Услыхав шум на улице и волнение на первом этаже, в холле, Колин поспешил вылезти из лохани. Во входную дверь гостиницы стучали так, что грохотали все засовы и задвижки. Колин не сомневался, что это вторжение как-то связано с его делом в Уэйборн-Парке. Скорее всего, размышлял Колин, вытираясь, на этот раз явился сам граф.

— Наверное, пришел заявить, что я испортил его девственную племянницу и теперь должен жениться на ней, — пробурчал он себе под нос. — Неужели он думает, что это помешает мне убить его?

Колин вдруг поймал взглядом отражение своей мрачной иронической улыбки в оконном стекле. Да, такой оборот событий просто призывает его исполнить задуманное. Не хватало еще получить графа Уэйборна в родственники!

Бросив банное полотенце на спинку стула, Колин натянул брюки. Он как раз надевал рубашку, когда шум, начавшийся снизу, дошел по коридору до его двери. Стук и на этот раз не был робким. Тихо выругавшись, Колин вышел на середину комнаты. В глаза ему бросился нож, все еще торчавший в спинке кровати, напоминая об утреннем визите. Если это пришел граф, то, вполне вероятно, оружие может ему пригодиться. Он выдернул нож и, пряча его в ладони, подошел к двери.

Колин не стал открывать сразу.

— Кто там? — спросил он.

Послышался скрипучий гортанный голос хозяина гостиницы. Он не пытался скрыть своего раздражения.

— К тебе опять пришла та девица, парень. Объясни ей сам: раз ты прогнал ее, значит, не нуждаешься в… — Он замолчал, потому что в этот момент дверь открылась.

— Это ты, Молли? — спросил Колин, с трудом различая фигуры в темном коридоре.

Огромной рукой хозяин крепко держал за шиворот уже знакомую Колину незваную гостью. Капюшон ее плаща был, конечно, слабой защитой от синяков при такой мертвой хватке. Как и в первый раз, лицо ее скрывалось под надвинутым капюшоном, а вся фигура была закутана в темную промокшую пелерину.

— Это не Молли, парень, — сказал хозяин, хотя ему уже стало ясно, что Колин узнал навязчивую гостью.

— Отпустите ее, — сказал Колин.

Хозяин гостиницы разжал пальцы. Указание прозвучало несколько небрежно, будто Колину все это было совершенно безразлично. Хозяин гостиницы, видя такую реакцию своего постояльца, совершенно рассвирепел.

— Вы как хотите, — загремел он, — но я не могу позволить, чтобы она ходила тут всю ночь туда и обратно! Мне нужно думать и о других постояльцах!

— Я все улажу с вами завтра утром.

Колин ясно дал понять, что инцидент исчерпан. Он протянул левую руку и, втянув Мерседес в комнату, закрыл дверь перед носом хозяина гостиницы. Мерседес стала быстро что-то объяснять, но Колин прижал ее спиной к двери и закрыл ей рот рукой. Он почувствовал, как она вся сжалась от страха, и увидел ужас в ее широко открытых глазах, но продолжал держать ее, ничего не объясняя, пока шаги хозяина гостиницы не затихли в конце коридора.

Колин положил свой нож на старый комод и только тогда убрал руку с ее рта, но не сделал ни шагу назад, продолжая прижимать ее к двери.

— Хозяин гостиницы не знает, кто вы? Так ведь? Мерседес было так страшно стоять с ним столь близко, что она с трудом сохраняла спокойствие.

— Нет, — сказала она. — Я никогда не была здесь раньше.

— Это не совсем так.

— Вы же знаете, что я имею в виду. Если не считать сегодняшней ночи, я никогда…

— Я знаю, что вы имеете в виду.

— Ну, тогда не прикидывайтесь бестолковым. Его бровь выгнулась дугой.

— Вы меня еще будете учить? Мерседес не почувствовала и тени юмора в его тоне, не разглядела ни малейшего намека на улыбку на его губах.

— Я… я думала…

Продолжая наблюдать за ней, Колин наконец отступил от нее.

— Зачем вы пришли сюда опять? Может, ваш дядюшка ждет здесь где-нибудь неподалеку, надеясь подловить нас вместе?

Она не ответила. Устало опершись спиной о дверь, она глубоко вздохнула. Казалось, ей много часов не хватало воздуха, и теперь она жадно, со всхлипом дышала.

Он прищурился.

— Что с вами? — В его голосе не было никакого участия, а только бесстрастное любопытство, которое бесило ее.

— Ничего, — ответила она.

Это была явная ложь, а Колин не терпел лжи, особенно когда лгали ему. Он опять приблизился к ней и сдернул с нее капюшон. Пряди темных влажных волос облепили ее виски и щеки. Толстая коса распустилась, и волосы, перекинутые через плечо и едва стянутые шнурком, готовы были рассыпаться. Ее бледная кожа имела какой-то странный сероватый оттенок, а на щеке проступали первые слабые следы ушиба.

Колин поднял руку. Указательным пальцем он, почти не касаясь кожи, провел по ушибленному месту. Но она резко отвернула голову к двери, будто это он ударил ее.

— Что случилось? — спросил он.

Мерседес не ответила. Тогда Колин расстегнул плащ и снял его. Она запоздало попыталась было ухватиться за него, но не успела — Колин уже бросил его на пол позади себя. Ее рука бессильно повисла, и она молча позволила ему осмотреть ушиб, отведя лицо в сторону.

При первой их встрече Колин не обратил особого внимания на ее одежду, разве что заметил дорогой крой и цвет ее платья. Теперь же, после ее неожиданного повторного вторжения, он приглядывался к малейшим деталям ее одежды.

Дорогой шелк ее платья изумрудного цвета был весь пропитан водой и заляпан грязью. Один рукав болтался на ниточке, обнажая нежную кожу плеча. Горловина тоже была порвана, а на шее красовались два синюшных отпе-чатка пальцев. На юбке у бедра виднелась прямоугольная прореха. Шов на талии разошелся, а из-под подола, как белый флаг капитуляции, выглядывала обтрепанная оборка одной из ее многочисленных нижних юбок.

Не спрашивая разрешения, Колин поднял подол ее платья и убедился, что ее черные лайковые ботинки и носки еще более мокрые и грязные, чем в прошлый раз.

Он опустил ее платье и выпрямился. Ни слова не говоря, смотрел он на нее в ожидании объяснений.

Сердце у Мерседес молотом стучало в груди. Казалось, только корсет из китового уса поддерживал ее, не давая упасть. Она не отваживалась прямо взглянуть ему в глаза.

— Я так и не смогла вернуться в Уэйборн-Парк, — тихо выговорила она. — А теперь я боюсь вернуться… вот так… мой дядя… он будет… — Мучительно закусив нижнюю губу, она торопливо произнесла:

— Не знаю, куда идти. Может быть, вы могли бы…

Он тихо выругался. Затем поднял указательным пальцем ее подбородок и заставил ее посмотреть ему в глаза:

— Что я смог бы? Черт побери! Интересно, что я могу для вас сделать? Или вы думаете, что я только и мечтаю, как бы подцепить вас?

— Нет! Я бы никому не позволила предложить мне такое!

Колин не стал уточнять, поверил он ей или нет. Вперив в нее суровый взгляд, он решал, что ему делать. Наконец он отступил на шаг.

— Идите и садитесь на постель. Я сейчас подогрею воду. Она не очень-то чистая, потому что я уже помылся, но сойдет и такая.

— Нет-нет! — быстро сказала она. — Я не хочу…

Он не удостоил ее ответом. Но по его прищуренному взгляду и по решительным, даже угрожающим движениям она поняла, что лучше смолчать и подчиниться.

Она села на край постели.

Колин давал короткие отрывочные распоряжения:

— Ботинки. Чулки. Платье… — Он бросил ей щетку. — Сделайте что-нибудь со своими волосами.

Пока грелась вода, он больше не проявлял к ней никакого видимого внимания. Но при этом наблюдал, как она послушно, будто зачарованная, выполняет его команды. Движения ее были четкими и совершенно машинальными, будто она раздевала кого-то другого. Сняв ботинки и чулки и проведя несколько раз щеткой по спутанным волосам, Мерседес повернулась к Колину спиной и стала расстегивать платье. Но вдруг остановилась на полпути. Руки ее бессильно опустились.

— Не могу, — прошептала она. И потом — еще слабее:

— Не буду.

Колин не имел никакого желания спорить с лей. Чувствуя ее сопротивление, он сам стал стягивать с нее мокрое платье, отталкивая ее руки.

— Если вы будете сопротивляться, то я могу его нечаянно порвать. Все! Переступите через него.

Ей не оставалось ничего другого.

Изумрудного цвета лиф платья и рукава уже висели где-то возле талии. Странная мысль вдруг пришла ей в голову: у него просто талант раздевать женщин. Она закрыла рот рукой, чтобы подавить нервный смех.

— Вас тошнит?

Мерседес заметила, что вопрос прозвучал очень искренне. Он, наверное, все-таки добрый человек.

— Нет, — ответила она. — По крайней мере не…

— Сядьте и отдохните, — сказал он без малейшего оттенка чувства в голосе.

Колин схватил порванное и грязное платье, ботинки и чулки и стал рыться в своем чемодане в ногах кровати. Он извлек оттуда маленькую шкатулку из кедрового дерева.

— Я спущусь вниз и починю эти вещи, пока вы моетесь, — заявил он.

Она широко открыла глаза от изумления. Колин не обратил на это ни малейшего внимания. Ее удивление едва ли было для него лестно,

— Закончите раздеваться — садитесь в лохань. Когда будете уходить, я посмотрю, что там есть у Молли или у ее сестры, чтобы приложить к синяку. — И, уже уходя, спросил:

— Вас изнасиловали?

Мерседес побледнела под его жестким, пронизывающим взглядом.

— Нет, — ответила она. — До этого не дошло.

Пожалуй, ее оскорбила сама форма вопроса.

— Странно.

Он вышел из комнаты, прежде чем она успела рассказать ему свою выдуманную историю о том, как она смогла убежать от нападавших. Возможно, учитывая его цинизм и проведенное им исчерпывающее обследование, она свела бы количество нападавших до одного. Он бы еще поверил, что она отбилась от одного пьяного, но никак не от двоих.

Мерседес понимала, что она из рук вон плохо продумала свою историю, и очень слабо представляла себе, как воспримет ее Колин. Возвращаясь в гостиницу из Уэйборн-Парка, она почти ничего не соображала, ее мозг как бы оцепенел. Несмотря на данное ею обещание разделаться с Колином Торном, дядя ее все-таки пошел в комнату к Брендану. Для графа это был лучший способ заставить ее сделать то, что он задумал. Конечно же, Бриттон оказался в комнате брата, сладко посапывая рядом с Бренданом в огромной кровати с пологом на четырех столбиках. То ли звук открываемой двери, то ли предупреждающий возглас Мерседес мгновенно разбудили мальчиков, и они бросились в разные стороны кровати, чтобы обойти неприятеля с флангов, — искусство, которым они овладели с ранних лет.

Если бы Бриттон не запутался в своей длинной ночной рубашке, им обоим удалось бы ускользнуть. Но мальчишка споткнулся и попал прямо в руки его светлости. И тут же получил такую сильную оплеуху, что чуть не задохнулся. Упав на колени, Бриттон инстинктивно, а частично уже и по привычке, принял защитную позу — сжался в комок, так что следующий удар сапогом пришелся ему не по животу, а по плечу.

Мерседес бросилась между Бренданом и графом, когда мальчик попытался защитить брата. Ее вмешательство дало лорду Лейдену повод распустить руки и по ее адресу. Он схватил ее за ворот платья так, что шелковая ткань затрещала, и оттащил в сторону. Она чуть не упала навзничь, но ей удалось выхватить и крепко прижать к себе Брендана. Мерседес знала: сейчас главное — не позволить ему вступить в драку. Иначе будут биты оба. И тогда придется выхаживать двоих.

Хлоя и Сильвия, услышав приглушенные крики и шум борьбы, прибежали из своих комнат. Они стояли на пороге и со страхом наблюдали, как отец избивает Бриттона. Когда экзекуция была закончена, они посмотрели на Мерседес, ожидая от нее указаний. Отшатнувшись в немом ужасе от отца, который огромными шагами в полном молчании вышел из комнаты, они тут же бросились поднимать брата.

Усилием воли Мерседес прогнала воспоминания из головы и стала снимать котёл с огня. Вода плеснула на раскаленные камни и зашипела. Она налила в лохань горячей воды, опустилась перед ней на колени и стала быстро мыться, не снимая нижнего белья. Смыла грязь и навоз, которыми она с таким тщанием вымазала лицо и руки. Тщательно промыла шею и ложбинку между грудей. Край лифа совсем вымок.

Опустив глаза на свою грудь, она увидела нож, выглядывающий из-за корсета. Тогда она поднялась и подошла к окну, чтобы посмотреть на свое отражение. В таком положении ножа не было видно — он был надежно спрятан в лифе. Она просунула три пальца между грудей за кружевной край лифа — ухватить рукоятку не составляло никакого труда. Мерседес вытащила нож на несколько дюймов, примеряясь к движению, и легко вернула его на место.

Оглянувшись, она посмотрела на спинку кровати. Колин уже успел убрать нож. Неужели он унес его с собой? Она пошарила глазами по комнате и заметила нож на комоде. Может быть, спрятать его? Нет! Уж лучше позаботиться о своем собственном! Он наверняка увидит, что нож пропал, и, конечно же, сразу заподозрит ее. Мерседес не сомневалась, что он ее обыщет и при этом обнаружится ее собственный нож. И тогда ее и без того ненадежный план с треском провалится.

И она оставила его оружие на месте.

Она перевела взгляд с комода на тумбочку. Там все еще стояла бутылка виски, а рядом — бокал. Похоже было, что его так никто и не пригубил. Может, Колин Торн не пьет вовсе или пьет совсем мало? Это открытие озадачило Мерседес. Насколько она могла судить по опыту дяди и его знакомых, которых он считал друзьями, трезвость среди них была скорее исключением, чем правилом. Это была еще одна черта, отличавшая капитана Торна от знакомых ей мужчин.

Потом ее внимание привлек чемодан, стоявший в ногах кровати. Хватит ли у нее смелости открыть его? Но как же она может не посмотреть!

Положив чемодан на кровать. Мерседес открыла его. Первое, что ей бросилось в глаза, — это необыкновенный порядок и тщательность, с которой были уложены все вещи, — видно, что каждая имела свое место. Она осторожно перебрала все рубашки и носки. Дальше лежали брюки, прижатые книгой. Она подняла ее и прочитала название: «Собор Парижской Богоматери». Да, его литературные вкусы порождали больше вопросов, чем ответов. Она и подумать не могла, что его может тянуть на такие явно романтические вещи. Но вполне возможно, что он использовал книгу лишь в качестве пресс-папье.

Мерседес отложила книгу в сторону и продолжила свои изыскания. Она обнаружила черную лакированную коробку, которая занимала все дно чемодана. Покрытое эмалью дерево было гладким на ощупь, и когда она вынула коробку, то увидела на поверхности свое неясное отражение. Она уселась, положила коробку на колени и медленно открыла крышку.

Судя по весу коробки, она уже догадывалась, что в ней может быть. И ей осталось лишь восхититься красотой оружия.

Подобно драгоценным камням пистолеты лежали на ложе из темно-красного бархата. Мерседес не сомневалась, что такая оправа была неслучайной. Подходящий фон для демонстрации оружия, которое приводит людей к смерти в луже крови.

Она кое-что понимала в пистолетах. У ее отца была богатая коллекция. Какое-то время назад теперешний граф продолжал пополнять ее, но потом, когда его финансовые дела круто изменились, начал их потихоньку продавать — один за другим.

Перед ней лежали американские кремневые пистолеты. Кленовые рукоятки, отшлифованные до масляного блеска, сияли теплыми красно-коричневыми тонами полированного каштана. Медные насечки украшали торцы рукояток и спусковые скобы. Тускло поблескивали стальные стволы. Это были дуэльные пистолеты — пистолеты, сделанные специально для ответа на вопросы чести и неуважения к доброму имени — настоящему или воображаемому.

Часто ли ими пользовались? И кто?

Почувствовав, как противно заныло под ложечкой, Мерседес закрыла футляр и убрала его обратно в чемодан. Она аккуратно положила обратно брюки и книжку, рубашки и носки и поставила чемодан вниз, на место. Потом стала ждать и сидела так тихо, что вдруг почувствовала, как мелкой дрожью дрожат ее руки.

Колин вернулся минут через тридцать. Он не стал стучать перед тем как войти, полагая, что его шаги по коридору послужат ей достаточным предупреждением.

Мерседес не пошевелилась, когда он вошел, лишь слегка приподняла голову. Она была почти в том же положении, как он ее оставил, и он сначала подумал, что она и не подходила к лохани с водой. Но, присмотревшись, решил, что она уже не такая грязная, как до его ухода. Лицо оставалось таким же бледным, но серый налет исчез вместе с полосами и пятнами грязи. Синяк на скуле стал ярче — он уже сиял всеми цветами радуги и распухал на глазах.

Колин слегка выдвинул верхний ящик комода и повесил на край вычищенные и заштопанные чулки. Ботинки, чистые и блестящие, поставил на пол рядом. Он развернул перед ней платье, показывая, что он постарался отчистить почти все пятна, а потом сунул его ей в руки, чтобы она проверила работу.

Она никогда не смогла бы сделать таких аккуратных стежков. Шов на плече был зашит безупречно. Горловина — самое сложное место, потому что здесь сама ткань треснула и разошлась, — была заштопана почти невидимыми стежками. Исчезла маленькая дырка на юбке, и был починен шов на талии.

Неожиданно для себя Мерседес почувствовала, как к глазам подступили слезы и запершило в горле. Но приступ утих так же быстро, как и начался, и глаза, к ее удивлению, остались сухими. Комок в горле тоже рассосался. Она так и сидела, держа платье перед собой.

— Спасибо!

Он не ответил на ее благодарность. А вместо этого поднял кленовую шкатулку в левой руке и указал на ее нижнюю юбку с порванной оборкой.

— Снимите — я ее тоже зашью.

— Нет, что вы! Зачем вам…

— Снимайте!

— Почему вы меня перебиваете? — спросила она, немного осмелев. — Позвольте мне по крайней мере возразить!

— Мисс Лейден, — сказал он, тщательно выговаривая ее имя, — если мне на нос садится муха, я не жду, когда она закончит свое дело. Я тут же ее сгоняю.

— Вы сравниваете меня с…

— Мне кажется, я выразился как нельзя более ясно. — Он увидел, как у нее слегка отвисла челюсть. — Вы удивлены, мисс Лейден? Да, это не очень лестно.

— Я не собираюсь льстить вам, вы невеж…

— Я имею в виду — вам не очень понравилось мое сравнение.

Она закрыла рот и крепко сжала губы.

— Все, это мое последнее слово, — решительно произнес он. — Снимайте вашу юбку, или, клянусь, я сниму ее с вас по частям!

Мерседес больше не сопротивлялась. Встав, она закрылась платьем, спустила юбку и швырнула ему.

— Осторожнее, мисс Лейден, — сказал он. — А то я могу подумать, что ваша благодарность — это только слова.

— Идите вы…

В ответ он лишь вопросительно поднял одну бровь.

— Ну? — сказал он, ожидая конца фразы. Мерседес блеснула серыми глазами.

— …к черту, — с вызовом сказала она. — Идите к черту! — И она бухнулась на постель, сама ошеломленная этой вспышкой ярости.

— Браво, мисс Лейден, — сказал Колин.

Он подошел к креслу, стоявшему позади Мерседес, по другую сторону кровати, чтобы скрыть от нее сдержанную улыбку удовлетворения, тронувшую его губы. Когда она разозлилась, в ее глазах прямо-таки молнии заблистали. Такое стоило увидеть еще раз.

— Это была, видно, не муха, а оса, — вслух размышлял он. — Клянусь, я даже почувствовал ядовитое жало.

Эти слова заставили ее вздрогнуть. Ей вдруг показалось, что нож, спрятанный на груди, стал огромным, как рыцарское копье. Неужели он знает о нем? Может, это завуалированный намек? Но как ему удалось…

—  — Не знаете, что сказать? — небрежно спросил он.

— Вы прерываете даже мои мысли, капитан Торн! Уголки его губ поползли в стороны, и скупая усмешка превратилась в широкую улыбку. Пряча ее, Колин наклонился над открытой шкатулкой с иголками и нитками. Его молчание совершенно взбесило Мерседес, и она повернулась к нему, чтобы отчитать его, но он уже с довольным видом вдевал нитку в иголку.

И у нее совершенно вылетело из головы все, что она хотела сказать ему.

— Почему вы возите с собой швейную шкатулку? — спросила она.

— Так делает всякий моряк, по крайней мере, если он хочет прилично выглядеть на берегу.

— И все моряки умеют так же хорошо шить, как и вы? Он пришивал оборку широкими ровными стежками.

— Кто лучше, а кто хуже, — прозаично заметил он.

— А как вы научились?

— Обычно — как все моряки. Зашивал паруса.

Он снова вдел нитку, на этот раз более тонкую, и стал обшивать крошечными стежками кромку. Мерседес передвинулась на другую сторону кровати, чтобы ближе видеть его.

— Вы не собираетесь надевать его? — спросил он.

— Что?

И тут она поняла, что он имеет в виду платье. Она все еще держала его перед собой, хотя уже и забыла, что закрылась им, заботясь о благопристойности.

— Да-да… конечно!

Колин склонил набок голову, но даже не посмотрел в ее сторону.

— Это только вопрос, — сказал он. — Никак не приказ.

Дрожь пробежала по телу Мерседес. Что он хотел этим сказать? Что он не против ее дезабилье? Это было бы ей как раз на руку! Мерседес не очень-то представляла себе, как она будет соблазнять мужчину, да еще такого бесстрастного, как Колин Торн. Но кажется, начало не такое уж плохое.

— Я подожду, пока вы почините мне юбку, — тихо сказала она.

Он лишь пожал плечами, хотя она рассчитывала на несколько другую реакцию. Тогда она слегка опустила платье. Бретелька лифа соскользнула у нее с плеча, но она не поправила ее.

Он поднял на нее глаза, и его взгляд уперся в ее кровоподтек на скуле.

— Расскажите, как это произошло, — потребовал он. Мерседес едва сдержала гримасу разочарования. Он не заметил ни атласной кожи ее обнаженного плеча, ни заманчивых округлостей груди. Нет, его пронзительные глаза углядели прежде всего ее недостаток. Мерседес неловко закрыла синяк рукой.

— Он ударил меня.

— Кто?

Вопрос смутил ее. Он задал его мгновенно, будто давно подозревал ее во лжи и хотел захватить врасплох, чтобы вытянуть из нее правду.

— Я не знаю его…

— Как же вам удалось убежать?

Она хотела было сказать, что сама вырвалась из рук воображаемого злоумышленника. Но потом остановилась на более правдоподобной версии.

— В кустах раздался какой-то шум, может быть, там была собака или какое-то другое животное. Он испугался и отпустил меня.

— И вы тут же убежали от него?

— Да.

— И сразу же пришли ко мне? Она покачала головой и отвела глаза подальше от его острого взгляда.

— Нет, не сразу, — спокойно ответила она, будто бы напрягая память. — Сначала я спряталась и… долго сидела там, ждала, пока он уйдет. Он искал меня, но потом ему это, видно, наскучило. И он ушел. Я еще долго не решалась выйти. А когда вышла — не знала, куда идти, кроме как к вам. Вы себе не представляете, как граф встретил бы меня!

— Расскажите мне.

Его негромкий приказ заставил ее вздрогнуть. Рассказать? Это было уже не так просто, потому что больше походило на правду, чем на ложь. За последние годы граф часто предъявлял ей чудовищные обвинения.

— Он уверен, что я уже одариваю своей благосклонностью кого вздумается, — сказала она. — Он бы обвинил меня… в распутстве. Он сказал бы, что я получила то, чего заслуживаю.

— И вы еще тревожитесь, как бы я не убил этого человека? — удивился Колин. Она резко повернула голову:

— Вы находите это забавным? Или вы думаете, что я должна из-за одного этого желать ему смерти?

— Ну, скажем, я бы вас за это не порицал.

— Вы не понимаете, — резко сказала она. — Дело не в том, что он говорит или делает. Главное — кто он.

— Он ваш дядя.

— Он граф Уэйборн!

Ее повышенный тон не произвел на него никакого впечатления, и она в душе осудила себя за такую горячность. Она постаралась взять себя в руки.

— Вы не знаете, какой он властный.

Колин закончил последние стежки, перекусил нитку и спрятал иглу в шкатулку.

— Я знаю только то, что он плохо управлял своим имением, испытывал терпение кредиторов, злоупотреблял своей властью и совсем запугал племянницу, убедив ее в том, что его жизнь необходимо спасать.

Все это была чистая правда, хотя и не вся. Ее ясные серые глаза заклинали его.

— Вы не можете представить себе всех последствий.

— Последствий? — спросил он. — Для меня? Она покачала головой и тихо сказала:

— Для меня.

Он удивленно поднял брови.

— Как это так?

Мерседес встала. Возбужденная его неотступными вопросами, она и забыла, что ей нужно закрыться платьем. Минутой раньше такое действие было бы продуманным кокетством. Сейчас же все произошло без всякого расчета или умысла.

— Если он погибнет, то все это обрушится на меня, — тихо сказала Мерседес.

Он смотрел на ее платье, свисающее с края постели вне пределов его досягаемости. Нижние юбки облепили ей ноги. Краска возбуждения бросилась ей в лицо, слабым отблеском окрасив кожу на груди. Мерседес вызывающе подняла подбородок, отчего нежная шея ее мучительно напряглась. И резким контрастом смотрелись ее тонкие руки, скрещенные на груди в попытке принять оборонительную позицию. Он подумал, что она, наверное, воображает себя неприступной. Но он видел лишь беспомощность и уязвимость.

Колин опустил на пол шкатулку для шитья и повесил зашитую нижнюю юбку на ручку кресла. Потом встал. Заметив его движение, хоть и очень медленное. Мерседес резко отступила назад. Он увидел, как она задела бедром о край тумбочки и вздрогнула, как от сильной боли. Такая боль могла возникнуть только от удара по ушибленному месту.

Сразу забыв обо всех других вопросах, он спросил:

— У вас есть еще ушибы?

Она вытянула руку, не давая ему приблизиться.

— Нет, больше ничего.

Он хотел было отвести ее руку в сторону, но потом передумал и крепко схватил за запястье. Она пыталась вырваться, но силы были явно неравные. Он подождал, словно отпуская ей время для того, чтобы она могла понять, что сопротивление бессмысленно.

— Дайте мне посмотреть, — сказал он. В ответ Мерседес упрямо сжала губы. — Ну, значит, я сделаю это сам.

Без дальнейших предупреждений Колин сделал одно неуловимое движение, и она оказалась в его объятиях. Еще одно движение — и он уже поднял ее как младенца под руки и под коленки.

Мерседес была одно оскорбленное достоинство. Стиснув зубы, она отказывалась признать очевидное. Он отпустит ее только тогда, когда сделает свое дело, и ни секундой раньше. И никакие ее мольбы здесь не помогут.

Колин положил ее на постель. Ее судорожная попытка встать была тут же подавлена. Его большие руки железной хваткой держали ее запястья, так что она и пальцем не могла пошевелить. Бедром он прижал ей ноги. Когда Колин наклонился над ней, светлая прядь волос упала ему на лоб.

Охваченная непонятным желанием убрать эти волосы со лба, Мерседес прекратила сопротивление.

— Так-то лучше, — сказал он.

«Чего уж тут хорошего?!» — подумала она с ужасом. Он, конечно же, заподозрил ее в попытке убить его, а не ласкать.

— А теперь я посмотрю, что с вами сделали. На мгновение она забыла, на что была направлена эта его атака.

— Это синяк, — ответила она. — Я видела его, когда мылась. Уверяю вас, я от него не умру.

Он дал ей высказаться, а потом, будто она ничего и не говорила, поднял чуть ли не до пояса ее нижние юбки и приспустил на левой ноге хлопковые панталоны. На гладкой кремоватой коже красовался синевато-багровый кровоподтек. Сам синяк был размером с соверен, в центре он был почти черным, а ближе к краям был расцвечен всеми оттенками фиолетового.

Колин тихонько присвистнул.

— Это лишь четвертая часть того, что будет завтра.

— Ну что, убедились? — с раздражением спросила она. — Я же говорила вам, что это просто синяк.

Но он не торопился оправлять ее юбки. Он на своем веку видел достаточно всяких ран и догадывался о происхождении этого кровоподтека.

— Кожа на бедре почти проколота. У него было оружие?

Мерседес издала нечто вроде тихого рычания, что красноречиво говорило о степени ее возмущения.

Колин посмотрел на нее с восхищением. Он с опозданием понял, чем было вызвано это рычание, и привел в порядок панталоны и юбки, все еще не отпуская ее рук.

— Теперь лучше?

Мерседес не удосужилась ответить на этот вопрос.

— У него не было оружия, — сказала она. — По крайней мере, он не применял его ко мне. Я наткнулась на что-то, когда убегала от него.

Она подумала, что это достаточно туманно и в то же время удовлетворит его. Не могла же она признаться, что всему виной угол письменного стола, на который она налетела благодаря дядюшке.

Колин посмотрел на нее долгим взглядом, размышляя.

— Вполне возможно, валялась сломанная ветка, — сказал он. — Вам еще повезло, что она не проткнула вам ногу.

— Да-да, я непременно буду поминать это в своих вечерних молитвах.

Ее язвительный тон, который мало сочетался с ее благовоспитанностью и благородством манер, развеселил его.

— Нельзя сказать, чтобы ваше остроумие чрезмерно пострадало от переживаний этой ночи.

— На меня напали не из-за моего остроумия, — ответила она.

Мерседес замолчала, увидев прямо над собой темные глаза Колина. Он всматривался в ее лицо, новым, заинтересованным взглядом окидывая волосы, лоб и брови. Слегка наклонив голову, он изучал форму ее носа, ушей и овал ее щеки. Теперь его глаза задержались не на ушибленном подбородке, а на губах. И Мерседес почувствовала, как они сами собой приоткрылись, когда она наконец перевела долго сдерживаемое дыхание.

Он встретился с ней глазами, и она заметила, что взгляд у него совсем не отсутствующий, как раньше, — в нем появилась какая-то теплота.

— Скажите правду — зачем вы вернулись сюда? — спросил он.

Его голос вдруг стал хриплым, и это удивило Мерседес больше, чем сам вопрос.

— Я уже говорила вам, — ответила она. Его голова наклонилась еще ниже.

— Я помню, что вы мне сказали.

Мерседес прикусила нижнюю губу. Он дал ей понять, что она не сказала ему правду, — так оно и было, но это совсем не то, о чем он, кажется, подумал.

— Значит, вы плохо меня слушали. Колин покачал головой:

— Черта с два!

Она не смогла увернуться от поцелуя. Мерседес не верила, что это случится, пока не почувствовала его губы на своих губах. Даже в самый последний момент она была уверена, что он просто берет ее на пушку. Только потом она поняла, что Колин Торн и не думал блефовать.

Это не был ее первый поцелуй. Бывало, что ее целовали насильно, несколько раз она сама этого хотела. Однажды она даже целовалась лежа. Но сейчас было совсем другое, и то, что у нее была возможность сравнить этот поцелуй с другими, дало ей повод перестать сожалеть о тех, прежних.

Губы Колина были горячие и сухие. Первое прикосновение было осторожным, будто он боялся ее испугать. И когда она не отстранилась, он прижался к ее рту сильнее и жестче. Кончик его языка раскрыл ей губы.

Мерседес почувствовала, как всю ее пронизало новое, острое ощущение. Ее пальцы в руках Колина, который все еще удерживал ее запястья, медленно разжались. Она закрыла глаза.

Он провел языком по ее нижней губе, нежно покусывая ее. Удерживаясь на весу, Колин чувствовал, как волнуется под ним ее расслабленное, вдруг ставшее послушным тело. Отпустив пальцы, он теперь удерживал ее лишь тяжестью своих ладоней.

Его поцелуй проникал в нее все глубже и настойчивее, и она не сопротивлялась. И теперь только время решало, превратится ли то, что он проделывает сейчас с ней, в то, что они будут делать вместе.

Мерседес вдруг ответила на его поцелуй. Она вытолкнула его язык своим и осторожно провела им поверх его зубов. Почувствовав, что она осмелела, он придвинулся к ней плотнее. Он коснулся ее одним бедром, но их тела еще разделял тончайший просвет. Она вся изогнулась, пронизанная наслаждением, и ее грудь коснулась его груди.

Задыхаясь, она прервала поцелуй и лихорадочно глотнула воздух. Но его рот, более настойчивый и требовательный, снова нашел ее губы. Колин вытянулся во весь рост рядом с ней. Согнутым коленом он пытался раздвинуть ей ноги. Она тоже подняла колено и, как бы ища опору, потерлась икрой о его бедро. И тут же она, упершись пятками в матрас, вся поднялась навстречу ему.

Колин стал покрывать поцелуями ее щеки, подбородок и шею. Он всасывал ее кожу, нежно покусывая. Оставив, наконец, в покое ее запястья, он медленно скользил ладонями вдоль ее рук к плечам. Кожа на сгибе ее рук была нежная, как у младенца.

Почувствовав свободу, Мерседес подняла руки. Запустив пальцы ему в волосы на затылке, она ворошила бледно-золотые пряди. Острые ноготки царапали кожу на Шее. Кончиками пальцев она чувствовала, как дрожь пробегает по его спине.

У Колина были шершавые пальцы и мозолистые ладони. Его прикосновение к голым плечам и рукам Мерседес было щекочуще-приятным. Он нежно поглаживал ее по внутренней стороне рук и по груди. Мерседес сладко вздохнула, когда его губы снова нашли ее рот.

Она уперлась ему в плечи, и он сразу понял, чего она хочет. Он с готовностью перекатился на бок, потом на спину, увлекая ее за собой, пока она не очутилась наверху. Поймав его за запястья, она раскинула в стороны его руки. Она сделала это без всякого усилия. Колин сдался в плен добровольно и нисколько не сопротивлялся, когда она закрыла ему рот страстным поцелуем.

Она медленно поднялась над ним. Ее серые глаза странно блуждали… Скользнув пальцами вдоль его рук к плечам, она уперлась ладонями ему в грудь. Нижние юбки взметнулись вокруг, как солнечная корона, и, широко расставив ноги, она крепко обхватила его бедрами.

Колин сильно прижал ее к себе, его пальцы почти сомкнулись на ее тонкой талии. Он видел, как она резко запрокинула голову и выгнулась дугой, обнажив шею и выставив вперед грудь. Изящно вскинув к шее тонкие руки, она провела пальцами по тонким ключицам. На ее губах блуждала загадочная улыбка сирены.

Сильным движением Мерседес откинула растрепанную косу через плечо за спину, так что ее конец хлестнул его по пальцам. Он схватил ее за косу в тот самый момент, как она выхватила нож.

Она сделала бесполезный удар по воздуху, потому что Колин накрутил косу на кулак и рванул ее назад. Она не сдавалась, а, уклонившись в сторону, попыталась поразить свою цель. Конец лезвия задел его плечо и полоснул по груди, разрезая рубаху и оставляя за собой алый след.

Колин еще сильнее дернул ее за волосы. От его рывка она опрокинулась навзничь и отлетела на край матраса, чуть не свалившись на пол. Она представила себе, как она падает, а Колин продолжает тянуть ее за волосы и она кричит от ужаса и боли, чувствуя, как с нее снимают скальп. Даже мимолетная мысль о такой боли заставила ее затихнуть,

Нисколько не доверяя ее внезапному спокойствию, тем более что она оказалась вооружена, Колин нанес ей ребром руки быстрый рубящий удар. Он пришелся как раз по ее запястью. Рука Мерседес конвульсивно раскрылась, нож выпал. Колин схватил его и отшвырнул в противоположный угол комнаты. Он со звоном ударился о комод и улегся недалеко от его собственного ножа.

Наступило молчание, нарушаемое лишь их тяжелым дыханием.

Только теперь Колин выпустил волосы Мерседес и оттолкнул ее, так что она кувырком полетела на пол, упав прямо на больное бедро. От резкой боли слезы брызнули у нее из глаз. Она закричала и скорчилась, пытаясь защититься от следующего удара. А когда удара не последовало, она замерла, не двигаясь и прикусив губу, чтобы сдержать стоны.

Колин встал с постели по другую сторону кровати и стащил с себя разрезанную рубаху. Затем сдернул с кресла нижнюю юбку, которую только что починил, и оторвал оборку. Опустив ее в лохань с водой и отжав, он промокнул кровь у себя на груди. Царапина была пустяковая. На плече рана была более глубокая. Колин специально дал крови стечь, чтобы уменьшить вероятность заражения. Потом он туго свернул влажный кусок ткани и держал его, прижав к ране, пока не остановилось кровотечение.

Колин обошел кровать, брезгливо скривив верхнюю губу. Мерседес, скорчившись, неподвижно лежала на полу. Он попинал ее по ступням, желая, чтобы она как-то отреагировала. Ответа не было. Присев на корточки, он слегка толкнул ее локтем. Она не пошевелилась.

Мерседес была без сознания.

Это нисколько не смягчило его. Он схватил с тумбочки Стакан и, зачерпнув воды из лохани, плеснул ей в лицо.

Мерседес поперхнулась и закашлялась. Вода попала ей в глаза. Она села и в страхе схватилась за лицо, пытаясь отдышаться.

— Это всего лишь вода, — сказал он. — Вы не ослепли.

Мерседес краем нижней юбки вытерла глаза и щеки. Очнувшись, наконец, она, даже не взглянув на него, молча уставилась на свои руки.

— Надеюсь, вы мне сейчас все объясните, — сказал он. — Но смотрите, не вздумайте врать!

— Мне нечего объяснять, — без всякого выражения ответила она. Голова ее раскалывалась от боли. В висках стучало, и гулко отдавалось в ушах. Казалось, голос Колина доносится до нее сквозь шум ветра или воды.

— Разрешите мне с вами не согласиться.

— Меня, кажется, тошнит.

Колин нашелся мгновенно, схватив из-под кровати пустой ночной горшок и сунув его ей в руки. Спазмы рвоты выворачивали ее наизнанку — она судорожно ухватилась за горшок, чтобы не упасть. Колин прислонил ее спиной к кровати, чтобы она могла опереться. Кровать сотрясалась от ее судорожных приступов. Вскоре она совсем обессилела. Горшок чуть не выскользнул у нее из рук. Колин едва успел подхватить его. Другой рукой он схватил ее за косу, чтобы она не упала вперед.

Наконец ее слабый кашель возвестил о том, что все закончилось. Колин выставил горшок за дверь. Он опять налил в стакан воды — на этот раз свежей, — добавил чуть-чуть виски и приказал ей выполоскать рот.

— Полощите, — повторил он, когда она вместо полоскания проглотила первый глоток. — Вам еще только лихорадки не хватает.

Она слабо кивнула и подчинилась. Трижды прополоскала рот, сплевывая в другой стакан, пока он не счел, что этого достаточно. Мерседес прислонилась головой к матрасу, а Колин вышел в коридор и выплеснул содержимое стаканов в горшок. Когда он вернулся, глаза ее были закрыты, и она дышала тихо-тихо.

— Ложитесь в постель, — сказал он.

Она повела головой и открыла глаза, но протестовать не стала. Он помог ей подняться на ноги и уложил в постель. Подсунул под голову подушку. Она уже не обманывалась относительно его приступов доброты. Если он вдруг стал заботливым, значит, ему взамен что-то нужно.

Мерседес закрыла глаза, Колин протирал ей лицо влажным полотенцем. Когда он отбросил его в сторону, она уже знала, что ее передышка закончилась.

— Посмотрите на меня, — приказал он. Его голос не допускал возражений. Она посмотрела.

— Я жду.

— Я сейчас, наверное, пойду, — слабо произнесла она.

Он поднял бровь. На лице его не дрогнул ни один мускул, лишь рот слегка скривился в мрачной улыбке.

— Сначала вы ответите на мои вопросы.

— Что вы хотите узнать?

— Был ли у вас этот нож, когда вы пришли ко мне первый раз.

Она кивнула.

— Но вы им не воспользовались.

— Вот видите! Мне совсем не нужно отвечать на ваши вопросы. Вы и без меня прекрасно справляетесь.

Колин поднялся и подошел к комоду. Посмотрев на оба ножа, он взвесил их на ладони и примерился к ее ножу, но потом выбрал свой. Когда он вернулся к ней, Мерседес уже сидела.

— Что вы собираетесь делать? — спросила она, настороженно глядя на него.

— Вот что.

Нож Колина прошел сквозь ее корсет как сквозь масло.

— Что вы делаете?

— Жду, — невозмутимо сказал он. — Ваших ответов. Но не заставляйте меня ждать слишком долго, мисс Лейден. На вашем корсете не так уж много лент.

— Но вы же не можете…

— Неуловимым движением кончика ножа он мгновенно перерезал верхнюю ленту.

Мерседес непроизвольно подняла руки, чтобы удержать разошедшуюся ткань.

— Задавайте следующий вопрос.

— Хорошо, — одобрительно сказал он. — У вас уже появились ответы. Так почему вы не пустили в дело нож в первый раз?

— Я думала, что смогу вас отговорить… Мерседес отвечала, не глядя ему в лицо. Ее взгляд был прикован к острию его ножа. Он приблизился к ней почти вплотную и слегка подрагивал.

— Вы же знаете, — быстро сказала она. — Уговорить вас, чтобы вы не убивали графа. Нож замер на месте.

— Сначала я думала, что это возможно. Потом вы рассказали мне много такого, чего я не знала. Это меня смутило. Я не знала, что и думать.

— И вы ушли.

— Да.

— Но вы вернулись!

— Я объяснила вам почему!

Колину не составляло никакого труда перерезать еще одну ленту. Он просунул конец ножа между ее судорожно переплетенными пальцами и слегка нажал. Этого уже было достаточно.

Мерседес вся вдавилась в спинку кровати.

— На меня напали, — торопливо произнесла она. — Когда я возвращалась.

— Уберите руки.

— Нет.

— Я порежу вас!

Испугавшись, Мерседес немного разжала пальцы.

Нож тут же сделал свое дело. Теперь она действительно не могла оторвать от своего корсета рук. Он едва держался на оставшихся лентах, и Мерседес боялась, что он просто развалится на части. Она попыталась поджать колени, но Колин силой распрямил ей ноги.

Ясные серые глаза с ужасом смотрели на Колина. Он ничего не делал, чтобы облегчить ее страдания.

— Мне нужна правда, Мерседес. Никто не нападал на вас, когда вы возвращались в Уэйборн-Парк. Ее лицо побледнело.

— Почему вы мне не верите?

— А почему вы так отчаянно хотите меня в этом убедить?

И руки ее, и голос отчаянно дрожали.

— Потому что это правда!

Колин проделал очередную дырку в ее белье. Мерседес вскрикнула, видя, как лиф повис клочьями. Чтобы хоть как-то прикрыться, она пыталась стянуть тонкую ткань руками. В горле у нее пересохло, и она не могла произнести ни слова. Она лишь молча смотрела на него.

— Я думаю, что вы благополучно возвратились в Уэйборн-Парк, — сказал он. — Дырка была у вас на подоле платья, а не на накидке.

— Но ведь вы отрезали застежку — помните? Когда я пришла в первый раз. — Ей было больно говорить. Она не узнавала собственного голоса. — И злоумышленнику было совсем нетрудно стащить ее с меня.

— Не думаю. Вы рассказали мне, как вы убежали и спрятались. Неужели вы возвратились потом за плащом? Не боялись, что тот, кто напал на вас, подстерегает упорхнувшую добычу?

Мерседес не ответила.

— Судя по грязным пятнам на шее, можно предположить, что руки нападавшего были в грязи, однако там, где платье было порвано, никаких следов грязи не было. И если бы вы напоролись в темноте на острый сучок, дырка на юбке не была бы такой аккуратной. — Он немного помолчал. — Мерседес, расскажите мне все как было.

Она поняла, что ничего не расскажет. Одна его рука лежала на ее плече. Кончиком ножа он подпирал ее подбородок.

— Ваш дядя замешан в этом? — спросил Колин. Она молча, с ужасом смотрела на него. — Он просил вас прийти сюда этой ночью?

Умоляющим голосом она прошептала:

— Пожалуйста, отпустите меня…

— Он принуждал вас?

— Нет!

В этом она не могла ему признаться.

Колин прищурился.

— Вы говорили о каких-то последствиях: что случится, если граф будет убит… что-то там о том, что ляжет на вас…

Мерседес почувствовала, как от ее лица отхлынула кровь. Она не хотела думать об этом. Под подбородком она ощущала холодную сталь его ножа, и все ее мысли были сосредоточены только на этом. Ныли судорожно сжатые руки, а костяшки пальцев побелели от невероятного усилия удержать распадающийся лиф. И вдруг ее осенило, что все его хлопоты не имеют к ней лично никакого отношения. Он это делает лишь для того, чтобы заставить ее подчиниться;

— Скажите, что вы имели в виду? — спросил он.

Мерседес наконец поняла, что ей ничего не нужно ему рассказывать. И совсем не важно, увидит ли он ее наготу, потому что его возбуждение здесь ни при чем. И это ее постепенное раздевание по одной ленточке — всего лишь уловка, чтобы вывести ее из равновесия. Он не сможет опозорить ее, если ей самой нечего стыдиться.

До нее вдруг дошло, что руки ее совершенно свободны: они не связаны, и никто их не держит. Она сама связала себе руки. И чтобы освободить их, нужно всего лишь забыть на миг о своей скромности. Она глянула на нож Колина и сделала простой выбор.

Мерседес выпустила края распадающегося корсета и ударила Колина по руке, в которой он держал нож. Он на какую-то долю дюйма проскочил мимо ее шеи, но ей удалось отбросить его. Колин потерял равновесие и упал на край кровати, и, прежде, чем он поднялся, Мерседес отскочила на другой край постели.

Колин встал.

— Что вы теперь собираетесь делать?

Между ними была кровать, но Мерседес очутилась на стороне, которая была дальше от двери. Нахмурив брови, она лихорадочно соображала, что же ей сейчас предпринять.

— Или вы забыли об этом? — Колин умышленно посмотрел в сторону ее изодранного корсета. — Не спешите!

Мерседес поборола искушение опять прикрыться хотя бы руками. Она найдет лучшее применение рукам, чем защищать таким бесполезным образом свою честь. Не сводя глаз с Колина и с ножа, зажатого в его руке, Мерседес осторожными шагами стала медленно, но верно приближаться к комоду.

— Не смейте брать нож, — предупредил он ее.

— Я хочу взять свои чулки.

Это было вполне понятное желание. Судя по ее тону, она не собиралась делать ничего неожиданного. Колин не разгадал ее хитрости.

— Вы хотите побить меня ими?

— Нет, я хочу вас связать.

Он не воспринял ее слова всерьез и продолжал стоять на месте, уставившись на ее грудь, как вдруг она швырнула ему в голову ящик от комода. Ящик угодил углом прямо ему в висок, и Колин упал как подкошенный. Со стоном попытался он подняться, но тут Мерседес ударила его по голове бутылкой виски.

Его последней мыслью было: если она обещала связать его, то, наверное, не собиралась убивать.