Конан, Райна и Марр встречали немало опасностей и неожиданностей в Пограничном Королевстве. Если бы они решили прихватить с собой все, что может понадобиться для преодоления любой подстерегающей опасности, им пришлось бы вести с собой целый караван, навьюченный до предела всяческим добром.

— Насчет мула или лошади для принцессы, — сказал Конан, — присмотрим что-нибудь подходящее на обратном пути. Самим нам важнее как раз идти налегке и побыстрее. Сизамбри, может быть, все еще при смерти, а может, уже выздоровел. Он и сам крепкий мужик, да еще эти его Братья…

— Колдуны Поуджой не умеют лечить, — сказал флейтист. — Их черная магия звезд умеет только…

— Тебя-то кто спрашивает, — грубо оборвал его Декиус.

Он сидел у входа в палатку, наблюдая за сборами. Конан подумал, что Декиус не хотел попадаться на глаза королю, а кроме того, он, наверное, надеялся, что Райне в последний момент не понравится что-то в волшебнике и она останется в лагере.

С таким же успехом он мог ждать в небе стаи перелетных свиней. Конан отлично знал это. Ничто, кроме явной опасности, угрожающей ее отряду, не могло заставить Райну повернуть назад. А Декиус был слишком благороден, чтобы использовать такой ход.

— Меня никто не спрашивает, — отозвался Марр, — но разве мудрому человеку нужно ждать, когда его спросят, чтобы высказать истинную правду.

В голову Конана было хорошо вбито: если хочешь, чтобы все зубы были на месте и кости целы, запомни: правда — не та штука, которую всегда принимают с удовольствием. Он сидел молча и внимательно рассматривал шов на ножнах своего меча. Долго, пожалуй, не продержится, подумал Конан, но на эту прогулочку хватит, а там, глядишь, и переделывать будет незачем.

Все приготовления были закончены, и все дважды перепроверено. Конан вышел, увлекая за собой Марра, чтобы дать Райне и Декиусу сказать друг другу, что они хотели.

Вечерело, начинали сгущаться сумерки. Все трое решили, что лучше выйти на закате, чтобы первый переход проделать ночью. Если поблизости и есть какие-нибудь нежелательные наблюдатели, то ночная темнота и флейты Марра сделают их слепыми и глухими.

— Кто ты, Киммериец? — спросил Марр.

В меркнущем вечернем свете лицо колдуна могло показаться как лицом юноши, так и старика. Только в глазах не было огонька молодости. Они были большими, темными и видели, несомненно, многое из того, что обычно скрыто от человеческих глаз.

— Мое настоящее имя — то, которым меня называют, — сказал Конан. — Если колдуны и пытались использовать это против меня, то пока что без особых успехов. Ты решил, наверное, превзойти их?

— Я спросил тебя не об этом. Кто такой, почему ты оказался здесь, ввязался в эту войну, да еще и взялся за почти безнадежное дело, по риску граничащее с безрассудством?

Конан пожал плечами:

— Думаю, что я — просто человек, который не может сбежать, уйти с поля боя, на котором остались товарищи и друзья.

— Сталкиваясь с такой силой духа, с таким понятием о чести, разбиваются горы и рушатся государства. А я — один из этих друзей?

— Ты им станешь, если не будешь говорить загадками и задавать вопросы, на которые тебе не нужны ответы.

— Кто ты такой, чтобы судить, на какие вопросы не нужны ответы?

— Во имя Крома! Ты точно никогда не станешь моим другом, если так и будешь говорить, словно жрец или служитель какого-нибудь храма: будто надутый таинственным ветром, который несет тебя туда, куда никто не может за тобой последовать. По крайней мере, ни один нормальный человек. Впрочем, не больно-то и хотелось. Я тебя в последний раз спрашиваю: что я могу рассказать тебе, чтобы это было полезно для нашего путешествия?

— Ничего, кроме того, что я и так знаю. Прости меня. Я не хотел оскорбить или обидеть тебя. Я просто смотрел вперед.

— У тебя еще будет для этого время, мой музыкальный друг, когда мы разделаемся с прогулкой и будем снова в безопасности, дома, вместе с принцессой. А сейчас, вместо того чтобы искушать богов, пусть твоя магическая мудрость сослужит мне важную службу в одном деле. Я тут собирался посуетиться насчет винишка. Не поможешь поискать, а? Я не выйду из этого лагеря, не промочив глотку, даже если придется налакаться этого вонючего уксуса, который здесь называют вином.

Они шли всю ночь напролет и устроились на отдых на весь день, не установив дежурство, но и не разжигая костра. Эти действия Конан пояснил так:

— Если Сизамбри послал на наши поиски столько людей, что они могут обнаружить трех человек в лесу без дыма от костра, то дело короля швах. Я готов поклясться, что нам важнее быть отдохнувшими и в здравом уме к тому времени, когда мы доберемся до долины.

Конан промолчал о том, что, по его мнению, им будет недостаточно ума и силы, когда они окажутся в долине племени Поуджой. Наверняка не обойтись без пары-тройки этих шуточек Марра или чего-нибудь в этом же роде.

Пока что флейтист вел себя совершенно не так, как подобает колдуну. Конан даже засомневался в его магических способностях, если бы не постоянное напоминание — флейты. Да, даже самые благородные намерения не уберегли леди Иллиану от попадания в рабство магии, хотя она как раз собиралась, наоборот, покорить ее. Так что за этими колдунами нужен глаз да глаз. А если что, то и заточенная сталь клинка могла понадобиться против Марра-Флейтиста и его нежелательных или подозрительных чудес.

Вторые сутки прошли так же, как и первые. Сворачивая лагерь на закате, они услышали звук шагов множества ног. Конан отправился на разведку.

Вернувшись, он рассказал:

— Это группа селян, человек сорок-пятьдесят. Они так шумят, что хоть верхом на драконе катайся, они не услышат. Так что не составило труда подобраться поближе и рассмотреть их. На них никаких доспехов, только рабочая одежка. Оружия тоже нет — только их рабочие инструменты. Только один или двое несли мечи, которые, похоже, последний раз брал в руки их прадедушка, наемник-неудачник.

— Это радует, — заметила Райна. — Если бы Сизамбри собрал их под свое командование, то вряд ли бы оставил безоружными.

— А может, у него нет запасного оружия, — предположил Конан. — И вполне вероятно, что они сами, по собственной воле перешли к графу на службу, чтобы обезопасить свои дома и посевы от его набегов.

Райна сплюнула:

— Ну, тогда они просто глупцы. Бросаться в объятия человека, благодарность которого меньше, чем у голодного медведя!

— Они этого не знают, — заметил Марр. — Они в отчаянии, и это застилает туманом их ум. Может, ты уже так давно не была в своей деревне, что не помнишь, как там живут люди?

Райна застыла с открытым ртом и покраснела. Конан мрачно уставился на флейтиста. В глазах Киммерийца явно читалось:

Марр отвел взгляд, а затем потянулся к своим флейтам. Конан поднял руку, готовый выхватить их. Теперь взгляд Киммерийца требовал:

Марр встал и сказал, поклонившись:

— Госпожа Райна. Я приношу свои извинения, если вас обидело сравнение с этими крестьянами. Вы, видимо, неправильно меня поняли. Просто я по акценту понял, что вы родом из Боссонии, а я знаю кое-что об этой стране и ее людях.

— Если ты думаешь, что дело в сравнениях, то и вправду ничего не понял, — проворчала Райна, но при этом она выглядела уже более спокойной.

К этому времени шаги селян затихли вдали, и Конан и его спутники снова отправились в уже привычный им путь по ночному темному лесу.

Больше им на глаза не попался ни один человек. Это не было простым везением. Марр знал каждый холм, каждую долину, а иногда казалось, что и каждое дерево в лесу. Он знал, куда может занести в это неспокойное время охотника или лесоруба, а где не встретишь никого, кроме лесных птиц и волков.

— Раньше в этих лесах было много медведей, — сказал Марр, — но несколько поколений назад большую их часть истребили охотники. Но и сегодня я знаю пару деревень, неподалеку отсюда, жителей которых медведи просто одолевают. Мало у кого там осталось хоть что-то из домашней скотины — корова или захудалая овца.

— Ну и что? Мы ведь не экспедиция по добыванию телятины для королевского стола, — сказала Райна.

— Я ведь не просто так болтаю. Одна из этих деревень — прямо у нас на пути.

— Ну так выводи нас отсюда, ради великого Крома! — воскликнул Конан.

Шел уже пятый день их путешествия. Марр стал меньше, чем раньше, говорить загадками, но, когда это случалось, Конан еще быстрее, чем раньше, выходил из себя. Он был бы уже рад выйти один против половины всех воинов Поуджой или помериться силами с чудовищем колдунов, лишь бы положить конец этому шатанию по негостеприимной земле Пограничья.

— Я не могу провести вас слишком далеко. Если, конечно, вас не устраивает прогулка через Проклятую Землю.

— Исходя из того, что я о ней слышала, а также из ее названия, я считаю, что наши шансы остаться в живых выше при встрече с медведями, да и с жителями деревни заодно, — сказала Райна.

— Разумно, — заметил Марр, — народ Поуджой внимательно следит за дальней границей Проклятой Земли. Вряд ли кто сможет пройти незамеченным мимо их часовых, даже если во время перехода по Проклятой Земле его не свалит с ног болезнь, сжигающая кости изнутри.

— Да, незавидными мы будем бойцами — хоть против зверья, хоть против колдунов — с костями, растекшимися, как вода, внутри наших тел, — пробурчал Конан. — Ладно, веди как знаешь. Тебе виднее.

Пол под ногами графа Сизамбри покачивался. Неужели опять вражеские заклинания вызвали землетрясение?

Нет, это собственное тело не слушалось его, дрожащие ноги готовы были подогнуться так, чтобы он, словно вывороченное ураганом дерево, повалился на землю. Он одной рукой схватился за спинку кровати, а другую вытянул перед собой в требовательном жесте:

— Мой меч!

Стоявший рядом Зилку, ученик главного лекаря, вытаращил глаза от удивления. Один из охранников невозмутимо и с почтением поднял клинок графа, лежавший на скамье у изголовья.

— Нет! — взмолился молодой врач. — Я не уверен, что такой вес стали…

— Зато я уверен, что сталь в моих руках пойдет на пользу мне и моему делу, — оборвал его граф.

Голос Сизамбри дрожал и срывался, но все еще сохранял в себе некоторую властность. Это было еще одним приятным открытием, как и возможность встать на ноги.

— Очень даже на пользу, — повторил граф. — Для начала эта сталь положит конец твоей дурацкой болтовне.

Его рука схватила рукоять меча. Одно мгновение хватка оставалась крепкой, но затем меч под своей тяжестью выскользнул из пальцев графа, едва не потерявшего при этом равновесие.

Меч Сизамбри со звоном ударился о каменный пол. Граф боялся встретиться глазами со взглядом Зилку. Он боялся увидеть в них торжество правоты, а тот, в свою очередь, опасался найти в глазах графа слезы ярости.

— Сталь в моих руках будет мне очень полезна… когда я снова смогу управляться с нею, как раньше. Похоже, что это время еще не пришло. — Он заставил себя посмотреть на Зилку. — Позови своего учителя и передай ему, что я жду четкого ответа на вопрос: сколько еще я буду неподвижно прикован к кровати, вместо того чтобы возглавлять моих людей на пути к победе над врагами?

— Может, паланкин будет тем средством… — пролепетал Зилку.

— Я сказал, — пророкотал граф. Сила его голоса поразила как его самого, так и всех, кто находился в помещении. — Паланкин или верховые носилки — это для женщин, детей и для всех остальных, кто остается позади воинов во время битвы. Тот, кто возглавляет своих людей, должен быть верхом, впереди всех, иначе он не заслуживает имени предводителя.

— Я повинуюсь, — сказал Зилку. — А еще, с вашего позволения, я посоветуюсь с теми, кто пользуется отличными от обычных врачей методами лечения.

— Хорошо, что ты сам догадался, что тебе потребуется, чтобы избежать гнева твоего учителя. Да и какую ты хочешь плату за свою работу?

— Мне потребуется ваше молчание, ваше и ваших людей. А награду вы сами определите, если я смогу отыскать средство, которое действительно поставит вас на ноги. Тут я всецело полагаюсь на вашу мудрость и щедрость.

— Правильное решение, — сказал граф, — только не забудь, что моя щедрость может обернуться острым мечом против того, кто обманет или предаст меня.

— Живой или мертвый, господин граф, я не предам вас. Я могу поклясться всем, что почитается за святыню вашим сердцем.

Сизамбри не был уверен, что даже в самом дальнем уголке его сердца осталось хоть что-то святое, кроме разве хорошо закаленной стали клинка. Того клинка, который — видят боги! — он снова сможет однажды взять в руки. И если Зилку сможет приблизить этот миг, то в полной мере заслужит самую высокую награду и плату.

Шел шестой день похода, и, если Марр еще мог правильно отличить одну скалу от другой, им оставалась всего одна ночь пути. Конан был бы рад, если бы чутье Марра не подвело его и на этот раз. Скорей бы уж, и наплевать, что этот колдунишка просто раздувается от гордости.

Киммерийцу не терпелось убраться отсюда подальше. Слишком уж близки они были к Проклятой Земле, чтобы чувствовать себя спокойно. Даже в темноте он видел, что деревья, росшие здесь, были самых невероятных форм. Птицы вскрикивали редко и как-то испуганно. Даже насекомых — и тех не было слышно. Ничего, даже дуновения ветерка. Полнейшая тишина.

Все трое шли крадучись, как кошки, стараясь не потревожить ни один камень, не сломать даже самый тонкий прут. Хотя воины Поуджой и не несли здесь дежурство, как утверждал Марр, но все равно каждый участок по соседству с Проклятой Землей охранялся своей стражей — не людьми и не колдунами.

Это все, что сказал им флейтист. Но Конан даже не попытался вытянуть из него большего. Марр не сказал даже, опасна ли эта страна, чтобы хоть как-то сориентировать Конана и дать ему возможность настроиться на отражение того или иного нападения. Оставалось только быть готовым к худшему и продвигаться с мечом в руках.

Флейтист шел впереди. Сейчас от забирал вправо, чтобы обойти огромный, весь перекрученный, узловатый дуб, дюжина корней которого — каждый толщиной с человеческое тело — словно приподнимали могучий ствол над землей. Сквозь легкие облака проходило достаточно лунного света, чтобы можно было рассмотреть желуди, ковром устилавшие землю у подножия великана. Среди желудей лежали останки какого-то существа, которое с первого взгляда можно было принять за дикого кабана. Только ни у одного кабана не может быть такого разбухшего живота и такого черепа, словно до отказа набитого чем-то изнутри.

Конану припомнились рассказы о Проклятой Земле. Она стала проклятой с того дня, как чудовище Звездных Братьев спустилось с неба в огромном камне. Огонь и обломки от взорвавшегося камня выжгли кратер, шире, чем можно проехать верхом за день. С годами растительность и животные вернулись сюда, но с ними стали происходить страшные изменения.

Флейтист вскинул руку. Райна с Киммерийцем замерли, глядя, как их проводник исчезает в темноте ночи. Им показалось, что прошла вечность или, по крайней мере, время, достаточное, чтобы принц Уррас вырос и возмужал, прежде чем Марр вернулся.

— Я ничего не вижу, — прошептал колдун, — но я чувствую присутствие и слышу мысли кого-то, кто за нами наблюдает. Он тоже может чувствовать мысли.

— Это зверь или человек? — спросила Райна. Марр пожал плечами:

— Готов поспорить, в нем есть что-то и от первого, и от второго. Ясно одно: это существо засекло нас по нашим мыслям и идет за нами не по запаху, а по следу мысли.

— Я в восторге, — процедила Райна, проверяя, легко ли вынимаются из ножен меч и кинжал, — ну так и что, мы будем ждать, пока он… или оно… приблизится к нам, или выйдем ему навстречу?

Конан осмотрел территорию вокруг.

— Если только наш новый приятель не умеет летать, то я предпочел бы оставаться на месте. Отличная площадка — ни тебе пней, ни кротовин, насколько я вижу. Есть где развернуться с мечом.

Флейтист собрался что-то сказать, но в это время часть черноты за его спиной начала двигаться. Сначала — лишь небольшой бесформенный участок, который быстро увеличился в размерах и принял узнаваемую форму гигантского медведя. С кольцом серебристой шерсти вокруг шеи, наподобие густой львиной гривы. Лунный свет высветил поседевшую от старости морду; при этом на густой шкуре не было видно шрамов или проплешин. Его морда была короче, а череп шире, чем у других медведей, виденных Конаном за всю его жизнь.

Конан и Райна рванули с плеча свои луки. Марр отскочил, чтобы оказаться позади них. Он схватил флейты, но не стал подносить их к губам.

Стоило Конану и Райне натянуть тетиву, как медведь отпрянул и попытался уйти с открытого пространства. Не найдя глубокой и большой тени, которая спрятала бы его целиком, он начал быстро перемещаться, превратившись в трудную для попадания подвижную мишень. Конан пытался определить направление его движения по звуку шагов, но медведь, похоже, умел ходить практически бесшумно. Если бы у Конана и Райны было побольше стрел, они стреляли бы в разные стороны наугад, надеясь зацепить зверя. Но Декиус едва смог найти им по дюжине хороших наконечников, да и то некоторые из них уже побывали в деле во время добывания дичи для общего котла.

Конан уже встречался с разъяренными медведями и знал, на что они способны. Знал он и то, как много стрел можно всадить в такого зверя, так и не свалив его. Значит, стрелять нужно только в уязвимое место наверняка, а не просто чтобы попасть.

Теперь только едва слышное колыхание листвы и пляска движущихся теней говорили Конану о передвижениях медведя. Похоже, он собирался обойти их сзади, отрезав путь, по которому они пришли.

Затем на некоторое время воцарилась полная тишина. Вдруг ночь разорвалась треском ломаемого дерева. Конан всматривался в темноту, но тщетно: луна совсем скрылась за облаками. Было видно лишь, как дуб раскачивается, словно во время сильнейшего урагана.

Когда же луна наконец вышла и осветила поляну, Райна застыла в изумлении. Да и Конан, надо признать, сжал зубы. Медведь оторвал от дуба огромный сук, длиной в два человеческих роста и толщиной с руку Конана. А затем медведь встал на задние лапы и поднял сук, зажатый в передних… В руках! В лунном свете можно было с уверенностью разглядеть большие пальцы, правда, заканчивающиеся когтями длиной почти с кинжал Райны.

Но будь он порождением магических заклинаний или обезумевшей природы медведь все же подставил Конану столь долгожданное уязвимое место. Стрела скользнула к тетиве и со свистом рассекла воздух, глубоко воткнувшись в тело зверя сквозь толстый мех под левое плечо.

Рев медведя наполнил лес диким шумом. Животное перехватило сук, чтобы освободившейся лапой вытащить стрелу из своего тела. Конан всадил ему в бок еще две стрелы. Тогда зверь присел, наклонил голову и, поставив поудобнее задние лапы, словно бегун на низком старте, рванулся вперед.

Все три противника медведя разлетелись как солома на ветру. Им просто не оставалось никакого выбора. Даже Конан вряд ли смог бы противостоять натиску животного дольше, чем снежной лавине. Такому противнику можно было противопоставить единственную тактику: держаться на должном от него расстоянии и стараться нанести ему как можно больше ран, хотя бы легких царапин, и при этом самому не получить ни одной. Множество легких ран могут обессилить любое чудовище. Но любая рана, полученная человеком от такой громадины, стала бы тяжелой, а скорее всего, и последней.

Райна оказалась смелее всех. Она нырнула под сук и, проскочив за медведя, полоснула мечом по его задним лапам. Отломанный сук взлетел в воздух и с силой опустился вниз. Райна отпрянула и резко прыгнула в сторону, уходя от удара, который снес бы ей череп.

Но избежать разлетевшихся во все стороны щепок, песка и мелких камней ей не удалось. Прочищая глаза, она чуть не упустила второй удар поднятого сука. Все, что могла сделать Райна, — это успеть присесть, а затем упасть на землю. При этом она приземлилась на пятую точку, ногами вверх. Эти длинные ноги были созданы не только для того, чтобы обвиваться вокруг мужчины во время занятий любовью. Они были словно налиты не огромными, но эластичными и сильными мышцами. И вот эти-то мышцы, сократившись до предела, словно выстрелили обутыми в сапоги пятками в живот медведю. Зверь превосходил Райну весом раз в десять, но даже его огромный, скрытый за толстой шкурой живот вовсе не воспринял этот удар как легкое похлопывание.

Медведь вздрогнул, его оружие покачнулось. В этот момент Райна откатилась в сторону, успев полоснуть кинжалом по левой ноге животного. Верный глаз не обманул ее: лезвие задело подколенное сухожилие. Нога подогнулась под весом медведя, и он вынужден был встать на все четыре лапы. Отпущенный сук упал, навалившись одним концом на лодыжку Райне. Она не издала ни звука, но Конан успел заметить гримасу боли, исказившую ее лицо.

Он тут же воспользовался возможностью для нанесения удара. Медведь остановился, колеблясь между выбором звериного оружия и тем, чем подобало сражаться мыслящему существу. Инстинкт восторжествовал над разумом, и медведь направил на Райну свои страшные челюсти.

Одно движение вперед — и сук приподнялся, освободив ногу Райны. Она снова перекатилась дважды с боку на бок и нанесла еще один удар. На этот раз клинок прошелся по морде зверя. Чудовищное создание огласило лес громовым ревом и повернулось вслед за вскочившей на ноги Райной.

В этот момент Конан бросился сзади на загривок медведю. Его свободная рука охватила шею животного, словно гигантская змея в джунглях Венджана, которой досталась особенно аппетитная свинья. Меч свистнул в воздухе. Содранная шерсть обнажила зияющую рану; правая передняя лапа медведя безжизненно повисла.

Раскаты медвежьего рева, разносившиеся над лесом раньше, показались бы полнейшей тишиной по сравнению с тем, что сейчас изрыгалось его глоткой. Но чтобы обескуражить Киммерийца, вступившего в бой с противником, нужно было нечто большее, чем звук. Медведь попытался стряхнуть с себя непрошеного наездника, но было слишком поздно. Конан уже успел выхватить кинжал, который и всадил по самую рукоятку в горло зверя. Кровь забила фонтаном. Еще один удар — и еще сильнее кровавая струя. Довершил дело меч Райны, которая воспользовалась возможностью всадить его в сердце чудовищного создания.

Победители едва успели отскочить в сторону, чтобы не попасть под рухнувшую тушу или под судорожно дергающиеся в конвульсиях когтистые лапы. Еще несколько хрипов, скрежет когтей по камням — и медведь затих.

Перед тем как встать, Конан внимательно осмотрел себя и пошевелил руками и ногами, чтобы убедиться, все ли они на месте. Все его тело было покрыто ссадинами, царапинами и синяками, оставшимися после кратких, но искренних объятий медведя.

Райна выглядела ничуть не лучше. Стоило лишь добавить, что ее брюки были вконец разорваны, куда-то подевался один из рукавов рубашки, и одна щека к утру будет представлять сплошной синяк. К тому же она прихрамывала на одну ногу.

Конан схватил ее обеими руками, сгреб в объятия и приподнял в воздух.

— Спасибо богам, что схватка была короткой, — сказала она, когда восстановилось дыхание, — еще чуть-чуть — и вряд ли бы кто-нибудь из нас смог не то что сражаться, а просто продолжать идти.

— Если не считать Марра, — сказал Конан, осматриваясь по сторонам в поисках их спутника. Его нигде не было видно, но Конану показалось, что где-то вдалеке раздавалась мелодия флейт.

Неужели флейтист сбежал, заведя их специально в эту ловушку? Это было первой мыслью Конана и, надо сказать, достаточно оскорбительной. Райна, похоже, догадалась по лицу Киммерийца, о чем он думал.

— Стоит ли искать его? — спросила она, вгоняя меч в ножны со страшным ударом. Конан решил, что с неменьшей скоростью она выхватит его, увидев Марра.

— Ну, только не ночью, — ответил Конан, — сейчас лучше поискать место для сна. Без проводника нам придется пройти остаток пути днем, иначе мы рискуем заблудиться.

— По крайней мере, хоть позавтракаем медвежатиной, — предложила Райна.

— Едва ли это будет разумно. — Знакомый голос звучал откуда-то сверху, словно прямо из ночного воздуха.

— Всемогущий Эрлик!

Марр соскользнул с дуба и чуть ли не прогулочным шагом, вразвалочку направился к ним. Он, скорее всего, получил бы страшнейший удар кулаком в зубы, но Райна вовремя перехватила руку Конана и показала пальцем куда-то за спину флейтиста. Конан посмотрел туда же и тоже открыл рот от удивления.

За флейтистом следовала молодая девушка, еще почти девчонка. Ее волосы были сплетены в косы на манер племени Поуджой, а лицо с трудом можно было разглядеть из-за слоя грязи, специально размазанной по щекам с целью маскировки ночью. Но даже в темноте Конан разглядел легкость ее движений и изящную фигуру, скрытую туникой.

— Прошу прощения, — сказал Марр. — Капитан Конан, госпожа Райна, знакомьтесь — это Вилла. Она — из племени Поуджой и наш друг.

— Тогда она может рассчитывать на кусок медвежатины после того, как объяснишь, где ты просидел все время, — сказала Райна. — Мы ждем.

— Не следует есть мясо этого медведя. Он ведь вел себя почти как человек. И его мясо — наполовину человечина.

Райна икнула, услышав такое, а Конан согласно кивнул головой.

— А ты тоже согласен с этим, — сказал Марр, — хорошо. Что касается того, где я был, — мне пришлось поиграть на флейтах. В противном случае мысли медведя могли быть услышаны Звездными Братьями. Это могло стать преждевременным сообщением о нашем приближении. Пока я занимался тем, что не давал мыслям зверя вырваться наружу, я почувствовал приближение Виллы. Мне пришлось продолжать играть, чтобы провести ее в целости и сохранности к месту нашего нахождения.

Конан кивнул, больше изображая понимание, чем действительно разобравшись, что к чему. Во всяком случае, становилось ясно, что магия флейтиста не имеет ничего общего с искусством других встречавшихся Конану волшебников. Это было искусство предотвращать то, что могло произойти, а не умение вызывать какие-то неестественные события типа поворота рек вспять, переноса гор или, наконец, оживления дохлых собак, чтобы они терзали еще живых людей.

Несомненно, такая магия так же затянет, подчинит себе человека, пользующегося ею, как и всякая другая. Но в этом случае порабощение шло медленнее. Достаточно медленно, чтобы Марр мог помочь Конану и Райне спасти принцессу и благополучно покинуть долину.

— Нам лучше убраться отсюда в более безопасное место, — предложил Марр. — А там, перед тем как идти дальше, следует обмозговать изменения в наших планах. Вилла принесла мне совершенно неожиданные известия.

— Я полагал, что и старый план достаточно хорош, — сказал Конан. — Если только твоя нога не помешает тебе карабкаться по склонам долины, — добавил он, обращаясь к Райне.

— Вниз — пожалуйста, а вот вверх… даже не знаю. Этот монстр, конечно, мог обойтись нам дороже, чем одна поврежденная нога.

— Нам, может, вовсе не придется так много карабкаться по горам, как мы предполагали. Вилла говорит, что у нас в Поуджой есть друг или по крайней мере человек, который не враг принцессе, даже несмотря на то, что он служит графу Сизамбри.

— Что? — Конан готов был раскричаться громче, чем медведь, но Райна закрыла ему рот ладонью. Чуть успокоившись, он продолжил: — Знаешь, это требует еще больших объяснений, чем лазание по деревьям с дудками, пока мы внизу развлекались с этой милой зверюшкой.

— Я объясню все, когда мы будем на безопасном расстоянии отсюда, сказал Марр. — Мысли медведя не были услышаны Звездным Братством, в этом я уверен. Но я не могу поручиться за то, что их не услышали родственнички этого плюшевого медвежонка. Вам, наверное, уже стало скучно, и вы решили познакомиться с ними?

Когда Вилла и Марр закончили рассказ о лорде Айбасе и его странном поведении, было уже поздно рассчитывать успеть добраться до долины затемно. Четверо путников прошли две трети пути и остановились, чтобы выспаться днем в пихтовой роще, такой густой, что даже целая армия вряд ли нашла бы их в этой чаще.

Рассказ мог бы получиться более запутанным и менее убедительным, если бы Вилла не сочла Райну и Конана достойными доверия. Она напрягла все свои познания в языке равнины и большую часть рассказала сама.

Не то чтобы история Виллы не внушала доверия сама по себе. Просто этот лорд Айбас мог вести свою игру, слишком искусную и сложную для понимания Виллы.

— Но тогда эта интрига недоступна и для понимания нашего трубача. А если он не мастер интриги, то я тогда родом не из Киммерии, а из Стигии, сказал Конан.

— Может быть, он знает только то, что рассказала ему Вилла, предположила Райна.

— Вполне возможно, — ответил Конан. — Но не бежать же нам теперь назад, поджав хвост, после того как мы забрались так далеко. Мы пойдем вперед, в долину. Если это и ловушка, я думаю, у нас будет подходящий момент, чтобы перерезать глотку этому Айбасу.

— Да, и Вилле тоже, — сказала Райна, обнимая Конана. — То, что ты не воюешь с женщинами, говорит в твою пользу. Но я не чувствую себя связанной такими обязательствами. И если Вилла предаст, она отправится с нами туда, куда отправимся мы. Я всегда хотела иметь служанку, не в этой жизни, так в загробной.

Конан тоже раскрыл объятия, но одна мысль все же не покидала его: любой мужчина, ставший врагом Райны, мог не рассчитывать на долгую земную жизнь. Интересно, задумывается ли об этой ее маленькой слабости капитан-генерал Декиус, когда пытается покорить ее сердце?