ШИПЕНИЕ горящей плоти было таким громким, что его не мог заглушить даже плеск воды, с которым трое мужчин выскакивали из бадьи, чтобы прийти на помощь волшебнице, беспомощно висевшей, вцепившись в Камень Жизни.

— Не прикасайтесь ко мне! — крикнула девушка, превозмогая боль, — Назад!

Языки пламени выбивались из-под ее уже почерневших пальцев, из глаз Эмбры текли крупные слезы.

— П-п-окажи мне п-п-причину этого! — приказала она дрожащими губами.

Дваер засветился по-иному, и внезапно возле вытянувшейся в воздухе обнаженной волшебницы возникло изображение: зал, в середине которого стоял человек в мантии необычного вида, державший в высоко поднятой руке другой Камень, а вокруг него плясало множество народу. Все эти люди, казалось, были пьяны, они лишь изредка мотали безвольно повисшими головами, зато их руки и ноги дергались с дикой скоростью. Те, кто плясал рядом с человеком, державшим Камень, были обнажены, но их тела обвивали змеи — было видно, что они то и дело кусали своих владельцев. Дальше плясали в основном мужчины, в разнообразных одеждах, но вид у всех был…

— Клянусь поцелуями Троих! — ошарашенно выдохнул Хоукрил. — Это же мертвецы!

Песня Камня стала теперь совершенно оглушительной, и жрец Змеи во весь голос подпевал ей, наслаждаясь своим триумфом. Но вдруг раздался удар, еще более мощный, чем все остальные, и песня стихла чуть ли не до шепота.

Камень Войны, который он держал высоко над головой, запульсировал вспышками красного и черного пламени, и этот огонь не обжигал руку жреца. А тот в благоговейном изумлении следил, как язычки огня пробивались между его пальцами и, как ему казалось, заставляли танцоров, замедливших свои движения, изменить ритм.

Он вгляделся, чтобы уловить это еще малозаметное изменение, и увидел, что Камень преобразовывал не только ритм танца. На обнаженных телах жриц и последователей стала появляться чешуя, из разинутых ртов под темными мертвыми глазами показались длинные, раздвоенные, стремительные темно-красные языки.

Жрец расхохотался во весь голос от переполнявшего его радостного ощущения нарастающего могущества. Он все еще смеялся, когда плясавший вместе со всеми труп погибшего в Силптаре волшебника Джеринстурна — его лицо и грудь представляли собой обуглившиеся кости, обтянутые, как пленкой, тем, что было некогда кожей и плотью, — оказался за спиной у человека-змеи и, вытащив из-под обгоревших одежд тяжелую костяную палицу, с такой силой ударил по покрытому змеиной чешуей затылку жреца, что кровь и мозг брызнули из носа.

Жрец испустил негромкий хлюпающий вой и упал замертво на пол. Камень в его руке еще несколько раз мигнул и угас, как задутая свеча.

На другом конце материка, в приморской гостинице, в то же самое мгновение угасло пламя, бушевавшее вокруг другого Камня, и Эмбра Серебряное Древо радостно вскрикнула и рухнула обратно в бадью, расплескав воду по полу.

Нисколько не тревожась ни из-за разлитой воды, ни из-за перебитых бутылок, она, хлюпая носом от боли, немедленно приказала Дваеру исцелить то немногое, что осталось от ее пальцев. Волшебница, которую всю трясло, все же старалась ни на мгновение не выпускать драгоценную вещь из рук, ослабевших после пережитого.

Трое мужчин поспешно залезли обратно в ванну и принялись наперебой говорить девушке какие-то успокаивающие слова. Она улыбнулась им дрожащими губами; в глазах и на щеках у нее все еще блестели крупные слезы.

Последователи Змеи, только что отчаянно плясавшие ритуальный танец в Доме Безмолвия, с глухим стуком попадали на пол. Змеи стремительно расползались от тел своих хозяев, спеша укрыться в темных углах.

Ни одна из них не повернула к центру кольца трупов, чтобы напасть на единственную оставшуюся стоять фигуру. Мертвый волшебник выронил палицу, которой только что убил жреца, отвернулся от своей жертвы, и обгоревшее лицо Джеринстурна растаяло, ему на смену пришла лишенная черт и выражения мясистая маска.

Впрочем, пока безликий человек пробирался мимо лежавших на полу мертвецов, его лицо медленно начало обретать чьи-то черты…

В гостинице Урнгаллонда Эмбра, расслабленно лежавшая в остывающей воде ванны, внезапно побледнела.

— Что случилось, девочка? — заботливо спросил Хоукрил и быстрым движением покровительственно обнял волшебницу за плечи своей могучей рукой.

Эмбра тревожно взглянула на него, а затем перевела взгляд на сцену, разворачивавшуюся перед ними в воздухе.

— В библиотеке моего отца была одна книга, — сказала она дрожащим голосом. — Рассказы из древней истории. Огромная толстая книга с большими картинками и бронзовыми позолоченными замками, которыми я очень любила щелкать. Но было в этой книге несколько страниц… я всегда боялась их открывать. Там говорилось что-то такое… «Безликий должен вручить тебе…»

— Коглауры, — прошептал Сараспер. — Они ходят среди нас, неузнаваемые, и плетут неведомые нам сети, они все видят… Даже в храмах Предвечного Дуба нас учили бояться их, потому что они не служат ни одному из Троих и ничего не говорят о своих целях и намерениях даже при магическом допросе.

— Так кто же они такие? — прошипел Краер.

Эмбра и Сараспер дружно пожали плечами.

Четверо смотрели, как в воздухе над ними отражались события, происходившие в Доме Безмолвия, и видели, как коглаур, широко шагая, дошел до знакомой им комнаты, где стоял иссеченный мечами древний трон Серебряного Древа. Он положил Камень Войны на сиденье, что-то неслышно для них пробормотал и поспешно выскочил сквозь неведомую даже Сарасперу дверь, оставив Дваер «восседать» на старинном баронском троне.

Сараспер громко откашлялся.

— Мы должны немедленно за…

Воздух около трона замерцал, и в подземелье возник улыбающийся Ингрил Амбелтер с короной Серебряного Древа на голове. Волшебник поднял палец, и между ним и Камнем проскочило несколько коротких молний. Когда их отблеск исчез, он покачал головой и жадным движением схватил Камень.

— Эй, соглядатаи, вы глупцы, — презрительно бросил он, глядя в темный пустой зал, и исчез, оставив после себя моментально стихшую мерцающую рябь в воздухе.

Изображение, созданное Камнем Жизни, тоже исчезло, но четверо еще некоторое время мигали, глядя на потолок гостиничного номера.

— Куда он делся? — резко спросил Сараспер.

Эмбра зажмурила глаза, и Камень в ее руках на миг вспыхнул. Открыв глаза снова, девушка спокойным тоном сообщила:

— Он находится в замке Серебряного Древа.

Краер схватил ее за руку.

— При помощи Камня можно выслеживать людей? Тогда почему мы…

Эмбра покачала головой.

— Нет, я обратилась к Камню, чтобы он использовал мое собственное умение. Ведь меня готовили к тому, чтобы стать «живым замком» Серебряного Древа; я могу чувствовать то, что там происходит, через сами камни и влиять — только, боюсь, слишком уж слабо — на сущность всего замка. — Она вздохнула и погрузилась в воду до подбородка. — Кто-нибудь, дайте мне бутылку вина и оправляйтесь одеваться и собираться. Если мы не разделаемся с этим магом сейчас, то он разделается со всеми нами ночью, когда я усну.

Трое мужчин с мрачными лицами послушно полезли из бадьи. Когда вечером лакей, разносящий вина, ударил в гонг перед запертой дверью, а затем, не дождавшись ответа, открыл дверь своим ключом и вошел, чтобы собрать пустые бутылки и предложить постояльцам на ночь горький ореховый сидр, он с изумлением увидел, что роскошные апартаменты, которые сняли четверо солидных купцов, пусты, если не считать бадьи с холодной водой, леса пустых винных бутылок и кучки золотых монет на одной из нетронутых постелей.

Банда Четырех внезапно оказалась в помещении, которое уже было знакомо Краеру и Хоукрилу, — в гардеробной, увешанной огромным количеством платьев. Сквозь прозрачную занавеску они хорошо видели в соседней комнате неторопливо перемещающийся теплый свет. Три стеклянные лампы, похожие на цветочные лепестки, плавали в воздухе чуть выше плеч человека, который сидел за столом спиной к ним, изучая какую-то книгу.

— Это Ингрил Амбелтер, Повелитель Заклинаний, маг моего отца, — еле слышным шепотом сообщила Эмбра своим спутникам. — Он, вероятно, самый могущественный волшебник во всей Аглирте. Ни звука!

— Что он делает здесь? — тоже шепотом осведомился Краер.

— У меня всегда было очень хорошее освещение, — объяснила Эмбра, провожая взглядом плавающие в воздухе лампы, — Я сама сотворила их, — Она жестом велела своим компаньонам нагнуться к ней поближе и добавила: — А теперь приготовьтесь. Я хочу, чтобы с того момента, когда он начнет швырять в нас заклинания, вы все прикасались ко мне. Все время. Только так я смогу заставить Камень защитить нас всех.

Произнеся эти слова, она воздела руки, и с ее пальцев одна за другой понеслись смертоносные молнии. Как только Ингрил встревоженно вскинул голову, Краер изо всех сил метнул в лицо волшебнику кинжал.

Ингрил вскинул два пальца в издевательском приветствии и улыбнулся своей обычной холодной, как лед, улыбкой.

И молнии, и кинжал ударились о невидимый волшебный щит. Молнии с громким треском отскочили точно назад, прямо к Четверым, и Эмбра, уже не скрываясь, крикнула своим спутникам:

— Не забудьте — держаться за меня!

Молнии с грохотом ударились о щит, заблаговременно созданный Эмброй вокруг Четверых, и рассеялись, оставив только несколько быстро угасших искр. А перед друзьями вновь предстал Повелитель Заклинаний. Он улыбался во весь рот, торопливо сплетая ловкими пальцами новое заклинание.

Пространство вокруг наполнилось темными полупрозрачными пастями, которые громко клацали огромными зубами и норовили укусить. Краер увернулся от одной пасти и схватился за рукав Эмбры как раз в тот момент, когда девушка предостерегающе крикнула, а челюсти метнулись к квартирмейстеру, отталкивая одна другую, чтобы поскорее схватить и растерзать его.

Эмбра взмахнула рукой, и все жуткие создания растворились в потоке белого сияния, которое растеклось между двумя магами, как ночной туман, и моментально растаяло без следа.

Ингрил прижал Камень Войны к груди и, напрочь забыв о книге и всем остальном, отскочил от стола и теперь стоял, свободной рукой вытаскивая из-за пояса жезл.

Эмбра стиснула зубы так, что на скулах заиграли желваки. Она воззвала к Камню Жизни и вспомнила все долгие годы насильственного обучения магии, чтобы использовать — она твердо верила, что это происходит в последний раз, — свою власть «живого замка». Ее воля влилась в крепко установленные связи, пробудила дремлющие защитные заклятия… и как только жезл поднялся, чтобы прицелиться в четверых ослушников, с потолка градом посыпались разноцветные изразцовые плитки. Они обрушились на Повелителя Заклинаний и заставили его бессильно уронить руку.

— Ты должна наступать на него, девочка! — прогремел Хоукрил прямо ей в ухо. — Иначе мы никак не сможем дотянуться до него мечами! Будем потихоньку все вместе двигаться вперед, а ты тем временем атакуй его заклинаниями!

И он, не дожидаясь ответа, шагнул вперед. Эмбра, хмуро глядя ему в спину, кивнула и тоже сделала широкий шаг, чтобы не отставать от латника. Потом еще шаг, и еще. Как черепаха, пробирающаяся сквозь густую траву, Четверо, прижимаясь друг к другу, двигались вперед через бушующие вихри смертоносной магии.

Висевшие на стенах гобелены больно хлестали Повелителя Заклинаний по лицу, все новые и новые изразцы, которыми в этих покоях были облицованы все потолки, сыпались сверху, не давая волшебнику нацелить свой жезл, а из Камней, которые крепко прижимали к груди сражавшиеся между собой мужчина и женщина, беспрестанно вылетали молнии. Спутники Эмбры пытались достать Ингрила Амбелтера своим оружием, и с каждым шагом яростные молнии все громче грохотали в их ушах.

Ингрил, отступая, пятился через скрытую за портьерой дверь, а затем миновал еще одну комнату. Он, не глядя, безошибочно вышел к следующей двери и, покинув ту часть покоев Эмбры, которая выходила в сад, оказался в комнате окнами на реку. Когда его бедро уткнулось в полированный стол темного дерева, за которым обычно сидел барон, если ему приходило в голову встретиться с дочерью, Повелитель Заклинаний чуть заметно улыбнулся, и Владычица Самоцветов спросила себя, какую погибельную ловушку он для них приготовил.

Она поняла это мгновением позже, но, увы, слишком поздно. На огромном столе лежал еще один жезл. Волшебник даже не попытался взять его в руку; он просто-напросто стукнул но нему жезлом, который держал в руке. Этому движению не смогли помешать летящие сверху изразцы и отчаянные удары гобеленов, которым Эмбра указала врага. Ингрил Амбелтер одним касанием привел в действие заранее приготовленное волшебство.

Камень Войны ярко вспыхнул, защищая Повелителя Заклинаний от любой опасности, и мгновением позже пространство вокруг них взорвалось.

Звук словно тяжким молотом ударил Четверых по ушам, так что все, что случилось потом, происходило, как им казалось, в безмятежной тишине. Сверкнула невообразимо яркая, ослепившая их вспышка, горячий воздух со страшной силой ударил в грудь и в лицо, а в следующий момент Эмбра и трое мужчин оказались чуть не наполовину засыпанными мелкими каменными осколками.

Уничтожение двух жезлов, один из которых находился в руке, должно было разорвать Ингрила Амбелтера на мелкие клочки. Но вместо этого взрыв разнес в каменную крошку чуть ли не всю прибрежную часть апартаментов владычицы Серебряного Древа, швырнул наступавшую Банду Четырех через всю комнату, а потом их разбросало в разные стороны.

Эмбра отчаянным усилием попыталась обрушить на последнего из отцовских магов все, что осталось от стен, канделябров и гобеленов, но это не помешало Ингрилу метнуть заклинание с такой быстротой, с какой нападающая змея вонзает зубы в жертву.

Из его ладоней с ревом вырвалось светло-лиловое пламя, которое — Эмбра знала — должно было превратить плоть и кости любого, оказавшегося на пути удара, в кипящий студень. А нацелен был этот удар на единственного из Четверых, оставшегося на ногах, — Хоукрила, который, хотя и шатался, по-прежнему упорно старался достать волшебника мечом.

Эмбра, ни мгновения не колеблясь, обратилась к своему Камню и волшебным прыжком перенесла изумленного Хоукрила на соседний балкон за долю мгновения до того, как губительный огонь, созданный Ингрилом, должен был навсегда унести его из мира Дарсара.

Что-то еще зашевелилось посредине комнаты: Краер Делнбон с кинжалом в зубах и смертью в глазах, молниеносными прыжками перелетая через крупные камни, ринулся на врага. Он видел, как его ближайший друг атаковал волшебника, а затем исчез. Хоукрил Анхару должен быть отомщен!

Ингрил не сразу выбрался из хлама, который швырнула в него Эмбра, — в комнате не осталось ничего, чем она могла бы вновь его атаковать: оторванный от стены и брошенный предмет навсегда уходил из-под ее власти. И поэтому маг едва успел сотворить заклинание огненного кулака.

Квартирмейстер все же смог уклониться от смертельного удара. Он перекатился через голову, ударом ноги швырнул в волшебный факел обломки кресла, высоко подпрыгнул, сделал в воздухе сальто, еще одно… и без малейшей задержки нанес Ингрилу сильнейший удар в живот. Повелитель Заклинаний отлетел назад и врезался в огромное овальное зеркало госпожи Серебряного Древа, уцелевшее благодаря тому, что оно находилось за спиной мага, прикрытого волшебным щитом.

Раздался громкий звон осколков, из многочисленных порезов на теле волшебника хлынула кровь. Обрушившаяся рама ударила Ингрила по макушке, маг упал, больно ткнулся локтем в пол и наконец-то выпустил из рук Камень Войны.

Краер метнулся было к нему, но Ингрилу даже не понадобилось вставать, чтобы не допустить противника к своей драгоценности. Он выбросил вперед руку, пробормотал всего одно слово, и квартирмейстера швырнуло через всю комнату. За ним вдогонку устремились несколько языков пламени.

Краер громко вскрикнул и упал. Повелитель Заклинаний злобно рассмеялся, отбросил в сторону раму от зеркала и начал, покряхтывая, подниматься на ноги, чтобы покончить с дерзким квартирмейстером сокрушительным ударом огненного кулака.

Эмбра вновь обратилась к своему Камню и своей ускользающей власти над замком. Прожженный в нескольких местах огромный ковер, на котором стоял Повелитель Заклинаний и беспомощно лежал квартирмейстер, мощно дернулся, подбросив обоих в воздух. Огонь все же задел левую руку Краера, но большая часть его ярости пришлась на стены и ковер. Ингрил с размаху грохнулся лицом об пол и, изрыгая страшные проклятия, заворочался, силясь подняться. С израненным квартирмейстером Эмбра поступила точно так же, как и с латником: она подхватила его заклинанием и перенесла на нависавший над рекой балкон.

В это мгновение раздался торжествующий рык, заставивший обоих магов повернуть головы. Посреди разоренной комнаты стоял Сараспер Коделмер, крепко сжимая в руках Камень Войны. С искаженным от гнева лицом он повернулся к Повелителю Заклинаний, пронзив его ненавидящим взглядом.

Но вдруг нерешительно застыл на месте.

— Сараспер, я — Предвечный Дуб. Я приказываю тебе. Уничтожь эту женщину и двух негодяев, прячущихся на балконе. Обрати против них весь огонь, какой только сможет создать Камень. Взорви их всех. Я тебе приказываю! Я — Предвечный Дуб. БЕЙ БЕЗ ПРОМЕДЛЕНИЯ!

Лежа на боку на скомканном ковре, Ингрил Амбелтер дал «голосу бога» смолкнуть, чтобы предоставить Сарасперу возможность повернуться, и, подняв обе руки, швырнул целую дюжину огненных кулаков в Эмбру Серебряное Древо.

Только Камень был в состоянии защитить ее от такого множества смертоносных ударов. Но в тот же миг, когда Эмбра создала преграду, Сараспер повернулся к ней, и Камень, находившийся в руках целителя, обрушил на волшебницу лавину черно-красного огня.

Эмбра решилась на отчаянный шаг: она убрала только что выставленный магический щит и выдернула себя вместе с Сараспером из воцарившегося огненного хаоса на балкон. В немыслимо краткий миг перелета она все же успела развернуть покоренного чужой злой волей целителя, чтобы губительное пламя Камня обрушилось на реку, а не на ее беззащитных друзей.

А там, где прошлось пламя, растекались расплавленные камни, мгновенно превращались в мелкий пепел половицы, деревянные колонны, обломки мебели. При виде этой темной, всесокрушающей огненной лавины у Эмбры захватило дух. Было ли во всем Дарсаре хоть что-нибудь, способное противостоять этой силе?

Но вся ярость этого огня пришлась на пустое небо, и Ингрил поспешно выкрикнул другое заклинание. Оно относилось к самым простым и могло быть использовано любым недоучкой: невидимая петля, сохраняющая свою силу считанные мгновения. Оно годилось на то, чтобы заставить споткнуться нападающего воина… или же престарелого целителя, держащего в руках самое мощное оружие, какое только существовало во всем Дарсаре.

Когда Сараспер свалился, пламя, исторгнутое им из камня, ударило вверх, и башня замка, под которой они находились, взорвалась множеством огромных каменных осколков и начала рушиться. Ингрил сохранял петлю сколько мог, и старик несколько раз перевернулся на полу, а всесокрушающий огонь заливал все вокруг, и в конце концов балкон оторвался от стены замка Серебряного Древа.

Когда он начал падать, а следом вниз по стене крепости загремели камни разрушенной башни, боль «живого замка» передалась Эмбре. Никогда еще ей не приходилось испытывать такого страдания.

Она громко завопила от страшной боли, но, собрав в кулак всю свою волю, все же сумела преодолеть нахлынувшие на нее алой пеленой мучения разваливающегося замка. Объединив свои силы с неисчерпаемой мощью Камня, который все так же крепко держала в кровоточащих руках, волшебница заставила сломанную башню наклониться, и камни обрушились туда, где находились разоренные комнаты, прямо на Повелителя Заклинаний. Тот, не найдя в себе сил подняться, торопливо покатился по скомканному и обожженному ковру, торопясь укрыться за дверью, прорубленной в толстой стене.

Лавина обломков башни с тяжелым шумом грохнулась на изуродованные покои баронессы, в мгновение ока заполнив их острыми камнями, размалывавшими в прах все, что попадалось на пути.

Предсмертный крик Ингрила звучал совсем недолго. Два огромных камня стиснули его между собой, расплющили в кровавую слизь и стремглав понеслись дальше, словно торопились преодолеть всю ширину замка и полюбоваться прекрасными садами. Впрочем, это им тоже удалось.

На стенах не было ни одного часового, и потому никто не видел, как Эмбра Серебряное Древо корчилась в муках, никто не слышал ее надсадного, разрывающего горло крика, который эхо разнесло по всему острову Серебряного Древа, никто не видел, как разрушенный балкон, на котором находилась вся Банда Четырех и оба Дваера, обрушился в реку.

Серебряная жадно поглотила упавших людей; лишь свечение камня еще несколько мгновений виднелось сквозь черную толщу воды. Когда же с дальнего конца замка Серебряного Древа примчались перепуганные стражники, они не увидели ничего, кроме ряби, оставленной прекратившимся к тому времени каменным градом.

Ему уже приходилось слышать голос, донесшийся сейчас до него из полумрака.

— Флаерос Делкампер, — чуть ли не радостно окликнули его. — Иди сюда, выпей кружечку-другую и поговори со старым львом.

Флаерос Рагаларский покраснел от удовольствия, когда три надменных барда, которых он всю ночь тщетно пытался поразить своими талантами, раскрыли рты от изумления.

— Ты знаком с Индеросом Громовая Арфа? — чуть слышно пробормотал один из них.

Он с милой улыбкой кивнул им, хотя ноги уже сами несли его туда, где сидел прославленный бард.

— Конечно, — с подчеркнутым смирением ответил он. — А разве вы с ним не знакомы?

Из полутьмы послышался негромкий смешок.

— Жало у тебя, малыш, хоть и нежное, но страшно ядовитое. А теперь расскажи-ка мне, что известно в Силптаре о сражении в замке Серебряного Древа.

Флаерос опустился на стул.

— Благодарю вас, господин, за ваше внимание ко мне и за это пиво. — Правильно истолковав торопливый взмах руки, он поспешно закончил почтительные речи и добавил: — Господин, ни о чем другом вообще не говорят. Женская Башня, если я правильно называю ее, лишилась крыши и верхнего этажа; вся эта оконечность замка превратилась в руины. Говорят также, что барон мертв или исчез и его Темная тройка, то есть его маги — прошу прощения, вам, конечно, известно, что их так называют, — тоже пропала.

Похожий на льва старый бард хихикнул.

— Не так быстро, парень… Хотя, может быть, тебя дожидается какая-нибудь дама или ты спешишь на вызов чести, а я тебя задерживаю?

— Нет, нет, — со смущенным смешком ответил Флаерос. — Боюсь, что у меня пока нет столь важных дел. Это просто… просто нервы. Ведь такие потрясающие события… Понимаете ли, говорят, что кто-то из лодочников видел там Владычицу Самоцветов…

— Что? — резким голосом переспросил Громовая Арфа.

— Вот именно. Госпожу Эмбру Серебряное Древо собственной персоной. Видели, как она уничтожила башню замка и балкон, на котором, кроме нее, находилось еще несколько человек. Она обрушила его в реку. И с тех пор никто ни разу не видел ни ее самое, ни ее таинственных компаньонов, ни барона с его магами.

— Она все еще жива, — негромко сказал старый бард, обращаясь, по-видимому, к столу. Казалось, он на мгновение забыл о присутствии Флаероса. — Если бы она умерла, я почувствовал бы это.

Иногда Флаеросу Делкамперу казалось, что он стоит неподвижно, как столб в заборе, а мимо него галопом проносятся разные важные люди, и он не успевает не только узнать их имена, но и понять, куда же они так торопятся. Он стиснул обеими руками массивную кружку — прикосновение к ее холодным, запотевшим бокам помогло ему немного успокоиться — и нерешительно произнес:

— Э-э-э… Что-что?

— Что? — в свою очередь спросил старый бард.

Флаерос потом так и не смог понять, как у него хватило смелости задать свой вопрос этому человеку, который одним глазом глядел на него через стол и был в этот момент похож на ястреба, сознающего, что беспомощная добыча стиснута его когтями и ни за что не сможет вырваться.

— Вы сказали, что почувствовали бы, если бы она умерла. Разве такое возможно?

Ястребиный взгляд дрогнул.

— Я был одним из четырех простолюдинов, которых заставили участвовать в колдовстве, когда на Эмбру Серебряное Древо наложили первое заклятие, — задумчиво сказал Громовая Арфа. — Она тогда была еще совсем ребенком. Волшебник ее отца называл нас «якорями». Позже я слышал, что волшебство, которое, насколько я помню, проделывалось с камнями и как-то связывалось через них с нами, было частью другого большого заклятия, которое маги называли «живым замком». Мне так и не удалось выпытать у кого-нибудь, что это значит, или даже просто удостовериться, что эти слова имеют какой-то смысл. Но, возможно, дело только в том, что у меня никогда не было воза-другого монет, которые придали бы моему вопросу достаточный вес, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Флаерос кивнул, и они некоторое время молча потягивали из кружек успевшее нагреться пиво. Молодой бард поглядел вокруг, но увидел за другими столами лишь несколько человек. Никто не трапезничал поблизости, и лишь три барда с нескрываемой тоской смотрели в их сторону — оттуда, где они сидели, казалось, что здесь, в дальней части большого зала таверны, совсем темно.

— Ах, Флаерос, Флаерос, — произнес после долгой паузы старый бард, и в его голосе чувствовалось то же самое колебание, которое совсем недавно испытывал Флаерос. — Тебе когда-нибудь приходилось слышать рассказы о том, почему Черные Земли и Серебряное Древо, соперничавшие на протяжении многих веков, стали в последнее время такими… смертельными врагами?

— Нет, — нетерпеливо откликнулся молодой бард. — Прошу вас, расскажите мне об этом! По-моему, это одна из тех вещей, которые, как всем кажется, общеизвестны, поэтому никто о них не говорит. Пожалуйста!

— Ладно, — сказал старый бард, внимательно разглядывая пивную кружку. — Правда, сейчас у меня нет настроения произносить высокие слова и искать красивые эпитеты, поэтому буду говорить просто. Один человек, которого называли Золотым Грифоном, был довольно хорош собою, и за это его любили многие дамы. Ну, и… короче говоря, именно он и был отцом Эмбры Серебряное Древо. Когда Фаерод Серебряное Древо стал догадываться об этом, он убил свою жену, наложил на дочь заклятие, из-за которого она превратилась чуть ли не в рабыню, и объявил войну барону Черных Земель.

— Да помилуют нас Трое, — испуганно воскликнул Флаерос. — Так неужели все эти многолетние кровопролитные войны начались из-за того, что пара дворян не смогла вытерпеть, когда у них засвербело между ног?

После его слов наступила тишина. Она длилась все дольше и становилась все тягостнее, и молодой бард вдруг почувствовал, что к его горлу подступил плотный комок. Наверно, с запоздалым испугом подумал он, его замечание оскорбило великого Индероса Громовую Арфу.

Старик тяжело опустил на середину стола свою кружку — она пусто брякнула, — и ощущение холода в душе Флаероса усилилось. Юноша, застыв в неподвижности, смотрел на старческую руку, которая все никак не выпускала ручку кружки. Старик и юноша еще довольно долго сидели в молчании и неподвижности. Затем Индерос убрал руку, и Флаерос услышал чуть слышный шепот:

— Ах, но как же она была хороша!

С этими словами старый лев поднялся с места — он двигался так, будто был когда-то отличным фехтовальщиком, да к тому же еще и славным танцором, безмолвно сделал молодому человеку прощальный жест и, не оглядываясь, зашагал через полутемную таверну.

Флаерос торопливо взмахнул рукой в ответ, но едва его рука успела упасть, как он вскочил с места, едва не опрокинув стул: дойдя до двери, старый бард обернулся и чуть заметно кивнул ему.

Этот человек, называвший себя Индеросом Громовая Арфа, был на самом деле бароном Черных Земель!

Во имя Троих! Когда он ляпнул…

Взгляд юноши вдруг упал на выглядывавшее из-за висевшей неподалеку занавески лицо — лицо человека, пристально наблюдавшего за ним, изучавшего Флаероса Делкампера с таким вниманием, как будто каждый прыщик на щеке, каждый бесцельный взгляд, даже дыхание барда могли выдать множество важных тайн.

Он никогда прежде не видел этого соглядатая, но что-то в этом человеке заставило Флаероса сглотнуть слюну и быстро усесться на место. Он не смог бы с уверенностью сказать, что же вызвало его опасение: у незнакомца, одетого в кожаный костюм, наподобие тех, в которых ходят лесники, была непримечательная внешность, а на окаймленном коротко подстриженной бородкой лице рисовалось приятнейшее выражение.

Однако Флаерос так поспешно потянулся к своей кружке, что чуть не выронил ее. Он очень старался показаться незнакомцу молодым и ничего не понимающим человеком и мысленно напоминал себе, что он и впрямь таков, хотя, возможно, уже не в такой степени, как всего лишь час тому назад. Его жизнь вполне могла оказаться в прямой зависимости от того, насколько убедительно он покажет миру свою юношескую невинность.

Он надеялся, что ему успешно удавалось прикидываться дураком. Как бард, он должен уметь это делать. В конце концов, большинство придворных делает это каждый день.

Невнятный ропот, который так долго убаюкивал ее, превратился в громкое журчание воды, и этот звук сразу вернул ее в состояние панического страха и мучительной боли.

— Нет, — выкрикнула она в бесконечную темноту. — Я не могу спасти их! Я их всех люблю, но не могу спасти!

С этими словами она рывком села и уставилась перед собой в пространство, ничего не видя, все еще до конца не проснувшись. Мужчина, лежавший неподалеку на одеяле, нахмурился. Он пробудился при первом же ее стоне. Вот уже несколько дней они дремали по очереди, вполглаза и все время дежурили рядом с нею, ожидая, когда же она придет в себя.

— Она очнулась? — послышался негромкий встревоженный голос из другого угла прибрежной пещеры, но огромный воин, поспешно опустившийся на колени рядом с волшебницей, резко махнул рукой, призывая к тишине, и говоривший тут же умолк.

— Госпожа, — произнес Хоукрил, утихомирив свой мощный бас почти до шепота. — Девочка, вернись к нам. Мы все здесь… Ты нас всех спасла.

Все так же глядевшая перед собой невидящим взглядом женщина вдруг задрожала всем телом. Впервые за все эти дни ее пальцы, стиснутые так, что костяшки побелели, разжались, и Камень выкатился из рук Эмбры.

Хоукрил молча поймал его, прежде чем он скатился в воду, и подкинул на ладони.

Эмбра не то попыталась что-то сказать, не то просто вздохнула, и воин, чуть не отбросив Камень прочь, поспешил подхватить вновь обмякшее тело девушки и осторожно — нет, нежно — опустил ее на расстеленные одеяла. Бросив через плечо взгляд назад, где в углу пещеры шепотом переговаривались двое его спутников, он пожал плечами. Ну и пусть смотрят и, если захотят, смеются.

Латник с бесконечной осторожностью нагнулся над измученной, бледной женщиной и крепко поцеловал ее в губы. Несколько мгновений она лежала безучастно, а затем ее губы медленно раздвинулись, прижались к его рту, и она всем телом подалась вперед, будто готова была ответить на поцелуй.

Изящная рука поднялась, прикоснулась к заросшему жесткой щетиной подбородку, погладила щеку, а затем мягко оттолкнула лицо мужчины. Приоткрытые губы Эмбры Серебряное Древо шире раздвинулись в улыбке, голова немного повернулась набок, и девушка уснула. Но теперь это был мирный спокойный сон, она продолжала улыбаться, и ее руки больше не напрягались, стискивая круглый камень, который был в состоянии изменить весь мир.

Внезапно вспомнив о мощи, лежавшей у него на коленях, Хоукрил Анхару осторожно прикоснулся к Камню, подавил мощный порыв зашвырнуть его подальше в мчавшиеся мимо воды реки и задумчиво взвесил на ладони. Ему показалось, что в серо-буром булыжнике что-то пробуждается и бьется, шепотом призывая его, заманивая его нарастающим беспредельным могуществом…

— Нет! — прошипел он, обращаясь к Камню, и, будто говорил с непослушным ребенком, взял его обеими руками и встряхнул. — У меня есть мой меч и моя сила, и с меня этого довольно. Пусть с тобой играют всякие умники и пусть все они сгорят в синем пламени за те беды, которые натворят.

Камень, казалось, отвечал ему каким-то ропотом, сначала спокойным и убедительным, а потом настойчивым и повторяющимся, похожим на отдаленный грохот боевых барабанов, и Хоукрил слышал этот звук все время, пока сидел, склонившись и напрягая слух.

— Ястреб! Ястреб, что ты делаешь? — резко окликнул его Краер.

Он легким, изящным движением поднялся на ноги и начал прохаживаться по пещере. Сараспер тоже уставился на Хоукрила. Вид у него был такой, словно он что-то предчувствовал.

Латник посмотрел на друзей, как ребенок, пойманный за воровством конфет, и негромко пробасил:

— Ничего. Да, ничего.

А в следующее мгновение, когда Краера Делнбона все еще отделяло от него целых шесть шагов и он мог лишь следить за его действиями, Хоукрил, словно маленький ребенок, забавляющийся с новой игрушкой, наклонился и прикоснулся Камнем, который держал в руке, ко второму Дваеру, Камню Войны, лежавшему на одеяле, с которого несколько часов назад встал Сараспер.

Дваеры внезапно запели и окутались сиянием.

— Ястреб! — хриплым от испуга голосом выкрикнул Краер.

Латник поспешно убрал Камень, который так долго охраняла Эмбра, от его собрата и прижал к груди.

Сияние не исчезло, а растянулось между двумя Камнями, выгнулось и начало подниматься, образовывая подобие призрачной арки…

— Сараспер! — бросил через плечо квартирмейстер. — Нам может понадобиться заклинание!

Светящаяся арка достигла высоты человеческого роста и обрела цвета со множеством оттенков, которые переливались будто муаровый узор на дорогой ткани и то тускнели, то становились ярче. Эмбра, не просыпаясь, издала негромкий тревожный звук.

И вдруг цветная завеса словно раскрылась, и на ее месте в воздухе развернулось изображение, похожее на те движущиеся и звучащие картины, которые Эмбра вызывала при помощи Камня. Ничего подобного никто из них еще не видел.

В зале со сводчатым потолком на троне, казалось сделанном из огня, сидел, уронив на грудь голову в дремоте, человек в блестящих черных доспехах изумительной работы, щедро украшенных серебром.

— Спящий король! — выдохнул Сараспер.

— О боги, это он! — эхом отозвался Краер хриплым от волнения голосом. — Король!

— Он существует! — дрожащим голосом добавил Хоукрил. Он почувствовал, что его сердце забилось быстрее, а в груди потеплело от подступившей надежды: будто все те розовые сказки о Троих, неусыпно заботящихся о Дарсаре, которые он слышал, когда был ребенком, могли оказаться правдой.

— Шаэрит мелбраса иммуаэ кронтор, — вдруг произнесла Эмбра Серебряное Древо, неподвижно лежавшая на своем месте. Ее слова долго гудели в крошечной пещерке, будто подхваченные мощным эхом, — Восстань, Келграэль! Пробудись, Сноусар! Вернись на свой трон, ибо ты нужен Аглирте! Шаэрит мелбраса иммуаэ кронтор!

Ее слова отдавались от стен и раскатывались вокруг, как близкий гром. И глаза сидевшего на троне вдруг открылись. Его зрачки блеснули огнем, точь-в-точь так, как говорилось во всех сказках.

— Король! Король! — дружно закричали Четверо.

Пробудившийся, казалось, увидел их, улыбнулся, а затем его фигура начала быстро таять.

— Он исчезает! — отчаянным шепотом воскликнул Хоукрил, — Что делать?

— Преклонить перед ним колени, — сонным голосом пробормотала Эмбра, — а затем пойти и найти его.

— Но где искать-то? — выкрикнул Краер, когда король и окружавшее его сияние полностью исчезли.

— Я знаю это место, — чуть слышно прошептал Сараспер, почему-то побелев как мел. — Это в Доме Серебряного Древа. Эмбра не должна идти туда, иначе она наверняка погибнет: проклятие Дома Безмолвия существует.

— Ну, а это ты откуда знаешь? — в изумлении прогремел Хоукрил.

— Когда-то давным-давно слышал от барона Черных Земель, — с недоуменным видом объяснил старый целитель. — Я и сам до сих пор не понимал, что это могло означать.

Они услышали, что Эмбра за их спинами ойкнула, и молниеносно обернулись, схватившись за оружие.

Волшебница протягивала руку к Камню Войны. Ее пальцы проходили сквозь него, как будто это был всего лишь мираж. Дваер горел слабым пульсирующим светом, и каждая следующая вспышка была слабее предыдущей, а сам Камень терял материальность, становился призрачным и прозрачным…

— Что происходит? — рявкнул Краер, выхватывая кинжал, — Эмбра?!

— Он уходит, — медленно произнесла Владычица Самоцветов. — Письмена предсказывали, что это произойдет, если его используют таким образом. Перемещается в какое-то иное место.

— Письмена? Какие письмена? — Казалось, что квартирмейстер внезапно пришел в бешенство, — Похоже, что всем, кроме меня, известны все тайны Аглирты!

Когда Камень Войны полностью исчез, Хоукрил положил свою огромную руку на плечо друга. Мужчины смотрели на Камень Жизни, а Эмбра прижимала его к груди обеими руками, как будто боялась лишиться заодно и его.

— Каждому порой приходится испытывать такое, Длиннопалый, — грубо сказал латник, — Сейчас мы должны встать и идти. Прямо сейчас, не мешкая. Неподалеку отсюда есть король, который ждет нас. Подумай об этом! Не каждому жителю Аглирты удается первым пожелать доброго утра королю, проспавшему тысячу лет!

Краер, моргая, уставился на него. Его лицо вдруг обрело непривычно смущенное выражение.

— Ты что, хочешь сказать, что я должен предстать перед ним?

— Я просто подумал, что ты не захочешь упустить случай как следует потрясти его карманы и кошелек, — сухо ответил Хоукрил. — Не забывай, что ты — квартирмейстер, интендант… и к тому же самый отчаянный из нас двоих!

И на сей раз — пожалуй, впервые за всю свою богатую событиями жизнь — Краер Делнбон не смог найти ответа.

Раурдро Мустатен всегда не слишком жаловал этот болотистый клочок в нижней части своего приречного пастбища. Он никак не мог понять, почему там всегда так сыро, хотя река протекает вдоль дальней стороны поля, при том что там не росло никаких деревьев, корни которых могли бы удерживать влагу. Вот и сейчас на лице у него было мрачное выражение, потому что он точно знал, что совершенно зря возится там, подрубая широкой мотыгой корни разросшихся, несъедобных для скотины сорняков.

И вдруг он изумленно выпятил глаза: в воздухе прямо перед ним с беззвучной короткой вспышкой возник камень величиной с кулак и с громким «плоп» упал в грязь рядом с мотыгой.

Раурдро набрался мужества, нагнулся и взял камень, чтобы швырнуть его в кучу других камней, находившуюся — ему не нужно было оглядываться — у него за левым плечом. Взглянув в небо, он не увидел никакой игривой птицы или еще какой-нибудь летучей твари, которая могла бы уронить или бросить свою ношу. Поэтому он недоверчиво уставился на камень, который держал в руке.

Странно теплый камень, казалось, покалывал ладонь невидимыми иголочками, словно был живым и вибрировал от переполнявшей его энергии. Удивленный фермер нахмурился; что-то подсказывало ему, что хорошо бы поскорее бросить его куда-нибудь, да подальше, пока…

Воздух за его спиной замерцал, уплотнился, и на лугу появилась одетая в темно-вишневую мантию женщина с лицом, покрытым серой чешуей. Ее раздвоенный язык быстро трепетал в воздухе, а руки она выставила перед собой, нацелив их в спину фермера.

Услышав громкое шипение внезапно материализовавшегося видения, Раурдро обернулся, и как раз в этот момент змея, взметнувшаяся с левой руки жрицы, широко разинув пасть, вонзила ему в нос и щеку ядовитые зубы. Вторая змея резко извернулась и укусила несчастного крестьянина за запястье руки, державшей странный камень.

И когда Раурдро захрипел, почувствовав, что его тело начало цепенеть, и сделал шаг назад — последний шаг в его жизни, — жрица с быстротой нападающей змеи выхватила Камень Войны из его руки.

— Прош-ш-шу принять благодарнос-с-сть, мертвец-с-с, — прошипела она, снова окутываясь в мерцающее марево. Ее змеи торопливо метнулись в светящееся облако, чтобы не остаться в чужом неприветливом месте.

Неведомо откуда сорвался холодный ветер, пронесся по пастбищу, расположенному в дальнем углу баронства Орнентар, и растрепал волосы некстати взявшегося за работу фермера, который лежал на спине с посиневшим лицом и пеной на губах и смотрел неподвижными глазами в синее безоблачное небо.