— Мне не хотелось тебя пугать, оставляя сообщение на твоем автоответчике, мам. Ничего не произошло, ни с кем ничего не случилось. Просто мне надо было кое-что тебе сказать…

Молли колебалась — остаться или выскочить за дверь? Ей совсем не хотелось присутствовать при личном, семейном разговоре. Но тут Дилан, отбросив мячик в сторону, взял курс на служебный туалет.

Молли вскочила и кинулась за ним. Туалеты ужасно нравились Дилану. На прошлой неделе, например, он раскрутил целый рулон туалетной бумаги и запихнул ее в унитаз.

Она бегу схватила малыша и снова усадила его на ковер играть с кубиками.

Но осталась она не из-за Дилана. И даже не потому, что скоро узнала из разговора, что Флинн, должно быть, получил результаты анализа на отцовство. Она осталась, потому что Флинн вдруг стал необычно тихим и сдержанным, что было совсем не в его характере.

— Ты присядь, мам, — говорил Макгэннон. — Да нет, я ведь уже сказал, что ничего страшного не произошло. Это просто… сядь, как я прошу, ладно? — Он повернулся вполоборота на своем рабочем кресле. Молли чувствовала, что Флинн колеблется. Обычно импульсивный, он с трудом подыскивал слова. — Я не знаю, как тебе без обиняков сообщить мою новость. Мама, у тебя есть внук. Его зовут Дилан. Ему немногим больше года… только спокойно, не волнуйся так, вопросы задавай по очереди. Нет, я не женился. Я не женат на матери ребенка и не собираюсь связывать с ней свою жизнь…

Малыш тем временем завладел шарфом Молли и направился с ним к гамаку. Плюхнувшись в него, он радостно взвизгнул, явно ожидая, что она захочет его покачать. Потом зевнул. Молли никак не могла решить, что же ей делать?

Взять малыша на руки и выйти из комнаты? Ей не хотелось слушать такой сугубо частный разговор.

Ей стало как-то не по себе оттого, что Флинн до сих пор не говорил своим родным о Дилане. Она считала само собой разумеющимся, что он рассказал своей семье всю историю с той минуты, как Вирджиния вошла к нему в офис. Она не могла и вообразить, что стала бы держать в секрете от собственных родителей столь важный факт. Ведь ничего не зная, родные не смогли бы и помочь.

— Да, она забеременела от меня… И ты абсолютно права, нет никаких оправданий… Но я не пытался скрыть от тебя правду или отрицать случившееся. Я действительно только недавно узнал, что у тебя есть внук, а у меня сын, — продолжал оправдываться Флинн.

И чем дальше Молли слушала его, тем сильнее сжималось ее сердце. Флинн не просил помощи раньше потому, что от своей семьи он ее и не ожидает.

— Да, малыш здесь, рядом со мной. Я тоже не знаю, как я мог сделать такое… И я не могу жениться на его маме. Этого никогда не случится… Я звоню не для того, чтобы о чем-то просить. Просто чтобы сказать тебе, что у тебя есть внук. Что бы ты ни думала обо мне в связи с этим, я полагал, что ты захочешь это Знать. И захочешь на него посмотреть…

Его слова сопровождались длинными паузами. Молли без труда понимала: ему устраивали разнос. Флинн терпеливо выслушивал все то, что говорила мать. Молли вдруг подумалось: а как бы ее собственные родители отреагировали на такое известие? Они всегда от нее требовали, чтобы она ответственно относилась к жизни и отвечала за свои поступки, но Молли не сомневалась, что они все равно поддержат ее, если их поддержка будет ей нужна. Как и она всегда поддержит их. Очевидно, далеко не у всех людей такая дружная семья, как у нее. А может, его мама в первый момент всегда так эмоционально реагирует на возникающую проблему? Молли подумала, что не стоит осуждать других, когда практически ничего о них не знаешь. Но она не могла не заметить, что Флинн вполне справлялся с проблемой, не пускаясь в долгие объяснения и не ища оправданий. Он не сказал, что Вирджиния сама виновата в беременности, не заикнулся о том, что для совершения ошибки такого рода всегда требуются двое, как и о том, что он — далеко не первый в истории человечества мужчина, которому случилось получить внебрачного ребенка.

Наконец Флинн сказал:

— Мам, я знаю, как ты расстроена. Но расстроил тебя я, а не малыш. Если вы с папой захотите навестить нас и посмотреть на Дилана, то…

Когда наступила еще одна небольшая пауза, Молли почувствовала себя ужасно виноватой: так долго подслушивать просто бессовестно. Она сняла туфли, подхватила их и свое пальто и на цыпочках пошла к двери, но как раз в этот момент Флинн положил трубку. Его рабочее кресло скрипнуло, он повернулся лицом к ней.

— Флинн, извини, я правда не собиралась оставаться, как только поняла, что это личный звонок. — Ее щеки пылали.

— Ну, это — улица с двусторонним движением. Я бы и не просил тебя остаться, если бы не знал, что меня ждет разговор, как ты понимаешь, не из приятных. Но так или иначе, ты, должно быть, уже догадалась, что я хотел сказать и тебе.

— Да, ты получил результаты анализа на отцовство. Но почему ты только сейчас сообщил родителям о Дилане?

— Я не хотел им ничего говорить, пока точно не убедился, что Дилан их внук.

— Ты пытался один решать такую сложную проблему? Неужели бы тебе не помогли?

— Мне тридцать пять, Молли. Я не мальчик восемнадцати лет. Уже давно мои родные приходят ко мне со своими проблемами, а не я — к ним. Кроме того, у нас в семье были некоторые особые обстоятельства. Даже не припомню, чтобы я когда-нибудь пришел с какой-то проблемой к матери. Ей необходимо было знать, что она может положиться на меня. Ну да ладно… — Флинн порывисто встал с кресла, словно желая закрыть эту тему.

У Молли такого желания не было. Она не могла знать, что это были за «особые обстоятельства», но вдруг представила себе совсем еще маленького Флинна. Мальчика, который из гордости ни к кому не хотел обращаться за помощью. А теперь перед ней мужчина, который испытывал стыд, если ему приходилось делать это.

— Так или иначе, — подытожил Флинн, — дело это прошлое. Малыш — мой. Это единственное, что имеет значение. — Он посмотрел на Дилана. Тот спал, держа в одной руке шелковый шарф Молли. — Похоже, я догадывался об этом и до анализа. Этот его жуткий нрав и готовность встретить любую опасность с открытым забралом… От кого-то же он должен был унаследовать эти черты! По-моему, я даже знаю, от кого…

— Ты любишь его, Флинн, — мягко сказала Молли. Она подошла к нему и поцеловала в щеку.

Флинн схватил ее за запястье и долго не отпускал.

— За что, Молли? — спросил он. — Я ничем не заслужил твоего поцелуя.

Этот импульсивный поцелуй был за ту нежность, с которой он смотрел на своего малыша. Он любит Дилана. Она лишь досадовала на то, что он этого не видит, и была растрогана тем, как он выражает любовь, сам того не сознавая.

— Ты думаешь, что обязательно должен заслужить? Иногда поцелуи бывают бесплатными.

— Я не хочу от тебя ни поцелуев, ни чего бы то ни было другого, если это делается из жалости ко мне.

— Макгэннон! Вот уж чего я не чувствую к тебе, так это жалости, идиот несчастный! Ты пожинаешь то, что сам же и посеял, — это касается и малыша, и твоей жизни вообще. Откуда ты, черт побери, взял, что я испытываю к тебе жалость?

Его реакция удивила ее. Флинн выглядел растерянно.

— Молли, не делай ставку на меня, — извиняющимся тоном проговорил он. — Это слишком рискованно. Стоит мне коснуться твоей руки, как я за себя уже не отвечаю…

В ответ она хотела было сказать, что он делает из мухи слона, да не сумела и двух слов связать: ей никак не удавалось справиться с дрожью, которая сотрясала все ее тело.

Флинн ждал родителей в ближайшую субботу. Молли, помня об этом, предложила ему свою помощь. Он, разумеется, ее отверг.

— Не хочешь, чтобы я тебе немного помогла?

— Нет. Это не твоя проблема.

— Согласна целиком и полностью. Не моя. Но я и не предлагаю ничего особенного — только поработать пылесосом и, может быть, что-то приготовить.

— Нет. Не хочу впутывать тебя в эти дела. Спасибо за предложение, Молли, но не нужно. Правда.

Однако она не удержалась и в субботу с утра приехала к нему с большой хозяйственной сумкой и огромной кастрюлей.

— Знаю, ты не велел мне приходить, но я не смогла усидеть дома. Эта кастрюля очень тяжелая. В ней — заготовка для тушеного мяса по-бургундски. У меня в машине стоит еще одна коробка, которую надо принести. Там моющие средства. Будет хорошо, если ты за ней сходишь. — Она убрала со лба пряди волос и осмотрелась. — Силы небесные, да у вас Тут некуда ступить! Некоторые малыши отличаются редкой способностью к потрошению дома. Честно говоря, будет лучше, если ты не станешь путаться у меня под ногами. Я — нудная аккуратистка, как тебе уже известно. Просто покажи, где у тебя пылесос, а потом отправляйся куда-нибудь. Честно, тебе даже не надо занимать меня разговором, и…

Он рассчитывал, что ей когда-нибудь надо будет перевести дыхание, но она, по всей видимости, в этом не нуждалась. Поэтому он попытался перебить ее.

— Молли…

Ее глазищи сверкнули, а изящный подбородок вдруг выпятился, словно у воинственно настроенного бульдога.

— Послушай, Макгэннон. Ты немало всего сделал для меня. Я не говорю о том, что ты взял меня на работу — я чертовски хороший бухгалтер и могла бы получить место где угодно. Я имею в виду личный аспект. Ты нанял тихую маленькую мышку, взялся за меня, заставил научиться, как выражать свое мнение и как постоять за себя. Пускай это не только твоя заслуга. Пускай это я сама как следует поработала над собой. Но я считаю, что нехорошо не отплатить тебе добром за добро.

— Молли…

Она вскинула руки.

— Ладно, хорошо. Признаю, что здесь есть недомолвки. Ты был прав — я действительно имела на тебя виды. Впала в праведный гнев, решив, что ты слишком придираешься ко мне из-за какого-то невинного поцелуя. Только он вовсе не невинный. С момента знакомства с тобой, Макгэннон, у меня не было ни одной невинной мысли. Я прекрасно знала, что играю с огнем… и никогда не была уверена, что справлюсь с ситуацией, если ты обо всем догадаешься. Мне всегда были очень неприятны женщины, которые специально дразнят мужчину, а теперь и сама поступила так же. Поэтому ты должен позволить мне загладить вину хотя бы уборкой у тебя в доме перед визитом гостей…

— Молли, — запротестовал было Флинн.

— Послушай, ты можешь выставить меня за дверь до приезда родителей, если не хочешь, чтобы они меня видели, но я должна тебе помочь.

Столкнувшись с такой ее решимостью, он не стал больше возражать, а просто подошел и поцеловал, тихо сказав при этом:

— Я люблю тебя, Молли!

— Ага. Вижу, ты любишь поджаренное миндальное мороженое… — Она помолчала. — Ты ведь не собираешься устраивать мне грандиозный разнос за то, что я пришла, хотя ты не велел мне приходить? Я полагала, что ты на это способен, особенно если задета твоя гордость.

— Дело не в моей гордости.

— Да ну?

— Дело в нежелании поставить тебя в неудобное положение перед моими родственниками. Не хочу, чтобы тебе причиняли боль.

— Ты считаешь, что если я немного поработаю пылесосом и повытираю пыль, то это мне повредит? — увидев, что Дилан просится к ней, она взяла его на руки. — Послушай, я понимаю, что для тебя этот визит не будет легкой и приятной семейной встречей. И присутствие постороннего человека может даже ухудшить ситуацию. Но ведь я не совсем посторонняя в том, что касается малыша и Вирджинии, Флинн, и считаю, что могу помочь. Если тебе нужно будет серьезно поговорить с родителями, я присмотрю за Диланом.

Следующие два часа были посвящены энергичной работе по уборке дома. Флинн в основном возился с малышом — так захотела Молли. Его дом действительно нуждался в кое-какой уборке, недовольно ворчал Флинн, но эта женщина просто чокнутая на этом деле. Он не слышал, чтобы кто-то мыл за холодильником или двигал мебель, чтобы пропылесосить под ней. Он все делал иначе. Собственный дом начал казаться ему незнакомым, по нему распространился аромат вина из этого бургундского рагу, запахло средствами для полировки мебели и чистки ковров.

Через два часа такой деятельности Флинн почувствовал себя созревшим для двухнедельного отдыха на Таити — чтобы восстановить силы. Он не забыл о своем намерении выставить Молли до приезда родителей. Просто у него не нашлось времени, чтобы его осуществить. Молли без конца чем-то занималась! Сначала вычистила дом, потом вымыла Дилана, а потом многозначительно посмотрела и на него самого. Флинн поспешно скрылся в душевой кабинке, но этого оказалось недостаточно. Когда он вышел, она велела ему найти в гардеробе рубашку с необтрепанным воротником — иначе, сказала, ему не поздоровится.

Ну да ладно! Когда Флинн предстал перед Молли в рубашке, которая наконец-то ее удовлетворила, она уже успела переодеться в темно-зеленые домашние брюки и кремовый свитер и была причесана волосок к волоску, при полном макияже. Молли выглядела так, словно ее энергии хватило бы еще на то, чтобы справиться с целой неприятельской армией. Он же был вконец измотан всей этой домашней работой, и мысль его работала слабо. Но не чувства!

Флинн не мог объяснить, почему он вдруг понял, что любит Молли, любит по-настоящему глубоко. Она ничего особенного не сделала, просто подошла к нему и, нахмурившись, поправила воротник его рубашки. В ее прикосновении не было ничего, что хотя бы отдаленно намекало на секс или заигрывание. Но что-то в ее прикосновении, запахе духов, ее глазах обдало его мощной волной желания. Ему вдруг трудно стало дышать, стало трудно вспомнить, как он вообще может жить без нее.

Молли разгладила его воротничок, отступила на шаг и снова нахмурилась.

— Не знаю, о чем ты думаешь, Макгэннон, но ты меня нервируешь. Прекрати это. Нам нужно еще кое-что сделать…

Неожиданно в дверь позвонили.

— Боже правый, неужели это твои родители? — испуганно произнесла Молли. — Ведь Им вроде бы еще рано?

Она не ошиблась: за дверью стояли мать и отец Флинна. С ними пришла и его сестра Тереза.

— Ну и где же мой внук? — прямо с порога требовательно спросила его мать.

И тут все увидели Молли.

Флинну стало не по себе.

Он, разумеется, не боялся, что члены его семьи вдруг открыто скажут Молли что-нибудь такое, от чего она почувствует себя неловко. Родственники его были, слава Богу, цивилизованными и вдобавок десятилетиями практиковались в искусстве сокрытия проблем как от себя, так и от посторонних. Но ведь Молли такая чувствительная!

Наступившую немую сцену нарушил оглушительный рев Дилана. Молли поспешила к малышу, за ней последовали мать и Тереза. Флинн в этой суете пытался проявлять чудеса гостеприимства. Быстро развесил одежду гостей, принес напитки. Однако все женщины были поглощены малышом: его сын, как и следовало ожидать, намочил подгузник, а через две секунды после того, как эта ситуация была улажена, малыш заметил лежавшую под стулом сумочку Терезы. Прежде чем кто-нибудь успел понять, что произойдет, малыш выпотрошил ее, вывалив на пол ключи от машины, бумажные салфетки, прокладку, мелкие деньги и губную помаду Истинный сын своего отца, он выбрал наиболее перспективный, с точки зрения катастрофичности, предмет и стилем скоростного олимпийского ползания стал удаляться, унося губную помаду — пятеро взрослых кинулись в погоню.

Благодаря малышу лед был сломан — Дилан без всякого труда мог занять собой толпу взрослых. В конце концов, все устроились на ковре у камина, безостановочно болтая о каких-то пустяках и развлекая Дилана. Флинн наблюдал за Молли: было похоже, что она прекрасно поладила с его родными. Он любил их и надеялся, что и она полюбит.

Его мать на другом конце комнаты засмеялась в ответ на какое-то высказывание Молли.

Видя, что женщин теперь не оторвать от малыша, отец Флинна уселся рядом с сыном и завел разговор о крупной сделке, которую он вот-вот собирался заключить. Флинн всеми силами пытался воздержаться от комментариев. Сколько он себя помнил, Аарон Макгэннон жил в постоянном ожидании счастливого поворота судьбы. Но теперь гораздо важнее было то, каким его отца увидит Молли. Она не может не заметить, как они внешне похожи друг на друга. Аарон был широкоплечий, мускулистый и высокий, с такими же резко очерченными скулами и такой же буйной гривой рыжих волос. Он обладал даром располагать к себе людей и с ходу заставил Молли засмеяться, отпустив какой-то лихо закрученный комплимент. Неожиданно Дилан начал кричать и капризничать. Молли уже хорошо знала эти признаки приближающейся бури, поэтому она многозначительно взглянула на Флинна.

— Флинн, может, мне попробовать уложить спать?

— Боюсь, он на это не согласится, но попытаться все-таки стоит. Спасибо, Молли. И похоже, не лишним будет принести всем напитки. — Флинн встал и направился на кухню. Ему на самом деле была нужна минутная передышка. Всего одна минута в одиночестве. Пока все шло хорошо, но он знал, что легко мог сорваться и высказать отцу свое мнение относительно его «новой крупной сделки».

Спорить и ругаться с отцом по этому поводу было совершенно бесполезно. Тот никогда не считал себя виновным в финансовых неудачах. Всякий раз, когда рушился очередной его воздушный замок, виноватым всегда становился кто-то другой или «невезение». Эта проблема постоянно мучила Флинна, словно незаживающая рана, но его отец не склонен был менять свой характер, а мать предпочитала не вмешиваться в мужские дела. Единственное, что Флинну удалось сделать, чтобы улучшить ситуацию, это защитить мать в финансовом отношении, открыв для нее специальный фонд.

Через несколько секунд мать вошла к нему на кухню и плотно закрыла за собой дверь. Флинну было достаточно бросить один быстрый взгляд на ее лицо, чтобы распрощаться с надеждой на минуту передышки.

— Чего тебе налить? Как обычно, клюквенного сока? — осторожно спросил он.

— Нет, ничего не надо. Я просто хочу поговорить с тобой.

— Я так и думал. Но это не помешает мне приготовить тебе напиток. — Он насыпал в стакан гость ледяных кубиков и стал наливать сок. Внутренне он был готов к тому, что мама даст выход своим чувствам; возможно, он ждал этого с самого детства, потому что взгляд этих добрых озабоченных глаз неотступно сопровождал его все эти годы, пока он рос. И было не важно, сколько раз Флинн доказывал, что она может на него положиться: мама всегда боялась, что он пойдет по стопам отца, что проявятся признаки слабости, которые пересилят его характер, как это случилось с отцом.

Его успех в бизнесе она считала азартной игрой. Но, черт побери, он и сам так считал. Мамино мнение о нем было всегда верным. Он рос с тем же страхом. Именно по этой причине он и не женился. Именно по этой причине любовь к Молли была под запретом. Не было никакой необходимости что-либо говорить ему. Впрочем, это не означало, что мама не имела права высказаться.

— А знаешь, мне нравится эта Молли. Но Дилан не ее сын, и вряд ли я ошибаюсь.

— Я рад, что она тебе нравится. Это мой хороший друг. Ты права: ничего общего с Диланом она не имеет.

Мать прислонилась спиной к кухонной стойке и скрестила руки:

— Но ты должен жениться на матери малыша!

— Ну, эту мысль ты выбрось из головы! Я тебе сразу же сказал, что никогда этого не сделаю, хотя и понимаю, что ты на меня сердишься. Ведь так?

— Да, я действительно на тебя сержусь. И вообще ничего не понимаю. Как ты мог быть так неосторожен, что женщина забеременела? И где она? Как ее зовут? И как случилось, что ребенок оказался у тебя?

— Ее зовут Вирджиния, а Дилан здесь по той причине, что она привезла его ко мне.

В следующую минуту открылась дверь, и в кухню стремительно ворвалась Молли. Увидев их, она резко остановилась, и ее лицо вспыхнуло:

— Простите, я не хотела вам помешать. Малыш заснул, и я подумала, самое время накрывать на стол…

— По-моему, это отличная идея! — живо откликнулась миссис Макгэннон. — Флинн, ты иди, поговори с папой и сестрой. Мы с Молли сами справимся с обедом, не так ли, дорогая?

— Вообще-то вам нет необходимости помогать мне, я все сделаю сама.

— Чепуха, я не привыкла сидеть сложа руки.

И женщины споро взялись за работу.