(июнь 1862г. - ноябрь 1865г.)

Первый город

К началу золотой лихорадки Карибу Москва была уже вполне пристойным городом, разумеется по местным меркам и по размерам и населению почти не уступал таким "мегаполисам", как Новороссийск и Ново-Архангельск. "Мы были приятно удивлены, увидев хорошо проложенные красивые улицы, деревянные и кирпичные дома, выстроившиеся по строгому плану и шагая по чуть ли не паркетной мостовой, правда грубо обработанной."

Небольшой, довольно уютный и благоустроенный портовый городок с населением 7000 человек. Верфь, лесные и рыбные склады, мельница. С заходом солнца жизнь замирает и только в единственном портовом кабаке моряки пришедшего вчера из Фриско судна пропивают жалование. И вдруг посреди города забил золотой фонтан. Жизнь закрутилась в бешеном ритме. Через 5 лет новоприбывший, вышедший из круглосуточно суетящегося порта в город, "с удовольствием и любопытством выходил на Портовую площадь, большую, квадратную, вокруг которой были построены великолепные дома … любовался Новороссийским проспектом, этой московской улицей Оноре, где обосновались главные банки и торговые фирмы, и где на каждом шагу слышен перезвон колоссальных масс золота. Он поднимался по Коммерческой, чрезвычайно людной улице, идущей из порта. Здесь день и ночь снуют взад и вперед тяжелогруженые двуколки. Забитые товарами со всех концов света магазины выстроились в ряд почти на всем ее протяжении; а дома, утыканные флагами, создают атмосферу постоянного праздника."

Экономический взлёт Москвы был молниеносным. "Цены на землю поднялись невероятно… Все строятся. Старая Компанейская лесопилка приносит 3 000 рублей в месяц… Новая гостиница еще до окончания строительства была арендована за 35 000 рублей в год… Набережные загромождены бочками и ящиками и на протяжении более версты река запружена кораблями всех видов… Ныне Москва во многом превосходит Новороссийск и Ново-Архангельск, по меньшей мере внешне. В городе процветают строительство и торговля… Взору представляется множество приятных на вид домов и лавок, совершенно новых, как если бы они только что вышли из лесопилки и тут же были разукрашены кистью художника… Улицы запружены и гудят, как бесчисленные рои пчел. В воздухе стоит непрерывный шум от тысяч выкриков и других шумов: строительства, ведущегося повсюду; повозок, запряженных мулами и лошадьми, носящихся по городу галопом, причем возницы стоят в своих экипажах, как кучера римской колесницы; от колокольчиков и барабанов уличных торговцев. Повсюду видны признаки цивилизации, согревающие сердце благонравных людей: красивые жилища, часы на здании городского магистрата, изысканная еда в гостиницах, на домах таблички с именами врачей, вывески на лавках. В городе издается три ежедневные газеты. Выпускается так же еженедельник "Москва" тиражом 500 экземпляров…

Первое время улицы Москвы полны были кочующих торговцев. Они просто устанавливали лоток и начинали продавать пирожки, овощи, фрукты, вино, всякую дешевку. При этом они ужасно шумели, хватали прохожих за полы одежды и всячески нарушали порядок. Все зто продолжалось до издания в ноябре прошлого (1858 - А.Б.) года городского постановления о запрете публичной торговли на улицах и причалах. Это положило конец шумным беспорядкам и многим "коммерческим карьерам".

Разумеется, самая горячая пора для горожан начиналась, когда на "зимовку" приходили старатели. Для них Москва представлялась как "громадное увеселительное заведение" и, облегчая их карманы, развлечения предоставлялись на любой вкус.

Для начала истосковавшиеся по комфорту люди искали жильё и город предоставлял его, исходя из финансовых возможностей каждого. От гостиницы, где суточное проживание с пансионом стоило 10 руб., до бараков, где за 20 руб. в месяц предоставлялось место на двухэтажных нарах и не изысканное, но сытное трёхразовое питание. Самым неудачливым приходилось искать работу, благо её в ту пору в Москве хватало. Чернорабочими в доки и грузчиками в порту, мойщиками посуды и уборщиками в ресторанах и салонах*(1), пилить дрова и чистить обувь прохожим. Брались за всё, чтобы только не умереть с голоду и скопить денег на билет для возвращения домой или на снаряжение и провизию к будущему сезону.

Все города Рус-Ам были космополитичны, но из-за небольшого населения это не бросалось в глаза. В Москве же "повсюду встречаются люди звучит многоязычная речь… Улицы полны китайцев в национальной одежде: коротких штанах, с длинной косичкой и в смешной шляпе из бамбука; но так же и в европейской одежде, аккуратно стриженных, хорошо говорящих по русски, так что их не отличишь от алеутов; бородатых бостонцев с пышными шевелюрами, в тяжелых сапогах на ногах и с револьвером Кольта за поясом; босых широколицых гавайцев в ярких, затянутых в поясе рубахах и в коротких, до колен хлопчатых штанах; разнообразных южноамериканцев, соперничающих меж собою пестротой и яркостью костюмов… Между собою они живут не дружно. То здесь, то там разворачиваются настоящие сражения между бостонцами, которых обычно поддерживают англичане, и чилийцами, мексиканцами или французами. Что касается китайцев, то они стали козлами отпущения для всех. Однако следует отметить, что, по части насилия Москва значительно отстает от Сан-Франсиско, с которым теперь ее часто сравнивают. Редко когда в неделю бывает один-два убитый…

Англоязычные американцы, в особенности принадлежащие к низшим слоям общества, на испаноязычных американцев смотрят свысока. Называют их "кочегарами" и с одинаковым презрением относятся к батраку-пеону и к благородному идальго. А среди них есть и превосходно образованные господа, в особенности среди аргентинцев и перуанцев, чья гордость за свою рассу страдает от высокомерных и вульгарных янки… Они (аргентинцы и перуанцы) чисты в своих привычках, верны в дружбе и обычно предпочитают гитару и поэзию тяжелой работе. Одеваются они крикливо, в делах же являются людьми чести… Простые чилийцы прекрасные работники, но любят азартные игры, много пьют и всегда готовы "поиграть ножом", а заносчивость американцев не производит на них никакого впечатления. Чилийцы из высших классов - шумные, агрессивные, склонные к игре и очень похотливые, но редко напиваются и крайне щепетильны в вопросах чести… И наконец мексиканцы, которые почти все принадлежат к пролетарскому классу, люди с жестоким, мстительным, кровожадным и подлым характером…

Самое большое столкновение между "англичанами" и "испанцами" произошло перед Рождеством 1862 года. Банда пьяных американцев выбросила из кабака несколько пьющих там чилийцев. Один из чилийцев ударил обидчика ножом. В ответ раздались выстрелы. Через десять минут весь район между улицами Кусковской и Застенной превратился в поле боя. Везде шла стрельба из револьверов и ружей; с крыш в противников летело все, что можно - от кирпичей из разломанных печек и до кроватей; в домах шла рукопашная. Губернатор приказал немедля поднять все наличные силы: драгун, моряков, казаков*(2), но к тому времени, как силы были собраны, случилось самое страшное. В городе, где дома, тротуары и мостовые были в основном деревянными и где хранилось везде огромное количество алкоголя, раз появившийся огонь может за считанные минуты охватить огромное пространство… Зрелище было одновременно ужасным и великолепным. На глазах рушились, как карточные домики, лучшие дома города: Американский театр, салоны Эльдорадо и Мунго от которых остались лишь большие кучи дымящихся головешек.

Утихомиривать сражающихся почти не пришлось, они сами прекратили бой и, вместе с войсками и пожарными командами кинулись спасать город… В ту ночь в пепел превратилось восемь кварталов, большая часть города. При расчистке пожарищ были обнаружены останки 135 человек и не понять было кто из них пал жертвой огненной стихии, а кто был убит в драке…

Пожары в Москве случались и до "Рождественской резни" и после нее, но никогда они не были столь разрушительными. Смелость и энергичность действий в ту ночь моряков, казаков, драгун, а особенно пожарных не подвергается никакому сомнению. Как писалось о них в газете: "Самая большая честь, которую мы можем воздать нашим пожарным, это просто рассказать о них правду, сказать, что они усердны и бесстрашны и что служат они бесплатно." Пожарные набираются из лучших людей города. За привилегию под звон колокола мчаться к горящему зданию интриговали и сражались." К концу 1862 года Департамент пожарной охраны насчитывал около 700 человек сведенных в 7 рот и располагал 10 насосами. Каждая рота, организованная по военному, выбирала себе название и экипировалась за свой счёт. Форма их была ярко-красная. "Когда в праздничные дни пожарные проходят по улицам, невозможно предположить, что за этим блеском скрывается такая самоотверженность и профессионализм."

Пережив пожар москвичи с жаром принялись за работу. Они расчищали пожарища, убирали мусор, восстанавливали всё, что было возможно. Правда восстанавливать было почти нечего. Зато теперь появилась возможность строить из кирпича и камня и по единому плану. Своего кирпича в Москве не хватало и его везли со всего Рус-Ам: из Новороссийска, Святогеоргиевска, Рогорвика… Решено было также строить новую набережную. Разноцветный гранит для неё везли из Чили и Массачусетса, а для украшения новой, Припортовой площади в мастерской знаменитого парижского скульптора … была заказана статуя Джеймса Джорджа Шильдса, основателя Москвы. Городской совет установил также 90 масляных уличных фонарей. Тремя годами позже появилось и газовое освещение. Для строительных рабочих это был золотой век. "Каменщики, плотники, кирпичные мастера зарабатывают по 10-12 рублей в день… На глазах рождается новый живописный город, полный прекрасными, расположенными по строгому плану и совершенно не похожими друг на друга домами… Улицы пересекаются под прямыми углами и носят имена людей, оставивших след в истории колоний. 16 улиц, если считать Набережную, пролегают параллельно заливу… Многие из новых улиц обсажены дубами и платанами. Все мостовые замощены камнем, а тротуары - деревом, но на самых многолюдных улицах, например Коммерческой, тротуары тоже сделаны каменные."

Впрочем и новый город не обошли стороной стихийные бедствия. В феврале 1864г. страшный ураган снёс крыши с сотен домов, а некоторые разрушил почти до основания. В тот день погибло 23 человека. На следующий год разразилась эпидемия холеры и тела сотен её жертв сбрасывали в общие могилы, часто даже без всякой церемонии. В том же году пожар уничтожил 80 домов.

Бедствий хватало, но никакая стихия не могла помешать одним жителям Москвы весело спускать своё, тяжким трудом добытое золото, а другим, словно насосом, это золото из них выкачивать. Никакая холера не могла помешать москвичам предаваться двум своим преобладающим пристрастиям - игре и пьянству.

"Пьют почти повсюду, это тут стало привычкой. Количество потребляемой ежедневно водки почти ужасающе. В городе 60 лавок торгующих спиртным и 129 питейных заведений, но водкой торгуют на набережных, почти на каждом углу, особенно на некоторых улицах и почти во всех заведениях. Количество питейных мест, по сравнению с числом горожан, просто несопоставимо…

Деловые встречи обычно проходят в шикарных барах, которые как грибы растут на Коммерческой улице. Хозяева их, настоящие "артисты" своего дела, не останавливаются не перед какими расходами, чтобы привлечь клиента. Мягкие софы и кресла-качалки, оббитые бархатом, ждут праздношатающихся. Но народ предпочитает те бары, в которых за стойкой стоит женщина… Самым пьющим всегда оказывается американец. Его склонность к пьянству несколько чрезмерна, что не мешает ему работать. После длившейся целый день попойки он окунается в воду и погружается в работу с новой энергией…

В притонах портового квартала, этих логовах порока, преступления и болезней пьют такой низкопробный алкоголь, что многих он доводит до кладбища… Пьяные мужчины и женщины, одутловатые, в грязной одежде, заполняют притоны каждый вечер, проводя долгие часы в отвратительных пьяных оргиях. Американцы и европейцы, индейцы и русские, мексиканцы и южноамериканцы, китайцы и негры вместе губят свое здоровье, давая работу докторам и полиции. Пьют скверную водку по гривеннику за стакан и эта пестрая компания поет, пляшет, затевает ссоры, дерется, играет и под звуки рваного барабана, потрескавшейся скрипки и расстроенного органа предается всевозможным вульгарным развлечениям, похотливым и непристойным."

Таковы были злачные места Москва. Но было и множество других, вплоть до изысканного заведения, открытого в марте 1859г. "Эрмитаж" на на Почтамтской улице. "Этот салон превосходно мебилирован, игра в нем запрещена и не один похотливый художник не расписывал стен. Первый этаж, где находится бар и стойка с сигарами, украшен целомудренными картинами, акварелями и в масле, и не плохими гравюрами в богатых золоченых рамах. Комнату освещают роскошные лампы и канделябры. За баром, изобилующим хрусталем и серебром, сияют большие зеркала. Подаются только самые лучшие выдержанные вина, а бармен слывет мастером приготовления коктейлей. Ежедневно избранной клиентуре предлагается бесплатный завтрак… На втором этаже находится превосходный биллиардный зал… Не удивительно, что это заведение стало местом встреч самых влиятельных и богатых москвичей."

Замечание Нордмана о запрете на игру было не случайным. Спекуляция на человеческих пороках и страстях всегда обогащает. В игорных домах их ловкие владельцы старались одновременно удовлетворить вкусы и игроков, и любителей выпить, тем более, что все они числились трактирами, барами или салонами. Самые большие и красивые игорные дома: "Эльдорадо", "Путеводная звезда", "Летучий голландец" располагались на Западной набережной и Коммерческой улице. "Роскошь там совершенно безудержная, посетителей искушают всевозможные соблазны… Каждый вечер здесь собирается разношерстная толпа, чтобы выпить, поболтать, покурить и поиграть… Мексиканцы днюют и ночуют в этих заведениях… В каждом зале (в "Эльдорадо" - А.Б.) было около двадцати столов. Между многочисленными зеркалами и канделябрами на стенах висели прекрасные французские картины, единственным сюжетом которых были обнаженные женщины. За столами играли в монте, винт, фараона, ландскнехта и в рулетку…

Судьи, священники, врачи, чиновники, коммерсанты, лавочники, работники - решительно все посещают игорные залы. Играли по крупному. Нередко можно было видеть игрока, ставившего на одну карту две-три тысячи рублей. Даже в трущобах портового квартала на игорный стол иногда выкладывалось целое состояние… Игра не была честной, почти все мечущие банк во время игры в карты или рулетку, самые ловкие игроки и самые опытные шулера, которых только можно представить. Их клиенты чаще всего оставались в проигрыше. Так однажды я остановился на минуту около окруженного двумя рядами зрителей стола, за которым шла игра в монте. Игрок-мексиканец пристроил у себя на коленях огромную открытую дорожную сумку, полную золота, и без конца черпал оттуда орлов и медведей*(3) потому, что банкомету необычайно везло. Я узнал, что этот мексиканец, владелец нескольких сотен вьючных мулов, умудрился расстроить свое блестящее транспортное дело, проигрывая по 10-20 тысяч рублей каждый вечер… А известный петербургский коммерсант Бауергорст вынужден был продать свой пивной завод, проиграв в два вечера 110 000 руб.*(4)"

Иногда предпринимались попытки закрыть "игорные вертепы, кои развращают обывателей и злостным образом нарушают законы Империи Российской". Но как можно было закрыть десятки салонов, трактиров и баров, которые приносили в городскую казну (и не только, и даже не столько в городскую), почти столько же, сколько все остальные источники налогообложения?

В подобные заведения время от времени заходил пристав, получивший приказ от полицмейстера, которому губернатор показал пришедшую из канцелярии генерал-губернатора бумагу, с указанием разобраться с жалобами на "незаконную и вредную для общества" деятельность игорных заведений. Выиграв пару сотен в винт или ландскнехт и угостившись водкой, пристав составлял рапорт, где докладывал о проведённой проверке, в результате которой "в вышеуказанном питейном заведении никаких нарушений законов обнаружено не было… За шум же, устроенный 8-го дня месяца февраля сего года по случаю именин вышеуказанного содержателя питейного заведения оный оштрафован на 25 руб."

Придраться всегда было к чему. "Народ все больше буйный, поэтому ежедневно происходит много ссор, которые в любой другой губернии получили бы мирное разрешение, но произведение полковника Кольта сразу все портят… Очередь из шести выстрелов досаждает игрокам. Иногда развязка не обходится без жертв, не имевших никакого отношения к ссоре. Однажды я видел двух игроков, которые из-за какого-то пустяка разошлись на пять шагов прямо в зале … и разрядили друг в друга свои револьверы. Спокойно сидевший за соседним столом посторонний человек оказался беззащитным перед шальной пулей… Зрители мгновенно попрятались, кто под бар, кто за колонны, с криками: "Не стреляйте!", что означало лишь "не стреляйте, пока мы не уберемся отсюда"… Игра возобновилась сразу же после прекращения стрельбы. Вынесли раненого, а гарсон тщательно вытер следы крови."

Кроме желания сыграть и напиться у москвичей были и другие потребности. Их тоже старались удовлетворить оборотистые дельцы. Многочисленные московские рестораны были рассчитаны на содержимое разных кошельков и не смотря на то, что французы в этой профессии первенствовали, китайцы, чилийцы, мексиканцы, итальянцы, англичане открывали свои рестораны, в которых их соотечественники могли наслаждаться национальной кухней.

Москва была переполнена съестными припасами. На рынках, в лавках и в ресторанах изобиловали не только местные продукты: мясо, рыба и дичь, но и любые импортные - от консервов до устриц, не говоря уже о фруктах и овощах. Самая утончённая кухня предлагалась немногим гурманам, чей кошелёк был набит достаточно туго, в таких заведениях первого класса, как "Мэзон Ришелье" или "Перигор". Самый дешёвый обед в них стоил от 5 до 12 руб.

Нордман и Линдгольм обычно столовались в дешёвых заведениях, где можно было рассчитывать на сносный обед без вина за 1-1,5 руб. Только раз им удалось побывать на званом обеде в Мэзон Ришелье, но именно о нём более всего писал Нордман. "Пройдя через стеклянную дверь, вы попадаете в длинный, хорошо натопленный зал с мраморным полом и изысканной мебелью - глубокими креслами и мраморными столиками, на которых к услугам клиентов домино, чтобы можно было убить время в ожидании заказа. Справа - роскошный бар, где двое служащих готовы предугадать все ваши желания с предупредительностью, которой трудно сопротивляться.

- Горячий пунш к виски?

- Нет, нет. Только бренди с водою.

И вы проходите в обеденный зал.

Во всю его длину тянутся в строгом порядке ряды столиков, покрытые скатертями, со свежими салфетками. Вам предлагается меню, которое могло бы спровоцировать даже отшельника на нарушение монастырского устава. В этом меню есть все, что еще недавно летало, ходило или плавало…

Нужно обладать аппетитом Гаргантюа, чтобы продержаться до конца званых обедов, даже при "французском столе", когда все блюда ставились на стол одновременно и приглашенные могли есть то, что захотят и когда захотят - или, скорее, когда смогут, так как часто случалось, что вожделенное блюдо с молочным поросенком а-ля Монморанси или сюпрем из птичьего филе по гречески исчезало из-под моего носа и оказывалось у более расторопного соседа… Обеды для гурманов, на которые собирались многие из самых видных чиновников и коммерсантов, разумеется сопровождались винами наилучшего качества."

Французские предприниматели открыли несколько ресторанов не столь шикарных, как Мэзон Ришелье, но и они ценились горожанами не меньше. Было так же несколько "особых заведений", скопированных с ресторанов парижских бульваров, "где за непомерную цену можно заказать изысканный обед, который подадут юные отзывчивые Гебы".

О московских женщинах Нордман отзывался крайне негативно, очевидно основываясь на своём печальном опыте. "До крайности искуственая, она приспосабливает свои манеры к обстоятельствам, как делает это со своими туалетами. Деньги - это единственное, что она обожает, и нет ничего, что бы она не сделала, чтобы их получить." Не найдя своего идеала среди самостоятельных и, частенько, финансово не зависимых москвичек недоучившийся студент всё же верно отмечает общую атмосферу распущенности, которая "царила повсюду".

"В салонах висели картины, изображавшие обнаженных женщин, а полуобнаженные танцевали на столах… Порой стены даже украшали непристойные сцены. Что касается домов терпимости, то они вообще никогда не пустовали."

Так же как французские кулинары богатели, держа лучшие рестораны города, так и французские "мадам" и их "пансионерки" сколачивали целые состояния.в самых престижных борделях.*(5)

К началу 1860г. в Москве высадилось более двух тысяч женщин, главным образом из Франции и других европейских стран, а также из восточных и южных городов СШ, в основном из Нью-Йорка и Нового Орлеана. И этот поток не иссякал. Самые миловидные, а это порой были опытные проститутки, становились пансионерками элегантных заведений. Многим из этих женщин удавалось разбогатеть. "Есть такие, что за месяц накапливают сумму, достаточную для того, чтобы иметь возможность вернуться во Францию и жить там на проценты… Почти во всех домах можно видеть несколько француженок. Одна стоит у входа и проникновенными и красноречивыми взглядами привлекает праздношатающихся, другая сидит весь вечер у стола, за которым играют в ландскнехт, и заводит игроков, третья за стойкой с сигарами воспламеняет сердца с такой же легкостью, с какой разжигает сигары, четвертая мяукает в кафе весь вечер под аккомпанемент пианино…"

Все они очень хорошо зарабатывали. Женщине, составлявшей компанию мужчинам в баре или за игорным столом, платили 15 руб. за вечер. Продающая сигары получала столько же. "Это твердая ставка и они заняты в своих заведениях только вечером. День в их полном распоряжении, и они используют его, принимая многочисленных клиентов."

Прибытие каждого судна с нетерпением ждали владельцы салонов, игорных домов и борделей. Особенно ждали французских кораблей, ведь на их борту всегда есть несколько "французских мадемуазелей".

"Едва мы бросили якорь в порту, как "Марсель" был окружен целой флотилией лодок. Сидевшие в них устроили настоящую свалку - каждый желал первым перевалиться через борт, потому, что речь для них шла о важнейшем деле - надо было успеть нанять прибывших женщин на работу любой ценой… Хозяева публичных заведений не жалели двух или трех тысяч франков в месяц, чтобы первыми показать этих дам за своими стойками, за игорными столами… и в других местах."

Шикарные заведения Москвы были богато украшены. "Внутреннее убранство самое дорогое, самое пышное, пробуждающее сладострастие. Всюду белое кружево, красный дамаст, ковры с Востока… Великолепный оркестр, шампанское по десять рублей за бутылку." Дорогие проститутки оценивали свою благосклонность фантастическими суммами. "Ста рублей едва хватало за один миг наслаждения, а целая ночь стоила не менее двух, трех или даже четырех сотен."

Были, впрочем, и дешевые припортовые бордели, где "не менее полудюжины чилиек использовали одно и то же жалкое пристанище, мебелировка которого ограничивалась ветхими кроватями с соломенными матрацами и засаленными занавесками, принимая своих посетителей либо по отдельности, либо одновременно, и проявляя тем самым полное презрение ко всякой интимности отношений."

Появились так же и китайские бордели. Мадам А Той всё же удалось проникнуть на российский рынок.

У москвичей были и другие способы занять свой досуг или, попросту говоря, убить время. В январе 1859г. в Москву прибыла театральная труппа из Сан-Франциско с намерением дать несколько спектаклей. Поскольку театра в городе не было, актёры выступили на втором этаже только что открывшегося салона "Золотое дно". Успех этого предприятия был очевиден, и несколькими месяцами позднее на улице Фриско был построен небольшой уютный зал "Американского театра". Сгоревший во время пожара 1862г. деревянный Американский театр был восстановлен в камне и кирпиче, с четырьмя ярусами, партером, оркестровой ямой, ложами и амфитеатром. Правда стены остались голыми, "без обоев и обивочной ткани, без украшений, и при входе в зал вас пронизывал холодок… Цена места высока: 3 рубля в первом ярусе, два - во втором, рубль в партере, но постоянная труппа играет хорошо, а в главных ролях выступают знаменитые американские актеры… Оркестр довольно многочисленный и руководимый хорошим дирижером, во время антрактов играет кадрили, вальсы и польки, несколько лет назад производившие фурор в Париже."

Насчёт "лучших" актёров Нордман несколько преувеличивал. Самым знаменитым из них был, пожалуй, трагик Джуниус Брутус Бус, игравший Шекспира в сезон 1860г. и прославившийся тем, что одно время с ним в труппе играл его сын Джон, будущий убийца президента Линкольна.

По большей части в Американском театре играли на английском языке, хотя регулярно давали представления итальянские, французские, мексиканские и немецкие драматические, оперные и балетные труппы, привлекавшие толпы зрителей. Каждую неделю давал концерт любительский оркестр, организатором и бессменным дирижёром которого был владелец ресторана "Жульен" Жульен Арно. Изредка ставил спектакли русский любительский театр. Его создателем и режиссером стал сам московский губернатор Нестор Васильевич Кукольник. Под псевдонимом де Рюсс он даже написал пьесу "Любовь и смерть", которую сам же и поставил на сцене. В этой пьесе, разумеется посвящённой трагической любви Резанова и Кончиты, герои общались исключительно высокими стихами. Впрочем пьесу играли почти месяц и зрители встречали спектакль бурными аплодисментами.*(7)

Так продолжалось, пока в 1863г., по приглашению губернатора, из России в Москву не приехала труппа Роланда Семеновского, составившая серьёзную конкуренцию бостонцам. Кукольник организовал благотворительный бал, на который были приглашены богатейшие коммерсанты. За один вечер собрано было достаточно средств для постройки здания "Русского театра". Как писали "Московские ведомости": "Самого красивого храма драматического искусства в Америке".

Ещё одним притягательным зрелищем были цирковые представления. Первый шатёр развернулся на Северной стороне, когда там ещё был пустырь. "Публику не смущает ни отсутствие комфорта, ни посредственность аттракционов, ни дороговизна билетов - три рубля в партере и пять - в ложе. Восхищенная публика замирает от страха пред прыжками наездников; взрывается хохотом в ответ на проделки клоунов с размалеванными лицами; волнуется, глядя на акробатические трюки гимнастов; приходит в умиление от шансонеток в исполнении местных лирических артистов."

Там же, на Северной стороне, расположились площадки для боулинга. "Эта завезенная американцами игра, нынче совершенно не известная в Европе, стала очень популярна в Москве, оттеснив даже биллиард… В эту игру, представляющую собою кегли для взрослых, играют как в помещении или под навесом, так и на открытом воздухе, как у нас играют в мяч через сетку. Из-за мячей размером с человеческую голову эту игру назвали боулинг, что означает "слишком утомительный."*(6)

Были и жестокие игры: петушиные и собачьи бои, коррида, травля быков и медведей. Как и ставшие очень популярными бега, эти развлечения происходили по воскресеньям на Моисеевой мызе, в трёх верстах от города. По указанию губернатора, который и запретил в 1859г. проводить "подобные представления в городе или вблизи", на Мызу была проложена хорошая дорога по которой вскоре пустили омнибус. "По воскресеньям туда устремляется все мексиканское население города, большинство испанцев и тысячи прочих любителей кровавых зрелищ… Неотъемлимое испанское и индейское наследие мексиканцев - любовь к праздникам и месмеризм смерти… Кровавые зрелища на арене приносят им дикую радость, но не может не захватить и цивилизованных людей. Вызов смерти - традиция мексиканских матадоров. Нельзя не воспламениться при виде этих людей в сверкающих костюмах, этих гордых, пылких всадников, атакующих дикого быка …"

Другим местом регулярного собрания москвичей, как ни странно, стало здание городского почтамта.

"10-е и 25-е числа каждого месяца называются пароходными, потому, что в эти дни отправляется почта в Сан-Франциско, чтобы оттуда, на другом пароходе отправиться в Панаму и далее по всему миру. Решительно все, мужчины, женщины и дети, местные жители и иностранцы, негоцианты и золотоискатели, коммерсанты всех категорий, рабочие и не поддающиеся классификации авантюристы - все ждут этого дня. Накануне деловыми людьми овладевает крайнее возбуждение, и почти все их время занимает составление писем и памятных записок. Для иностранцев и приезжих из России это день писем семьям и друзьям.

Прибытие почтового парохода повергает город в еще большее возбуждение, чем его отплытие. Сведения с рынков Санкт-Петербурга, Лондона, Нью-Йорка, Гонконга; новости из дома; возможность почитать "свои" газеты хотя бы с опозданием на несколько месяцев. И нет ничего удивительного в том, что самым многолюдным местом в Москве стала именно почта.

Это небольшое строение крытое дранкой, с широким, поддерживаемым четырьмя столбами навесом перед фасадом. Сюда сходятся все письма: золотоискатель с прииска, фермер, банкир с Новороссийской, все получают свою почту именно здесь. Почтовое отделение почту адресатам не доставляет. За исключением казенных учреждений, имевших абонентские ящики внутри отделения, всем приходится стоять в очереди, чтобы получить свои письма. На сортировку и распределение почты у служащих уходят долгие часы. Очереди растягиваются на несколько кварталов. И на этом предприимчивые дельцы норовят погреть руки - перепродажа около окна выдачи стоит до двадцати рублей. Во время долгого и томительного продвижения к окошку разносчики продают конфеты, пирожки, газеты, чай, кофе, прохладительные напитки и фрукты… Для удовлетворения претензий иностранцев были наняты служащие со знанием английского, французского, испанского и немецкого языков."

Уже через пять лет после начала золотой лихорадки Москва, даже по европейским меркам, была красивым, богатым, обширным, городом, с населением более 40 000 тыс. чел., со всеми учреждениями цивилизованного мира: банками, роскошными отелями, церквями, больницами, торговой палатой, ежедневными и еженедельными изданиями, масонской ложей, тюрьмой, литературным обществом, театрами. Но город этот был по американски бурно и динамично развивающимся.

С конца февраля эта энергия начинала перехлёстывать через край - золотоискатели готовились к будущему сезону. "Перед каждой лавкой, именуемой тут по испански тьендою, идет бойкая торговля с молотка. Торговец предлагает образцы своего товара, и каждый может попробовать масла, сушеных ананасов, риса или водки, выставленных на аукционную продажу. Золотоискатели любят делать покупки на таких аукционах,. Многочисленная толпа окружает аукциониста и, так забивая улицу, что всадники с трудом пробивают себе дорогу… Все улицы, ведущие к пароходной пристани, забиты загруженными товарами повозками… Все это загружается на баржи так, что борта их едва возвышаются над водою и становится страшно, что любая волна может захлестнуть их и утянуть на дно. Но пыхтящие пароходы, шлепая по воде колесами, смело тащат вереницы этих утлых суденышек через лиман."

В считанные дни Москва теряет до трети своих жителей, причём почти вся эта треть переселяется в Горный порт. "Город (Москва - А.Б.) мрачен и тих… Ночи относительно спокойны. Ни фанданго*(8), ни музыки, ни шума, ни танцев. Даже субботние вечера и воскресенья становятся такими же обычными днями, как и все другие." Зато городок с населением 500 человек вдруг вырастает двадцатикратно. Правда теперь он состоял из простых палаток, что, впрочем, не мешало ему быть самым значительным рынком региона.

"Теперь тут четырнадцать лавок, одиннадцать гостиниц, десять салонов, работающих в полную силу… В салоне Диана появились хорошие оркестр и танцовщицы, и обыватели могут наслаждаться застольными развлечениями, принятыми в цивилизованных странах… Еще не жарко но везде предлагают прохладительные напитки и мороженое…

Вокруг города, а, точнее, огромного палаточного лагеря, пасутся тысячи лошадей и мулов. Они принадлежат, по большей мере, индейцам и евреям, но есть и мексиканцы, владельцы караванов. Погонщики почти все индейцы и мексиканцы, а сбруя и вьюки мулов такие же, какие можно было увидеть триста лет назад на холмах Гренады и на андалузских равнинах. Владельцы мулов довольно быстро обогащаются. Средняя стоимость перевозки грузов из Порта даже на самые близкие прииски составляет в летнее время 15 копеек за фунт, а бывает вырастает еще в двое…

Некоторые желают добраться до приисков на своих лошадях, чтобы потом их там использовать. Для них тут есть конский рынок. Единственными действующими здесь правилами торговли являются прихоти тех, кто имеет животных на продажу. Продавцы тут почти исключительно индейцы с Орегона, пригнавшие свой товар издалека и не желающие уступать в цене… Каждый сам себе аукционист и лично расхваливает своих лошадей и мулов…

Пробродив пол дня по рынку и битый час проторговавшись с одним индейцем, выставлявшем на всеобщее обозрение золотые часы размером с чайное блюдце на соответствующей толщины цепочке, я выложил за посредственную серую кобылу 100 рублей, а за сносное седло с покрышкой, потником и уздечкой - 27."

Да, весной цены в Горном порту очень высокие. Золотоискатели закупаются и гуляют на последок. Через несколько дней откроются перевалы и они толпами ринутся в погоню за удачей, чтобы через пол года снова вернуться а Москву.

1* Обрусевший "салун". В 50-х гг. XIX в. так называли в Москве заведения, в которых "более пили, чем ели, в отличие от ресторана, где скорее ели, нежели пили".

2* В тот период в Москве, кроме пешего казачьего батальона находились: рота ластового экипажа, рота рабочего экипажа и эскадрон 2-го Американского драгунского полка. Кроме того в порту стояли: клипер "Абрек" под командованием капитан-лейтенанта К.П. Пилкина и корвет "Новик" под командованием капитан-лейтенанта К.Г. Скрыплева, экипажи которых также были направлены на подавление беспорядков.

3* Название золотых монет, наиболее распространённых в Рус-Ам в тот период: медведь - 10-ти долл., орёл - 20-ти долл. и слег - иное название 50-ти долл. "октогона". Подробнее о происхождении этих монет см. в пр. 5 к гл. 49.

4* Людвиг Бауергорст, Санкт-Петербургский 1-й гильдии купец, был большим авантюристом. Например, в конце 40-х гг. он уехал торговать в Африку. Добирался до Хартума, где подружился с Альфредом Бремом, и если не был первым русским в Судане, то уж первым русским купцом там Бауергорст стал точно. Сообщение А.Нордмана о значительном проигрыше Бауергорста, случившимся в мае 1862г., соответствует истине, но к разорению купца он не привёл. Бауергорст был совладельцем большого пивного завода, производительностью 120 000 вёдер в год, и нескольких доходных домов в Москве. После пожара 1862г. он продал свою долю в заводе М.Сойферу за 173 тыс.руб.и вложил деньги в строительство. Уже через пару лет Бауергорст стал одними из богатейших предпринимателей Москвы. Но натуру не изменишь и позже он создал и финансировал "Общество Северо-Западного прохода".

5* К началу золотой лихорадки в Москве было 6 принадлежащих Компании публичных дома. Это были дешёвые заведения, предназначенные для обслуживания моряков и китобоев. Объявленная свобода предпринимательства и наплыв тысяч одиноких мужчин в расцвете лет позволили управляющим этих борделей, в основном евреям, открыть собственные "предприятия". Их компаньонами стали вожди … … .. , которые и раньше поставляли своих рабынь в компанейские бордели. Так что первыми проститутками периода золотой лихорадки стали американки. Позже их стали вербовать в Южной Америке, в основном в Чили. Но еврейско-индейская монополия на секс услуги продержалась недолго. В условиях свободной конкуренции этот альянс был сильно потеснён французскими "мадам" и несколькими крупными дельцами из Сан-Франциско.

6* Нордман ошибался из-за слишком хорошего знания французского языка и недостаточно - английского. Ещё в XVв. в Европе "катание шаров" стало настолько популярным, что британские короли Эдуард II и Ричард II были вынуждены запретить эту игру среди солдат, так как они на нее тратили гораздо больше времени, чем на упражнения в стрельбе, фехтовании и верховой езде. И только потом, в колониальные времена, эта игра была завезена в Америку. Игра, наиболее похожая на современный боулинг под названием "Dutch Rubbers" возникла в Голландии, а затем была завезена в Англию. Схема игры была такая же, как и сегодня, но кеглей было 9. В СШ одно время была запрещена азартная игра на деньги, которая называлась тогда "игра в шары с 9-ю кеглями". Чтобы обойти этот запрет, была добавлена еще одна, десятая кегля. Там же, в СШ, появилось и современное название игры - боулинг, от английского bowl - шар, катать шары.

7* Автор не слишком благосклонно отзывается о творчестве Н.В Кукольника. И Белинский справедливо писал о его драматическом наследии: "Кто прочел одну драму г. Кукольника, тот знает все его драмы: так одинаковы их пружины и приемы." Но Кукольников, автор 20 пьес, 7 романов и нескольких десятков повестей и рассказов, был очень популярен среди любителей русской словесности в 30-40-х гг. Кроме того он был талантливым организатором, что отразилось как в карьере, так и в творчестве. Кукольник стал организатором петербургской "братии", небольшого кружка, в котором впервые нашли прямое выражение тесные творческие контакты между представителями разных видов искусства. Кукольник придумывал сюжеты для картин К.П. Брюллова и участвовал в создании либретто обеих опер М.И. Глинки. Они же, Глинка и Кукольник, написали цикл романсов под названием "Прощание с Петербургом" и ещё несколько произведений не вошедшие в цикл. В СССР часто исполнялись два произведения этого дуэта - "Попутная песня" и "Жаворонок".

8* "Так называемое в Москве шумное и веселое празднество в любимом там испанском стиле."