Джек не мог припомнить другого столь удачного дня, когда бы он чувствовал себя так плохо.

Еще до начала суда он отдавал себе отчет в том, что весь процесс может пойти совсем по-другому, если только удастся хотя бы просто вытащить Дамонта Джонсона в суд для дачи свидетельских показаний. Но, даже задавая лейтенанту самый первый вопрос, Джек в лучшем случае надеялся просто убедить жюри, что грязное соглашение оказалось нарушенным и муж Линдси пал от руки своего лучшего друга. Джек и представить себе не мог, что Джонсон принесет ему победу на тарелочке, дав показания против сына Линдси.

Конечно, он чувствовал себя опустошенным. Сколько бы Джек ни делал вид, что, принимая решение взяться за это дело, он думал только о Линдси и ее сыне, о том, как уберечь невинную женщину от тюрьмы, на самом деле его мотивы лежали намного глубже. Речь шла о нем, Джеке, и его биологическом сыне. Джек не знал толком, чего он рассчитывает добиться даже при самом удачном стечении обстоятельств. В крайнем случае он надеялся хотя бы просто встретиться с Брайаном, может быть, даже как-то подружиться с ним. Его беспокоило, что Брайан будет расти без отца. Он со страхом думал о том, что Брайан может лишиться и матери. И еще ему невыносима была сама мысль о том, что Брайан будет жить с дедушкой и бабушкой в общине для избранных, где дети в свой день рождения обливаются горючими слезами оттого, что мамочка обещала пригласить на праздник «Цирк солнца», а вместо этого организовала лишь представление гастролирующей труппы бродвейского мюзикла «Король-лев».

Однако не меньше тревоги доставлял ему и тот факт, что он даже не заподозрил Брайана. Джек переступил черту, разделяющую личную заинтересованность и профессиональные обязанности. Он поддался эмоциям, а чутье подсказывало ему, что ни в коем случае не следовало и браться за это дело.

Зато теперь он знал совершенно точно, почему Линдси наняла его.

Одной рукой он открывал банку с пивом, а другой управлялся с пультом дистанционного управления, просматривая программы новостей, и везде местные телекомментаторы в весьма язвительных выражениях описывали полный неожиданностей день минувшего судебного заседания.

– Шокирующий поворот событий, – говорил один.

– Жесточайший удар по обвинению, – вторил ему другой.

Джек быстро и бездумно переключался с одного канала на другой, но вдруг спохватился. По инерции он проскочил еще два канала, прежде чем мельком увиденная картинка заставила его поспешно вернуться назад, на одну из станций^ которая, как ему показалось, транслировала выступление Гектора Торреса.

Это и в самом деле был он. Интервью шло в записи, но материал был отснят всего несколько минут назад. Прокурор отбивался от наседавших на него репортеров, выходя из здания суда. Джек увеличил громкость и стал слушать. Торрес легко, даже не сбившись с шага, разделался с вопросами о том, что теперь предпримет обвинение, вытащил на свет Божий освященные временем банальности вроде того, что «Мы будем вести борьбу до тех пор, пока не восторжествует справедливость». Следующий вопрос, однако, заставил его замереть на месте.

– Мистер Торрес, что вы можете сказать по поводу выдвинутых защитой обвинений в том, что вы с самого начала знали, что Линдси Харт невиновна?

Прокурор метнул на репортера убийственный взгляд, но быстро взял себя в руки, понимая, что стоит перед камерой. Торрес сделал карьеру еще и потому, что никогда не терял самообладания на людях.

– Во-первых, Линдси Харт нельзя назвать невиновной. Мы докажем это завтра, представив контрдоказательства. Во-вторых, никогда в жизни я не скрывал доказательств невиновности обвиняемого, и, если бы таковые у меня имелись, Джек Суайтек знал бы о них.

Однако репортер упорствовал и настаивал, пробившись к Торресу поближе.

– В таком случае, почему, по вашему мнению, защита выдвигает подобные обвинения?

«Какие обвинения?» – подумал Джек. Он ни с кем не разговаривал.

Торрес, похоже, тщательно подбирал слова, прежде чем ответить.

«– Я не стану ручаться за честность и прямоту Джека Суайтека, но на протяжении вот уже трех десятилетий я оставался другом его отца. Я исхожу из предположения, что лучшие качества отца передались сыну, и Джек Суайтек никогда не стал бы выступать со столь голословными обвинениями. Во всяком случае, пока я не услышу об этом от него самого, я буду относиться к этим мнимым обвинениям, как к слухам и сплетням, которые не заслуживают того, чтобы на них отвечать.

Интервью закончилось, и на экране вновь возник комментатор. Джек переключился на новый канал, потом на следующий, но все они освещали уже другие события. Он мог бы позвонить Торресу и заверить его, что не имеет никакого отношения к этим обвинениям, «выдвинутым защитой», но решил действительно относиться к происходящему так, как предложил Торрес: все это слухи, и больше ничего.

Он включил «И-эс-пи-эн», кабельный канал, круглосуточно показывающий только спортивные передачи, и тут зазвонил телефон. Это оказалась София. Она видела тот же самый репортаж и слышала тот же самый разговор про обвинения, выдвинутые защитой.

– Вы организовали пресс-конференцию и забыли сказать мне об этом? – поинтересовалась она.

– Нет. А вы?

– Думаю, вы должны были уже узнать меня получше.

Так оно и было. Джек режиссировал и репетировал каждую деталь судебного заседания, начиная с того, сколько раз обвиняемый должен посмотреть на присяжных во время первоначального допроса, и заканчивая точным количеством слов, которые член команды защиты имел право сказать прессе. София не могла подвести его в этом вопросе.

– Я уверен, что репортер просто решил заставить его раскрыться, приписав слухи защите, – предположил Джек.

– Очевидно, – ответила она. – Но я начинаю думать, что кому-то пора поставить Торреса на место.

– Не могу с вами не согласиться.

– Как, по-вашему, Торрес и вправду с самого начала знал, что мальчик сделал это? – спросила София.

– Нет. Я думаю, он знал, что если на Джонсона нажать, то он обвинит во всем мальчика. Вот почему он старался не допустить прихода Джонсона в суд. Но он по-прежнему не верит в то, что Брайан совершил убийство. В этом я уверен.

– Не хотите встретиться сегодня вечером? Продумать план противодействия Торресу, когда он примется опровергать показания Джонсона?

– Только в том случае, если вам удалось уговорить Линдси присоединиться к нам.

– Увы. Сегодня вечером она хочет побыть одна.

– Не могу сказать, что виню ее. Все уловки, к которым она прибегла за последние пару месяцев, вся ложь, которой она нас потчевала, – все это свалилось ей на голову. Или, точнее говоря, на голову Брайана.

На линии воцарилась тишина, как если бы София не знала, что сказать. Наконец ее голос раздался снова:

– С вами все будет в порядке, Джек?

Джек смотрел на экран. Показывали баскетбол. Подумать только, всего несколько дней назад он лелеял тайную надежду когда-нибудь сходить с Брайаном в спортивный зал, может быть, даже сыграть с ним один на один. Наверное, это было бы здорово – сыграть с кем-то, кто не сбивает тебя на пути к корзине, как это регулярно проделывал Тео. Этого не будет.

– Конечно, – ответил он. – Со мной все будет в порядке.

– Позвоните мне, если вам что-либо понадобится. Или если просто захотите поговорить с кем-нибудь.

– Спасибо. До завтра.

Она попрощалась, и Джек повесил трубку. Он глубоко вздохнул, но выдохнуть не успел – телефон зазвонил снова. Он поднял трубку.

– Да, София?

– Вы уверены, что у вас все в порядке?

– Разве по моему голосу этого не чувствуется?

– Вы разговариваете, как человек, который очень старается, чтобы его голос звучал нормально, или как человек, у которого сейчас все хорошо, но, как только он сядет и задумается над тем, что случилось в действительности, ему станет плохо.

Джек посмотрел на телефон, не веря своим ушам. Последний раз он вел подобный разговор, когда был женат.

– Со мной все в порядке.

– Настолько в порядке, чтобы сделать кое-что?

– Что именно?

– Вы когда-нибудь были в Kaca Tya на пляже? Там наверху очень неплохая закусочная. Я даже не стану разговаривать о судебном процессе, если вы сами этого не захотите. То, через что вам пришлось пройти сегодня, просто ужасно. А если вы будете сидеть дома в одиночестве, то вам станет еще хуже.

– Спасибо. Может быть, в другой раз.

– Хорошо. Позвоните мне, если передумаете.

– Конечно. Спокойной ночи.

Он повесил трубку и прикрыл глаза, погружаясь в покой и уют большого кожаного кресла. Телефон зазвонил в то самое мгновение, когда его тело расслабилось. Он ответил, добавив в голос капельку недовольства и раздражения.

– София, клянусь могилой своей матери, что со мной все в полном порядке.

На другом конце линии возникло явное замешательство, потом раздался голос:

– Это Джек Суайтек? Джек выпрямился в кресле.

– Да, извините. Я принял вас за другого. Кто это?

– Меня зовут Марица Родригес. Бывшая Марица Торрес.

– Должно быть, вы…

– Я бывшая жена Гектора Торреса.

Джек хотел было из вежливости сказать, что принял ее за дочь, хотя по голосу чувствовалось, что звонит немолодая женщина.

– Чем могу вам помочь?

– Я бы хотела встретиться с вами, – сказала она.

– Зачем?

– Я слежу за вашим судебным процессом с самого первого дня. Должна заметить, что у меня сразу возникли сомнения в том, что Гектор нашел настоящего виновного в преступлении. Но когда я узнала, как он обращается с вашей клиенткой, все сомнения исчезли. Бедная женщина. Однако это очень похоже на Гектора. Он всегда обращается с жертвой, как с преступником, особенно если приходится иметь дело с женщиной, подвергшейся насилию.

– Вы хотите что-то сообщить мне по поводу процесса?

– Можно и так сказать. Я только что смотрела вечерние новости. И, когда увидела, как мой бывший муж распинается по поводу долгой дружбы, связывающей его с вашим отцом, я поняла, что больше не могу этого вынести. Я должна вам кое-что рассказать.

– Что именно?

– Э-э… – Она умолкла, словно не знала, какова будет реакция Джека на ее слова. – Это по поводу вашей матери.

Джек оцепенел. Ему было над чем поразмыслить, а завтра предстояло вновь скрестить шпаги с Торресом во время представления опровергающих доказательств. Но он уже достаточно долго занимался своим делом, чтобы знать, что люди, которые охотно готовы разговаривать сегодня, завтра могут не раскрыть рта.

– С удовольствием поговорю с вами, миссис Родригес А теперь скажите мне, где вам удобнее встретиться.