Чем дальше от здания суда уносила Джека взятая напрокат машина, тем больше он укреплялся во мнении, что Гектор Торрес скрывает от него нечто о его матери. Но сейчас было не время думать об этом. Пока еще не время.

Взятый напрокат «седан» оказался недурным средством отвлечься от неприятных мыслей. Всякий раз, выжимая в своем воображении педаль сцепления, которой здесь не было, протягивая руку к рычагу переключения передач в предвкушении знакомого рева двигателя, которого он больше никогда не услышит, он жалел, что не составил компанию Тео, когда тот «с пристрастием» допрашивал того подонка, который поджег его «мустанг». Выехав из делового района и добравшись до жилых высоток на блистательной Брикелл-авеню, Джек включил радио. Оно было автоматически настроено на одну из испаноговорящих станций, очевидно таковыми были предпочтения предыдущего владельца. Недавнее «нападение» Джека в зале суда на Алехандро Пинтадо послужило толчком к началу новой серии фейерверков на кубинском радио, и фамилия Суайтек оказалась в центре всеобщего внимания. Он мог только радоваться, что у них с Abuela разные фамилии.

– Пинтадо в этом деле – жертва, – заявил один из позвонивших на радиостанцию. – Они, а вовсе не та jinetera, шлюха, которая вышла за него замуж.

«Jinetera». Джек не знал, что означает это слово. Но потом он вспомнил свою поездку на Кубу, девушку-подростка, которая позвонила ему в номер отеля «Насьональ» и сказала, что она может сделать все, что он пожелает, а все, что ему нужно было сделать, – это пожелать и заплатить. Jinetera.

Проститутка.

На разговорное радио, на каком бы языке оно ни вещало, всегда звонили экстремисты. Но у Джека появилось ощущение, что, когда все выскажутся и страсти улягутся, настроение на скамье присяжных и в комнате для совещаний все равно останется прежним. Он должен был полностью изменить положение вещей.

Джек взглянул на часы на приборной панели: четыре тридцать пополудни. Завтра предстоит сольное выступление Линдси, и на его подготовку потребуется немало времени. Тем не менее Джеку предстояло убить время, оставшееся до их с Софией чрезвычайно важной встречи в тюрьме, где они как раз и займутся подготовкой своей клиентки. Он потянулся за отсутствующим рычагом переключения передач, выругал себя за неумение переходить на низшую передачу в своей наемной развалюхе и развернулся на сто восемьдесят градусов перед самым въездом в Ки-Бискейн.

Через десять минут он был уже возле дома Алехандро Пинтадо.

Джек припарковался на траве рядом с тротуаром, но не стал выходить из машины. В тупичке в конце улицы какой-то мальчуган катался на велосипеде. Он все ездил и ездил по кругу, смеясь во все горло всякий раз, когда ему приходилось хвататься за руль. Он старался научиться ездить «без рук», не держась за руль. Джек улыбнулся. В десять лет он был королем езды «без рук».

Этим мальчуганом был Брайан.

Он играл так, как когда-то играл сам Джек, как играл бы любой десятилетний мальчишка, даже если ромбовидный знак на противоположной стороне улицы возвещал всему миру: «Осторожно! Играет глухой ребенок». Джек, естественно, понимал, что проезжающих водителей необходимо предупредить об этом. Но в то же самое время он не мог отделаться от чувства щемящей грусти, представляя, что должен ощущать Брайан каждый раз, проезжая мимо этого знака на велосипеде, или гуляя со своей собакой, или выглядывая из окна спальни и натыкаясь взглядом на это огромное черно-желтое напоминание о том, как жестоко обошлась с ним судьба. Поиски виновного всегда бессмысленны, особенно когда речь идет о врожденных дефектах, но Джек вдруг поймал себя на странной мысли: если Брайан унаследовал от него эту слабость с велосипедом, то, вполне возможно, он сумел взять от него и все сильные качества.

По стеклу постучал охранник, прервав его размышления. Джек опустил окошко со стороны водителя.

– Здесь нельзя оставлять машину, – произнес охранник по-испански.

– Я приехал, чтобы встретиться с Алехандро Пинтадо.

– Он не предупреждал меня ни о каких встречах.

– Передайте ему, что с ним хочет поговорить адвокат его невестки. Неофициально. – Он снова перевел взгляд на улицу, высматривая мальчика. – Скажите ему, что я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы избежать появления его внука на месте для дачи свидетельских показаний.

Охранник раздумывал над его словами.

– Подождите здесь, – распорядился он и зашагал по тротуару. Джек подождал, пока он скроется в доме, после чего набрал номер Тео на своем сотовом телефоне.

– Привет, это я, Джек. У тебя есть какие-нибудь дополнительные сведения по делу о лекарстве? – Джеку вдруг стало не по себе. Он не мог поверить в то, что только что произнес эти слова по незащищенной линии связи, но Тео подстраховал его, постаравшись исправить положение.

– О да, малыш. К завтрашнему утру я достану для тебя аспирин.

– Извини, дружище.

– Все нормально, придурок.

– Серьезно, у тебя не появилось никаких новых зацепок в том деле, о котором мы говорили вчера?

– Не появилось. Откуда?

– Я собираюсь немножко поболтать с Алехандро Пинтадо.

– Жаль, что я ничем не могу тебе помочь.

– Ничего. Я думаю, у нас есть все, что нужно.

– Нужно для чего?

Передняя дверь отворилась, и на крыльцо вышел Алехандро.

– Чтобы взять его на пушку, – сказал Джек в трубку и прервал связь.

Джек смотрел, как Пинтадо пересек лужайку, вышел на подъездную дорожку и забрался на заднее сиденье своего «мерседеса». Охранник подошел к Джеку и пригласил его в машину Пинтадо.

– Что? Неужели мистер Пинтадо думает, что я установил «жучки» в своей машине?

– Нет, – сухо ответил тот. – Но он знает, что вы не устанавливали их в его машине.

Охранник открыл дверь автомобиля. Джек влез внутрь и опустился на мягкое сиденье, обтянутое черной кожей. Дверь закрылась, и замки защелкнулись автоматически. Сидя на другой стороне, Пинтадо бросил на него неприязненный взгляд. Он по-прежнему выглядел солидно и уверенно, хотя, казалось, постарел с тех пор, как начались слушания по делу.

– Прошу простить меня за то, что не приглашаю вас в дом, но после того, каким образом вы обошлись со мной в суде, моя супруга, скорее всего, распорядилась бы спустить на вас доберманов, – сказал Пинтадо.

– Я боялся, что вы питаете ко мне аналогичные чувства.

– Еще бы. Я вышел к вам только потому, что, как вы сказали, речь пойдет о моем внуке. А мне очень важно уберечь его от этого цирка.

– И Линдси тоже.

Пинтадо бросил на него такой взгляд, словно не поверил ни единому его слову.

– Мне не нравится тащить детей в суд, если только меня не вынуждают к этому, – продолжал Джек.

– Я уважаю такой подход, – кивнул Пинтадо.

– Как дела у Брайана?

Пинтадо долго смотрел на Джека, словно решая, действительно ли тому не все равно, как дела у мальчика.

– Брайан счастлив здесь. Счастлив так, как только может быть счастлив малыш, потерявший отца. Мы с женой делаем для него все, что в наших силах. Как только суд закончится, мы отправим его в лагерь в Данедине на недельку-другую. Ему будет хорошо и компании других детей с нарушениями слуха, которые живут с нормально слышащими родителями. А пока мы просто пытаемся объяснить ему, что происходит.

– Это должно быть нелегко.

Пинтадо выглянул из окна, ища глазами охранника, стоявшего на подъездной дорожке.

– С тех пор как начался суд, мне пришлось утроить охрану. Одно дело, когда это меня облаивают на всех углах, и другое, когда начинается охота на моего внука. У меня тогда возникает желание разбить кому-нибудь башку.

– Брайана преследовали?

– На прошлой неделе. Не знаю, кто это был – чересчур рьяный репортер или какой-нибудь извращенец, который проследил его до школы. Украл ранец Брайана, пока тот играл на поле в футбол. Напугал нас до смерти.

– Во время каждого громкого процесса люди начинают сходить с ума. Хорошо, что вы предприняли все необходимые меры предосторожности, но, скорее всего, это был какой-нибудь охотник за сувенирами, выискивавший, что бы продать на ярмарке в Интернете.

– Какому психопату мог понадобиться детский ранец?

– Такому же самому идиоту, который ошивается у ресторанов в Южном Майами, надеясь сфотографироваться вместе с О. Дж. Симпсоном и его последней подружкой.

Пинтадо покачал головой, и в голосе его прозвучало раздражение.

– Я ничего не имею против вас лично, но мне не понравилось, как вы обошлись со мной в суде.

– Должен признаться, что я никогда не пошел бы на это, если бы не считал, что Линдси невиновна.

– Но ведь жюри присяжных в основном состоит из американцев кубинского происхождения. Я бы сказал, что, напав таким образом на меня и мою семью, вы фактически предрешили судьбу Линдси.

– Вы забываете, что мне не нужно убеждать всех присяжных. Достаточно, если удастся заронить сомнения в душу хотя бы одного из них.

– Поверьте мне. Все жюри, до единого человека, готово усадить вас и вашу клиентку на поезд и отправить прочь из города.

– И я с радостью поеду, если это поможет уберечь невинную женщину от тюрьмы.

– Почему, черт возьми, вы так уверены, что она невиновна?

– А почему вы так уверены, что она виновна?

– Вы слышали показания. Вы видели улики. Ей нужны деньги семьи. Да еще эти «неуставные отношения» с лейтенантом Джонсоном. Черт, ведь отпечаток ее пальца остался на орудии убийства!

Джек выдержал паузу, обдумывая и рассчитывая свой следующий ход.

– Мистер Пинтадо, позвольте мне задать вам один вопрос. Вы хотите узнать, кто убил вашего сына?

– Мне не нужны ваша забота и ваше снисхождение.

– Причем здесь это? Мне просто любопытно. Вам не приходило в голову, что мы до сих пор не слышали ни слова от лейтенанта Джонсона?

Пинтадо отвел глаза, не говоря ни слова.

Джек продолжал:

– Джонсон был вашим источником, не так ли? Он передавал вашему сыну информацию о маршрутах Береговой охраны. А «Братья за свободу» использовали эту информацию для того, чтобы поток кубинских беженцев в США не иссякал.

Пинтадо взглянул на Джека в упор.

– Я – не подсудимый и не обвиняемый, – заявил он.

– Не могу с вами не согласиться. Вот почему я бы предпочел, чтобы на свидетельском месте оказался Джонсон, а не вы.

– Послушайте, я что-то не пойму, к чему вы клоните. Прошу учесть, что я ничего не признаю. Но даже если Джонсон передавал нам информацию о Береговой охране, а мы помогали кубинским беженцам добраться до суши, это не причина убивать моего сына.

– Нет, конечно. Если только в это уравнение не добавить наркотики.

Пинтадо резко поднял голову.

– Наркотики? О чем вы, черт вас побери, говорите?

– Подумайте сами. Информация о том, где и когда катера Береговой охраны будут патрулировать определенные участки Флоридского пролива, очень помогла вам в вашей деятельности. Вы могли передавать беглецам, когда отплывать, куда плыть, когда менять курс, когда ждать помощи, чтобы добраться до берега. Как, по-вашему, неужели эти сведения не представляли бы никакого интереса для торговцев наркотиками?

– Вы обвиняете меня…

– Нет, – твердо ответил Джек. – Я пока никого не обвиняю, поскольку у меня нет веских доказательств. Но разрешите пояснить вам, что я об этом думаю. А я думаю, что те же самые сведения, которые лейтенант Джонсон передавал вам, он одновременно продавал и торговцам наркотиками. Я думаю, что ваш сын узнал об этом. И я думаю, что из-за этого Оскара и убили.

Пинтадо смотрел на него расширенными от удивления глазами.

– Никогда не слышал ничего подобного.

– Мне и самому это пришло в голову совсем недавно. Только после того, как я узнал, что мой «мустанг» подожгли как раз торговцы наркотиками.

– Вы обращались с этой информацией к окружному прокурору?

– Это не информация. Это версия. Суд уже на две трети завершен, и до сих пор Торрес не проявил желания помочь защите доказать свои теории.

– А почему подобное желание должен проявить я?

– Потому что для такого эгоиста, как Гектор Торрес, победа – это всегда победа. Но его победа будет означать ваше поражение. Если Линдси осудят, то человек, который убил вашего сына, по-прежнему останется на свободе.

Пинтадо глубоко вздохнул.

– Вы… вы чертовски много мне всего наговорили.

– Я знаю, что сейчас может быть поздно. Но я не пришел бы, если бы не питал хотя бы слабой надежды, что вы не захотите исключить малейшую вероятность того, что мать вашего единственного внука невиновна.

– Чего вы просите?

– Лейтенанта Дамонта Джонсона.

– А что с ним такое?

– Я знаю, что он в Майами. У меня такое чувство, будто вам известно, где Торрес его прячет. Позвольте мне вызвать Джонсона в суд повесткой. Дайте мне шанс допросить его как свидетеля, и я обещаю вам, что не стану требовать, чтобы Брайан давал показания в пользу своей матери.

Пинтадо выглянул из окна, и Джек проследил за его взглядом, устремленным к тупику, где Брайан по-прежнему катался по кругу на велосипеде.

– Благодарю вас за то, что нашли для меня время, мистер Суайтек.

– Вы дадите мне знать о своем решении?

Он перевел взгляд на Джека и проговорил тем же самым невыразительным тоном:

– Я сказал: благодарю вас за то, что нашли для меня время.

Пинтадо щелкнул кнопкой, чтобы разблокировать дверные замки, потом кивком показал на ручку. Джек открыл дверцу и вылез из машины, бросив еще один взгляд на Брайана, затем закрыл за собой дверцу и зашагал к своему взятому напрокат автомобилю.