Вот уже более сотни лет на Руси «левшой» зовут всякого, кто в ремесле своем выделяется особо тонкой и хитроумной работой, кто способен удивлять людей и творить зримое чудо. А повелось так с того времени, когда русский писатель Николай Семенович Лесков сочинил «Сказ о тульском Левше и о стальной блохе».

Опубликовав впервые свой «Сказ» в октябрьском номере журнала «Русь» за 1881 год, Лесков объяснил его появление некой легендой, будто бы услышанной им самим на одном из оружейных заводов. Первую публикацию писатель сопроводил подзаголовком — «Цеховая легенда».

Как водится, некоторые тогдашние критики приняли в штыки необычное произведение Лескова и обвинили его в непомерном воспевании «квасного» патриотизма и восхвалении русских умельцев. Создание «Сказа» в статьях критиков сводилось лишь к обычной переделке давно известной легенды.

Дело дошло до того, что писателю пришлось выступать в газете «Новое время» с разъяснением, в котором автор «Левши» писал: «Все, что есть чисто народного в „Сказе о тульском Левше и о стальной блохе“, заключается в следующей шутке или прибаутке: „Англичане из стали блоху сделали, а наши туляки ее подковали, да им назад отослали“. Более ничего нет „о блохе“, а о „левше“, как о герое всей истории ее и выразителе русского народа нет никаких народных сказов, и я считаю невозможным, что об нем кто-нибудь „давно слышал“, потому что — приходится признаться — я весь этот рассказ сочинил в мае прошлого года и левша есть лицо, мною выдуманное. Что же касается самой подкованной туляками английской блохи, то это совсем не легенда, а коротенькая шутка или прибаутка».

По воспоминаниям же сына писателя Лесков еще за три года до написания «Сказа» искал тех, кто мог знать «легенду о блохе», но найти таких людей не смог. Писатель побывал летом 1878 года даже в Сестрорецке под Петербургом, где на оружейном заводе жили выходцы из Тулы, но и среди них легенды никто не знал.

«Так к великому огорчению писателя, — вспоминает А. Н. Лесков, — с каким запасом сведений о „легенде“ приехал он в оружейный поселок весной, с таким и уехал осенью».

Николай Семенович Лесков был совершенно прав, когда говорил, что толчком к написании «Сказа» послужила известная ему русская поговорка. В свою же очередь поговорка сложилась на реальной основе. Ее, этой основы, просто не могло не быть, ибо в любом уголке русской земли и во все времена жили народные умельцы-мастера.

К сожалению, однако, писатель не знал о том, что за сорок лет до его работы над «Сказом» известный русский историк Михаил Петрович Погодин написал об одном из таких мастеров в своем дневнике, опубликованном в восьмом номере издаваемого им же журнала «Москвитянин» за 1842 год.

Дело в том, что профессор истории Московского университета М. П. Погодин, путешествуя летом 1841 года по северу России, в августе приехал в Вологду. В один из тех дней историк был с визитом у профессора философии вологодской духовной семинарии П. И. Савваитова, о чем в дневнике оставил такую запись:

«Августа, 21… Был у г. Савваитова… Увидел микроскопические замочки с ключами сольвычегодского мастера Юницына, который продавал их сперва по гривеннику, потом по рублю и, наконец, по пяти рублей. Есть цепочка из них, где у каждого замочка свой ключик, не подходящий к другим. У мастера блоха привязана на цепь за ногу, однакожь не мешающую ей прыгать. Какова же должна быть тонкость железного волоска и способность русского человека, который все эти чудеса производит с помощью одного напилка. Поверить трудно».

В 1868 году «Вологодские епархиальные ведомости» перепечатали выдержки из дневника М. П. Погодина, дополнив рассказ историка своим примечанием о том, что за много лет до него о микроскопических замочках и других изделиях северных кудесников было напечатано в книжке, выпущенной типографией Московского университета в 1814 году под названием: «Записки, веденные по топографо-исторической части учителем Сольвычегодского уездного училища Протопоповым в первую и последнюю половину 1813 года».

А написано там вот что: «В двух верстах от Сольвычегодска один крестьянин довел себя в сем слесарном искусстве до значительной степени: работает замки, утюги и прочие железные вещи с искусством, мало уступающим тульским. Здешнего же уезда в Кивокурской волости расстоянием от города в 160 верстах работают замочки по 96 в золотник и более, и стенные часы также с хорошим искусством».

Как же малы были замочки, если в старинной русской мере — золотнике — чуть более четырех граммов веса! Нет ничего удивительного в том, что такие мастера могли и блоху подковать.

Заметим также, что по времени рассказанные истории совпадают с хронологическими рамками «Сказа». В одно и то же время жили мастера из «Сказа» и их прототипы, а в далеком Сольвычегодске Вологодской губернии хорошо знали о тульских умельцах. Не тогда ли и родилась та самая поговорка, вдохновившая писателя Лескова на создание своей легенды?

Да, «Сказ о тульском Левше и о стальной блохе» — это легенда. Только не пересказанная Лесковым, а им самим созданная. Тонким писательским чутьем или каким-то внутренним зрением увидел Николай Семенович Лесков, что прибаутка о тульских мастерах-кудесниках сложилась неспроста, что живут такие люди по всей русской земле. Вот и родился «Сказ» о русском характере, о доблести и бескорыстии русской души, о славе умельцев за рубежами России и их скромности.

А подлинное имя одного из чудесников того времени нам теперь известно: мастер Юницын — сольвычегодский Левша.