Симбул позволила своей голове упасть назад на плечи. Она была истощена, дрожала от усталости и даже близко не закончила.

И боль станет лишь сильнее.

Синий огонь во все стороны бежал по её телу, быстрее и быстрее, вой двух шаров синего пламени в её руках, которые становились всё больше и больше, превратился в громкий, непрекращающийся рёв. Тёмные существа, оседлавшие тени, корчились и визжали от страха, проносясь мимо.

Руки Симбул почернели, но пока не обуглились, обожённые, но не сгоревшие. Языки синего пламени вдвое превышали её рост, огромные вспышки, коловшие небо — и гнулись внутрь, соединяясь в воздухе высоко над ней. Там синие огни недолго поборолись, затем вспыхнули с новой яростью, образуя единую бушующую и кипящую сферу ослепительно синего пламени, которое…

Перелилось через край и рухнуло вниз в трещину, как иссякший гейзер. Следом за этим потоком из меча и чаши в руках Симбул полетели копья синевы, лучи зловещего света, пронзая клубящиеся тени в глубине разлома.

Симбул накренилась в воздухе до тех пор, пока не смогла взглянуть в разлом под собой, повела дрожащими руками, чтобы нацелить исходящие из сжимаемых ею предметов лучи. Её тело содрогалось от напряжения, поражая разлом далеко внизу.

Она стала смещаться вперёд и назад, перемещая негаснущие лучи, дождём сыпавшиеся на фиолетовое мерцание в глубинах, пытаясь выжечь его.

Это мерцание медленно угасло, потемнело, и колыхавшиеся тени угасли вместе с ним, превратившись в редкие лохмотья вместо длинных змей.

Симбул не теряла бдительности, продолжая следить и целиться, убеждаясь, что яркое синее пламя, которое она направляла, поглощает тень…

Неожиданно тёмные ленты вихрем закружились вокруг, как будто их засасывало в слив, поток монстров уменьшился до нескольких упирающихся особей, тени вокруг них отступили, обнажая… прежнюю пустоту.

Тени перестали двигаться.

Фиолетовое мерцание исчезло.

Из разлома больше не дул ветер. Это была просто тёмная расщелина из голого камня, а не бездна, рождавшая поток чудовищ.

Симбул медленно вылетела из щели, несколькими вспышками синего пламени испепелив самых неторопливых из последней убегающей в леса пригоршни монстров.

Затем она полетела прочь, медленно и устало, обмякнув в воздухе, как мёртвое существо.

Скоро, Алассра, мягкий, но сильный голос прошёптал из воздуха вокруг. Нежные слова громом отдавались в её душе.

Скоро придёт остальное, чего ты так жаждешь. Остальное, сполна заслуженное тобой.

Комната была тёмной и маленькой, зато богато обставленной, и единственное кресло оказалось удивительно удобным для такого монструозного интерьера.

Сронтер-алхимик наверняка бы нервничал, сидя в одиночестве в темноте, в величественном сюзейльском особняке, где, как он знал, ему не место. Но будущий император Кормира в теле алхимика, сам запершийся в этом помещении, с большим удовольствием устроился в кресле, закинув сапоги на позолоченный столик.

Строго говоря, он был не один. Компанию ему составляли съёжившиеся останки сознания Сронтера, забившиеся в тёмный угол в собственном разуме алхимика, а кроме того, под раздутой грудью его сюрко прятались несколько мелких созерцателей на тот случай, если чудовища потребуются ему для доставки срочного сообщения, предупреждения или для погони за кем-то.

В настоящий момент, однако, он был расслаблен и доволен, а его внимание сосредоточилось на расстоянии нескольких комнат от его маленького и тёмного убежища.

В том другом, лучше освещённом помещении происходила встреча. Совет, который он заставил случиться, дёргая за свои ментальные ниточки. Собрание, в котором приняли участие некоторые из завербованных им дворян и многие другие члены кормирской знати — люди, которых он надеялся поставить под свои знамёна , не вторгаясь напрямую к ним в головы. Поскольку каждый новый разум, в который он проникал, становился ещё одной возможной брешью в его доспехах, ещё одной возможностью, что назойливые боевые маги его обнаружат. Так что благодаря терпению, которым Мэншуна наделило избавление от Эльминстера, настал час проверить, можно ли склонить ничего не подозревающих лордов на свою сторону с помощью аргументов и их собственных слабостей вместо того, чтобы использовать принуждение.

Всё шло хорошо. Языки собравшихся вокруг стола лордов развязало вино, и они шумно пришли к выводу, что хотя режим Обарскиров прогнил целиком и полностью, и в конце концов ради блага королевства его придётся свергнуть, в текущее время самой большой угрозой свободе и здоровью королевства являются царедворцы, одинаково обманывающие королевскую семью, знать и простолюдинов, искажающие волю Короны ради собственной выгоды, и (как только что сказал лорд Хэльдаун) «одинаково угнетающие всех нас».

Все согласились, что цареубийство, каким бы соблазнительным оно не казалось, приведёт к открытой гражданской войне и долгому периоду смуты, загубив то самое прекрасное королевство, которое они так желают освободить. Поэтому вместо покушения на короля Форила — который, в конце концов, был уже стар и (как выразился лорд Таселдон) «скорее всего скоро умрёт сам» — необходимо было попробовать избавиться от худших из царедворцев.

Определённые личности при дворе, наихудшие из «тайно правящих всеми нами выскочек» (снова лорд Хэльдаун) должны были по очереди погибнуть в череде «несчастных случаев». При правильном, в строгой последовательности, исполнении, эти пропажи вызовут минимальные подозрения у боевых магов, ослабят эффективность служб Короны и освободят места для более молодых царедворцев, которых легче будет подкупить.

— Драконий Трон, как и любой другой трон, стоит на ножках — на тех, кто исполняет королевские приказы. Если мы одну за другой уберём эти ножки, рано или поздно трон рухнет, - злорадствовал лорд Блэксильвер.

— И хотя наказание за измену — смерть, - добавил лорд Таселдон, - избавление королевства от коррумпированных, верных лишь себе царедворцев — это нечто совсем иное. Нечто… патриотическое!

— Так кто же, милорды, - промурлыкал королевский канцлер, - должен стать первым царедворцем, от которого мы избавимся?

Последовало недолгое молчание, прервавшееся, когда все заговорили одновременно. Имена назывались одно за другим с почти непристойным энтузиазмом… и когда поток предложений наконец иссяк и снова наступила тишина, оказалось, что одно имя называли намного чаще других.

Реншарра Айронстейв, госпожа списков. В качестве главы налоговых оценщиков она могла быть хоть самым дружелюбным из созданий, но по самой природе её должности всё равно оставалась колючкой в боку знати и богатых землевладельцев. Впрочем, так случилось, что самым дружелюбным из созданий она не являлась. Упрямая и острая на язык, проницательная женщина, которая, казалась, могла почувствовать обман ещё до того, как её попытаются обмануть, она не поддавалась ни на какие попытки подкупа или мошенничества — и, казалось, получала немалое наслаждение, раскрывая даже самые мелкие грешки знати и делая публичный пример из тех, кто пытался уклониться от уплаты налогов.

Мэншун в своей комнате улыбнулся. Значит, в конце концов всё свелось к личным интересам. Что ж, хорошо было знать, насколько благородные лорды Кормира в действительности благородны.

— Я привык думать, что наши боевые маги — это всё маленькие Вангердагасты, - сказал лорд Хэльдаун. - Юные глупые волшебники со всех Королевств, которых он нашёл и использовал на них свою магию разума, чтобы превратить в своих маленьких рабов. Может быть, так и было. Он так быстро узнавал обо всём, что происходило в королевстве за закрытыми дверями, будто видел и слышал это лично. Но я сомневаюсь, что та чужеземка, Каледней, и этот слабак Ганрахаст, с которым нам приходится иметь дело сейчас, освоили этот трюк. В наши дни боевые маги совершают ошибки, зачастую намеренно или неосознанно действуют друг против друга, и кажутся не более сплочёнными, чем, скажем, наши пурпурные драконы. За ними больше не стоит могучий маг, способный порхать из одной головы в другую и двигать их, как пешки на шахматной доске. Ведь именно таким образом Ванги смог пережить все эти покушения. Он бросал своё тело и прыгал через пол-королевства, чтобы оказаться в чужой голове, затем возвращался и наколдовывал себе новое.

— Согласен, боевые маги были такими, - заговорил лорд Таселдон, - но это прошло. Последние несколько дней они кажутся… другими. Бдительными, готовыми к неприятностям. Сейчас какой-то волшебник снова соединил их мысли воедино — впервые за очень долгое время.

Лорд Лорун с интересом подался вперёд.

— Кто? Наверняка же не этот милый, чувствительный дурень Ганрахаст?

— Ха! Если бы он мог, то уже давным-давно бы это сделал, разве нет? Не его имя шепчут во дворце. И придворные, и драконы шепчут имя «Эльминстер».

Лорд Хэльдаун сморщенной рукой отмахнулся от этого заявления.

— Легендарный Безумный маг Мистры? Сейчас ему должно быть несколько тысяч лет — если он по-прежнему жив! Вы что, считаете нас тупицами, которые могут в такое поверить?

— Нет, я считаю, что наших пра-прадедов, и их пра-прадедов тоже, обманули. Я слышал, что Эльминстер сумел прожить несколько веков, потому что на самом деле разум Эльминстера вторгается в одного волшебника за другим и порабощает их. По дюжине за раз, так что некоторые из них обязательно выживают, что бы ни случилось. Конечно, от этого они все сходят с ума, но какие из волшебников не сходят? Я думаю, что прямо сейчас он находится в головах всех до единого проклятых боевых магов — или скоро будет.

Мэншун напрягся в своём уютном кресле. У него отвисла челюсть. Лицо неожиданно погорячело, и зеркала вокруг все разом показали, что его глаза пылают…

Могло ли это быть правдой? Мог ли Эльминстер в самом деле управлять сознанием магов кормирской Короны?

Будущий император Кормира встал и принялся шагать из стороны в сторону, что в крошечной комнате было не так уж просто. Он шагал снова и снова, его мозг погрузился в яростные размышления.

Это могло быть правдой! Проклятые боевые маги, все до единого…

— Аргх! - захрипел от боли Харбранд, в пятидесятичетверотысячный раз ёрзая в седле и потирая глаз под повязкой. Глаз зудел, а его пах уже давным-давно превратился в один большой и болезненный синяк. - Эти сёдла удобнее не становятся!

Ответом Хокспайка стало угрюмое ворчание. Поездки всегда причиняли ему массу неудобств, поскольку он даже в седле с высокой задней лукой он висел тяжело, как мешок картошки.

— Надо было тебе надеть гульфик побольше.

— Гульфиков побольше просто не существует, друг мой Хокспайк! Для человека…

— Одарённого, как несколько соревнующихся жеребцов? Я уже слышал все твои коронные фразочки, помнишь? Скажи мне, сработали они на Старике Скаллгрине?

— Хок, леди Донингдаун — наш клиент. Вряд ли я бы сумел заполучить заказ — или сбежать из её особняка, не получив хлыстом по заднице — если бы заговорил в таком тоне!

— Прежде тебя это не останавливало, - угрюмо напомнил партнёру Хокспайк.

Харбранд вздохнул.

— Хок, это ни к чему нас не приведёт, и несмотря на эти жалкие подобия лошадей…

Третья пара украденных напарниками скакунов оказалось не настолько свежей и крепкой, как они рассчитывали. Недавно лошади начали спотыкаться и принялись шататься от усталости. Но дикие горные края вокруг были не лучшим местом для привала. Грубые каменные вершины с одной стороны, кишащий разбойниками и чудовищами лес Хуллак с другой…

— …до Ирлингстара осталось уже недалеко.

— Наконец-то.

— …наконец-то, и правда, и нам давно уже пора придумать план — хоть какой-нибудь — того, как мы собираемся выполнить поручение леди Донингдаун.

Хокспайк сплюнул на беззащитный камень, мимо которого они проезжали. Целился он в другой, но, по крайней мере, попал всё-таки в камень. Впрочем, камней вдоль этого забытого богами подобия дороги хватало.

— Ну так говори.

Леди Донингдаун наняла их для освобождения своего сына и наследника, молодого лорда Джерессона Донингдауна, который был заточён в Ирлингстаре. Они должны были доставить его через границу в Боушотгард, охотничий домик в лесистой северной части Сембии.

Однако оба уцелевших партнёра из «Опасности по найму» догадались, что в Боушотгарде их скорее всего убьют вместо того, чтобы вручить обещанную плату,  поэтому выработали собственный план действий.

Они освободят Джерессона, доставят его в Сембию, опоят сонным зельем, свяжут и спрячут его. Затем наймут сембийского посредника, который отправится в Боушотгард с новостями о том, что Харбранда и Хокспайка предали и убили нанятые ими люди, которые теперь требуют большой выкуп за Джерессона. Посредник якобы чтит Багамута, лорда правосудия, превыше всех прочих богов и был потрясён поведением своих товарищей — поэтому он сбежал, чтобы рассказать о местонахождении Джерессона в Боушотгарде.

Если люди в Боушотгарде не поверят посреднику, или узнают у него правду с помощью магии, или прикончат его, Хокспайк и Харбранд просто отправятся дальше, забыв про золото Донингдонов, чтобы испытать судьбу в северо-восточнойй Сембии и более отдалённых местах. Но если союзники Донингдонов в Боушотгарде отправятся на поиски Джерессона, «Опасность по найму» в качестве оплаты за выполненное поручение сможет скрытно забрать всё, что унесёт из Боушотгарда, и двинуться дальше куда более богатыми людьми.

Однако все эти размышления начинались со слов «освободить Джерессона», и именно эта часть требовала дальнейшего обсуждения. У них было сонное зелье и моток вощёной верёвки, которой можно связать пленника. У них был даже мешок на голову, чтобы заглушить и ослепить его. У них было слабое представление о планировке Ирлингстара, имена сенешаля и лорда-констебля. И это практически всё, что у них было.

Харбранд улыбнулся партнёру слабой кривой ухмылкой. Ухмылкой, которую более цивилизованные люди назвали бы «сконфуженной».

— Ну, - начал Харбранд, не имея ни малейшего понятия, что он собирается сказать дальше, - я…

В поле зрения над вершинами деревьев показалось что-то серое, и он с благодарностью прервался, чтобы указать в ту сторону и воскликнуть:

— Смотри! Наша цель, замок Ирлингстар!

Хокспайк нечленораздельно буркнул, мастерски сумев передать, насколько он не впечатлён.

— Похоже на…

Какое бы архитектурное суждение он ни намеревался вынести, оно оказалось навсегда утрачено в результате последовавших событий.

Раздался внезапный оглушительный рёв, эхом отразившийся от горных склонов, и на стене замка-тюрьмы прогремел сопровождавшийся яркой вспышкой и взметнувшимися клубами дыма взрыв.

После этого что-то большое, чёрное и чешуйчатое быстро полетело прочь от крепости, взревев от испуга и боли.

Дракон! Чёрный дракон повернул обратно к горам, издавая глубокие и злобные стоны.

Хокспайк посмотрел на Харбранда, Харбранд посмотрел на Хокспайка. Затем они оба пришпорили лошадей, торопясь к Ирлингстару.

Их измученные лошади, запротестовав, перешли на неровный галоп, и двое наездников снова подверглись мучениям болезненной тряски в сёдлах.

Два уцелевших партнёра «Опасности по найму» обменялись взглядами во второй раз.

После чего с силой натянули поводья.

Если дракон направится в эту сторону…

Оба каким-то образом сумели удержаться в седле после последовавшего дикого брыкания и вставания на дыбы.

Но после этого они решили торопливо спешиться и привязать фыркающих, мотающих головами лошадей к ближайшим деревьям. Оба мужчины отвязали свои седельные сумки и поспешили в укрытие.

Их мечи и кинжалы были недавно наточены, и легко рассекли путы, позволяя коням отправляться, куда глаза глядят.

В зияющую пасть разозлённого дракона, к примеру…

Двоё наёмников бросились назад к деревьям, подхватили седельные сумки и побежали.

Скоро они начали задыхаться — сумки были храстово тяжёлыми — но продолжали бежать, пока не выбились из сил.

Тогда они рухнули на мёртвую листву и сухие иголки, чтобы улечься бок о бок, задыхаясь.

Они находились достаточно далеко от того места, где освободили лошадей, но слишком углубились во мрак бесконечного леса.

Напарники взглянули в ту сторону, где свет солнца был ярче всего. Им придётся вернуться к краю леса, где была дорога, и проделать остаток пути до Ирлингстара пешком, оставаясь под деревьями.

Взрывы, драконы… те дополнительные подношения, сделанные ими и Тиморе, и Бешабе сразу, не принесли друзьям ничего, кроме их обычной удачливости.

— Я же говорил тебе, - неожиданно начал Харбранд. - Краденные вещи не годятся для подношений. Богини всё знают.

Ответ Хокспайка был немедленным, язвительным, и скорее всего оскорбил Тимору с Бешабой куда сильнее, чем любое подношение.

— Здесь я — лорд-констебль, - резко напомнил Фарланд высокому, немногословному и плосколицему боевому магу.

— Так и есть. Я почти сумел об этом забыть, несмотря на ваши постоянные напоминания, - отозвался Гулканун. - Почти.

И подмигнул.

Фарланд с удивлением обнаружил, что готов улыбнуться. Этот Дат Гулканун был… приятным. Немного чересчур ироничным, но куда менее раздражающим, чем лорд Делькасл, Властелин Насмешек. Храст его побери, этот человек нравился Фарланду.

— Очень хорошо, - сказал он, быстро поворачиваясь, чтобы уставиться на другого боевого мага — носителя проклятья, которое заставляло его руку постоянно изменяться. Как обычно, тот подошёл беззвучно и встал слишком близко. Слишком близко, чтобы напрячь любого человека, а не только тюремщика, обученного избегать подобных вещей, держать заключённых на расстоянии и оставлять себе достаточно места для взмаха мечом или булавой.

Этот человек ему не нравился. Скользкий, с языком без костей, его слова и действия не заслуживали никакого доверия. Повстречай его Фарланд впервые, не зная, что этот Лонклоус — боевой маг, он принял бы его за мошенника. Лонклоус был точь-в-точь таким же, как благородные гости Ирлингстара.

Да, мужчина казался лорду-констеблю заключённым, а не уважаемым офицером Короны. Останься они наедине, Фарланд мигом бы ему напомнил, что наказание за измену — смерть.

— Очень хорошо, - повторил он, наступая на раздражающего Имбрульта Лонклоуса до тех пор, пока тот — лорд-констебль привык отмечать и запоминать такие мелкие победы — не отступил, - сделаем это по-вашему.

— И вы поверите в тот ответ, с которым я вернусь?

Фарланд кивнул, сумел подавить вздох и повторил:

— И я поверю любому ответу, с которым вы вернётесь.