Харм сидел на складном металлическом стуле. Джек Дризер подошел к нему, опустился рядом, стряхнул пыль со своих черных джинсов. В руках он умудрялся удерживать папку со сценарием, кофейную чашку, видеокассеты. На плече висело белое полотенце из мотеля.

– Как продвигаются исследования, Боланд? – спросил он, и не ожидая ответа сообщил: – Думаю, что сегодня я женюсь. Я не уверен, но таковы мои предположения. Никогда не знаешь наверняка, какие сцены они собираются снимать.

«Странный выбор на главную роль, – подумал Харм. – Да, он не лишен обаяния, в нем есть определенная сила. Редеющие волосы. Немного массивные плечи словно компенсируют недостаток роста. Но Дастин Хоффман тоже невысок. И разве Хамфри Богарт не был, как полагают, всего около пяти футов девяти дюймов?»

Джек нервно потирал колено.

– Перед съемками у меня со всех сторон судороги. Энергия. Слишком много кофе, – он рассмеялся.

– А что вас нервирует больше всего? – поинтересовался Харм.

– Взгляните на площадку, – ответил Джек. – Повсюду копы, телевизионные станции понаслали соглядатаев, я ненавижу всех этих газетчиков и телекомментаторов. Когда мы снимались в Миннесоте, были совершенно одни. Удобства, в какой-то сторожке. Между съемками мы рыбачили на озерах, таких чистых, что можно было видеть камни на шестифутовой глубине. Хотя вода в озерах чертовски холодная, прямо-таки ледяная.

– А как насчет психологических методов, которые Джакобс вносит в процесс работы над фильмом? Вы говорили о них прошлой ночью на вечеринке – не встают ли они на пути?

Дризер медленно вылил остатки кофе в пыль возле ног.

– Вкус, как у грязи, – фыркнул он, потом вздохнул. – Еще бы! Его методы стирают грань между жизнью и фильмом, и беспокоят не одного меня. Плюс ко всему, никогда не знаешь, насколько далеко пойдет Леонард. Что он еще выкинет, чтобы создать нужный эффект.

– Вы говорите, он, в самом деле, создает параллели, устраивает?

– Таково мое мнение, – подтвердил Джек. – Я думаю, он любит жить в своих фильмах.

– Вы думаете, такая методика дает эффект? Я имею в виду, в художественном плане.

Джек вытер лицо полотенцем.

– Это – мошенничество, трюк для привлечения внимания. Фон Джакобса. Ния по-настоящему сливается с ним. Что касается меня, я получаю только дополнительный стимул для раздражения. Если поверить во всю эту дрянь, то работа превратится в обиталище призраков. Вы чувствуете, к чему я клоню?

– Именно это чувство было у вас в Манзанилло?

– Да. В обстановке было что-то роковое. Но Леонард и добивается, чтобы всех довести до уровня наивысшего драматизма. А Робин? Он ничего общего не имеет с ее смертью. Хотите знать, какова моя теория насчет Робин? У нее присутствовало желание смерти.

На подсознательном уровне. Я не психиатр, но она как бы подталкивала ситуацию к критической точке, понимаете? Вышла среди ночи, словно играя роль женщины, убитой в фильме. Это не просто глупо. Она была в два часа ночи в глухом переулке, нарядилась в платье героини, понимаете?

– Мне кажется, что слишком крутая драматизация на съемочной площадке вредит производительности.

– Я скажу вам одну вещь. Актеры, которых убивают на съемочной площадке, как бы сказать, «работают» на Леонарда. Иногда я думаю, что он делает все сознательно, играя на публику. Выражает свою точку зрения, свое «против». Мистер авангардист. Тут он недосягаем. Что бы ни происходило во время съемок фильма, возвращается круговым движением в сюжет фильма и идет за его пределы через прессу. Взгляните только, как они роятся сегодня. Они любят приезжать на «Визионфильм», потому что он совершенно непредсказуем. Подумайте, что принесла «Мертвой жаре» смерть Робин. Народ валом повалил на фильм из-за того, что Робин убили во время съемок. Слава шла впереди фильма и его создателей. Ходили слухи, что в ленте использованы кадры с настоящим трупом Робин. Еще одна клеветническая информация, напечатанная вашими коллегами и моими приятелями. Вздорные публикации Америки. Слава Богу, вы пишете книгу, которую никто никогда не будет читать. Это позволит вам оставаться честным. Никаких обид и оскорблений. Вы пишете не для бульварных газетенок, которые читает обыватель или аристократ. Вы понимаете, что я говорю? Ложь и клевета в печати на национальном уровне. Все они сбежались сюда – голодные водяные жучки. Маленькие, скользящие по поверхности, в поисках, кого бы сожрать.

Через автостоянку к ним направлялась высокая женщина. Она была гораздо выше шести футов ростом. На ней были белые ковбойские ботинки, белая рубашка, тесные джинсы, прорванные на коленях, огромная соломенная ковбойская шляпа. Волосы у женщины были светлые, явно обесцвеченные. Серебряные солнечные очки закрывали ее глаза. Женщина шагала крупно и уверенно.

– Джеки! – закричала она. – Доброе утро, мистер Молчок – рот-на-замок!

– Видишь, приятель? Страждущие и жаждущие приключений. Каждому нужен свой кусочек.

– Кто это? – спросил Харм.

– Дьердь Файн. Пишет для «Вэнити Фэа». Раньше она писала обо мне и Нии. Довольно недоброжелательная особа. Отыщет кого-то, кто знал тебя в седьмом классе, когда тебя поймали за кражей в магазине. Она способна выследить бывших жен и заплатить им за грязные сведения. Она любит подобное дерьмо. Я думал, что заполучу хорошие отзывы в прессе, если пересплю с ней, но добился обратного результата. Теперь подумываю, не попробовать ли еще раз, никогда ничего нельзя предвидеть заранее. – Дризер подмигнул Харму. – Большая женщина.

– Во сколько вы встали? – спросила Дьердь Файн, подойдя к ним. – Бог мой, вы, ребята, работаете в странное время, – она сняла шляпу и протянула ее Джеку. – Ты оставил шляпу у меня в комнате, Джон Уэйн. А это кто?

Джек представил Харма, потом сказал, что ему надо загримироваться. Харм заметил Нию, направляющуюся к мотелю. Она шла рассеянно, словно лунатик. Видимо, она уже углубилась в образ. Сюзанна шла рядом с ней, держа в руках папку с записью реплик.

– А, значит, вы – еще один писатель здесь, – сказала Дьердь. – Мы должны поговорить. Вы пишете биографию Джакобса. Мне сказал Джек. Здесь становится довольно интеллектуально. Не знаю, смогу ли я выдержать. Послушайте, не хотите ли съездить в Эспаньолу и выпить пива до того, как они начнут снимать? Вы расскажете мне все, что знаете. И я рассказала бы вам предельную правду. Ну, как, договорились?

– Кто я такой, чтобы отказаться от предельной правды? – усмехнулся Харм.

Дьердь стояла уперев руки в бока. Встав, чтобы пожать ей руку, Харм оказался ниже ее ростом. Он показал ей на джип, сообщив, что будет возле него, как только кое о чем переговорит с Леонардом.

– Вы хотите сказать, что имеете личный доступ к богам? – Файн взглянула на него поверх своих серебряных очков, молитвенно сложив ладони. – Встретимся через пару секунд.

Джакобс сидел на старом диване возле автомата с кока-колой у конторы мотеля. Оператор склонился над его плечом, они разглядывали коробку с обрывками кинолент. Увидев Харма, Леонард поднял брови, потом быстро встал, подошел к нему, положил руку на плечо и увел Харма в тень дерева.

– Здесь становится жарковато – настоящий сумасшедший дом. Вы теперь понимаете, что я имел в виду, желая сохранить случившееся в тайне? – Джакобс покачал головой.

– Можем мы попозже встретиться и подробнее обсудить кое-что? – спросил Харм.

Джакобс вздохнул.

– Давайте поговорим по телефону. Позвоните мне сегодня вечером.

– Одно мне надо выяснить действительно быстро. Каким рейсом, и какой авиакомпании прибыла Тэсс Джуран?

Леонард возвел глаза к небу, вернее – стал преувеличенно внимательно разглядывать ветки дерева, на которых устроились несколько ворон. Листья дерева сухо трещали под порывами ветра.

– В данный момент, Боланд, я лично не имею никакого понятия об этом. Почему бы вам не спросить у Хоува, моего ассистента? С какой стати вдруг такой интерес?

– Пытаюсь выяснить, кто и когда прибыл в Санта-Фе. Собираю алиби.

– Тэсс Джуран не нуждается в алиби. Насколько я знаю, она прибыла на частном самолете или приехала на машине из Лос-Анджелеса. Давайте не будем вдаваться в несущественные детали, Боланд. Речь идет о защите Нии.

– Мистер Джакобс, моя работа часто связана с побочными вопросами.

– Ваша работа была бы безупречной, если бы вы просто держались поближе к Нии. Полиция обнаружила что-либо еще, связанное с убийством в Серрилос?

Леонард явно менял тему разговора, уводил в сторону. Но, вместе с тем, как бы оказывал Харму покровительство. Харм решил поднажать дальше.

– Но Тэсс остановилась в вашем доме, верно? Вы должны наверняка знать, прибыла ли она самолетом вчера, в день вечеринки?

Джакобс оторвался от созерцания вороньей стайки на дереве, посмотрел куда-то мимо Харма, поверх его плеча. Медленно кивнул, как бы припоминая что-то.

– Да, кажется, припоминаю… Она была в Таосе, гостила у друзей. Приехала на пару дней раньше, чтобы акклиматизироваться. Она передала сообщение через моего ассистента, но я совершенно забыл об этом. Это так несущественно. Раньше мы условились, что я приеду в Альбукерке встречать ее. Ния предложила поехать вместо меня. Я совершенно забыл, – повторил он.

Он обвел картинным жестом съемочную площадку.

– Мне приходится следить за многим здесь, на съемках. Расписание прибытия актерского состава не входит в число приоритетных тем для моего личного контроля.

Пространное объяснение прозвучало неубедительно. Казалось, что Леонард проводит много времени именно с Тэсс. И почему он так странно реагирует на то, что Нию, бывшую ранее его любовницей, чуть не убили именно тогда, когда она ездила встречать Джуран – его теперешнюю привязанность? Почему Леонард не видит здесь никакой связи?

– Вы говорите, что Тэсс Джуран уже находилась в Нью-Мексико? Как же так получилось?

– Да, в Таосе.

– Где в Таосе? – поинтересовался Харм.

Джакобса, кажется, раздражали вопросы Харма, он повернулся и пошел прочь, буркнув:

– Узнайте у Хоува, – и поднял руку вверх, словно останавливая Харма от расспросов.

– Еще одно, – вслед ему сказал Харм. – Секретное расследование неэффективно. Оно антипродуктивно сейчас, когда здесь так много представителей прессы, освещающих события. Газеты уже подхватили случай с выстрелами и принялись смаковать.

Джакобс приостановился, но стоял к Харму спиной, а тот продолжал настаивать:

– Секретность не дает мне возможности действовать. Мне хотелось бы иметь возможность открыто и свободно задавать вопросы. Возможно, Ния была бы в большей безопасности, если бы люди узнали, хотя бы в общих чертах, что вы ведете расследование серьезно, и озабочены их безопасностью по-настоящему.

Джакобс повернулся, потер подбородок.

– Хороший пункт, Боланд. Хороший пункт. Позвольте подумать над этим. А сегодня пусть все остается по-прежнему. Поговорим об этом попозже. Я должен обсудить ваше предложение с Мириной, – он повернулся и, не останавливаясь больше, пошел к мотелю.

Все проходит через Мирину. Харм посмотрел вслед Джакобсу, потом направился к трейлеру Нии. На полпути он обернулся. Леонард, обняв Тэсс одной рукой, что-то обсуждал с ней. Она постоянно кивала. Неожиданно Леонард поднял голову, встретился взглядом с Хармом.

«Инструктирует, – понял Харм. – Рассказывает, что наплел мне о ее визите к друзьям в Таосе». Харм был уверен в этом, словно прослушивал их разговор через микрофон, спрятанный в сумочке Тэсс.

– Харм? – его догнала Ния. – Я не занята в съемках целый час или чуть больше. Пойду, отдохну в трейлере. Сюзанна побудет со мной. На случай, если вы захотите знать, где я.

– Хорошо, – согласился Харм. – А я отправляюсь на небольшое интервью. Для диссертации, – добавил он. – Для научного трактата, – он взглянул на часы, стрелка только-только переползла двенадцатичасовую отметку. – Я зайду к вам через час, убедиться, что Сюзанна с вами. Договорились?

Эспаньола представляла собой узкую полосу города вдоль автострады, ведущей к Таосу. Она была застроена мотелями, закусочными и небольшими домиками на пыльных обочинах. По дорогам проезжали низкие «Импалас» и «Линкольны», пикапы с проржавевшими кузовами. Они замедляли ход у светофоров, а потом вновь мчались к Таосу или Лос-Аламосу. Дьердь небрежно большим пальцем указала на правый поворот. На небольшом лотке возле бара продавались яблоки, зеленый перец, сухие букеты. Над крышами домов поднимались в полуденное небо снежные вершины гор.

Внутри бара было тихо и сумрачно. Единственный звук исходил из телевизора, стоящего в углу. На экране вяло развивался сюжет «мыльной оперы». Харм постоял в дверях, выжидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Дьердь Файн прошла к бару и вернулась с двумя стаканами пива.

– Начнем? Вы заплатите за следующие порции. Сыграем? – предложила она, направляясь вглубь зала к столу для пула.

Стол был освещен фонарем. Зеленый поблекший фетр протерся в одном углу.

Дьердь Файн поставила стакан на стол у стены, взяла кий и выбрала направление удара. Ковбойские ботинки делали ее еще выше. Она закатала рукава белой рубашки, сунула в рот зубочистку, гоняя ее языком из стороны в сторону. Шар прокатился по всей длине стола и не попал в лузу. Дьердь недовольно тряхнула головой.

– Ну, хорошо. Наступило время предельной правды. Первое, начала она. – Ния Уайтт была любовницей Леонарда Джакобса с пятнадцатилетнего возраста.

– Наслышан.

– Так, значит, для вас это уже старые сведения? Вы проделали свое собственные бульварные расследования, не так ли, профессор? Скажите тогда, как это вписывается в творческий процесс великого создателя авангардистских фильмов? Не забудьте исключить эту колоритную пикантную подробность из своего учебника.

– Пятнадцать, – проговорил Харм. – Значит, она была несовершеннолетней, совсем подростком, когда он сделал ее своей любовницей?

– Он женился на даме старше себя, но любит молодых девочек. – Дьердь потянулась за кубиком мела, прищурилась и сказала: – Четырнадцатый – в угол, – потом продолжала рассказывать.

– Однажды, много лет назад, его арестовали в Лондоне за изнасилование семнадцатилетней девушки, но дело было прекращено. Позже девица появилась в паре его фильмов, о которых никто не слышал, а уж теперь и подавно никто не помнит. Все случилось до того, как Мирина стала писать для него. И, конечно, задолго до Нии. Дело в том, что Нию никто не принуждал. Причем, не только Ния горячо согласилась, но и ее мать выразила согласие от имени своей дочери. Именно мать Нии с самого начала проталкивала эту связь. Конечно, всегда можно поспорить, что в пятнадцать лет у тебя нет большого выбора, верно? Да и есть ли у тебя вообще собственное мнение и разум лет, скажем, до тридцати?

– Откуда Вы только знаете об этом? – спросил Харм.

Дьердь Файн склонила голову набок, сделала большой глоток из стакана, поставила его назад, потерла мелом наконечник кия, задумчиво посмотрела на потолок.

– Ния сама рассказала мне в интервью два года назад. Еще в Манзанилло. До того, как убили Робин Риз. А также говорила мать Нии. Она живет в Лос-Анджелесе. Вы знаете, что она еще работает? Эпизодические роли на телевидении. Она так много сделала подтяжек, что кожа стала похожей на пергамент. И у нее по-настоящему змеиная ухмылка. По-настоящему великолепно она играет пьяниц. Конечно, не очень-то ей приходится и играть, чтобы добиться нужного эффекта. Лучшая ее роль была в «Сумеречной Зоне». Ее следовало бы включить в фильмы и о чудовищах, на которых Ния сделала свои бешеные бабки. Восьмой – в боковую. Это довольно своеобразные люди. Вы слышали когда-нибудь выражение «любить до смерти»? Именно так Кэрол Уайтт любит свою дочь. Она, действительно, не понимает, что ее дочь – давно уже личность со своим собственным мировоззрением. Ния стала воплощением несбывшихся мечтаний Кэрол Уайтт. Она живет в Санта Монике, в квартирном доме «Маг Vista». Телевизор гремит у нее весь день, а сама она представляет собой крепкую бабенцию с лоснящимся вытянутым лицом, острыми, как резец, скулами и глазами, настолько похожими на глаза Нии, что иногда возникает мысль, будто смотришь на загримированную Нию Уайтт. Но Кэрол Уайтт – пародия на красавицу. Она похожа на Нию, но черты лица припухли и расплылись из-за пьянок. У нее седые волосы. Она обожает свою дочь, боготворит ее. Но никак не может смириться, что Ния бросила ее, пошла на разрыв с Леонардом. Пару лет назад Ния приняла твердое решение и сказала матери, что хочет сама распоряжаться своей жизнью. Кэрол Уайтт подталкивала Нию все ее детство стать тем, кем так и не смогла стать сама. Заправляла ее карьерой, связью с Леонардом, всем. Года три назад Ния положила конец действиям матери. Нашла личного импрессарио – Сюзанну Сколфильд. Вы, возможно, встречались с ней на вчерашней вечеринке. Горло перегрызет. Гладкая, как ледяная статуя, и чертовски удачливая. Это она уговорила Нию сниматься в фильмах ужасов. Сказала, что, иначе, та навсегда останется неизвестной, а фильмы Джакобса – только претензия на художественность. Она убедила Нию показать свое лицо Америке. И это сработало. Привело Нию прямо на роль в «Крыльях». Моравио увидел, как Ния превращается на экране в голограмму, и понял, что она создана для Сони. Потом – награда Академии, а остальное – Ваша история на серебристом экране. Харм наклонился над столом и назвал свой удар:

– Семерка – в боковую лузу. А как Вы относитесь к техническим приемам Леонарда? Вправду ли он нагнетает на съемочной площадке сценическую напряженность, стимулируя внутреннюю борьбу? Как Вы думаете, это и впрямь усиливает эмоциональную сущность фильма?

– Внутреннее совокупление, хотите сказать? – рассмеялась Дьердь.

Харм вытер пену с губ и улыбнулся. Ему нравилась Дьердь Файн. Она возвышалась над ним, потом нагнулась, намечая угол удара. Он хотел порасспросить ее кое о чем, но сейчас она была на своем коньке – полна секретов и умирала от желания поделиться ими. Она отбросила зубочистку в чистую пепельницу и продолжала:

– Понимаете, по существу, Джакобс тот, кого называют сексуальным наркоманом. Это сейчас новый термин для повесы, Дон Жуана, проказника, всего прочего. Не хочу сказать, что он гоняется за проститутками, читает порнографические журналы, связывает женщин или что-то в этаком роде. Фактически, я не знаю, чем он занимается за закрытыми дверьми. Но у него на примете всегда какая-нибудь молодая девица. Он никогда не бывает без любовницы. Для него это – побочное блюдо помимо Мирины, Ния Уайтт оставила его три года назад, в то время она подписала контракт со Сколфильд. Она порвала со своим прошлым, с Леонардом, Мириной и со своей матерью. Она рассказала мне – опять в том же интервью – что Леонард отказался развестись с Мириной и жениться на ней. Она поставила ему ультиматум, он решил, что она блефует. Каким-то роковым образом он предан своей жене. Или зависим от нее, это уж под каким углом взглянуть, с чьей точки зрения, – сказала она примеряясь, – воспринимать. Ваш удар.

«Три года, – подумал Харм. – Три года приходят письма».

– А как же Мирина? – спросил он.

– У них с Леонардом соглашение, – ответила Дьердь нараспев с французским акцентом. – Творческое партнерство. Мирина – голова, Леонард – техническое исполнение. Без жены у Леонарда Джакобса довольно быстро иссякли бы идеи. А без Леонарда Мирине пришлось бы оставить надежду на воплощение своих сценариев.

Харм намелил кий и наблюдал, как Файн загоняла шары один за другим.

– Хотите сыграть еще раз? – спросила она, смахивая в ладонь пару двадцатипятицентовиков.

– Я собираюсь заказать бутерброды, – сказал он. – А вы?

Когда он вернулся от стойки бара, Дьердь сидела, растянувшись на оранжевом пластиковом стуле, по-прежнему не снимая солнечные очки, хоть в баре было сумрачно.

Харм сел напротив нее.

– Так, значит, вы считаете, что Джакобс намеренно вступает в связь с ведущей актрисой ради большей интенсивности фильма?

– В точку, профессор. Возьмите Манзанилло. Ния разорвала с ним, он отправился туда, стараясь собрать фильм воедино, но этого не произошло. Отсутствовала колоритность, понимаете? Он сближается с Робин, но, Бог мой, она слишком молода. Она была хорошенькой, эксцентричной, волевой, по-настоящему привлекательной. Она отнеслась ко всему, как к легкому флирту. Не воспринимала Леонарда всерьез. Совсем не так, как Ния. Та, действительно, любила этого человека. Робин только играла с ним – точно так, как и он с ней. Ему этого было мало. Он обозлился и расстроился. Он привык к настоящей драматизации, полному погружению в романтизм, в треугольнике с Мириной и Нией все эти годы. А Робин Риз просто немного дурачилась. По существу, Робин уложила его на лопатки.

Из автомата-проигрывателя раздалась приглушенная мелодия Эрика Клэптона. Харм, задумавшись, вертел в руках стеклянную пепельницу.

– А потом ее убили, – сказал он. – Совсем, как героиню в том фильме. Была ли между этим связь?

Дьердь сняла очки.

– Совсем, как героиню, которую должна была играть Ния, хотите сказать? Признаюсь, что смерть Робин чертовски загадочна, очень похожа на смерть в фильме. Но связь с Леонардом? Вы полагаете, он убил ее, потому что она недостаточно серьезно относилась к нему? – она положила очки на стол. – У нее были светло-серые глаза, никакие, по сравнению со всем ее обликом.

– Довольно высокая цена и по-человечески, и профессионально, – Дьердь запрокинула голову. – Нет, это не стиль Леонарда. Но интересно. Полицейские предположили, что там замешан какой-то наркоман. Они так и не нашли того, кто ее убил.

– А какова во всех событиях роль Тэсс Джуран? Во-первых, почему она уехала со съемок? У нее тоже роман с Джакобсом?

Дьердь склонилась к нему.

– А знаете, вы совершенно не похожи на ученого мужа со всеми этими вопросами. Создается впечатление, что вы – полицейский! – она рассмеялась. – Тэсси трудновато раскусить. Она очень импульсивная. Еще один ребенок. Ей двадцать пять лет. У нее были свои проблемы, медико-депрессионный вздор. Пару раз она лечилась. Довольно переменчивый характер. Я так и не могла выяснить, почему она оставила «Мертвую жару». По слухам, из-за творческих конфликтов. Ничего нового.

Неожиданно она выпрямилась на стуле.

– Послушайте, есть еще кое-что. Леонард Джакобс живет на антидепрессантах. Можно заметить, как Мирина подает ему таблетки. Совсем, словно: «Мамочка позаботится о тебе, дорогой!» Любопытно наблюдать за ними. Логично было бы ожидать, что она и пару минут не потерпит его постоянного увлечения женщинами. Но она из Европы, она старше, она преданная жена, заботится о нем. Кто знает, почему люди остаются вместе?

Харм усмехнулся.

– Вы – настоящий источник информации, Файн. Мне следует делать диссертацию на вас.

– Эй, – улыбнулась она. – Люди любят болтать. Вы соберете намного больше, чем сможете впихнуть в свой учебник. Идите дальше и напишите о мрачном влиянии, профессор. Мой вопрос таков: кто новая Ния Уайтт? Уцелевший ангел? Ния, оставшаяся в живых после скандалов мамаши. Ния, выжившая после полного контроля режиссера-собственника. Ния, пережившая смерть близкой подруги, причем легко могла сама стать той, в кого стреляли. Многие считают, убивая Робин, кто-то случайно обознался. Как бы там ни было, об этом ходили слухи, – прошептала Дьердь.

– Мог кто-то просто убрать Робин Риз с дороги?

– Нет, – ответ Файн прозвучал убежденно. – Только не Робин. Она была безнравственной, но очень милой. Но когда начинаешь задумываться, то поймешь, что очень много людей хотели бы видеть, как падает Леонард Джакобс или как он катится вниз.

– Такие…

– Давайте оставим список приглашенных на вечеринку. Хорошо, такие, как Джон Санд. Бывший партнер Леонарда, проигравший ему тяжбу несколько лет назад. Он заявил, что Мирина и Леонард использовали собственность, которая принадлежала ему. Чертовски умный парень, но недостаточно умен, чтобы удержать свои деньги. Отбывал срок за мошенничество с ценными бумагами.

– Я что-то слышал об этом.

Дьердь Файн подняла над головой кий, напряглась. Харм не думал, что ей требуются усилия, она довольно хорошо играла в пул.

– Но никто не собирается навредить Нии Уайтт, верно? – спросил Харм. – Или на нее затаил обиду Леонард за то, что она порвала с ним?

Дьердь Файн помолчала какое-то время, потом изрекла:

– Понимаю, к чему вы гнете. Вокруг Нии, действительно, есть атмосфера рока, гибели, и она старается играть это как можно лучше. Наверное, это – аура фильмов ужасов. Но причинить боль Нии? Скорее, Леонарду кто-то хочет насолить. Но не Нии. Хотя она избегает газетчиков сейчас. Как вы думаете, почему я здесь?

– Чтобы написать статью под названием «Смерть. Дубль Первый!»

– Ого, неплохо, профессор. Можно использовать ваше название?

– Итак, импрессарио Нии договорилась, что Вы приедете сюда и напишете отчет в «Вэнити Фэа»? – спросил Харм.

– Я не говорила бы так прямо. Она не устроила это. Она позвонила и дала мне понять, что здесь происходят странные события. Да, она хочет, чтобы я следила за Леонардом для нее. Проявлять заботу о Нии – ее долг. А также – мое дело, – Дьердь пожала плечами, подбирая удар.

Шар легко двинулся, с треском влетел в лузу с правой стороны. Дьердь Харм выпрямилась, подтянула рукава, порылась в большой кожаной сумке, вытащила фотоаппарат, открыла его. Навела на Харма, блеснула вспышка, потом еще. Он поймал себя на том, что немного позирует. Крутой профессор склоняется над столом, готовится к удару. Интересно, соответствует ли он образу?

– Вам нужна правда, – спросила Дьердь. – Я здесь еще и для того, чтобы выяснить, с кем сейчас спит Ния Уайтт. У вас нет на этот счет никаких догадок, профессор?

– Не в моей области исследования, – ответил Харм, встряхнул кий, играя шаром от бокового борта. Шар рикошетом отскочил от угла, медленно покатился к центру зеленого стола.

Дьердь сделала еще несколько снимков, закрыла фотоаппарат, не глядя на него, спросила:

– Ния Уайтт остановилась у вас, не так ли? Она явно не собирается помогать Вам корректировать бумаги? Живей! Продолжайте! Разве я не дала информацию для Ваших исследований? – Дьердь Файн ухмыльнулась.

«Попался, – подумал он. – Видела. Наблюдала. Поняла». – Он вспомнил, как снимал недавно утром парочку на веранде, клубнику в чашке. Что от тебя исходит, то к тебе и приходит.

– Ну, давайте же, профессор, – Дьердь подмигнула. – Это принесет пользу распродаже вашей будущей книги, – шепнула она.

«Эксплуатация», – подумалось ему. И понял, на что намекал Джек.

«Дорогая Ния!

(Он пишет на голубой тонкой бумаге.)

Становится очень трудно сдерживать чувство. Пора выйти, раскрыться перед тобой. Существуют те, кто не хочет, чтобы ты жила, кто уже давно не хочет этого.

Иногда мне кажется, что я присоединюсь к ним из-за невозможности выдержать боль. Сейчас она у меня в горле, словно туда засунули иголку и налили соленой воды.

Но есть кое-что, ты должна это узнать до того момента, когда я решу, по какому пути пойдет история дальше. Леонард Джакобс никогда не любил тебя. Он использует тебя. Он привязан к тебе, но это не любовь. Не могу поверить, что ты не видишь этого. Он передвигает тебя, словно камешек. Ты – образ в его воображаемой жизни, одновременно намного больше и намного меньше, чем есть на самом деле. Почему ты не можешь понять?

Обладающие властью упрашивают меня закрыть дело и примириться. Будто все лишь игра. Словно я могу просто так сделать это. Они не видят настоящего конфликта. Похоже на ожог внутри – когда все кипит и ничто не может утолить боль. Разве неразделенная или несчастная любовь не вызывает такого же ощущения? Но в одном я уверен. Я знаю, что больше не могу вынести. И не думаю, что станет легче, если ты покинешь этот мир. Эта ночь только облегчит часть моей боли. Но не всю. Я постоянно думаю, что должен быть другой способ, помимо этого».

(Он складывает конверт, проводит языком по краям, прижимает. Есть другой способ, он знает какой. Он знает уже несколько дней. С тех пор, как убиты человек и собака. Как легко это было сделать и без всяких последствий.

Любовник должен стать следующим. Он умрет. Тогда, возможно, появится какая-то надежда для него. Он знает, что еще колеблется. Наблюдает за своими собственными колебаниями между своим желанием быть с ней и другим. Тем, другим желанием.

Возможная сцена: Он чистит револьвер, сидя перед зеркалом.)