Бью решил пока не конопатить баркас, который был вполне пригоден к плаванию еще несколько месяцев. Он потихоньку соскользнул с борта «Золотой Леди», расслабившись в лагуне, и поплавал немного, прежде чем направиться к берегу. Бью подплыл к заболоченной прибрежной полосе неподалеку от старой лачуги. Выйдя на берег, он увидел Ол'Пендина, машущего рукой с корабля. Бью помахал в ответ и бросился на песок. Он думал о том, что, если бы старик не согласился подежурить за него, ему пришлось бы все это время торчать на корабле. Ол'Пендин был добрым и предпочитал находиться на борту «Золотой Леди», чем где-то еще.

Бью сел, выставив вперед свои уставшие плечи. Было жарко и безветренно. Он посмотрел вокруг на тощие, изогнутые деревца, на лагуну, на небо и на отдаленную гряду голубых холмов. Он так и не мог решить, был ли Корнуолл более прекрасен во время коротких летних недель или во время долгих осенних месяцев. Корнуолл был красив в любое время года своей неповторимой дикой красотой, и Бью наслаждался данным мгновением, зная, что потом будет еще долго вспоминать о нем.

Но если отдаленная сельская природа была прекрасной, то нельзя было того же сказать про бухту. Люди Кейт выбрали эту бухту из-за ее удобного расположения и узости двух входов. Берега были невзрачными и болотистыми. Местами темно-зелеными пятнами на песчаных кочках пробивалась скудная растительность, и по всему берегу валялся хлам, принесенный океанским приливом: старые, обтрепанные, посеревшие и блестевшие от влаги обрывки канатов; обломки побелевшей на солнце древесины; пустые бутылки из-под рома и выцветший шейный платок. Платок навел его на размышления о девушке, которая носила его, и о том, как он попал сюда.

Лачуга Бью была собрана из досок, железа и лоскутьев материи — настоящее птичье гнездо. Пострадавшие от непогоды доски были перемешаны с выброшенными бутылками и ржавыми металлическими частями.

Дверь была снята с какого-то корабля, потерпевшего крушение в море, а дверная рама взята где-то в другом месте и не соответствовала двери, отчего та висела под каким-то невероятным углом и закрывалась с помощью гвоздя и веревочной петли. Так как Бью решил использовать это место для хранения трофеев, добытых своим ремеслом, он соорудил устройство, которое запирало дверь более надежно. Снаружи лачуга закрывалась с помощью деревянной задвижки и металлического болта. Однако достаточно сильный человек, желающий проникнуть внутрь, мог просто обойти дверь и пнуть ногой в стену. Прежде чем начать пользоваться этим местом, Бью учел, что сюда могут наведываться дети из поселка. Для начала он прятал здесь свои небольшие запасы рома. Команда прикончила бы все, что он имел, за одну ночь.

Бью повозился с задвижкой, вытащил ее и споткнулся, входя в темную лачугу. Свет пробивался лишь сквозь щели и трещины, падая на голый песчаный пол, скомканный тюфяк и поцарапанный, побитый матросский сундучок. На нем стояла незажженная свеча, приклеенная собственным воском. Она не упала, когда Бью открыл сундучок и начал рыться во влажной одежде в поисках своего сокровища. Он вытащил бутылку и распахнул дверь.

Солнечный свет ослепил его. После третьего глотка он ощутил, что не хочет больше пить. Это случалось время от времени, когда он доходил до предела. Наступал момент прозрения, ясности и понимания происходящего. Он взглянул на себя так, как другие не удосуживались посмотреть на него.

Бьюргард де Ауберг, тридцати пяти лет, веселый молодой человек, совсем помрачнел. Он вспомнил вкрадчивое лицо и волосатое тело незнакомца в постели с его женой и вялый голос, тупо повторявший снова и снова:

— Все в порядке, я объясню. Все в порядке, я объясню. Только успокойтесь, ради Бога. Все в порядке, я объясню.

А Джин при этом визжала. Голоса его дочерей слились в один с голосом Джин, и та убежала. Джин ушла от него сразу после того, как он убил этого человека. В бешенстве он не вызвал его на дуэль, а просто пристрелил. Однако в Новом Орлеане это называлось убийством. Бью не стал дожидаться суда, а сел на первый же корабль, на котором мог добраться до какого-нибудь иностранного порта.

Он купался в ярких солнечных лучах, освещавших все, даже самые безобразные уголки земли, и решил, что надо, пожалуй, выпить еще глоток. Его пальцы нащупали пробку. Он знал, что делать, когда все вокруг сияло, как сейчас, когда прошлое и настоящее становились реальностью, а мечты оставались только мечтами. Но он должен поторопиться — или снова увидит себя со стороны и не сможет выдержать, а ему не хотелось убивать себя. В этом мире было кое-что более привлекательное, чем просто остановиться и перестать существовать.

В спешке бутылка выскользнула из его рук и с мягким звуком упала на песок. Наклонившись за ней, Бью увидел женщину, идущую к нему.

Он замер, похолодев от ужаса. Ему показалось, что это Джин, а он не хотел, чтобы она увидела его и узнала, каким он стал. Но в следующее мгновение он понял, что это не Джин. И не одна из его дочерей. Это была Кейт Пенхоллоу. Он быстро засыпал песком бутылку. Ему не хотелось, чтобы она заметила се. Поэтому он притаптывал бутылку своими босыми ногами и, мигая, смотрел на девушку, идущую к нему широким шагом вдоль берега. Он ждал ее, развалясь перед лачугой в своих серых штанах и французской тельняшке в голубую и белую полоску, надеясь, что Кейт пройдет мимо и он сможет отрыть бутылку и сделать еще один глоток, прежде чем вернется к своим делам. Позади нее он увидел норовистую черную кобылу, на которой она всегда ездила и чью кличку он никак не мог запомнить. Бью решил, что шансов на то, что она пройдет мимо, маловато.

Кейт действительно не прошла мимо. Она быстро приблизилась к нему и встала руки в боки с решительным и самоуверенным выражением лица. Бью наблюдал, как она шла, и подумал, до чего же она прекрасна. Она в самом деле была прекрасна. На ней были выцветшие голубые штаны, плотно облегавшие се длинные, налитые, безупречные ноги. Она надела объемистый серый свитер, сквозь который проступали округлости ее развитых крепких грудей, рыжие волосы были зачесаны назад и стянуты лентой, уши слегка выступали, щеки раскраснелись от ветра, и она широко и весело улыбалась. Она шла по песку прямо туда, где находился Бью.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — ответил Бью.

Кейт оглянулась через плечо на лагуну, заслонив глаза от солнца, и посмотрела туда, где стояла на якоре «Золотая Леди».

— Я думала, ты на дежурстве.

— Ол'Пендин согласился подежурить за меня, так что я немного поплавал.

Кейт принюхалась.

— А что ты пьешь? — спросила она и поморщилась. Затем наклонилась, быстро запустила пальцы в песок и вытащила спрятанную бутылку. — Боже милостивый! — сказала она больше самой себе, чем Бью.

Он был раздосадован. Что вообразила о себе эта женщина, чтобы вот так прийти сюда, где у нее нет никакого дела, разговаривать с ним таким начальственным тоном и делать замечания по поводу его выпивки?

— Сожалею, — сказал он сердито, стараясь выразить весь свой сарказм. — Я не могу позволить себе мадеру, которую ты пьешь.

Кейт засмеялась, удивив его.

— Не думала, что ты увлекаешься вином, — сказала она. Затем наклонилась вперед, глядя ему в лицо. — Сколько вам лет, мистер Ауберг?

— Не знаю, — сказал он, надеясь, что она уйдет.

— Ты выглядишь на все сто восемьдесят, но тебе ведь не столько? Ты неправильно относишься к жизни. Так сколько тебе? Тридцать? Сорок?

Бью не ответил. Он полагал, что его наглое молчание выведет капитана из себя и она ответит резким замечанием. Тогда он обидит ее нарочито подобострастными манерами. Может быть, после этого она уйдет.

Но Кейт не ушла.

— Ты здесь живешь? — спросила она, указывая на лачугу с лукавой улыбкой, играющей на ее губах.

— Это мое жилище вдали от моего дома, — сказал он.

— Ты имеешь в виду Новый Орлеан?

— Да!

— Ты сам это построил?

Бью ничего не ответил.

— Можно я загляну внутрь?

— Зачем?

— Мне хочется.

Он смущенно покачал головой.

— Почему я должен пускать тебя в свой дом?

Он почувствовал, что его язык стал неповоротливым, и подумал, возможно, это от плавания, утомившего его.

— Потому что это не твой дом, и, если ты не пустишь меня, я брошу эту бутылку в лагуну.

— А я думал, ты отхлестаешь меня плеткой, — сказал Бью, улыбаясь.

— Нет, я не буду делать этого.

— Это почему же?

— Тебе понравится наказание.

Бью внимательно посмотрел на нее. На ее лице сияла улыбка, беспутная, самонадеянная и высокомерная. Он взглянул на бутылку, которую она свободно держала в руке, и отступил в сторону, пропуская ее.

Внутри она заморгала от темноты, затем взглянула на тюфяк, на морской сундучок и свечу.

— Зажги свечку, — сказала Кейт.

Он хотел было послать ее к черту, но она смотрела на него с такой самоуверенностью, что он полез в сундучок за спичками. Чиркнув спичкой, Бью заметил песок, въевшийся в стены, и обтрепанные края тюфяка.

Он зажег свечу, и Кейт склонилась над тюфяком, осматривая простыни и одеяла.

— Насекомых, кажется, нет, — сказала она и снова повернулась к нему. — А как ты, Ауберг? На тебе нет насекомых?

— Нет, — сердито сказал он, но чувствовал, что это слабая злость, потому что Кейт парализовала его. Он чувствовал, что бесполезно сопротивляться твердой воле женщины, владевшей кораблем и командовавшей им. — Я живу на море, — сказал он, стараясь прийти в себя. — И много плаваю.

— И много пьешь. Ты еще не тонул?

— Нет еще.

Кейт похлопала по тюфяку. Эти хлопки тихо отдались в крошечной лачуге.

— Ты боишься? — спросила она небрежно.

— Мэм, вы вошли внутрь и видите, что здесь не на что смотреть, — сказал Бью. — Так что отдайте мне бутылку прямо сейчас.

— Конечно. Хочешь, я открою ее?

— Я сам могу сделать это.

— Нет, позволь мне. — Кейт села на край тюфяка и отвинтила пробку своими длинными сильными пальцами. Она открыла бутылку, понюхала сверху и приложила к губам. Она пила долго, большими глотками, и, когда протянула бутылку Бью, глаза ее покраснели и стали влажными. Она глубоко вздохнула и легла на спину, посмеиваясь.

Бью тоже улыбнулся в ответ. Ее наглость раздражала его, он понимал, что она хочет завести с ним дружбу, но не знает, как это делается, и потому прибегает к насилию. Однако он не понимал, зачем ей надо было связываться с ним.

Когда он выпил, она отодвинулась еще дальше назад на кровати и прислонилась спиной к стене. Затем потянулась левой рукой за бутылкой. На ее пальцах не было колец.

Какое-то мгновение Бью внимательно изучал ее лицо, пока не убедился, что она в порядке.

— Вот что я скажу тебе, Кейт, любовь моя, ты выглядишь как дьявол в юбке и потому должна спать одна в своей прекрасной гостинице, избегая своих парней. Была ли ты когда-нибудь замужем хоть раз?

Казалось, его слова испугали ее, и она быстро взглянула на свою левую руку.

— Ни разу не была. А ты?

Бью покачал головой.

— А я был.

— Она бросила тебя.

Бью поудобней устроился на углу своего открытого сундучка, стараясь не перевернуть его.

— Да… можно так сказать, — ответил он.

— Ты в самом деле не такой, как мы? — Кейт долго, пристально смотрела на него, стараясь прочитать его мысли. Конечно, в этом человеке было что-то такое, чего не было в других, усердно занимавшихся своим ремеслом на борту «Золотой Леди».

Бью потянулся, чуть-чуть не перевернув свой сундучок.

— Ты нашла меня в море, — сказал он с едва сдерживаемой злостью. — Я одинок в этой чужой стране, все мое имущество пропало. Конечно, я не такой, как вы, но, с другой стороны, разве я могу чем-то особенно отличаться от вас?

— Люди не любят тебя, — настаивала Кейт„— И, что еще хуже, не доверяют тебе.

— Но я не собираюсь выдавать никого из вас таможенникам, если ты это имеешь в виду, — сказал Бью.

Кейт долго молчала, глядя на свои руки.

— Возможно, нет. — Она посмотрела на него, ее решительный взгляд встретился с его взглядом. — Люди жалуются на тебя, де Ауберг, — добавила она, возвращая ему бутылку рома.

Бью пожал плечами.

— Я почти ничего не слышал об этом, — сказал он и повернулся к двери, полагая, что пора возвратиться на корабль и сменить Ол'Пендина.

— Позволь задать тебе один вопрос, — сказала Кейт многозначительно. — Почему ты остаешься с нами?

Бью снова пожал плечами.

— Я тоже мог бы спросить тебя, почему ты продолжаешь заниматься этим ремеслом. Ты ведь наверняка кончишь тем, что будешь качаться на нок-рее.

— Ты не ответил на мой вопрос, — спокойно сказала Кейт.

— Такая жизнь устраивает меня, пока не накоплю достаточное количество золотых суверенов, чтобы добраться до Лондона.

— Я могла бы помочь тебе уехать, де Ауберг, но не в Лондон.

Бью пристально посмотрел на нее, на ее лукавую загадочную улыбку, и попытался понять, что она имеет в виду, но не смог.

— Ты самая ужасная, коварная женщина, — выпалил он. — Ну что же, прекрасно, мэм, чем же вы можете помочь мне и куда я должен отправиться?

— Я помогу тебе вернуться в твою страну, — ответила Кейт, решительно приподнявшись. — Я сама часто думала о поездке в Америку. Мне было бы лучше, если бы ты сопровождал меня. Однако… — продолжала она задумчиво, — я пока еще не вполне готова говорить об этом.

— Очевидно, ты доверяешь мне больше, чем остальным, — заметил Бью. — Почему же ты не доверяешь мне настолько, чтобы сказать, как ты собираешься помочь мне? Я не настолько глуп, чтобы рассчитывать на твой корабль, и не столь самонадеян, чтобы думать, что ты в восторге от меня.

Кейт засмеялась:

— Ты замечательный человек, и я солгала бы, если бы сказала, что не считаю тебя таким, но… ты прав, я не это имела в виду. — Она снова задумалась, а Бью с нетерпением ждал, когда она опять заговорит. Когда наконец Кейт начала говорить, она спросила очень спокойно и ровно: — Ты видел когда-нибудь китов, плавающих в открытом море?

Она снова ушла от прямого ответа. И хотя Бью был удивлен, он решил поддержать разговор и утвердительно кивнул головой.

— Однажды, ночью. Мы шли на «Верной Нэнси», — сказал он. — Они прекрасны.

— Только на расстоянии. Вблизи они страшные. Они безобразные. Как эта лачуга. Знаешь ли ты, что издалека это место тоже кажется красивым?

Он улыбнулся, полагая, что она просто шутит.

— Нет, это действительно так. Из окна моей спальни в гостинице мне видно это место, и каждое утро я смотрю сюда. Я вижу этот маленький домик на песке, весь посеревший от непогоды. Издалека он кажется красивым. И знаешь почему?

— Нет, не знаю.

— Потому что он выглядит независимым. Разве не по той же причине киты кажутся красивыми? Они выглядят свободными, как огромные прекрасные корабли, плавающие на поверхности воды. Они могут двигаться куда угодно, скитаясь повсюду, ни о чем не заботясь, не страдая от страха или боли. Разве не так? Разве не поэтому они кажутся красивыми?

— Думаю, ты права, — сказал Бью.

— Именно поэтому и твоя лачуга кажется красивой, — добавила Кейт. — Она выглядит независимой. Независимой от таможенных законов и от людей. Это — не то что корабли, даже «Золотая Леди». Разве она свободна на самом деле? Корабли похожи на больших серых рыб с жестокими капитанами и грубыми матросами на спине. Киты безобразны и опасны. А эта лачуга — прекрасный маленький домик с несчастным пьяницей внутри. Понял? Вблизи нет ничего прекрасного.

— Но кое-что все-таки красиво.

— Только на расстоянии. Вблизи слышно, как скрепит такелаж.

— Ты слишком молода, чтобы быть такой циничной. Ты не должна так рассуждать. — Бью сел рядом с ней и в какое-то мгновение почувствовал, что хочет обнять ее.

— Я слишком многое люблю, чтобы быть циничной. — Кейт встала с тюфяка. Она выглядела усталой, плечи ее опустились под свитером. Бью показалось, что она вот-вот упадет. Он хотел протянуть руку, чтобы помочь ей, но не сделал этого. Ей не понравилось бы.

Он наблюдал, как она медленно подошла к двери, остановилась у порога и обернулась.

— Это безнадежно, не так ли? — сказала она тихим, унылым голосом. — Ты мечтаешь о Лондоне, а я об Америке. И они привлекают нас, пока мы находимся вдалеке от них. — Ее лицо было таким печальным, каким он никогда не видел его прежде. Бью не мог понять, отчего это.

— Я не надеюсь на многое, — сказал он. Бью сложил руки на груди и опустился на одно колено, довольный произведенным эффектом. — Это совсем не в моих правилах.

Кейт печально кивнула, снова смерив его своим загадочным взглядом. Она повернулась и вышла наружу, когда Бью сделал движение в ее сторону. Подойдя к двери, он остановился и стал наблюдать, как она шла к своей черной кобыле. Ему нравился широкий шаг ее длинных полных ног и легкое вращательное движение таза, ритмичное поднимание и опускание полных бедер. Он видел ее гордо расправленные плечи, что делало ее еще более привлекательной. Женские бедра всегда особенно очаровывали его, и он удивлялся, отчего это. Возможно, оттого, полагал он, что они двигались, как-то неуловимо скользя. Он почувствовал разочарование, когда Кейт села на лошадь, но продолжал наблюдать за ней, пока она не скрылась в пыли. Он понял, что опять будет думать о ней всю ночь.

Бью неохотно вернулся в лачугу и неожиданно решил больше не пить. Он запер дверь снаружи и пошел быстрым шагом к воде. До корабля было далеко, и он поплыл медленными, размеренными гребками. Бью плыл долго и, поднимаясь на борт «Золотой Леди», надеялся, что Ол'Пендин не будет слишком возмущаться.