Гаррет видел в сумраке террасы, что она идет к нему. Не иначе, Эмма решилась на серьезный разговор по душам. Она только что заявила, что он разрушил ее жизнь. И, судя по выражению ее лица, Эмма не шутила. Пульс Гаррета учащенно забился.

Глядя прямо ему в глаза, она подошла совсем близко… А потом бросилась в его объятия.

Ее первый поцелуй не попал в цель. Губы скользнули по щеке, но в следующее мгновение нашли его рот. Гаррет уловил слабый аромат духов. Почувствовал прохладное прикосновение шелка платья. Вкусил восхитительной мягкости ее губ.

Он и не предполагал, что Эмма может наброситься на него с таким пылом. Это было совсем непохоже на нее. Однако она решила сделать первый шаг сама, и это ужасно возбуждало. Гаррет ответил на поцелуй со всей страстью, которую испытывал.

Недостаток опыта у Эммы заставлял его кровь вскипать и пениться, словно бурная река. Гаррет не спеша уложил ее на циновку и, не размыкая объятий, вытянулся рядом. Теперь обе руки у него были свободны, чтобы обнимать и ласкать ее. Горячие поцелуи с каждой секундой становились все настойчивее.

Он завладел ее языком и услышал вначале прерывистый вздох, затем стон. Красноречивое свидетельство желания.

Ее платье удерживала лишь полоска ткани на плече. Второе плечо было полностью обнажено, и кожа на нем была мягче и нежнее шелка. Его губы спустились вниз, отыскав пульсирующую жилку на шее, прошлись по изящной линии ключицы. Это обнаженное плечо так притягивало его, что он должен был попробовать его на вкус.

Ее колени раздвинулись, словно ей не терпелось принять его в себя, и Гаррет отбросил последние сомнения. Он никогда не позволял себе терять самообладание, ни в жизни, ни в работе, ни в отношениях с женщинами. Но, черт возьми, Эмма была такой необузданной, такой безудержной, такой страстной. Каким бы невероятным это ни казалось, она потеряла голову так же, как он.

Гаррет понимал, что она пережила эмоциональную встряску. Он тоже не спал прошедшую ночь, не мог уснуть. Ему не давала покоя мысль, что Рид не стал бороться за нее, как должен бороться мужчина за такую незабываемую женщину, как Эмма. Гаррету было больно видеть ее подавленной и испуганной после того, как Келли ушел.

Он твердил себе, что не должен вмешиваться, что ее отношения с Ридом — не его дело. Кроме того, он боялся проговориться, что подслушал их последний разговор в галерее. Кому приятно узнать, что кто-то стал свидетелем подобной сцены.

Но, черт возьми, он не мог видеть, как она несчастна. Когда ему, наконец, удалось сбежать с вечеринки и приехать домой, он обнаружил, что стоит у окна в своей квартире и наблюдает за светом в окнах галереи. Он даже не знал, там ли она, но свет все горел и горел. В конце концов, Гаррет не выдержал и решил убедиться, что с ней все в порядке.

И вот он здесь.

Но с Эммой далеко не все в порядке.

Она выбралась из-под него, села на колени и потянула шелковые складки платья через голову. Под платьем на ней была атласная сорочка. Ее волосы облаком рассыпались по плечам и щекам, но не успело его сознание запечатлеть этот ослепительный образ, как она вернулась к нему.

— Люби меня, Гаррет, — прошептала Эмма. — В прошлый раз мы упустили свой шанс, и я не хочу повторять ошибку. На этот раз я готова дойти до конца. Люби меня со всей страстью, на которую способен.

Ее голос был таким манящим. Собрав остатки самообладания, Гаррет сдавленным голосом произнес:

— Эмма, я пришел сюда не для этого, клянусь. Ты расстроена…

— Тебе ведь тоже интересно узнать, какой будет наша близость? — прошептала она.

— Да. — Не было смысла отрицать очевидное. Особенно, когда ее пальчики скользили по его ребрам, груди, шее, а губы были совсем рядом, на расстоянии вздоха.

— Я сожалела миллион раз, что мы тогда так и не занялись любовью.

— Я тоже.

— Я устала от сожалений, Гаррет. Всю жизнь я жила по придуманным мною самой правилам. Но они не работают. Я хочу тебя. Всегда хотела. Ты ведь не отвергнешь меня?

Если бы он мог. Возможно, чуть раньше — несколько минут назад — ему бы удалось это сделать. Когда его разум еще не был затуманен страстью. Однако сейчас все его мысли и чувства сосредоточились на том, что вот-вот должно было произойти. Красноречивое свидетельство его возбуждения вжималось твердо и настойчиво ей в живот. Уже сейчас Гаррет был уверен, что их близость станет незабываемой.

Назад дороги нет. Необъяснимая химия, существовавшая между ними в юности, никуда не исчезла. Они оба были в огне, оба обезумели от желания обладать друг другом.

Гаррет понятия не имел, что случилось с той атласной сорочкой, но между ними больше не было никаких преград. Когда он погрузился в нее, то почувствовал, как что-то внутри него сломалось. Словно какая-то часть его всю жизнь была защищена панцирем, а с Эммой этой защиты не стало.

Он хотел ее. Она была нужна ему как воздух. Ее запах, ее тихие всхлипывания, ее вкус… Он хотел ее всю, целиком, сейчас же, немедленно, сию минуту.

Эмма выкрикнула его имя, плотно сжимая внутренними мышцами, побуждая двигаться быстрее, резче.

— Люби меня, — повторяла она тихо, покрывая поцелуями его шею и плечи.

Когда первый спазм освобождения сотряс ее тело, он больше не мог сдерживаться. Обезумевший от страсти, стремясь поднять ее на небывалые высоты, он подвел их обоих к краю… и полетел вниз.

Когда все кончилось и Гаррет лежал, спрятав лицо в ее волосах, ничто на свете, даже пожар, не мог бы поднять его.

Ничто не могло заставить его покинуть Эмму.

Гаррет понятия не имел, сколько проспал, но когда его глаза наконец открылись, солнце выглядывало из-за горизонта. Мягкий свет просачивался сквозь жалюзи террасы. Малиновки порхали на мокрой от росы траве, выбирая червяков. Чей-то кот крался по белой кромке забора. А они с Эммой так и лежали в объятиях друг друга.

Циновка под ними была жесткой и неудобной, но он все равно не шевелился. Эмма подняла голову и улыбнулась.

— Я один спал? — пробормотал Гаррет.

— Нет. Я заснула мгновенно. Давно не спала так хорошо.

— Честно говоря, я бы с удовольствием еще подремал. — Один из них ночью, должно быть, прикрыл их ее греческим платьем. — Во сколько ты открываешь галерею?

— Не раньше десяти. Но Джош придет, самое позднее, в полдесятого.

— Значит, к тому времени нам нужно уничтожить все следы преступления?

— Единственное преступление заключается в том, — пробормотала она, — что я ни разу не попыталась соблазнить тебя тогда, в юности.

— Тогда ты была ужасно правильная.

— Я и сейчас такая, — призналась она.

— Не со мной.

— Не с тобой, — подтвердила она и поцеловала его.

Они проспали не больше пары часов, но Гаррет внезапно почувствовал, что снова возбужден.

Больше, чем возбужден. Он весь горел.

Эмма закрыла глаза и прильнула к нему. Она откликалась слепо, неистово на каждое прикосновение, каждую ласку, словно ни один мужчина никогда не преодолевал ее защитные барьеры, как преодолел он, словно никогда прежде она никого так сильно не хотела.

Или, быть может, это он сам испытывал эти чувства по отношению к ней. Он не мог припомнить, чтобы даже в юности чувствовал такое безумие. Ему хотелось быть с ней больше, чем жить или дышать. Ему было наплевать на то, что будет завтра, наплевать на все, кроме обладания ею.

Нет, он не забыл о проблемах своей сестры, о неминуемых пересудах из-за расторгнутой помолвки Эммы. Всего через несколько часов им обоим придется посмотреть в лицо реальности.

Возможно, именно это сделало из него еще лучшего любовника. Лучшего, чем он когда-либо был. Но когда ноги Эммы обвились вокруг него и тело ее выгнулось навстречу освобождению, он почувствовал безумный экстаз, гораздо больший, чем оргазм.

Он так и не женился, потому что никогда никому по-настоящему не доверял. В этом мире он привык рассчитывать лишь на себя… Однако он уже поделился с Эммой своими страхами о будущем сестры. А сейчас безвозвратно доверяет ей свое сердце.

С ней все его тайны выходят наружу.

Он влюблен в нее.

Осознание этого факта испугало Гаррета и одновременно вселило надежду в его сердце. Кто знает, может, со второй попытки они все же сумеют обрести счастье?

Эмма оставила его спящим, зная, как мало он отдыхал в последнее время. Она навела порядок в галерее и включила телефоны, прежде чем пойти в душ.

Как и следовало ожидать, телефон зазвонил в ту же секунду, как она ступила под водные струи. Когда она намыливала голову шампунем, послышался второй раунд звонков, а когда вытиралась в своей спальне, телефон зазвонил снова.

Проклятье. Скоро ей придется вернуться к повседневной жизни. Она понимала, что, какой бы измотанной ни была, ей предстоит полный рабочий день, как обычно. Закрутив влажные волосы в узел, надев майку и легкую юбку, она отправилась на поиски своего возлюбленного.

Ее возлюбленный. Как восхитительно это звучит! Сердце Эммы пело от счастья, несмотря ни на что.

Она нашла Гаррета с заспанными глазами, всклокоченными волосами, в одних трусах… И не сдержала улыбки, потому что его телефон словно приклеился к уху. Он, как и она, не смог убежать от дел.

Какое-то мгновение она просто наслаждалась его видом, широкими скульптурными плечами, мускулистой грудью. А когда он повернулся к ней, Эмма увидела, какими уязвимыми могут быть эти озорные карие глаза. Невысказанные эмоции повисли между ними. Что-то совершенно волшебное витало в воздухе. Гаррет жестом подозвал ее поближе и тут же закончил разговор по телефону.

— Привет, красавица, — пробормотал он.

— И тебе привет, — отозвалась она. — Мне показалось, я слышала, как твой телефон звонил несколько раз, потому что твой звонок сильно отличается от моего. На меня тоже уже обрушились возмущенные родственники, причем с утра пораньше. А что у тебя? Деловые переговоры в такую рань?

— Ничего не поделаешь, Эм, работа у меня напряженная. И потом, я же трудоголик, помнишь?

Эмма кивнула.

Все, чего ей хотелось, это снова лечь на невозможно жесткую циновку и целый день заниматься любовью с Гарретом. Прошлой ночью он заставил ее почувствовать себя женщиной. Страстной, желанной, какой она себя еще никогда не ощущала, и ей хотелось отблагодарить его.

Но впереди их ждал длинный день. И Эмма не была до конца уверена, что прошлая ночь значила для него так же много, как для нее. Кроме того, темные круги у него под глазами свидетельствовали о том, как тяжело ему приходится в последнее время.

Эмма вздохнула.

— Ты всегда был такой. Неугомонный. Ответственный. Никогда не сдающийся без боя.

— Не продолжай, я знаю о своих недостатках.

— Это замечательные качества, глупый. Но на следующие полтора часа ты отключаешь свой телефон и едешь со мной.

— Куда? А там будет кофе?

— Будешь учиться рисовать. Пойдем, я покормлю тебя завтраком.

По правде говоря, Гаррет думал, что она шутит. Эмма пообещала, что, если он выключит телефон на час, она все расскажет. К тому времени, когда она успешно конфисковала его мобильник, они уже сидели в ее белом автомобиле.

Это был один из ее секретов. Гаррет с удивлением узнал, что Эмма на добровольных началах работала в детском реабилитационном центре.

Здание, к которому они подъехали, было новым и стояло в глубине тенистого парка с фонтаном и беседками. Когда они вошли внутрь, четверо ребятишек уже ждали их.

— Вы ранние пташки, — сказала Эмма непоседам, которые тут же их окружили. Марте было три годика, Джорджу пять, а Элизабет и Попс по четыре.

— Он будет рисовать с нами, мисс Деборн? — спросила Марта, не сводя восторженных глаз с Гаррета.

— Да. Его зовут Гаррет Китинг и, хотите верьте, хотите нет, он ни разу в жизни не рисовал пальцем.

— Да ну! — Попс, белобрысая кнопка, взяла его за руку. — Ты такой старый.

— Спасибо, — усмехнулся Гаррет.

— А что же ты делал, когда был маленьким, если не рисовал пальцем? — пожелала знать Элизабет.

— Наверное, он не помнит. Он же старый, — предположила Попс.

Эмма повела их в комнату малышей. Прежде чем достать фартуки для всех, включая и Гаррета, она спрятала телефоны от греха подальше.

Убирая мобильники на верхнюю полку, она отметила, что пропустила с полдюжины вызовов со вчерашнего вечера, три из них от матери. Эмма нервно сглотнула.

Скоро ей предстоит держать ответ перед матерью и другими родственниками за расторгнутую помолвку, но утро она посвятит детям… и Гаррету. Гаррету, который зарабатывает большие деньги и несет большую ответственность. Гаррету, который был таким нежным и страстным прошлой ночью. Гаррету, у которого, по сути, не было детства.

Она мало что могла сделать для него, зато могла научить его играть. Ей просто хотелось, чтобы эти волшебные мгновения длились как можно дольше. Улыбка на его лице согревала ее сердце.

Эмма усадила ребятишек и Гаррета за круглый стол, на котором разложила все необходимое.

— Я хочу, чтобы вы все закрыли глаза и сосредоточились. Подумали о чем-то радостном, о чем-то прекрасном. И именно это потом нарисовали. Используйте цвета, которые вам кажутся красивыми. Краски, на которые вам приятно смотреть.

— Разве он не слишком старый, чтобы радоваться? — Попс наклонила голову в сторону Гаррета.

Эмма вмешалась, прежде чем Гаррет успел ответить.

— Никто не бывает слишком старым для радости и счастья. Итак, готовы начать?

— Я лучше помогу ему. — И снова Попс наклонила головку в сторону Гаррета. Она тяжело вздохнула, словно эта работа была такой тяжелой, что она уже устала.

Через час с небольшим Эмма с Гарретом покидали центр. Она не удержалась и решила поддразнить его.

— Никогда еще не видела четырехлетних кокеток. Она так заигрывала с тобой, из нее вырастет роковая женщина.

— Заигрывала? Эта четырехлетняя брюзга? Что бы я ни делал — все не так. И все твердила, что я старый, старый.

— Она влюбилась в тебя с первого взгляда, разве ты не понял?

— Это было до или после того, как она нарисовала красное сердечко у меня на рукаве? — Он кивнул на расплывшееся алое пятно на рубашке, заставив Эмму рассмеяться.

Но прежде чем они дошли до ее машины, она потянула его за руку, привстала на цыпочки и, посерьезнев, заглянула ему в глаза.

— Я не хочу, чтобы ты сожалел о прошлой ночи.

— Мне не по себе, Эм. Когда ты утром проснулась, я боялся, ты подумаешь, будто я воспользовался тобой.

— Если мне не изменяет память, это я набросилась на тебя, так что еще спорный вопрос, кто кем воспользовался.

Но Гаррет не купился на это. Когда они сели в машину, он притянул ее к себе и заглянул в глаза.

— Ты пережила сильнейший эмоциональный стресс. Ты была расстроена, уязвима. Я беспокоился и подумал, что, возможно, тебе нужен кто-то, чтобы поговорить, излить душу. Но клянусь, я никоим образом не хотел осложнить твою жизнь.

— Гаррет, — тихо проговорила Эмма. — Ты ее осложнил своим внезапным появлением в городе, неужели ты не понимаешь?

Он замер. Эмма нервно вздохнула.

— Я думаю, большинство людей осудили бы меня за то, что я занималась с тобой любовью прошлой ночью. Это действительно выглядит неправильно, поскольку я только вчера разорвала помолвку. Мои родители наверняка расценят это как реакцию на стресс, попытку забыться в объятиях другого мужчины. Но я хочу, чтоб ты знал… Все не так. С тех пор как ты вернулся домой, ты вызывал во мне чувства, о существовании которых я даже не подозревала. И дело не только в твоей сексуальности. Если бы я вышла замуж за Рида, мы оба были бы несчастливы.

— Ты говоришь очень уверенно.

— Я абсолютно уверена. Я люблю Рида, как любят очень хорошего, близкого друга. Но я никогда не любила его… как мужчину. Честно говоря, я наивно полагала, что чувств, которые я к нему испытываю, будет достаточно. Долгое время я считала себя чуть ли не фригидной…

— Ты это несерьезно.

Она почувствовала, как он пальцем убрал выбившуюся прядь волос с ее щеки. Прикосновение было таким нежным, что Эмма чуть не расплакалась.

— Совершенно серьезно. Воздержание всегда давалось мне легко. И уж точно мне не хотелось, чтобы за мной ухаживали только потому, что я наследница состояния Деборнов. Но теперь я понимаю, что мне так легко было отвергать потенциальных ухажеров, потому что я никогда не влюблялась по-настоящему.

— Когда я рос, здешние парни были вроде бы умными. Должно быть, они здорово поглупели за те годы, что я отсутствовал.

Эмма улыбнулась.

— Наверное, ты сочтешь меня несовременной, но…

— Но что?

— Но я хотела, чтобы любовь была красивой, или мне ее совсем не нужно. Наверное, это глупо, но я всегда чувствовала, что красота имеет значение во всем. Она дает нам успокоение и надежду, и… — Она смущенно засмеялась. — Я мелю чепуху.

— Это не чепуха, Эмма.

— Я смотрю на мир через розовые очки, что, видит бог, моя семья не устает мне повторять. Но я пытаюсь сказать, что прошлая ночь была прекрасна. И воспоминания о ней останутся в моей душе навсегда.

Она подняла голову и нежно поцеловала его. Ее губы коснулись его губ мягче шепота.

Эмма не знала, чего он хочет от нее, чего ждет от их отношений. И боялась спросить. Безумием было бы думать, что Гаррет может испытывать к ней такие же глубокие чувства, как она к нему. Не так скоро. Но ее душу переполняли эмоции, которые она не ожидала почувствовать. Восторг и предвкушение.

Правильно или неправильно, но она заново полюбила Гаррета. Или не переставала любить его все эти годы?