В пятницу утром Джек сидел в зале суда. Бывшему прокурору не доставляло никакого удовольствия находиться здесь – Джек предпочел бы окунуть ноги в керосин и пройтись по тлеющим углям. Но в какой-то момент ему предстояло обратить внимание суда на то, что главным свидетелем защиты может оказаться кубинский солдат. Этот момент как раз и наступил сегодня.

– Всем встать! – скомандовал судебный пристав, когда судья вошел в комнату.

Джек и София поднялись. Точно так же поступили и обвинители. Больше никого в зале заседаний не было. Слушание проходило в «закрытом режиме», публики не было, потому что затрагивали «деликатные» вопросы не то чтобы уровня национальной безопасности, но близкие к нему. Даже клиентке Джека не разрешили присутствовать в зале заседаний. По распоряжению суда ходатайство Джека будет заслушано без посторонних, услышать и увидеть его смогут только адвокаты.

– Доброе утро, – поздоровался судья Гарсия, опускаясь в кресло. Он был одним из самых пожилых федеральных судей Южной Флориды, протеже президента Рейгана. Его кандидатура прошла процедуру утверждения в сенате без сучка и задоринки, его вероятные оппоненты прежде всего старались не допустить избрания в Верховный суд менее консервативного Роберта Борка. Майами относился к числу тех странных мест, где, если адвокату выпадало иметь дело с судьей-латиноамериканцем, это было все равно что «поцелуй смерти», особенно когда он осмеливался подвергнуть сомнению доктрину латиноамериканцев-демократов. Джек радовался хотя бы тому, что его дело не относилось к категории «компенсационной дискриминации».

Собравшиеся юристы приветствовали его и по очереди представились. Гектор Торрес, федеральный прокурор Соединенных Штатов, подтвердил свое право выступать в роли ведущего адвоката-барристера. С ним рядом сидел юрист из Министерства юстиции. Вашингтон пожелал принять участие в рассмотрении дела, что было совсем не удивительно.

Судья откашлялся.

– Я ознакомился с бумагами, которые защита предоставила с приложением печати, – заявил он. – Стенограмма этого слушания также хранится в деле. И я издаю распоряжение о наложении «правила кляпа», каковое воспрепятствует любому из вас обсуждать данное слушание с кем бы то ни было за пределами зала заседаний. Это понятно?

– Да, ваша честь, – ответили адвокаты.

– Хорошо. Теперь, с вашего позволения, мне хотелось бы вернуться к существу вопроса. – Он снял очки для чтения, словно бы для того, чтобы взглянуть Джеку в глаза. – Мистер Суайтек, должен сообщить вам следующее. Когда я дошел до той части вашего ходатайства, где вы заявляете, что Фидель Кастро готов прислать одного из своих солдат в этот зал заседаний для дачи свидетельских показаний в пользу вашей клиентки, – знаете, я чуть было не расстался со своим обедом.

«Росстался са сваим абедом». Когда судья нервничал или волновался, акцент его становился заметнее.

– Прошу прощения, ваша честь, но…

– Позвольте мне закончить. Либо это будет самый поразительный в истории юриспруденции Майами свидетель в деле об убийстве, либо ваше ходатайство представляет собой такую вопиющую выдумку, которую мне еще не доводилось читать за двадцать с лишним лет в должности судьи.

– Уверяю вас, это не выдумка.

– Судья, я не намерен доказывать очевидное, но то, что полковник кубинской армии сказал мистеру Суайтеку, будто кубинский солдат готов предъявить доказательства невиновности его клиентки, вовсе не означает, что такой свидетель существует на самом деле, – заявил Торрес. Я не ставлю под сомнение тот факт, что он мог поведать подобную историю адвокату защиты, но это заявление настолько далеко от того, чтобы считаться истинным, что вряд ли подлежит даже упоминанию в этом зале. Это всего лишь показания с чужих слов, причем в своем худшем варианте, поскольку источник их представляет враждебно настроенное правительство, которое на протяжении более чем четырех десятилетий распространяло ложь о Соединенных Штатах.

– Я понимаю вашу точку зрения, советник. И, откровенно говоря, я сам не мог бы выразить ее лучше.

Это была именно та реакция, которой больше всего боялся Джек.

– Судья, в этом и заключается основная причина, почему мы падали ходатайство. Прежде чем мы начнем возлагать надежды на ход судебного разбирательства и рискнем настроить против себя жюри присяжных, вызвав в качестве свидетеля кубинского солдата, мы хотели разобраться в сути этого заявления в ходе предварительного слушания. Правительство получит право провести перекрестный допрос.

Судья скептически хмыкнул.

– И как вы предлагаете вынудить кубинское правительство представить одного из своих солдат для дачи показаний с подтверждением на видео?

– Разумеется, с их стороны это будет сугубо добровольный поступок. Но, я полагаю, мы представили достаточную доказательную базу, чтобы обратиться к суду с просьбой дать нам время на то, чтобы хотя бы попытаться организовать вышеупомянутые свидетельские показания.

– Сколько времени вам нужно? – поинтересовался судья.

– Это очень сложный процесс. На него может понадобиться шесть или даже семь недель.

Торрес фыркнул и поднялся на ноги.

– Теперь мы видим, в чем все дело. В отсрочке.

– Дело вовсе не в отсрочке или задержке, – возразил Джек. – Речь идет о свидетеле, показания которого могут иметь решающее значение.

– Ерунда, – заявил Торрес. – Это очевидно. Все та же старая история, которую мы слышим всякий раз, как только федеральная прокуратура США начинает громкое дело. Защита идет на любые ухищрения, чтобы затянуть его рассмотрение, безотлагательное судебное разбирательство предается анафеме, и все это в надежде на то, что шумиха и общественный интерес утихнут, когда их клиент предстанет перед судом. Что дальше, мистер Суайтек? Ходатайство о смене территориальной подсудности?

– Вообще-то, если мы сможем гарантировать, что кубинский солдат даст свидетельские показания в суде, то могли бы обратиться с просьбой о переносе дела в Джексонвилль или Тампу.

– Видите, судья? – задал риторический вопрос Торрес. – Одна уловка сменяет другую.

– Заверяю вас, – возразил Джек, – это отнюдь не уловки. Моя клиентка сидит в тюрьме.

– Я понимаю ваши мотивы, – ответил судья. – Но мистер Торрес прав. Мне не нужны отсрочки.

Торрес шагнул по направлению к судейской трибуне, словно для того, чтобы подчеркнуть важность своего обращения.

– Ваша честь, до настоящего момента я не позволял себе ничего лишнего, но ходатайство мистера Суайтека связано не просто с предоставлением отсрочки. Все предельно ясно. Жертвой в этом деле является сын Алехандро Пинтадо. Мистер Пинтадо – видный кубинский эмигрант, выступающий с резкой критикой режима Кастро. Всем нам известно, как относится Кастро к мистеру Пинтадо. Судья, вы должны пресечь любую попытку Фиделя Кастро манипулировать судом, чтобы оправдать женщину, которая убила сына мистера Пинтадо.

– Я считаю это личным оскорблением, – заявил Джек.

– Тогда вам не следовало подавать ходатайства, – парировал судья.

Джек опешил.

– Простите?

Судья вперил в него суровый взгляд.

– Если вы считаете оскорблением, когда вас обвиняют в том, что вы позволяете Кастро манипулировать собой, то не следовало подавать ходатайство.

– Мне очень жаль, что вы придерживаетесь такой точки зрения, судья.

– Да, я действительно так думаю. Откровенно говоря, меня совсем не удивляет ваша попытка воспользоваться политической пропагандой Фиделя Кастро для создания правового прецедента – допроса под присягой кубинского солдата, который мог видеть что-либо, а мог и не видеть. В самом деле, нам неизвестно даже его имя, так что мы не знаем, существует ли он на самом деле. Ходатайство защиты о перенесении даты судебного разбирательства на срок, пока она не сможет предъявить суду этого неустановленного кубинского свидетеля, отклоняется. Суд начнется через три недели, считая с сегодняшнего дня. Заседание объявляется закрытым, – заявил он, ударив по столу молоточком.

Юристы поднялись и молча смотрели, как судья удаляется через боковую дверь в свой кабинет. После такого поражения Джеку хотелось как можно быстрее покинуть зал суда. Он сложил все бумаги в портфель и направился к выходу.

– До встречи, Джек, – окликнул его Гектор Торрес. Прокурор сиял, как новая монета.

– Да. И вам всего доброго.

София догнала его, но Джек лишь ускорил шаг. Она упорно старалась идти рядом с ним, словно надеялась, что он скажет что-нибудь. Он же хранил молчание, научившись не давать волю языку, когда был в бешенстве.

Подошел лифт, и они вместе вошли в него. В кабине они были только вдвоем. Джек смотрел на светящиеся цифры над закрытыми дверями.

– Как я мог обманывать себя надеждой, что такой человек, как судья Гарсия, справедливо отнесется к моему ходатайству?

– Это всего лишь первая подача. Всего лишь одно-единственное ходатайство, – заметила София.

– Нет, все гораздо сложнее. Если федеральный судья так реагирует на предложение привлечь кубинского солдата в качестве свидетеля защиты, можете представить себе, какую реакцию это вызовет у присяжных. Дай вообще, какое впечатление это может произвести, например, на женщину, чей муж провел двадцать шесть лет в застенках Кастро, за то что осмелился критиковать правительство? Или на мужчину, который привез свою семью в эту страну на резиновом плоту, а его дочь утонула во время переправы?

– Они все равно могут проявить объективность.

– Нуда, конечно. Смотря что понимать под словом «объективность».

Двери лифта открылись: Джек шагнул вперед. София задержалась на мгновение, потом поспешно догнала его, и они вместе пересекли главное фойе и направились к выходу.

– Что мы предпримем теперь?

– Сведем урон к минимуму и начнем все сначала.

– Это очень нелегко сделать. Слушание было закрытым. Отдано распоряжение о «правиле кляпа». Поэтому негативной реакции со стороны средств массовой информации нам не… – София умолкла, когда они подошли к вращающимся дверям. – Не дождаться, – закончила она свою мысль.

Джек остановился как вкопанный. По другую сторону стеклянных дверей в ожидании бурлила толпа охотников за сенсациями – операторы с камерами, репортеры с микрофонами. Большинство из них представляли испаноязычные средства радио и телевидения.

– Сеньор Суайтек!

Они его заметили, так что обратного пути не было. Джек прошел через вращающиеся двери и мужественно встретил толпу на верхних гранитных ступенях у входа в здание суда. На него внезапно нацелился десяток микрофонов. Джек вознамерился и дальше шагать не останавливаясь, но темп его продвижения резко замедлился. Какой-то репортер, оказавшийся на самом краю толпы, вдалеке от места действия, опустил штангу со свисающим микрофоном, который ударил Джека по голове. Он оттолкнул микрофон в сторону и начал протискиваться сквозь толпу.

Один из репортеров спросил:

– Правда ли, что ваша клиентка вызывает кубинского солдата для дачи свидетельских показаний в суде?

Джек от неожиданности сбился с шага. Вот вам и закрытое слушание. Вообще-то, в отличие от полицейских участков, суды не напоминали сито, но кто-то уже организовал утечку информации для прессы. Тот же самый вопрос раздавался со всех сторон. Десятки репортеров, и каждый жаждал услышать подтверждение сенсационной новости о кубинском солдате.

– Это правда, мистер Суайтек?

Джек ненавидел отделываться ничего не значащим замечанием «никаких комментариев», но распоряжение о наложении «правило кляпа» по-прежнему оставалось в силе, а судья и так был настроен против защиты.

– Мне очень жаль, но в данный момент я не могу ответить на ваши вопросы.

Его отказ отвечать, похоже, только подлил масла в огонь. Вопросы зазвучали со всех сторон одновременно, напоминая нечто среднее между лаем и сердитыми возгласами.

– Как его зовут?

– Что он должен показать?

– Он перейдет на нашу сторону?

– Es usłed comunista? Вы – коммунист?

Джек метнул недовольный взгляд в ту сторону – «Я коммунист?!» – и перед его глазами сверкнула вспышка фотоаппарата. Последний вопрос был всего лишь уловкой, чтобы заставить его взглянуть в объектив. У него возникло ощущение, что он бредет через флоридские болота Эверглейдс, но все-таки он продолжал медленно спускаться по ступенькам, и репортеры следовали за ним. Кто-то схватил его за пиджак, стараясь заставить идти не так быстро. Джек оглянулся через плечо и увидел, что София отстала на несколько шагов, оказавшись в самой гуще толпы. Наконец они добрались до тротуара, последним отчаянным усилием прорвались на обочину и запрыгнули на заднее сиденье такси. Джек влетел в машину первым, София последовала за ним, с грохотом захлопнув за собой дверцу.

– Корал-Гейблс, – назвал Джек адрес водителю.

За стеклами автомобиля скользили лица репортеров, когда они отъезжали от тротуара. София смахнула с глаз прядь растрепавшихся волос. Джек одернул и поправил пиджак. Было такое ощущение, будто их прогнали сквозь строй.

– Никакой негативной реакции со стороны средств массовой информации, да? – ядовито заметил Джек, когда такси покатило по авеню Майами.

– Все утрясется, – тяжело дыша, успокоила его София.

– Будем надеяться. «Лет через сто, может быть».