Методы установления личности убитой по частям трупа (идентификация). — Концентрация розыскных действий, производимых в различных районах. — Сочетание гласного расследования с агентурной разработкой. — Противоречия в показаниях свидетелей и подозреваемых и оценка этих противоречий при анализе доказательственных улик. — Психология свидетельских показаний. — Четкость и полнота расследования мотивов преступления.

В этом деле мы остановимся лишь на некоторых отдельных моментах, представляющих, на наш взгляд, выдающийся интерес с точки зрения техники расследования. Во-первых, здесь перед нами пример искусного, быстрого и точного установления по обнаруженным в различных районах частям трупа личности жертвы; во-вторых, безусловного внимания заслуживает та, почти исчерпывающая, полнота, продуманность и всесторонность собирания объективных доказательств, которая, в связи с проявленной при этом сообразительностью и инициативой, привела к блестящему результату, в смысле раскрытия личности убийц.

Наконец, выдающаяся четкость предварительного следствия, с выявлением и освещением психологии и мотивов преступления, представляет дополнительный рельефный штрих, завершающий общую картину умело проведенного следствия.

* * *

Начинаются довольно обширные материалы настоящего дела с весьма крупного упущения со стороны младшего милиционера 9 отделения Московской милиции. Стоя 23 марта 1924 г. на посту у Никитских ворот, в 8 час. вечера, он узнает, что на Малой Бронной улице подкинут ребенок. Придя по указанию сообщившего о происшествии мальчика к парадному подъезду д. № 2 на Малой Бронной, милиционер на ступеньках лестницы видит сверток, обернутый клеенкой, а в нем часть человеческого трупа. Вместо того, чтобы немедленно же через районное отделение милиции вызвать следователя, или хотя бы представителя МУУР, для производства подробного осмотра места обнаружения частей трупа и до прибытия их принять меры к сохранению обстановки, милиционер «поспешил» (по его собственному выражению при допросе) доставить находку в 9 отделение милиции.

О происшествии сообщено было ст. следователю Московского губсуда, который в тот же день, при участии судебно-медицинского врача, произвел осмотр найденных частей трупа, при чем оказалось, что они представляют собой нижнюю часть туловища от трупа женского пола, но без нижних конечностей, удаленных в тазобедерном суставе.

Того же 23 марта 1924 г., но несколькими часами раньше (в третьем часу пополудни) в другом районе (в районе 14 отделения милиции) по Кабанихину переулку у двери дворницкой сторожки обнаружена была верхняя часть туловища до живота, без головы и рук, также от трупа женского пола.

По вскрытии этих частей трупа было установлено, что обе части принадлежат одному и тому же трупу женщины сравнительно молодого возраста, при чем исследование наружных половых органов дало основание заключить о том, что покойная при жизни предавалась половым излишествам. Причину смерти, за отсутствием многих частей и особенно головы, определить не представлялось возможным; в отношении же орудия, которым было произведено разделение трупа на части, судебно-медицинский эксперт дал заключение, что таковым мог являться мясной или кухонный нож, при чем самое разделение было произведено сильной и ловкой рукой, привыкшей к этому делу.

Были также приняты энергичные, но безрезультатные меры к обнаружению недостающих частей трупа; по распоряжению ст. следователя для этой цели даже производилось обследование дна пруда на Коммунистической улице в двух имевшихся во льду прорубях, на промежуточном между ними расстоянии в 5 саженей.

Как крупный дефект дознания, при допросах лиц, имевших отношение к обнаруживанию трупа, необходимо отметить такие записи в протоколе: «мне прочитано показание моей жены Марии Степановой, которое я полностью подтверждаю».

Разумеется, оглашение показаний уже допрошенных свидетелей пред свидетелями, еще недопрошенными, чрезвычайно рискованный, с точки зрения расследования, и недопустимый, с точки зрения процессуальных требований, прием. Но, в данном случае, впрочем, он никаких ни положительных, ни отрицательных последствий не имел.

Никаких заявлений об исчезновении лица женского пола ниоткуда не поступало, и расследование стояло перед трудной задачей по выяснению личности убитой.

И задача эта была выполнена удачно. 28 марта 1924 г. МУУР обращается в десять отделений милиции г. Москвы с предложением:

«Собрать точные справки, не замечено ли где-либо в гостиницах, меблированных комнатах, постоялых дворах, ночлежных домах и т. п. местах и частных квартирах, где могли проживать или регулярно появляться женщины, занимающиеся тайной проституцией, исчезновения или длительного отсутствия кого-либо из указанных женщин, в возрасте от 20–25 л.».

Здесь обращает на себя внимание то, что угрозыск уже намечает, хотя еще достаточно широкий, но все же определенный круг лиц, как объект дальнейших изысканий. На основании данных судебно-медицинского вскрытия о том, что покойная при жизни предавалась половым излишествам, МУУР делает предположение, что убитая при жизни занималась проституцией; как указано будет ниже, МУУР здесь вплотную подошел к разгадке.

Вместе с тем, непосредственные розыски по делу продолжал инспектор МУУР. Была пущена в ход агентурная разработка, усиленно собирались сведем о жильцах домов, расположенных по соседству с теми, в которых обнаружены были части трупа. Таким путем 30 марта 1924 г. удалось получить сведения о том, что из кв. № 2, д. № 2/7 по Трехпрудному пер. в районе 15 отделения милиции 22 марта внезапно выбыла неизвестно куда проживающая там гр-ка, до сих пор на означенную квартиру не вернувшаяся. При полном отсутствии аналогичных сведений из прочих районов, а также при отсутствии заявлений об исчезновении, упомянутые сведения, понятно, приобретали огромное значение для дела. Действительно, при предъявлении жильцам этой квартиры — супругам Бандейкиным и Крыловой предметов, которыми были обернуты части трупа, а именно: столовой клеенки, сорочки, панталон и салфетки с меткой «О. Б.», последние заявили, что все эти вещи принадлежат Пелагее Николаевне Лебедевой, 22-х лет от роду, жившей в одной комнате с Бандейкиными, при чем Лебедева, уезжая из дому 22 марта в 6 часов вечера неизвестно куда, домой не возвращалась и 26 марта была выписана по домовой книге. В отношении упомянутой столовой клеенки опрошенные оговорились, что Лебедева лишь пользовалась совместно с Бандейкиными тем столом, который был покрыт этой клеенкой, — самая же клеенка являлась собственностью Бандейкиных.

Таким образом, одна часть задачи была решена; на решение ее потребовался всего недельный срок, — срок, весьма незначительный, если принять во внимание очерченную выше значительную трудность задачи.

Анализируя методы, при помощи которых удалось в данном случае достигнуть столь положительных результатов, можно сделать следующие выводы:

1) Указанному способствовало прежде всего тщательное и своевременное выяснение подробностей обнаружения частей трупа.

2) Большое значение здесь имело заключение медицинской экспертизы, не только установившее с несомненностью, что обнаруженные части трупа составляют части одного и того же трупа женщины, но и давшее ценное указание о ее возрасте и обратившее внимание на следы полового излишества.

3) Выводы МУУР’а о концентрации розысков преимущественно среди проституток можно рассматривать, как талантливую догадку, основанную в то же время на логически-правильной оценке результатов медицинской экспертизы.

4) Решающую роль сыграло умелое сочетание расследования агентурной разработки и надлежащее руководство последней, в смысле направления ее в сторону широкого и охватывающего несколько смежных районов собирания сведений, вытекавших из правильной оценки создавшейся по делу ситуации, в результате чего и удалось установить личность убитой.

* * *

Один этап следственного пути был благополучно пройден, но впереди еще не менее трудная задача — раскрыть убийцу и его возможных соучастников. Какими же приемами, спрашивается, удалось и эту задачу безошибочно решить в 3 дня?

Расследование начало с обстоятельных допросов тех людей, с которыми проживала покойная Лебедева, на предмет выяснения как образа жизни ее и взаимоотношений, так и всех более или менее существенных обстоятельств, предшествовавших смерти ее.

Первая была подвергнута допросу, как жившая в последнее время в одной комнате с Лебедевой, гр-ка Анна Бандейкина. Согласно показания Бандейкиной, квартира, в которой они проживают, была снята и отремонтирована Лебедевой в прошлом году. Лебедева нуждалась, будучи безработной, и нередко из-за безденежья обедала у кого-либо из своих жильцов. Своему сожителю Фирсову она передавала в тюрьму пищу; одновременно ее навещал некий Сергей Байков. В субботу 22 марта Лебедева отнесла передачу в тюрьму, возвратившись домой в 3 часа дня. Затем она около 6 часов вечера ушла из дому, одев на себя пальто Бандейкиной, так как собственного зимнего пальто не имела, и с тех пор более не возвращалась. Когда спустя 4 дня, 26 марта, к ним зашел Сергей Байков, то он нисколько не удивился исчезновению Лебедевой и просил их не заявлять об этом в милицию, убеждая, что взятое Лебедевой пальто Бандейкиной не пропадет, и Лебедева его пришлет. Действительно, на следующий же день, т. е. 27 марта, в их квартиру пришел какой-то мальчик, вручивший сверток с просьбой передать его «Вале», т. е. Шершовой. Когда развернули сверток, то в нем оказалось пальто Бандейкиной, а в кармане последнего записка, писанная Лебедевой, следующего содержания: «Валентина, не ждите меня, я уезжаю, прощайте, Поля». Таким образом, показание Бандейкиной бросило серьезное подозрение на гр. Байкова.

При наличии таких указаний, ничего необычного, конечно, не представляют собой дальнейшие шаги дознания, предпринятые в направлении проверки основательности возникшего подозрения против Байкова. Что здесь можно и должно отметить в качестве выдающегося момента, — это исчерпывающая полнота, с которой упомянутая поверка была осуществлена.

Нелишне, кстати, здесь отметить и один технический, хотя и мелкий, но досадный пробел, с которым приходится встречаться весьма часто. Расследование, допустим, как это мы имеем в данном случае, стремится установить точно, где, у кого, когда, в какие часы, по какому поводу бывал в течение значительного и исчисляемого несколькими днями периода времени подозреваемый. Допрашивается подозреваемый, допрашиваются свидетели, иногда в изрядном числе. Показания их разбросаны и перемежаются с другими актами расследования. Между тем потом все эти показания нужно сопоставить и сделать соответствующие выводы. В целях ясности и четкости выводов и подведения наглядных итогов следовало бы в подобных случаях эти итоги изображать графически в виде сводки или выборки из показаний обвиняемого и свидетелей на отдельном листе. Это значительно бы облегчило последующую ориентировку как суда и прокуратуры, так и самого следователя, при сопоставлении различных касающихся алиби показаний, в которых нужные по данному вопросу сведения часто тонут в море других, к нему никакого отношения не имеющих.

В данном случае проверка объяснений Байкова ослабила возникшее против него подозрение. Обыск результатов не дал, и свидетели подтвердили объяснения Байкова относительно времяпрепровождения в последние дни.

Сам Байков показал, что знает Лебедеву с 1918 года, вскоре же после знакомства он вступил с ней в половую связь, но последнее время будучи уже женатым, бывал у нее лишь как у хорошей знакомой; узнав от подруги Лебедевой о пропаже последней, он действительно заходил к ней в квартиру, но никакого разговора о пальто с Бандейкиной там не вел и ничего по поводу того, что оно было затем принесено мальчиком, — не знает.

Конечно, можно было взять под сомнение правильность и точность показаний свидетелей из числа близких товарищей Байкова; оставались некоторые провалы времени, относительно которых имелись лишь голословные заверения самого Байкова. Личность же его внушала известные подозрения.

Искусство расследования в данном случае проявилось в том, что оно не стало на чрезвычайно опасный и скользкий путь предвзятости и односторонности, и одновременно с проверкой возникшего подозрения против Байкова и вообще версии об убийстве Лебедевой вне ее квартиры, занялось проверкой и другой гипотезы, не совершено ли убийство Лебедевой в самой квартире. Расследование поставило перед собой вопрос: когда и кто последний раз видел Лебедеву живую в доме, где она жила, когда и при каких обстоятельствах и по чьему заявлению произведена выписка ее из домовой книги. Не теряя времени, 31 марта, в то самое время, когда так напряженно производилась поверка возникших подозрений против Байкова, допрашивается и управляющий домом гр-н Воронин, из показаний которого выясняется, что об исчезновении Лебедевой ему было заявлено Бандейкиной и Шершовой 25 марта и вечером того же дня ему и была последними предъявлена находящаяся в деле записка Лебедевой.

Если мы вспомним, что, по показанию Бандейкиной, записка эта, якобы, выпала из кармана ее пальто, принесенного мальчиком, лишь 27 марта, т. е. на 2 дня позже предъявления ими записки Воронину, то легко будет понять, какую громадную, можно сказать, решающую улику удалось добыть угрозыску благодаря всестороннему и инициативному характеру произведенного расследования.

Но точна ли дата, названная свидетелем? Нет ли тут тех непроизвольных ошибок, которые немало и неизбежно встречаются в свидетельских показаниях в виду ограниченности памяти, способности воспроизведения и т. д. Необходимо было проверить точность этой даты, необходимо было уделить серьезное внимание происхождению записки. И это было сделано путем сличения записки с записной книжкой, найденной в комнате Лебедевой. Оказалось, что она вырвана из этой книжки, на что ясно указывали и объем, разрыв листов и их окраска.

Метод расследования здесь поучителен и еще в одном отношении. Как мы видели, на фоне в общем правдоподобного, на первый взгляд, показания Бандейкиной имелось одно звено слабое, один момент, вызывавший сомнение — это история с принесением записки. Вот в это слабое звено расследование и «ударило», и оно, действительно, порвалось при проверке, а вместе с ним вскрылась и вся завеса. Ясно, что этот метод имеет не одно лишь специфическое значение в обстановке данного казуса. Он имеет и должен иметь более широкое применение. Он коренится в необходимости критического отношения к показаниям допрашиваемых лиц и в необходимости тщательной проверки того, что в этих показаниях сомнительного и в то же время имеет существенное значение для дела. Такая поверка часто проливает яркий свет на дело.

И, действительно, под давлением улик, сначала Шершова, а затем и Бандейкина сознались в убийстве Лебедевой.

Убийство, по объяснению Шершовой и Бандейкиной на дознании, произошло при следующих обстоятельствах.

«…В 1922 году Лебедева нашла себе комнату в д. № 15, по Б. Садовой ул., и попросила Шершову переехать к ней, так как опасалась, что ее уплотнят. Там же жил с ними сожитель Лебедевой — Фирсов, вскоре арестованный. После того их из этой квартиры выселили вследствие того, что Лебедева занималась проституцией. Лебедева подыскала квартиру в Трехпрудном пер. Сильно потратившись на ремонт таковой и задолжавшись, она сдала одну комнату в наем Крыловой, а затем Бандейкиным. При этом Лебедева продолжала заниматься проституцией, но домой к себе мужчин не водила. Шершова ходила стирать белье и занималась стиркой на дому. На почве крайней нервности и вспыльчивости Лебедевой у нее происходили с ней частые скандалы, во время одного из которых Лебедева поклялась, что убьет Шершову. Последняя ссора произошла 22 марта, около 7 часов вечера, и началась из-за того, что Лебедева, возвратившись из тюрьмы после свидания с мужем, начала упрекать Шершову за то, что она не приготовила ей обеда. Выведенная из терпения Шершова, по ее показанию, в порыве злости и гнева схватила топор и обухом его ударила по голове Лебедеву, которая, вскрикнув „ох“, припала головой к кровати коленями на полу; в волосах ее показалась кровь. В этот момент в комнату вошла Нюра Бандейкина, которой Шершова сказала, что, кажется, убила Лебедеву и тотчас стала укладывать последнюю на кровать, накрыв затем пальто, так как в квартиру вошла баба с дровами. В это же время в комнату заглянула свидетельница Бродкина, попросившая папиросу, но Шершова ответила ей: „тише“, желая этим дать понять, что Лебедева будто бы спит. Как только баба с дровами ушла, Шершова освободила корзину и уложила в нее Лебедеву. Увидев кровяное пятно на наволочке, она перевернула подушку, а зашедшей снова в комнату Бродкиной сказала, что Лебедева ушла. Далее она стала думать, что ей теперь делать, и при этом вспомнила рассказ сына бывших своих хозяев, у которых она служила бонной, студента-медика, о том, что кости скелета с целью очистить их от мяса вывариваются в растворе каустической соды. Тогда она приготовила все, необходимое для стирки, и, дождавшись, пока все в квартире улеглись спать, вынула тело Лебедевой из корзины и начала разрезать его на части по суставным соединениям. Поставив бак на железную переносную печку, она растворила в нем каустическую соду и начала вываривать части трупа Лебедевой, варила до тех пор, пока не подогнулась ножка накалившейся печки. Улегшись спать, она спала долго, до 12 часов следующего дня, т. е. воскресенья, 23 марта, а когда встала, то у нее уже не хватило духа продолжать то, что она делала ночью. Поэтому она позвала Бандейкину и предложила ей или отнести на улицу сверток с частями трупа и выбросить его в разрушенный дом, или оставаться в комнате, пока сделает это она, Шершова. Сначала Бандейкина, растерявшись, отказывалась, говоря, что боится, но потом, подчинившись ее настойчивым требованиям, понесла сверток из квартиры. Однако, поручение она выполнила плохо, сбросив сверток на дворе у дворницкой, и недовольная Шершова сказала ей, что теперь она ее „засыпала“, так как „уж лучше отнесла бы сверток прямо в уголовный розыск“. Также неумело выполнила Бандейкина поручение отнести второй сверток, не исполнив приказания Шершовой принести клеенку обратно, выбросив из нее части трупа. Что касается возвращения пальто с запиской Лебедевой, то это было искусственно подстроено самой Шершовой с целью создать улики против Байкова и тем спасти себя. Записка была старой, написанной Лебедевой когда-то перед отъездом в деревню, а пальто было ею же, Шершовой, унесено из дому и прислано обратно в квартиру с нанятым для этого на улице за 2 руб. мальчиком, которому она велела сказать, что пальто прислано „Вале“, т. е. Шершовой, молодым человеком».

Добытые при дальнейшем дознании дополнительные объективные данные не оставляли сомнения в том, что в убийстве действительно участвовали Шершова и Бандейкина. Так была решена вторая задача — раскрытие личностей убийц.

Но в данном деле предстояло еще решить и третью оказавшуюся притом еще более трудной задачу, а именно, выяснить истинные мотивы преступления. Что побудило Шершову и Бандейкину на кровавое дело? Несмотря на сознание, вопрос представлялся чрезвычайно туманным. Действительно ли убийство произошло в разгаре ссоры или драки, или оно было хладнокровно детально продумано заранее и, в последнем случае, в силу каких побуждений.

Задача по выяснению мотивов преступления выпала главным образом на долю предварительного следствия, поскольку первые две задачи были блестяще разрешены уже в стадии дознания, производившегося, попутно заметим, под непосредственным руководством ст. следователя, что также является одной из положительных и заслуживающих подражания особенностей данного расследования.

По части выявления виновников преступления предварительному следствию также удалось выяснить несколько дополнительных деталей, на которых мы здесь при всей характерности их останавливаться не можем. Но, главное, что обращает на себя внимание при анализе предварительного следствия — это четкость и тонкость его построения в смысле выявления мотивов преступления.

С одной стороны, ничего лишнего, ненужного, загромождающего в ясных и отточенных протоколах допросов свидетелей.

С другой — не упускается ни малейшей детали, которая могла бы пролить свет на истинные мотивы преступления.

Следователь устанавливает, например, такой факт, что еще до убийства Бандейкина как-то говорила своему мужу, что Шершова непременно убьет Лебедеву.

Допрашивая 12-летнюю Веру Воронову, следователь искусно выясняет ряд деталей в день убийства, и, между прочим, то, что драк вообще никаких ни в этот день, ни раньше в квартире не бывало.

Следователь интересуется мнением мужа Бандейкиной, что могло побудить Шершову на убийство, а жену на соучастие в нем; свидетель полагает, что Лебедева могла знать что-либо компрометирующее Шершову, а жена была зла на Лебедеву за обман с комнатой.

Байков совершенно не представляет себе, какая могла быть в данном случае цель убийства. Свидетель не замечал у Лебедевой значительных денег и ценностей. Но следователь все же интересуется, просит свидетеля подробно перечислить те ценные вещи, которые он замечал. Таким путем удается вскрыть, что кое-какие из вещей Лебедевой после убийства исчезли и сбывались убийцами. И так далее.

Следователь затем проявляет большую осторожность в выводах насчет мотивов преступления и пишет в обвинительном заключении, что вполне исчерпывающих результатов в этом направлении достигнуть не удалось.

Мы не может это поставить в упрёк следствию. Важно то, что максимум умелых усилий в этом направлении был приложен. А если все же в отношении мотивов преступления осталось не все разгаданным, то следует принять во внимание, что выяснение мотивов преступления обычно представляет собой наиболее трудную и сложную его часть. Тем не менее, следующие обстоятельства, установленные предварительным следствием, в значительной мере объясняют отношения, существовавшие между обвиняемой Шершовой и покойной Лебедевой.

1) С достаточной положительностью установлено было следователем, что убийство совершено не в ссоре, ибо находившиеся в момент его в квартире свидетельница Бродкина и девочка Вера, дочь свид. Крыловой, никакого шума не слышали, а между тем, по единогласному отзыву большинства допрошенных по делу свидетелей, Лебедева отличалась очень крикливым голосом, стены же квартиры при осмотре ее следователем оказались сделанными из тонких досчатых перегородок, сквозь которые легко слышен разговор;

2) с полной несомненностью установлено подавляющая зависимость обвиняемой Шершовой от убитой ею Лебедевой, исполнявшей в отношении последней обязанности прислуги, их легкое в смысле нравственности поведение, извращенность покойной Лебедевой в половом отношении, тяжелый, скандальный характер Лебедевой и спокойный нрав обвиняемой Шершовой. Суд всецело согласился с выводами следствия.

В дополнение к тем методологическим выводам, которые сделаны нами попутно с анализом и обзором последовательных этапов расследования по данному делу, не лишне подчеркнуть и следующие моменты.

В той стадии расследования, когда начало складываться серьезное подозрение (хотя и оказавшееся впоследствии ложным) против Байкова, в числе других, на первый взгляд подкрепляющих это подозрение фактов, были некоторые неточности и неполная согласованность во всех деталях показаний свидетелей, допрошенных для проверки местонахождения и времяпрепровождения Байкова на протяжении того периода времени, когда произошло убийство.

Получились известные противоречия в свидетельских показаниях, и с такими противоречиями следователю приходится встречаться довольно часто.

Каков должен быть подход при оценке значения таких противоречий и несогласованности?

Нередко можно наблюдать здесь примитивный подход, заключающийся в том, что всякая неточность и расхождения в сообщениях свидетелей с установленными по делу фактами истолковываются, как нечто безусловно опорочивающее показания свидетеля в целом. Между тем, значение свидетельских показаний в ряду доказательственных улик за последние десятилетия подверглись обстоятельному научному исследованию. И хотя оно еще далеко не может считаться законченным в своих выводах, но имеющиеся некоторые выводы уже и в настоящее время могут считаться бесспорными.

И одним из таких бесспорных выводов является тот, что неточности и некоторая несогласованность в показаниях свидетелей об одном и том же событии почти неизбежны, а, следовательно, наличие таких неточностей и различных оттенков в показаниях различных свидетелей не может быть расцениваемо, как умышленная и сознательная ложь со стороны части свидетелей.

На воспроизведение какого-либо факта или впечатления свидетеля оказывают влияние: а) способности восприятия; б) способности запоминания воспринятых впечатлений; в) способности восстановления в своей памяти того, что уже пережито (воспоминание) и г) способности передачи (репродукции) пережитых впечатлений другим людям.

На характер восприятия оказывает влияние различная у различных людей аперцепция (присоединение к непосредственным впечатлениям субъективных представлений), характер душевного состояния и пр.

Ошибки свидетельских показаний, далее, могут корениться не в процессе восприятия, а в процессе воспоминания. Одним из серьезных факторов извращения действительного положения вещей при воспоминании о тех или иных событиях является то особого рода внушение, которое заключается в наводящих вопросах и в «прижимистой» системе допроса свидетелей. Нередко стороны, реже судьи, будучи убеждены наперед, что ответ свидетеля должен быть такой, а не иной, добиваются определенного ответа и незаметно для свидетеля своими вопросами порождают в нем убеждение в правильности показания.

Вот почему существует отрицательное отношение к наводящим вопросам, как содержащим в себе внушение дать нужный спрашивающему ответ. По той же причине должны быть признаны недопустимыми и такие допросы свидетеля, когда свидетелю прочитываются показания других, и он или подтверждает, или отрицает их правильность.

По той же причине предпочтительнее свободный рассказ свидетеля, чем ответы его на вопросы.

При свободном рассказе свидетель не пытается восстановить во что бы то ни стало всех деталей, уже забытых, испарившихся из памяти; он передает то, что твердо помнит. При ответах на вопросы он восполняет «провалы памяти» догадками и умозаключениями, не желая оставить без ответа и объяснения то, что по обстоятельствам дела ему должно быть известно. Помимо того, отвечая на вопросы, он может незаметно для себя подпасть под влияние внушения со стороны лица, ведущего допрос.