Рика отворила ставни. Воздух, напоенный ароматами жасмина, ударил в лицо. Она перегнулась через подоконник и глубоко вдохнула его. Ничего… Аромат был сладостным, но никакой радости ей не доставил. Казалось, сердце ее окутал плотный саван, и она больше не чувствовала ни боли, ни удовольствия. Она задумалась. Интересно, вернется ли к ней когда-нибудь эта способность.

Она оглядела двор и увидела сидевших внизу, в беседке, Орнольфа и Йоранда… Склонив друг к другу головы, они тихо о чем-то беседовали. Но то ли случайно, то ли по замыслу архитектора, каждое их слово долетало до ее комнаты на третьем этаже. Ей стало интересно, все ли женские комнаты могут похвастаться подобным преимуществом.

— Значит, он записался в солдаты, — услышала она голос Орнольфа.

— Да, вчера после полудня он поставил свой знак на табличке.

— Может, оно и к лучшему. Ему нужны перемены, — кивнул Орнольф. — А потом, военная добыча помогает мужчине разбогатеть. Не сомневаюсь, что он своим мечом заработает себе состояние. Однако до будущей весны нам надо будет подыскать кого-нибудь ему на замену. Я не хочу снова волочь лодку вокруг Аэфора такими малыми силами. Когда его полк покидает город?

— Бьорн говорит, что в следующем месяце. Они отправляются на восток воевать с сарацинами. — Йоранд провел пальцами по золотистым волосам. — Но он не собирается зарабатывать состояние. Он рвется к смерти.

Сердце Рики ушло в пятки. Она была не права. Она ощущала боль, и очень сильно.

Орнольф что-то раздраженно прорычал.

— Куда они его поместили?

— Сейчас он в пехоте, но Аргус сказал мне, что командир собирается попробовать его в кавалерии. Ты же знаешь, что Бьорн умеет обращаться с лошадьми. Вчера у них возникли трудности с одним четвероногим детенышем Локи, который никак не хотел носить седло. Бьорн схватил повод, нагнул голову упрямца, схватил его за ухо, что-то прошептал ему, и тот немедленно успокоился. Бьорн вскочил на него, проехал два или три круга, затем спрыгнул на землю и швырнул повод командиру. После этого конь демонстрировал манеры принца, — покачал головой Йоранд. — Так что Бьорн уже заработал себе репутацию отличного всадника, но каждый кавалерист должен сам обеспечить себя конем и сбруей, а у Бьорна на это нет серебра.

Рика услышала звон монет.

— Позаботься об этом, — сказал Орнольф. — Пехота — просто мясорубка для тех, кто ищет смерти. По крайней мере, на коне у него будет шанс выжить, а там постепенно он, может, придет в чувство.

— А ярл не разозлится, если узнает об этих расходах? — спросил Йоранд, убирая монеты в кошель у пояса.

— Полагаю, что с таким доходом, какой я обеспечил ему в этой поездке, Гуннар может позволить себе раскошелиться на лошадь для брата, — фыркнул Орнольф. — По сравнению с тем, что он отнял у Бьорна, это совсем немного.

— Доброе утро, госпожа, — певучий тенор Аль-Амина заставил Рику отскочить от окна. Она повернулась и увидела, что толстый евнух ставит на низкий столик серебряный поднос с хлебом и фруктами. Затем он стал заправлять постель Рики. Хельга следовала за ним и кружила рядом, как рассерженная пчела.

— Я пыталась не пустить его сюда, но он такой настырный, все равно вошел, — бормотала она. — Ходит туда-сюда в женскую комнату и разрешения не спрашивает. Это неприлично. Совсем неприлично.

— Видимо, здесь так принято, Хельга, — откликнулась Рика. — Мы теперь в других краях и Должны придерживаться местных обычаев.

Когда она пришла к согласию с Абдул-Азизом, тот приставил к ней в качестве личного слуги Аль-Амина. У каждой его жены был свой собственный евнух, не считая служанок, заботившихся об их повседневных нуждах. Евнухи были для них надежной охраной, а сексуальное равнодушие делало их идеальными слугами гарема. Аль-Амин объяснил Рике, что если Абдул-Азиз подарил ей собственного слугу, то это признак его особого благоволения. Может, это действительно так, или это хитрый способ приглядывать за ней, подумалось Рике.

— После того как вы утолите первый голод, госпожа, — произнес он, — вам будет приготовлено купание.

Рика растерянно моргнула.

— Я купалась прошлым вечером. — При обычных обстоятельствах у них в северных краях считалось достаточным для чистоты купаться в бане раз в неделю. Особенно зимой.

— Вы узнаете, что у нас принято купаться дважды в день, — объяснил евнух. — Как вы успели заметить, госпожа, здесь свои обычаи.

После того как она съела немного хлеба и несколько кисловатых долек оранжевого фрукта, называемого апельсином, Рика проследовала за Аль-Амином в купальню.

Третий этаж большого дома Абдул-Азиза занимали исключительно женщины и их слуги. Из соображений безопасности длинный, полностью закрытый коридор вокруг двора проходил по внешней стене, но он был прорезан узкими бойницами, через которые при необходимости защитники дома могли пускать стрелы, не подставляясь противнику. Через эти же бойницы в комнаты поступал свежий воздух. Так они проветривались. Из женских покоев можно было выйти лишь по одной лест нице, проходившей через личные покои Абдул-Азиза. По той же лестнице можно было подняться в чудесный сад на крыше.

В первый же вечер Абдул повел ее туда, чтобы показать восход луны. Она поняла, что он хотел поразить ее потрясающим зрелищем — панорамой великолепного Миклагарда. Возможно, он тем самым хотел загладить свою вину после оскорбительного для нее замечания насчет «коровы». Хотя, по правде говоря, для самой Рики это никакого значения не имело.

Она не сомневалась, что пробудила в нем интерес к себе. Не сексуальный, разумеется. Он откровенно говорит о своих предпочтениях. В Рике он увидел вызов своему уму. Видимо, в будущем ей гораздо чаще, чем хотелось бы, придется с ним видеться.

Хельга суетилась вокруг нее.

— Я не считаю, что очень полезно мыться так часто, хозяйка, — говорила она, пока они шли в роскошную купальню. — Особенно в присутствии мужчины, который все время глазеет на тебя.

— Госпожа Хельга, не волнуйтесь, — успокаивал ее Аль-Амин. — Меня приспособили к такой службе очень давно. У меня нет никаких склонностей, присущих мужчинам. Я нахожусь здесь для охраны госпожи и чтобы ей прислуживать. И ни для чего более.

Хельга недоверчиво выгнула седые брови.

— Большая часть здешней челяди — вроде меня. Только в конюшне работают несколько неоскопленных мужчин. Нам же не хочется, чтобы кто-то из них случайно зашел сюда без разрешения, когда госпожа купается? Поэтому я здесь.

Рика расстегнула броши и выскользнула из туники и рубахи. Хельга, явно не убежденная словами Аль-Амина, продолжала бросать на него строгие взгляды.

— Все равно, по-моему, это как-то неестественно, — бурчала она.

— О, это так и есть, — ответил Аль-Амин с подкупающей искренностью. Он протянул руку и помог Рике забраться в ванну. — Евнухами не рождаются. Их такими делают. Кому повезло, как мне, те становятся евнухами в совсем юном возрасте. Нельзя тосковать по тому, чего никогда не имел.

— А другие? — Рика взяла из его рук кусок душистого мыла.

Аль-Амин выразительно пожал плечами.

— Я слышал, что евнухи, оскопленные, будучи взрослыми, очень страдают от утраты мужественности.

— Ах! Я же говорила, что она здесь. — Новый голос заставил Рику повернуться в воде на звук. В купальню скользнула смуглая женщина, одетая в развевающуюся паллу из такого тонкого и воздушного материала, что казалось, она была закутана в крылья бабочки. Двигалась она с грацией сокола в полете, и в ее лице были явные черты хищной птицы. Она остановилась возле ванны и приказала:

— Встань, чтобы мы могли рассмотреть тебя.

Рика поглядела на нее и двух стоявших рядом с ней женщин. Их сопровождал мужчина с голой грудью в мешковатых штанах, совсем как у Аль-Амина. Это могла быть только одна из жен Абдул-Азиза со своей свитой.

— Говорят, ты глупая и большая, как рыжая северная корова. — Подведенные углем большие глаза женщины сверкнули жестким ледяным блеском.

Оскорбление потрясло Рику. Вернее, не само оскорбление, а форма, в которую оно было облечено. Кто-то явно подслушал и донес гарему первые слова Абдула, произнесенные им в тот момент, когда он увидел ее. Да, гаремная жизнь очень напоминала интриги при датском дворе. Рика мысленно приказала себе никогда не говорить вслух того, чего не хотела услышать от местных женщин.

— Что ты можешь рассказать о себе? — требовательным тоном спрашивала женщина.

— Только то, что на севере принято начинать беседу со знакомства и приветствий, а не оскорблений. — Рика намеренно повернулась спиной к женщинам и стала намыливаться. — Если хотите поговорить со мной, пожалуйста, договоритесь с Аль-Амином, чтобы он назначил вам более удобное время. А сейчас вы мешаете мне мыться.

Она услышала, как женщина, раздраженно взвизгнув, протопала из купальни, сопровождаемая своими слугами.

— Все хорошо, госпожа, — облегченно выдохнул Аль-Амин. — Не многие женщины смогли бы так противостоять главной жене. Должно быть, в своей стране ты была королевой среди женщин.

— Ну это вряд ли, — промолвила Рика, вылезая из воды и позволяя Аль-Амину накинуть ей на плечи толстое полотенце.

— Хорошо, что Султана поняла, что ты не собираешься ей подчиняться, но берегись и не превращай ее в своего врага, — предостерег ее евнух. — Ее сын Карим — наследник хозяина. Когда он придет к власти, она станет очень влиятельной.

Рика вздохнула. Ей было, в общем, все равно. Интриги, заговоры, жажда власти… Все казалось таким пустым. Она хотела только одного — быть с Бьорном, но если это невозможно, то все остальное для нее никакого значения не имеет. Может, любовь и вправду проклятие? Как несчастные евнухи, оскопленные, уже будучи взрослыми, она будет сильно страдать, потому что познала любовь.

Но она никогда не пожалеет о том, что было. Да, она больше никогда не увидит Бьорна, но его образ живет в ее сознании, и стоит ей закрыть глаза, она тут же видит его. Просыпаясь ночью, она почти физически ощущала его рядом. Что бы ни ожидало ее в будущем, Бьорн будет с ней всегда. Она постареет и одряхлеет, но в ее памяти он останется молодым и мужественным.

Йоранд сказал, что он записался в солдаты, и Рика решила, что не станет выяснять, где именно он служит, чтобы не знать, если он вдруг погибнет в какой-то битве. Пока она жива, он тоже будет жить. Магнус говорил ей, что Фрейя, Хозяйка Асгарда, с состраданием относится к несчастным любовникам и приберегает для них место в своем доме. Может быть, Бьорн встретит ее там, и тогда в другом мире они будут любить друг друга так, как мечтали.

А здесь и сейчас ей нужно думать о Хельге и Аль-Амине. Рика терпеть не могла всякие дрязги, но умела играть в эти домашние игры. Ей нужно взять себя в руки и отвоевать себе удобное место в доме. Это надо сделать хотя бы ради своих слуг. Может, ей стоит начать с выяснения, кто передал Султане реплику Абдула о «рыжей северной корове».

— Аль-Амин, — обратилась она к евнуху, когда он помогал ей надеть паллу. Ткань ее была такой тонкой, что Рика чувствовала себя обнаженной, хотя была полностью одета, — кто-то вложил в уста Султаны слова Абдул-Ази-за. Кто, по-твоему, это мог сделать?

— Ах, госпожа мыслит тонко, — кивнул он. — Этот вопрос занимает и мою голову.

— Как мне помнится, за столом кроме нас были только мои спутники и гость Абдула, — осторожно заметила она. — И разумеется, ты.

Он побледнел.

— Госпожа, не думаете же вы…

— Я пока не знаю, что мне думать, — покачала головой Рика. — Мне необходимо выяснить, кому ты предан. Служишь ты мне или Абдул-Азизу? А может быть, у тебя какое-то тайное соглашение с Султаной?

— Вы раните мне сердце, — с большим достоинством ответил он. — Когда я служил Абдул-Азизу, то принадлежал ему всей душой. Теперь он отдал мои бумаги вам, и я полностью в вашей воле. Возможно, госпожа не знает, как дают имена в моей стране. Меня не зря зовут Аль-Амин.

— Прости мне мое невежество. — Рика сдержала улыбку, видя, как искренне он обижен. Он напомнил ей фазана со взъерошенными перьями. — Так что означает имя Аль-Амин?

Он склонил голову и, приложив руку к сердцу, произнес:

— Достойный доверия.