Подошли к концу отведенные под проект два года. Желающих выложить полмиллиона за кота в мешке не нашлось. Было несколько заманчивых предложений, но они не вписывались в усвоенные Дрором постулаты, и он отверг их. К этому времени из разговоров с потенциальными заказчиками у Петра сложилось отличное от Дрора видение дальнейшей судьбы проекта. Успешный производитель мебели из стекла и металла несколько раз приезжал и подолгу беседовал с Петром. Они сошлись во мнении, что в стране достаточно иметь один комплект FDS Family, что год или два уйдут на обучение рынка, осознание им вновь открывшихся возможностей. Сложился заманчивый альянс: Пётр реализует ноу-хау, новый партнёр организует производство, Ури обслуживает экспорт оборудования.

— Не о чём говорить, — заявил Дрор, — он хочет бесплатно получить проект.

Предприниматель поблагодарил Петра за идею и ушёл.

Просматривая почту, Пётр нашёл письмо об увольнении.

— Я хочу выступить на Совете директоров «теплицы», — сказал он Дрору. — Ты помнишь наш уговор? Я свою часть выполнил.

— Помню. Деньги кончились, но проект не закрыт. У меня много времени.

На Совет Дрор пришёл с коробками образцов, большими фотографиями FDS — подготовился. В пространной речи он подробно описал весь путь проекта, начиная от победного противостояния с референтом, выгодной сделки по приобретению документации и до создания первого (читай в мире) комплекта машин под общим названием FDS Family. Вывод напрашивался сам собой: отдать такую жемчужину меньше, чем за полмиллиона — преступление. Пётр ратовал за стартовую площадку, всё остальное брался сделать самостоятельно. Проекту нужен не благодетель, решивший рискнуть деньгами, а деловой партнёр, готовый работать ради будущих благ. Он апеллировал к здравому смыслу, исходя из своих понятий. Закончил и положил на стол программу со сроками и издержками.

После недолгой дискуссии люди, не так давно пожелавшие Петру удачи, дружно отправили его за пособием по безработице, поддержали потуги Дрора продать проект подороже и одобрили программу, представленную Петром.

«…Знаешь, я всегда завидую спокойствию, с каким он принимает удары судьбы. Правда и то, что ударами он их не считает, называет зигзагами и добавляет: лучше жалеть о содеянном, чем о несодеянном. Ему, может, действительно интересно, а мне чуть худо не стало, когда он сообщил, что идёт оформлять пособие по безработице. Дело тут вовсе не в деньгах. По нашим меркам и потребностям, я неплохо зарабатываю, и пособие где-то процентов семьдесят от его зарплаты, нам хватает и детей поддерживаем, но представить, как Пётр ходит отмечаться, высиживает очередь, на обратном пути делает покупки… Я знаю, тебе понятно моё смятение. Как-то я спросила его: — Ты скучаешь по работе? Тебя не угнетают домашние заботы? — Он рассмеялся: — Я самый счастливый человек на свете. Со мной моя семья и книги, о которых я мог только мечтать. Кончится пособие, пойду работать, была бы шея… — Мне обидно и жаль до боли, что он всю жизнь изобретает велосипед, затыкает дыры и, в конце концов, вернётся к тому, с чего начал. Что же ещё!

На работе он познакомился с молодой особой из англоязычного кибуца, и теперь она носит ему книги из библиотеки — серию семьи Дюрант, Пола Джонсона… В моё отсутствие он читает, а поскольку ему не перед кем излить свой восторг, встречает меня цитатами — такими далёкими от дня, проведенного в больнице, что я вымученно улыбаюсь, киваю и ускользаю в душ. Одну я всё таки приведу: «…варваром был в глазах эллина всякий, кто довольствуется верой без разума и жизнью без свободы.» Это про нас.

Пётр ходит на рынок, варит, убирает. Я живу на всём готовом, вспоминаю добрым словом службу национального страхования и терпеливо слушаю умные мысли умных людей. При всей моей любви, я не могу заменить ему утрату друга.

Понемногу начинаю привыкать. Вчера за полночь пережидали обстрел в комнате безопасности. Пили кофе, слушали музыку при свечах… Уснули, так и не дождавшись отбоя. Ко всему привыкаешь.

Смотрю по сторонам, ищу и нахожу радующие душу черты. На неделе утром спешила в Цфат. Плюхнулась на сиденье автобуса, отдышалась, собралась вздремнуть. Внутри где-то зашевелился червячок беспокойства. Стала проверять себя. Дверь закрыла — помню. Бойлер! Не могу вспомнить. Выскочила из автобуса, взяла такси… Это присказка. Водителю следующего рейса показала билет, спросила: — Годится?

— Вообще-то нет, — я раскрыла кошелёк, — водитель твоего рейса звонил мне, предупредил, что ты вышла. Проходи.

На душе потеплело. Дремать мне уже не хотелось, смотрела на кибуцные сады и размышляла об израильских автобусах, водителях и пассажирах. Здесь шутят: хочешь сыграть в израильскую рулетку — садись в первый попавшийся автобус. Водители в форме, многие при галстуках, не шофера — капитаны в бурном море человеческих страстей. Огляделась. Впереди девчушка-солдатка с большим рюкзаком у ног и винтовкой, несуразно громоздкой на её коленях. Через проход от меня напомаженный юнец с набором колец в ушах выдувал пузыри из жвачки и говорил по мобильнику. Заметил, что я смотрю на него, слизал пузырь и улыбнулся. Привыкаю, пора уже.»

Четыре месяца Пётр не заглядывал в «теплицу», на пятом Дрор прислал за ним машину и, радостно улыбаясь, показал письмо из Италии. Незнакомая фирма из Милана интересовалась техническими подробностями проекта. К письму был приложен каталог изделий фирмы. Знакомые профили с легко узнаваемым назначением, полный набор памятных шлицевых валов. Пётр листал каталог и слушал эмоциональный рассказ о поездке Дрора на выставку в Бразилию.

— Многие интересовались, — закончил Дрор и высыпал на стол визитные карточки. — Пётр ответил на вопросы, отправил факс и пошёл на рынок.

Утром следующего дня позвонил Рами. Он теперь работал в другом проекте, но и проект Петра числился за ним. — Итальянцы прислали чертежи профилей и новые вопросы. Тебе нельзя здесь работать — могут лишить пособия. Я привезу чертежи, а потом приеду за ответом.

После нескольких челночных рейсов, взаимных вопросов и ответов, вырисовалась интересная картина: фирма получала горячекатаные профили из Германии, доводила их до кондиции волочением и ничего не знала о возможностях холодной прокатки. «Странно, — рассуждал Пётр, — их тандем оптимален только при больших заказах и лишён смысла во всех остальных случаях.» Он подробно описал область применения холодной прокатки, вопросы прекратились, зато последовала просьба изготовить какой-нибудь профиль из присланных чертежей. Ури взял на себя расходы и через месяц отправил коробку с образцами в Милан. В ответ пришёл заказ на FDS Family.

Пётр подвёл итог: — По меньшей мере, половина заседающих в ООН могли бы стать нашими клиентами, но для этого нужно действующее производство, а не лиловый монумент.

Дрор мыслил иначе: — После выполнения заказа проект будет стоять миллион.

Пётр договорился с Ури, что после выполнения итальянского заказа начнёт работать на станках. Он уже привык к этому месту, и Дрор продолжал привозить всё новых людей, задающих одни и те же вопросы. Один такой посетитель вернулся через день и попросил Петра уделить ему несколько минут. Он протянул Петру отрезок периодического профиля небольших размеров. — Можешь изготовить? — Пётр утвердительно кивнул.

— Что для этого нужно?

— Настольное оборудование, вроде детской игрушки.

— Я не шучу. Это очень серьёзно. Мы закупали профиль в Европе, недавно его отнесли к категории стратегических материалов и наложили запрет на экспорт.

— Есть чертёж, условия поставки?

— Всё есть. Берёшься изготовить?

— Посмотрю чертёж и отвечу.

Задача оказалась на редкость простой. — Не знаю, каково его назначение, но настрогать эту штуку ничего не стоит, — сказал он Ури. — Предложим два варианта: три прохода в одной клети или один — в трёх. В обоих случаях клети уместятся на кухонном столе, но при трёх клетях они из импортёра превратятся в экспортёра. Я подготовлю бумаги. О цене договаривайся сам. Идёт?

Ури вернулся с заказом на одну клеть. — Они правильно рассуждают. Им хватит одной, а если подвернутся заказы — закажут ещё две.

— Один гоняется за журавлём и не смотрит под ноги, другие ухватились за синицу и не желают поднять головы. Жену надо слушать и не удивляться. Другой мир — другие люди.

— Что ты бормочешь?

— Ругаюсь.

Таня приехала в Шмону на выходные. К вечеру ждали Павла с Машей. Ирина готовила обед.

— А нам что делать? — спросила Таня.

— Протрите полы и идите.

Они поднялись в гору, уселись в тени высоко над городом. Последнее время, о чём бы ни говорили, всплывала тема таниной учёбы. Она знала, что для родителей это больной вопрос. Они считали себя обязанными «выучить своих детей», особенно мама. Отец, казалось, придерживался более либеральных взглядов, но и у него был свой пунктик, «любимая мозоль», — смеялась Таня. Они были ещё детьми, когда однажды перед поздним воскресным завтраком отец оседлал эту тему. «Родители должны предоставить детям возможность определиться и стать на ноги. Простой сельский врач и создатель веджвудского фарфора обеспечили своих детей, и мир узнал о происхождении видов. Папаша Мендельсон оплатил философские изыскания отца и музыкальные фантазии сына. Кто-то готовит стартовую площадку, а кто-то стартует. Не должна распадаться связь времён.» Тогда мама обняла его со спины, сказала тихо: — Достань посуду.

Таня повернулась к отцу. — Знаешь, папа, я уже определилась. Продолжу семейную традицию. Поеду в Прагу и выучусь на врача.

— Почему в Прагу?

— Дешевле. Жизнь и учёба. Я говорила со студентами — приехали на каникулы и попали на сборы. Преподавание на английском, заодно и языком овладею.

— Мама знает?

— Сегодня узнает. Когда все соберутся. Ты меня поддержишь?

— Два голоса есть, нужен третий?

— А мой не в счёт?

— У тебя право вето.

— Хотелось бы обойтись без него. А ты, папа, так и будешь висеть на крючке у Дрора и ишачить на Ури? «Познакомьтесь, наш слесарь доктор Коваль». Ты не можешь сам продвинуть свой проект без оглядки на Дрора?

— Не могу, а теперь уже и не хочу. После итальянского заказа он меньше, чем на миллион не согласен, и у него большинство. И слава Богу. Надеюсь, он так и не найдёт партнёра. Ни в Хайфу, ни тем более в Тель-Авив я не поеду.

— Мама?

— Да. Мама. Ей тоже уже за пятьдесят. Она работает, с ней считаются, здесь рядом лес, грибы, цветы…

— Катюшот, — добавила Таня. — Может, вы и притерпелись, а нам нет покоя.

— Не заводи этот разговор при маме. Она тяжело привыкала.

— Могли бы, по крайней мере, купить или снять квартиру поприличней.

— Я думаю об этом. Посмотрим, как жизнь повернётся.

— Сама она не повернётся.

— Правильно. Ты и должна так думать.

Семья утвердила Танин выбор единогласно.

— Обрадую маму, — Ирина поднялась идти к телефону.

Молодёжь дружно рассмеялась. — Она первая одобрила, — сказала Маша.

— И вообще это её идея. Меня ещё в садик водили, когда бабушка говорила: «Вырастешь, станешь врачом, будешь деток лечить.»

— А что ты отвечала, помнишь? — спросил Павел. — Ни за что!

Бывшая номенклатура напомнила о себе. — Дела у вас идут. Клиентура установилась, даже очередь в дверях бывает. Пора расширяться.

— Мы и так задаром горбатимся.

— Потому и горбатитесь, что оборот с гулькин хер. Откройте зал столиков на двадцать, наймите людей. Сама знаешь, как это делается.

— Не для того мы народ прикармливали, чтобы потом место менять.

— Ты за кого нас держишь? Рядом магазин закрывается. Деньгами поможем.

— Ну уж нет! Своими деньгами рискуйте сами. Входите в долю и расширяйтесь. Я поговорю с Зинаидой — деньги её. Лучшей заведующей вам не найти. У неё все по струнке ходить будут. А мне на всё это, извини, с высокой колокольни…

Зинуля согласилась сразу. Она ещё раньше поняла, что «на своём горбу в рай не въедешь», споро вошла в роль и у неё получалось. Партнёры поставили условие: кухня — ваша, бухгалтерия — наша, а бухгалтерией у них заправляла Фая, в прошлом Повышева. Видать, выучилась считать ожившая моя героиня.

Много позже, когда все уже перезнакомились, Фая как-то подсела ко мне за столик. — Как там сват ваш поживает? Жену, говорят, нашёл себе подходящую, еврей чёртов.

— Да не еврей он.

— Откуда вы знаете? В анкете прочерк стоит. Вот тот прочерк и был евреем.

— Вам то что?

— Да так, ничего.

— Передать привет?

— Больно надо.

Мы ещё поговорили, и мою рукопись украсили новые подробности.

— Уютное у вас тут местечко, — сказала Ирина, когда сын привёз её познакомиться с Ури и посмотреть машины.

— Уютное местечко на ладан дышит, — усмехнулся Пётр. — Если не подвернётся постоянный заказ, скоро всё это пойдёт с молотка.

— Так плохо? — Ирина подошла к стене, увитой виноградом. — Жаль. Чисто. Красиво. Не видно стружки.

Теперь Ури уехал в Южную Африку — искать тот самый постоянный заказ.

Пётр фрезеровал, токарил, шлифовал… Ближе к полудню прибежала Кинерет и позвала его к телефону.

— Смотри, э-э-э…, - Ури торопился, глотал слова, — умные еврейские головы придумали «Quick Assembly System», слушай, звучит, как музыка, «QA-System». Мы будем делать профиль, конекторы, изделия, к примеру, э-э-э гараж, павильон, киоск, мало ли что… Весь set складываем в красивую упаковку, а собирать каждый сможет сам. Посмотри факс и не говори, что мы не можем сделать этот профиль.

Кинерет подала ему листок — слепой эскиз, скорее рисунок, размеры остались в умных головах, а может, и там их нет, но идея ясна: полый квадрат с вогнутыми внутрь углами.

— Возьми чертёж с размерами, — сказал он Ури.

— Какой чертёж? Какие размеры? Люди деньги дают, сами продавать будут, что тебе ещё нужно?! Завтра позвоню.

Пётр ещё пару минут рассматривал «чертёж», сложил листок и положил его в карман. «Хорошая мысль, ничего не скажешь. Четыре ласточкиных хвоста». Он закончил точить деталь, вымыл руки, поднялся к своему столу. Начал набрасывать эскизы профиля и почти сразу же стало ясно, что за каждый миллиметр толщины стенки придётся платить размерами квадрата. При трёхмиллиметровой стенке квадрат выходил за рамки разумного, музыкально звучащая система теряла смысл. Как это часто бывает в технике, для получения желаемого результата предстояло примирить противоположности. Он набрасывал и отметал варианты. «Папа обрывает лепестки ромашки», — шутила Ирина, когда он покидал их, сидя за столом. Пётр закрыл глаза, прислушался, мысли роятся и среди них толковая, он вспомнил о сотовом материале и добавил к внешнему функциональному профилю внутренний опорный. Включил компьютер и занялся поисками золотой середины между весом и жёсткостью.

Идея захватила его. По дороге домой, вечером и утром, помимо воли, виделся каркас лёгкого домика, без мысленных усилий приходили решения крепления стен, окон и дверей… На работе, не дожидаясь звонка, он изложил своё видение системы, написал, что готов взяться за эту работу при условии достойной оплаты. Незамедлительно пришёл ответ. Поверх листка Петра жирным фломастером начертали «YES».

«Похоже, мы сможем оплатить танину учёбу», — подумал и потянулся к телефону.

В шестидесятый день рождения Пётру не работалось. «У Ирины, как назло, ночное дежурство. Пожалуй, поеду в Цфат.» Перед уходом позвонил жене. — Вспомним молодость. Посидим, поговорим. Я приеду.

— Ты меня на ходу поймал. Я поменялась дежурствами. Встречай.

Подошёл автобус из Цфата. — Сегодня вечер наш. В пятницу приедут Павлик с Машей и отвезут нас в Хайфу, — сообщила Ирина.

Пётр взял её под руку. — Мне хватило бы тебя и детей.

— Мне тоже. Родне неймётся.

Они ужинали, отвечали на звонки, принимали поздравления. Ирина собрала посуду, отнесла её на кухню и позвала мужа: — Свари кофе. — Когда Пётр вернулся с дымящимся кофейником, на блюде покоился его любимый «Наполеон», в середине торта горела лампочка на шестьдесят свечей.

Пётр обнял жену. «Пойдёмте, сядем. У меня есть растворимый кофе. Тяжёлых больных нет, так что у нас будет время». Помнишь?

— Я всё помню. — Ирина погасила верхний свет и стала разливать кофе.

И. А. Бунин: «Пишите себя, своё, простое, то, чем больше всего живёте дома, на улице, в мечтах, за книгой, в жажде любви…»

Я старался.