Из семи смертных грехов, что свойственны человеку по мнению Тертуллиана, меня смущают прелюбодеяние и разврат. Во-первых, как сознательный гражданин, начинающий богослов и относительно молодой писатель – я полагаю, что хрен редьки не слаще; а во-вторых, чужие жены не кажутся мне лучше своих. Если, конечно, не путать Анджелину Джоли с Авдотьей Ивановой. Я понимаю, что всякая Анджелина просто мечтает со мной встретиться, однако до сей поры мне попадались одни Ивановы, а это откровенный разврат. Поверьте моему горькому опыту. До семи Ивановых, как Синяя Борода, я пока еще не дотянул, однако пять представительных жен у меня было. После чего ну совершенно не тянет на прелюбодеяние.

Вдобавок семейная связь вредит любому роду искусств. Художник замыкается на обнаженной натуре своей жены, озадаченный кинорежиссер не видит другой перспективы, писателя вдохновляют домашние котлеты, а девять отверженных муз рыдают над разбитым корытом!

Эрато, муза любовной поэзии, плачет над сломанной лирой; Евтерпа, спонсор лирической песни, подвывает над флейтой; Каллиопа, главный редактор эпических произведений, торгует книгами в Доме культуры имени Крупской; Клио, покровительница истории, периодически впадает в беспамятство; Терпсихора, муза танцев, побирается у театра оперы и балета; Талия, муза комедии, лежит с высокой температурой; Мельпомена, муза трагедии, ходит с венком из плюща; Урания, муза астрономии, промышляет в ночное время с фомкой и астролябией; а потерявшая слух Полигимния утешается русским шансоном!

То есть изящное искусство сориентировано на извлечение утилитарной прибыли, покуда им заправляет жена! Она требует художественных произведений и готова стоять рядом со сковородкой для ускорения творческого процесса.

Поэтому, ради отечественной культуры, я настоятельно рекомендую, чтобы марш Мендельсона исполняли при любых обстоятельствах, будь то свадьба или расторжение брака, а в особо торжественных случаях – на похоронах. И назидательно, и музыкантам пользительно. Не надо мне месяца на раздумье после так называемой помолвки! Только сбацайте свадебный марш Мендельсона – может, и сам одумаюсь…

В последний раз я погорел, когда переписывал батюшку Геродота, его «Историю в девяти книгах», и выдавал за свое. И не корысти ради, а дабы все от меня отвязались, мол, разве не видите, что я работаю над новым романом?! Однажды жена выкрала эту рукопись и поперлась в издательство, что не придет в голову ни одной порядочной музе – извлечь материальную выгоду из пятисот страниц чужого текста.

– Извините, мадам Геродот, – без тени улыбки сказал главный редактор, – однако ваш дорогой супруг уже получил гонорар за это произведение.

– Когда? – удивилась жена, теперь бывшая.

– Две с половиной тысячи лет назад! – сообщил главный редактор, который давно смирился с авторскими выкрутасами и перестал им удивляться.

– Получил и конечно же пропил! – решила жена. – Или истратил на девок!

– Ну, я не знаю, – тактично заметил редактор. – Поведение современного автора сложно предугадать. Я готов поручиться только за классиков… А чем занимается ваш дорогой супруг в свободное от Геродота время?

– Если нет гонорара, мне это неинтересно, – закончила разговор жена.

Собрала чемоданы и переехала к маме, где составила «Декларацию о полном суверенитете от разных прохиндеев». И четвертого июля, в День независимости США, мне дали почетную грамоту о пятом разводе, можно сказать – бесплатный талон на разврат и три года гарантии. После чего я решил сменить обстановку и совершить круиз по Средиземному морю, чтобы среди кровожадных акул подзарядиться новыми положительными впечатлениями для будущего романа.

Конечно, меня терзали сомнения – ехать с музами или без муз, но, поразмыслив, я пришел к выводу, что отдыхать со своими девятью самоварами нецелесообразно. Как заниматься сексом с бывшей женой или беседовать о пятнах Роршаха с психоаналитиком. Потому что дальнейшая эксплуатация морально устаревшего оборудования грозит производственной травмой, а в пятнах Роршаха нет вообще никакого смысла.

– Алло! Это бюро адюльтера и разврата?! В смысле – экскурсий и путешествий?! Что вы предлагаете?! Мне все равно, в каком направлении, только без крайностей! В смысле, в Сибирь я не поеду, а в семейный пансионат меня не пустят…

Как-то раз в ресторане я опрокинул на стол чашку кофе и познакомился с женщиной-психоаналитиком.

– Что вы видите? – спросила она.

– Где? – растерялся я.

– На скатерти! – сообщила она и указала на коричневое пятно.

Честно сказать, я видел там контурную карту Римской империи эпохи Нерона, то есть в границах до шестьдесят восьмого года, однако сомневался, что женщина разбирается в таких нюансах, не свойственных психиатрии. Поэтому я прикинулся дурачком и соврал, что вижу на столе обыкновенное свинство.

– Это кинетический образ? – допытывалась она.

– Конечно! – подтвердил я. – Смотрите, как шустро расползается!

Пятно и на самом деле весьма энергично увеличивалось в размерах.

– А что, по-вашему, здесь преобладает, – не унималась женщина, – цвет, форма или движение?

– Даже и не знаю, – озадачился я. – Скорее всего, цикорий!

Тут я решил, что вопрос исчерпан, и, оперируя указательным пальцем, стал размазывать карту империи – от Британских островов до Пантикапея. Однако настырная дамочка продолжала топтаться рядом да еще принялась бурно дышать. А подобное поведение «слабого пола», наверное, все мужчины воспринимают как выражение симпатии, а не процесс поглощения кислорода женским организмом.

– Вас возбуждает цикорий? – деловито уточнил я.

– Нет, – покачала головой дама. – Меня умиляет ваше инфантильное поведение.

– Я полон потенции! – на всякий случай предупредил я.

– И тем не менее возите по столу пальцем, словно ребенок, – пояснила она.

– А чем же еще мне возить в публичном месте? – несколько удивился я. – Назовите хотя бы один предмет, кроме пальца, чтобы я им воспользовался, не привлекая общего внимания!

– Ну, например, салфетка, – осторожно предложила она.

Ишь чего выдумала!

– Во-первых, салфетка – это не предмет, а промокательная бумага, – важно определил я. – И во-вторых, она не способствует расширению Римской империи на восток. А значит, приграничные районы Галлии будут и дальше страдать от набегов германцев из-за Рейна!

– Так, так, так… – заинтересовалась дама и в общем-то без приглашения присела за мой столик. – А где, вы говорите, Рейн?

– Да вот же он, – я указал на столовый нож, что занимал на кофейном пятне соответствующее положение.

– Так, так, так… – повторила дама, когда уяснила для себя тревожное положение Римской империи согласно моей контурной карте. – И что вы намерены предпринять?

– Надо построить мост, – заявил я, – а шестому галльскому легиону перейти через Рейн и что есть силы ударить по неприятелю!

Тут я как следует треснул кулаком по германским позициям, однако упустил из вида солонку, которая после моих решительных действий перелетела на соседний столик и нанесла непоправимый урон куриному бульону.

– Ну надо же! – изумился я.

А тем временем к месту событий стали стекаться официанты. Я и не знал, что у варваров столько резервов.

– Ситуация под контролем! – заверила всех моя дама.

Ну а я счел своим долгом немедленно расплатиться за необратимые потери в ходе последней Галльской войны, включая уничтоженный шестым легионом куриный бульон.

– И хотя с точки зрения современной психиатрии ваш случай не уникален, – сообщила мне дама, как только мы оказались на улице, – но я бы продолжила свои наблюдения сегодняшним вечером. Скажем, у меня дома…

– А кофе у вас есть? – счел нужным уточнить я.

– И кофе, и психиатрическая кушетка, – ответила дама. – И даже полное собрание сочинений Зигмунда Фрейда!

– А вы проявляете ко мне нешуточный интерес, – в свою очередь заметил я.

– Это когнитивная эмпатия, – улыбнулась она, как бы подтверждая, что так называемая прелюдия будет самой заунывной в моей сексуальной практике.

Ибо нет ничего предикативнее, чем пудрить мозги психоаналитику в разгар ее когнитивной эмпатии.

– А вы не подскажете, что все это значит? – осторожно поинтересовался я.

– Постижение эмоционального состояния другого человека посредством интеллектуального сопереживания, – охотно поделилась она своими планами на предстоящий вечер.

А я с удовольствием участвую в экспериментах, особенно если дама имеет привлекательную научную степень.

И поэтому, без возражений насчет Зигмунда Фрейда, я отправился к ней домой, где мы усердно занимались до утра предикативной и когнитивной эмпатией на удобной психиатрической кушетке.

После чего я регулярно ходил к этой дамочке на прием в качестве уникального пациента. Потому что благодаря еженедельной эмпатии у меня обнаружились все признаки вначале шизофрении, а потом и более тяжких расстройств…

Ну, например, по мнению лечащего врача, я находился в плену маниакальной триады: Крым, Рым и медные трубы. По поводу Крыма и «древнего Рыма» не стану спорить, однако медные трубы не так чтобы очень меня волновали. Хуже, когда человек видит повсюду фаллические символы, а римские арки вполне допустимы.

Кроме того, меня заклеймили как олигофрена, что является промежуточной стадией между дебилом обыкновенным и окончательным идиотом. И только по той причине, что я не могу найти в холодильнике ничего, кроме бутылок и банок с пивом.

– Дорогая, ты не подскажешь, где здесь лежит ветчина?!

– На верхней полке, кретин!

Должен признаться, что как-то вечером я пригласил на психоаналитический сеанс еще одну даму, а именно окулиста, дабы выяснить наконец – что у меня со зрением? Но дальше консультаций дело не продвинулось. То есть эмпатии втроем не получилось. Ну, разумеется, я понимаю, что окулист и психоаналитик это тебе не блондинка с брюнеткой, а разнопрофильные специалисты, но почему они ставят один диагноз – сексуальный маньяк?

После этого случая я окончательно разочаровался в современной психиатрии, а заодно и глазных болезнях. Когда внезапно прозрел и уяснил, что занимаюсь сексом не с женщинами, а чувством собственной неполноценности. Вдобавок о моей эмпатии каким-то образом узнала жена, наверное по пятнам Роршаха на одежде, и накануне развода мне отомстила. Вывезла из квартиры всю мебель, чтобы я не использовал наши совместно нажитые психиатрические кушетки в личных когнитивных целях.

* * *

В бюро путешествий мне выдали целую кипу рекламных проспектов, которые ваш покорный слуга разложил на три аккуратные пачки:

первая – «Экстремальный туризм», где красотки в бикини нежились на шезлонгах;

вторая – «Страсти господни», со старушками в белых панамках;

и третья – «По следам капитана Кука: в гости к аборигенам».

– Ваше фамилие?

– Кляйн.

– Имя?

– Ингмар.

– Профессия?

– Прощелыга… В смысле щелкопер!

– Не существует такой профессии, имени и фамилии!

– А по-вашему, заграничный тур – это горный кавказский козел?!

Надо заметить, что с девушкой-менеджером я препирался сознательно, к тому же врал и увиливал от прямых ответов. Поскольку полагал, и вполне обоснованно, что если расскажу о себе правду, то с подобной анкетой я могу рассчитывать только на бунгало где-нибудь в дебрях экваториальной Африки. Не знаю, как обстояли дела с другими клиентами этого туристического бюро, но вскоре наше милое собеседование стало напоминать «разговор по душам» со следователем.

– Я вас в пятнадцатый раз спрашиваю! – надрывалась девушка-менеджер. – Как?! Ваше?! Фамилие?!

– А я вам в шестнадцатый раз отвечаю, – не унимался я. – Ингмар Кляйн! В нашей семье всех мальчиков называли Кляйн. Мой папенька – Кляйн! Мой дедушка – Кляйн! И даже мой прапрадедушка был жуткий барон фон Кляйн!

– Покажите паспорт!

– Еще чего!

Так продолжалось довольно долго, и естественно, что наши вопли растревожили интересную женщину лет тридцати, которая тихо сидела себе на диванчике до поры до времени и меланхолично листала туристические буклеты.

– Три тысячи чертей! – воскликнула она. – И один чертенок! Неужели я вижу Ингмара Кляйна собственной персоной?!

Такой оборот событий несколько обескуражил девушку-менеджера, во всяком случае, она перестала сверлить меня взглядом и переключилась на интересную женщину.

– А вы его знаете? – удивилась девушка.

– Эх, молодость-молодость, – со вздохом ответила женщина. – Да кто же не знает Ингмара Кляйна?!

– А вот в Интернете пишут, что это фейк! – нахмурилась девушка-менеджер и указала на монитор компьютера.

– Прекратите ругаться, хотя бы в рабочее время, – посоветовала ей женщина.

– Да вы сами посмотрите! – предложила девушка. – Говорят, что нет такого писателя… Ингмара Кляйна!

– Да как же нет, если он пишет?! – всплеснула руками интересная женщина. – Вот если бы не писал – другое дело! Тогда это фак, а не фейк! А так, я думаю, что вам надо сменить провайдера!

– Спасибо, – язвительно поблагодарила девушка. – При чем тут провайдер? Меня он вполне устраивает!

– А мне нравится Ингмар Кляйн! – в свою очередь заявила интересная женщина. – Я люблю активную протоплазму! Но я люблю и пассивную протоплазму! Короче говоря – ай лав вис гейм!!! – провозгласила она, и весьма патетически.

Конечно, я пользуюсь некоторой популярностью среди читателей, особенно в пригородных электричках. Однако не дальше шестой зоны. То есть до Зеленогорска. Поэтому постарался замять конфликт, чтобы не привлекать внимания таможенных и налоговых органов, мол, на какие-такие шиши Ингмар Кляйн собирается в путешествие?! Да еще за пределы распространения, обозначенные в авторском договоре!

– Что вы кричите, как Беллинсгаузен? – уточнил я у женщины. – В смысле как белены объелись!

– Фанатею! – призналась она, покинула свой диванчик и стала приближаться ко мне с распростертыми объятиями.

А это, на мой дипломатический взгляд, противоречило Женевскому протоколу о встречах писателя и читателя.

– Что вы собираетесь делать? – насторожился я.

– Тискать и жмякать! – сообщила интересная женщина о своих намерениях. – Потому что не каждый день можно увидеть живого писателя, а тем более Ингмара Кляйна!

– Вы просто редко бываете на Невском проспекте, – возразил я. – А там любых сумасшедших хоть пруд пруди…

Один, по слухам бывший актер, всегда прохаживался по левой, так называемой солнечной стороне Невского проспекта и время от времени снимал свой берет и чинно раскланивался с прохожими. Его гардероб состоял из театрального реквизита Александринки, во всяком случае, я там видел похожий костюм на Землянике. Только у нашего «попечителя богоугодных заведений» из нагрудного кармана торчал ершик для мытья молочных бутылок, окрашенный в розовый цвет, что, по всей вероятности, олицетворяло собой розу в петлице.

Другой городской сумасшедший зачитывал наизусть свежую газету и пользовался большой популярностью у продавщиц галантерейных магазинов, которые находились на правой стороне Невского проспекта. Кассирши тоже бросали свои дела и замирали, словно истуканы, пока Говорящая Газета оглашал программу телепередач на предстоящий вечер. А тот, в свою очередь, с дикторскими интонациями распространял «международную» информацию на весь торговый зал: «В двадцать три часа десять минут выступает ансамбль „А, Бе, Бе, А“!»

Третий субъект не ходил по проспекту, а ездил на собственном таксомоторе, и если вы спросите, почему не в карете скорой помощи, то мне придется пояснить, что этот городской сумасшедший работал таксистом, а не водителем у Скворцова-Степанова. Но как, спросите вы, могли сумасшедшего выпустить на линию?! А каким образом за воротами автопарка оказалось его такси?! Ибо! По всем законам физики и механики, техники и фантастики, автомобилестроения и здравого смысла этот агрегат вообще не должен был ездить. То есть два чуда нашли друг друга: он – седовласый господин не в своем уме, она – лохматая тачка, некогда марки «Волга».

Я дважды удостоился чести дефилировать по Невскому проспекту на этом такси. Причем за нами тащилась целая автомобильная процессия, которая непрерывно гудела и материлась. Однако жуткий тандем из фильма «Трансформеры» не проявлял по этому поводу никаких эмоций – ни человеческих, ни механических – и продолжал движение с крейсерской скоростью три сантиметра в час. Она дребезжала всеми частями «тела», он молча смотрел вперед. Почему я счел их сумасшедшими и опасными для окружающих – точно не знаю. Наверное, нервы ни к черту! Но до конца проспекта, куда глядел ненормальный водитель, я так ни разу и не доехал – вышел на полдороге – и до сих пор надеюсь помереть в своей постели, а не в салоне такси.

Что же касается остальных городских сумасшедших, то они были вполне безобидными. Ведь недаром известный еженедельник в своем «Обозрении Невского проспекта» написал про меня, что «Ингмар Кляйн очень мил!».

* * *

– Ну, сумасшедших везде хватает, – резонно заметила интересная женщина. – Да что там говорить, – вздохнула она. – Мы все сумасшедшие наполовину!

– А в Интернете пишут, что человек на семьдесят пять процентов состоит из воды, – встряла девушка-менеджер.

– Немедленно отключайтесь, – прикрикнула на нее интересная женщина. – У вас этот процент перевалил за сто! Вот наказание! – всплеснула руками она. – Раньше нам заливало общество «Знание», а теперь они пудрят мозги друг другу по Интернету!

– Да вы просто ламер! – возмутилась девушка-менеджер.

– А это что такое? – удивилась интересная женщина.

– Воинствующий «чайник», – сообщила девушка. – Вот тут, в Интернете, есть статья «Комсомольской правды», где все подробно изложено! Почитайте на досуге!

– Я, милочка, предпочитаю парить в других эмпиреях, – подчеркнула интересная женщина. – К тому же давно вышла из комсомольского возраста и не собираюсь туда возвращаться! А еще раз назовешь меня чайником, я врежу тебе по тыкве!

Девушка-менеджер быстро прикинула свои перспективы и только пробурчала:

– Ну и клиент пошел…

После чего уставилась на монитор и снова погрязла в Интернете. А мной – в виде бонуса или приза – полностью завладела интересная женщина.

– Вы не могли бы поставить автограф? – спросила она.

– Куда? – осторожно осведомился я, поскольку в моем, извините, паспорте еще не высохли фиолетовые чернила на странице о семейном положении.

Но тем не менее, как любезный писатель, я оглядел ее с головы до ног, вернее, с ног до головы, чтобы выбрать подходящее для автографа место. Даже придумал свежее «помпеянское» граффити: «Здесь был Ингмар Кляйн!» Однако все интересное в этой женщине находилось под антивандальным покрытием.

Я не скажу, что брючные деловые костюмы на лицах женского пола меня вдохновляют, но – провоцируют на разные сексуальные безобразия. И не похоти ради, а чтобы вернуть уважение к мужской одежде.

– У меня тут чудесным образом завалялся ваш первый роман, – между тем заявила женщина, порылась в сумочке и достала оттуда невзрачного вида книгу. – Подпишите, пожалуйста! Д-л-я Ю-л-и-и Ф-е-л-и-к-с, – по буквам продиктовала она.

– Это кто?

– Я, – пояснила интересная женщина и довольно интимно мне подмигнула. – Ваша предан-н-н-ная поклонница!

И опять подмигнула, что вызвало у меня неоднозначные чувства. С одной стороны, всегда приятно иметь поклонниц, а с другой – в каком, извините, смысле? Нет, когда они существуют в параллельном, читательском мире и восхищаются современной литературой – смысла в них мало. Но как только поклонницы переносятся в повседневную жизнь – становится страшно за автора! Например, я дословно не помню, что именно насочинял. И как этот бред отразился на бедных читательницах – тоже имею смутное представление. И если поклонницы ищут в писателе сексуального террориста, согласно литературному произведению, или остроумного собеседника, как в первом романе, то мне остается только драпать! Во избежание столкновения фантазий с действительностью.

– «Юлии Феликс! На память об авторе!» – от души накарякал я.

– Странно звучит, – заметила Юлия Феликс. – Что это значит – «на память»? На долгую-долгую, что ли? И почему – «об авторе»? Вы собираетесь нас покинуть? – И запихнула книгу обратно в сумочку.

– Вообще-то я собираюсь на Средиземное море! – сообщил я. – А эту книгу вы сами купили, и будет неправильно, если я подпишу «на память ОТ автора».

– Кстати, о памяти, – напомнила о себе девушка-менеджер. – Вы не забыли, зачем сюда пришли?

– В одной современной пьесе, – ответила за меня Юлия Феликс, – на сцену время от времени выходит болван с тарелками и говорит «Блямс». Как вы думаете, зачем он это делает?

– Грязно ругается, – предположила девушка-менеджер.

– Не угадали, – фыркнула Юлия Феликс. – Он объявляет антракт…

Я видел однажды содержимое дамской сумочки и сумел сохранить рассудок. Надо учитывать, что этот эксперимент проходил в щадящем режиме. Добрая дамочка опорожняла сумочку постепенно, иначе я бы тут же отдал богу душу! Вначале она выложила на стол:

три пилочки, щипчики, большой кухонный нож и спицы для вязания, на которые можно было бы насадить молочного поросенка и спокойно зажарить;

далее – зеркало заднего вида от внедорожника, три боекомплекта губной помады «Каждый-Охотник-Желает-Знать-Где-Сидит-Фазан» и черную тушь, которой пользуются диверсанты в целях маскировки;

после чего – точильный камень, бутылку кваса и книгу «Как сделать слоника из полотенец»;

и наконец – плоскогубцы и два баллона слезоточивого газа для разгона демонстраций.

– Кроме спиц для вязания, я все могу объяснить! – заявила дамочка, пшикнула газом и брыкнулась в обморок. – Случайно, – сказала она, как только пришла в себя. – Вот почему я ношу два баллончика, по-македонски, чтобы не промахнуться!

– А плоскогубцы? – уточнил я.

– Ну, это не главное… – отмахнулась дамочка и достала из сумочки фомку и гвоздодер. – У меня иногда заедает входная дверь… – пожаловалась она.

С тех пор я уверен – в дамской сумочке может быть все что угодно. Но только не роман Ингмара Кляйна!

МУЗА.  Я МУЗА, А НЕ ЛЕЖАЧИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ, ЧТОБЫ ПО ТЕКСТУ ОБ МЕНЯ СПОТЫКАЛИСЬ!

– Кстати, – заметил я по поводу комплектации Юлии Феликс. – К вашему костюму больше подошел бы солидный деловой портфель, а не дамская сумочка.

– Это смотря что в нее положить, – резонно возразила Юлия Феликс. – Иногда и сумочкой можно так огреть, что просто закачаешься!

Тут я поспешно переменил тему.

– Мне почему-то кажется, – сообщил я, – что наша встреча не случайна.

– Именно-именно! – горячо поддержала меня Юлия Феликс. – Вы тоже верите в предзнаменования? Иногда вдруг сломается каблук в самое неподходящее время, а ты хромаешь дальше и думаешь, что сегодня будет все наперекосяк…

По правде сказать, я никогда не ходил на каблуках, однако счел нужным поддакнуть:

– Да-да, бывает.

– Или заходишь в туристическое бюро, – продолжила Юлия Феликс свои размышления о совпадениях и предзнаменованиях, – а там Ингмар Кляйн собственной персоной. Ну-у, думаешь, прощай, всемирная литература! Уж больше мне не читать Кафку и Джона Фаулза! Лезешь в сумочку за помадой, чтобы причипуриться, а там опять Ингмар Кляйн, чтоб ему пусто было! Ведь это просто какое-то наваждение – куда ни сунешься, везде Ингмар Кляйн! И должна заметить, что вы шустры, словно Гермес! – закончила тараторить Юлия Феликс.

– А я со своей стороны, – дипломатично подытожил я, – могу только извиниться за доставленное беспокойство. И порекомендовать вам что-нибудь из классической литературы. Ну, например, «Записки о галльской войне» Юлия Цезаря.

– Это который мог заниматься двумя делами одновременно? – уточнила Юлия Феликс. – Не знаю, как можно его читать, если он лыка не вяжет!

– Какого лыка? – не понял я.

– Ну, поговорка такая, – пояснила Юлия Феликс. – «Не вяжет лыка» или «пьян, как Юлий Цезарь»!

– Что-то я не встречал такой поговорки насчет Юлия Цезаря, – задумался я.

– Если хотите, можете встретиться, – пожала плечами Юлия Феликс.

– Где? – растерялся я.

– В Помпеях, – невозмутимо ответила Юлия Феликс. – Где у меня небольшая, но комфортабельная гостиница с полным пансионом! Дивное место для отдыха!

Здесь нашу беседу снова прервала девушка-менеджер.

– Attention! Attention! – заголосила она. – Attention! Attention! У нас переманивают клиента!

И – как оказалось, на условный сигнал – тут же примчалось вышестоящее руководство в клетчатой юбке.

– Вы шотландец или шотландка? – озадачилась Юлия Феликс, глядя на эту личность.

– Я старший менеджер! – заявило клетчатое руководство. – Не надо смотреть на мою юбку – там ничего не написано!

– А другие опознавательные знаки у вас имеются? – не унималась Юлия Феликс. – Я, например, в брючном костюме, но никто не рискнет назвать меня джентльменом!

– По бейджику я – Анна Владимировна! – представилось руководство. – Можно узнать, что случилось?!

– Попытка несанкционированного доступа! – отрапортовала девушка-менеджер. – Иначе говоря, хакерская атака! – И указала пальцем на Юлию Феликс.

– В чем это выразилось? – спросила Анна Владимировна.

– Проникновение в базу данных! – Теперь девушка-менеджер указала пальцем в моем направлении.

– Базе данных мы предоставим скидку, – решила Анна-бейджик-Владимировна. – А вы, гражданочка-хакер в брючном костюме, немедленно покиньте помещение туристической фирмы!

– Да ты на себя посмотри! – как ни в чем не бывало ответила Юлия Феликс. – Вылитая кикимора!

– Что-о-о?! – возмутилась Анна Владимировна и приблизилась к Юлии Феликс на опасное расстояние.

А я видел неоднократно, с какой легкостью женщины переходят с общих проблем на личные. И поспешил вмешаться…

– Брейк! – выкрикнул я согласно правилам этого вида спорта.

Юлия Феликс дисциплинированно сделала шаг назад.

– Бокс! – разрешил я.

И участницы соревнований продолжили схватку…

– Сама ты харкер! – сообщила Юлия Феликс.

– Ну ты и стерва! – брызжа слюной, воскликнула Анна Владимировна.

– Гонг! – во всеуслышание объявил я. – Спасибо, что уделили мне время! – После чего обратился к Юлии Феликс: – Мне помнится, вы что-то говорили о полном пансионе…

– И не отказываюсь от своих слов! – подтвердила она. – Комнаты с видом на море, итальянская кухня, французский шеф-повар, девушки в бикини… Что еще надо писателю для полноты ощущений?!

– Клиент, опомнитесь! – всполошились менеджеры. – Только мы сделаем отдых незабываемым!

В чем я нисколько не сомневался, однако предпочел другой экскурсионный маршрут и ретировался под руку с Юлией Феликс.

– Райский уголок! – щебетала она. – Я рада, что на правах поклонницы могу предложить вам лучшие апартаменты, а как хозяйка гостиницы – совершенно бесплатно! Считайте, что вы у меня в гостях, включая перелет туда и обратно. Я думаю, мы подружимся и найдем общий язык, даже если он – русский!

Вы помните притчу про яблоко и Адама? Два этих предмета обретались в Раю на правах федеральной собственности и поддерживали нейтралитет: Адам не трогал зеленых яблок, и с ним ничего чрезвычайного не случалось. Для каких, извините, целей Адаму понадобилась блондинка, а, к слову сказать, не ящик светлого пива, доподлинно неизвестно. Но с той поры женщины вовлекают нас в разные авантюры, потому что им неприятно видеть, как мужчина наверстывает упущенное – безмятежно живет и хлебает свое пиво…

Ранним утром пятого июля в главном зале аэропорта я занимался спортивной ходьбой, пугая прилетающих и отбывающих пассажиров. С Юлией Феликс мы условились встретиться в местном баре, однако не уточнили, на каком этаже, что, безусловно, меня забавляло. Я лихо перемещался из бара в бар, не забывая отметиться в каждом – стопкой текилы или бокалом пива.

– Мне кажется, что французский «Конкорд» возобновил свои рейсы, – заметил один из барменов, когда я в четвертый раз за каких-то пятнадцать минут посетил его заведение.

Таким образом я контролировал два этажа, покуда Юлии Феликс это не надоело.

– Вы долго будете бегать с озабоченным видом?! – спросила она. – Стойте на месте, вам говорят! Наш вылет задерживается!

Юлия Феликс сидела на живописной скамейке под искусственной пальмой и листала толстый иллюстрированный журнал. По-моему, «Вог».

– Как вы здесь оказались?! – удивился я, потому что раз пятьдесят пролетал мимо этой скамейки и, как бобик, косился на пальму.

– Вам следует меньше таращиться на блондинок и стюардесс, – пояснила Юлия Феликс. – Тогда восстановится кругозор.

Честно говоря, я отдаю предпочтение методу Брайля, однако не всякая девушка любит знакомиться таким способом. Вот почему я не решился прощупать скамейки – от пальмы до пальмы. Ведь только слепой мог не заметить Юлию Феликс.

Она привлекала внимание всех мужчин, словно маяк в штормовую погоду. Для кого-то служила ориентиром, кому-то казалась недосягаемой, а кто-то упорно плыл навстречу своей погибели, предполагая, что это подмигивает Александрийский маяк, а не коварная Клеопатра. Короче говоря, именно так заманили наивного Антония в Александрию.

– Кстати, – сказал я, расположившись рядом с Юлией Феликс, – откуда у вас такая загадочная фамилия?

– Ну я ведь не спрашиваю, откуда у вас такой псевдоним?! – возразила Юлия Феликс.

Сегодня она надела футболку и шорты. А вчера мы купили билеты до Адлера и разошлись по своим делам, которых, например, у меня – никаких не было. Я вернулся в пустую квартиру, расстелил на полу надувной матрас, лег на него и стал размышлять о Юлии Феликс. Поскольку такие поклонницы нехарактерны для моего творчества.

Я ничего выдающегося не написал и нахожу утешение в том, что все выдающееся уже написано! Поэтому мои гонорары не фигурируют на страницах журнала «Форбс» и я неохотно верю, что женщина любой масти: бурая, белая, вороная, гнедая, игреняя, изабелловая, караковая, каурая, мышастая, пегая, рыжая, саврасая, сивая и соловая, серая в мушках, в горчице и в яблоках – способна воспылать ко мне страстью без веских на то оснований. Правда, нервные дамочки, налетев на меня, кричат: «О, Господи!» Но я всегда говорю, что они ошиблись. Приняли за кого-то другого, промахнулись, просчитались, впали в заблуждение, получили неверную информацию…

МУЗА.  КАК ВСЯКИЙ БОГ – Я АТЕИСТ, А КАК ЕВРЕЙСКИЙ – АНТИСЕМИТ!

– А?! Что вы сказали?! – переспросил я и чуть не грохнулся со своего «пьедестала».

Потому что на редкость удачно устроился на скамейке и задремал в развязной позе, а голову положил на колени Юлии Феликс. Скорее всего, пятая стопка текилы и раннее утро слегка подкосили вашего современника.

– Мне не хотелось вас беспокоить, – сообщила Юлия Феликс, – но только что объявили посадку!

– Премного благодарен, – смущенно пробормотал я и принял вертикальное положение.

– Welcome! – невозмутимо ответила Юлия Феликс. – Мы можем продолжить этот эксперимент в самолете. Я ничего подобного не ощущала с тех пор, как нянчила на коленях ежика.

– Должно быть, я плохо побрился, – предположил я.

– Ах, это мелочи! – вздохнула Юлия Феликс. – Но вы так эротично фыркали мне в колени, что я находилась на грани оргазма.

– Наверно, мне что-то приснилось, – снова предположил я, сознательно избегая бесед о женском оргазме как о явлении до конца не изученном.

Вдобавок такие откровенные разговоры ни к чему хорошему не приводят. Поскольку настоящий мужчина в первую очередь естествоиспытатель и после теории быстро переходит к практике. Ну и нарывается на неприятности. Потому что всякая женщина – это вылитый поп Гапон и рассуждает о своем оргазме только в целях подлой провокации. Мол, я вам душу открыла, по-дружески, а вы для чего на меня залезли?! И сконфуженный естествоиспытатель до конца своих дней носит за этой женщиной чемоданы.

– Что вы туда положили? – полюбопытствовал я, едва поспевая за Юлией Феликс.

– Несколько летних костюмчиков и парочку новых купальников, – охотно пояснила она.

– А весят как Александрийская библиотека, – пробурчал я.

– Сперва вы склонялись к блондинке, – тем временем щебетала Юлия Феликс, направляясь к стойкам регистрации. – Мужчина, освободите дорогу! Но я сказала: «Какого черта»?! Отклеила вас от блондинки и переложила к себе на колени! Потому что известный писатель не должен спать где ни попадя! Мужчина, бегите отсюда, вам говорят!

Я поражался ее оперативности. Во всяком случае, мне бы пришлось часа полтора топтаться в длинной очереди на посадку. А Юлия Феликс – где словом, где делом – прокладывала себе дорогу, словно грейдер: мужчины с ней не связывались, а женщины – не решались. Нечто подобное я видел только однажды, когда две дочери канадского лесоруба торопились на рейс Торонто—Сидней.

– У вас неприятные воспоминания? Связанные с «Аэрофлотом»? – спросила меня Юлия Феликс у стойки регистрации.

– Нет, – машинально соврал я.

– Такого не может быть, – хмыкнула Юлия Феликс. – У всех натянутые отношения с этой организацией. А может быть, вы никогда не летали?

– Да я заслуженный пассажир всех «кукурузников»! – снова соврал я.

– Тогда покажите девушке наши билеты, – распорядилась Юлия Феликс. – Она уже дважды спрашивала. И сдайте в конце-то концов вещи в багаж. Что вы стоите, как памятник Пушкину, с двумя чемоданами?!

Вчера в кассах «Аэрофлота» я решительным образом настоял, что куплю билеты за свои деньги – туда и обратно. Хватит с меня и бесплатной гостиницы с полным пансионом.

– Ну мне-то обратный билет не нужен, – сказала Юлия Феликс. – А вам, как важной персоне, я обеспечу в номере макси-бар!

– Лучше миди, – посоветовал я. – И в гостинице будет тише, и я буду чаще выходить на воздух!

Минут через сорок мы ступили на борт «Боинга-747» и заняли свои места «для молодоженов». Ничем особенным они не отличались, кроме сервиса по высшему разряду. Юлия Феликс намекнула одной стюардессе, что мы отправляемся в свадебное путешествие, а дальше эту свежую для меня новость подхватил весь экипаж. Пилоты, во всяком случае, приходили на нас поглазеть, а бортпроводницы спрашивали у Юлии Феликс: «И чем же вы его кормите?» Словно я редкого вида горилла и лечу в сопровождении дрессировщицы. Но тем не менее мы очень миленько проводили время, попивая шампанское и глядя на облака.

– Я всегда путешествую этим классом для молодоженов, – призналась мне Юлия Феликс. – И чем несуразнее выглядит муж, тем больше предлагают шампанского!

– Да, – согласился я. – Сегодня у них полный аврал!

– Фи! – возразила Юлия Феликс. – Всего-то четыре бокала! А вот когда я летела с карликом Пушечное Ядро из цирка лилипутов, нам сразу же выдали три бутылки шампанского и большую порцию черной икры. Правда, пьяного вдребадан карлика мне пришлось выволакивать из самолета, но зато их оказалось два…

– Что вы сейчас сказали? – не понял я.

– Второй ненормальный карлик находился у первого в сумке, – пояснила Юлия Феликс, – и просидел три с половиной часа на полке для ручной клади. Занемел и озлобился. Вот видите, даже у карликов есть свои маленькие хитрости. И когда я вынесла первого карлика из самолета, то нарушила равновесие в природе. Второй сумасшедший карлик, оставленный без присмотра, грохнулся с полки, освободился от упаковки, спустился по трапу и надавал тумаков первому карлику. После чего засунул пьяного друга в сумку и потащил в здание аэропорта. Не знаю, как эти чертовы лилипуты проходят предполетный контроль, зато катаются всюду по одному билету.

– Да вы отъявленная авантюристка! – достаточно игриво сказал я. – И как меня угораздило поддаться на уговоры и отправиться с вами в кругосветное плавание?

Честно сказать, я кривил душой, поскольку при определенных обстоятельствах любая мало-мальски оборотистая дамочка могла уговорить меня на что угодно.

– В том-то и фокус! – в свою очередь улыбнулась Юлия Феликс. – Иначе зачем артисту оригинального жанра хорошенькая и длинноногая ассистентка?

– Ну-у-у… – предположил я.

– Не только, – заметила Юлия Феликс. – Надо ввести в заблуждение зрителей, что главное – это ее ноги! А дальше… Писатель теряет бдительность, как только увидит фигуристую поклонницу своего таланта, и совершенно не обращает внимания на детали – что за книгу он подписывает…

– Приведите пример, – попросил я, хотя сразу же догадался, о каком долбанутом писателе ведется речь.

– С удовольствием, – откликнулась Юлия Феликс. – Как назывался ваш первый роман?

– «Прощальный обед тринадцатого легиона», – сообщил я.

– Все верно! – кивнула она, достала из сумочки книгу, открыла на первой странице и торжественно зачитала: – Юлии Феликс на память об авторе! – После чего продемонстрировала обложку: «Омлеты и яичница».

– Название тоже подбирали со смыслом? – горестно усмехнулся я.

– У меня не было времени разыскивать вашу книгу, – призналась Юлия Феликс, – что первую, что вторую, что третью! Я выбрала в магазине подходящую по формату. Ведь последний роман Ингмара Кляйна печатали несколько лет назад, когда Бритни Спирс еще была девственницей!

– С Бритни Спирс все понятно, – отмахнулся я. – А вам для чего это понадобилось?

– Ну что я могу сказать, – пожала плечами Юлия Феликс. – Во всем виновата бурная молодость в стиле семидесятых. Тогда бы и Бритни Спирс закидали тухлыми помидорами. Мы все лишались девственности наперегонки – кто хором, кто поодиночке.

– Тьфу ты черт! – разозлился я, потому что спрашивал не об этом.

Конечно, меня больше интересовало – зачем Юлия Феликс устроила давешнее представление, чем лишение девственности целого поколения. Но почему, когда спрашиваешь «про это», все непременно думают об одном?!

– Не надо ругаться, – весьма доверительно обратилась ко мне стюардесса. – Где вы теперь сыщете девственницу?!

– В данный момент она меньше всего мне нужна, – пробурчал я. – Скажите, а пассажирские самолеты по-прежнему не укомплектованы парашютами?

– И презервативами? – тут же уточнила Юлия Феликс.

– Вам для чего эти изделия? – насупился я.

– А вам для чего парашюты? – осведомилась Юлия Феликс.

– Я, например, хочу немедленно выйти!

– А ваша молодая жена хочет немедленно помириться, – сообщила мне стюардесса по большому секрету. – Как это трогательно! Любить друг друга в заоблачных высотах!

– Девять тысяч метров над уровнем моря! – перевела Юлия Феликс заоблачную любовь в понятное измерение.

– Девять тысяч пятьсот, – внесла поправочку стюардесса. – Командир корабля, пилот первого класса Виктор Николаевич Попов, приветствует вас на борту нашего авиалайнера!

– Полный отпад! – Юлия Феликс закатила глаза и откинулась на спинку кресла, имитируя крайнюю степень женского восторга.

– Я могу уступить кладовочку, – намекнула мне стюардесса. – Там тесновато, но романтично!

– Вы насмотрелись западной порнографической продукции! – ответственно заявил я.

– Пока еще нет, – призналась стюардесса. – Отдельные фильмы приберегаю для семейного отпуска. Но, если начистоту, я тоже вышла замуж не девственницей. И до сих пор счастлива! Хотите еще шампанского?

Юлия Феликс моментально пришла в себя, аккуратно развернула платочек и приложила к своим глазам. Со стороны могло показаться, что женщина переживает, но я-то чувствовал, как она щиплется.

– Вы очень любезны, – откликнулся я на предложение стюардессы выпить шампанского, чтобы Юлия Феликс от меня отвязалась и прекратила щипаться.

– И вам, дорогая, – заметила стюардесса, – лишний бокал шампанского тоже не повредит!

– И два – не повредит, – уверенно заявила Юлия Феликс.

Однажды мне рассказали историю о женской солидарности. Кому-то кажется, что такого явления в природе больше не существует, однако остались еще окопы со времен амазонок…

Жена и любовница никак не могли поделить одного мужчину. Почему свет клином сошелся на этом недоноске – вопрос другого порядка, ибо особой ценностью объект не отличался: полтора на полтора метра, без рамы, а сверху плешивый, как драп-поплюй, побитый молью. Ну и так далее, по каталогу для женщин, которым терять больше нечего: шибко пьющий, не в меру курящий, и что ни слово, то мат.

А наши красотки, наоборот, имели приятную внешность и привлекательную конструкцию, да вдобавок лет на пятнадцать были моложе своего избранника, и не в сумме, а по отдельности. Конечно, таких проявлений женского безрассудства достаточно много, некоторые, например, заводят чешуйчатых игуан. Однако все подозревали, что дело тут не в личных качествах новоявленной Годзиллы, а в женских принципах, которые интереснее всякой доисторической ящерицы.

Да что там Годзилла! Честно сказать, это милое пресмыкающееся не шло ни в какое сравнение с нашим героем. Во-первых, Годзилла не пьет до посинения; во-вторых, не требует щи из кислой капусты; а в-третьих, выглядит словно Ален Делон рядом с носорогом. Но обе дамы как ополоумели! И ухватились за это чудовище с разных концов.

Честно говоря, я не силен в анатомии Годзиллы и не могу достоверно вам сообщить, сколько концов у него было, но два – это точно, потому что наши дамочки тащили в противоположные стороны. Чем этот подлец поначалу и пользовался. Уйдет на ночь глядя к любовнице, а жена истязается, что распоследний в городе крокодил ею пренебрегает. Хоть прямо в канализацию лезь, а все равно такого же не найдешь! Вот и бегала бедная женщина к сексопатологу, дабы выяснить – что там новенького.

– Где? – спрашивает озадаченный сексопатолог.

– Да в «Камасутре» и «Брахмапутре»! – поясняет отчаявшаяся женщина.

Конечно, сексопатолог – многопрофильный специалист, но мало понимающий в женских принципах. Трахайтесь, говорит, чаще, и все наладится! А как вернуть крокодила в семью и на какие эрогенные кнопочки нажимать – не рассказывает! Видимо, тоже не разбирается в анатомии Годзиллы. И отфутболивает несчастную женщину к психотерапевту. А тот, конечно, советует: трахайтесь чаще, и все наладится, если проблема не кулинарного характера – у кого кислые щи лучше!

– Я, – говорит жена, – извините, не сравнивала, а мой подлец только этим и занимается! Сегодня устрою ему перформанс! Надену белье красного цвета, как стоп-сигнал у светофора, а этой любовнице на причинное место присобачу кирпич! Мол, не все коту масленица – будет и пост ГАИ!

Так и случилось… Бегал подлец, бегал, сравнивал– сравнивал и окочурился в одночасье, да посреди дороги, что от жены к любовнице. В смысле – досравнивался! Ну, кремировали бедолагу, чтобы места много не занимал на серванте. Ну, поставили урночку с прахом на видное место, чтобы жена утешалась своим эксклюзивом. Ну и конец истории, то есть – прощай и прости женские принципы!

Да только однажды в квартиру, где проживала вдова, пьяненько постучались, и на пороге возникла любовница, понятное дело – бывшая, однако по-прежнему – навеселе!

– Картина Серова «Ходоки у Ленина»! – сказала любовница оторопевшей вдове. – Я тут шлындала-шлындала и дошлындалась!

– Постыдилась бы! – ответила вдова. – Сама на себя не похожа!

– Картина Серова «Девочка с персиками»! – снова представилась «юморная» любовница. – А как тут наш миленький поживает?

И качнулась к серванту, где находился домашний колумбарий.

– Не густо! – посетовала она, глядя на погребальный сосуд. – Я-то думала, что побольше будет… Но все равно ты Лопе де Вега! В смысле – собака на сене!

– Кто-кто?! – грозным голосом переспросила вдова.

Однако любовнице было все по колено: и Сена, и Рейн, и далекая Амазонка. Она протянула вдове пустую консервную банку, где раньше водилась килька, и озвучила цель своего визита:

– Ты русский язык понимаешь?! Отсыпь, говорю, половину!

И указала, для ясности, на урночку с прахом покойного…

С тех пор вдова и любовница мирно жили в одном населенном пункте. Обожали совместно выпить и помянуть усопшего, который смертию своей попрал все земные законы и теперь находился у двух красавиц одновременно. У вдовы, как положено – в погребальном сосуде, у бывшей любовницы – в баночке из-под кильки. И только тут завершается эта история о женских принципах и уступает место рассказу о женской солидарности!

* * *

А любезная стюардесса принесла нам шампанского и пожелала приятного времяпрепровождения. Чего я никак не мог допустить и принялся занудствовать.

– Выходит, что никакой гостиницы нет? – спросил я у Юлии Феликс.

– Ну отчего же, – пожала плечами она и достала из сумочки рекламный буклет. – Смотрите сами…

– «Во владении Юлии Феликс, – вслух зачитал я, – сдаются внаем: меблированные комнаты для проживания и художественные мастерские на втором этаже. При заключении договора на долговременный срок – гибкие скидки!»

– Там еще сказано про элегантные купальни, – добавила Юлия Феликс.

– Я видел, но постеснялся спросить, что это за порнография, – отвертелся я от восхваления вышеозначенных купален. – Так, значит, вы не Юлия Феликс?

– Ну отчего же, – снова сказала она, достала из сумочки паспорт и развернула на третьей странице с фотографией.

– Вы абсолютно не изменились! – поспешно заверил я.

– Надеюсь, – усмехнулась Юлия Феликс. – Потому что фотографировалась для паспорта всего месяц назад.

– Меняли фамилию? – уточнил я.

– Как раз фотографию, – ответила она. – И не пытайтесь выдрать паспорт у меня из рук! Все равно не отпущу!

– Не доверяете? – ухмыльнулся я.

– Закрываю пальцем год своего рождения! – пояснила Юлия Феликс. – Это вам знать необязательно!

– Обычно такими вещами занимаются женщины, которым за тридцать, – как можно индифферентнее заметил я. – Или за тридцать пять.

– И наводящих вопросов не задавайте, – промурлыкала Юлия Феликс. – Если вам так удобнее – мне восемнадцать лет.

Я взвесил исходные данные: и документы, и фотография в паспорте, и гостиница были на месте. А в чем же тогда заключался фокус, о котором говорила Юлия Феликс?! Автограф, добытый преступным путем, – слабая компенсация за полный пансион и миди-бар в номере. Ведь мне расписаться хоть на заборе – раз плюнуть. Я это проделывал неоднократно в местном отделе учета и регистрации актов гражданского состояния. Под свадебный марш Мендельсона, не к ночи будет помянут. Разве что…

– Мы летим не в Помпеи?! – воскликнул я и ткнул указательным пальцем в иллюминатор, очень довольный своей проницательностью.

– Помпеи?! – моментально откликнулась стюардесса, которая, как обычно, ошивалась поблизости. – Ай! Ой! Уй!

– Что случилось? – насторожился я вместе с остальными пассажирами.

– Вы перепутали рейсы! – всплеснула руками стюардесса. – Вернее, авиакомпании! – Тут стюардесса дважды притопнула, трижды прихлопнула и проверещала неестественным голосом: – Ведь это «А-э-ро-фло-о-от»!

Словно придурковатый рингтон на мобильнике.

Оставалось только выйти какому-нибудь затрапезному шпендрику в канотье и объявить: «Граждане пассажиры! Проверка проездных документов! Пожалуйста, предъявите свои билетики!» И полный аншлаг на Бродвее этому кабаре был бы обеспечен…

Однажды я посетил уездный город N в самый разгар эпидемии гриппа. Мой брат обретался в местном Театре оперы и балета имени Голопупова, можно сказать, служил, если расценивать роль «Господа! Кушать подано!» как драматическую. Вдобавок брательник изображал всех немецких агрессоров от ефрейтора до унтер-штурмфюрера и мог бы сформировать отдельную дивизию СС из своих персонажей. Это сценическое амплуа значилось в театральных программках как «Первый фашист», что ни в какое сравнение не идет с рядовым «Гамлетом».

Надо заметить, что, кроме угольных куч возле вокзала, в городе N не было ничего примечательного. Даже питейные заведения и магазины открывались в тринадцать ноль-ноль по московскому времени, и только в театральном буфете подавали спиртное с одиннадцати часов. Святое дело! И все окрестные мужики брали билеты на детские утренники: «Курочка Ряба», «Девочка Маша и три медведя» – иначе в театральный буфет было не попасть. Этакие специальные отчисления на культуру! И мужикам хорошо, и местный Театр оперы и балета имени Голопупова не бедствует.

А тут подкосила инфекция всю, понимаешь, труппу. Сопливая «девочка Маша» еще кое-как выходит на сцену, но сразу же заваливается в постель к Мишутке, а партию «трех медведей» исполняет один баритон и почему-то козлиным фальцетом. Короче говоря, под угрозой срыва оказались утренние и вечерние спектакли. На последние, конечно, начихать, сборов они не делают, однако именем Голопупова надо дорожить и нести свой актерский крест вопреки лихоманке. И посему главный режиссер стал набирать добровольцев из необстрелянных «бойцов».

Дошло до того, что хватали утренних мужиков в театральном буфете и выводили на сцену как партизан. Прямо по Станиславскому, со всеми побудительными мотивами и воплями: «Что же вы, ироды, делаете?!», «А за „козла“ ответишь!» и «Уберите детей! Детей моих пожалейте!». Даже театральный реквизит мужикам не выдавали, так, надорвут фуфаюшку побольше – и вылитый партизан! А уцелевшие актеры с автоматами надрываются: «Ахтунг! Ахтунг! Шнеля! Шнеля! Мютцен аб! Мютцен ауф!» и, хуже того, «Пиппирре, битте!». Тут поневоле обалдеешь, когда из теплого буфета да на расстрел! Вдобавок неясно – трофейное у оккупантов оружие или взятое напрокат в местном военно-патриотическом музее. То есть полный аншлаг!

Ну вот и я попал на это представление… Поглядел, что творится на сцене, и только собрался ретироваться, как вдруг подсаживается ко мне главный режиссер и шепчет:

– А братец-то ваш болеет!

– И слава богу, – отвечаю. – Значит, не взял греха на душу.

– А фашистов-то не хватает! – гнет свою линию режиссер. – И мужики время от времени разбегаются. И, главное, сволочи, хитрыми стали! Сперва отправляют в буфет разведчика, чтобы проверить – нет ли засады!

– Брат, – говорю, – за брата не ответчик! А что касается мужиков – соберите свою зондеркоманду и прочешите лес. Сейчас там грибников навалом!

– А я о чем говорю?! – удивляется режиссер. – Фашистов катастрофически не хватает! Будьте братом – вступайте в наши ряды! А я вам хорошую роль дам – главного полицая! А?!

Пристал как с ножом к горлу! Ну разве от роли такой откажешься?! Тем более режиссер поклялся самим Голопуповым, что возьмет в заложники брата и разжалует его из «первых фашистов» в «бедные Йорики», если вдруг я закочевряжусь!

И вот на другой вечер обрядили меня в мундир полицая, дали напарника со словами и оставили за кулисой – ждать своего выхода…

* * *

Однако здесь неугомонная стюардесса перебила мои театральные воспоминания.

– Через тридцать минут мы приземляемся в Адлере! – трагическим шепотом сообщила она.

– Товарищ в курсе, – заверила стюардессу Юлия Феликс. – Сейчас пристегнется ремнем и успокоится!

Тут они обменялись многозначительными взглядами: мол, «Всё под контролем?» – «Всё под контролем!», и стюардесса оставила нас в покое.

– И Помпеи будут самые натуральные, – пообещала Юлия Феликс. – Лучше не придумаешь! Кстати, а что вы знаете о Помпеях?

Здесь настал мой черед многозначительно ухмыляться. Вначале – самодовольно, затем – злорадно, следом – интригующе, далее – туманно, и напоследок – загадочно… После чего Мона Лиза должна была скукситься от зависти!

– Этот мимический спектакль посвящался мне? – уточнила Юлия Феликс.

– Дело в том, деточка… – затянул я длинную и любимую песню.

– Спасибо за комплимент! – вставила Юлия Феликс.

Но я продолжал гнуть свою вокальную партию, не обращая внимания на подголоски:

– Дело в том, что второй роман Ингмара Кляйна по-новому освещал Помпеи как античное городище…

– А наша гостиница еще не расплатилась за электричество, – спохватилась Юлия Феликс. – И по какому тарифу теперь освещаются Помпеи?

– Автору начисляют пятнадцать процентов за каждый проданный экземпляр! – машинально ответил я и тотчас опомнился, потому что писателю запрещено распространять заведомо ложные сведения о своем поганом существовании.

Поскольку в реальности это существование еще поганей!

– Вы опять хотите сбить меня с панталыку?! – накинулся я на Юлию Феликс, в словесном смысле, разумеется.

– Ой-вой-вой-вой-вой, – не удержалась от ехидного комментария Юлия Феликс. – Продолжайте, пожалуйста!

– Надо помнить, что античные Помпеи, – с дебильными интонациями продолжал я, – были погребены под пеплом при извержении вулкана Везувий в семьдесят девятом году нашей эры, или, по уточненным данным, в семьдесят шестом году от Рождества Христова!

– Угу, – усвоила Юлия Феликс полученную информацию, что я воспринял как добрый знак.

– Археологические работы в античном городище ведутся с середины восемнадцатого века, однако на сегодняшний день раскопана только треть этого древнего поселения. В частности: гражданский форум, амфитеатр и гладиаторские казармы, одеон и палестра, храм Юпитера, сукновальня Стефана, некрополь, дом Хирурга, дом Веттиев и Стабианские термы…

– Угу, – подтвердила Юлия Феликс и зевнула.

– Во все времена Помпеи служили объектом пристального внимания специалистов и любителей античности благодаря своей уникальности: римский город сохранился до наших дней в первозданном виде, как будто еще вчера по этим улицам ходили люди и кипела торговля на городском рынке. В тысяча семьсот восемьдесят седьмом году Помпеи посетил Иоганн Вольфганг фон Гёте и сожалел, что к раскопкам не привлекли умелых немецких шахтеров. А в тысяча восемьсот тридцать третьем году выдающийся русский художник Карло Павлович Брюллов создал живописное полотно «Последний день Помпеи» – четыре с половиной на шесть с половиной метров, если считать без рамы. Из литературных произведений, посвященных Помпеям, больше известен роман Булвера-Литтона, меньше – Ингмара Кляйна…

– В связи с чем, – открыла дебаты Юлия Феликс, – у меня два вопроса к докладчику. Первый! Почему вы постоянно упоминаете о себе в третьем лице?

– А мог бы и в пятом, если учесть, что совсем недавно развелся! – ответил я.

– И как это связано с вашим семейным положением? – уточнила Юлия Феликс.

– Ну, первая жена не сомневалась, что я отъявленная скотина, – охотно пояснил я. – Вторая жена…

– Понятно, – кивнула Юлия Феликс. – Дальше можете не продолжать. Поэтому плавно переходим к другому вопросу… Где вы начитались подобной белиберды о Помпеях?

– Справочная литература, – торжественно объявил я. – Письма Плиния Младшего, адресованные Тациту; «Прогулки русского в Помпеи» – сочинение Алексея Левшина, изданное в тысяча восемьсот сорок третьем году; и «Помпеи» Марии Ефимовны Сергеенко. Можно еще почитать «Археологию Крита» Пендлбери, но это необязательно…

– И что же, по-вашему, происходит в Помпеях теперь? – с подвохом, как мне показалось, спросила Юлия Феликс.

Однако и тут я блеснул эрудицией.

– Современные Помпеи населяет около тридцати тысяч жителей! – гордо сообщил я, как будто сам принимал участие в преумножении поголовья и добился потрясающих результатов.

– Простите, что делают жители? – оживилась Юлия Феликс.

– Населяют! – подчеркнул я.

– Жаль, – заявила Юлия Феликс. – Мне послышалось, что…

– И заняты обслуживанием туристов, – быстро добавил я.

– Уже лучше, – откликнулась Юлия Феликс. – И где находится этот райский уголок?

– В двадцати пяти километрах от Неаполя, – озадаченно произнес я. – Неподалеку от древних Помпей и места проведения раскопок… А в чем, собственно говоря, дело?!

Конечно, женщина может потерять что угодно. Перчатки, невинность, свои иллюзии, кредитную карточку, лучшие годы жизни с этим подонком, зажигание в автомобиле, розовые очки, упругость в теле, пять килограммов за три месяца, бдительность после текилы. Я видел дамочку, которая уверяла, что в молодости была приблизительно одного роста с Анной Курниковой, а с возрастом утряслась до полутора метров в диаметре… Но впервые я встретился с женщиной, которая потеряла свою гостиницу.

– Дело в том, – пояснила Юлия Феликс, – что Помпеи, как оказалось, находятся в Италии. А у вас заграничный паспорт с визой имеется?

– Нет! – обомлел я.

– Тогда нам следует заручиться поддержкой контрабандистов, – невозмутимо заметила Юлия Феликс. – И выходить затемно!

– По суше?! – как ненормальный, воскликнул я. – В смысле… Вы умом повредились?!

– Морем, – успокоила меня Юлия Феликс. – Я хорошо знаю местные промыслы и надежных людей. Они регулярно снабжают меня товарами.

– Но это же черт знает что! – заявил я. – Если подумать!

– Возможно, – кивнула Юлия Феликс. – Но я беру только водку, икру, валенки и матрешки! В Помпеях такого ассортимента днем с огнем не найдешь!

И ласково потрепала меня по колену, мол, не расстраивайтесь, все неприятности еще впереди. А небольшая прогулка с контрабандистами на запредельную территорию писателю не повредит.

Однако я так и вышел из самолета с раззявленной пастью, поскольку никак не мог оправиться от изумления – насколько ловко меня облапошили и вовлекли. Кстати, Юлия Феликс была натуральной и весьма соблазнительной брюнеткой, что не оставляло мне выбора – участвовать или не участвовать в этой авантюре…