ты много лет провела с одним человеком, но посмотри, как ты ожила с тех пор, как приехала сюда, как ты расцвела. Быть одной не так уж плохо, как думаешь? А? – Белла толкает Джулию в бок, пока та не начинает улыбаться. – Вот видишь? Можешь стать членом моей банды. Ты уже совершила свое первое правонарушение с Джеком.

– Джек, – стонет Джулия. – Что мне делать с Джеком?

– А что бы ты хотела сделать с Джеком?

Джулия пожимает плечами.

– Расскажи еще раз, как вы расстались.

– Он спросил, увидимся ли мы еще раз, и я сказала, чтобы он мне позвонил.

– Хорошо. Нечего переживать из-за того, что еще не произошло. Перейдем через мост, когда окажемся на нем, но еще один вопрос… ты хочешь с ним еще раз увидеться?

Джулия колеблется, потом кивает со смутной улыбкой и неохотно признается:

– От этого поцелуя у меня земля из-под ног ушла.

– Что ж, отличный повод увидеться. Когда он позвонит, скажи ему «да».

– Послушать тебя, все так легко.

– Это на самом деле легко, – Белла раздражена. – В этом и прелесть свободной жизни. Между прочим, уже час ночи, а завтра утром ты идешь со мной в офис, поэтому нам обеим нужно поспать, чтобы утром быть красавицами. – Она наклоняется и целует Джулию в щеку. – Я рада, что ты так чудесно провела вечер. Сладких снов, увидимся утром.

– Нам обязательно идти в спортзал? – ноет Джулия, когда Белла уже закрывает дверь спальни.

– Конечно, обязательно, – кричит Белла из-за за крытой двери. – Воспринимай это как новую религию.

– Поздравляю, дорогая! – Белла поднимает бокал с шампанским и произносит тост. – Добро пожаловать в Би-си-эй!

– Я чувствую себя такой идиоткой, – говорит Джулия. – Не могу поверить, что приехала сюда на пару дней передохнуть, расслабиться и пошататься по магазинам, а теперь у меня появилась работа.

– Это же страна больших возможностей, забыла? – смеется Белла. – И обретения нового «я». Ты можешь стать кем угодно. Как думаешь, почему мне здесь так нравится?

– Но разве ты обрела новое «я»?

– Джулия, на работе все уверены, что я – Леди Белла Редфорд.

Джулию разбирает хохот:

– Скажи, ты шутишь?

– Разумеется, не шучу. Если бы я раньше поняла, как много нужных дверей открывает титул, то уже давно бы себе его придумала.

– Это невероятно.

– Почему? И тебе нужно стать Леди.

– Пожалуй, я предпочту остаться твоей фрейлиной.

– Я и не думала, что они воспримут это всерьез, – Белла понижает голос и с заговорщическим видом наклоняется вперед. – Я поругалась с одним из продюсеров, и она крикнула: «Белла» Таким противным, гнусавым, высокомерным тоном, что я, даже не подумав, выпалила в ответ: «Для вас я Леди Белла!». Не успела я опомниться, как весь чертов офис называл меня Леди Беллой. И две недели мне пришлось любезно разъяснять всем и каждому, обращаться ко мне «Леди Белла» нужно лишь на официальных приемах. А так можно называть меня просто «Белла».

– Это уже ни в какие ворота не лезет, – хохочет Джулия.

– Да уж. Остается молиться, что никто не наложит цепкие лапы на копию «Справочника благородных фамилий Дебретта». Как тебе сегодня? Понравился наш офис? Как тебе наши ребята? Я весь день умираю от нетерпения, хочется узнать о твоих впечатлениях.

– Господи, с чего бы начать?

Джулия улыбается и устало откидывает голову на спинку дивана. Денек выдался длинный, она измучена, но она и не думала, что будет так приятно опять оказаться в офисе.

Они приехали в Би-си-эй рано утром, как раз к началу прямого эфира. У здания выстроилась вереница черных лимузинов с затененными стеклами и водителями в униформе. Тысячи юных журналистов стояли у входа с наушниками и микрофонами, выкрикивая инструкции невидимым коллегам и умудряясь включать обаяние, как только к дверям подъезжал очередной лимузин, из которого выходил важный гость программы.

Казалось, что Белла знает абсолютно всех, мимо кого они проходили на пути по длинному коридору. Они шли сквозь просторные офисы открытой планировки, и люди все время останавливались, улыбались, махали рукой или громко здоровались. Время от времени Белла замедляла шаг и знакомила со всеми Джулию, которую тепло приветствовали, прежде чем они двигались дальше.

На другом конце здания они сели в лифт и поднялись на двадцатый этаж.

– Здесь происходит все самое скучное – призналась Белла, выходя из лифта и выбрасывая в мусорку картонный стаканчик из-под кофе. – Студии располагаются на первом этаже. Я скоро свожу тебя, чтобы ты прониклась атмосферой съемок. – Она взглянула на часы. – В одиннадцать в эфире пауза, можем спуститься вниз, познакомлю тебя с Кэрри и Биллом.

Джулия кивает и безмолвно следует за Беллой, пытаясь ничего не упустить из виду. Белла нашла свободный офис, чтобы Джулия за утро могла посмотреть предыдущие сюжеты о вечеринках, но сперва ведет ее знакомиться с Робом Фридманом, редактором программы.

Роб обаятелен, дружелюбен и пугающе молод. Они с Джулией обмениваются теплым рукопожатием. Он рад, что она станет членом команды, говорит, что у нее впечатляющее резюме, и, если ей хоть что-нибудь понадобится, пусть обращается. Все, что угодно.

– И это все? – шепчет Джулия, когда через тридцать секунд они с Беллой покидают его офис. – Он больше не хочет ни о чем со мной поговорить? Выяснить, кто я такая, гожусь ли я для этой работы?

– Дорогая, если бы ты не годилась, я бы тебя не порекомендовала. Я же говорила, беспокоиться не о чем.

Белла усаживает Джулию в офисе. Джулии кажется, будто с десяти до одиннадцати, когда Белла возвращается, чтобы отвести ее в студию, она просмотрела тысячи видеороликов. Она зевает, потягивается, поворачивается к Белле и качает головой.

– Если когда-нибудь моя карьера рухнет, я смогу стать профессиональным организатором вечеринок, благодаря сотне проклятых роликов, которые ты заставила меня посмотреть.

– Но теперь ты получила представление о том, что за сюжет нам нужен?

Джулия смеется:

– Разумеется. Легче легкого. Все, что мне нужно, – посмотреть расписание на следующую неделю и познакомиться со съемочной группой. Но если я еще раз увижу суши, клянусь, я не выдержу и закричу.

К концу рабочего дня она познакомилась с командой, тщательно изучила расписание, уточнила время и список гостей у хозяйки первой вечеринки, которую они будут снимать, и поговорила со всеми экспертами, которые будут высказывать свое мнение.

Она измучена, но взбудоражена. Весь день она подзаряжалась крепким черным кофе, и безумно рада, что может работать в таком темпе, не испытывая стресса.

В восемь тридцать вечера Джулия и Белла сидят в баре в конце квартала и потягивают шампанское.

И Джулия с изумлением осознает, почему работая здесь, она ощущает себя совсем по-другому, нежели в Лондоне. Дело не в работе. И даже не в Нью-Йорке.

Дело в том, что в ней снова вспыхнул огонь.

Страсть к работе, жизненное пламя. Она заново от крыла в себе вкус к жизни, и ощущения самые невероятные, делится она с Беллой.

– А как насчет страсти к Джеку? – подразнивает Белла.

Джулия очень похоже передразнивает голос Беллы и говорит:

– Дорогая, мы перейдем через этот мост, когда на нем окажемся.

Понедельник, вторник и среда пролетают незаметно. Джулия так занята, что у нее едва находится время подумать. В понедельник они снимали вечеринку «Я жду ребенка!» в чудесном доме в Нью-Рошель. Джоди, на последних месяцах беременности, была не в силах скрыть свою радость оттого, что ее покажут по Би-си-эй, несмотря на то, что Джулия и ее команда экспертов передвинули в ее доме всю мебель.

– Джоди, милочка, – проговорила Салли, дизайнер по интерьерам, которая была убеждена, что даже в самом маленьком домике можно создать стильную и уютную атмосферу, – ваши стены мне очень мешают. Вы не против, если мы их быстренько покрасим?

Джоди пожала плечами и кивнула. Тут же появились два ассистента Салли и разложили на полу защитную пленку. Через час вся комната была заново окрашена и полностью преобразилась. Салли оказалась права.

Джулия никогда не думала, что все на телевидении делается так спокойно и профессионально. В три часа дня пришли подруги Джоди с подарками, и остальная съемка была детской игрой.

Во вторник они поехали в Ривердейл, чтобы обсудить рецепты с шеф-поваром по имени Жорж. У него была куча свежих идей: голубые и розовые печенья в форме сердечек; питательные овощные блинчики, завернутые, как одеяло в колыбели; фигурка соски, сделанная из двух мятных шоколадок, скрепленных желе в середине и обвязанных ленточкой.

В среду съемки проходили в роскошном пентхаусе на углу 68 улицы и Парк-Авеню. Будущая мама была «вдовой Уолл-стрит», и явно радовалась скорому рождению первенца. Джулия поняла, что своего мужа она видит крайне редко. Все деньги мира – а у этой семейки денег явно было навалом – не могли избавить эту женщину от глубокого несчастья. Догадки Джулии лишь подтвердились, когда пришли подруги хозяйки, все до единой тоненькие, как спички, с маленькими животиками, безупречно ухоженные и в эксклюзивных нарядах, и все они до смерти боялись набрать хоть фунт лишнего веса, чтобы мужья не посчитали их не привлекательными и не бросили ради молоденьких, более стройных моделек.

В четверг настал черед Эль и Умы, которые оказались обворожительными и вели себя профессионально, но ни одной из них не суждено было стать лучшей подругой Джулии. Тем не менее это было захватывающе – облокотиться на подоконник в квартире Эль Макферсон и наблюдать, как она играет с маленьким сыном и говорит о своей вечеринке в честь новорожденного.

Пятница была последним днем съемок. Они отправились в Грейт Нек, на Лонг-Айленд, брать интервью у тридцатипятилетней женщины, которая только что опубликовала книгу о вечеринках для новорожденных, собрав воедино советы своих друзей и рецепты с собственной вечеринки. Ее малышке, Алисии, было полтора годика. Джулия влюбилась в нее с первого взгляда.

Во время съемок Алисия хвостиком следовала за Джулией, неуклюже топая рядом, протягивая ручонки и требуя, чтобы ее взяли на руки. Когда Джулия приседала к малышке, та обнимала ее за ноги и при слонялась головой к ее бедру, посасывая большой палец и наблюдая за безобразием, которое царило в доме матери.

Она была похожа на ангелочка. Джулия взяла ее на руки и стала качать, а малышка визжала и хихикала.

– Поразительно, как она к вам привязалась, – мама Алисии, Джеки, с ласковой улыбкой наблюдала, как Джулия играет с ее дочерью. – Вы говорили, что у вас нет детей. По-моему, вы уже готовы завести малыша.

Джулия с нежностью опустила Алисию на пол и улыбнулась Джеки:

– Знаете, я тоже думала, что готова. Я пыталась забеременеть почти год, но у нас с моим другом ничего не получилось.

– О, мне очень жаль, – Джеки в шоке.

– Не стоит. Мне ни капельки не жаль. Тогда я думала, что единственное, что имеет для меня смысл, – это завести ребенка, но теперь я понимаю, что ошиблась со временем. И ошиблась с выбором партнера.

Джеки кивает.

– Ваш муж?

– Нет. Мужчина, с которым я прожила много лет.

– Значит, вы расстались?

– Не совсем. Я приехала в Нью-Йорк, чтобы отдохнуть от него, но поняла, что у нас ничего не получится. Я знаю, что он тоже это понимает, нам просто нужно сесть и поговорить об этом вслух.

– Это нелегко, – Джеки задумчиво кивает. – Но знаете, нельзя заводить детей, не имея крепких отношений в семье. Многие мои подруги пытались использовать ребенка как лекарство от пошатнувшихся от ношений, но в результате баланс разрушился окончательно.

– А у вас с мужем крепкая семья?

– Слава богу, да, иначе мы бы не пережили рождение Алисии. Вы никогда не поймете, как тяжело бывает в первый год, пока у вас у самой не появится ребенок. Можно слушать рассказы других, но пока сам через это не пройдешь, понять невозможно. Бессонные ночи, ощущение загнанности в клетку, потеря собственного «я». За этот год я возненавидела своего мужа. Я презирала его за то, что он не понимает, что я делаю. Каждый день он уходил на работу, потом возвращался и читал газету, как обычно, а я сходила с ума от злости, потому что проводила с ребенком весь день и большую часть ночи, и знала, что он и на десятую часть не так вымучен, как я. Я так уставала, что даже не могла заниматься сексом. Целый год мы пререкались и ужасно обращались друг с другом. Каждую ночь я засыпала с мыслью: ничего, всегда можно раз вестись.

– Звучит ужасно.

– Это и было ужасно. Но знаете что? Почти каждая молодая мама из моих знакомых проходит через это. Для всех первый год становится кошмаром, и ни кто не готов к рождению ребенка. Я только могу сказать, что мы чуть не разошлись. Но у нас крепкий брак. Если бы у нас были проблемы, мы бы никогда не пережили этот год.

– И что же произошло?

– Поразительно, но к концу первого года все резко переменилось. Думаю, дело в том, что Алисия стала спать по ночам. Мы оба стали высыпаться, появилось время побыть вдвоем, спокойно поговорить. Раньше мы только и занимались тем, что пытались убедить друг друга, кому приходится сложнее, и совсем перестали друг друга слушать.

– А теперь?

– Теперь я снова влюблена в своего мужа. Я помню, почему вышла за него, и ни за что на свете не хочу ни чего менять.

Несколько секунд Джулия не произносит ни слова, переваривая то, что только что сказала Джеки. Наконец она поднимает глаза.

– Ваша дочка – самый чудесный малыш из всех, кого мне доводилось видеть, и, когда я смотрю на нее, у меня болит сердце, но я также знаю, что вы правы. Я готова завести ребенка, но этого мало. Я должна быть довольна своей жизнью и быть с любимым мужчиной. Правда в том, что я даже не уверена, готова ли я.

– Именно, – кивает Джеки. – Вы – жертва «синдрома бабушки».

– «Синдрома бабушки»?

– Угу. Представляете себе младенца и думаете о том, какой он милый и уютный и как чудесно было бы иметь такого, но вы даже не задумываетесь о том, что в конце дня вам некому будет его отдать. Вот и все. Здравствуй, малыш, прощай, жизнь.

– Вы правы, – смеется Джулия. – Точно, все это время я страдала «синдромом бабушки». Но после того, что вы мне рассказали, я вообще никогда не заведу ребенка.

Джеки меняется в лице.

– Ради бога, скажите, что это была шутка.

– Не переживайте, – смеется Джулия.

Малышка Алисия топчется у ее ног и протягивает к ней ручонки.

– Это была шутка.

Сегодня обычный нью-йоркский день. Холодно, ярко светит солнце, весна берет свое. Шагая через парк к ресторану «Плавучий домик», Джулия шаркает по дорожке и прячет руки поглубже в карманы.

– Вообще-то, я не должна была снова с вами видеться, – говорит она, подходя к Джеку, который облокотился о дерево у входа.

– Вы так плохо провели время в «Орсей»? – он поднимает бровь, пораженный ее прямотой.

В конце концов, он пытался дозвониться до нее почти две недели и рад, что она вообще появилась.

Он оставил тысячу сообщений и дома, и на работе, и, наконец, сегодня утром пришел к ней домой и отказался уходить, пока она не спустится и не поговорит с ним.

Она не спустилась, потому что была с похмелья и выглядела кошмарно, но согласилась встретиться с ним позже, днем, в Центральном Парке. Она излечилась от похмелья с помощью поджарки – старого доброго английского лекарства (вообще-то, это вовсе не английское средство, поскольку теперь на зубах у Джулии жира больше, чем было утром на тарелке в ресторане). Зализав волосы в гладкий хвостик и надев пару больших солнечных очков в черепаховой оправе, она явилась на свидание.

Джулия глубоко вздыхает. Она все еще чувствует себя виноватой перед Марком. Ей даже думать о других мужчинах не следует, пока она не разобралась с ним. Но как она ни пыталась избегать Джека, он оказался настойчивее.

И ей не легче, что он такой высокий, сексуальный, и в глазах бегают искорки… Нет. Ей от этого ничуть не легче.

– В «Орсей» я чудесно провела время.

– Я так и знал, – говорит Джек. – Именно по этому вы ответили на все мои звонки. – Джулия начинает извиняться, но Джек ее останавливает: – Пойдемте. Займем столик. Они проходят через ресторан и выходят на берег реки. Вокруг расположились несколько храбрецов, но слишком холодно, и «Плавучий домик» почти пуст. Джек ведет ее к столику, который находится между баром и обрывом на краю реки.

– Я пойду принесу напитки, – говорит он, не спрашивая Джулию, что она хочет, и через несколько минут возвращается с двумя дымящимися кружками глинтвейна.

– Вот, – он протягивает ей кружку, и она с благодарностью греет о нее ладони.

– Чтобы не замерзнуть, – какое-то время они сидят молча и медленно потягивают горячее вино, но наконец Джек говорит: – Если вы так замечательно провели время в «Орсей», почему изо всех сил старались избежать встречи, и, более того, с какой это стати вы не должны были со мной видеться?

– У меня… – Джулия смотрит на него, потом отводит глаза, понимая, что должна сказать ему правду, но, не имея понятия, как это сделать. – …У меня неопределенная ситуация.

– Ага, – Джек медленно кивает. – Должен признать, у меня было ощущение, что вы скажете что-то подобное. Вы замужем, да?

– Боже, нет! – Он поражен, с какой горячностью она это произнесла.

– Так что же тогда?

И она выкладывает всю историю.

Она рассказывает ему о своей жизни до знакомства с Марком, о том, как они стали жить вместе и она поняла, что теперь все в ее жизни предопределено на годы вперед: замужество, дети, хотя необязательно в таком порядке. Рассказала о том, как становилась все более несчастной, о том, как они с Марком отдалялись друг от друга и уже никогда не смогли бы преодолеть разделяющую их пропасть. Рассказала о том, как была одержима мыслью забеременеть, о том, как ей нужен был малыш, чтобы склеить отношения, как она приехала в Нью-Йорк и заново обрела себя. О том, что она понимает, что у них с Марком все кончено, но не знает, как ему об этом сказать. Джулии понадобилось два часа, чтобы все выложить Джеку.

И теперь она сидит и смотрит на него, ждет его реакции, потому что пусть она едва его знает, пусть сегодня видит его всего в третий раз в жизни, он – тот человек, с кем ей бы хотелось познакомиться поближе.

Хотя сейчас, когда она излила ему душу, он вряд ли захочет ее знать.

Какое-то время Джек ничего не говорит. Несколько минут смотрит на озеро, потом поворачивается к ней.

– И как же Нью-Йорк? Вы остаетесь?

Джулия кивает:

– Да. На какое-то время. Всю прошлую неделю я проработала в монтажной. Редактор посмотрел материал, который мы наснимали, и очень доволен. Они предложили мне работу на внештатной основе, и думаю, мне не повредит, если я немного поработаю на Би-си-эй. Понимаю, это кажется безумием, но я здесь счастлива. Может, оттого, что именно в этом городе я поняла, кто я на самом деле. Я ощущаю, что здесь мое место. Мне здесь уютно. В доме Беллы освободилась квартира с двумя спальнями, и я собираюсь подать заявку. Так что мой ответ «да», – она пожимает плечами. – Я остаюсь, по крайней мере, на какое-то время.

– Из вашего рассказа можно сделать вывод, что роман – это последнее, что вам сейчас нужно. Но мне кажется, мы могли бы стать друзьями.

Джулия ощущает резкий укол разочарования, но подавляет его и кивает, скрыв свои чувства.

– Друзья. Замечательно.

– Прекрасно, – отвечает Джек с улыбкой и протягивает руку для рукопожатия. – Друзья.

Джулия берет его ладонь в свою и крепко пожимает, тоже улыбаясь.

Но они не разжимают рук. Перестают улыбаться, и сердце Джулии вдруг начинает биться быстрее.

– Поскольку мы всего лишь друзья, – тихо произносит Джек, подвигаясь ближе, касаясь рукой ее подбородка и приближая ее лицо к своему, – как вы думаете, можно мне сделать так?

Он нежно целует ее в губы. Один раз. Два. Три. Слегка отстраняется, проследить за ее реакцией, и видит, что ее глаза по-прежнему закрыты, голова склонилась набок. Он улыбается, наклоняется и опять целует ее.

– О да, – вздыхает Джулия, когда, наконец, они размыкают объятия. На лице у нее улыбка, как у чеширского кота. – Думаю, именно для этого и нужны настоящие друзья.