— Разве это не замечательно? — изрекла Нора, стоявшая у окна гостиной.

— Что? — Клер появилась из спальни, на ходу надевая клипсы из красной кожи.

— Джоэл уже приехал. Клер остановилась.

— Не может быть. Всего четверть двенадцатого.

— Но он здесь, у него просто восхитительная машина.

Клер исчезла и появилась с парой красных туфель, которые она надела на ходу. Черная шелковая блузка и белоснежная юбка показались ей слишком обыденными, пока она не нашла красную отделку, чтобы оживить ансамбль. Но не был ли он слишком строгим? Откуда она могла знать, как ей одеться, ведь он ничего не говорил, куда они собираются ехать.

— А другая клипса? — спокойно напомнила ей Нора. — Ты что, собираешься выходить в этих туфлях в такую погоду?

— Тротуары сухие. — Клер побежала за недостающей клипсой и услышала стук в дверь.

— Я открою, — сказала Нора. — У тебя две секунды, чтобы привести в порядок свое дыхание.

Клер благодарно кивнула. Потом она услышала, как Джоэл бархатным голосом поздоровался с Норой и та не замедлила сказать:

— Джоэл, ну скажите ей, что нужно надеть сапоги!

Не моргнув глазом Джоэл чмокнул Нору в щечку и приказным тоном сказал:

— Клер, надень сапоги.

Одарив их обоих кривой усмешкой, Клер схватила пальто и вышла из дому. Быстрой легкой походкой Джоэл тут же догнал ее. Когда она повернулась, чтобы поздороваться с ним, он с серьезным видом разглядывал ее туфли.

— Такой легкомысленной обуви я давно не видел. Она держится на ногах силой гравитации или силой воли?

— Силой воли.

— Зная вас, я должен был догадаться.

— Л как насчет того, чтобы поздороваться? Или прямо в машину? — мягко спросила Клер. После ночной смены и непродолжительного сна у Клер не было времени подумать о предстоящем обеде. А может, вообще не стоило задумываться о нем. Она была готова убить Джоэла за то, что он приехал почти на час раньше, но, когда увидела его, лишь непроизвольно улыбнулась — и все.

Он, видимо, не прилагал особых усилий, чтобы выглядеть опасно привлекательным, это получалось само собой. На ком-нибудь другом серый вельветовый пиджак и темные брюки выглядели бы совершенно безобидно, но на Джоэле эти темные тона лишь слегка скрывали сексуальность, которая исходила от него. Но ничто не могло скрыть нрав неукрощенного зверя, который сидел в нем, и совершенно бесцеремонное выражение глаз. Когда они подошли к машине, однако, в его дьявольски непостижимых глазах неожиданно появилась мальчишеская уязвимость.

Она поняла, что машина была его любимицей, и шутливо сказала:

— И не жалко вам вывозить ее в такую грязь?

— Седан «Корд Винчестер», модель тысяча девятьсот тридцать пятого года. Точная копия.

— А-а-а… — с видом знатока протянула она.

— Она торчала в гараже всю зиму, и я подумал, что вам неплохо познакомиться. Она твоя единственная соперница.

Клер догадалась: он долго придумывал способ, как ей тонко намекнуть, что у него нет сейчас других женщин. Но у нее не было времени хорошенько подумать над этим. Замерзая от холода под резким ветром, она намеренно медленно обошла машину, похлопала по вращающимся бамперам, похвалила хромированное покрытие, удлиненные сглаженные линии и жемчужно-серый цвет.

— Я потрясена, — заключила она. Его звонкий смех нарушил тишину улицы.

Ведь она явно не могла бы отличить рулевое колесо от коленчатого вала.

— Хватит морозить себе попку. Садись в машину, — он распахнул дверь и кивком пригласил ее. — Ты отличный парень, доктор.

Она уселась на белое кожаное сиденье и ждала, пока он обойдет машину. Когда он вставил ключ, чтобы завести машину, сна пробормотала:

— Фу, это испытание прошла.

Он завел машину, включил обогреватель, повозился с зеркалом заднего обзора и медленно потянулся к ней за поцелуем:

— Доброе утро. Клер.

Его губы задержались лишь на мгновение, и он выпрямился, хотя так нетерпеливо жаждал прикоснуться к ней. Он обожал ее ноги в легкомысленных туфельках и искры возмущения в глазах — в этом была вся Клер. И теплоту ее губ, и обещание чувственности, менявшее ее черты, когда он целовал ее. Вряд ли она понимала, как сильно он хотел ее в этот момент.

— Я согласилась только на обед, — как бы между прочим заметила Клер.

— А жаль.

— Извините.

— Ничего. — Он мягко улыбнулся ей в ответ.

Он потратил много времени, раздумывая, куда же пойти с ней. Он хотел быть наедине с ней, хотел, чтобы она была полностью в его власти и в то же время чувствовала себя свободно, что было совсем нелегко совместить.

Когда он припарковал машину. Клер уставилась на него с удивлением. На потрепанной вывеске значилось «Шар-Су ун». Здание было весьма непрезентабельным и нуждалось в покраске. К тому же они были не в лучшей части города.

— Ле делай выводов, пока мы не окажемся внутри, — предостерег Джоэл. Положив ладонь ей на спину, он провел ее в помещение, взял у нее пальто и наклонился, чтобы снять с себя туфли.

— Здесь такой обычай, — шепнул он. Клер поставила свои туфли рядом. Маленький человечек в черном восточном одеянии предложил им белые бумажные шлепанцы, но они не воспользовались ими. Топая босыми, если не считать чулок, ногами, вслед за официантом Клер вопросительно оглянулась на Джоэла. Это приличное место?

Она не увидела никаких столов, и, насколько могла судить, заведение состояло из серии комнат. Мужчина подвел их к узенькой лестнице, остановился у высокой двери в форме ширмы и поклонился.

Преодолев мгновенное колебание, Клер ответила поклоном. Мужчина радостно улыбнулся ей. А через минуту она оказалась в совершенно ином мире.

Крошечная комната была вся в золотых коврах, а на полу лежали толстые золотые подушки вокруг низкого черного лакированного столика. Две стены были расписаны золотистыми ласточками, парящими на рассвете. В углу дерево бонзай склоняло свои тонкие ветви над миниатюрным фонтаном, который подсвечивался крошечными белыми огнями снизу.

Хотя Клер немного растерялась, оказавшись в такой маленькой, как кладовка, комнате, она была зачарована.

— Тебе нравится?

— Безумно нравится, — ответила она и утонула в подушке, положив ноги сбоку. Она с улыбкой наблюдала, как Джоэл пытался пристроить свои длинные ноги. Наконец он уселся в позе индуса на ближайшем расстоянии от нее. Глаза его туг же обратились к ней, теплые, как Карибское море на солнце, бесконечно синие и непостижимые.

Она отвела взгляд. Мы просто будем общаться, сказала себе Клер. Просто общаться и хорошо проводить время…

— Ты мне доверишь заказать для тебя еду?

— Может быть, но в следующей жизни. — Она уже ела японские блюда раньше, и сырая рыба ей совсем не понравилась.

— Не хватает смелости?

А что ты о ней знаешь, мрачно подумала Клер. Но с Джоэлом было так удобно, что она почувствовала, как ее настороженность постепенно исчезает. Каждое блюдо приносил крошечный официант в бесшумных шлепанцах; он недолго оставался, лишь для того, чтобы удостовериться, что блюдо им нравится, и молча исчезал. Клер заказала стандартные блюда и почувствовала себя заинтригованной, когда перед Джоэлом возникла целая шеренга красиво расставленных тарелок.

Он поднес вилку с кусочком чего-то к ее губам.

— Просто попробуй, — терпеливо сказал он.

— А как это точно называется? Он покачал головой.

— Тебе придется рискнуть.

Она рискнула и, с наслаждением проглотив предложенное лакомство, с большим уважением посмотрела на блюда перед Джоэлом. Он подвинул тарелки ближе к ней.

— Доктор познает, что риск может доставлять удовольствие, — поддразнил он Клер.

— Ну ладно, не воображай. А что это?

Он так и не сказал ей и продолжал болтать о себе до конца обеда. Ко времени чаепития, когда Клер наклонилась, чтобы разлить чай из покрытого эмалью изящного чайника, Джоэл нашел удобное положение, опершись о подушку у стены и вытянув длинные ноги под столиком.

— Кто бы мог подумать, что тебе понравится осьминог? — беззаботно изрек он.

А Клер уже не интересовало, что это она ела с таким удовольствием.

— Я съела весь твой обед, — виновато произнесла она.

— Причем с волчьим аппетитом, — опять поддразнил он.

Они вели приятную беседу, но у Клер не выходило из головы то, что он рассказал о себе.

Джоэл вырос в одном из этнических районов Чикаго. Мать бросила семью еще до того, как он пошел в школу, а отцу не очень-то хотелось работать. В десять лет он впервые устроился на работу, конечно скрыв свой возраст, в кафе, специализировавшееся на гамбургерах. Он убирал со столов и мыл посуду — этой работой он кормил себя.

Между таким началом и положением владельца двух преуспевающих ресторанов лежал большой тяжкий труд. Он не особенно распространялся об этом, но дал Клер понять, что научился сперва использовать кулаки, а потом уже голову. И она поняла, что он смог подняться только за счет своей силы воли и ярой решительности.

Клер также было нетрудно догадаться, что он одинок.

Потягивая чай из крошечной чашечки, Клер почувствовала сострадание к этому человеку рядом с ней, но виду не показала. Джоэл рассказал ей свою историю не для того, чтобы вызвать сочувствие — ему это было не нужно. Ему нужно было совсем другое, и каждый раз, когда он смотрел на нее, она знала, чего он хотел.

Возможно, виной тому был терпкий чай, медленно согревавший горло, а может, чарующий миниатюрный фонтан в углу или ощущение того, что они совершенно одни в таинственном мире этой маленькой комнаты… но сердце ее говорило, что она хочет того же. Откинуться назад, свернуться рядом с ним на подушках, забыть свое одинокое прошлое и просто дать близости случиться.

— А ты хорошо устроилась, я все болтаю и болтаю, — спокойно сказал Джоэл. Она налила ему вторую чашку чаю.

— Мне хотелось тебя слушать. Он жестом пригласил ее прислониться к нему.

— Мне тоже хочется послушать.

— Что?

— Клер, ты прекрасно знаешь что, — пожурил он ее. Он приткнул к стене еще одну подушку, рядом с собой.

Клер на секунду задумалась, а потом все же облокотилась на нее, выпрямила ноги и вытянула их под столиком, как Джоэл. Если бы сейчас вошел официант, он ничего особенного в этом не нашел бы. Только у Клер могли возникнуть странные порочные мысли насчет того, как по-мужски выглядят его длинные мускулистые ноги рядом с ее женскими, тонкими.

— Ты хочешь краткую историю моей жизни? — спросила она.

— Да, на закуску.

Она поставила на столик чашку с чаем и откинулась назад.

— Моя жизнь была не такой, как твоя, — спокойно начала она, — у меня все было легко, Джоэл. Меня всегда любили, и мне ни в чем не отказывали. Мой отец был профессором Чикагского университета, я обожала его. Самой ужасной вещью для меня стала его смерть, я с трудом ее пережила. Я думаю, ничто в жизни не сможет ранить меня сильнее.

Он подтянул колено, положил на него локоть и, удобно устроившись, стал смотреть на Клер. Шелковистые пряди ее волос поблескивали отраженным светом.

— В медицинской школе было легко?

— Нет, — она прикрыла глаза в полуулыбке, — но я так хотела учиться там.

— Ты всегда хотела быть врачом?

— Моя мама могла бы рассказать, как уже в четыре года я притащила домой голубя с пораненным крылом с Мичиган-авеню. — И добавила с усмешкой:

— Упрямство — наша семейная черта. Барретам трудно изменить свое мнение, если они на что-то решились.

Он помолчал около минуты, внимая мягкому голосу Клер. Эта Баррет рождена, чтобы давать, а не брать. По колебаниям ее бархатистого голоса Джоэл догадался, что она не привыкла много говорить или думать о себе.

— А ты упустила кое-что, — прошептал он.

— Извини?

— А где остальная часть биографии? Ну, например, недавнее прошлое?

Очень медленно он вытянул руку и притянул ее к себе, к изгибу плеча.

Клер беспомощно закрыла глаза. Его рука, обнявшая ее плечи, ничего не значила. Просто прикосновение без всякого подтекста. Двое людей немного расслабились после прекрасного обеда. Да и что может произойти в ресторане?

И все же она чувствовала тепло его руки сквозь шелковую блузку, и жар его тела, и мужскую силу. Когда она вновь открыла глаза, она вдруг поняла, что довольно долго сидит в маленьком закрытом пространстве, но не ощущает его давления.

— Поделись, — он почти приказывал. — Расскажи мне. Клер.

— Джоэл…

— Твоя работа приводить людей в порядок. Ты возвращаешь им здоровье. Я видел тебя в твоей семье, и там ты делаешь то же самое. — Он приподнял ее подбородок, заглядывая ей в лицо. — Я смолоду привык рисковать, но ты рискуешь по-другому. Я не боюсь проиграть в драке или потерять состояние, эти вещи стоят отдельно от чувств. Ты же рискуешь потерять часть самой себя, заботясь о других день за днем.

— Это все не так, — мягко сказала она.

— Тогда расскажи мне, как это.

Она продолжала смотреть ему в лицо. Мягкая и гладкая кожа подбородка была чисто выбрита, его квадратная форма выражала решительность характера. Лицо Джоэла словно говорило «смотри на меня и ни на кого больше», когда он хотел чего-то. И сейчас у него было именно такое выражение. Его пальцы, источающие мир и покой, ласково гладили ее волосы, но в проницательных синих глазах горел вызов.

Она стала рассказывать о своей сестре, ничего другого ей не приходило в голову. Он хотел, чтобы она поделилась чем-то, что имело для нее особое значение. Она была не готова полностью довериться ему и сомневалась, что история Сзади может тронуть его, но на большее она была неспособна. Она хотела показать ему, что она самый обычный несовершенный человек, который может и лечить боль, и причинять ее. Забота о других сопряжена со многими вещами.

— Сзади влюбилась в человека по имени Грег Баркер пять лет назад. Она только начала тогда работать в рекламной фирме, где он был боссом. А Сзади такая хорошая, у нее артистичная натура… Ну, когда ему предложили работу на восточном побережье, он согласился и уехал, оставив ее ни с чем, да еще на третьем месяце беременности.

— А он знал об этом? — спросил Джоэл. Клер отрицательно покачала головой.

— Она рассказала, что у них все кончилось раньше. Он не любил ее, у него уже была другая женщина. Она не просто тяжело восприняла это — она хотела, чтобы разочарование убило ее до конца.

— Каким образом?

— Она встречается со всеми, кто ее приглашает и у кого рыжие волосы и голубые глаза, как у Грега. Только она не осознает, что делает… и потом вымещает это на Дот, — глаза Клер затуманились, — это не физическое наказание, а эмоциональное. Да Сэнди и не смогла бы физически причинить вред Дог, но она не дает ей ни внимания, ни любви, ни тепла. Мама и я стараемся возместить это, но, если моя сестра не изменится, думаю, для Дог будет лучше жить отдельно от нее. Собственно говоря, я уже давно думаю переехать и забрать с собой Дог.

Не говоря ни слова, Джоэл погладил щеку Клер подушечкой большого пальца. Клер подняла глаза.

— У тебя глупое представление обо мне, если ты считаешь, что я могу приводить людей в порядок. Я просто не представляю, как помочь собственной сестре. Иногда мне хочется хорошенько встряхнуть ее, а иногда — обнять. — Она задумалась. — Я никогда не шла легко на риск, Джоэл. Человеческие судьбы накладываются друг на друга. Касаясь одного, задеваешь и другого. Я могу страшно разозлиться на Сэнди — но она перенесет это на Дог. Каждый раз, когда я дотрагиваюсь до пациента, я должна помнить, что одна физическая система накладывается на другую. Можно вылечить одно и покалечить другое.

— А ты знаешь название компании, где работает Грег Баркер? — как-то незаинтересованно спросил Джоэл.

— Что?

Она так искренне пыталась рассказать ему, что не могла в отличие от него бездумно рисковать, особенно в сердечных делах. Но она была готова поделиться частью своей жизни — кусочком пирога, если он не будет требовать слишком много.

— Так ты знаешь название компании?

— Я… Фанкин и кто-то, кажется. А почему ты?..

— Потому… — доверительно сказал Джоэл, — ты совершенно права, малышка. Мы живем в разных мирах. В моем мире, если ты находишься в трудном положении, стараешься выстоять. Другого выбора нет. Это риск, на который надо идти. Нет никакой гарантии, что это поможет Дог, но, похоже, твоей сестре следует снова увидеть этого человека, чтобы выбросить его из своей системы так или иначе.

Клер задумалась над его идеей. Джоэл тронул ее за плечо, и она подняла свои темно-серые глаза к его синим.

— Ты хочешь, чтоб я разыскал его для тебя?

— Не знаю, возможно ли это, — сказала она рассеянно. Его глаза были как небо в этом замкнутом пространстве.

— Посмотрим.

Он попытается. Грег Баркер ничего не значил для него, но доказать что-то Клер значило для него много. Это стоило того, чтобы ощутить полный вкус жизни.

— А тем временем… — он повернул ее руку к себе и очень медленно провел пальцем по первой длинной линии на ладони, да так тихо, что ей стало щекотно, — здесь мы видим очень длинную линию жизни, это у леди, которая часами может говорить о других, но только не о себе. Ну, это мы исправим. — Он посмотрел на нее. — Мы также видим длинную линию благополучия.

— Это было бы очень неплохо.

С серьезным видом он продолжал разглядывать ее ладонь, поглаживая подушечкой большого пальца нежную чувствительную кожу.

— В детстве тебя много шлепали.

— А в тебе кроме ирландской еще и цыганская кровь?

Он утвердительно кивнул и укоризненно посмотрел на нее, за то, что она его перебила.

— И все заслуженно.

Она согнула пальцы, но он снова разогнул их.

— А вообще, мало тебя шлепали, могли бы и больше.

— Мне совсем не нравится такая судьба. — Клер сказала это суховато, но голос ее был странно беззвучным.

— Ты спасешь миллиарды людей.

— Миллиарды?

— Хочешь верь, хочешь нет. Тебе нравятся узкие туфли, и у тебя чудесные ноги.

— И как давно, — протянула манерно Клер, — вы занимаетесь гаданием по руке?

— Много лет, деточка. — Джоэл сделал сердитое лицо. — Мне нужна тишина, чтобы сосредоточиться.

— Извините.

Он погладил пульсирующую вену на ее запястье таким легким прикосновением… таким легким — нет, он не понимал, как это на нее действует.

— Ты всю ночь прогуляла после выпускного бала…

— Да нет же.

— Тихо. Почти всю ночь.

— Бранниган. У меня был грипп.

— Ну, ясно, — сразу же уточнил он, — ты всю ночь не спала после выпускного вечера. Медиум не всегда точно видит в первый раз, ты же знаешь.

— И, даже делая скидку на это, вы слишком преувеличиваете, — не преминула заметить Клер.

— Кто-то чем-то недоволен на задней парте?

— Нет, сэр. Джоэл отпустил ее руку и уставился своими синими глазами в ее серые. — Я вижу мужчину, — тихо продолжал он, — который причинил тебе большую боль…

Ее улыбка исчезла. Она не смогла бы объяснить, что точно произошло. Словно какой-то клапан закрылся в ее голове, и она неожиданно почувствовала страх перед замкнутым пространством комнаты. Его игра была не просто игрой. Он знал, к чему он клонит, с самого начала, он хотел знать слишком много и слишком быстро.

С ней это случалось и раньше — мужчина уже припирал ее к стенке, но он хотел владеть ее мозгом, ему было мало ее любви, он ненасытно требовал больше.

Внезапное ощущение удушья сковало ей горло, она почти теряла сознание и чувство ориентации в пространстве и непроизвольно наклонилась вперед.

— Клер…

— Я совершила ошибку, согласившись прийти с вами сюда. — Она потянулась за сумочкой и заставила себя посмотреть на него. Ее лицо было белым, она сделала неудачную попытку улыбнуться. — Мне очень жаль, — мягко сказала она, — так жаль, что вы даже не можете себе представить, Джоэл. Пожалуйста, поверьте мне.

— Подождите!

— Спасибо за обед, — коротко изрекла она. Ей удалось медленно добраться до двери, а потом она пошла быстрее.

Глупо, но ей не хватало воздуха. А от пробежки по узким холлам ей становилось все хуже. Низкие потолки и стены смыкались над ней, и она думала только о том, как выбраться на улицу.

Она слышала шум шагов за собой, но они были более медленными, чем ее. Джоэл не мог бежать так же быстро, ведь у него не было этого ощущения в голове. Я веду себя как дурочка, думала она не без стыда. Но она не могла заставить себя остановиться.

У выхода она схватила свои туфли и пальто и вдохнула полные легкие воздуха, ступив необутыми ногами на холодный сухой тротуар. День был таким ярким, что стало больно глазам и потекли слезы.

Благословенный Чикаго — здесь всегда в центре есть курсирующие такси. Она остановила машину, залезла внутрь, захлопнула желтую дверь, закрыла глаза и ни разу не оглянулась назад.

По средам вечера в приемной «Скорой помощи» бывали обычно спокойными, но в эту среду все было иначе. К девяти часам поступили пострадавшие от столкновения шести машин на скоростной дороге Дэн Риан, затем больной, которому пришлось вправлять ногу, пять человек, пострадавших от пожара, и еще ребенок с гриппом и обезвоживанием организма. Клер не утратила контроля ни над своим голосом, ни над четкостью движений и, как всегда, была очень заботливой.

Она не изменилась. Как обычно, отодвинув на задний план все эмоции, она заставляла работать только свой мозг. Она всегда полностью отдавала себя своей профессии, и сегодняшний вечер не был исключением.

Гладя на нее, никто бы не подумал, что совсем недавно она вела себя как неразумная неврастеничка. Джэнис сразу же прокомментировала бы ее поведение, если бы что-то было не так. Но она только сказала: «Давай, ради Бога, иди поужинай, пока еще нет двенадцати».

Кафетерий для сотрудников находился в здании напротив, улицу можно быстро перебежать и без пальто. Клер наполнила тарелку, села радом с тремя другими врачами за угловой столик и принялась за еду.

Она не особенно хотела есть после всех этих осьминогов и головастиков. Она выпила чашку чаю, но это не был зеленый японский чай. И сидела она на стуле, а не на подушках. И не было радом синеглазого мужчины, который хотел… слишком много.

Позвони ему, шептал ей внутренний голос. Ты должна позвонить. Объясни, что это не его вина, а твоя…

Она не успела закончить ужин, как засигналил датчик. Врачи за столом сочувственно посмотрели на нее. Джэнис ожидала в боковой комнате, в ее глазах был ужас. Клер быстро вошла. На смотровом столе лежала женщина с огромным животом и тяжело дышала.

— Нет времени поднять ее наверх. Уже появляется головка. Но пуповина, кажется, обмоталась вокруг шеи ребенка. А у доктора Бакера сердечный больной во второй палате. У нее поднимается давление, да она еще не говорит ни слова по-английски. Я не могу…

Джэнис успокоилась, когда Клер начала говорить с больной: маленькой темноглазой женщиной, страшно напуганной. Клер не знала ни слова по-испански, но она тихо и настойчиво говорила женщине, что делать. Не толкать, а то будет больно, ей нужно найти пуповину, скоро все кончится. Ребенок будет в порядке, расслабьтесь, расслабьтесь…

Мальчик.

Ничто нельзя сравнить с криком новорожденного, вступающего в жизнь. Это теплый скользкий комочек пульсирующей плоти, такой крошечный, такой живой, так решительно желающий быть услышанным. Клер почувствовала, что Джэнис улыбнулась, когда она продержала ребенка в руках чуть дольше, чем нужно. А ведь надо его еще обмыть, потом заняться матерью и отправить их обоих в послеродовую палату.

— Я хочу кофе, — устало проговорила Джэнис, когда все закончилось. — Ну что ж это такое? Обычный вечер в среду, а будто ад разверзся. — Она вздохнула. — Я так испугалась, что мы потеряем ее. Извини, я поддалась панике.

— Никто не ждет от тебя совершенства, ты же знаешь.

— На какой-то момент ты тоже растерялась. Хотя пациенту это незаметно, конечно. Все же… — И вдруг она ухмыльнулась. — Не хотелось бы говорить тебе это, доктор, но ты выглядишь растрепанной. Удивительно!

— Спасибо. Будь добра, иди отдохни — и с глаз моих долой.

В полночь явилась следующая смена, и Клер направилась в душ, оставив по дороге свой белый халат в прачечной. Потом она переоделась в черную шелковую блузку, белую юбку и легкомысленные красные туфельки. Подпоясав зимнее пальто, она вышла из дверей и неожиданно остановилась.

Она приехала в больницу на такси, машины у нее не было. Небо черным одеялом лежало над небоскребами. Улицы в Чикаго никогда не были абсолютно темными, и Клер пошла пешком.

Она часто ходила в северном направлении две мили до дома. На этот раз она повернула на запад. От здания Фалка ее отделяло три квартала.

Последние восемь часов ее ум полностью занимала работа. Это нормально, если она хотела быть хорошим врачом. О собственных эмоциях она на восемь часов забыла. Ведь она посвятила свою жизнь спасению людей и не имела права подвергать их опасности из-за личных переживаний.

Мысль, что она обидела Джоэла, мучила ее. Он ничего плохого не сделал, лишь попытался поделиться с ней и посвятить ее в свою жизнь. Он не обязан расплачиваться за то, что она зашла в тупик. Ей следовало все объяснить ему и извиниться.

Здание Фалка было открыто. Клер только мельком взглянула на лифт и зашагала к лестнице. Пока она дошла до шестого этажа, она пробормотала сотню неприличных выражений и в свой адрес, и в адрес людей, страдающих клаустрофобией.

Она отдохнула на десятом этаже. И присела на семнадцатом. К двадцать третьему этажу она почувствовала себя словно загнанная лошадь и продолжила путь в полусогнутом состоянии, с сумочкой через плечо, упираясь рукой в нывшее от боли правое бедро.

В два часа ночи она добралась до «Топ Хэт». Она чувствовала себя абсолютно разбитой, а на двери ресторана висела табличка «Закрыто».