Доктору Эмилю Варге понадобилось всего несколько минут, чтобы добраться до спальни старика. Он крепко спал и видел во сне женщину, за которой волочился еще во время учебы в университете, сто лет назад. Но, услышав тревожный стук служанки в дверь, сразу накинул шерстяной халат поверх ночной рубашки и схватил свой чемоданчик.

– Пожалуйста, доктор, – сказала служанка, торопясь впереди него, – пожалуйста, побыстрее.

Дорогу Варга знал. Он жил на этой асиенде уже несколько недель. По сути дела, этот упрямый, несгибаемый старик, который сопротивлялся смерти так долго, был в последнее время его единственным пациентом. Иногда Варга задумывался насчет рюмки коньяку на ночь, которая ускорила завершение его продолжительной и успешной карьеры.

Действительно ли ей пришел конец?..

Врач чуть задержался у двери спальни. В комнате было темно и плохо пахло; узкие арочные окна мешали проникновению первого света утренней зари. Запах сказал ему все, что ему нужно было знать. Это и грудь старика, которая впервые за эти недели не издавала никаких звуков. Рот был открыт, голова слегка наклонена в сторону. На губах скопилась желтая слюна.

Варга медленно подошел к огромной кровати красного дерева и поставил свой чемоданчик на стол. Никаких приборов ему уже не требовалось. В жизни его пациент был настоящим быком. Варга подумал о том, сколько актов насилия он совершил. Но теперь резкие скулы были туго обтянуты тонкой кожей. Было в этом что-то, по мнению доктора, глубоко незаслуженное. Как мог кто-то, причинивший столько страха и горя в своей жизни, выглядеть теперь таким хрупким и высохшим?

Варга услышал голоса в холле, нарушившие тишину зари. В комнату вбежал Бобби, младший сын старика. Он был все еще в пижаме. Он сразу замер и уставился на безжизненное тело широко открытыми глазами.

– Он действительно умер?

Доктор кивнул:

– Он наконец выпустил жизнь из рук. Восемьдесят лет он держал ее за яйца.

Жена Бобби, Маргарита, беременная третьим внуком старика, стоящая в дверях, начала плакать. Сын осторожно прокрался к постели, как будто подбирался к спящему льву, который в любой момент мог вскочить и броситься на него. Он встал на колени и дотронулся до лица старика, до его высохших щек. Затем он взял руку отца, которая даже сейчас была грубой и мозолистой, как у рабочего, и поцеловал костяшки пальцев.

– Todas apuestas se terminaron, papa, – прошептал он, глядя в мертвые глаза отца.

Затем Бобби встал и кивнул:

– Благодарю вас, доктор, за все, что вы сделали. Я позабочусь, чтобы об этом узнали мои братья.

Варга попытался прочитать выражение в глазах сына. Скорбь. Недоверие. Болезнь отца тянулась так долго, но теперь день настал.

Нет, скорее, в этих глазах читался вопрос. Долгие годы старик держал все в руках только благодаря своей силе воли.

Что будет теперь?

Бобби взял жену за руку, и они вместе вышли из комнаты. Варга подошел к окну. Открыл жалюзи, впустив в спальню утренний свет. Заря уже умыла долину.

Старику принадлежало здесь все на многие мили вокруг, далеко за воротами: луга, пастбища, сверкающие горы высотой в три тысячи метров. Около конюшни стояли два внедорожника. Парочка телохранителей с автоматическими пистолетами, прислонившись к забору, пили кофе, ничего еще не ведая о случившемся.

– Ну да, – пробормотал Варга, – сообщи все своим братьям. – Он снова повернулся к мертвому старику. – Видишь, – вздохнул доктор, – ты опасен даже мертвый, старая сволочь.

Шлюзы открылись. Течение будет сильным. Кровь никогда не смыть кровью.

Только здесь.

Над кроватью висел портрет Мадонны с младенцем, в рамке, который, как было известно Варге, был подарен старику церковью в Бунавентуре, где старик родился. Доктор не был религиозным человеком, но все равно перекрестился, затем приподнял влажную простыню и закрыл ею лицо усопшего.

– Где бы ты теперь ни был, старик, надеюсь, ты нашел покой… Потому что здесь сейчас будет настоящий ад.

Не знаю, сон это или реальность.

Я выхожу из автобуса на Второй авеню. Отсюда всего пара кварталов до того места, где я живу. Я сразу понимаю: что-то не так.

Может, это парень, который отходит от витрины, бросает на землю окурок и идет за мной? Всего в нескольких шагах от меня. Или равномерное постукивание каблуков по асфальту за моей спиной, когда я перехожу через Двенадцатую улицу?

Обычно я не оборачиваюсь. Вообще не обращаю внимания. Это же Ист-Виллидж. Кругом полно народа. Люди повсюду. Обычные звуки города. Случается постоянно.

Но на сей раз я оборачиваюсь. Не могу не обернуться. Секунды достаточно, чтобы увидеть мужчину латиноамериканского типа в кожаной куртке, с руками, засунутыми в карманы.

«Господи, Кейт, не будь таким параноиком, девочка…»

Только на этот раз это не паранойя. Парень действительно преследует меня.

Я поворачиваю на Двенадцатую улицу. Здесь темнее, меньше людей и машин. В тени обжимается молодая парочка. Парень продолжает идти за мной. Я все еще слышу его шаги у себя за спиной.

«Шагай побыстрее, – говорю я себе. – Твой дом всего в нескольких кварталах».

Я уверяю себя, что такое не может происходить. «Если собираешься просыпаться, Кейт, сейчас самое время». Но я не просыпаюсь. Все реально. Я знаю секрет, за который меня вполне могут убить.

Перехожу через дорогу, убыстряю шаг. Сердце начинает колотиться. Теперь звук его шагов режет меня как ножом. Я мельком вижу отражение мужчин в витрине магазина. Темные усы и короткие вьющиеся волосы.

Сердце больно бьется о ребра.

Рядом рынок, где я иногда покупаю продукты. Я вбегаю туда. Там есть люди. На секунду я ощущаю себя в безопасности. Я беру корзину, и прячусь между рядами, швыряя в корзину продукты, в которых я якобы нуждаюсь. Но все время я жду. Молюсь, чтобы он прошел мимо.

Расплачиваюсь. Нервно улыбаюсь Ингрид, кассирше, с которой знакома. У меня странное предчувствие. А что, если она последний человек, который видит меня живой?

Выйдя на улицу, испытываю облегчение. Похоже, парень ушел. Его нигде не видно. Но тут же я замираю. Он все еще здесь. Небрежно прислонился к припаркованной на противоположной стороне улицы машине, говорит по телефону. Его глаза медленно останавливаются на мне…

«Черт, Кейт, что тебе теперь делать?»

И я побежала. Сначала не слишком быстро, потом быстрее. Я слышу, как сразу топот за спиной стал более частым, но на сей раз мой дом совсем близко, примерно в квартале от меня. Я уже вижу зеленый навес над входом в дом номер 445Е. Я роюсь в поисках ключа. Руки трясутся… «Пожалуйста, еще всего несколько ярдов…»

Последний отрезок пути мчусь на всех парах. Я сую мой ключ в замочную скважину и молюсь, чтобы он повернулся, и он поворачивается! Я распахиваю тяжелую дверь и в последний раз оглядываюсь. Мужчина, который преследовал меня, сейчас на расстоянии нескольких домов от меня. Слышу, как хлопает за мной тяжелая входная дверь и, слава Богу, щелкает замок.

Теперь я в безопасности. Моя грудь едва не разрывается от облегчения. «Все позади, Кейт. Слава Богу!»

Я вдруг чувствую, что мой мокрый от пота свитер прилип к спине. «Этому надо положить конец. Тебе следует к кому-нибудь обратиться, Кейт». Я настолько успокаиваюсь, что даже начинаю плакать.

Но к кому мне обратиться?

В полицию? Они врали мне с самого начала. К самой близкой подруге? Она борется за свою жизнь в больнице в Нью-Йорке. Это уж точно никакой не сон.

К семье? «Твоя семья пропала, Кейт. Навсегда».

Да и поздно уже что-либо предпринимать.

Я вхожу в лифт и нажимаю кнопку своего этажа. Седьмой. Лифт у нас напоминает товарный поезд, так же грохочет на каждом этаже. Я мечтаю зайти в свою квартиру и запереть за собой дверь.

На седьмом этаже лифт вздрагивает и останавливается. Все позади. Я в безопасности. Распахиваю металлическую калитку, хватаю ключи и открываю тяжелую входную дверь.

Передо мной стоят двое мужчин.

Я пытаюсь закричать, но какой смысл? Никто меня не услышит. Я делаю шаг назад. Кровь во мне леденеет. Все, на что я способна, – это смотреть в их глаза.

Я знаю, они пришли убить меня.

Одного я не знаю – кто их прислал: мой отец, колумбийцы или ФБР.