Синара забыла о странной встрече, как только погрузилась в нелегкую работу по приведению в порядок многочисленных помещений замка. Заплесневелые порванные занавески и драпировки сжигали, ковры выбивали, пока в них не осталось пыли, полы натирали до блеска, а окна мыли. Неделю спустя после отъезда Мерлина в Лондон Синара провела целый вечер, решая, что еще предстоит сделать для возвращения огромному холлу былого блеска. Пришлось позвать Брембла, чтобы обсудить, как лучше вымести паутину из древних потолочных балок — задача, требующая немалого мужества, поскольку от пола до потолка было не менее двадцати футов.

Но в самый разгар споров в комнату поспешно вошла Эстелла, одетая лишь в тонкий пеньюар. Кашемировая шаль сползла с плеч. Синара поняла, что мать крайне расстроена — она никогда не выходила из спальни в подобном виде. Лицо пожилой женщины было смертельно-бледным, в больших карих глазах застыла тревога.

— Мама! — Синара отложила образчики тканей и бросилась к Эстелле как раз вовремя, чтобы не дать ей упасть в глубоком обмороке. — Что стряслось? Где Тильда?

Она помогла матери лечь на старый диван с красными бархатными подушками.

Вбежавшая Тильда, которая успевала выполнять и обязанности горничной Эстеллы, поднесла к ее носу склянку с уксусом. Едкий запах мгновенно привел в себя Эстеллу.

— Я ужасно испугалась, — с трудом выговорила она. — Не успела я заснуть, как в комнате раздался страшный грохот, словно что-то разбилось.

Эстелла взволнованно взмахнула руками.

— Я села в постели, а сердце так колотилось, что я думала, оно вот-вот остановится. Было больно!

Она вцепилась в руку дочери:

— У моей кровати стоял МУЖЧИНА!

Казалось, Эстелла опять потеряет сознание, но тут снова подоспела Тильда с уксусом.

— Мужчина! Ты узнала его?

Эстелла покачала головой:

— Я слишком испугалась и не смогла взглянуть на него. Помню только широкий серый плащ и надвинутую на лоб шляпу, закрывшую лицо почти целиком.

Она замолчала, широко раскрыв глаза, видимо, вновь и вновь воскрешая в памяти страшную сцену:

— Правда, он казался молодым и, насколько припоминаю, высоким. Я вскрикнула, и он сразу же исчез, совершенно бесшумно, словно призрак.

Синара и Тильда обменялись встревоженными взглядами:

— Ты уверена, что не видела это во сне? — спросила дочь, заранее зная ответ.

— Он стоял там, глядя на меня, — прерывающимся голосом пробормотала Эстелла.

— Это не мог быть один из слуг? — настаивала Синара, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Она вспомнила безумца в сером плаще, которого встретила в лесу. Неужели это тот же самый человек? Но Жан был старым и кривоногим.

— Его плащ был слишком элегантным для слуги, — объяснила Эстелла, садясь. — Говорю же, этот замок полон зла. Я почувствовала это в тот момент, когда мы приехали сюда.

Синара вздохнула. Она сама ощущала нечто подобное. Возможно, всему виной была неприязнь слуг.

— Пожалуйста, позовите миссис Эверел, — умоляюще попросила Синара Брембла, стоящего рядом с диваном. Дворецкий вышел, а Синара, нетерпеливо ожидая появления экономки, начала растирать негнущиеся руки матери. Тильда плотнее обернула шалью хрупкие плечи. Эстелла все еще дрожала, но казалась намного спокойнее. Синара послала горничную за стаканом бренди.

— Мама, все уладится. Я позабочусь о тебе, и Брендон скоро будет с нами.

— Я хочу вернуться в Стормивуд, — заплакала мать, — потому что боюсь за свою жизнь, не говоря уже о твоей. Ты должна уехать со мной и ждать возвращения Мерлина.

Мне понятно твое беспокойство, но не думаю, что кто-то хочет причинить нам зло. Мы здесь окружены слугами, и вряд ли нам грозит опасность.

— Мужчина вошел в мою спальню! Слуги ленивы и равнодушны. Им безразлично, если в замок ворвется целая шайка грабителей!

Миссис Эверелл вплыла в комнату, неодобрительно поджав губы.

— Я выполняла ваши распоряжения относительно бельевой, миледи. Что-то неладно? — осведомилась экономка, складывая руки на животе. Платье из черного бомбазина потрескивало при малейшем движении. Холодные глаза с подозрением уставились на хозяйку.

Синара выпрямилась и спокойно встретила леденящий взгляд:

— Миссис Эверелл, вы по долгу службы обязаны знать все, что происходит в этом доме. Может, приходили трубочисты? Кто-нибудь навещал сегодня слуг? Родственники? Друзья?

Домоправительница покачала головой:

— Нет. Никаких посетителей.

— Возможно, приезжали поставщики? Кто-то подходил ко входу в кухню?

— Нет.

Наступило молчание… угрюмое… почти наглое…

— С этого дня прошу вас держать все двери на замке, и впускать в дом только тех людей, кого вы знаете в лицо, — распорядилась графиня.

Миссис Эверелл еле слышно фыркнула:

— Могу я спросить, почему? Здесь не Лондон, где полно воров и убийц!

— Таков мой приказ, и этого достаточно, — ответила Синара. — Уверена, что вам, как и мне, не хочется видеть здесь посторонних.

Миссис Эверелл еще сильнее поджала губы и подняла подбородок:

— Вряд ли подобное может здесь случиться.

У Синары не было ни малейшего желания затевать спор, поэтому она отпустила экономку и попросила Брембла, единственного верного слугу во всем доме, узнать у лакеев, не видели ли они чего-то необычного.

— Велите им обыскать замок сверху донизу, включая подвалы.

В узких коридорах царила зловещая тьма, но Синара все же проводила мать и помогла ей лечь в постель. Тильди обещала этой ночью спать в комнате хозяйки, и Синара решила, что сама проверит все запоры, прежде чем уйдет к себе. Последние события совсем выбили ее из колеи!

Расстроенная графиня поспешила назад по погруженным во мрак переходам, желая добраться до ярко освещенного холла. Сердце беспорядочно колотилось от страха, но она была полна решимости не дать разыграться собственному воображению. Вполне возможно, что матери все это приснилось, но что если она не фантазирует? Кто мог пробраться в замок, и что ему нужно было в комнате Эстеллы?

Ужасная мысль поразила Синару, и хотя она немедленно попыталась выкинуть ее из головы, подозрение не унималось. Что, если кто-то намеренно запугивает женщин в замке? Ведь встреча в лесу могла бы кончиться тем, что лошадь понесла бы и сбросила всадницу.

«Я могла упасть и сломать шею», — с ужасом подумала Синара и, сопротивляясь грозившим одолеть ее мрачным предчувствиям, попросила Брембла проверить вместе с ней все двери.

— Я бы чувствовала себя лучше, будь граф здесь, — причитал Брембл, вперевалку шагая рядом с хозяйкой. — Подозреваю, у нас с каждым днем будет все больше трудностей со слугами.

— Но почему? — допытывалась Синара — Что сделал Мерлин, чтобы так настроить их против себя?

— Эти деревенские жители ужасно суеверны. Они вообразили, что милорд убил своего отца и теперь накличет на них зло.

— Но вы не верите этим слухам?

— Я знал хозяина еще с того времени, когда он был совсем маленьким, миледи. Мистер Мерлин и мухи не убьет.

Брембл говорил так убежденно, что Синаре сразу стало легче.

— И если мне будет позволено сказать, миледи, слугам не по душе, когда вы требуете от них сверхурочной работы, как, например, сейчас, когда решили все переделать в замке.

— Если бы они с самого начала старались содержать дом в чистоте, не пришлось бы прилагать лишних усилий, — заметила Синара, хорошо понимая, что строгость — единственный способ заставить слуг повиноваться.

— Согласен, но тем не менее они не питают к вам особой симпатии, — возразил Брембл и тут же вспыхнул от смущения. — О, простите, миледи, я не имел права говорить подобные вещи!

— Не волнуйтесь, Брембл, — рассмеялась Синара. — Вы — один из немногих, кому я могу полностью доверять, а взамен прошу лишь полной откровенности.

Брембл кивнул и, судорожно сглотнув, проверил, тщательно ли заперта дверь кухни. Они вернулись в большой холл, где массивная мебель в тусклом свете свечей напоминала притаившихся в тени людей. Когда они подошли к широкой лестнице, занимавшей большую часть западной стены, огромная дубовая входная дверь с грохотом захлопнулась. Синара была уверена, что успела увидеть, как в щели мелькнуло что-то серое. Это могло означать, что незваный гость все время был в замке…

— Что это? — удивился Брембл, направляясь к двери, и, распахнув ее, всмотрелся в непроглядный мрак. Два лакея сбежали по ступенькам:

— Мы обыскали все комнаты, миледи, — сообщили они. — Нигде никого.

— Идите за Бремблом, ему нужна ваша помощь, — велела Синара, встав на пороге. Ночь была необычно темной — ни луны, ни звезд. С моря дул холодный бриз, оставлявший на губах вкус соли.

Эта тьма бесследно поглотила мужчину, и Синара уже хотела было идти к себе, когда тишину прорезал вопль, а потом стон. Вне себя от тревоги, она выбежала на крыльцо, пытаясь разглядеть, что происходит.

Брембл вернулся, тяжело опираясь на одного из лакеев и держась за плечо.

— Что стряслось? — охнула графиня, помогая усадить кругленького дворецкого в гигантское резное кресло у двери.

— Он ударил меня чем-то, кажется, камнем. Еще повезло, что попал в плечо, — прохрипел Брембл. По красному лицу градом катился пот, и Синаре второй раз за вечер пришлось отпаивать бренди очередную жертву негодяя в сером плаще. Мать говорила правду — в замок пробрался чужак.

Дворецкий смог только немного оправиться от неожиданного приключения, как в дверь постучали. Лакей, успевший задвинуть засов, спросил, кто приехал.

— Открывай! Это хозяин!

Лакей открыл массивные запоры и впустил Мерлина, в черном, забрызганном грязью плаще и с разметавшимися волосами, словно он проделал весь путь без шляпы. Противоречивые чувства обуревали Синарой: с одной стороны, душу терзало подозрение — уж слишком он быстро вернулся, но сильнее всего, пожалуй, было облегчение при виде живого и здорового мужа, облегчение, которое подстегивало ее броситься в его объятия. Все же верх взял, холодный рассудок, требующий с осмотрительностью и осторожностью отнестись к внезапному возвращению.

Темные глаза бросали ей вызов, лучились нежностью, но Мерлин не попытался подхватить ее на руки и вместо этого лишь галантно поцеловал кончики пальцев:

— Очень было тяжело ехать в темноте. Даже луна куда-то спряталась. Ветер усиливается, должно быть, скоро хлынет проливной дождь.

— Где Гидеон Свифт? — спросила Синара. Его прикосновение заставило сердце заколотиться. Ее все больше влекло к мужу. Казалось, магнетизм, бывший его неотъемлемым качеством, сегодня еще усилился.

— Я оставил его и карету в Дартмуте, а сам поспешил домой поскорее увидеть жену, — объяснил Мерлин так громко, что слышали все. Лицо его осветилось счастливой улыбкой. Один из лакеев хмыкнул, и Синара покраснела. Как ей хотелось, чтобы между ними не было загадок и тайн, чтобы убийца Росса был найден. С какой радостью бросилась бы она в объятия мужа, если бы могла верить ему! Но сейчас Синара постаралась оставить без внимания всякое проявление привязанности с его стороны. Если Мерлин считает, что она потеряет голову после ночи любви… но, Боже, как хорошо снова видеть его… словно он отсутствовал год, а не всего-навсего неделю.

— Сегодня нас посетил непрошенный гость. Мама обнаружила его в своей спальне, а десять минут назад он ударил Брембла в плечо и едва не убил. На незнакомце был серый плащ.

Лицо Мерлина потемнело от беспокойства:

— Это недопустимо! Вижу, что появился как раз вовремя. Необходимо расследовать это странное происшествие как можно скорее. Думаю, местный констебль сумеет помочь. — Он небрежно швырнул лакею плащ и перчатки. — Возможно, это обыкновенный грабитель. Слугам удалось его поймать?

Синара отрицательно покачала головой:

— Если им верить, никого из посторонних в замке не было. Я велела запереть все двери.

— Тебе полегче, старина? — спросил он Брембла, и когда дворецкий кивнул, добавил: — Иди к себе, отдохни и попробуй уснуть, а завтра не слишком переутомляйся.

Подойдя к Синаре, Мерлин взял ее за руку и повел к огромному камину у восточной стены холла, где горело яркое пламя, разгонявшее холод и сырость.

— Я надеялся, что жена встретит меня — усталого путника — хотя бы стаканом бренди.

— Ты, кажется, не слишком обеспокоен тем, что случилось сегодня.

— Напротив. Но что я могу сделать в такой час? Поймать его в темноте нет никакой возможности. Скорее всего это какой-то наглый бродяга, решивший украсть еду или что-нибудь подороже.

Мерлин попытался обнять жену, но та уклонилась:

— Мама могла серьезно пострадать — она и так едва не умерла от испуга, а что касается Брембла…

— Что, по-твоему я должен делать? — вспыхнул Мерлин. — И что я МОГУ сделать?

— Конечно, не так уж много, но ты должен понять мое волнение. Мне вряд ли удастся уснуть сегодня.

— Поверь, я все понимаю. Последнее время в моей жизни нет ничего, кроме тревог. Но сейчас мне нужен отдых и покой, а не новые трудности.

Мерлин помолчал, задумчиво глядя в огонь:

— Не собираешься спросить, как прошла поездка?

Синара мгновенно просветлела:

— Да, я почти забыла. Что ты сумел сделать для Брендона? Как он?

— Вполне здоров и спрашивал о тебе. Правда, немного осунулся. Хочет повидать тебя в Ньюгейте, до суда.

— Суда? Когда? Где?

— В Кингстоне, в графстве Суррей, там, где свершилось преступление. Когда Брендона будут перевозить из Лондона в Кингстон, я попытаюсь его освободить. Хорошо еще, что не было решено судить его в Одл-Бейли. Оттуда побег невозможен. Бог видит, — вздохнул Мерлин, — из-за Брендона я способен попасть еще в большую беду, чем та, в которой уже очутился. Если меня поймают, могут засадить в Ньюгейт, и, возможно, в одну камеру с твоим братом.

Терзаемая угрызениями совести, Синара задумчиво смотрела на мужа:

— Этот твой план спасения кажется довольно опасным.

— Совершенно верно, но для тех, кто отчаялся, другого выхода нет, а я пойду на все ради твоего спокойствия. — Он, слегка улыбаясь, шагнул к жене, словно желая обнять, но тут же спохватился: — Когда мы отправимся в Лондон вместе?

— Как можно скорее.

Близость Мерлина волновала Синару больше, чем ей хотелось бы. Он отлучился всего на неделю, но она вынуждена была признаться себе, что тосковала по нему. Присутствие мужа давало ей постоянную поддержку. Он всегда был готов помочь решить любую проблему, и это позволяло Синаре чувствовать себя в безопасности. Даже теперь, после того как в замок прокрался чужой, она больше не боялась, потому что Мерлин вернулся.

Опьяненная радостью встречи, Синара вспомнила множество мелочей, которыми хотела поделиться с мужем, но глядя в эти темные глаза, мгновенно забыла обо всем на свете. Какое счастье оказаться в его объятиях, ощутить прикосновение губ.

— Собираешься подняться к себе? — осведомился он.

— Да… одна. Мое отношение к тебе не изменилось.

НО ЭТО НЕПРАВДА. Только она никогда не допустит, чтобы он узнал…

— Как обидно! — вздохнул Мерлин и, подвинув к огню старое кресло с резной спинкой, обитое выцветшей золотистой парчой, уселся, вытянув длинные ноги:

— Пожалуйста, попроси по дороге Брембла принести мне бутылку бренди.

— Ты отослал его спать, не помнишь?! Но я сама сейчас принесу.

Жалея о том, что разговор так быстро закончился, Синара вышла, а когда спустя несколько минут вернулась, обнаружила, что муж уснул. Она подавила желание вглядеться в это красивое лицо, выглядевшее во сне совсем по-другому, словно суровые черты неожиданно смягчились, а постоянная грусть растворилась в дымке грез.

Синара поставила бутылку и стакан и подошла ближе, решая, стоит ли укрыть Мерлина. Огонь скоро погаснет, и к утру муж окончательно замерзнет.

Она так долго колебалась, что не заметила, как Мерлин открыл глаза, и вскрикнула от неожиданности, когда он, выбросив вперед руки, мгновенно притянул ее к себе на колени.

— Что ты делаешь? — прошипела она, пытаясь вырваться.

— Я видел сказочный сон, в котором царила ты, но твое появление пробудило меня, — поддразнил Мерлин, лукаво улыбнувшись. — Тогда я подумал, что достоин более теплого приема, чем тот, который мне оказали раньше.

Синара окинула мужа свирепым взглядом не потому, что злилась — просто он оказался сильнее. Как бы, не нарушая правил приличия и не вступая при этом в драку, высвободиться из его объятий? Если он думает, что она снова отдастся ему, как в тот раз — сильно ошибается. Тогда она сделала это ради Брендона.

— Отпусти меня.

— Не отпущу, пока не поцелуешь.

— Вот еще! Не имею ни малейшего желания попусту время тратить! Да и кресло это ужасно неудобное!

— Мы всегда можем найти местечко поудобнее — мою постель.

Синара напрасно упиралась руками в мускулистую грудь.

— Только потому, что я уступила шантажу однажды, не означает, что я вновь приму предложение.

— Прекрасно. Если желаешь упрямиться, чтобы гордость не пострадала, пусть будет так. Но пока ты рядом…

Прежде чем Синара успела запротестовать, он припал к ее губам. Времени отстраниться не было — поцелуй становился все крепче, опьяняя, возбуждая до такой степени, что Синаре хотелось лишь одного — навек растаять в объятиях мужа. Он сумел растопить холод, сковавший жену, и этот поцелуй был не обыкновенным соприкосновением губ, эротическим танцем языков, а слиянием душ, безмолвным разговором сердец. Потрясенная неожиданным открытием, Синара пыталась ускользнуть, но сопротивление скоро ослабло. Невероятная благоговейная нежность его поцелуя уничтожила решимость бороться. Язык Мерлина, бархатисто-мягкий, словно обволакивал ее рот, лаская, гладя, ища утешения… И Синара почему-то понимала, что поцелуй доставляет Мерлину такое же наслаждение, как и ей. Казалось, протекла вечность, пока она снова и снова узнавала его. Ее тело, не желавшее ничего знать о гордости, раскрылось навстречу ему, как цветок, под дарующим жизнь солнцем; радостное тепло пронизывало все ее существо, а поцелуй становился все более страстным, все более требовательным. И она отвечала. Как можно было не ответить, когда она совсем потеряла голову?

— Господи милостивый, что же это? Что в тебе так опьяняет, Синара, и лишает меня разума? — пробормотала он, поднимая голову, чтобы взглянуть ей в глаза. — КТО ты, любимая? Ведьма, заколдовавшая меня? Кажется, я искал тебя всю жизнь, но теперь, когда держу в объятиях, знаю, что ты мне не принадлежишь, потому что лишен твоей любви, знаю, что растоптал твою гордость в ту ночь. Но теперь мы оба кое-что усвоили, не так ли?

Синара потрясенно уставилась на мужа. Никогда раньше она не слыхала от него таких нежных слов. Это он казался волшебником, его слова оплетали магической паутиной грез ее сердце, так, что горячая волна счастья захлестнула Синару. Ей неожиданно показалось, что они знали друг друга всегда. Беспредельность этой мысли испугала ее, и она поспешно отстранилась. Мерлин разжал руки:

— Как мне заставить тебя понять?!

— Что именно? — резко спросила она, поднимаясь, расправляя платье и изо всех сил стараясь казаться безразличной.

— Что есть нечто, всегда соединявшее нас, то, чего мы не можем точно определить.

Он прав, прав и говорит вслух то, о чем не осмеливалась подумать Синара. Между ними существует какая-то внутренняя глубинная связь, которую почти невозможно объяснить… и оба произнесли брачные обеты перед священником, клятвы, которые она не могла нарушить, а теперь и не хотела, особенно после той ночи… Отныне Синара навеки принадлежит этому темноволосому красавцу, сумевшему зажечь в ней пламя. Однако пока еще не время открыть мужу свои пробудившиеся чувства.

— Ощущение, что мы связаны невидимой нитью, не меняет того обстоятельства, что наш брак — брак по расчету.

— Это зависит от того, сколько еще времени ты будешь стараться сохранять его таковым.

— Не возлагай вину только на меня, Мерлин. Синара направилась было к лестнице, но муж остановил ее:

— Не уходи, подожди немного. У меня для тебя подарок.

— Подарок?

Мерлин вытащил из кармана маленький сверток и вручил жене.

Синара открыла бархатную коробочку и на мгновение прикрыла глаза, ослепленная радужным блеском. Внутри оказались золотые серьги в виде капель. В середине каждой сверкал большой бриллиант чистой воды.

— Они похожи на слезы, пролитые тобой, когда мы впервые любили друг друга. Они всегда будут напоминать тебе нашу ночь…

Синара вспыхнула от смущения:

— Не знаю, захочется ли мне вспоминать такое. — Опустив крышку, она протянула мужу коробочку. — Не вижу причин отмечать это событие.

Что-то мрачное, болезненное мелькнуло в его глазах, но Мерлин молча взял коробочку и сунул обратно в карман. Синара тут же пожалела о некстати вырвавшихся жестоких словах:

— Я… не хотела обидеть тебя, — запинаясь, пробормотала она.

— Серьги очень красивые, но я предпочла бы забыть ту ночь.

«ЛГУНЬЯ»! — упрекнула она себя.

Губы Мерлина невесело скривились:

— Твое желание для меня закон. Завтра утром едем в Лондон. Успеешь собраться? Я сам буду готов тебя сопровождать.

Он отвернулся, откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

— Разве ты не собираешься лечь в постель? — спросила Синара, не зная, что сделать и сказать. Так не хотелось оставлять мужа, особенно сейчас, когда пропасть между ними еще больше расширилась. Ведь что ни говори, а он сумел увидеться с Брендоном.

— Я думал, тебе все равно.

Он взглянул на нее сквозь полуопущенные ресницы, и Синара вздрогнула от холодного безразличия, сменившего пылкую страсть. Не сказав больше ни слова, она вышла. Может, она зря не приняла подарок? Серьги такие изящные, но, вспоминая ту ночь, она вновь и вновь переживала невероятное унижение. Правда, в душе росло новое чувство — острое, настойчивое желание, ПОТРЕБНОСТЬ узнать, изведать освобождение от головокружительного напряжения, державшего ее в плену каждое мгновение, которое она проводила с мужем. Он, очевидно, понимал это.

Синара разделась с помощью Тильда и после ухода горничной услышала шаги Мерлина в соседней комнате. Она настороженно прислушалась, и желание быть с ним охватило ее с новой силой. Но теперь между ними была не только стена. Однако она заплатила за согласие помочь Брендону, так откуда же угрызения совести, ставшие последнее время ее постоянными спутниками… если не считать неотвязного стремления оказаться рядом с мужем. Она никогда не думала, что способна так увлечься.

Прижав ухо к двери, Синара пыталась понять, что происходит в соседней комнате, но там уже было тихо. Прислушивается он к тому, что делает жена?

Синара опустила ладонь на дверную ручку, обвела пальцем холодные завитки, гадая, касается ли сейчас Мерлин старого металла. Но только она успела почти поверить в это, как из соседней спальни донесся скрип пружин.

Испытывая отвращение к собственным глупым мечтам, Синара решила лечь в постель. Простыни оказались холодными, хотя Тильда положила нагретый кирпич под пуховое одеяло. Синара долго металась и ворочалась, прежде чем, наконец, уснула. Но хотя тело отдыхало, душа не находила покоя.