Темнело и холодало катастрофически быстро.

На конечной остановке “Транспортный институт” переминающийся с ноги на ногу Сергеев грустно ждал трамвай номер пять. Ждал минут сорок — форменная невезуха. Столпившиеся на остановке, особенно те, кто постарше, гневно, но безадресно роптали.

А днем Сергеев заметил, что на перекрестках появились милиционеры, а значит, в город нагрянула весна. Или высокое начальство. Но, скорее, все-таки весна, притом неприятно мокрая. Недавние снежные осадки просачивались в ботинки, гарантируя насморк. А ведь утром Лера советовала надеть рези новые сапоги. Да, погоду она угадывает безошибочно. И не только погоду.

По этой линии курсировали два типа электрических экипажей: чешские — тихие, изящные и наши — слегка модифицированные бронепоезда. По приближающемумся грохоту и лязгу Сергеев понял: карета подана.

Еще полчаса, и он дома. Если, конечно, ничего не случится. Лера давно пришла с работы. Да… И состоится у них диалог, примерно такой:

— Костя, ты же обещал вернуться в восемь…

— Лера, я честно вышел из клуба в семь и все это время добирался. Мне кажется, водители трамваев проводят необъявленную забастовку.

— Ужасно остроумно. Сам придумал?

— Ну почему ты мне не веришь?!

— Да потому что сама по два раза в день езжу на “пятерке” и больше пятнадцати минут никогда не ждала! А у тебя вечно какие-то объективные причины, вечно что-то случается. Мало того, что ты не в состоянии выполнить своего обещания, так ты еще и выдумываешь, как пятиклассник. Нет, я так больше не могу…

И Лера будет совершенно права. И он будет совершенно прав. И спать они сегодня лягут в разных комнатах, а разговаривать начнут только на следующий день, и то сквозь зубы…

Кстати, Сергеев вовсе не был специалистом по предсказыванию будущего. Занимался он надежностью технических систем, а раз в месяц посещал Клуб самодеятельной песни. И все. Но за два года совместной жизни жену свою он изучил. Тем более, что диалоги, подобные ожидаемому, происходили у них до безобразия часто.

Погруженный в невеселые раздумья, Константин не заметил того, на что давно обратили внимание остальные пассажиры. Очнулся он лишь тогда, когда из прорванного динамика над головой прохрипело:

— Вагон неисправный. Дальше не повезу. Выходите все.

В вагоне действительно воняло горелой резиной — вот он, современный запах беды!

Опустевший трамвай натужно задергался и тронулся. Из-под задних колес сыпали яркие в темноте оранжевые искры. Под ногами уже похрустывали льдинки.

Ловить неуловимое такси? Легче пойти пешком. Но что за насмешка судьбы, надо же, какой неприятный случай… Хотя это непрофессиональный подход: какая же это случайность, если она повторяется регулярно? Не обольщайтесь, милый мой: это самая что ни на есть отвратная закономерность. Но Лера никогда не поверит.

Валерия — преуспевающий филолог, специалист по славянским сказкам — в самом деле не поверила мужу. Интересно, что она тоже, поглядывая то на часы, то на остывающий ужин, моделировала предстоящий разговор. И принимал он у нее более чем радикальный характер. А что, с детьми у нее хватило ума не торопиться. Конечно, два года вместе. Но эти два года он ее постоянно раздражает, буквально изводит своими дурацкими фокусами. Разговор вполне назрел, но лучше после ужина. Так обстоятельнее. И вообще.

Валерия молча выслушала нелепейшие объяснения, принесла сковородку с курицей.

— Я уже поужинала, тебя не дождалась, извини.

Константин рассеянно покивал. Странно он как-то сегодня выглядел, задумчивый слишком. Но растяпа по-прежнему.

Кусок хлеба, намазанный маслом, приобретенным, между прочим, с переплатой, который Константин положил мимо стола, упал.

— Маслом вниз, — констатировал Сергеев как бы даже с удовлетворением. — По-другому и быть не могло.

— На ковер! — охнула Валерия.

Константин поднял бутерброд и вдруг принялся с интересом его рассматривать, будто не из его рук вывалился.

— А ковер мы сейчас завернем, — успокоил он жену.

И действительно завернул край ковра. А потом положил злополучный бутерброд на край скатерти и тихонько, вежливо подтолкнул пальцем. Ляп! Бутерброд опять прилип, на этот раз к линолеуму.

— Ты что, совсем с ума сошел?! Или издеваешься?

— Лерочка, я тебя прошу! Я все уберу. Пойми, это очень важно. Мне осталось еще восемь раз. А тебе десять. Ну поверь один раз в жизни — это не блажь. Я тебе потом все объясню. После эксперимента.

Между тем объект идиотских опытов в третий раз ляпнулся на пол.

Не спокойный, в общем-то, тон, а именно эта беспардонная наглость, другими словами, непривычная уверенность в своей правоте убедили Валерию в том, что взять собранные вещи и удалиться, хлопнув дверью, она успеет всегда, а пока стоит и досмотреть домашний спектакль.

Девять раз Костин бутерброд шлепался как и положено по одноименному закону и лишь однажды вниз хлебом, в результате чего он превратился в нечто не только несъедобное, но и антиэстетическое. Брать его в руки даже с целью уронить Валерия наотрез отказалась, и Константин намазал ей новый.

— Понимаешь, я ориентировочно проверяю вероятность выпадения сходных событий у тебя и у меня.

— Что выпадения, я уже сама заметила.

— Ну извини. Просто наглядно очень.

У Валерии счет вышел пять четыре в пользу хлеба, один раз кусок умудрился остановиться на ребре.

— Поразительно, — безо всякого энтузиазма отметил Сергеев. — А ты, случаем, в лотерею никогда не выигрывала?

— Один раз было, в студенчестве — жаккардовое одеяло. Но я взяла деньги.

Потом они в течение часа загадывали на какую-нибудь карту и раскладывали колоду — кому выпадет первому. Разумеется, победила Валерия. Причем так убедительно, будто играли в шахматы, где все зависит от ума, а не от слепого случая. Впрочем, так ли уж он слеп?

Валерия заметила, что после каждого ее выигрыша Костя все больше хмурится.

— Ладно, хватит. И как я должна теперь все это понимать?

— Теория вероятностей — тоже наука. Не только филология! Имеет свои объективные законы. А я исследую субъективный фактор. Известно ведь, хотя бы из твоей литературы, что бывают баловни судьбы, а случаются и вроде меня. У нас в результате, гм, опытов вышло, что с точки зрения вероятностей мы с тобой противоположные люди. Жизнь, она из случайностей состоит — приятных, неприятных, но у нас с тобой для них разные вероятности. Там, где с тобой ничего не произойдет, я обязательно влипну. Мы с тобой, Лерочка, если хочешь знать, живем в разных вероятностных мирах, как это ни печально для меня. Вот вроде бы рядом, дотронуться можно, а миры разные, граница невидимая — не перешагнуть, не перепрыгнуть…

Костя все это очень близко к сердцу принимал. Валерия вспомнила о задуманном разговоре, о последнем объяснении, невесело усмехнулась.

Разговор-то затеяла не она. Не по себе как-то… Не ожидала.

Впервые вечером в квартире оказался забыт третий член семейства — телевизор. Константин и Валерия сидели в красно-черных креслах — кажется, цвет траура — рядом со столом, на столе в сковороде распласталась коричневая подгоревшая курица с оторванным крылом Бескрылая птица — унылая символика. Хотя какая курица — птица, тем более жареная. Просто между ними возникла стена — нематериальная, но ощутимая. Да, жизнь в самом деле состоит из глупых случайностей.

— И как же мы теперь будем жить?

— Даже не знаю, Лера. Тебе решать. Ты пойми, я все время буду опаздывать, не успевать, подскальзываться и ломать ногу, как в прошлом году, и так далее. Это математически точно. Неудачник я. И буду добросовестно тянуть тебя назад. Но решать тебе, — закончил признания Сергеев.

Надо же, геройствует, рыцаря из себя корчит, слушать тошно. Мне, мол, решать… А может, все к лучшему. Само складывается.

— Я устала, пойду спать. Ты, если со стола убирать будешь, осторожнее, не разбей ничего.

В одном Сергеев оказался стопроцентно прав: спал он один на диване в гостиной. Долго ворочался, пытаясь хоть задним умом постичь, что происходит Почему Лера и не возражала, выслушала как должное. Неужели согласна врозь? И без ужина вдобавок остался. Швыряние хлеба с маслом — не эксперимент, а бредятина, но он только продемонстрировал то, что угадывалось интуитивно: существование чего-то вроде пресловутого рока, стремящегося их разлучить. Но почему Лера так отчужденно смотрела?

Разбудило Сергеева солнце, прокравшееся сначала меж шторами, а потом и меж ресницами. Настоящая весна! Смешно вспомнить, о каких глупостях они вчера рассуждали. И как серьезно!

— Лера!

Она не отозвалась.

В спальне ее не было. И на кухне тоже. И в ванной. И даже в платяном шкафу, хотя пряток и прочих детских шуточек она не выносила. Но в шкафу не оказалось не только Леры — еще и ничего из ее одежды.

Достойный финал всех его невезений!

Ушла. Поднялась с утра пораньше, тихонько собрала вещи и ушла, бросила, сожгла мосты. Да, конечно, вчера он сам намекал на возможность такого варианта, даже предлагал решать, но нельзя же думать, что он этого хотел!..

Сергеев прямо в тапках — вопиющее нарушение домашнего режима! — завалился на разложенный диван.

Все, это уже последняя черта, край. Что делать, черт побери, что же делать?! Бежать за ней? Да, бежать! И дурак, не знающий жизни, тот, кто в такой ситуации думает про гордость.

Одевался Константин лихорадочно, заминка вышла с галстуком: цеплять или нет? За мыслью о галстуке явилась другая, не менее посторонняя: о теще. Уж она-то своего не упустит, прокомментирует… Нет, если здраво рассудить, Валерия не вернется Не такой характер. Обдумала, взвесила, сделала выбор — не вернется. Просто выставит за двери. Сам ведь, сам накликал, никто за язык не тянул со своими ученостями.

И тут, как гром небесный, щелкнул дверной замок.

Она!!!

Никакого чемодана в руках у Валерии не имелось, лишь авоська.

— Ты где была? — восторженно завопил Сергеев.

— Не кричи, весь дом разбудишь. За хлебом ходила. Ты хоть и невезучий, но кормить-то тебя надо.

— А вещи?

Валерия как раз прошла в комнату, и тени смущения на ее лице Константин не увидел

— Чемодан я разберу. Он, кстати, в кладовке, странно, что ты не нашел. Очередная неудача?

— Да я… Да я просто наисчастливейший человек в околоземном пространстве!

Тезис требовал доказательств, и немедленных. Кто его знает, откуда явилась Сергееву такая шальная мысль, но он неожиданно схватил с серванта вчерашнюю колоду карт и сыпанул их на пол. Чудо: падая, карты сами выстроились в пятиэтажный домик, который простоял секунды три, но не выдержал сквозняка из открытой форточки. И тогда Константин уже уверенно и сознательно, наслаждаясь производимым эффектом, отодвинул стекло, выгреб из серванта дареные на свадьбу хрустальные бокалы и широким жестом подкинул их к потолку. Упав, ни один из них не разбился, что само по себе невероятно. Более того, все бокалы с приятным звоном установились на тонкие ножки, образовав под ногами идеально верный шестиугольник.