По мере того как развивалась война с Наполеоном, даже в Ирландском море все реже появлялись безоружные, никем не сопровождаемые торговые суда. Переправлять контрабандой товары из Франции и Испании стало почти невозможно, потому что для этого требовалось преодолеть английскую блокаду побережья Франции, и всегда существовала опасность встречи с французскими каперами.

Тем не менее Кейт решилась на второй выход в море, на этот раз в район морского пути между Дублином и Ливерпулем.

Однако через несколько дней после того, как начались приготовления к походу, ветер, дувший с юго-запада, к четырем часам после полудня резко усилился. К утру следующего дня стало ясно, что погода испортилась. На берегу зажгли огни в надежде, что какой-нибудь сбившийся с пути корабль сядет на мель. Этот участок корнуоллского побережья стал смертельной ловушкой для многих моряков, идущих во время шторма из Ла-Манша. Из-за ветра, дующего с юга, они не могли обогнуть мыс и почти всегда садились на прибрежную мель. Кейт помнила много хороших кораблей, которые терпели неудачу при попытке обойти мыс и бились о прибрежные скалы весь день. Лишь к вечеру они оказывались на берегу.

Благодаря скалам людям Кейт не надо было нападать на них, атаковать их. Морс было безжалостным. У берега было глубоко, и волны обрушивались с такой силой, что обшивка кораблей не могла противостоять им. Тот, кто пытался спастись, обычно попадал в смертельный обратный прибойный поток, который затягивал их и снова бросал под грохочущие волны. Этот прибой еще долго бился о скалы так, что его было слышно за несколько миль от берега, а в тихие ночи даже в Кэмелфорде, уже после того, как ветер стихал.

Но в эту ночь не было крушений, хотя дул такой сильный ветер, какого Кейт не могла припомнить ранее. Она сомневалась в том, что кто-либо в деревне лег спать. В самой гостинице разлеталась черепица, дребезжали оконные стекла, хлопали двери и трещали ставни, так что никто не мог уснуть. Среди ночи Кейт вместе с Сином спустилась вниз проверить камины, опасаясь, что они могут разрушиться. Ветер достиг своей наивысшей силы к пяти часам утра. Кто-то прибежал из деревни сообщить, что море обрушилось на берег и деревню может затопить. Вместе с ручьями, поднявшимися от проливных дождей, море прорвалось далеко в глубь прибрежной полосы — чего не случалось уже лет пятьдесят, — и в лагуне скопилось столько воды, что она вышла за ее пределы и затопила близлежащие луга.

К середине дня нижняя часть деревни была затоплена, как и кладбище, хотя оно располагалось на возвышении. Несмотря на нанесенный ущерб, шторм, однако, воспринимался всеми как чудо, длившееся около девяти часов, пока ветер внезапно не стих. Вода начала спадать. Выглянуло яркое солнышко, и после полудня люди стали выходить из своих домов, чтобы посмотреть на наводнение и посудачить о шторме: Многие из них говорили, что такого сильного ветра никогда не было, однако некоторые старики припоминали нечто подобное на второй год правления королевы Анны и утверждали, что тогда было едва ли не хуже.

Следующий день был воскресным, и, занимаясь подготовкой «Золотой Леди» к походу, Бью поймал себя на мысли, что неплохо бы заглянуть в свой маленький домик на берегу, где у него припрятана от остальной команды бутылочка рома, а заодно и посмотреть, какой вред причинил шторм его запасам. Он шел через заболоченные луга, где то и дело попадались землеройки и кроты, когда неожиданно увидел Кейт, направлявшуюся в церковь в сопровождении Ол'Пендина и одетую, как предположил Бью, в самый лучший наряд.

Хотя у Бью была Библия и посещение церкви исподволь внушалось ему с детства отцом, он не был набожным человеком. Это вовсе не значило, что он был атеистом, просто раньше он был более религиозным, чем сейчас. Бью и не предполагал, чтобы Кейт проявляла хоть малейший интерес к религии. На какой-то момент он разрывался между желанием спокойно посидеть на берегу с бутылочкой рома и стремлением посмотреть спектакль, как Кейт Пенхоллоу чопорно восседает на церковной скамье среди истинно верующих жителей деревни. Наконец он решил, что может выпить ром в любое время, и отправился за ними.

В церковь и раньше ходило немного жителей деревни, а в это утро пришло еще меньше. Луга между деревней и кладбищем были сырыми и грязными от воды. Повсюду виднелись узкие стебли водорослей, опутавших надгробные камни. Снаружи у кладбищенской стены скопился большой нанос водорослей, от которых исходил едкий прогорклый запах, всегда стоявший в воздухе после юго-западного шторма, выбрасывающего на берег всякий хлам.

Внутри церкви на белых стенах, там, где просочилась дождевая вода, появились зеленые пятна. В помещении находилось около полудюжины взрослых людей и гораздо больше детей, которых родители послали в церковь, невзирая на погоду. Когда вошла Кейт, люди уставились на нее, поскольку никто из них не помнил, чтобы она прежде посещала церковь. Кое-кто в деревне говорил, что она католичка, а другие утверждали, что она неверующая. Бью решил, она пришла, чтобы тем самым поддержать священника, который написал стихи для надгробного камня на могиле ее отца. Она никого не замечала и не обменивалась приветствиями с теми, кто входил, как это делали другие, а сосредоточилась на молитвеннике, который держала в руках. Однако Бью заметил, что она не следила за службой, поскольку ни разу не перевернула ни одной страницы.

В церкви было очень сыро после наводнения; поэтому в жаровне, стоявшей позади, развели огонь. От каменных плит веяло сыростью и холодом, и Бью сел как можно ближе к жаровне. Он полагал, что будет больше народу и присутствие Кейт вызовет большее волнение. Разочарованный, он сидел сзади, ожидая скучную процедуру и сожалея, что принял участие в службе вместо того, чтобы провести время на берегу с бутылкой рома.

Однако, едва началась служба, он услышал странный шум, исходивший откуда-то снизу. Впервые шум возник как раз в тот момент, когда его преподобие Кастоллак заканчивал «Горячо любимый…», и снова послышался перед началом второй проповеди. Это был негромкий звук, напоминавший удары одной лодки о другую, только более глухой и полый. Люди стали переглядываться. Все знали, что звук мог исходить только из склепа Мухьюнов, находившегося под церковью. Бью слышал, в деревне говорили, что он расположен почти под алтарем и там похоронено более дюжины Мухьюнов. Его не открывали уже свыше сорока лет после похорон Реджинальда Мухьюна, который разбил превосходный корабль, напившись на состязаниях в Дублине. Он также слышал историю о том, что в один из воскресных дней около сорока лет назад из склепа донесся странный крик, после чего священник и прихожане выскочили из церкви, и там несколько недель не проводилась служба. Сам Бью не верил этим деревенским россказням, однако сейчас должен был признать, что по телу у него побежали мурашки.

Он почувствовал, что на мгновение собрание охватила паника, но, немного поразмыслив, люди не двинулись с места. Он видел, как старая миссис Парр, услышав эти звуки, несколько раз вздрогнула так, что ее очки дважды оказывались на коленях. Эбенезер Фарриш попытался как-то замаскировать этот звук — то шарканьем ног, то уронив молитвенник. Но кто больше всех удивил Бью, так это Кейт, которая, насколько он знал, не боялась ни бога, ни черта. Она выглядела обеспокоенной и бросала быстрый взгляд на Ол'Пендина при каждом ударе.

Все сидели очень тихо, пока мистер Кастоллак читал свою проповедь. Вдруг снизу раздался более громкий, чем прежде, звук, глухой и скрежещущий, как стон старика, испытывающего боль. Старая миссис Парр вздрогнула, взывая громким голосом к священнику:

— О Господи, как же можно оставаться здесь, слушая проповедь, когда Мухьюны встали из своих гробов? — И она выбежала из церкви.

Этого было достаточно для остальных, все тоже бросились вон. Один из прихожан крикнул при этом:

— Господи, нас всех передушат, как того несчастного дурачка!

Через минуту в церкви никого не осталось, кроме его преподобия Кастоллака, Кейт, Ол'Пендина и Бью. Кейт была не такой трусихой, чтобы испугаться Мухьюнов. Священник продолжал свою проповедь, делая вид, что ничего не слышал и не видел, как люди покинули церковь. Когда он закончил, Кейт и Ол'Пендин приблизились к нему, чтобы поблагодарить за проповедь, а затем спокойно вышли.

Бью никогда не чувствовал себя достаточно свободно в церкви, чтобы задерживаться и пожимать руки священнику, поэтому он ожидал их снаружи. Возвращаясь в гостиницу, он спросил, что они думают по поводу странных звуков, доносившихся из склепа Мухьюнов. Кейт только взглянула на него отсутствующим взглядом и пожала плечами.

— Вот что я могу сказать тебе, — вставил Ол'Пендин, — хотя нет никакого желания тратить слова на такие пустяки. Но я скажу тебе. Если наводнение так разрушило те стены, что требуется ремонт фундамента, для меня и старика Фарриша найдется работа. И никаких проклятых денег там нет. — Затем шепотом добавил: — Для церкви, понимаешь?

Так втроем они дошли до гостиницы. Неожиданно взглянув на Кейт, пока Ол'Пендин разглагольствовал, Бью заметил, как под тонкими бровями блеснули ее глаза, будто она забавлялась тем, что он говорил.

Какие мысли роились в голове этой женщины? Бью очень хотелось бы знать.

Кейт взяла свечу и пошла по коридору, вытянув ее как можно дальше впереди себя. Пройдя шагов двадцать, она подошла к стене, в которой был пробит неровный проход в склеп. Она задержалась на мгновение у входа, пока свет не проник внутрь.

Это было довольно большое помещение, но оно едва ли превышало девять футов в высоту. Потолок потемнел от множества факелов, которые когда-то здесь горели. Пол был покрыт мягким влажным песком. Стены и перекрытия были каменными, а в конце виднелась лестница, закрытая огромной плитой, точно такой же плитой с кольцом, которая закрывала вход в склеп наверху в церкви. По всему периметру располагались каменные полки с отделениями, похожими на огромный книжный стеллаж, только вместо книг там находились гробы Мухьюнов. В середине помещения было сложено десятка два больших и маленьких бочонков. Из большой бочки, емкостью галлонов тридцать, вытекали маленькие струйки в мензурку, емкостью всего в один галлон. Все бочки были помечены белой краской. Цифры и буквы указывали на то, что содержалось в каждой из них.

Когда Кейт обходила вокруг сложенных бочек, рассматривая, насколько они повреждены, она задела ногой одну из них, почти пустую, и раздался тот самый звук, который они слышали тогда в церкви. Это бочки, а не гробы производили такой гудящий звук, ударяясь друг о друга.

Ясно, что все здесь было затоплено водой; пол был все еще покрыт грязью, а позеленевшие и влажные стены показывали, что вода находилась в двух футах от потолка. На полу виднелся пучок свежих водорослей, как-то попавших сюда, а маленький краб поспешно удирал в угол. Гробы, казалось, пострадали совсем немного. Они стояли рядами на полках, один над другим, всего двадцать три. Большинство из них были свинцовыми и потому не могли плавать, но тс, что из дерева, перекосились в своих нишах. Один из них уплыл, а когда вода ушла, опустился в угол на пол вверх дном.

Кейт думала, в каком из гробов лежал сэр Роджер Мухьюн и были ли здесь захоронены какие-нибудь ценные вещи: кольца, браслеты и тому подобное. На свинцовых гробах не были указаны имена, на деревянных же на металлических пластинках она обнаружила надписи на латинском языке, но они так поржавели, что ничего не возможно было разобрать.

Кейт медлила, так как хотела проверить каждый гроб на наличие ценностей, но с ней не было мужчины, чтобы помочь вскрыть их. Даже Син был шокирован при мысли о грабеже мертвых. Как будто мертвые могли возразить! Однако было довольно неприятно находиться в обществе стольких мертвецов, хотя каждый человек знал, что когда-нибудь будет там. Ее тронул вид клочков хоругвей и погребальных принадлежностей, а также остатки венков, которые любящие руки положили сюда сто лет назад. Теперь все это рассыпалось и сгнило — некоторые, намоченные водой, прилипли к гробам, а другие валялись на песчаном полу.

Кейт некоторое время внимательно изучала гробы, прежде чем ее внимание привлек большой деревянный гроб, который лежал на самой верхней полке на высоте шести футов от земли. Почти тотчас интуиция подсказала ей, что это был гроб сэра Роджера Мухьюна. Взобравшись на стоящий рядом пустой бочонок из-под мадеры, она осмотрела его при свете свечи. Хотя на первый взгляд гроб казался достаточно крепким, Кейт заметила, что он уже начал расползаться, но пока еще не прогнил до конца, и ее отделяла от мертвеца лишь тонкая деревянная планка. Она ударила по ней кулаком, и ее рука провалилась, подняв облако пыли и гнили.

Она углубилась рукой внутрь, пока ее пальцы не коснулись чего-то мягкого и влажного, что, по ее предположению, могло быть пучком водорослей. Но, посветив свечой, она увидела нечто черное и спутанное. В первый момент она не могла сообразить, что же она держала в руке, затем поняла: это была борода мужчины. Увидев имя сэра Роджера, отчетливо написанное на медной пластине сбоку, Кейт решила продолжить неприятную работу по обследованию гроба.

Она не первый раз видела мертвецов. Впрочем, прошло уже немало времени с тех пор, как она стала привыкать к подобным зрелищам, когда, будучи еще маленькой девочкой, смотрела на трупы, выловленные в воде после крушения кораблей. Кроме того, она помогала деревенскому доктору обмывать тела несчастных односельчан, умерших в своих постелях во время эпидемии.

Сэр Роджер, очевидно, был высоким человеком, поскольку гроб был необычной длины, и, когда Кейт отломала прогнившую боковую стенку, она увидела контур всего скелета, лежавшего внутри. Он был завернут в остатки шерстяного или фланелевого савана, так что сами кости не были видны. Кейт подумала, что человек, лежавший здесь, был ростом свыше шести футов. В области живота фланель провалилась, и можно было легко различить выступающие ребра грудной клетки, бедра, колени и ступни. Голова была обернута белыми полосками материи, которые теперь стали грязными от сырости. Борода частично была стянута подбородочной повязкой. Когда Кейт щупала вслепую, она разорвала эту повязку, и нижняя челюсть упала мертвецу на грудь, но при этом совсем немного отклонилась. Это был сэр Роджер Мухьюн, остававшийся в той же позе, в какой его положили сюда сто лет назад. Кейт приподняла крышку и вытянулась, чтобы посмотреть, не припрятано ли что-нибудь с другой стороны тела.

Она ничего не нашла, кроме маленькой безделушки, которая, на ее взгляд, не представляла значительной ценности. Это был медальон, лежавший на груди безмолвной закутанной фигуры и прикрепленный к шее тонкой цепочкой, пропущенной под матерчатыми повязками. Более светлая часть фланели показывала, как далеко распространялась борода, но медальон и цепочка полностью почернели, из чего Кейт сделала вывод, что они были серебряными. Медальон был похож на крону, только раза в три толще. Отыскав застежку на цепочке, Кейт вытянула ее из-под прогнивших тряпок. Она ожидала большего, гораздо большего, и подумала, стоит ли открывать другие гробы.

Кейт пришлось повозиться с медальоном, который был у нее в руке, прежде чем она открыла его, отыскав зазубрину, после легкого нажатия на которую крышка на шарнире, несмотря на ржавчину, открылась. Она не ожидала найти там что-либо, кроме портрета одной из его жен или матери, поэтому, когда там не оказалось ничего подобного, кроме сложенного листка бумаги, ею завладело любопытство.

Кейт чувствовала себя как человек, который проиграл все свое состояние и с тяжелым сердцем ставит последнюю крону, еще не утратив надежду, что ему повезет и эта последняя ставка может вернуть все деньги. Как это ни глупо, она тем не менее надеялась, что эта бумага может содержать указание на точное местоположение корабля, который пошел ко дну с бриллиантом Мухьюна. Это была дикая мысль, которую она быстро отбросила. Когда она разгладила складки и развернула лист при свете свечи, там ничего не оказалось, кроме нескольких стихов из «Псалмов Давида». Бумага пожелтела, и на ней виднелась сетка складок там, где она была сдавлена в медальоне. Почерк, хотя и мелкий, был четким и аккуратным, и в приведенном ниже тексте ни в одном слове не было ошибки.

Дни нашего века сочтены — всего шестьдесят, семьдесят лет.

И хотя люди могут быть крепкими, еще имея силы трудиться.

И в восемьдесят лет, они горюют, что все скоро кончится.

И придет смерть.

Псалом ХС;21

А что касается меня, немного шагов мне осталось пройти,

И звук их скоро исчезнет в ночи.

Псалом IXXIII, 6

Но не дай Господь утонуть мне в бурном потоке,

И глубокий омут да не поглотит меня.

Псалом LXIX, 11

И потому, следуя через долину страданий,

Я буду черпать живительную влагу, которую дает колодец,

Пока все пруды не наполнятся водой.

Псалом LXXXIV, 14

Ради этого ты ходил на север и на юг.

Табор и Гермон будут славить твое имя.

Псалом LXXXIX, 6

Так вот что это! Пусть было бы по крайней мере какое-нибудь колечко в качестве платы за ее усилия и в оправдание всех надежд, а не эти благочестивые слова. Но она ничего больше не нашла там. Кейт вспомнила, как мистер Кастоллак говорил, что сэр Роджер после своей неправедной жизни хотел закончить ее как полагается и послал за священником, чтобы тот утешил его. Кейт решила, что эти красивые, сентиментальные слова должны были помочь ему попасть на небеса.

Прежде чем уйти, Кейт подняла с пола бороду и положила ее на место, на грудь мертвеца Она также попыталась пристроить обломки крышки гроба, но это оказалось слишком сложно. Она решила оставить все как есть. Когда люди доставят сюда следующую партию контрабанды, они подумают, что древесина рассыпалась на куски из-за естественного гниения. Им и в голову не придет, что она грабила могилы. Моряки были ужасно суеверны.

Однако медальон она сохранила. Она повесила его себе на шею под мужскую рубашку, которую носила. Это была любопытная вещица, и, возможно, за нее дадут что-нибудь в Пензансе.

Свеча уже почти догорела, и Кейт была вынуждена воткнуть в нее прутик, чтобы можно было нести ее, не обжигая пальцев. Когда Кейт дошла до конца коридора, стало светлее, благодаря свету звезд и луны, проникавшему через расщелину над головой, и она загасила свечу. Взобравшись на небольшой бочонок, Кейт подтянулась до пояса над землей и, развернувшись, села на влажную кладбищенскую траву.

Отряхнув штаны от грязи, Кейт на минуту прислонилась к плоской поверхности надгробного камня, который в детстве стал ее любимым местом. В деревне было мало девочек ее возраста, и никто из них не дружил с ней, поэтому она проводила долгие дневные часы на кладбище, размышляя наедине и глядя на море. Сейчас под ногами она увидела, что расщелина в земле, из которой она выбралась, стала еще шире из-за недавнего шторма.

Там, где расщелина подходила к надгробию, сухая земля потрескалась и осела, так что отверстие стало более фута в ширину. Скоро настанет время, подумала Кейт, когда им придется искать новое хранилище для их добычи. Однако сейчас надо сказать Сину, что их добро не пострадало от наводнения и дождей.

Кейт вспомнила, что его преподобие Кастоллак называл место ее отдыха «надгробным алтарем», и в свое время оно было прекрасным памятником с высеченными гирляндами фруктов и цветов. Но он так сильно пострадал от ветров, солнца и дождей, что Кейт уже не могла прочитать надписи на нем и понять, кто там был похоронен. Девочкой она выбрала это «свое место» не только потому, что у него была плоская и удобная поверхность, но и потому, что оно было закрыто от ветра густыми тисовыми деревьями. Она помнила, что эти тисы окружали ее место со всех сторон, и только со стороны моря деревья то ли погибли, то ли были вырезаны. Но с трех других сторон тисы росли густо, укрывая могилу, как высокая спинка кресла, на котором обычно сидят у камина. Она вспомнила, как часто осенью, когда каменная плита становилась темно-красной от упавших мягких ягод, она приходила сюда собирать их для отца.

Сейчас она смотрела на силуэт своего брига, который стоял на якоре на противоположной стороне лагуны. Она могла видеть матросов, движущихся по палубе, которые были похожи скорее на тени, чем на людей. Как странно было сидеть здесь и наблюдать за людьми, несущими свою ночную службу. Она очень удивилась бы, если бы Бью оказался среди них. Странно, как этот человек вторгался в ее мысли. Как можно было точно определить те чувства, которые она начинала испытывать к нему? Была ли это любовь? Она запрокинула голову и рассмеялась, подумав об этом. Нет, но это также не было обыкновенной похотью. Он обладал качествами, которые она не встречала в мужчинах прежде. Бью был этаким джентльменом, а не просто контрабандистом. Сначала он не понравился Кейт из-за его манер, но потом их отношения изменились и за шутками стало проявляться более серьезное чувство. Как он мог не нравиться ей за то, чего она больше всего желала в своей жизни?

Кейт начала понимать, что ею руководили слишком бурные чувства, которые часто были противоречивыми. Она одновременно и любила, и не любила Бью. Она ненавидела капитана Маскелайна неугасающей ненавистью, которая со временем только разгоралась. Не менее сильным чувством было честолюбивое стремление к власти. Ее детство было омрачено воспоминаниями о том, что сделали таможенники с родителями. Даже в самом униженном положении она всегда жаждала величия. Богатство? Теперь оно было у нее. Нет, она желала большего. Ей нужно было имя, с которым люди считались бы, владения, раскинувшиеся от горизонта до горизонта, большое поместье и рослые сыновья для продолжения рода.

Мог ли Бью породить таких сыновей? Кейт легко могла представить его с манерами сельского джентльмена, выставляющим напоказ свою одежду. Опять эта мысль? Разозлившись, она выкинула ее из головы и вернулась к детальному планированию своего поместья, любовно рисуя его в своем воображении, обставляя комнату за комнатой той роскошью, которую когда-либо видела или о которой что-либо слышала. Мебель будет резной и ярко позолоченной, а на спинке каждого кресла будет вырезано ее именное украшение. Эта мысль пришла к ней внезапно. Ее геральдический знак! Какую эмблему ей использовать? Какой герб будет у се пока еще не существующего потомства? Нет, пожалуй, она найдет человека, который уже обладает правом на такой герб.

Кейт сидела там целый час или более, стараясь представить, каким будет ее муж и как она встретится с ним однажды, когда у нее будет поместье в Пензансе.