— Я не знаю, почему Открытый Пир проводится в дюжину-и-шестую ночь миртула, подруга, — раздраженно заявил лорд Пейрспур Яркокров, дернув девушку за руку, чтобы вернуть ее внимание.

Амарун посмотрела на него, с неохотой отводя взгляд от великолепных позолоченных статуй, охранявших двери зала Драконьего Триумфа. Если она не потеряла счет лестницам, они находились на третьем этаже, прямо у южной стены дворца.

— Просто так есть, — проворчал юный дворянин, который нанял ее на эту ночь, — и всегда было так, с тех времен, когда король был еще молод. Так что перестань задавать глупые вопросы и начинай вести себя так, будто по уши влюблена в меня. Все, что я хочу от тебя слышать — стоны вожделения и смиренную благодарность, когда я буду что-то предлагать тебе. За это тебе более чем щедро платят, не забыла?

Амарун быстро кивнула, улыбнулась ему и застонала, как он просил, губы приоткрылись, позволяя всем поблизости увидеть ее язык. Наполовину прикрыв глаза, она замурчала, как кошка — она часто так делала, наклоняясь через край сцены в клубе Драконьих Всадников. Яркокров заметно оживился.

— Вот так! — удовлетворенно сказал он. — Ох, как они будут ревновать! Жду-не дождусь увидеть их лица, особенно Делькасла.

— Клянусь своим мечом! — воскликнул позади роскошно одетый молодой дворянин. Он обогнал их, встал прямо перед Яркокровом и начал поправлять монокль — прикрытие, чтобы сунуть свой нос чуть ли не в самое декольте Амарун. — Кто это обворожительное создание, Яркокров? Где ты прятал ее от нас?

— Хе-хе, — довольно отозвался ее спутник на этот вечер, на глазах надуваясь и расцветая. — Видишь ли, Рейнлейк, я не могу раскрыть тебе все мои секреты. Дамы с хорошим вкусом, конечно же, знают чего хотят, и выбирают самых необузданных жеребцов, понимаешь, о чем я?

Два дворянина зашлись почти одинаковым грязным смехом, тыкая друг друга под ребра, почти как двое пьяных погонщиков скота. Ценой огромных усилий Амарун мило улыбалась прямо в лицо Яркокрову и сохраняла спокойное выражение лица — и сдерживалась, чтобы не закатить глаза.

Она прекрасно знала, сколько взглядов притягивает к себе, сколько глаз наслаждается ее темной красотой. Девушка начала ловить на себе такие взгляды еще у дворцовых ворот. Впрочем, она давно привыкла к этому — и многому другому. Амарун знала, что обладает потрясающей фигурой — скорее благодаря осиной талии и гибкому, сильному телу, чем пышным изгибам, которыми обладали многие ее подруги-танцовщицы во Всадниках — а также невероятно красивым лицом, из-за больших и темных глаз, каких не было у большинства женщин. Добавьте к этому длинный водопад вьющихся черных волос и грациозные плавные движения — Амарун долго трудилась, чтобы они вошли в привычку — и в результате получите девушку, которая будет привлекать к себе внимание, где бы ни очутилась.

Даже если Яркокров окажется посредственным любовником, когда неизбежно затащит ее в постель в конце вечера, существовали куда худшие способы зарабатывать себе на жизнь, чем служить ходячим украшением, цепляющимся за руку юного лорда на дворцовом пиру. Здесь была самая лучшая еда и вино из всех, что ожидали ее в ближайшем будущем, а также было на что посмотреть и что послушать. Помимо роскошного убранства дворца и свежих сплетен, здесь были перспективные клиенты из числа приглашенных дворян. По крайней  мере, у нее будет шанс увидеть лица лордов, которых она знала только по именам, и оценить, на кого из них стоит «работать», а кого лучше избегать, когда те пришлют своих слуг. Лишь самые смелые, вроде Яркокрова, лично посещали клуб Драконьих Всадников во время своих ночных эскапад; большинство предпочитали места подороже и пореспектабельнее, а в более дешевые заведения отправляли посыльных, чтобы те нашли все за них.

Лорд Рейнлейк, по-прежнему гогоча, прошел мимо, и Амарун обнаружила, что ее тащат следом, мимо череды висящих на стене ламп и гобеленов, прямо в яркий и шумный зал Драконьего Триумфа, на вечерний пир.

Открытый Пир, как ей кратко рассказали, прежде чем у Яркокрова закончилось терпение, был назван так по традиции, столь древней, что никто уж не помнил, с чего она началась — это мероприятие никогда не посещали особы королевской крови, так что гости могли говорить свободно.

И они вовсю пользовались этой возможностью. Гости не только говорили, они кричали, пели, издавали грубые звуки и передразнивали друг друга. Впрочем, Яркокров не собирался задерживаться на одном месте ради того, чтобы она могла кого-то рассмотреть или послушать; его мучила жажда, и он с торопливой поспешностью обошел длинный стол, занимавший большую часть помещения, и направился к скудно освещенной арке, где келарь, будто покидающих улей пчел, подгонял слуг с бокалами на подносах. Недопустимо позволять гостям королевского дворца страдать от жажды.

В зале стоял оглушающий гомон. Бумагомаратель вроде Фларма «Сюзейлского языка» описал бы развернувшуюся вокруг Амарун сцену примерно так: «Над роскошной едой в пышном окружении юные и амбициозные дворяне вместе со своими более искушенными собратьями и учтивыми царедворцами обсуждали будущее Кормира, покачивая в руках бокалы, — и торговались за власть в этом будущем». Амарун знала это, поскольку именно такими словами Фларм описал прошлогодний Открытый Пир. Тресс сохранила ту пожелтевшую книжицу и с торжествующим видом отдала Амарун, когда услышала о ее сегодняшней работе.

Длинный пиршественный стол с креслами для формального ужина вытянулся, будто копье, вдоль всего зала. Однако этим вечером  был сервирован «свободный стол», когда гости самостоятельно накладывают себе блюда и свободно ходят вокруг. Она разговаривала с девочками, которые бывали на других пирах, и знала, что немного позже, когда большинство гостей устанет от еды и выпивки — или осоловеет от злоупотребления вином — тех немногих, кто сейчас предпочел сесть и заняться едой, станет значительно больше. Сейчас же почти все стояли и разговаривали.

И разговаривали.

Боги свидетели, она видала дерущихся детей, которые были тише!

Яркокров с улыбкой остановился перед старшим слугой, с которым был, видимо, знаком — тот один за другим наполнял из графина бокалы с подносов проходящих мимо слуг и предлагал их гостям, с отточенной и неброской элегантностью принимая в ответ пустые и недопитые.

— Добрый вечер, милорд! — келарь кивнул и улыбнулся спутнику Амарун и ей самой. — Миледи.

Она улыбнулась в ответ, затем быстро — и, как она надеялась, с вожделением — взглянула на Яркокрова, который от удовольствия разрумянился, взял бокал и ответил:

— Добрый, Джамальдро. Чарсаласское, не так ли? Ах, прекрасно, прекрасно. Бокал моей даме.

В руках у Амарун оказался бокал, и улыбающийся Яркокров потянул ее прочь, в дальний конец зала, где лорды и леди с вином в руках собирались в небольшие группы, возбужденно переговариваясь

Яркокров стал прокладывать между ними извилистый путь, явно демонстрируя всем свою спутницу. Амарун не отрывала от него глаз, сохраняя на лице выражение пылкого обожания, но внимательно прислушивалась к обрывкам разговоров, долетавших от групп, мимо которых они проходили.

— ...да, там поселились призраки, точно. Целое дворцовое крыло! Поэтому они и построили новое, где мы сейчас стоим, понимаешь?

— А я слышал, что там бушевала магия, с которой они не смогли справиться, и в итоге пришлось закрыть то крыло и оставить его — на целые годы. Жрецов, чтоб покончить с привидениями, сколько бы их там ни было, у нас хватает!

— Эссард, Эссард, ты просто должен найти среди своих слуг того, у которого кто-то из родни работает во дворце, напоить его — сойдет худшее вино из твоих запасов — и выведать настоящую историю! Жрецы пытались неоднократно! И некоторые комнаты даже получалось очистить на несколько месяцев... но потом раз за разом они находили слуг и боевых магов, валявшихся мертвыми в коридорах!

Вопреки себе, несмотря на то, что не один раз слышала сплетни и похлеще о заброшенном крыле, Амарун задрожала от волнительного страха.

Весь дворец знал, что в заброшенном крыле на призрачной лошади разъезжает принцесса Алусейр. Она всегда появлялась в абсолютной тишине, облаченная в полный доспех, с диким взглядом и окровавленным мечом в руках, свободно проходя через стены, полы, потолки и сквозь попавшихся на пути придворных. Касание ее меча убивало, а прикосновение руки до костей пронзало холодом, оставляя жертву трястись и дрожать на протяжении нескольких дней. Тех, на кого она просто посмотрела, преследовали эти глаза, они постоянно видели их во время бодрствования. Почему...

Амарун почувствовала острую боль под ребрами. Лорд Яркокров заметил, что она отвернулась, и с силой ущипнул девушку. Амарун быстро повернулась к нему — и встретила почти убийственный взгляд.

Она изобразила на лице быстрое молчаливое извинение и прижалась к нему, будто изголодавшаяся распутница, потерлась о бедро. Это вернуло улыбку на лицо лорда, но Амарун обнаружила себя рядом с каким-то старым, хвастливым и толстым купцом в заляпанном вином бархате, который решил, что эта болтовня о Призрачном Регенте просто требует от него внести свои ценные замечания.

— Вам стоило бы помнить, — начал он, — что принцесса Алусейр является так называемым изводящим призраком, и делит эти залы с восставшими-после-смерти придворными, которые нынче бродят там в виде скелетов, дряхлых скелетов и волочащихся ужасов — последние известны в менее утонченных городах, вроде Глубоководья, как «гнилые зомби».

Купец моргнул, губы скривились в преувеличенном презрении к такому вульгарному наименованию, потом махнул пухлой, увешанной кольцами рукой, блестевшей от жира обжаренных в масле креветок, которые он поглощал с неуемной жадностью, и добавил:

— Там есть также несколько упырей, в прошлом дворцовых стражников, и даже призраков меча — останков грешных рыцарей, которые летают повсюду, размахивая черными мечами. Смертельно, просто смертельно опасны.

— И ты видел всех этих страшных духов лично, Острамагрус? — младший лорд Донтард был неприятным, саркастичным мужчиной, и даже дружественные реплики в его устах звучали язвительно. А эта была не слишком дружественной, да и произнесший ее язык уже заплетался от вина.

Толстый купец покраснел.

— И не раз, юный Каскот. Не раз.

Шепот радостного предвкушения раздался среди стоявших неподалеку придворных. Даже Амарун знала, что в таком ответе скрыта насмешка; старший лорд Донтард, отец Каскота, был когда-то знаменитым путешественником, а его сын никогда не удалялся от Сюзейла дальше семейных охотничьих угодий. Обычные спутники Донтарда, лорды Виндстаг и Сорнстерн, громко захихикали и придвинулись ближе, чтобы не пропустить реакции товарища.

Каскот неожиданно усмехнулся.

— Ох, точно подмечено, старик Остра, точно подмечено. Еще остался в тебе задор.

Лицо лорда Брорина Виндстага застыло от разочарования. Крупный и краснолицый, постоянно хвастающийся своей доблестью и успехами на охоте, он явно надеялся на драку, пока рядом был его постоянный подхалим Деласко Сорнстерн.

Келарь быстро всунул полные бокалы драконслейка в руки лордов, а купцу и придворным налил чарсаласского — неплохого вина, которому до драконслейка было, тем не менее, далеко. Лорды надулись от такого признания их статуса.

Яркокрову, казалось, не слишком хочется торчать там, где задиристые молодые соперники могут попробовать отбить у него таинственную спутницу, и он быстро увел Амарун почти к самому краю зала, где в высоких окнах виднелись другие светящиеся окна в зданиях напротив. За этими окнами в большой ветвящейся анфиладе, составляющей королевский двор и с двух сторон закрывавшей дворец от остальной, немытой и суетливой части Сюзейла, трудились придворные, недостаточно высокопоставленные — или те, у кого было слишком много работы, чтоб бездельничать — чтобы их пригласили на Открытый Пир.

В этих окнах Амарун краем глаза увидела висящие на колоннах большие, темные портреты. На одном из портретов была изображена принцесса в маске, увенчанная одной короной и сжимавшая в руке другую, с которой капала кровь, и там был король в покрытой кровью броне, вставший в стременах посреди ужасного поля битвы, чтобы с триумфальным смехом поднять к небесам сияющую чашу.

Волнительные сцены, привлекающие взгляд и будоражащие воображение. Это были Обарскиры, без всяких сомнений, но какие из них и почему этих двоих изобразили именно так?

Она знала, что не посмеет спросить мужчину, к которому прижимается, и который сейчас повел ее на другую сторону зала.

Здесь болтовня оказалась еще интереснее.

— Хо, Марлин! Я знаю, ты тяжело трудишься над чем-то, касающимся нашего общего хобби. Может быть, поделишься с нами?

— Кхе, нет, пока нет, Мелласт. Пока нет. Но ожидание того стоит, ты уж мне поверь.

— ...ах, но это никакие не контрабандисты! Это наша Тихая Тень!

— Тихая Тень? Звучит так, будто это какие-то старушечьи сплетни.

Амарун еле смогла не застыть на месте. Что ж, у всех есть свои секреты...

— Может быть, может быть. Хотите сказать, вы о нем не слышали? Или о ней, если уж на то пошло.

— Милварун такой отсталый, моя дорогая Джалико. От сезона к сезону мы живем без единой весточки о великом Кормире — кроме, разве что, деяний Кримсала. Вот это злодей! Почти как наша знать на востоке!

— Ох, поверьте мне, Кримсал не намного хуже других кормирских лордов. Разве что обычно не скрывает своих намерений. Прямо сейчас он прячется — и неудивительно, если вспомнить убийства и нападения, организованные им прошлой зимой.

— Вот оно что, — посол Милваруна, видимо, прибыл в Сюзейл совсем недавно. Кивнув и улыбнувшись, он поблагодарил слугу за бокал с вином. — И все же, как я понимаю, эта Тень — скорее вор, чем убийца? Как Скульт и Вандарл?

— Значит, вам все же рассказали что-что полезное. Хорошо, хорошо. Но Тихая Тень совсем не похожа на Скульта с Вандарлом. Другими словами, она тоже крадет, да, но «Скул и Ван» — воры по найму, причем хорошие. Их стоит опасаться; наши богатые лорды не могут воспользоваться услугами этой парочки, чтобы те грабили других лордов, поскольку два эти негодяя достаточно умны, чтобы отказываться от подобной работы — но зато могут свободно использовать их для грабежа и запугивания кредиторов неблагородного происхождения или тех, кто лезет выше головы и пытается соревноваться с дворянами в торговых делах. А вот с Тенью дела обстоят иначе. Он одиночка, дерзкий вор, работающий по ночам, похищая драгоценности и монеты из казавшихся неприступными спален и запертых комнат в самых высоких башнях.

— А, понимаю! Так старушки действительно о нем сплетничают!

— В самом деле! Вы прекрасно освоитесь здесь, в Сюзейле.

Грубые твердые пальцы вонзились в локоть Амарун и потащили ее прочь. Лорд Яркокров, похоже, в точности представлял, как долго они могут задержаться возле собеседников, чтобы это не казалось подслушиванием.

Они прошли сквозь взрывы хохота, обогнули пьяного царедворца, шумно изображающего женоподобного сембийского лорда — если бы рядом был хоть один сембиец, не миновать ему вызова на смертельный поединок — миновали группу людей, говорящих на пониженных тонах, почти вплотную друг к другу. Одним из них был смуглый и красивый лорд Ротгар Илланс, молодой человек, о котором Амарун предупреждали. Впрочем, она в любом случае не стала бы делать глупостей, ведь рядом с Иллансом стоял высокий, мускулистый — гора, а не телохранитель — Марлазандр Могучий, постоянно зыркавший по сторонам в поисках неприятностей с выражением холодной угрозы на лице.

Яркокров уверенно подвел Амарун к столу, за который уже уселись некоторые из участников пира. Ее спутник заметно напрягся. Мгновение спустя она поняла, почему.

В зал только что вошел один из высокопоставленных слуг и быстрым шагом направлялся к ним.

Или, точнее, к человеку, сидящему за столом прямо перед ними, которого Амарун узнала только сейчас: Ганрахаст, королевский маг Кормира.

Младший сенешаль Корлет Фентабль наклонился к Ганрахасту, что-то прошептал ему на ухо, затем быстро выпрямился и ушел. Амарун знала, что хотя Фентабль и взгляда в их сторону не бросил, их с Яркокровом заметили, взвесили и почти наверняка сочли недостойными.

Мгновение спустя она забыла об этом, когда Ганрахаст, нахмурившись, поднялся с кресла и поспешил прочь из зала.

Амарун ни разу не видела, чтобы хоть один боевой маг так торопился.

Большинство окружающих гостей тоже нахмурились.

Очевидно, они тоже никогда не видели, чтобы королевский маг так спешил.