Джек встретился с Марицей Родригес у нее дома в Пайнкресте.

Южную Флориду нельзя было назвать колыбелью Мак-Мэншн – огромных ранчо стоимостью несколько миллионов долларов, настолько похожих одно на другое, что их можно было рассматривать как типовые домики для презренных богатеев, – но она была близка к этому. По окрестностям прошлись бульдозеры, и старомодные постройки пятидесятых годов, напоминавшие коробки из-под обуви, сменились особняками площадью девять тысяч квадратных футов, где потолки высотой двадцать футов, сплошные стеклянные стены и четырехзначные ежемесячные счета за кондиционирование воздуха считались обычным делом.

Джек сидел на кожаном диване в огромном зале. Предполагалось, что он станет сердцем жилища, но, подобно большинству этих новых домов, в которых ему довелось побывать, зал выглядел нежилым и безликим – мраморные полы, стены цвета небеленого полотна, лепнина на потолке такой высоты, что требовался телескоп, чтобы разглядеть мелкие узоры. За спиной у миссис Родригес стояло огромное черное пианино, еще один характерный признак стиля Мак-Мэншн. Создавалось впечатление, что музыкальный инструмент, на котором никто в доме не умел играть, поставлен здесь для того, чтобы смягчить холодную атмосферу зала.

– Мой бывший муж был очень неравнодушен к вашей матери, – заявила она, глядя на него поверх чашечки с кофе.

Джек попытался скрыть удивление.

– Очевидно, это было давным-давно, – сказал он. – Моя мать умерла при родах, когда я появился на свет.

– Это было много лет назад, еще до того как мы с Гектором встретились. До того как Гектор приехал в эту страну.

– Странно, что вы говорите об этом сейчас, – заметил Джек. – Недавно один из моих друзей рассказал мне о том, что Гектор очень похож на давнего возлюбленного моей матери, еще когда она жила в Бехукале. Он клянется, что это в самом деле был Гектор Торрес.

– Вероятно, он прав.

– Единственная проблема заключается в том, что парня звали Хoрxe Бустон, а не Гектор Торрес. Разве что Гектор потом сменил имя и фамилию.

– Мне об этом ничего не известно, – заявила она. – Разумеется люди иногда так поступают. Особенно в том случае, когда, попав сюда, они становятся ярыми противниками правительства Кубы. Если у вас на Кубе осталась семья, то смена имени и фамилии позволяла уберечь ваших близких от преследования за вашу антикастровскую деятельность в эмиграции. Но Гектор никогда не заикался о том, что ему пришлось изменить фамилию.

– Насколько вам известно, ваш бывший супруг все время был Гектором Торресом?

– Да. Однако человек, изменивший имя и фамилию, не будет рассказывать об этом всем и каждому. Полагаю, все зависит от того, почему он пошел на это.

– Наверное, вы правы, – протянул Джек, размышляя. Он мог бы и дальше развивать эту тему, но ему не хотелось слишком отклоняться от главного предмета разговора. – Когда вы сказали, что ваш бывший супруг был очень неравнодушен к моей матери, что вы имели в виду?

Она вздохнула, словно не знала, как облечь это в слова.

– Позвольте мне рассказать с самого начала. – Мы с Гектором встретились здесь, в Майами, в 1967 году, а поженились в 1968-м.

– К тому времени моя мать уже умерла.

– Правильно. Вы были совсем маленьким, когда Гектор подружился с вашим отцом.

– Зачем ему было становиться другом моего отца, если он жить не мог без моей матери?

Именно это мне и хотелось узнать.

– А его вы не спрашивали?

– Спрашивала. Он что-то объяснил мне, но ответ и так был очевиден. Он по-прежнему любил ее.

Джек в растерянности покачал головой.

– Подождите минуточку. Он подружился с моим отцом, потому что продолжал любить мою мать?

– Могу сказать вам, что, когда Гектор приехал в эту страну, он намеревался разыскать вашу мать, даже после того как познакомился со мной. Известие о ее смерти подкосило его. Откровенно говоря, мне кажется, что он подружился с вашим отцом по одной-единственной причине – потому что только так мог узнать, что случилось с женщиной, которую он по-настоящему любил.

– Но они с отцом оставались друзьями всю мою жизнь, сколько я себя помню.

– Я хочу сказать лишь, что именно из-за вашей матери они и стали друзьями. Я не говорю, что все эти годы они продолжали дружить только из-за нее. Я совершенно уверена, что до сегодняшнего дня вашему отцу ничего не известно об их прошлых отношениях.

– И что же заставило вас позвонить мне сейчас, спустя столько времени?

– Как я уже говорила, меня взбесило, что этот лицемер в интервью вспомнил о дружбе с вашим отцом. Особенно после того, как он вел себя с вашей клиенткой, когда та давала свидетельские показания. После того, как он третировал меня все годы нашего брака. После того, как он поступил с вашей матерью, в чем я тоже не сомневаюсь.

– Что вы имеете в виду?

– Гектор… – Она спохватилась, явно взвешивая и подбирая слова. – Я была замужем за Гектором всего четыре года, но я хорошо узнала его. Поверьте мне, у него никогда не было нормальных отношений с женщинами. Он просто не способен на это.

– Вам известно что-нибудь конкретное о моей матери?

– Только то, что я видела своими глазами.

Джек непонимающе уставился на нее, растерявшись еще больше.

– Подождите. Вы с Гектором встретились после того, как умерла моя мать. Так что же вы могли видеть?

– Я видела мужчину, жившего воспоминаниями о женщине, которую он не мог забыть.

– Многим доводится носить в себе неразделенное чувство.

– Я бы назвала это навязчивой идеей, даже одержимостью.

– Сам он наверняка считает это сентиментальностью.

– Здесь не было ничего сентиментального. Этот мужчина напугал меня до смерти. Поэтому я и развелась с ним. Однажды я стала следить за ним, – сказала она напряженным голосом.

– Что?

– Он имел обыкновение уходить из дома по субботам и никогда не говорил мне, куда направляется. Поэтому однажды я проследила за ним.

– И куда он пошел?

– На кладбище «Флэглер мемориал парк».

– Там похоронена моя мать. Он приходил к ней на могилу?

– Да. Каждую субботу.

– Даже после того, как женился на вас?

– Да.

– И поэтому вы развелись с ним?

– Меня беспокоили не только его визиты на кладбище.

– Что еще?

– Он вел себя очень странно.

– Я бы хотел узнать, что именно показалось вам странным.

– Как я уже сказала, я последовала за ним на кладбище. Я спряталась за мавзолеем, чтобы он меня не заметил. Он огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что никто за ним не подсматривает. А потом…

Джек почувствовал, как сердце учащенно забилось у него в груди.

– Что потом?

Голос у нее задрожал.

– Потом он лег на ее могилу.

Джек похолодел.

– А потом он… – Голос у нее сорвался. Она не могла выговорить остальное, да и Джек больше не хотел ее слушать. Она не отрывала глаз от своей чашки с кофе. Джек смотрел на ее лицо, но перед глазами у него все расплывалось.

– И вы развелись с ним, – произнес Джек, чувствуя, как в нем закипает гнев. – И все эти годы он оставался другом моего отца. Пожимал ему руку, улыбался ему в лицо, приходил на дни рождения, использовал его для накопления собственного политического капитала.

– Я ничего не знала об этом, пока не увидела его сегодня вечером по телевизору. Но когда я услышала новости – в общем, я решила, что должна позвонить вам. Простите меня. Должно быть, это ужасно – узнать такие вещи о своей матери.

– Не нужно извиняться. Вы поступили правильно.

Они сидели и молчали. Никто из них не знал, как и о чем говорить дальше. Марица помешивала кофе, и ложечка подрагивала у нее в руке. Оттого что она рассказала о своей мрачной тайне, чувство неловкости только усилилось.

Джек взглянул на свои часы и поднялся.

– Завтра заседание. Мне пора идти.

Похоже, она испытала облегчение, увидев, что он собирается уходить. Проводив его в фойе, она открыла переднюю дверь.

– Еще раз спасибо, – произнес Джек на прощание.

Она пожала ему руку, и на лице ее появилось озабоченное выражение.

– Пожалуйста, ничего не говорите Гектору о том, что я вам рассказала. Сейчас я счастлива. Я снова вышла замуж и довольна своей жизнью.

Джек посмотрел ей в глаза и увидел в них не только беспокойство. Он увидел настоящий страх – давний страх, который вдруг снова спустя столько лет поднял голову. На мгновение ему показалось, что он смотрит в глаза своей матери. У него вдруг мелькнула мысль: не этот ли самый страх вынудил ее покинуть Бехукаль и пересечь океан? Внезапно на него снизошло озарение: Abuela могла и в самом деле купить ей билет до Майами, но Ана Мария села на самолет не потому, что так приказала ей мать. Она покинула Кубу не потому, что спасалась от позора. Она действительно бежала в поисках свободы, той свободы, которую могла понять только бывшая жена Торреса.

– Я не скажу ни слова, – пообещал Джек. Он повернулся и стал спускаться по ступенькам крыльца, уходя в тишину ночи. Когда за ним закрылась дверь, он обернулся, чтобы бросить последний взгляд на дверь, слишком массивную даже для этого большого дома, и на испуганную женщину у окна.