Джеку пришлось довольствоваться ролью стороннего наблюдателя, когда полицейские осматривали место преступления. Он стоял по внешнюю сторону желтой ленты и, по сути, мало что видел – разве что отдаленный свет портативных паросветных ламп да мерцание фонариков. Фэбээровцы отгородили от посторонних весь семнадцатый ряд и несколько соседних. Джека с Тео выслали на утоптанную проселочную дорогу чуть ли не в четверти мили от того места, где были обнаружены останки.

Еще два часа на место прибывали эксперты и следователи. Агент Хеннинг настояла на том, чтобы Джек отправился домой, со своей стороны пообещав поделиться с ним, когда что-нибудь выяснится. Джек домой не поехал, но обещания принял к сведению. Они с Тео взгромоздились на капот ее автомобиля, поставив ноги на бампер – так уж она точно не уедет, прежде с ними не поговорив. Джек то и дело поглядывал на часы. Как ни странно, с каждым часом ночь становилась все теплее, пот катился со лба градом. Нервы стали ни к черту – ведь и так ясно, что рано или поздно Энди появится и скажет что-нибудь хорошее. А может, и плохое.

– Нет, это не Мия, – пробормотал Джек.

Тео молча слушал, как Джек в десятый раз за последние два часа озвучивает мысли.

– Да там ничего не осталось – голые кости, – продолжал Джек. – И никакого запаха. Покойники так быстро не разлагаются. Нет, это не она. – Бедняга тяжело вздохнул, не до конца принимая собственные раскладки. – А с другой стороны, история Джорджа Кантеры.

– Кого? – не понял Тео.

– Кантера был моим клиентом как раз до нашего с тобой знакомства. Его приговорили к смертной казни, я его защищал. Он зарезал мать и выбросил тело где-то в Эверглейдс. Через две недели ее выловили легавые, я сам там присутствовал. От трупа мало что осталось.

– Это не Эверглейдс.

– Один хрен – Флорида. Мы со своими кондиционерами и пестицидами совсем позабыли, какова она на самом деле, земля-матушка. Болото, сплошное болото. Помню, у отца в агитпрограмме была любимая байка – когда-то бабуля нашептала. Мол, когда она была маленькой, у них стол стоял на кухне в керосине – на каждую ножку по банке. А иначе жуки заберутся и всю жратву со стола стянут.

– А когда я был маленьким, эти жучки сами были жратвой, – сообщил Тео.

– Я что хотел сказать: здесь климат сырой, влажный, насекомых пруд пруди – все это ускоряет разложение.

– Да забудь ты об этом ненормальном и его мамаше, мало ли таких. Нет, послушай, мы не в Эверглейдс. И еще не прошло двух недель с тех пор, как ее похитили, и уж тем более, не дай Бог, убили. Смотри, давай предположим, в худшем случае, даже если все эти записи были сделаны в первый день и Мия, допустим, умерла сразу после записи, тогда сколько дней ее уже нет?

Джеку пришлось задуматься.

– Двенадцать.

– Вот и я о том же – двух недель еще не прошло.

Попытаться, конечно, стоило, но разница в два дня не внушает особого оптимизма.

Тео слез с капота, направился к полицейской ленте и безуспешно попытался стрельнуть сигаретку у полицейского в форме, охраняющего вход в питомник. Джек какое-то время наблюдал за другом, потом потерял к нему интерес. Он стал смотреть на звезды, небеса, хотел было обратиться к Богу, но в какой-то момент передумал. Какой смысл взывать к Богу и просить его, чтобы те кости в мешке, если они и принадлежат Мие, оказались бы вдруг не ее костями, – это слишком много даже для Бога. Самое большее, о чем мог просить Джек, – дать ему силы достойно принять страшное.

Из рощи прорезался яркий луч света, полоснув словно копьем. Он колебался, прыгая из стороны в сторону, вверх-вниз. У Джека забилось сердце, и вскоре стало ясно, что интуиция его не подвела: очень скоро из темного тоннелеобразного свода вышли агент Хеннинг и какой-то эксперт с фонариками в руках. Джек спрыгнул с капота автомобиля и заспешил к краю обнесенного лентой места преступления. Замахав руками, он привлек внимание Энди. Та повернулась, что-то сказала сопровождавшему ее эксперту – Джек не разобрал слов, слишком далеко они находились, – и они направились в его сторону. Джек всматривался в лица, пытаясь прочесть в них последние новости, но из-за темноты не смог. Они приблизились, и Джек выпалил:

– Это она?

Энди со следователем нырнули под полицейскую ленту, Энди не спешила с ответом, и Свайтеку на миг даже показалось, что она снова заладит свое: «Простите, я не могу вам этого сказать». Может, он неверно истолковал ее движения или она прочла по его лицу все, что накипело у него на душе, и в последний момент передумала – как бы там ни было, Энди ответила:

– Нет, не она.

Волна облегчения прошла по телу, и тут к делу подключился здоровый скептицизм.

– А разве можно это определить так быстро и без лаборатории?

Энди махнула рукой в сторону своего спутника и представила его:

– Познакомьтесь, это доктор Рубен Калхаун, судебный антрополог. На наше счастье, он оказался в Майами. Он изучал предмет в отделении антропологии университета Теннесси, что в Ноксвилле.

Бывать там Джеку не доводилось, но в памяти быстро всплыла картина: живописная полоса земли возле медицинского центра университета Теннеси, обнесенная забором с колючей проволокой. Это место было специально отдано для изучения посмертного разложения тела. Там постоянно лежало около сорока покойников, помещенных в самые разнообразные условия: на солнце, в тени, в одежде, без одежды, чуть присыпанные землей, запрятанные в багажники автомобилей, залитые водой. Столь тщательными исследованиями не занимались нигде в мире. Это было самое старое и всеобъемлющее «похоронное бюро» на свете.

– Вы имеете в виду трупоферму? – уточнил Джек.

– Да, только я предпочитаю другое название, иначе можно подумать, будто трупы там произрастают как горох или морковка.

– Если это не Мия, то кто? Кого я откопал?

Калхаун прочистил горло, словно готовясь произнести торжественную речь.

– Для начала я должен со всей убежденностью вас заверить, что обнаруженные вами останки принадлежат человеку.

– Доктор, вы, пожалуйста, не обижайтесь, но любой, кто способен отличить человеческий череп от футбольного мяча, может совершенно убежденно сообщить то же самое.

– Гм… да, возможно.

Джек кинул взгляд в сторону рощи.

– А неплохое придумано место для захоронения. Деревья растут десятилетиями, лет двадцать пять никто сюда с лопатой не сунется. Плюс постоянное опрыскивание пестицидами, удобрения – все это в почву проникает, никаких улик не останется.

– При условии, что труп действительно пробудет здесь четверть века, – уточнил Калхаун.

– А как по-вашему, сколько здесь пробыли останки?

Калхаун хотел было что-то сказать, но Энди его перебила:

– На данный момент мы не готовы освещать эту тему.

– Я решил, что этим костям уже лет сто, – признался Джек.

– Такие вещи иллюзорны, – сказал Калхаун, – особенно при данных физических условиях.

Тут к разговору подключилась Энди, настоятельно донося свою мысль.

– Мы уже не раз об этом говорили, Джек. Вы не входите в следственную группу, а с посторонними мы не вправе делиться всеми фактами.

Свайтек стал прикидывать, какую версию или информацию от него пытаются скрыть на этот раз. Похоже, у агента Хеннинг на все найдется отговорка – как минимум распоряжение сверху.

– Тогда можно я перефразирую вопрос? – сказал Джек. – По-вашему, как долго эти останки пролежали в земле?

– Пока не знаю, – ответил Калхаун.

– Счет идет на дни? На недели?

– Он же сказал, что не знает, – встряла Энди.

– Я спросил потому, что земля вокруг мешка была рыхлой. Судя по всему, могилу выкопали совсем недавно.

– Похоже на то, – согласился Калхаун.

– И как вы думаете, давно это было? Несколько часов, дней, недель?

– Мне необходимо провести исследования. Я уже взял пробы почвы, растительности, насекомых – все, что необходимо, чтобы сделать выводы.

Джек взглянул на Энди:

– А ФБР как считает?

Энди хранила молчание, хотя Джек чувствовал, что ей хочется рассказать ему что-то, но она боится нарушить приказ начальства. Он немного надавил.

– Как известно, у нас есть три жертвы похищений: из Джорджии, центральной Флориды и вот теперь из южной Флориды. В зависимости от того, что скажут в лаборатории, у нас, возможно, появилась еще одна жертва из южной Флориды.

– А кто говорит о жертве? – спросила Энди.

– А зачем еще было приводить нас к мелкой могиле? Очевидно, он нас поддразнивает, хочет показать, что его угрозы не пустые слова. Может, он говорит тем самым, что Эшли Торнтон не единственная женщина, чей муж недооценил ее стоимость, и это влечет за собой катастрофичные последствия.

– Я не вправе касаться этой темы, – ответила Энди.

– Я уверен, что труп пролежал здесь несколько месяцев – может быть, о похищении так и не было заявлено властям. Либо было, но оно не проходит по вашей базе как схожее с делом Торнтон.

– Если труп пробыл здесь несколько месяцев, – заговорила Энди, – тогда почему земля свежевскопанная?

Доктор Калхаун воздел к небу палец, словно собираясь раскрыть маленький секрет.

– У нас имеются более веские основания считать вашу версию нежизнеспособной, господин Свайтек. По той же причине я могу совершенно спокойно взглянуть вам в глаза и честно сказать, что эти останки со стопроцентной гарантией не принадлежат Мии Салазар.

– Я весь внимание.

Доктор взглянул на Энди, словно ожидая ее согласия. Та поразмыслила и кивнула. Калхаун проговорил:

– В останках обнаружена лобковая кость.

– И что это значит?

Доктор снова взглянул на Энди – она не пыталась его остановить.

– Это не женская лобковая кость, а мужская.

Значение этих слов дошло до Джека не сразу. Его взгляд метнулся к темной пальмовой роще, и, не до конца владея голосом, словно для него не имело значения, услышат ли его окружающие, он проговорил:

– Неожиданный поворот событий…

– И слава Богу, – пробормотала Энди.