Клер сунула чашку с недопитым чаем ему в руки. «Это ведь она наложила проклятие на твои глаза?»

– Возьми это, – заикаясь, пробормотала она. – Пожалуйста!

Только тут Рэнд заметил, как у нее трясутся руки. Он успел подхватить чашку как раз вовремя, иначе Клер выронила бы ее на пол.

– Клер, что с тобой? Она покачала головой.

– По-моему, меня сейчас стошнит. – Подогнув под себя ноги, она уткнулась лицом в колени. Но это мало помогло. Желудок у нее взбунтовался. Клер с трудом проглотила вставший в горле отвратительный комок. Сердце колотилось с такой силой, будто готово было выпрыгнуть из груди. Она вдруг вся стала пунцово-красной, страх судорогой сжал горло так, что Клер едва могла дышать. А оттого, что она не могла выразить это словами, ей стало еще страшнее.

Усадив ее поудобнее, Рэнд положил ее руку на край стола, чтобы Клер поняла, где она. Горло Клер сотрясали рвотные судороги, она дернулась было, чтобы встать, но Рэнд держал ее крепко.

– Уйди… пожалуйста, – с несчастным видом попросила она. Теперь в его объятиях ей было неловко и страшно. И присутствие рядом Рэнда не отгоняло страх, а усиливало его. Вместо того чтобы успокоиться, она чувствовала себя все хуже и хуже. – Уйди же, – шепотом взмолилась она, – прошу тебя!

Рэнд не сомневался в ее искренности, но не понимал, что происходит.

– Я позову доктора Стюарта, – сказал он. Только при этом условии он согласился бы скрепя сердце оставить ее.

Клер покачала головой; тошнота снова подкатила к горлу.

– Я не хочу…

Но это меньше всего волновало Рэнда – он жалел только о том, что поторопился отослать дежурившего у двери матроса. Сунув ей в руки тазик, он крикнул, что сейчас вернется, и, выскочив из каюты, помчался разыскивать Стюарта.

Но когда он вернулся, выяснилось, что Клер заперла дверь.

– Клер, немедленно открой! – Дверь сотрясалась под ударами, но держалась крепко. – Со мной доктор Стюарт! Он хочет осмотреть тебя!

А Клер, стоя возле шкафа, прижимала ко лбу мокрое полотенце. Помотав головой, она ничего не ответила.

Рэнд дал ей несколько минут, чтобы подойти к двери. Потом опять принялся кричать, требуя, чтобы она открыла. Только тут доктору Стюарту удалось расслышать из-за двери ее слабый голос, умолявший оставить ее одну. Покосившись на доктора, Рэнд вопросительно вскинул брови.

– Давайте дадим ей немного времени, – предложил Маколей. – Похоже, наше присутствие нежелательно.

– Вы ведь не видели ее, а я видел! А вдруг лихорадка вернулась?

Доктор задумчиво поскреб подбородок.

– Что ж, даже если так, вряд ли мы сможем ей помочь. Лихорадка должна пройти сама. А лекарство может только облегчить течение болезни, но не вылечить Клер. – Он заметил, что его слова не понравились Рэнду, но и не подумал извиняться. – Тем более что я оставил его в каюте. Она с таким же успехом может принять его сама. Рэнд смерил его хмурым взглядом.

– Порой я ломаю голову, какого дьявола я вообще согласился взять вас с собой, Стюарт! Доктор из вас – как из собачьего хвоста сито!

Маколей пожал плечами.

– Делаю что могу, капитан Гамильтон, а порой и это не в моих силах. – Он легонько постучал в дверь. – Клер, это я, Маколей. Капитан считает, что я должен вас осмотреть. Вы впустите меня?

После долгого молчания Клер наконец отозвалась:

– Вас? Одного?

– Да, – ответил Стюарт, прежде чем Рэнд успел возразить, – если вы настаиваете, – и кивнул в сторону коридора, приказывая Рэнду удалиться. – Вам лучше уйти. Иначе она меня не впустит.

Видимо, расслышав, что он сказал, Клер окликнула его.

– Капитан Гамильтон! – донесся из-за двери ее голос.

– Я здесь, Клер.

– Уходите.

Не глядя на доктора и не обернувшись, Рэнд молча ушел. Как только стихли его шаги, Клер распахнула дверь.

– Входите, – прошептала она, ощупью вернувшись к шкафу. Взяв мокрое полотенце, она снова приложила его ко лбу, потом к шее.

– Вам лучше сесть, – предложил Стюарт, – вот сюда, на постель. Слушайте, да ведь вы же вся горите! Что произошло?

Со вздохом Клер послушно сделала, как он сказал.

– Понятия не имею. Раньше такого никогда не бывало. Маколей нагнулся, чтобы вытащить из-под койки свой саквояж, и извлек из него стетоскоп.

– Расстегните рубашку. Я должен вас послушать. Кивнув, Клер расстегнула три верхние пуговицы. Она лежала тихо, пока Стюарт, приложив стетоскоп к груди, слушал ее сердце.

– Теперь вздохните, – велел он и прижал стетоскоп к ее левой груди.

Улыбка Клер выдала ее смущение. Но когда Маколей сделал попытку спустить рубашку с ее плеч, она вцепилась ему в руку.

– Я думал, что вы уже преодолели свою застенчивость. Клер смущенно покачала головой, и от этого движения рубашка сама упала с ее плеч, как того и хотел Маколей. Она почувствовала, как он, просунув стетоскоп под рубашку, приложил его к ее груди. Прикосновение холодного металла заставило Клер вздрогнуть. Не девичья застенчивость была причиной ее колебаний, а смутная уверенность в том, что это вряд ли поможет. Со дня возвращения в Лондон скольким докторам давала она ощупывать и выслушивать себя, а что толку? Зрение так и не вернулось к ней, что же до тропической лихорадки, так они даже не пытались скрыть, что не имеют ни малейшего понятия, как ее лечить. А Маколей Стюарт был не лучше и не хуже тех, кто был до него. Клер не верила, что он ей поможет, просто ей не хотелось спорить.

Убрав стетоскоп, Маколей повернулся, чтобы помочь ей одеться, но Клер уже успела натянуть рубашку и даже застегнуть ее до самого ворота.

– И с сердцем, и с легкими все в полном порядке, – объявил Стюарт. – Капитан Гамильтон сказал, что у вас было нечто вроде приступа морской болезни.

Клер кивнула.

– Но все быстро прошло.

– Вас вырвало?

– Немного.

– Хорошо, что у вас практически пустой желудок, – кивнул Маколей и потрогал ее лоб. Кожа казалась прохладной, но он вдруг вспомнил, что она прикладывала что-то холодное ко лбу, когда он вошел. Убрав в саквояж стетоскоп, Стюарт отыскал в нем склянку с лауданумом. – Голова не болела?

– Нет. – Клер поколебалась, не зная, как объяснить, что она чувствовала, и выпалила: – Я испугалась! Очень испугалась!

– Что вы имеете в виду?

– Просто испугалась. Я вся тряслась как осенний лист. К тому же меня буквально выворачивало наизнанку. Я старалась взять себя в руки, но не могла. Сердце от страха буквально выпрыгивало из груди. – Клер перешла на шепот.

Маколей нахмурился.

– То есть вы хотите сказать, что испугались просто так, без причины?

– Нет, причина была. Только я ее не знаю.

– А капитан Гамильтон был рядом, когда все это произошло?

– Да.

– Может, вы испугались его? Послушайте, Клер, думаю, не стоит разрешать ему входить к вам в каюту.

– Похоже, вы ничего не поняли. – Клер с досадой отвернулась. – Больше мне нечего сказать. Я не могу объяснить вам, что произошло.

– Ладно. Я оставлю вам немного лауданума. Примите его хорошо?

Клер не хотелось ничего принимать, но она догадывалась, что если Стюарту придет в голову настаивать, то на его стороне будет вся команда «Цербера». Поэтому она без возражений позволила ему влить ей в рот несколько капель. «По крайней мере поможет уснуть, – подумала она, – а это уже хорошо».

Доктор посидел рядом с ней, пока не заметил, что лекарство начинает действовать, потом осторожно прикрыл дверь и отправился с докладом к Рэнду. Он отыскал его на палубе – Рэнд беседовал с Катчем, пока тот приглядывал, как ставят паруса.

– Что она вам сказала? – нетерпеливо спросил Рэнд, краем глаза заметив, что и Катч, забыв про матросов на реях, тоже выжидательно смотрит на доктора.

– Что она испугалась, – ответил Маколей. Брови Рэнда взлетели вверх.

– Меня?!

Доктор покачал головой.

– Нет, нет, ничего подобного! Просто она так и не смогла объяснить, отчего ей вдруг стало страшно. Однако все симптомы, которые описала Клер, в точности соответствуют тому, что испытывает охваченный внезапным ужасом человек.

– Но это бессмысленно! Ничего же не случилось! Мы просто разговаривали.

Катч тронул Рэнда за локоть.

– О чем?

Тот даже не сразу смог вспомнить – теперь это уже, казалось, не имело особого значения.

– Я расспрашивал ее о Тиаре. Помните, это одно из имен, которое Клер повторяла в бреду?

Катч и Маколей дружно закивали.

– Так вот, оказывается, Тиаре – мать ее сводного брата. Но каждый раз, произнося «Тиаре», Клер повторяла «тапу». Вот я и подумал – а может, тут есть какая-то связь?

Маколей явно растерялся, в то время как подозрительно сузившиеся глаза Катча говорили, что он начинает о чем-то догадываться.

– Вы сказали ей? – резко бросил он.

– Да, я спросил ее об этом, – ответил Рэнд. – Спросил, не Тиаре ли наложила проклятие на ее глаза.

Катч покачал головой, будто не веря собственным ушам. Ему явно было невдомек, как это его капитан умудрился совершить такую глупость.

– Неужели ж вы думаете, что, будь оно так, Клер бы вам об этом сказала?! Это же магия, и могущественная магия! Просто уму непостижимо, капитан, как это вас угораздило! Уж кажется, мамаша Комати должна была бы внушить вам большее уважения к колдовству! – Сердито фыркнув, он демонстративно повернулся к капитану спиной и отправился помогать своим людям ставить паруса.

Маколей растерянно хлопал глазами, совершенно сбитый с толку как возмущенным тоном старшего помощника, так и тем, что он сказал.

– О чем это он? – пробормотал доктор. – И что это еще за мамаша Комати?

– Катч хотел сказать, что я вел себя как последний дурак, – с удрученным видом объяснил Рэнд. Выдавив из себя это признание, он вздохнул и посмотрел Стюарту прямо в глаза. – Однако это не значит, что такое сойдет с рук кому-то еще. – Взъерошив волосы, Рэнд подошел к борту и облокотился о поручень, зная, что Маколей последовал за ним. – А мамаша Комати – это и нянька, и сиделка, вторая мать, старый верный друг… и, помимо всего прочего, самая настоящая тиранка. Она называет себя христианкой, распевает псалмы, то и дело осеняет себя крестом – и при этом хранит у себя в хижине старых богов своих предков и приносит им жертвы. И не видит в этом ничего плохого!

– Она была рабыней в вашем доме, – кивнул Маколей, начиная кое о чем догадываться.

– Верно. Она была еще нянюшкой моей матери, а потом ее подругой и наперсницей. Когда отец женился на матери и привез ее в дом, ему пришлось взять с собой и мамашу Комати. Попробовал бы он ее не взять! Она сразу дала понять, что не оставит «свою малышку»! Держу пари, что отец ее побаивался. – Уголки губ Рэнда дрогнули в насмешливой улыбке. – А уж я-то ее боялся как огня.

Обернувшись, он скрестил руки на груди и подумал, как это все-таки чертовски странно – после стольких лет рассказывать о мамаше Комати, и притом не кому-то, а именно Стюарту!

– Мамаша Комати всегда уверяла, что владеет искусством магии, заговоров и колдовства, но употребляет его только на доброе дело. И если кто-то заболевал, она удалялась к себе в хижину, жгла там какие-то перья, что-то смешивала… Кстати, она даже носила на шее распятие! Да только его было плохо видно под языческими амулетами, которых там болталось не менее дюжины, – добавил Рэнд.

– А ей были известны какие-нибудь тапу? – осторожно спросил Маколей.

– Только не под этим названием, – покачал головой Рэнд. – Мамаша Комати – негритянка, и магия ее – африканского происхождения. А тапу используется только на островах в южной части Тихого океана. – Он пожал плечами. – Но сходство есть.

– А мистер Катч действительно считает, что магия существует?

– А вы, доктор? Вы ведь человек науки. Что вы думаете об этом?

У удивленного Маколея вырвался смешок.

– Вы, между прочим, говорите с шотландским горцем, а у нас в горах до сих пор верят и в фей, появляющихся из тумана, и в их магию! Боюсь, если соскрести тонкий слой цивилизации, то вместо солидного врача перед вами предстанет обычный знахарь, который тоже жжет перья и бормочет заклинания, чтобы вылечить обычную простуду. – Посерьезнев, он вопросительно посмотрел на Рэнда. – Однако вы задали этот вопрос не кому-нибудь, а мисс Банкрофт. Стало быть, у вас были для этого основания. Скажите, а сами-то вы что думаете об этих самых тапу?

Прежде чем ответить, Рэнд долго молчал.

– Существует что-то необъяснимое, – наконец нехотя признался он, – а что до их якобы власти над человеком… знаете, доктор, это скорее вопрос культуры. Мамаша Комати верит в силу тапу, Катч тоже. Да что там, я и сам видел, что происходит с туземцами, на которых наложено тапу! Человек становится глухим как пень, полностью теряет интерес к жизни и умирает в тот самый день и час, который назначает колдунья! Или его поражает неведомый недуг.

– Но мисс Банкрофт – англичанка, – напомнил Маколей. – По-моему, трудно представить себе людей, менее склонных к суевериям, чем англичане! На редкость прагматичный народ! Только вспомните, что они делали в Индии!

Но Рэнд был настроен скептически.

– Мисс Банкрофт провела большую часть жизнь на островах Тихого океана, а это что-нибудь да значит.

– Стало быть, мой французский коллега, доктор Мессье, возможно, в конце концов окажется прав, – задумчиво проговорил Маколей.

Рэнд бросил на него удивленный взгляд. Подобная мысль не приходила ему в голову.

– В этом смысле да… возможно, он был прав. И причина слепоты мисс Банкрофт – вовсе не болезнь.

– И не какое-то потрясение, а результат наложенного на нее тапу.

– Это только возможно, – перебил его Рэнд, – но тогда расспрашивать ее не имеет смысла. Тут Катч прав – если это так, то тогда она просто не может сказать об этом.

– И что же нам делать? Заклятия, порчи – это уже не по моей части, капитан Гамильтон. Как вы уже на редкость точно подметили, лекарь, а точнее, знахарь из меня – как из собачьего хвоста сито!

Рэнд, честно сказать, не помнил, чтобы он так отзывался о докторе, но с трудом скрыл улыбку.

– Думаю, прежде всего стоит отыскать Тиаре, – сказал он. – С этого мы и начнем.

Клер боялась даже думать о том, что случится, когда она в следующий раз увидит Рэнда. Она заранее сжималась при мысли о том, что опять попадет во власть панического ужаса, но очень скоро выяснилось, что бояться ей следует только собственных воспоминаний.

Рэнд, конечно, сразу же заметил ее смущение и страх, но у него хватило ума сделать вид, что он ничего не видит. Он завел разговор о совершенно посторонних вещах, принялся вспоминать разные смешные случаи тех лет, когда он и его братья были еще мальчишками, и очень скоро Клер, забыв обо всем, весело смеялась. Только когда он упомянул Бриа, лицо ее омрачилось.

Облокотившись на перила, Клер тронула его за рукав.

– Что же случилось с Бриа? – не выдержала она наконец. – Я чувствую, с ней случилось что-то… что-то ужасное, и произошло это, думаю, во время войны… настолько страшное, что об этом даже жутко говорить.

– Для этого есть причина, – жестко отрезал Рэнд, чувствуя, что его лучезарное настроение развеялось как дым. – Но чужих это не касается.

Клер не обиделась. «И правда, кто я ему?» – подумала девушка. Рэнд ни разу не сказа, что любит ее, но она и так догадывалась, что этого не может быть.

– Просто вы так часто рассказываете о своих братьях… и почти никогда о Бриа.

– Это потому, что она была намного моложе нас, братьев. Дэвид, Шелби и я были погодками… а Бриа родилась много лет спустя. Для нас она была забавной младшей сестрой.

Клер улыбнулась.

– А она об этом догадывается?

– Возможно. Впрочем, мы никогда не делали из этого тайны. – Рэнд облокотился о поручни. – Только она все равно бегала за нами как привязанная. Ей было приятнее бродить с нами, чем сидеть в доме. Единственное, что удерживало ее там, – это пианино.

– Она играет? – удивилась Клер. – А я и понятия не имела! И ни разу не слышала, как она музицирует. А когда я спросила, если у вас в «Хенли» музыкальная комната, Бриа ответила, что нет.

Рэнд помрачнел – именно так и должна была ответить Бриа.

– Теперь так и есть, а я еще помню времена, когда они с отцом играли каждый вечер. Она унаследовала его талант. Бриа всегда любила музыку. Мама тоже, но до Бриа ей далеко. Она очень радовалась, поскольку считала, что для женщины это чрезвычайно важно.

– Да, в глазах Элизабет это, несомненно, было большим достоинством.

– Так и есть. – Он замолчал. Как всегда, непослушный локон, выбившись из прически, затрепетал на ветру, щекоча уголки рта Клер. Но когда она нетерпеливо потянулась, чтобы убрать его на место, Рэнд, перехватив ее руку, сделал это сам. – Когда началась война, Бриа было всего одиннадцать… когда закончилась – пятнадцать. Где-то в эти годы она и умерла.

– О, Рэнд… подумай, о чем ты говоришь!

– Ты же хотела знать. – Сгущались сумерки, и море, так же как и небо, темнело прямо на глазах. – Отделившись от основной армии, маленькие отряды янки, двигаясь на юг, рыскали повсюду, прочесывая местность. Было почти невозможно избежать встречи с ними. А «Хенли», к несчастью, лежала прямо у них на пути. До того времени война почти не коснулась плантации. Кое-кто из рабов еще раньше сбежал к янки, многие ушли сразу же после воззвания Линкольна, однако в распоряжении Дэвида по-прежнему было достаточно людей, чтобы управляться с «Хенли». Единственным рынком сбыта нашего риса по-прежнему оставалась Англия, но прорываться сквозь кольцо блокады становилось все труднее, а потом и вовсе невозможно. К тому времени Шелби уже не было в живых – его убили в Манассасе. Я сидел в тюрьме на Севере, а наш отец, хотя тогда мы этого еще не знали, погиб под Виксбергом.

Эти ублюдки налетели на «Хенли», как саранча, тащили все, что могли унести, даже то, что им было не нужно. Но они не только грабили! Они разрушали все, что могли, удовольствия ради. Были уничтожены все сокровища нашей семьи… ради чего? Думаю, они не сомневались, что тем самым приближают конец войны… впрочем, не знаю.

Двое вломились в комнату к моей матери. Одного Дэвид успел пристрелить, но второй убил брата прежде, чем тот успел что-то сделать. Оставив маму в спальне, где на полу лежало тело ее сына, он принялся шарить по дому в поисках чего-нибудь ценного. Я до сих пор не знаю, он ли затащил Бри в ледник или кто-то еще из банды этих мерзавцев. Не знаю даже, сколько их было на самом деле. Мама говорила, что видела из окна, как из дома выехали пятеро. А Бриа никогда не говорит об этом.

Голос Рэнда был едва слышен.

– Думаю, после того, как ее изнасиловал первый из них, ей уже было все равно, сколько их было потом…

Из глаз Клер хлынули слезы.

– Мне так жаль, Рэнд. И тебя… и Бриа… Он как-то странно посмотрел на нее.

– Но ведь все это случилось не со мной.

– И с тобой тоже. – Ухватившись за поручни, она подняла лицо, чтобы ветер высушил мокрые от слез щеки. – Был ли с тех пор хотя бы день, когда бы ты не винил в этом самого себя?

– День? – помолчав, с трудом выдавил он из себя. – Пожалуй, нет.

– Но Бри ведь не винит тебя ни в чем.

– Это не имеет значения.

– Да, – кивнула Клер, – конечно. Но ты должен перестать винить себя. – Рэнд молчал так долго, что Клер уже решила, что он ушел. Но когда он снова заговорил, она догадалась, что он стоит у нее за спиной. Положив руки ей на плечи, он прижался губами к ее уху, так что его не мог слышать никто, кроме Клер.

– Я хочу сегодня вечером прийти к тебе.

Эта просьба, последовавшая сразу же после ее слов о том, что в несчастье, случившемся с Бриа, нет его вины, не показалась ей странной. Клер оставалось только гадать, что он видел в близости с ней – часть наказания, наложенного им на себя, или же возможность успокоить свою мятущуюся душу.

– Хорошо, – просто ответила она.

Его руки нежно сжали ее плечи, и когда она задрожала, Рэнд лучше, чем она сама, понял, что это не от холода.

Они долго стояли так, прижавшись друг к другу, забыв об остальных. Им не было дела до того, видит ли их кто-нибудь или нет. Казалось, в целом мире не осталось никого, кроме них двоих.

Клер сидела на сундуке, расчесывая волосы щеткой, когда дверь в ее каюту неожиданно распахнулась без стука. Клер улыбнулась.

– Я не ждала тебя так рано.

Переступив порог, Маколей Стюарт осторожно прикрыл дверь. Его обычно улыбающееся лицо сейчас было хмурым.

– Я даже не знал, что вы меня ждали.

Рука Клер застыла в воздухе, пальцы нервным движением сжали ручку щетки. Неожиданное, появление доктора озадачило ее. Клер с трудом взяла себя в руки.

– Вы обронили за ужином, что собираетесь почитать мне перед сном, – запнувшись, пробормотала она. – Вот я и ждала, когда вы придете.

Доктор подозрительно оглядел Клер, и его густые брови сошлись на переносице. С первого взгляда было ясно, что она собиралась лечь в постель. На ней была ночная рубашка, на плечи накинута кружевная шаль, а платье аккуратно висело на плечиках. Постель была разобрана. Прежде, насколько он помнил, Клер никогда не принимала его в таком виде.

– Я пришел не для того, чтобы читать вслух, – проговорил он.

– Да? – Отложив в сторону щетку, Клер нащупала висевший в изголовье халат и набросила его на себя, потом откинула назад волосы и заколола их узлом. – Тогда что вам угодно? Желаете еще раз осмотреть меня? Так я в этом не нуждаюсь. А может, вы намерены вообще посадить меня в одну из тех колб, каких полным-полно в капитанской каюте, заспиртовать и изучать в свое удовольствие? Но доктор даже не улыбнулся.

– Могу я присесть? – осведомился он. Клер кивнула.

– Каким серьезным тоном вы это говорите, Маколей! Что-нибудь случилось?

– Думаю, да. Я, конечно, надеюсь, что еще нет, но боюсь, что я опоздал.

– Вы говорите загадками. Вытащив стул, Маколей уселся.

– Я пришел, чтобы поговорить с вами о капитане. Боюсь, однако, что уже слишком поздно.

– Может, будет легче, если я попрошу вас говорить без околичностей? – предложила Клер.

Маколей с невольным восхищением отметил, как спокойно она держится.

– Хорошо, – кивнул он. – Думаю, нет нужды напоминать, что, нанимая меня, герцог имел в виду многое. Я, само собой, должен был следить за состоянием вашего здоровья и при этом продолжать занятия, начатые миссис Уэбстер. Кроме этого, ваш крестный признался, что надеется на то, что со временем мы станем не только учителем и ученицей или доктором и пациенткой, а друзьями.

– Тогда, я уверена, Стикль остался бы доволен тем, как вы выполняете его поручение, – улыбнулась Клер.

Но Маколей пропустил ее комплимент мимо ушей.

– Больше всего герцог боялся, что капитан Гамильтон примется обхаживать вас, а вы будете настолько…

– Слепа? – язвительно подсказала Клер.

– Точнее, наивна, что поверите в его искренность, – поправился Маколей. – Герцог боялся, что вы забудете о тех причинах, которые заставили капитана взять вас с собой. Гамильтона нисколько не заботит судьба вашего отца или вашего брата. Ему нужно только сокровище, Клер. Герцог просил, чтобы, если понадобится, я напомнил вам об этом.

– И вы сочли, что время пришло, – невозмутимо подытожила она.

– Боюсь, как бы оно не ушло, – с горечью вздохнул Маколей. Оглядев каюту, он снова повернулся к Клер. – Вы ведь его ждали, верно? А вовсе не меня…

Клер не ответила. Воткнув в пучок последнюю шпильку, она молча ждала, что будет дальше.

– Поверьте, мне это не доставляет ни малейшего удовольствия, – продолжал доктор. – Я искренне надеялся, что этого разговора удастся избежать. Когда-то мне даже казалось, что со временем вы и я… – Замолчав, он беспомощно пожал плечами.

– Вы и я? – переспросила Клер. – Как вы могли вообразить? Боюсь, вы дали мне повод усомниться, могу ли я вообще считать вас своим другом.

– Вы совершили ошибку, если усомнились в этом, Клер. Я действительно ваш друг.

– Тогда уходите, прошу вас. – Она услышала, как скрипнул стул, когда Маколей поднялся. Сделав над собой усилие, Клер даже не шелохнулась, когда интуиция подсказала ей, что он приближается.

– Послушайте меня, – умоляюще повторил он. – Считайте, что моими устами с вами говорит сейчас ваш крестный. И он умоляет вас быть осторожной, когда вы имеете дело с капитаном. Гамильтон уверен: вам что-то известно о местонахождении клада – вот откуда его неожиданный интерес к вам! Если бы не это, вас бы тут не было!

Клер покачала головой.

– Вы делаете большую ошибку, доктор. Вернее, вы все не так поняли. Это герцог уверен, что мне что-то известно. И я бы нисколько не удивилась, если бы он рассчитывал, что я раскрою свой секрет вам. – Клер повернулась к доктору. – Поверьте, я не столь наивна, как хотел убедить вас мой крестный. Мне отлично известно, как ему хочется отыскать сокровище Гамильтонов самому! Уж он бы ради этого не отказался сыграть в кости с самим Господом Богом!

Встав, она аккуратно, чтобы не задеть, обошла Маколея, остановилась возле двери и рывком распахнула ее.

– Мне известно, сколь многого ждет его светлость от этого плавания. И вам не стоит принимать близко к сердцу то, что в этом случае вам не удалось оправдать его надежд. – Клер легко представила себе, как густая краска заливает веснушчатые щеки доктора, потом решительно указала ему на дверь. – А теперь я пожелаю вам прекрасно провести вечер.

Уже у порога Маколей Стюарт остановился. Протянув руку, он слегка коснулся руки Клер. Она была холодной как ледышка, пальцы заметно дрожали.

– Думаю, вы не столь уверены в чувствах капитана, как пытались меня убедить, – сказал он, – и мне бы очень не хотелось, чтобы вы путали интересы герцога с моими собственными. Я этого не делаю.

Клер закрыла за ним дверь, потом долго лежала в постели без сна, невидящим взглядом уставившись в потолок. Когда пришел Рэнд, она притворилась, что спит.

– Похоже, ты избегаешь меня, – заявил Рэнд, входя в свою каюту. – Прошло уже три дня с тех пор, как мы в последний раз разговаривали. Держу пари, мне и сейчас удалось застать тебя здесь случайно.

Клер устроилась за рабочим столом Рэкда. Книги стопкой лежали в стороне. Услышав его голос, она перестала вертеть в руках увеличительное стекло. Сейчас, как никогда, она отчаянно жалела о том, что не может видеть.

– Мистер Катч уверил меня, что ты внизу, занимаешься помпами, – тихо ответила она. – Я рассчитывала, что ты пробудешь там некоторое время.

То достоинство, с которым она держалась, вдруг почему-то больно задело Рэнда. Клер даже не пыталась опровергнуть его обвинения.

– В первый вечер я решил, что, может, пришел слишком поздно. На следующий день, когда у тебя не нашлось ни единой минуты, чтобы поговорить со мной, я понял, что ошибся. Ты не спала – просто не хотела меня видеть. Твоя дверь с тех пор всегда закрыта на засов – и вчера, и позавчера. – Он горько рассмеялся. – Но, даже понимая это, я отказывался верить в очевидное.

Придвинув стул, Рэнд уселся напротив, отодвинул книги в сторону и облокотился о стол.

– Я чем-нибудь обидел тебя?

– Нет, – не поднимая головы, ответила Клер.

– Я хочу быть с тобой, Клер. Она кивнула.

– Я знаю.

– Ты боишься меня? – Нет.

Рэнд тяжело вздохнул.

– Тогда я ничего не понимаю. Почему ты так себя ведешь?

– Я думаю о сокровище.

– О сокровище?! Но, ради всего святого, почему… – совершенно сбитый с толку, Рэнд машинально взъерошил волосы, – какое отношение это имеет к…

– К чему? – перебила она. – Как будто ты не знаешь! Ведь в этом все дело, верно? – Клер задумчиво вертела в руках лупу, пытаясь мысленно представить его лицо. – Я знаю, как много оно значит для тебя, Рэнд. И должна понять, как это связано со мной.

– Ну, это уж тебе виднее.

Словно заранее готовая к этому, Клер кивнула.

– А для меня вопрос стоит так: смириться с этим или нет. Могу я смириться с тем, что ты используешь меня, чтобы добиться своей цели? И готова ли я смириться с этим полностью или же на каких-то условиях?

Рэнд широко раскрыл глаза. Его неприятно поразило то, с каким спокойствием она говорит о том, что он, возможно, обманул ее доверие! Неужели она действительно верит в это?!

– Клер, клянусь, я не обманывал тебя! Я взял тебя с собой, потому что твой крестный заплатил мне кучу денег! Он хотел, чтобы к тебе вернулось зрение. А ты хотела отыскать брата и узнать, что случилось с твоим отцом. Мне же нужно найти сокровище. И мне казалось, что у каждого из нас есть не только своя, но и общая цель.

– Нет у нас общей цели. Да, мы, так сказать, движемся в одном направлении, только вот цели у нас с тобой определенно разные. Именно об этом я чуть было не забыла. И поэтому теперь мне и пришлось решать вопрос, готова ли я примириться с этим или нет.

Рэнд не стал убеждать ее, что она жестоко ошибается. К тому же он и сам до конца не был уверен в этом.

– Пусть будет так, – кивнул он. Клер наклонила голову.

– И о каких же условиях идет речь? – спросил Рэнд.

– Сказать по правде, условие только одно – брак, – помедлив немного, самым обыденным тоном заявила она.

– Понятно.

Клер слабо улыбнулась.

– Да нет, похоже, не понимаешь. – Оттолкнув в сторону стул, она решительно встала. – Да, на всякий случай: если ты вздумаешь навестить меня… дверь будет заперта.

Провожая ее взглядом, Рэнд вдруг с удивлением понял, что его мнение о Клер осталось неизменным. Да, подумал он с невольным восхищением, поистине Клер Банкрофт – та еще штучка!

Было уже за полночь, когда Рэнд, оставив вместо себя Катча, тихонько постучал в дверь каюты Клер. Восточный ветер лениво шевелил паруса, море оставалось на диво спокойным. Послушный рулю, «Цербер» легко мчался вперед, и полная луна освещала ему дорогу.

Та же самая луна заливала каюту Клер призрачным голубовато-серым светом. Легко приоткрыв дверь, Рэнд проскользнул в каюту и бесшумно задвинул за собой засов. Клер сидела на койке, лицо ее в свете луны казалось бледным, почти прозрачным. Проведя щеткой по волосам, она спокойно отложила ее в сторону и встала. На девушке не было ничего, кроме полупрозрачной ночной рубашки.

– Рэнд?

В голосе ее звучала неуверенность, и это слегка озадачило его. Рэнд уже успел привыкнуть к тому, что она легко узнавала его шаги.

– А что, здесь бывает кто-то еще? – осведомился он.

– Просто ты вошел так тихо… я хотела удостовериться, что это действительно ты.

Отметив про себя, что она так и не ответила прямо на его вопрос, Рэнд благоразумно решил сменить тему.

– Иди сюда, Клер.

Она колебалась недолго. Осторожными шагами пересекла каюту и подошла к нему. Подняв руку, Рэнд кончиками пальцев взялся за край ее рубашки и одним движением спустил ее с плеч. Упругая грудь Клер сама оказалась в его ладони.

– Мне казалось, ты собиралась что-то мне сказать, – низким голосом произнес он.

Он с трудом расслышал ответ Клер.

– Это не важно, для чего я тебе, – чуть слышно прошелестела она. – Я вдруг поняла, что слишком сильно хочу тебя. И выброси из головы мою болтовню насчет условий.

Пальцы Рэнда впились в ее плечо, и он порывисто прижал Клер к себе.

– А что, если теперь я сам хочу на тебе жениться?

Клер с трудом сохранила самообладание. Она только покачала головой.

– Я не могу позволить тебе сделать это.

– Сделать – что?

– Позволить взвалить на себя такую ответственность.

– Еще одну ношу, ты хочешь сказать. Вот о чем ты подумала, верно?

Клер даже не пыталась отрицать. Ладонь Рэнда осторожно приподняла ее грудь, и дыхание его сразу стало тяжелым и прерывистым. Ей казалось, что он держит в ладонях не грудь ее, а само сердце. Другая его ладонь обхватила затылок девушки, и, угадав его желание, Клер подняла к нему лицо.

Он приник к ее губам – жадно, пылко, неистово. Рэнд почувствовал, как она стаскивает с него куртку. Клер припала к нему, как утопающий, как будто последним глотком воздуха, который мог спасти ее, было его дыхание.

Подхватив Клер на руки, он уложил ее поверх одеяла. Рэнд забыл обо всем – он видел только нежное тело в призрачном свете луны, грудь, посеребренную ее лучами. Клер нетерпеливо подняла руки, пока он поспешно стягивал с нее рубашку. Когда же Рэнд замер, молча любуясь, она, казалось, почувствовав это, не пыталась возражать, одарив его опытной, всезнающей улыбкой, полной непреодолимого соблазна.

– Бог ты мой, Клер, – только и успел пробормотать он, снова припадая к ее губам.

Казалось, Рэнд не мог насытиться ею. Ему не хватало рук, чтобы ласкать ее тело, отзывавшееся на его прикосновения неудержимой чувственной дрожью. Но Рэнду этого было мало – ему хотелось ласкать не только тело ее, но и душу.

Привстав, Клер помогла ему сорвать с себя куртку, а вслед за ней и рубашку. Присев на край постели, Рэнд сбросил ботинки и штаны. Она все еще стояла на коленях, когда он обернулся и, целуя ей грудь, легко опрокинул ее на спину. Пальцы Рэнда запутались в ее распущенных волосах. Он услышал, как бешено бьется ее сердце.

Губы и руки Рэнда блуждали по ее телу. Приподняв голову, он ласкал губами и языком внутреннюю поверхность ее бедер, нежную кожу на сгибе локтя, потом раздвинул ей ноги и его пальцы легко скользнули внутрь узкой расщелины.

Что-то твердое уперлось меж ее бедер. Раздвинув ноги и согнув их в коленях, она приподняла бедра ему навстречу и призывно задвигалась, сгорая от желания почувствовать его внутри себя. Он что-то нечленораздельно прошептал, уткнувшись лицом в ее волосы, но, оглушенная шумом крови в ушах, Клер не разобрала ни слова. Все ее тело было как туго натянутая струна. Рэнд снова поцеловал ее, на этот раз медленно, и также медленно задвигались его пальцы внутри ее. Клер вздрогнула.

И закричала. В темноте, которая окружала ее, вдруг вспыхнули звезды, мириады ослепительных звезд, они вспыхивали и гасли в унисон с ударами ее собственного сердца. Рэнд поцеловал ее сомкнутые веки и вдруг почувствовал на губах соленую влагу. От испуга и удивления он застыл.

– Клер? Но почему?..

Но она в ответ замотала головой и улыбнулась – в улыбке ее не было и намека на грусть. Ощупью отыскав его лицо, Клер прижала пальчик к его губам.

– Потом, – тихонько прошептала она. – А теперь войди в меня.

Приподнявшись на локтях, Рэнд подхватил ее согнутые в коленях ноги и вдруг почувствовал, что до боли хочет, чтобы она сейчас могла увидеть их обоих, почувствовать всю силу их влечения.

– Посмотри на нас, Клер, – попросил он.

Потом они долго лежали в тишине, тесно прижавшись друг к другу. Клер уютно свернулась калачиком в надежном кольце его рук. Она, казалось, не могла пошевелиться от усталости. Но усталость эта была приятной.

– Я чувствую тебя внутри, – прошептала она. Рэнд погладил ее обнаженное плечо.

– Так и должно быть. – Он вспомнил, как одним мощным толчком ворвался в нее, почувствовав, что она желает не нежности, а страсти. Ему захотелось на мгновение остановиться, ощутить ее всю, но тело Клер задрожало, призывно изгибаясь под ним, и он снова обрушился на нее, потом еще и еще, уже не в силах сдержаться, да и не желая этого.

Рэнд поцеловал ямочку у нее на плече. Тишина укрыла их обоих, точно одеялом. Ему не хотелось нарушать ее, тем более сейчас, когда у него было так хорошо и спокойно на душе, однако он понимал, что выбора у него нет.

– Ты обещала рассказать мне, почему ты плакала.

Клер затихла. Однако неподвижность эта объяснялась не страхом, а ее абсолютным спокойствием. Он даже не сразу понял, что все дело в ее полной безмятежности.

– Я ведь сказала – потом. – Ладно. – Ладонь Рэнда снова легла ей на бедра.

– На мгновение мне показалось, что я снова вижу, – объяснила она.

Рэнд уже открыл было рот, но Клер остановила его: – Это не печаль заставила меня плакать, Рэнд. Это была радость. Счастье, которое ты подарил мне. – Неуловимым движением Клер прижалась к его груди, обвилась вокруг него, как лоза. – Тебе случалось когда-нибудь сильно прижимать руки к глазам? – поинтересовалась она. – Надавить сильно-сильно и увидеть яркие вспышки посреди абсолютной черноты?

– Да, конечно.

– Вот и со мной в тот момент было так же, – сказала она. – Красные, желтые, оранжевые – ослепительные вспышки! – Прижав к своим губам его ладонь, Клер вздохнула и поцеловала ее. – Как будто я вдруг вспомнила, как это – видеть! И все это дал мне ты.

Рэнд молча прижал ее к себе. Клер, казалось, не ожидала ответа. Да он бы все равно не смог ничего сказать – горло ему свело судорогой.

Она вскоре уснула. Приподнявшись на локте, Рэнд продолжал смотреть на нее, стараясь поверить, что это не сон. Проснулась Клер оттого, что его не было рядом, а постель без него казалась холодной и пустой. Сонная, она приподнялась, беспомощно шаря руками по одеялу.

– Рэнд, где ты?

Звук ее голоса заставил его повернуться.

– Здесь, возле печки. Решил подбросить немного углей, – объяснил он, прикрывая дверцу маленькой печурки. – Через пару дней мы уже будем в более теплых широтах. И она тебе больше не понадобится.

– Она мне и сейчас не нужна, – ответила Клер, коснувшись рукой вмятины, оставшейся после него на постели. – Пока ты был со мной, мне было тепло.

Поставив в угол кочергу, Рэнд подошел к постели и присел на край.

– Однако когда ты встанешь, то скажешь мне спасибо.

– А я еще не собираюсь вставать.

– Нет, собираешься. Теперь, когда ты проснулась, я хочу тебе кое-что показать.

Клер неодобрительно фыркнула, подумав, что спала бы как убитая, если бы ему не вздумалось подняться. По ее мнению, необходимость подкинуть угля в печку еще не была достаточно веской причиной, чтобы будить ее.

– Уже поздно? – поинтересовалась она, приподнявшись на локтях.

– Еще как поздно. – Одеяло сползло с ее груди, и тело Клер в свете луны показалось ему серебряным.

– Ну да, поздно! До восхода солнца еще час или два!

– Вот как? – Склонившись, он коснулся поцелуем ее губ. – Ну тогда очень, очень рано! – Он почувствовал, что Клер улыбается. Обвив руками его за шею, она притянула его к себе. Еще мгновение – и он снова бы упал на нее, если бы не успел схватиться за койку. Разжав ее руки, Рэнд осторожно отодвинулся. – Пошли, – поторопил он ее, – даю слово, ты не пожалеешь.

– Я уже жалею, – проворчала она. – Не можешь подать мне пеньюар? Он там, возле кровати.

Отыскав ночную рубашку, Рэнд подал ее Клер, а вслед за ней пеньюар. Потом помог надеть его, нарочно затягивая время, чтобы то и дело касаться поцелуем ее губ. Когда она была полностью одета, Рэнд, не слушая возражений, подтолкнул ее к двери.

Сообразив, что они в коридоре, Клер попыталась было уцепиться за дверь.

– Куда ты меня тащишь? – сердито прошипела она.

– Ко мне.

– Это в середине ночи?!

– Угу. – Рэнд заставил ее сделать несколько шагов по ступенькам, – А ты представь, что сейчас день, и сразу станет легче.

– Но я ведь не одета! Что, если нас кто-нибудь увидит?!

– А ты не думай об этом. И потом, откуда ты узнаешь, если я тебе не скажу?

Брови Клер взлетели вверх. От удивления она замолчала, потом вдруг расхохоталась. К тому времени, как он втащил ее к себе в каюту, Клер уже буквально изнемогала от смеха. Обхватив руками Рэнда за шею, Клер поцеловала его – поцелуй пришелся ему в подбородок.

– Спасибо, – прошептала она. – Спасибо, что заставил меня смеяться. До тебя никто не мог поверить, что я в состоянии смеяться над собой. Впрочем, я сама в это, кажется, не верила. – Она снова поцеловала его, еще крепче. – Ну, так что же тебе так не терпелось мне показать?

Рэнд усадил Клер за свой рабочий стол. Она послушно замерла, сложив руки и выпрямившись, – точь-в-точь примерная ученица.

– Учти, тут достаточно света, чтобы я заметил, если ты начнешь ухмыляться, – строго предупредил Рэнд.

– Тогда я очень постараюсь этого не делать.

– Хм-м…

Склонив голову, Клер прислушивалась к его шагам. Оставив ее сидеть за столом, Рэнд подошел к полкам и принялся перебирать книги, что-то бормоча себе под нос. Отыскав ту, которая была ему нужна, он вернулся к столу и вложил Клер в руки то, что искал.

– Давай, – предложил он, – можешь посмотреть на нее.

Клер протянула руку и принялась ощупывать книгу, удивившись про себя ее размерам и толщине. Переплет оказался не кожаным, а матерчатым. Страницы были обрезаны неровно, к тому же она была явно переплетена непрофессионалом.

– Это один из твоих журналов, – догадалась Клер. Она вспомнила, что стопки их вперемежку с книгами по ботанике и естествознанию лежали на полках у него в каюте. – Мистер Катч пару раз позволил мне воспользоваться твоей библиотекой, – пояснила она. – Я хотела попросить, чтобы он почитал мне вслух какую-нибудь из твоих книг, но потом решила, что для меня это рановато.

– Он мне говорил.

Благодарная, что он не принялся расспрашивать дальше, Клер кивнула.

– А что в нем такого интересного, в этом журнале? Перевернув журнал на треть, Рэнд повернулся к Клер.

– Этот журнал не совсем мой… то есть его писал не я. Это собрание статей очень многих ученых. Все они были натуралистами, многие из них жили две сотни лет назад. Потрогай страницы, Клер.

Клер осторожно коснулась кончиками пальцев ветхих листов.

– У герцога в его коллекции есть иллюстрированные манускрипты, – сказала она.

– Да, и они гораздо ценнее моих. – Рэнд положил руки ей на плечи. – Та страница, что перед тобой, была написана всего сто лет назад. Это рецепт приготовления микстуры от кашля из коры вишневого дерева. Автор позаботился снабдить его изумительно точным изображением самого дерева. А также его листьев, ягод и самой коры. Мне удалось купить его в одной семье в Бостоне пару лет назад. А они отыскали его на Дне сундука, который собирались бросить в огонь.

– Это просто чудо, что ты наткнулся на такое сокровище.

– Никакого чуда тут нет – скорее, везение. Тут полным-полно таких находок. Я начал собирать их, еще когда учился в Оксфорде. – Перевернув несколько страниц, он продолжал: – А тут целая статья о хинине. Насколько я могу судить, написана она была где-то между 1625 и 1640 годами. – Он перевернул еще несколько страниц. – Ага, а вот эта о мышьяке.

– Просто рецепт на убийство.

– Да, только в то время его никто не знал.

– И все они на английском?

– Нет, конечно. Тут есть написанные и на латыни, и по-французски, и по-немецки. А кое-кто вообще писал свои заметки задом наперед.

– В зеркальном отражении, ты хочешь сказать? Как Леонардо да Винчи?

– Да, как он. Конечно, у меня нет ничего, написанного его рукой, но зато есть несколько других… – Он торопливо шелестел страницами. – Вот, к примеру, некий Генри Бейкер.

– Английский натуралист?

– Вот именно. – Рэнд смотрел, как Клер осторожно водит пальцем по странице, словно пытаясь вобрать в себя написанное. Когда она остановилась, Рэнд осторожно убрал ее руку и снова стал листать свое сокровище. – А вот тут записи Келрейтера о его опытах по опылению растений.

Голос Клер заметно дрогнул.

– Я изучала его работы, а мой отец пытался повторить его опыты в Полинезии. – Она подняла голову. – Это… это такая честь для меня, что ты показал мне записи. Господи, да сэр Гриффин все бы отдал, лишь бы увидеть их. А я и понятия не имела, какие сокровища хранятся здесь! Спасибо, что поделился ими со мной.

В голосе ее была неподдельная искренность. «Достаточно, – подумал Рэнд, – больше нет нужды что-то говорить». Клер и без того уже поняла – то, чем он поделился с ней, было частью его самого. Рэнд снова перевернул несколько страниц. Отыскав нужную, он осторожно положил на нее руку Клер.

– А теперь то, ради чего я привел тебя сюда, – тихо проговорил он. – Вот то, что я хотел, чтобы ты увидела.

Клер чуть не рассмеялась – как будто она могла это увидеть!

– И что же это? – спросила она. – Судовой журнал капитана Кука? Или заметки Дарвина, сделанные во время пребывания на Галапагосских островах?

– Это заклятие Гамильтонов.