Тропинка привела к заводской ограде. Здесь течение было поспокойней. Горное буйство реки Опо тут сменялось смирением, пресная вода смешивалась с соленой и без дальнейших протестов впадала во фьорд.

В доме на другом берегу женщина мыла окно. Теперь в этом был смысл. В конце апреля работа химического комбината в Одде приостановилась, копоть перестала окутывать город, замерли краны на пристани, остановилась подвесная дорога, и вагончики замерли в воздухе пунктирной линией от гавани до Нюланна. Как будто кто-то пришел в Одду, поднял палец к губам и прошептал: «Тсссс!»

Полицейские оцепления не давали нам подойти к устью ближе чем на сто метров. По обеим сторонам реки работали поисковые группы. Туда-сюда сновали резиновые лодки. При ярких лучах солнца это все напоминало выезд на рыбалку. Отличный денек, чтобы выехать во фьорд порыбачить.

— Но ведь этот парень всплывет? — спросил Мартинсен. — Трупы же всегда всплывают?

Я не знал, что ему ответить. Где-то я слыхал, что одного утопленника подводным течением отнесло до самого Моге — а это на целую милю ниже по фьорду. А другого нашли только через несколько месяцев, когда от него остался один скелет.

Мартинсен сфотографировал реку с тропинки, но сказал, что нужен другой угол. С фотокамерой на плече он направился к ветхому мостику. На заводских воротах висела ржавая колючая проволока. Тут же имелась табличка: «Высокое напряжение — опасно для жизни!» Честно говоря, я не понимал, где тут опасность. По-моему, куда опасней было навернуться с моста в реку. Такое могло случиться где угодно и когда угодно: земля исчезнет из-под ног, а небо упадет на голову.

Следом за Мартинсеном через ворота стал перелезать я. Спускаясь, я левой рукой зацепился о проволоку. Некоторое время я стоял и смотрел на ладонь. Хотя царапина оказалась глубокой, крови поначалу не было. Но потом она потекла ручьем. Мартинсен элегантно перемахнул через забор, а меня, конечно, угораздило разодрать руку — иначе и быть не могло.

Мартинсен помог мне перевязать руку носовым платком и полез за мобильным телефоном.

— Да, сейчас передам ему трубку, — сказал он с улыбкой.

Я взял у него трубку правой рукой. Из левой струилась кровь. Звонила заведующая отделом журналистских расследований. От таких людей невозможно ни убежать, ни спрятаться — они тебя обязательно найдут.

— Убийство? — спросила она.

— По крайней мере, море крови, — ответил я.

— Что?

Я вздохнул.

— Труп пока не нашли, — сказал я. — Просто много крови.

— Крови? Что говорит полиция? Это убийство или несчастный случай?

— Они ищут, а мы ждем.

— Я уже два часа пытаюсь тебе дозвониться.

Я промолчал. Для меня она так и осталась улыбчивой и превосходно одетой дамой в главном здании «Бергенских известий». Церемония открытия. Архитектор говорит, что стеклянный фасад даст возможность всем желающим круглосуточно наблюдать оживленную работу газеты. Я стою с бокалом шампанского и тихо улыбаюсь. На самом деле в редакции почти ничего не происходит. Редакторы, руководители отделов и журналисты сидят уткнувшись в мониторы компьютеров, иногда поглядывая на улицу: на пешеходов, целующиеся парочки и пьяниц, писающих на фасад.

— Эй, ты еще там? — переспросила завотделом.

— Да, — ответил я. — А где мне еще быть?

— Почему ты не отвечал на звонки?

— Был занят.

— Чем это?

— Пытался разобраться в происходящем.

— Ну давай разбирайся, — закончила она разговор. — Мы же одна команда, верно?

С моста наблюдать за ходом поисковых работ было удобнее всего. Может, стоило взять места поближе, но для общего плана эти подходили оптимально. Внизу, вздуваясь волнами, бежала загаженная река. Я вдруг вспомнил, что в последний раз был здесь еще мальчишкой. Думал, что семга прячется где-то у этих берегов, так и не нашел где. Тропинка вдоль реки почти заросла. Одно из самых красивых мест Одды. Но комбинат вечно все портил: с запада громоздились склады и контейнеры, с востока — краны на пристани, и с обеих сторон — заборы с колючей проволокой. Реку закрыли, будто ее идиллический вид нарушал общую картину уродливой и грязной промзоны.

Я слизнул с руки кровь и зашагал по тропинке обратно. Наверное, где-то здесь ночью проплывал молодой Педерсен. Может быть, он проплывал под мостом и табличкой про высокое напряжение. Может, он умер еще до того, как оказался в реке. Может, он разбился об эти камни на дне. Я представил себе, как темная река несет белое тело. Держа его на плаву. Разрывая на части. Не выпуская из последних страстных объятий.