— Покажите ему. — Доктор Эдвардс махнул рукой в сторону шерифа. — Покажите ему то, что вы показывали мне.

Люк колебался. Это дело касалось исключительно семьи, и здесь лучше не спешить. Они могут решить, что он выскочка, а ему хотелось, чтобы на него смотрели как на человека, защищающего интересы семьи, членом которой он стал.

Достав из кармана расписку Оррина, Люк протянул ее шерифу.

— Это было написано во время игры в доме Арчера.

Аллен взял бумагу, развернул ее и углубился в чтение. По его лицу невозможно было определить, что он думает по этому поводу. Прочитав расписку, он повернулся к доктору:

— Вы хотите сказать, что Фостер застрелил себя из-за потери «Конкорда»?

— Я не так уж часто виделся с Фостером. Накладывал ему гипс, когда он сломал ногу, спрыгнув с забора. Пару раз лечил его печень. Два раза приводил его в чувство, когда он отравился алкоголем и чуть не отправился на тот свет. Я не могу сказать, как бы он поступил, потеряв «Конкорд». Но если бы дело коснулось Элизабет, здесь я с уверенностью могу сказать, что — он пустил бы себе пулю в сердце.

Аллен долго изучающе смотрел на доктора.

— Из этого я делаю вывод, что вы все еще влюблены в нее.

На щеках доктора Эдвардса появился румянец.

— Я этого и не отрицаю. Я счастливо женат на моей Харриет почти тридцать четыре года, но осмелюсь заметить, что вряд ли найдется в нашем округе мужчина моего возраста, который бы не восхищался Элизабет Дентон. Она была в расцвете своей красоты, когда выходила замуж за Эндрю Гамильтона, и этот ее поступок разбил многие сердца.

— Но никто ведь не застрелился тогда, — заметил Аллен.

— Но многие подумывали об этом, — покачал головой Эдвардс. — У нас не хватило мужества сделать это, а Фостер мог так поступить.

Шериф посмотрел на покойника, но его застывшее лицо не могло помочь ему разгадать эту загадку.

— Скорее всего он направил бы револьвер себе в голову, — предположил шериф.

— Может, он и хотел, — пожал плечами доктор, — но в последний момент передумал. Может, револьвер выстрелил, когда он опускал или поднимал его. Боюсь, мы так и не узнаем, что произошло на самом деле.

Шериф снова начал рассматривать револьвер.

— Расскажите мне о вашей карточной игре, — попросил он Люка.

Люк, тщательно обдумывая каждое слово, изложил события того вечера, стараясь говорить только о том, что могли подтвердить Арчер, Типпинг и Дэниелс. Он не упомянул о записке с именем Уолтера Уингейта, которая вынудила Оррина отказаться от «Конкорда». Он преподнес все так, чтобы шериф подумал, что Оррин сделал это, сильно напившись.

— Я играл с Оррином в карты несколько раз, — задумчиво произнес шериф. — Возможно, я уходил слишком рано, потому что при мне он никогда не напивался до такой степени, чтобы ставить на кон свою собственность. Но зато я видел, как это делали другие. Вы подстрекали его?

— Не так, сэр. Он спросил, что я хочу получить в случае выигрыша.

— И вы пожелали «Конкорд»?

— Да. Я не ожидал, что он согласится, и был очень удивлен, когда меня поддержали его друзья. — Люк надеялся, что другие игроки не вспомнят о записке, которую он передал Оррину. Они не захотят обсуждать дела Клана с шерифом или, если шериф тоже связан с Кланом, не захотят выставлять себя дураками, рассказывая, что пытались завербовать в него Люка. — Послушайте, шериф. Оррин не был в восторге от того, что я женился на его падчерице. Он нанял меня реставрировать поместье. Он предоставил мне такую возможность, потому что я янки, и это единственное, что нас связывало. Откровенно признаюсь, что я не мог уважать и любить его, потому что он издевался над своей женой и падчерицей, а кроме того, довел «Конкорд» до такого состояния, что на его восстановление потребовалось много средств и времени.

— Вы воспользовались тем, что он был в нетрезвом виде?

— Он был достаточно трезв, чтобы подписать бумагу! — Люк взял у шерифа расписку и сунул ее в карман сюртука. — Не было никакого принуждения.

— Не думаю, что вы могли воспользоваться этим. — Аллен взял револьвер, провел пальцем по пяти звездам на его ручке из слоновой кости. — Никогда не видел ничего подобного. А вы?

— Нет, — легко соврал Люк. — Никогда до сегодняшнего вечера.

— Значит, вы не знали, что Оррин прихватил его с собой?

— Нет. Если припомните, мы ехали по отдельности. У Оррина в кабинете была целая коллекция оружия. Вы можете сами убедиться в этом, хотя, насколько я понимаю, оно в действительности принадлежало первому мужу Элизабет.

— Я ее видел, хотя подобного револьвера там не было. — Он посмотрел на Эдвардса: — А что вы скажете, док? Вам Оррин когда-нибудь показывал этот револьвер?

— Нет. Но я уже такой видел. Во время войны. Я лечил офицера-янки, у которого был такой револьвер. Я спросил о его происхождении и узнал, что их обычно выдают парами, хотя у него был всего один. «Ремингтонами» награждают офицеров за храбрость.

Аллен посмотрел на револьвер, затем на Оррина. — Тогда он определенно не принадлежал Эндрю Гамильтону или его мальчикам. Его не выдавали солдатам генерала Ли. — Он положил «ремингтон» на столик, где уже лежали четыре пули. Затем повернулся к Люку и доктору и задумчиво посмотрел на них: — Не возражаете, если я осмотрю дом? У меня есть вопросы к миссис Фостер и мисс Брай. Ну и, конечно же, я должен допросить негров. Они всегда все узнают первыми. Может случиться, что кто-то из них знает об этом револьвере. Может, они знают, кто и когда стрелял из него раньше. Я обнаружил четыре пули вместо шести.

— Вы можете допрашивать негров, но я настаиваю, чтобы вы оставили в покое Элизабет. Она уже сказала мне, что никогда не видела этого револьвера.

Аллен колебался, решая, должен ли он применить власть. Откровенность Люка нашла отклик в его душе. «Я не мог уважать и любить его…» Аллен испытывал те же чувства. У него не было особого желания искать убийцу, тем более что поиски могли привести к одному из игроков. Лучше не трогать таких людей, как Арчер, Типпинг или Дэниелс, если он не хочет повредить своей политической карьере. Оррин Фостер не принадлежал к числу влиятельных людей, к тому же теперь уже ничего не изменишь. Нет смысла задавать вопросы и его вдове. Проще всего поддержать версию доктора Эдвардса или связать смерть Оррина с другим янки — Лукасом Кинкейдом.

— Насколько я понимаю, Кинкейд, вы получили все, что хотели, когда Оррин подписал эту бумагу?

— Да, сэр.

— Значит, у вас не было причин его убивать?

— Никаких, шериф.

Аллен кивнул.

— А вы, док? Вы готовы поклясться, что Фостер сделал это сам?

— Такое вполне возможно… Я думаю, так и было. Пожалуй, он действительно сделал это сам.

— И все-таки я должен поговорить с неграми. Может, начнем с Джеба? Он служит в доме, не так ли?

— Вы можете задавать ему любые вопросы, — сказал Люк.

— Я слышал, что вскоре после гибели Рэнда у вас произошла стычка с Кланом? Может, смерть Оррина как-то связана с этим? Может, ему захотели отомстить.

— Оррин не имеет никаких дел с Кланом, — соврал Люк. — Они уничтожили теплицу моей жены, и Оррина это очень разозлило. Плантаторы не могли выбрать его в качестве своей мишени.

В словах Люка была логика, но не было правды. Аллен знал, что Оррин был как-то связан с Кланом, иначе он не стал бы играть в карты с его членами.

— Позовите сюда Джеба. Я хочу поговорить с ним наедине.

Люк и доктор ожидали в кабинете, пока шериф допрашивал Джеба. Эдвардс сидел за массивным письменным столом Оррина и пил чай из чашки тонкого фарфора. После каждого глотка он со звоном опускал чашку на блюдце. Это действовало Люку на нервы.

— Я сделал это исключительно для Элизабет, — вдруг заявил Эдвардс.

— Что именно, сэр?

— Все, что в моих силах. Оррин вел себя с ней как настоящий ублюдок. Не сосчитать, сколько раз со дня их свадьбы меня приглашали полечить растяжение связок или вывернутую ключицу. Брай всегда посылала за мной Джеба. Обычно я делал вид, что мое появление в доме не имеет никакого отношения к Элизабет. Я как бы приходил с официальным визитом. Так было лучше для нее, иначе Оррин начал бы ей мстить. Я мог защитить ее только так. Элизабет очень гордая женщина и сгорела бы от стыда, если бы узнала, что мне известно о том, как он обращается с ней. Она всегда говорила, что ее синяки и ушибы — это результат ее неуклюжести. Думаю, она просто забыла, что я знал ее еще тогда, когда она была самой грациозной и неутомимой в танцах девушкой. Ее никак нельзя было назвать неуклюжей.

Допив чай, доктор поставил чашку на блюдце.

— Кроме того, она была первоклассным стрелком. — Увидев удивление в глазах Люка, доктор спросил: — Вы ведь не знали об этом, не так ли? Отец научил ее стрелять. Он брал ее с собой на охоту. У нее глаз такой же острый, как нюх у гончей. Конечно, по прошествии стольких лет и при отсутствии практики она наверняка утратила свои былые способности. — Доктор не смотрел на Люка, и казалось, он говорит сам с собой. — Шериф не знает Элизабет так, как знаю ее я. Он слишком молод для этого, но он хороший парень и честно выполняет свой долг. Его не выбрали бы на четвертый срок, если бы он не знал, как с честью выйти из любой ситуации. Надеюсь, что все обойдется. Наши люди желают Элизабет только хорошего. — Доктор внимательно посмотрел на Люка. — Не думаю, чтобы вы были о ней другого мнения.

Люк молчал, подбирая нужные слова.

— Не понимаю, что вы хотите этим сказать, — наконец выговорил он, стараясь оставаться равнодушным.

— И правильно делаете. Я просто болтаю. Вы можете забыть все, что слышали.

Скрипнула дверь, и мужчины повернули головы. На пороге стояла Брай.

— Мама наконец заснула, — устало произнесла она. — Можно я присоединюсь к вам?

Доктор и Люк поднялись со своих мест.

— Конечно, дорогая, — улыбнулся Эдвардс. Люк указал ей на свой стул.

— Хочешь чаю? Я позвоню, чтобы принесли еще одну чашку.

— Нет, спасибо.

Брай внимательно вгляделась в лицо мужа. Он, казалось, отнесся спокойно к тому, что она пришла сюда. Его лицо было безмятежным. Ей внезапно представилось, что они сидят за столом и играют в карты. Он уже сыграл партию в покер с доктором, шерифом и вот теперь играет с ней. По его лицу нельзя было понять, какие карты у него на руках и как прошли предыдущие партии. Она села на стул, где раньше сидел ее муж. Он стоял рядом, положив руку ей на плечо.

— Мы ждем шерифа, — пояснил он. — Он беседует с Джебом, пытаясь выяснить, видел ли кто-нибудь из них «ремингтон».

— Редкое оружие, — прокомментировал Эдвардс.

— Вы думаете, он прихватил его у Франклина? — спросила Брай. — Надеюсь, шериф догадается спросить об этом?

— Аллеи — парень въедливый, — хмыкнул доктор. — Он уже отцепится от Джеба, пока не выяснит все, что ему нужно.

Они замолчали, заслышав шаги в коридоре. В комнату вошел шериф, держа в руках деревянный ящичек. Он слегка удивился, увидев Брай.

— Мисс Брай, не уверен, стоит ли вам находиться здесь…

— Теперь я миссис Кинкейд, шериф, и если мой муж не будет возражать, то я останусь. — Она посмотрела на Люка, ища поддержки.

— Моя жена может слушать все, что вы собираетесь сказать. Когда вы уйдете, я все равно ей все расскажу, поэтому нет смысла отсылать ее отсюда.

— Как вам будет угодно.

Шериф поставил ящичек на стол. Эдвардс подался вперед чтобы получше рассмотреть его, но шериф жестом его остановил.

— Джеб убедил меня, что никогда раньше не видел «ремингтон», но признался, что видел этот ящичек. Он натыкался на него в разных местах, но никогда не брал его в руки, зная, что он принадлежит Оррину. Ему вовсе не хотелось вызывать гнев хозяина. — Аллен посмотрел на Брай: — А вы когда-нибудь его видели?

— Никогда, — уверенно ответила она и посмотрела ему в глаза. — Где вы нашли его?

— Джеб провел меня по тем комнатам, где он его видел: Музыкальный салон, одна из гостевых спален, гардеробная Оррина. Не найдя его там, мы решили тщательно осмотреть комнату Оррина и обнаружили этот ящичек в его ночном столике. — Шериф нажал на защелку, и крышка открылась. — Подойдите ближе.

Доктор привстал со стула и заглянул в ящичек. Брай, встав, сделала шаг к столу. Люк последовал за ней. Все трое смотрели на выложенную черным бархатом внутренность ящичка. Там было два углубления. Аллеи вытащил из-за ремня «ремингтон» и положил его в одно из углублений. Револьвер свободно поместился в нем.

Шериф закрыл крышку и поочередно оглядел каждого из собравшихся, затем снова перевел взгляд на ящичек.

— Я думаю, вам всем хочется знать об отпечатках пальцев на полированной поверхности. Присмотритесь повнимательнее, и вы их увидите. Насколько я понимаю, кроме меня, этот ящичек трогал еще один человек. Я считаю своим долгом сообщить вам, что этим человеком был ваш отчим, миссис Кинкейд. Не знаю, как вы отнесетесь к моим словам, но я склонен принять точку зрения доктора Эдвардса. — Оррин застрелил себя сам. Доктор считает, что мистер Фостер расстроился из-за потери «Конкорда», но, думаю, больше всего — из-за потери Элизабет. Даже я, который знал вашу мать совсем мало, нахожу эту причину убедительной. Весь округ переживал, когда во время войны «Хенли» был разграблен северянами. — Он посмотрел на Люка. — Прошу простить меня, если я вас обидел.

— Никаких обид. Продолжайте.

— Многих из нас опечалило известие, что «Хенли» превратился в «Конкорд» (Конкорд — договор, соглашение (англ.).) Для некоторых это стало петлей на шее. Впервые это выражение использовал ваш брат Рэнд, миссис Кинкейд.

— Рэнд обладал своеобразным чувством юмора, — проговорила Брай, но воспоминания заставили ее улыбнуться. Люк обнял ее за плечи. — Рэнд не питал любви к Оррину.

— Я это знаю, — кивнул Аллен. — Если бы Рэнд был сейчас здесь, то в первую очередь я заподозрил бы в убийстве Оррина его.

— Вы противоречите себе, — удивился Люк. — Вы ведь только что заявили, что Оррин убил себя сам.

— Совершенно верно. Именно так я и сказал. Теперь мне абсолютно ясно, что Оррин умер от собственной руки. Но что касается пропавшей пули, то мы так и не узнали, в кого Оррин ее выпустил. Конечно, я еще поговорю с Франклином, Арчером и другими. Однако боюсь, им нечего будет добавить, и поэтому мой вывод остается в силе. — Шериф снова поднял крышку ящичка. — Есть еще кое-что, что я хотел бы вам показать. — Он вынул револьвер, положил его на стол и .пробежал ногтем по краю подкладки, пока не обнаружил отверстия. Он попытался просунуть в него два пальца. — Под подкладкой лежат какие-то бумаги. Я еще не смотрел их, поэтому не имею ни малейшего представления, что Оррин здесь прячет. Я хочу, чтобы мы просмотрели их вместе. — Шериф засунул пальцы поглубже, пошевелил ими и наконец вытащил какие-то документы. — Полагаю, вы пожелаете первой ознакомиться с ними, — сказал он, отдавая их Брай.

Рука Брай дрожала, когда она протянула ее за бумагами.

— Здесь есть еще какие-то бумаги, — произнес Аллен. — Было бы хорошо, если бы…

— Вот, — прервал его Эдвардс. Он вытащил из ящика стола нож для вскрытия писем. — Позвольте мне. В конце концов, я хирург. — И прежде, чем кто-либо успел его остановить, он действуя ножом как скальпелем, вспорол подкладку. — Готово. — Он извлек на свет с дюжину пожелтевших листков, лежащих на дне ящичка. — Возьмите их, Брай. Похоже, это счета Оррина.

Так оно и оказалось. В бумагах, которые они нашли, Оррин скрупулезно записывал все расходы и поступления, перечислял участки земли, принадлежащие ему, их расположение и доходы, которые он от этого имел. Скользнув по ним взглядом, Брай передала их Люку, который, в свою очередь, разложил бумаги на столе, чтобы Аллен и Эдвардс смогли внимательно рассмотреть их.

— Боже милостивый! — потрясение выдохнул Эдвардс. — Посмотрите на эти деньги! Брай, ты знала об этом?

Брай покачала головой, сраженная тем, что предстало ее взгляду. «Но ведь это принадлежит другому», — мелькнула у нее мысль, и она почувствовала, как сжалось сердце. Шериф и доктор были уверены, что все эти несметные богатства принадлежат ее матери. Только она и Люк знали, что это было состояние, украденное у Конрада Моррисона.

Эдвардс никак не мог прийти в себя и взывал к Богу, закатив глаза к потолку.

— Сдается мне, что Оррин Фостер был гораздо богаче, чем он это показывал, — сделал вывод шериф. — Вот уж не думал, что он такой скрытный!

— Скупой, — процедила Брай, — и трусливый! Отчим думал, что если мы с мамой узнаем про это, то будем требовать от него денег.

— Он был прав? — спросил Аллен, повернувшись к ней.

— В какой-то мере. Здесь всегда нужно было что-нибудь подремонтировать, а Оррин рассматривал плантацию как вложение капитала, которое будет приносить прибыли. Но ему этого показалось мало, — добавила Брай, указав на бумаги.

Шериф переводил взгляд с Люка на Брай.

— Было бы интересно узнать о пропавшем револьвере, но думаю, что мне здесь больше делать нечего. Я удовлетворен — своим расследованием. Вы идете, док?

Эдвардс с трудом встал со стула и поднял с пола свой саквояж. Открыв его, он оглядел содержимое и, вынув маленький пузырек из коричневого стекла, передал его Люку.

— Это настойка опия. Для Элизабет, если у нее заболит голова и она не сможет уснуть. Накапайте ей несколько капель,

— Хорошо, — кивнул Люк, протягивая руку за пузырьком.

— И вы тоже можете принять ее, — улыбнулся доктор, обращаясь к Брай. — Вам надо отдохнуть. — И хотя Брай пообещала принять лекарство, он был уверен, что она не выпьет ни капли. «Такая же упрямая, как и ее мать», — подумал он. — Всего хорошего. Сейчас я займусь своими делами, а позже снова загляну к вам.

— Спасибо, док. — Люк пожал ему руку. Взяв саквояж, доктор направился к двери.

— Только после вас, шериф.

Когда мужчины ушли. Люк поставил на стол пузырек и сел на стул.

— Иди ко мне, Бри, — попросил он, раскрывая объятия. Она уютно устроилась у него на коленях. — Когда ты увидела все эти бумаги, тебе, наверное, захотелось сказать, что они принадлежат другому человеку?

— Такая мысль приходила мне в голову. Как ты догадался?

— Я хорошо тебя знаю. Ты не ожидала увидеть такое богатство?

— Никогда. Ты говорил, что мистер Моррисон богат, но я не думала. Что до такой степени… Я знаю, что янки гораздо богаче южан. Но здесь столько денег, что у меня голова кругом идет. Что мы будем со всем этим делать, Люк? Мы не можем оставить это у себя, ведь все принадлежит наследникам Моррисона.

— Я ведь говорил тебе, что у него нет семьи. Возможно, у него есть какие-то дальние родственники, но они не заявят своих прав на наследство.

— А кредиторы?

— Все долги выплачены после продажи его заводов.

— Почему ты не сказал шерифу, что Оррин на самом деле Уолтер Уингейт?

— Это только осложнило бы ситуацию. Никто не должен знать, кто на самом деле Оррин Фостер. Я сообщу матери и теткам, что нашел его.

— Но ведь они хотят обелить имя Моррисона! Они потребуют от тебя доказательств, что это не было самоубийством.

— Они предпочтут урегулировать этот вопрос между собой, а не выносить его на публику. Я думаю, они пойдут на это, когда рассмотрят альтернативу.

— Какую альтернативу? — спросила, нахмурившись, Брай. Люк внимательно наблюдал за ее лицом.

— Я не убивал Оррина Фостера.

Выражение лица Брай не изменилось.

— Но если бы я сказал, что Оррин — это Уолтер Уингейт, все бы сразу подумали, что это сделал я.

Морщинка между бровями Брай стала глубже.

— В своем завещании Конрад Моррисон назвал своего единственного наследника, и этот наследник я, Бри.

— Ты?

— Он относился ко мне как к сыну, я ведь тебе говорил.

— Но почему ты не рассказал мне об этом завещании раньше?

— По нескольким причинам. Во-первых, я не ожидал, что когда-нибудь найду эти деньги. Я не знал, что было в этом ящике. Бри. До сегодняшнего вечера я его никогда не видел, а ведь я обыскал весь дом, чтобы найти хоть что-нибудь, что говорило бы о прошлом Оррина. Когда ты попросила меня выиграть у него «Конкорд», Я получил возможность вернуть хоть что-нибудь и себе. Мне не нужны были деньги, мною руководило желание отобрать у него хоть что-то.

Брай понимающе закивала.

— Возможно, я действовал бы по-другому, если бы не встретил тебя. Ты заставила меня забыть о деньгах. Возврат тебе твоей собственности стал для меня большей наградой, чем если бы я получил ее в свое пользование.

Брай с сомнением смотрела на него.

— Это правда. И последняя причина, по которой я ничего не рассказал тебе, следующая: я играю в покер лучше тебя хотя бы потому, что умею владеть своим лицом. Сегодня ты чуть все не испортила. Ты, можно сказать, телеграфировала свои мысли шерифу и доктору. Если бы они сумели их прочитать, меня бы сегодня же заключили в тюрьму. Шерифу, судя по всему, просто не хотелось вникать в это дело. Он занялся расследованием исключительно ради тебя и твоей матери. Но не ради меня, потому что ему было бы трудно доказать мою непричастность к убийству.

— Это свидетельствует о том, что убийство совершил кто-то другой, — задумчиво проговорила Брай. — Если ты невиновен и это не самоубийство, то виноват кто-то другой. Моя мать? Адди? Я?

— Я этого не делал, так же как и любая из вас.

— Я знаю. Но тогда кто же убил Оррина?

— Ты слышала слова шерифа… — Люк замолчал, потому что Брай покачала головой, отказываясь принимать эту версию. — Я не знаю. И это правда. Я нашел ящик под кроватью твоей матери и положил его в прикроватный столик Оррина, надеясь, что его там найдут. Я ничего не знал о бумагах и сомневаюсь, что о них знали твоя мать и Адди. Возможно, из револьвера стрелял кто-то из них. Может, они обе. Может, ни та ни другая. Они знают, что случилось, но я даже вообразить себе не могу, чтобы они раскрыли этот секрет. А ты как считаешь?

— Нет. Они никогда нам не расскажут.

— Тогда давай оставим все как есть.

Брай задумчиво кивнула и прижалась лбом к плечу Люка. Он притянул ее к себе, и она затихла в его объятиях. Он взял ее на руки, отнес в спальню и уложил на кровать. Задернув шторы, чтобы солнечные лучи не тревожили их покой, он лег рядом с ней, и они крепко заснули, сжимая друг друга в объятиях.

Спустя две недели после похорон Оррина Адди и Джон Уитни покинули «Хенли». Раны Джона уже затянулись, и никакая сила не могла заставить его остаться в доме, где он чуть не распрощался с жизнью. Брай не удивило, что Адди присоединилась к нему. Ее только поразило, что мать так спокойно отнеслась к отъезду негритянки. Брай казалось, что после смерти Оррина Элизабет еще больше стала нуждаться в Адди.

Брай стояла в домике Джона, который он покинул всего несколько часов назад, и решала, что ей теперь делать. Она попросит Марту убрать здесь и проветрить постель. В воздухе стоял легкий запах лекарств. Он не был неприятным, но напоминал ей о страданиях Джона.

— Тут можно оборудовать хорошую школу для детей, — услышала она за спиной голос Люка. — Элизабет мне сказала, что ты наверняка направилась сюда.

— Пожалуй, ты прав.

— Можно снести стену между комнатами, и здесь будет очень просторно. Я попрошу фермеров сколотить столы и скамейки для детей. И ты будешь их учить.

Люк угадал: Брай всегда хотела учить детей.

— Мне кажется, я сумею убедить маму помочь мне. Джеб тоже сможет принять в этом участие.

Брай вошла в спальню и огляделась. Ее взгляд упал на что-то разноцветное, лежавшее на прикроватном столике, и она подошла ближе, чтобы рассмотреть, что это такое. Сначала ей показалось, что она видит миниатюрный портрет, но потом поняла, что это карты. Брай позвала Люка, стоявшего в дверях.

— Посмотри, что я нашла. Должно быть, Джон забыл их. — Взяв небольшую стопку карт в руки, она разложила их веером.

Три королевы и две четверки — все с маленькой дырочкой посередине.

— Что ты думаешь по этому поводу? — спросила Брай. Люк узнал карты и сразу понял, как они сюда попали.

— Брось их. Бри. На них печать смерти.

Элизабет сидела в кресле-качалке, закрыв глаза. Она наслаждалась музыкой. В ее воображении возникла картина, как Брай сидит за роялем, а рядом стоит Эндрю и переворачивает нотные страницы для своей дочери. С одобрительной улыбкой он смотрит, как пальцы Брай легко бегают по клавишам, разыгрывая трудные пассажи. Ей хотелось бы видеть его в чем-нибудь другом, а не в форме, которую она сама ему сшила, но ничего другого она вспомнить не могла. Он с гордостью носил форму, сшитую руками жены.

— Мама? — Пальцы Брай перестали бегать по клавишам, и последние звуки музыки повисли в воздухе. — Тебе плохо?

Люк повернул голову и посмотрел на Элизабет. Она была спокойной, умиротворенной. На щеках играл румянец. Слабая загадочная улыбка освещала ее лицо. Слезинки, похожие на крошечные бриллианты, висели на темных густых ресницах.

Элизабет открыла глаза и посмотрела на дочь и зятя.

— Я не мертвая, — проговорила она.

Люк усмехнулся, а Брай пришла в ужас.

— Какие страшные вещи ты говоришь, мама!

— Ведь ты не хочешь видеть меня мертвой? — Краем глаза Элизабет видела, что улыбка Люка стала еще шире. Он по крайней мере не носится с ней, как Брай со своими рисовыми зародышами.

— Мама!

Элизабет не смогла удержаться от смеха.

— Тебя очень легко разыграть, Брай. Нам с Люком это доставляет удовольствие.

— Не будьте столь жестоки, Элизабет. Брай в отличие от меня всегда вас прощает…

— Значит, мне придется вымаливать у вас прощение. Тебе ведь это нравится, Брай, не так ли? ~ смутилась Брай.

— И это все, что ты можешь сказать? — Элизабет широко улыбалась, наслаждаясь смущением дочери. Она встала, подошла к Брай и поцеловала ее в щеку.

— Я буду переворачивать страницы для тебя, как это делал папа, — проговорила она.

Брай кивнула, слишком растроганная, чтобы ответить. Она подвинулась, давая место матери на скамейке.

Брай заиграла «Оду радости». Люк не смог усидеть на месте и присоединился к ним.

В комнате было тепло и уютно. В камине потрескивал огонь, вплетая в музыку свою мелодию. Холодный дождь бил по стеклам, в которых, как в зеркале, отражались силуэты Люка, Брай и Элизабет, заключенных в круг света.

В воздухе еще веяло Рождеством. Пахло елкой, которую Джеб поставил несколько дней назад, свечами и омелой. Рождество отпраздновали в узком кругу. Причиной тому были не недавние похороны Оррина — просто за последние недели их посетило множество народа.

Когда весть о смерти Оррина достигла соседних плантаций и Чарлстона, к ним потянулся бесконечный поток сочувствующих. Они приносили свои соболезнования — и умирали от любопытства. Первыми гостями были Остин Типпинг с сестрой. Затем Сэм Дэниелс и Франклин Арчер. Доктор Эдвардс с женой стояли рядом с Элизабет, пока она принимала соболезнования. В течение целой недели после похорон друзья приходили посидеть с Элизабет, стараясь ее развлечь. Самые деликатные воздерживались от вопроса, что стало причиной смерти Оррина и какое наследство оставил он своей вдове.

Интерес к последней игре Оррина был необычайный. Люк ничего не отрицал и не подтверждал. Он посмеивался про себя, когда его бывшие партнеры по карточной игре по очереди отводили его в уголок и с интересом спрашивали, знал ли он о размерах состояния Оррина. Типпинг, например, выглядел просто больным, задавая этот вопрос, и Люк подозревал, что он не мог простить себе, что ему не удалось заполучить Брай.

Слегка встряхнув головой, Люк отогнал воспоминания и стал наблюдать, как легко руки Брай двигались по клавишам. В ее исполнении была красота, грация и сила.

Элизабет, судя по ее улыбке, восхищалась дочерью. Когда прозвучали последние аккорды, она не удержалась и воскликнула:

— Браво, дорогая! Браво! — Потом повернулась к Люку: — Спасибо.

— За что? Ведь я даже не помогал переворачивать страницы.

— Вы помогли Брай вернуться к музыке. Для меня это лучший подарок. Если бы не вы, Брай сейчас бы не играла.

— Не думаю, что я… — начал Люк, теребя волосы.

— Не имеет значения, что вы думаете, — перебила его Элизабет. — Важно, что думаю я. Господь благословил нас в тот день, когда вы приехали в «Хенли». Я не требую от вас объяснений, почему вы это сделали, но вы познакомились здесь с Брай. Возможно, вы приехали под предлогом восстановления дома, но вы сделали гораздо больше. Вы возродили женскую душу. Перестаньте делать вид, что вам неприятен комплимент благодарной матери. Вот так-то лучше. Я ценю ваше внимание. Должно быть, на вас повлияла ваша любимая Нана Дирборн. Брай рассказывала мне, как высоко вы ее цените.

Люк чуть не расхохотался, но сделал вид, что закашлялся. Он не смел взглянуть в сторону Брай. Если бы он увидел ее невинное личико, то не смог бы сдержаться.

— Да, мадам, — с трудом выговорил он, — Нана оказала огромное влияние на мою жизнь.

Элизабет кивнула, удовлетворенная ответом. Встав со скамейки, она подошла к чайному столику.

— Есть нечто такое, что я хочу рассказать вам обоим, — произнесла она, наливая себе чай. Она предложила чай Люку и Брай, но те дружно завертели головами. — Я хотела рассказать вам об этом раньше, но обещание и осторожность не позволяли мне это сделать. Сегодня я получила письмо от Адди и могу рассказать вам, как все произошло.

— Ты знаешь, где находится Адди, мама?

— Нет. — Элизабет вернулась в свое кресло-качалку. — А если бы и знала, то не сказала бы ни про нее, ни про Джона. Они не просили меня хранить молчание, но я дала себе клятву, что эта тайна уйдет вместе со мной. — Она отпила чай.

Лицо ее было задумчивым.

— Однако некоторыми вещами я могу поделиться.

— Тебе не надо ничего объяснять, мама.

— Я знаю, но я так хочу. — Поставив чашку на блюдце, она пригласила их обоих за свой столик. — Я не спрашиваю, как вам удалось заставить шерифа поверить, будто Оррин сам убил себя, но подозреваю, что вы это сделали, думая, что его убила я.

Брай попыталась возразить, но Люк взял ее руку и крепко сжал.

— Это правда, Элизабет. Доктор Эдвардс очень помог нам.

— Он все еще влюблен в меня. — На щеках Элизабет появился легкий румянец. — Но он не был бы таким любезным, если бы заподозрил Адди. Он член Клана.

— Клана? — удивилась Брай. — Но как ты…

— Оррин мне рассказал. Он знал слишком многое о наших друзьях и соседях и получал странное удовольствие, рассказывая мне о них. Полагаю, тем самым он надеялся изменить мое отношение к ним, заставить меня меньше их уважать. Сказать по правде, я не осуждала их, но давно перестала высказывать Оррину свое мнение о наших соседях. Ему так хотелось войти в их круг, что он использовал все мои комментарии, чтобы втереться к ним в доверие. Как Оррин ни давил на меня, Я не рассказывала ему о многих вещах, да и тебе тоже. — Элизабет посмотрела на Брай. — Адди не была такой счастливой, как казалось.

— Адди? — удивилась Брай. — Он допрашивал Адди?

— Постоянно. Каждый раз, когда мы возвращались из Чарлстона, Адди была первой, кого он посещал. Ты не должна винить ее, Брай. У нее не было выбора. Даже после того, что Оррин сделал с ее мужем. Он угрожал ей Кланом. Судом Линча. Оррин счел себя оскорбленным, когда уехал Даррел. Он организовал его убийство и на протяжении многих лет угрожал Адди, что расправится и с ней.

— И ты знала все это? — Брай почувствовала, что задыхается. — Но ты никогда не говорила…

— Зачем? Она оставалась здесь только ради меня, потому Что догадывалась, что Оррин со мной сделает, если она уедет. Я хорошо тебя знаю, Брай. Ты не смогла бы смолчать. Ты бы непременно что-нибудь ему сказала; Ты мало чем отличаешься от Рэнда. Вы оба заводитесь со скоростью ветряных мельниц.

— Я бы сумела остановить его, — уверенно заявила Брай.

— Его уже остановили, — вздохнула Элизабет, вставая. Она подошла к камину и поворошила поленья. — Оррин получил информацию о ремонте домов фермеров от Адди. Она не могла знать, чем это обернется для нее. Когда Оррин из всех негров выбрал именно Джона, когда избил и протащил его по корням… когда он попросил Остина, Сэма и других сжечь церковь… когда он… — Элизабет замолчала. Ее рука так сжала кочергу, что побелели костяшки пальцев. — Это было уже слишком, — выдохнула она наконец. — Слишком невыносимо, чтобы терпеть.

Брай хотела подойти к матери, но Люк остановил ее.

— Дай ей закончить, — шепнул он. — Она хочет высказаться.

Положив кочергу, Элизабет повернулась спиной к огню.

— Я знала, что у Оррина где-то спрятан револьвер. О нем рассказал мне Джеб, когда впервые наткнулся на ящичек. В нем всегда лежал только один револьвер. Я узнала об этом вскоре после того, как вышла замуж за Оррина, но никогда не придавала этому большого значения, считая, что у каждого могут быть свои секреты. — Элизабет глубоко вздохнула и продолжила: — После того, что случилось с Джоном… — Ее голос сорвался. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла заговорить. — Нам потребовалось много времени, чтобы найти ящичек, и мы обнаружили его среди коллекции вин Оррина. Когда мы узнали, что Оррин будет возвращаться от Франклина один, без сопровождения Люка, то решили воспользоваться этим. Мы хорошо все продумали. Это был мой план. За день до игры я спустилась к реке, чтобы опробовать револьвер и заодно проверить, не разучилась ли я стрелять, Я не знала, что Адди следует за мной. Она думала, что я хочу убить себя. Мне пришлось посвятить ее в свой план.

— Но разве тебе не приходило в голову, что она может пойти к Оррину? — спросила Брай.

— Нет, такое мне в голову не приходило.

Люк понимающе кивнул.

— А она вовлекла Джона, ведь так? — спросил он.

— Да Я этого не предусмотрела. Конечно, они пытались отговорить меня, и я сделала вид, что им это удалось. Я даже отдала Джону ящик.

— Но без револьвера, — уточнил Люк.

— Совершенно верно. Револьвер я им не отдала. Когда Джон это понял, меня уже не было — я поехала навстречу Оррину. Я знала, что мне придется его ждать. Возможно, несколько часов. Джон и Адди без труда меня нашли.

— Мне казалось, что Джон слишком слаб, чтобы встать с постели, — удивленно произнесла Брай.

— Он смог дойти.

— Мы с Брай догадались, что Джон обо всем знал. Он оставил в своем доме несколько карт.

— Да. Три королевы и две четверки. Они были у Оррина в кармане сюртука. Вам, похоже, очень везло в тот вечер, Люк.

— Все должно было обернуться по-другому. Типпинг собирался сдать Оррину самые выигрышные карты, положив их предварительно в конец колоды. Я заметил это и стал внимательно следить за ним. Оррин делал вид, что не знает, что карты меченые. Он был уверен, что выиграет. Его друзья подыгрывали ему.

— Не сомневаюсь. Остин Типпинг пошел не в своего отца. Роберт был честным и благородным человеком, чего нельзя сказать об Остине. Мне всегда нравилась его сестра, но я рада, что наши судьбы не переплелись.

Брай совсем не интересовали Типпинги.

— Мама, — нетерпеливо вмешалась она, — рассказывай об Оррине. Что с ним произошло?

— Но ты ведь знаешь, что произошло. Его застрелили. — Видя, что Брай не удовлетворил ее ответ, Элизабет добавила: — У меня нет ни малейшего желания говорить тебе, кто это сделал. Я обещала Адди, что мы будем действовать вместе. Они с Джоном наверняка подозревали, что я нарушу свое обещание. Думаю, что именно поэтому Джон оставил карты там, где вы их нашли. Он хотел этим дать понять, что тоже был на дороге, ведущей от дома Франклина.

— Но револьвер был у тебя, — сказала Брай.

— В самом начале и, возможно, потом, но он упал, когда Джон пытался вырвать его из моих рук. Он лежал на земле у наших ног, и мы все трое хотели им завладеть. Лучше спроси себя, стоит ли тебе знать правду. — Элизабет посмотрела в глаза дочери. — Какое все это имеет значение, если на курок нажала я? У меня было такое намерение. Я взяла оружие. Адди и Джон были там, чтобы меня защитить. Если они и могли что-то сделать, то по чистой случайности. У меня же был план.

В комнате воцарилась тишина. Элизабет вернулась в кресло-качалку и спокойно продолжала пить чай. Брай изучала лежавшие на коленях руки и думала, как спасти мать. Люк переводил взгляд с жены на тещу и неожиданно понял то, чего не смог понять Оррин: бояться следовало совсем другую женщину.

— Куда уехали Джон и Адди? — спросила Брай.

— Далеко, — вздохнула Элизабет. — В безопасное место.

— Ты дала им денег?

— Да. Это единственное, что я могла для них сделать. Адди напишет мне, когда они с Джоном устроятся.

— Я скучаю по ней, — призналась Брай.

— Я тоже.

Брай встала, подошла к матери, села у ее ног и положила голову ей на колени. Элизабет гладила дочь по голове, перебирала ее волосы и мурлыкала колыбельную, которую Брай помнила с детства.

Люк тихо вышел из комнаты.

Брай зашевелилась во сне. Она потянулась, выгнув шею, спину, повела плечами. Проснувшись окончательно, она ткнула Люка в грудь и, приоткрыв один глаз, посмотрела на него. Его глаза были открыты и полны желания. Его взгляд ласкал ее.

Брай потянулась, как сытая кошечка. Люк рассмеялся низким негромким смехом.

— Я знал, что ты проснулась, — произнес он.

— Мне не хотелось просыпаться. — Брай уткнулась лицом в подушку. — У тебя очень пристальный взгляд.

Люк погладил ее по шее. Она подняла голову и начала осыпать поцелуями его плечо. Подняв подол ее ночной рубашки, он погладил ее ягодицы. Она почувствовала твердость его плоти, и это ее возмутило.

— Куда ты спешишь, янки? — недовольно проворчала она.

— Я проснулся гораздо раньше тебя.

— А я еще не проснулась. Лучше поцелуй меня.

Поцелуй был глубоким, нежным и бесконечным. Ничего от янки в нем не было. Его язык влился в ее рот, как сладкая патока, и, казалось, решил остаться там навсегда.

Он вошел в нее, заполнив ее собой, и двигался так медленно, словно время для них не существовало.

— Я все еще продолжаю любить тебя, — прошептала она. Эти слова он готов был слышать всю оставшуюся жизнь.

Он сказал ей об этом.

Они занимались любовью снова и снова. Дом жил своей жизнью, но им не хотелось покидать уютное тепло постели. Они слышали, как в коридоре Марта болтает с одной из своих сестер. На подносе с завтраком для Элизабет звякала посуда. В саду перекликались Тед и Джордж, выгуливающие лошадей. Из кухни доносился запах знаменитого пирога Элси.

— Мне не хочется сегодня вылезать из постели, — промурлыкала Брай.

— Ты даже не краснеешь, — хмыкнул Люк.

— У меня нет привычки краснеть. — Она снова сладко потянулась, и сползшая простыня обнажила ее грудь. Брай рассмеялась, заметив, что Люк сконцентрировал на ней свой взгляд. Оттолкнув его, она села.

— Покажи мне свои сады, — деловым тоном потребовала она. — Скоро наступит весна, а я так и не видела их.

— И все-таки ты их видела.

— Как ты узнал?

— Они лежали под моей кроватью в той комнате, где я жил раньше. Ты не скатала их в трубочку так туго, как это делаю я.

— Почему ты думаешь, что это я? Может, это была Адди?

— Адди могла наткнуться на них, но не стала бы их смотреть. Этого бы не сделали и Марта с Джебом. Что ты надеялась там увидеть?

— То, что увидела. Я отыскала их сразу после того, как ты показал мне план реставрации дома. Мне было интересно узнать, существуют ли они, и я пробралась к тебе в комнату.

— Ты могла бы меня попросить.

— Нет, не могла. Я не хотела, чтобы ты знал, что я ими интересуюсь.

— Чертежами или мной?

Брай наклонилась и поцеловала его в губы.

— А ты все еще не знаешь? Меня интересует и то и другое.

Она увидела на его лице знакомую кривую ухмылку. Он потянулся, чтобы ее обнять, но она быстро соскочила с кровати, встала на колени и запустила руку под кровать.

— Ты же говорила, что тебе совершенно не хочется двигаться? — удивился он.

Брай вытащила чертежи, бросила их на одеяло рядом с Люком, затем надела халат.

— Неси их к окну, — приказала она, игнорируя его голодный взгляд. — Ты покажешь мне, как это будет выглядеть, если смотреть на них из окна.

Они сели на скамью у окна, развернули перед собой план садов, и Люк стал рассказывать ей о своем видении прудов, лабиринтов, клумб. Он описал красочную палитру цветов, которые будут меняться круглый год.

Прижавшись носом к стеклу, Брай обозревала панораму, раскинувшуюся перед домом.

— Мы запустим в пруды экзотических рыб.

— Как пожелаешь.

— А мама каждую весну будет устраивать в саду приемы с бумажными фонариками, развешанными вдоль аллей, ведущих к реке.

— Но не этой весной, — уточнил Люк. — Только через несколько лет, когда сады наберут силу.

— А пока мы можем помечтать, — проговорила Брай. — Вон там мы будем любить друг друга. — Она указала на полянку из диких гераней.

— И там. — Он указал на поляну рододендронов.

— В пруду?

— В одной из аллей, — ответил Люк, сдвинув палец.

— Это уже лучше.

Смеясь, Люк скатал чертежи и, бросив их на пол, сел и усадил Брай между своих расставленных ног.

— Вчера вечером ты долго разговаривала с матерью, — произнес он. — О чем?

— Мы говорили о многих вещах. Нам обеим это было необходимо. Странно, что я могла так сильно любить ее и совсем не понимать. А как насчет твоей матери. Люк? Когда ты познакомишь меня с ней?

— Ты этого хочешь?

— Конечно, хочу, — обиженно ответила она. — Почему бы мне этого не хотеть?

— Я говорил тебе, кто она, Бри.

— Ты говорил, чем она занимается. Я хочу познакомиться с твоей матерью, Мэри Кинкейд. Ты ведь не стыдишься ее?

— Нет! Но я бы понял тебя, если бы ты не захотела с ней встречаться.

— Я хочу. Но вдруг она решит, что я не очень хороша для тебя? Она может подумать, что я вышла за тебя замуж исключительно ради денег.

— Вряд ли меня можно было назвать богатым человеком, когда я женился на тебе.

— Но ты богат сейчас. Или будешь богат, когда расскажешь моей матери, что все, унаследованное ею, по праву принадлежит тебе.

— Меня не волнует, если она все растратит. Бри.

— Но она может снова выйти замуж!

— Если такое случится, тогда и объясним ей, что к чему. А сейчас это не имеет значения. Моя мать удовлетворена, что Оррин оказался Уолтером Уингейтом. Со временем она заставит людей снова уважать Конрада. А сейчас ей не терпится встретиться с тобой.

— Правда?

— Так она пишет. Не будем откладывать вашу встречу на долгий срок

— Ты хочешь сказать, что мы поедем в Нью-Йорк?

— Я надеюсь, что она приедет сюда.

— Люк! — Брай повернулась и постучала пальцем по его груди. — Как давно ты знаешь об этом?

— Со вчерашнего дня. Ее письмо пришло с той же почтой, что и письмо Адди.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас?

— Вчера ты была занята разговором с матерью. Моя новость могла подождать.

— Но сегодня утром…

— Сегодня утром я не думал о матери. — Люк заключил Брай в объятия. — Тебе не хочется?..

Брай кивнула прежде, чем он договорил.

— Все время хочется, — ответила она. — Просто неприлично, как часто мне этого хочется.

— Тогда давай займемся приличными вещами.