Глава 1

— Да чтоб ему провалиться! Чтоб он сдох, собака!

Проклятия произносились шепотом, но от этого они ничуть не теряли свою красочность. В этих едва слышных словах сконцентрировались страх и ненависть, одиночество и обида, годами копившиеся внутри маленького тела и не находившие выхода.

— Пусть только попробует продать меня! Я все равно не дамся! Не дамся!

Маленькие руки схватили две косички цвета кованого золота и с силой дернули за них — старый испытанный прием, не раз применявшийся, чтобы не дать себе заплакать в голос. Янтарные глаза, неправдоподобно большие для худенького, изможденного лица, предательски затуманились. Алексис со злостью смотрела на свои трясущиеся руки, словно рассчитывая взглядом унять дрожь. Удивительно, но ей это удалось. Теперь, когда тело стало покорным, только мозг продолжал работать как в лихорадке. События нескольких последних часов убедили ее в необходимости покинуть дом. Она вынуждена была так поступить, чтобы избежать очередного унижения от рук человека, называвшегося ее отцом все те тринадцать лет, что она успела прожить на свете.

За это время Алексис бесчисленное количество раз напоминали о необходимости быть благодарной людям, которые, будучи дальними родственниками девочки, не побрезговав ее незаконным происхождением, взяли к себе на воспитание сироту. Слишком скоро стало очевидно лицемерие этих людей, не раз и по самым различным поводам напоминавших Алексис о том, что она не такая, как все, что ее умершая при родах мать — шлюха, а она — не более чем плод порока. Неудивительно, что Алексис чувствовала себя чужой в этом семействе неудачников, чересчур ленивых для того, чтобы как-то изменить к лучшему свою жизнь, и чересчур недалеких дли того, чтобы научиться мириться с обстоятельствами. Среди четырех родных детей Чарли и Мегги Алексис так и не нашла друзей, к приемным же родителям она не испытывала ничего, кроме презрения.

До недавнего времени мечты Чарли легко разбогатеть или на худой конец сорвать куш, не утруждая себя работой, никак не были связаны с Алексис. Неожиданный ход, решавший сразу две проблемы: избавление от лишнего рта и получение прибыли, подсказала, сама того не желая, жена — последнее время Мег все чаще стала обращать внимание на то, что девчонка не выполняет своей части работы.

— Шляется себе по паркам, дрянь такая. Воздуха здесь, видишь ли, ей мало, — жаловалась Мег мужу.

Мегги ничего не придумывала — об этом донесла матери одна из сводных сестер Алексис, подглядев, как та пряталась за цветущими кустами, прислушиваюсь к разговорам прогуливающихся по аллеям дам.

— Она хочет говорить как леди! Вон что выдумала! — бушевала супруга Чарли.

План созрел окончательно, когда Мег в очередной раз сообщила мужу, что если их приемная дочь не сидит под кустом в парке, то все равно не работает, а убегает на реку, смотрит на корабли и просто валяет дурака.

Чарли в типичной для него манере рубить сплеча решил одним махом положить конец и жалобам жены, и неблагодарности приемыша, продав Алексис в услужение. Девочка слишком хорошо понимала, чем это для нее обернется. Чарли и глазом не моргнет — отдаст ее самому дьяволу, была бы выгода.

Алексис с силой надавила на глаза тыльной стороной ладони и ждала до тех пор, пока не появились радужные круги. Среди абсолютной черноты рождались и умирали цветные искры. Этот мир был совершенно особенным, непохожим на серое убожество, окружавшее ее в повседневной жизни. Он принадлежал ей одной. Никто не мог подсмотреть за волшебными фейерверками, подчинявшимися только ее воле. Алексис отняла ладони от лица и открыла глаза. Перед ней была комната с облупившейся краской на стенах и трещинами на потолке. Она рассмеялась. Итак, этот мир останется ее миром всего лишь на несколько часов. В свои неполные тринадцать лет Алексис уже успела усвоить, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, а спастись можно было только бегством.

Впервые мысль о побеге из дома, а заодно и из Лондона пришла ей в голову уже два года назад. Тогда определилась и цель — куда бежать. Но план продвигался вперед не очень-то быстро. Все зависело только от одного человека — от нее самой. Алексис понимала, что рискует быть пойманной, и поэтому выжидала момент, когда игра будет стоить свеч.

В Америке для нее найдется место под солнцем. Алексис знала это. Матросы, с которыми она успела подружиться, проводя долгие часы возле реки, рассказали ей о том, как живут люди на этом далеком континенте. Девочка слушала их с замирающим сердцем, представляя себя посреди чудес Нового Света. Та далекая страна была молодой и неукрощенной. Места там сколько угодно — всем хватит. Алексис плотно обхватила себя руками. Она была по-своему счастлива, как бывает счастлив человек, который понимает, чего хочет, и знает, как достичь желаемого.

Скоро все будет кончено. Конец унижениям, конец обиде и боли, которые испытываешь, когда смеются над тем, что тебе дорого. Мег всегда смеялась, когда Алексис подражала разговорам дам, которых видела в парке, а Чарли готов был поклясться, что она торгует собой, проводя время в гавани. Теперь уже ничего не имело значения. И правильная речь, и сведения, почерпнутые у моряков, — все должно было помочь выполнению ее плана. Наконец-то пришла пора проверить, насколько хороши ее знания.

Алексис успела задремать, когда услышала голоса поднимавшихся по лестнице сестер. Она не издала ни звука, когда они залезли в кровать рядом с ней, когда стали пинать ее ногами, выталкивая, словно кукушата непохожего на них птенца из теплой постели. Привычно оказавшись па полу, завернувшись в одеяло, которое чудом умудрилась оставить при себе, Алексис молча дождалась, пока девочки уснут. Потом осторожно, стараясь не шуметь, встала. Тихо, на цыпочках она пробралась вниз. Весь дом спал, и от этого на душе у Алексис заметно полетало.

Девочка впотьмах порылась в большой бельевой корзине, стоящей на кухонном столе, и наконец нашла то, что искала. Вместо своего поношенного и линялого платья она надела короткие штаны и рубашку брата. Отыскав лучшую пару носков, Алексис надела их и сунула ноги в мальчишечьи ботинки. Маскарад был завершен, если не считать последнего штриха.

Вязаную шапочку, подарок одного из моряков, Алексис заткнула за пояс. Без всякого сожаления, достав заранее припасенный нож, самый острый, что ей удалось найти, Алексис отрезала косы. Теперь можно было обойтись без гребешка. С помощью собственной пятерни она причесала то, что осталось от роскошных золотых волос, старательно оттягивая кудри, надеясь таким способом превратить вьющиеся волосы в прямые, по ее мнению, более приличествующие представителям сильного пола. Заглянув в зеркало, Алексис сперва даже отпрянула, пораженная происшедшей переменой. Потом, покрутив головой, она тихо рассмеялась своему отражению, натянула шапочку, чтобы спрятать упрямо не желавшие распрямляться кудряшки, и вышла из дому, прихватив с собой лишь немного хлеба и сыра. Ни разу не оглянувшись па опостылевшее жилище, девочка бодро зашагала в сторону Темзы.

Несмотря на поздний час, жизнь в гавани шла своим чередом. Алексис села на ступеньку крыльца одного из домов, с интересом приглядываясь к речному люду. Мимо нее проходили изрядно подвыпившие мужчины, но никто даже не кинул взгляд в ее сторону. Грузчики тащили на спинах поклажу: один из кораблей готовился к отплытию. Ударил корабельный колокол, извещая о скором прощании с землей, и под этот звон Алексис уснула, прислонившись к двери дома. Ей снилось, что она уже на корабле, отбывающем в Америку. Отчего-то у девочки не было ни тени сомнения в том, что все произойдет именно так, как она задумала.

Алексис проснулась от приятного запаха только что испеченного хлеба и тут же почувствовала зверский голод. Кто-то протягивал ей свежую белую булку. Прежде чем принять этот королевский подарок, она с сомнением взглянула в лицо дарителю. До сих пор ей не слишком часто доводилось иметь дело с благотворительностью. Впрочем, на этот раз скорее всего сомневаться не стоило — перед девочкой стояла милая круглолицая женщина с доброй улыбкой. Алексис улыбнулась в ответ, надеясь, что улыбка у нее получилась именно такой, как она задумала, — светлой и искренней.

— Похоже, паренек, тебе нелишне будет перекусить, — сказала женщина и, поскольку мальчик не торопился принять угощение — видно, бедняга не привык получать подарки, — добавила: — У меня много хлеба. Утром я напекла свежего. Почему бы тебе не пройти ко мне в лавку и не поесть?

Алексис решительно замотала головой, вспомнив, что у нее с собой есть еда.

— Я не могу, мэм, — она запнулась, затем поправилась: — то есть я хотел сказать, мадам. У меня в карманах пусто, как в брюхе, то есть я хочу сказать, что денег у меня нет, а милостыни мне не надо.

Женщина рассмеялась.

— Кто тебе сказал, что я предлагаю тебе хлеб задаром? Заходи, позавтракай по-человечески, а потом уберешь мою лавку.

Алексис взяла предложенный хлеб и вошла в дом следом за женщиной. Глядя на упитанную и веселую хозяйку лавки, Алексис почувствовала укол зависти, хорошо знакомой тем, у кого вечно от голода живот подводит. Везет же некоторым, кто не знает, что такое голодная резь в желудке.

— Ты ищешь работу на одном из торговых судов? — спросила женщина, по-прежнему с улыбкой глядя, как Алексис уплетает завтрак.

— Верно, мэм. Хочу попасть на корабль, который идет в Штаты.

— Ты слишком мал, чтобы плавать так далеко.

— Мне шестнадцать. А как наемся до отвала, то и на восемнадцать потяну по силам.

«Черт, я опять что-то не то сболтнула. Надо было сказать: „я сыт“, да и про возраст это зря…»

Женщина вгляделась в лицо маленького оборвыша. Не он первый, не он последний из лондонских мальчишек мечтает попасть в дальние страны. Вот ребятишки и убегают из дома, некоторые даже оказываются на корабле… Булочница знала, что до места назначения доплывали далеко не все. Одних уносила цинга и прочие болезни, вызванные плохой пищей и гнилой водой. Другие погибали, надорвавшись, не выдержав тяжелой работы. Жизнь на судне совсем не была похожа на праздник, который грезился мальчишке, любующемуся нарядными парусниками в порту. Женщина раздумывала, стоит ли говорить об этом с худосочным ребенком — того, очевидно, никогда не кормили досыта, — и решила, что не стоит. Все равно ее слова останутся для маленького мечтателя пустым звуком — его ничто не остановит. В этом подростке чувствовался характер. Если уж он что-то задумал, то наверняка захочет довести дело до конца. Твердая линия рта, решительность во взгляде янтарных глаз — такого трудности не испугают. Да и что на самом деле может его испугать? Тяжелая работа? Плохая еда? Грубое обращение? Кто знает, каких ужасов он насмотрелся здесь, в Лондоне…

Вздохнув, женщина собрала ребенку ленч. Жизнь не всегда справедлива к детям, что уж тут поделаешь. Когда мальчик закончил еду, хозяйка протянула ему узелок.

— Подмети здесь и иди своей дорогой. Я знаю, что один из торговых кораблей Тортонского судоходства уходит в плавание к берегам Америки. В Чарльстон.

— Я знаю, что Чарльстон в Америке, — гордо сообщила Алексис.

— Разумеется, — спокойно ответила женщина. — Ну что же, может быть, тебе удастся наняться на корабль. Только не говори там, что тебе шестнадцать. Если им очень нужен работник и они сделают вид, что не видят очевидного, на пятнадцать ты, может, еще и потянешь.

Алексис улыбнулась и поблагодарила добрую женщину. Подметая крыльцо, девочка подумала, что все пока идет очень даже гладко, и если ей удастся соврать насчет возраста, то дело можно считать сделанным: пока никто не заподозрил в ней девчонку; значит, мальчишка из нее получился отменный!

Разыскать «Звездный» не составило большого труда. Алексис знала флаг Тортонского судоходства так же хорошо, как и оснастку его судов. «Звездный» был корабль довольно новый, на его Счету числилось всего несколько рейсов в Америку. Вид у судна был вполне приличный — корпус ниже ватерлинии совсем свеженький, без следов ржавчины, и красно-белая полоса по борту все еще яркая, не успевшая поблекнуть и облупиться от соленой морской воды. Алексис не сразу решилась подойти к матросам, занимавшимся погрузкой судна. Некоторое время она стояла поодаль, набираясь храбрости.

Наконец, собравшись с духом, Алексис подошла к одному из рабочих и спросила, где можно найти капитана. Тот лишь небрежно ткнул пальцем куда-то в сторону. Алексис послушно отправилась в указанном направлении, но моряк окликнул ее:

— Ты не работу ищешь?

Алексис кивнула.

— Тогда тебе надо не капитана. Вон видишь, там стоит человек?

Грузчик указал на огромного, похожего на медведя моряка, руководящего погрузкой.

— Он обычно нанимает людей на корабль. Его зовут Пауль Эндрю. Иди, может, тебе повезет.

Пробормотав слова благодарности, Алексис принялась карабкаться по сходням наверх, стараясь не замечать, как от страха сводит все внутри. Она решила дождаться небольшого перерыва в работе грузчиков, чтобы обратиться к великану.

— Сэр, — голос Алексис звучал еле слышно, так что Пауль даже не обернулся. — Сэр, — повторила она уже громче, — я ищу работу.

Алексис чудом удержалась на ногах, когда мужчина неожиданно резко шагнул к ней.

— Неужели? И с чего ты решил, что у меня есть для тебя работа?

Пауль смотрел на жалкий образчик человеческой породы, стоявший перед ним. От рейса к рейсу приходят мальчишки все моложе. Если дело так пойдет и дальше, скоро придется нанимать грудных младенцев. Будь у него возможность руководствоваться только сердцем, он ни за что бы не взял этого ребенка на работу. Но жалость здесь была неуместна. Капитану действительно нужен юнга-денщик, а искать кого-то более подходящего времени не было.

— Так сколько лет тебе, парень?

— Пятнадцать, — решительно заявила Алексис.

— Едва ли. Самое большее — четырнадцать. У тебя голос даже не начал ломаться.

— Скоро начнет.

Алексис хрипло покашляла.

Пауль подбоченился и засмеялся глубоким грудным смехом.

— Если уж ты так настроен получить эту работу — добро пожаловать. С этого дня ты будешь делить судьбу со всеми нами. Только потом не вздумай винить меня за то, что я нанял тебя. Скоро ты поймешь, что жизнь здесь совсем не мед, не то, что ты себе представлял.

Алексис озадаченно посмотрела на могучего моряка.

— Почему я должен вас винить? Это мое решение.

Пауль захохотал еще громче.

— Принимать решения в четырнадцать? Что ж, посмотрим, как ты готов отвечать за последствия своих решений.

Но, встретив взгляд ребенка, Пауль перестал смеяться. Мой Бог, мальчишка говорил серьезно. Пауль невольно поежился, представив на его месте кого-нибудь из собственных сыновей. Не приведи Господь служить на таком корабле. А ведь его мальчики были старше и крепче, чем этот заморыш. И все же мальчишка, кажется, хорошо знал, чего хочет. Паулю не слишком понравилось это выражение мрачной решимости в глазах несмышленыша. Как-то не вязалось оно с представлением о радостном, безмятежном детстве. Да и не только это. Даже ему, повидавшему виды человеку, стало слегка не по себе под взглядом мальчишки. Этот добьется своего во что бы то ни стало, и ничто и никто его не остановит. Впрочем, пауза затянулась, и Пауль решил сгладить неловкость.

— Как зовут тебя, сынок?

— Алекс.

— Просто Алекс, без фамилии?

Алексис молчала, обдумывая свой выбор. Она не хотела начинать новую жизнь, прихватив с собой из опостылевшего прошлого фамилию людей, лицемерно притворявшихся ее семьей все тринадцать лет, что она провела с ними. Но и иной у нее не было. Девочка скользнула взглядом по ряду домов на набережной, по вывескам магазинов, лавок и мастерских, и остановилась па той, что висела над булочной. Почему бы и нет? На крыльце этого дома она коротала первую ночь новой жизни, и женщина — хозяйка булочной, подарила ей этим утром больше тепла и доброты, чем приемные родители за всю жизнь. Алексис несколько раз про себя повторила слово, которое отныне станет неотъемлемой частью ее имени, надеясь, что произнесенное вслух, оно прозвучит естественно, не вызывая лишних подозрений у этого сурового великана. Ошибиться в этом деле было нельзя, а с грамотой дела у Алексис обстояли неважно.

— Денти, — сказала она. — Меня зовут Алекс Денти.

Пауль проследил за взглядом Алексис и, заметив вывеску, привлекшую ее внимание, с трудом удержался от улыбки. Надпись гласила «Pantry» — кондитерская.

— Ладно, Алекс Денти. Пошли со мной, я покажу тебе твою каюту. Тебе придется подписать несколько документов, в которых говорится, что ты согласился на эту работу по доброй воле.

Алексис показали маленькую каюту рядом с капитанской.

— Это твои хоромы. Тебе повезло — у тебя есть свой угол, но это потому, что капитану ты можешь понадобиться в любое время суток. Он любит, чтобы его юнга всегда был под рукой. Я прослежу за тем, чтобы тебе дали еще одежды. Думаю, кое-что из вещей прежнего юнги все еще на борту.

Пауль замолчал и, выдержав паузу, сказал:

— Прежний юнга умер, да будет тебе известно. Не выдержал. Но тебя это не слишком волнует, не так ли?

— С чего бы мне волноваться? Я-то сильный. Я помирать не собираюсь.

— Дай Бог, — пробормотал Пауль.

Он показал Алексис капитанскую каюту и достал документы, которые необходимо было подписать. Алексис вывела имя достаточно уверенно, но с фамилией произошла заминка. Пауль внимательно посмотрел на подпись, но предпочел ничего не заметить. Он чувствовал, как гордится собой этот мальчишка, быть может, впервые поставивший на бумаге подпись, и не хотел портить пареньку праздник. Может быть, найдется время, и тогда он поучит мальчика грамоте. Только едва ли получится. И еще, надо что-то делать с этим ужасным акцентом, сразу выдающим представителя лондонской нищеты. Но мальчик все больше нравился Паулю. Оставалось надеяться, что паренек и вправду окажется сильнее, чем его предшественник, и справится с требованиями капитана без чересчур трагических последствий.

— Еще одно, — добавил Пауль, собирая бумаги со стола, — не надейся улизнуть с корабля, когда мы приедем в Чарльстон. Тебя наняли на весь рейс, а он включает возвращение в Лондон.

Алексис едва не выдала себя, осознав, что ее план разгадали. Однако она не была бы собой, если бы не сумела взять себя в руки.

— Я знаю, — тихо ответила она.

— Увидим, — загадочно ответил Пауль.

Алексис еще не раз доводилось слышать это «увидим». Особенно часто Пауль повторял свою присказку, когда Алексис утверждала что-то слишком самоуверенно. Но девочка чувствовала, что, как бы Пауль ни ворчал, ему нравилась ее самостоятельность. Справедливости ради надо добавить, что она действительно редко попадала пальцем в небо, неведомым образом угадывая верный ответ.

Вначале капитан Уайтхед даже разозлился на своего первого помощника за то, что тот нанял малолетку. Прежнего юнгу похоронили, как положено, в море, и капитан настоятельно потребовал в следующий раз нанять парня постарше. Но Алексис не подкачала, выполняя приказы почти безупречно. В конце концов капитан был вынужден признать, что выбор Пауля Эндрю оказался удачен.

Алексис часто задумывалась над тем, как бы поступил Пауль, узнай он, что она девочка. Хорошо, что ей удавалось скрывать свою тайну так долго. Этому, конечно, способствовало то, что у нее была своя каюта, в то время как вся остальная команда спала в гамаках на палубе. Алексис никогда не забывала на ночь закрывать дверь каюты на задвижку, как предложил ей Пауль, и держалась по его же совету подальше от матросов, звавших ее «хорошеньким мальчиком». Впрочем, она и сама осознавала опасность, которую представляли для нее эти люди.

На кого она действительно могла положиться в трудную минуту, так это на Пауля. Его грубовато-резкая манера общаться становилась мягче по мере того, как они лучше узнавали друг друга. Алексис перестала его бояться, и гигантские размеры первого помощника уже не воспринимались ею как нечто угрожающее. В Пауле Эндрю, по оценке Алексис, было не меньше шести футов роста, но все эти горы мускулов он нес так, будто вообще не чувствовал собственного веса. Черные волосы его и черная борода были одинаково темными, если не считать нескольких седых прядей. Солнце и соленый ветер задубили кожу на его лице, но, улыбаясь, Пауль словно сбрасывал с себя груз прожитых лет. С легкой грустью рассказывал он Алексис о своем доме, о семье, живущей на севере Англии. Она была благодарна ему за то, что он стал ее другом. Все на корабле уважали Пауля, и те, кто продолжал думать о ней как о «хорошеньком мальчике», предпочитали держаться от нее в стороне, опасаясь ее могучего покровителя. Пауль относился к Алексис как к сыну, и пусть даже он делал это ради того, чтобы скрасить тоску по собственным детям во время рейса, — Алексис все равно гордилась собой и своим другом.

Пауль научил ее стрелять из пистолета и владеть шпагой, насколько это позволяли ее пока не окрепшие детские руки. Алексис ничего не имела против того, чтобы ее тело налилось силой. Приятно было чувствовать себя здоровой и крепкой. Пища на корабле, преимущественно состоящая из солонины и сухарей, была весьма далека от того, чтобы называться хорошей, но зато здесь она ела вдоволь, чего раньше никогда не могла себе позволить. Так что сейчас у нее хоть в животе не урчало, как в прежние времена.

Алексис вскоре научилась управляться со снастями и карабкаться по канатам не хуже любого другого матроса. Прошло еще немного времени, и она первой добиралась до маленькой плоской площадки наверху, почти у вершины грот-мачты. Алексис, как и другие моряки, называла ее «воронье гнездо». Там, в хитросплетениях снастей, на головокружительной высоте она чувствовала себя удивительно хорошо, в согласии с самой собой и окружающим миром. С высоты все проблемы реального мира казались мелкими. В «вороньем гнезде» девочка ощущала себя выше придирок капитана, выше страха, который внушали матросы, звавшие ее «хорошеньким мальчиком», выше стремящейся ускользнуть из-под ног качающейся палубы, выше волн, готовых слизнуть ее в море, — выше всего и всех, кто мог ее тронуть или обидеть.

Там, наверху, в ее гнезде, Алексис и настиг первый шторм. Но та беда, что случилась с ней прежде, чем налетел шквал, показалась девочке пострашнее шторма. Она и в самом деле не знала, что хуже — ветер, готовый смести ее в океан, или то, что происходило внутри нее. Вначале, заметив кровь на штанах, она решила, что ударилась обо что-то. В ужасе от случившегося, она поспешила побыстрее спуститься вниз, к себе в каюту. Канат, намокший под дождем, оказался на редкость скользким, и Алексис едва успела удержаться от падения, зацепившись за мачту.

Пауль заметил, что происходит, и кинулся к мачте, чтобы подхватить юнгу. Он видел, как Алексис, схватив канат, соскользнула по нему вниз. Это был весьма рискованный поступок, если не сказать безрассудный. Заметив следы от канатов на ладонях Алексис, Пауль перевел недовольный взгляд на ее лицо.

— Вам положено слезать по канатам, а не съезжать по ним! — раздраженно бросил он, перекрикивая ветер. — Идите к себе! Кому вы нужны здесь с такими руками!

Алексис попыталась улыбнуться. Пауль злится на нее лишь потому, что действительно переживает за ее жизнь и здоровье. От ощущения своей нужности, своей значимости для кого-то у девочки теплее становилось на душе. Впервые она сознавала, что до нее кому-то есть дело. Осторожно ступая и придерживаясь за находящиеся поблизости предметы, чтобы ее не смыло волной, Алексис побрела к себе. И вдруг Пауль схватил ее за плечо. Жест этот можно было истолковать как угодно, но только не как дружеский.

Девочка озадаченно посмотрела вверх и встретилась с глазами, полными самого настоящего, самого горячего гнева. Она попыталась сбросить руку, но не тут-то было: хватка Пауля оказалась на редкость крепкой. Боцман наполовину толкал, наполовину тащил Алексис вниз, к каюте. Оказавшись на месте, он буквально зашвырнул юнгу внутрь, и Алексис пришлось ухватиться за койку, чтобы удержаться на ногах.

— Что с вами, Пауль?! — воскликнула она. Пауль с силой захлопнул за собой дверь.

— Это я должен спросить, что случилось с вами, мисси? Сейчас у меня нет времени выяснять подробности. Меня ждут наверху. А вы займитесь собой! И не смейте выходить из каюты! Я скажу всем, что вы ушиблись. Тем временем попытайтесь собраться с мыслями. Я потребую ответа на все свои вопросы, когда вернусь.

Голубые глаза Пауля снова гневно вспыхнули, когда Алексис виновато опустила взгляд. Итак, он увидел кровь. Ее вычислили. Пришла беда — отворяй ворота.

Оставшись одна, Алексис, как могла, привела себя в порядок — для этого ей пришлось перевести на лоскуты простыню. В ее планы не входило становиться женщиной. Она не знала, на что злится больше, на собственное тело, предавшее ее, или на мозги, которых не хватило для того, чтобы предусмотреть такой поворот событий.

Пауль вернулся, когда закончился шторм. Он быстро закрыл за собой дверь и задвинул засов. Алексис видела, что он вымок до нитки, но жалость уступила место страху, когда гигант подступил к ней. Голубые глаза его метали злые искры. Он, казалось, готов был испепелить ее одним лишь взглядом. Однако у Алексис хватило мужества встретить его гнев достойно. Она не отстранилась и не отвела глаза, когда он стащил с ее головы вязаную шапочку. Она безропотно позволила ему взять ее за подбородок и повернуть лицо так, чтобы моряк смог рассмотреть его во всех деталях.

Наконец он отпустил ее и медленно покачал головой.

— Будь я проклят, болван. Теперь я знаю, что меня ждет ад.

Какое-то время Пауль молчал, словно обдумывая, с чего начать.

— И как долго ты собиралась водить всех за нос?

— Пока не попаду в Чарльстон.

— Ты не думала, что у тебя могут начаться месячные?

— Нет.

— А ты не боишься того, что сейчас с тобой будет?

— Нет.

Пауль вздохнул.

— Бог накажет меня, — повторил он вновь.

Он взял грех на душу уже потому, что нанял юнгой ребенка, но обнаружить, что этот ребенок еще и девочка, — это было слишком даже для него. Чем дальше, тем труднее ей будет скрывать свой пол. О том, что может с ней случиться, узнай в ней женщину остальные матросы, Паулю и думать не хотелось. Старпом леденел от страха за нее, представляя, каким кошмаром для девочки может обернуться разоблачение. Она даже не понимает, чем рискует.

— Так что мне с тобой делать?

— Поменьше обо мне волноваться. Это мои проблемы. Я с ними справлюсь.

— И ты еще можешь так со мной говорить! Черт! Как тебя все-таки зовут?

— Алексис. Фамилия — Денти.

Пауль улыбнулся, вспомнив вывеску над пекарней.

— И сколько тебе на самом деле лет?

Сначала она собиралась врать, но передумала.

— Тринадцать.

— Тринадцать?! Я точно буду в аду.

Ему потребовался час, чтобы вытянуть из Алексис историю ее жизни. Когда она закончила рассказ, темных мест в ее повествовании оставалось немало, но Пауль предпочел не давить на нее, выжимая подробности. Помимо воли, — он восхищался этой отважной девчонкой. Ему было ясно, что она не только не рассчитывает на сочувствие, но и не желает его.

— Я не могу взять тебя в Чарльстон, — сказал моряк, поразмыслив.

В первый раз со времени их знакомства он увидел страх в янтарных глазах.

— В Лондон назад ты тоже не хочешь, как я понимаю. Этот шторм, должно быть, небо послало на твое счастье, Алекс. Из-за того, что мы сбились с курса, капитан решил сделать несколько остановок в портах Карибского моря и оставить там часть груза. В одном из портов мы тебя и спишем.

— Почему я не могу плыть с вами до Чарльстона? — упрямо спросила Алексис.

— Потому что нам туда плыть еще три недели. Ты не сможешь так долго скрывать свой пол. Мужчины, что называли тебя «хорошеньким мальчиком», покажутся ангелами по сравнению с остальными, когда они узнают, кто ты на самом деле. Я не смогу охранять тебя круглые сутки. Ты будешь чувствовать себя в большей безопасности на одном из островов.

Алексис насупилась.

— Не нравится мне это, Пауль. Я не так все планировала. Что я там буду делать, на островах?

— Вот ты о чем, — засмеялся Пауль. — Ты думала, я вытолкну тебя на берег и забуду о твоем существовании? Нет. У меня на Тортоле есть друзья. Они живут в Род-Тауне. Я ведь рассказывал тебе о Джордже и Франсин. Помнишь? Корабельная компания Квинтона? Это они и есть.

— Помню.

— Так почему тогда у тебя такой кислый вид? Они хорошие люди. Я знаю, что они примут тебя в семью.

— Как Чарли и Мег, — с горечью отозвалась Алексис.

— Нет, черт побери! Не как Чарли и Мег! Неужто ты меня до сих пор не узнала? Я никогда не допустил бы, чтобы ты попала к таким людям, как твои приемные родители! У Джорджа и Франсин нет детей. По крайней мере не было тогда, когда л видел их в последний раз. И у них есть деньги, Алекс.

— Мне все равно, есть у них деньги или нет. Я не была несчастной от того, что была бедной.

— Я знаю. Ты была несчастной от того, что не могла изменить отношение к себе приемных родителей. Что же, Квинтоны не создадут для тебя подобных проблем. Ты сможешь получить образование, и, если у тебя не пропадет желание попасть в Штаты, они помогут тебе его осуществить.

— Зачем я им? У них ведь и так все есть.

Пауль удивленно приподнял мохнатую бровь.

— Ты еще спрашиваешь? Я думал, ты знаешь себя лучше.

Алексис сдвинула брови, пытаясь разгадать смысл его слов. Никто и никогда до сих пор не проявлял желания с ней подружиться. Пауль был первым. Может ли статься, что Квинтоны в чем-то на него похожи?

— У меня все равно нет выбора, не так ли? — тихо спросила она.

— На сей раз нет, Алекс. Доверься мне и позволь принять за тебя решение.

Пауль протянул ей руку, и Алексис осторожно ответила на рукопожатие.

К тому времени, как «Звездный» достиг порта Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас, Пауль успел уговорить Алексис согласиться с его планом. Он сообщил капитану, что юнга получил травму во время шторма и не может не только работать, но и выходить из каюты, так что у Алексис было три дня отдыха, больше похожего на заключение — старший помощник строго-настрого запретил ей появляться на палубе. Зато он часто навещал ее и проводил в ее каюте долгие часы, рассказывая все, что знал, о Джордже и Фран-син Квинтонах.

Постепенно Пауль поведал всю историю их жизни. От него Алексис узнала о том, как Джордж больше двадцати лет назад уехал из Англии со своей невестой-француженкой — он решил сколотить состояние, выращивая сахарный тростник и прочее необходимое для жизни продовольствие на Тортоле. К счастью, Джордж быстро смекнул, что можно заработать куда больше, занимаясь перевозкой товаров, произведенных другими поселенцами. Он был человеком по-настоящему дельным и сумел на вырученные деньги начать собственный бизнес. Квинтонское корабельное дело вставало на ноги не просто. Несколько раз все приходилось начинать с нуля, но Джордж оказался крепким орешком и сумел-таки преуспеть. Алексис знала о существовании Корабельной компании Квинтона еще до знакомства с Паулем. Уроки, преподанные в лондонской гавани населявшим ее людом, пошли Алексис впрок. Она видела корабли Квинтонов в порту: темно-синие, с красными полосами по бортам, с бойницами для орудий. То, что она услышала о Квинтонах из уст Пауля, заинтриговало ее, пробудило воображение и заставило отчасти забыть сомнения.

К тому времени, как «Звездный» бросил якорь у берегов Тортолы, Пауль был почти уверен в том, что рассеял страхи Алексис. Но когда он зашел за ней в каюту и увидел ее, сжавшуюся в комочек на койке и вот-вот готовую разрыдаться, то понял, что ему не удалось даже прикоснуться к самым сокровенным ее мыслям.

— Я думал, ты мне доверяешь. — Он присел рядом с ней.

Девочка вся дрожала от напряжения, пытаясь сдержать слезы.

— Так отчего ты расстраиваешься?

— Я не расстраиваюсь.

— Лгунишка, — ласково улыбнулся Пауль.

Алексис покраснела и, чтобы скрыть смущение, обхватила Пауля за шею руками. Спрятав лицо у него на груди, она пробормотала:

— Я очень тебе благодарна, Пауль. Честное слово. Я знаю, что ты поступаешь так, как считаешь лучшим для меня.

Пауль осторожно разомкнул ее руки и приподнял лицо девочки так, чтобы можно было заглянуть в глаза.

— Следующим твоим словом будет «но». Не зря ты так дрожишь.

Алексис набрала в грудь побольше воздуху и выпалила:

— Что, если я их полюблю, а они не захотят, чтобы я постоянно жила с ними? Мне опять будет больно, Пауль. Как сейчас, когда я расстаюсь с тобой. Я не хочу висеть ни у кого на шее, не хочу ни за кого цепляться! — Нервы ее не выдержали и она, громко шмыгнув носом, закончила со слезами: — Я хочу только одного, плыть своей дорогой в Америку.

Пауль прижал Алексис к себе и крепко обнял.

— Ты никогда не будешь никому обузой, Алекс. В тебе есть стержень. Ты всегда идешь своим путем. Вот это я в тебе и люблю.

— Честно?

— Честно. Тот, кто тебя любит, никогда не сможет остановить тебя. Любить кого-то — это тоже риск. Но ты сильная. Не представляю, что может тебя подкосить.

Пауль понимал, что девочка истолкует его слова как вызов собственной храбрости, и, зная ее, предположил, что она не сможет не принять этот вызов.

Алексис ничего не ответила, только осторожно вытерла слезы о его рубашку.

Меньше чем через час после этого разговора она в сопровождении Пауля покидала корабль, стоявший под разгрузкой. Крепко удерживая девочку за руку, Пауль вел ее по суетливым улицам Род-Тауна. Позади осталась уютная гавань, где небольшая флотилия рыболовецких судов лениво покачивалась на волнах, неторопливо продвигаясь к большой воде.

Перед Паулем и Алексис расстилался небольшой городок, в котором все привлекало любопытство ребенка, ни разу не покидавшего Лондон. Пауль рассмеялся, заметив, как округлились у Алексис глаза, когда она, наверное, впервые в жизни, увидела темнокожего островитянина.

Девочка готова была прыгать от радости, любуясь необычайно яркой и сочной растительностью острова. То и дело она останавливалась, чтобы понюхать какой-нибудь незнакомый цветок. Пауль показал ей, как растет на искусственных террасах, испещривших холмы, сахарный тростник. Алексис попросила своего спутника остановиться и с интересом наблюдала, как тюки с тростником грузят на спины осликов, которые потом тащат свою поклажу на мельницу. Пауль с удовольствием выполнял все просьбы своей маленькой спутницы. Как мог он отказать ребенку в удовольствии испытать новые радости в непривычном и столь восхитительном окружении, тем более что желания ее были так легко выполнимы. На борту корабля она казалась совсем взрослой, замкнутой, отгородившейся от всех защитным панцирем. Сейчас, в присутствии старшего, готового повести ее за собой, Алексис мало чем отличалась от остальных детей, которых Пауль видел на пристани.

Моряк, улыбаясь, смотрел, как Алексис, сорвав ярко-алый цветок, пыталась заложить его за ухо. Цветок соскальзывал и падал: волосы девочки были слишком короткими, чтобы удержать его.

— К тому времени, как я приеду тебя навестить, — сказал Пауль, — ты должна отрастить волосы до середины спины. Если я замечу, что ты их снова обкорнала — из-за чего, меня не касается, — так и знай, с живой тебя шкуру спущу.

Алексис рассмеялась, понимая, что не следует воспринимать угрозу всерьез, а потом вдруг всхлипнула и крепко схватила Пауля за руку.

— Для того чтобы волосы так отросли, потребуется не один год. Значит, мы расстаемся на несколько лет?

Она готова была расплакаться, и голос чуть не выдал ее, но Алексис сумела овладеть собой. Ей не хотелось плакаться в жилетку никому, даже этому, ставшему ей близким человеку.

— Кто знает, когда я снова окажусь в этих водах, — с деланной беззаботностью отозвался Пауль. Он взял из рук девочки цветок и покрутил его между пальцами. — Но когда я приеду, я хочу, чтобы меня ждали.

— Ты расскажешь обо мне своим близким, Пауль? Может быть, кто-то из твоих сыновей захочет жениться на мне. Тогда ты смог бы стать мне отцом.

Пауль засмеялся. Он с радостью забрал бы Алексис с собой, привез ее в семью, где ее приняла бы как родную дочь его жена и как сестру его сыновья и дочери… Но он понимал, что с Джорджем и Франсин Алексис будет лучше.

— Боюсь, ты испугаешь моих сыновей своими пронзительными глазами, Алекс. Я и то выдерживаю твой взгляд только потому, что выше тебя на три головы. Не представляю, что должны чувствовать люди, когда ты смотришь на них. У них, наверное, поджилки трясутся и ноги подкашиваются.

— Но ведь ты не такой, как они, Пауль, — за это я тебя и люблю! Ты никогда не отступаешь и не отводишь взгляда. Мои братья и сестры отворачивались от меня, когда я не отвечала на их дразнилки. Иногда, когда Чарли принимался лупить меня, я смотрела на него вот так… Ох, как же он ненавидел меня за то, что я вот так смотрю. Наверное, так же сильно, как я ненавидела его за то, что он смотрит по-своему. Как ты думаешь, отчего это происходит?

Пауль ничего не ответил. Он знал, почему люди отворачиваются от нее. Во взгляде девочки каждый видел то, что она ждала от него, а ждала она слишком многого; и некоторые, будучи не в силах ответить, предпочитали вообще не иметь с ней дела.

Почувствовав, что моряк замедляет шаг, Алексис крепче сжала ладонь Пауля. Проследив за его взглядом, она увидела в конце тропинки дом, стоявший на скале и окнами выходивший на море.

— Вот здесь и живут Квинтоны? — тихо спросила девочка, и сердце ее учащенно забилось. Что там ждет впереди?

— Да. Это твой новый дом, — без колебаний ответил Пауль. Он знал, что Джордж и Франсин не отвергнут приготовленного им подарка.

У Алексис перехватило дыхание — она не могла отвести взгляд от дома. Такого она не ожидала. Девочка закрыла глаза, потом открыла их, словно проверяя, не видение ли перед ней.

Дом не исчез. Всякий раз, закрывая глаза и открывая их снова и снова, Алексис испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие. Этот дом, место, где он находился, были воплощением ее мечты о счастье. Просторный, с мощными белыми колоннами, с красной черепичной крышей, дом не являлся порождением ее воображения. Вокруг него росли деревья с такой ослепительно зеленой листвой, которой могли бы позавидовать самые ухоженные из лондонских растений. Сквозь их крону пробивалось солнце. Листья, покачиваемые ветром, попадая под его лучи, вдруг вспыхивали, как ярчайшие изумруды. Цветы здесь были еще красивее, чем те, что Алексис видела, пока шла через городок. Коралловые соцветия, словно в радужном фейерверке, встречались с желтыми, оранжевыми, малиновыми. И красавица белладонна, и скромный желтый цветочек с неизвестным названием в равной степени привлекали внимание, одинаково ласкали взгляд. Серому цвету не было места в этом мире сверкающих красок. Никогда девочка не видела ничего чище, ничего свежее и благоуханнее этого места. И лишь ее присутствие здесь нарушало божественную гармонию. Бледное создание, напоминающее грязное пятно на картине великого художника, — вот чем она себя ощущала. Алексис попятилась назад. Сейчас ей меньше, чем когда-либо, хотелось зайти в этот дом.

Пауль, догадываясь о причинах произошедшей в ней перемены, терпеливо ждал, когда девочка освоится. Услышав, как Алексис вздохнула, он перехватил ее взгляд. Моряк исподволь наблюдал за внутренней борьбой, происходившей в Алексис, видел, как возвращается к ней былая решимость, проявляя себя в упрямой складке у рта, в прищуре глаз. Уловив перемену в ее настроении, Пауль потащил Алексис к дому, пока она не передумала окончательно.

Девочка шла, стараясь ступать уверенно и твердо, представляя, будто карабкается по канатам на корабле. Она знала, что, когда тропинка приведет ее на гребень холма, она почувствует то же, что чувствовала в своем «вороньем гнезде» — там, где никто не мог причинить ей боль.

 

Глава 2

Последующие шесть лет словно служили подтверждением тому интуитивному чувству, которое испытала Алексис, впервые взобравшись на гребень холма. Здесь, в атмосфере доброжелательности и заботы, которой окружили ее Джордж и Франсин, она впервые в жизни узнала, что значит жить в мире с собой и окружающими. Здесь она чувствовала себя защищенной от всех напастей, здесь получила любовь, о которой не смела даже мечтать. В стремлении быть достойной этой любви Алексис старалась сделать для своей новой семьи как можно больше.

Под взыскательным присмотром Джорджа и при его активной поддержке, Алексис научилась читать и писать. Теперь она уже могла посмеяться над ошибкой, которую сделала когда-то, выбирая для себя имя. Но все это было не важно. Алекс Денти больше не существовало на свете. Теперь она была Алексис Квинтон и знала, что никто не может отнять у нее ни новую семью, ни новое имя.

Алексис трудилась с упорством, с каким вгрызаются в гранит науки, стремясь наверстать упущенное, дети, слишком поздно по сравнению со своими более удачливыми сверстниками сделавшие свои первые шаги в грамматике. Джордж и сам не знал, как Алексис сумела уговорить его, но он разрешил ей помогать ему в офисе, и спустя некоторое время ее работа уже воспринималась многими, в первую очередь им самим, как нечто само собой разумеющееся.

Джордж как будто не слышал того, что говорилось у него за спиной по поводу Алексис. Да, до сих пор на острове не было принято брать на работу женщин, но его приемная дочь отлично справлялась с любыми заданиями, какие бы он ей ни дал, — от самых сложных до самых рутинных и нудных. За все она бралась с одинаковым рвением и одинаково хорошо исполняла. Джордж быстро разглядел в Алексис человека, которому стоило передать дело. Она могла справиться с управлением Квинтонской корабельной компанией не хуже самого хваткого мужчины. Джордж и не пытался скрывать, что гордится приемной дочерью. Он оценил не только ее ум и старательность, но и интуицию, без которой нельзя обойтись в бизнесе. Алексис умела сгладить самую трудную ситуацию, вывести дело из любого переплета. Ее уверенность в себе некоторые расценивали как надменность, но Джордж старался не слушать завистников. Чувство самодостаточности в Алексис, как понимал Джордж, не было следствием ограниченности и эгоизма. Она прекрасно владела любым вопросом и знала это — только и всего. Независимость была одной из черт, за которую Джордж особенно любил свою девочку.

Постепенно овладевая искусством ведения бизнеса, Алексис научилась по-новому смотреть на собственную персону, воспринимая себя не только как сотрудницу компании, но и как становящуюся все более очаровательной молодую женщину. Едва ли в ней осталось что-то от того долговязого, нескладного подростка со спутанными, похожими на паклю короткими волосами, каким она появилась в этом доме. Представить невозможно, что за гадкого утенка увидели тогда Джордж и Франсин! К девятнадцати годам Алексис буквально расцвела. Некогда угловатая и порывистая, теперь она двигалась с естественной грацией, дающейся иным женщинам годами специальных упражнений. Франсин неустанно повторяла Алексис, что ее длинные конечности станут ее самым мощным оружием обольщения и самым большим достоянием. Правда, сама Алексис считала, что «достояние» едва ли подходящее слово для ее точеных, изящных рук и ног. Зато все больше проблем возникало у нее при общении с мужчинами — сотрудниками Джорджа. Постоянно приходилось ставить их на место, заставляя воспринимать себя и свою работу серьезно. Вначале они относились к ней как к глупому ребенку, но с этим ей удалось справиться легко. Однако теперь, когда она перестала быть в их глазах девчонкой-ученицей, они, кажется, ослепли на иной лад, видя в ней не коллегу, а лишь пару стройных ножек и все остальное в том же роде. Это заметно усложняло общение, но решение и такой задачи оказалось под силу юной красавице. Алексис приучила себя не краснеть, чувствуя, как ее ощупывают глазами. Она спокойно дожидалась, пока взгляд остановится на ее лице, а затем добивала нечестивца своим коронным презрительным взглядом. Тогда краснеть приходилось уже не ей, а противнику. Это он опускал глаза, смущенный тем, что забыл о деле.

Дома с Франсин Алексис занималась шитьем и танцами. Она осваивала светские манеры, училась принимать и развлекать гостей, и ее любезность была такой же естественной, как и подобающая в другом случае надменность.

Только в одном предмете взгляды Франсин и ее приемной дочери не совпадали.

— Алексис, — время от времени повторяла Франсин, — ты ведь не можешь продолжать и дальше распугивать всех молодых людей этим своим ледяным взглядом. Смотри, так ты навсегда останешься одна.

— Джорджа и Пауля я, однако, пока не распугала, — быстро парировала Алексис.

— Они — другое дело.

— Ты хочешь сказать, что они какие-то особенные?

— Возможно, — уклончиво замечала Франсин.

— Ну разве ты не понимаешь, Франсин? Человека, которого я смогу полюбить, не испугаешь взглядом.

Тема считалась закрытой, но лишь на время. Стоило Франсин заметить, как Алексис «отчитывает» очередного поклонника, и разговор возобновлялся. Ее дочь была хороша собой, умна и безусловно богата. На острове все знали, что Джордж в будущем передаст дело ей.

Нельзя сказать, что на Тортоле не было подходящей для Алексис партии. Ее внимания добивались сыновья богатых плантаторов, людей, обладавших капиталом не только денежным, но и политическим. Алексис тем не менее оставалась равнодушной к их ухаживаниям, предпочитая компанию местной золотой молодежи обществу служащих Квинтонской компании, работающих как в конторе, так и непосредственно в море, на кораблях.

В конце концов Франсин успокоилась, решив довольствоваться тем, что сумела научить Алексис кое-чему полезному. Пусть пока развлекается, а кавалеры никуда не денутся. Придет время, девочка влюбится в кого-нибудь, и тогда — прощай холодность! Франсин было, чем гордиться. Уроки светского воспитания давались Алексис просто блестяще. Дочь Квинтонов училась танцевать с той же страстью и желанием, с каким усваивала уроки ведения бизнеса в конторе Джорджа. Франсин временами даже пугалась темпов освоения дочерью новых знаний. Алексис Квинтон из ребенка с трудным характером превращалась в упорную, с железной волей молодую женщину. Человек, которого она смогла бы полюбить, действительно должен был быть каким-то особенным, непохожим на других, и Франсин пришлось признать, что такого Алексис пока еще не встретила.

Алексис слишком интенсивно жила настоящим, чтобы позволить себе дрейфовать на волнах воспоминаний, однако в ее прошлом был человек, о котором она не забывала, которого продолжала ждать. Именно по желанию Пауля Алексис отрастила волосы. Сначала по плечи, потом до середины спины — так он просил.

Недалеко от дома, с отвесной стороны холма, образованного скальной породой, Алексис отыскала выступ и ход к нему. Оттуда открывался вид на море, и, быть может, поэтому он напоминал ей «воронье гнездо», в котором она так любила прятаться, когда служила юнгой на корабле. С этого выступа Алексис часто смотрела вдаль, ожидая, не покажется ли на горизонте корабль Пауля. Глядя на вечно меняющееся море, Алексис размышляла о своей жизни, обо всем том приятном, чем полнилось ее существование с тех пор, как она поселилась на острове.

В канун шестилетнего юбилея пребывания на Тортоле Алексис пришла сюда, на свой капитанский мостик, чтобы нести очередную вечернюю вахту. Не замечая, что делает, она с силой потянула себя за золотые косы — привычки, усвоенные в детстве, так просто не забываются. Когда-то Алексис поняла, что физическая боль помогает заглушить душевные терзания, и слезы высыхают внутри, так и не успев пролиться. Он должен приехать. Должен! Ей так много надо рассказать ему, за столь многое поблагодарить. Пауль говорил ей о том, чего она тогда не могла понять. Теперь настало время поговорить на равных, рассказать ему, что его уроки не прошли даром.

Неожиданно Алексис заметила очертание корабля, входящего в порт. В лунном свете трехмачтовый парусник показался ей кораблем-призраком. Алексис вздрогнула. Холодок страха или предчувствия беды (тогда она не могла дать этому объяснения) прокатился по спине. Она сказала себе, что верить в «летучих голландцев» глупо, но ничего не могла с собой поделать, ей по-прежнему было не по себе. Алексис скептически относилась к словам Франсин об особом женском чутье, о женской интуиции, и все же, провожая взглядом корабль, она знала, что что-то должно случиться. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного и надеялась никогда не испытать этого ощущения впредь.

Пережитое волнение не помешало Алексис уснуть в тот же миг, как она коснулась головой подушки. Она спала спокойно и сладко, не подозревая о том, что жизнь ее в «вороньем гнезде» вот-вот будет разбита. В 1810 году не было на свете уголка, куда бы не смогло пробраться судно Британского Королевского флота. Условия на этих кораблях были таковы, что люди мерли как мухи, и военный флот, словно хищный зверь, требовал все новых запасов свежего пушечного мяса, не слишком тревожась о том, кто попадет в его жадную пасть: американский ли моряк, английский ли — лишь бы был способен работать и понимал приказы.

Первое, что увидела Алексис, проснувшись на следующее утро, была улыбка Франсин. Еще ни разу Франсин не нарушила традицию, сложившуюся в их семье. Этот день, праздничный для них всех, — праздник обретения нового лома и любящих родителей для Алексис и обретения любящей дочери для Джорджа и Франсин, каждый год начинался с пожелания счастья, со светлых улыбок. Сегодня Франсин особенно хотелось порадовать дочь, заставить ее забыть дурные предчувствия прошлого вечера, о которых Алексис успела рассказать матери перед сном. Ничто не должно было омрачить их праздник.

— С годовщиной, — ласково проговорила Франсин, и в ее лазурных глазах заиграли веселые искры. — Ты можешь поверить, что прошло шесть лет? Джордж сказал, что дает тебе выходной в честь такого события. Он сам обещал вернуться домой пораньше. Сегодня я решила и слугам устроить выходной — отпустила их всех по домам. Надеюсь, потом они поблагодарят тебя за этот неожиданный подарок.

Алексис улыбнулась.

— Правда, хорошие были эти шесть лет? Мне иногда кажется, будто я и не знала другой жизни, словно родилась здесь.

Алексис откинула волосы с лица. Зачем она только расплела их на ночь? Золотые кудри разметались по подушке, рассыпались по плечам, накрыли ее, словно покрывало. Шелковистые волны, восхищавшие всех окружающих, у Алексис часто вызывали досаду.

Девушка села в постели, а Франсин тем временем достала щетку и принялась трудиться над спутанными прядями.

— Как ты считаешь, куда бы мне сегодня пойти, чтобы не мешать тебе приготовить мой любимый десерт и устроить мне сюрприз!

Франсин легонько стукнула Алексис по затылку щеткой.

— Ты просто невозможна, Алекс! Что, если в этом году я ничего не стану готовить? Это будет хороший сюрприз для тебя, как ты считаешь?

Алексис резко обернулась, испугавшись, что Франсин может выполнить свою страшную угрозу, но, когда увидела добрые голубые глаза, поняла, что попалась на удочку, и сама рассмеялась над собой. Этот день слишком много значил для них обеих, чтобы Франсин вдруг ни с того ни с сего нарушила традиции.

— Ты не ответила на мой вопрос, Франсин. Куда мне идти?

Франсин вздохнула.

— Почему бы тебе не сходить искупаться? Туда, на свое «воронье гнездо». Я тебя позову, когда сюрприз будет готов. И еще, Алексис, — добавила Франсин озабоченно, — пожалуйста, держись подальше от скал. Я всегда очень волнуюсь, когда ты подплываешь близко.

— Зря беспокоишься, — проворчала Алексис. — Я ни разу не поранилась, и на этот раз со мной ничего не случится. Иди-занимайся своими делами и не тревожься по пустякам; а я пока оденусь.

Алексис поцеловала Франсин и крепко обняла.

— Я тебе говорила, какие вы с Джорджем славные?

— Ну конечно, говорила, вчера только! — со смехом ответила Франсин, высвобождаясь из объятий дочери.

Когда Франсин ушла, Алексис быстро накинула легкий хлопчатобумажный халат, который всегда надевала, когда шла купаться — благо, путь был недолгий, и увидеть ее могли только из дома. Подхватив полотенце, девушка вышла; прохладная трава приятно ласкала ноги, когда Алексис осторожно спускалась по извилистой тропке с холма. На берегу она скинула халат, подбежала к кромке песка и, вдохнув поглубже, с головой нырнула в голубую чистую воду. Немного поплавав вдоль берега, она отплыла подальше и отдалась на волю течения, понесшего Алексис к месту, от которого Франсин просила ее держаться подальше.

Возле скал скорость течения сильно увеличивалась, поток закручивался, и ей приходилось грести изо всех сил, чтобы не оказаться выброшенной на скалы. Но для Алексис эта работа была всего лишь разминкой. Успешно избежав катастрофы, она, преодолевая бешеный напор воды, вернулась на стартовую позицию.

Восстановив дыхание после своего рискованного плавания и смеясь от возбуждения, Алексис немного полежала на воде, Затем вышла и насухо растерлась полотенцем. Накинув халат, она принялась расплетать волосы.

Из своего укрытия — небольшого ущелья между невысоких скал, Таннер Фредерик Клод, затаив дыхание, наблюдал за отважной пловчихой. Он видел, как она боролась с течением, и не мог не восхищаться ее искусством. Таннер было решил, что несчастная погибнет, когда увидел, что ее несет на скалы. Казалось, она хочет помериться силой с самим океаном. Черт возьми, она знала себе цену! Золотоволосая русалка двигалась так легко, словно это не стоило ей никаких усилий. Клод был поражен, увидев, какие точеные, изящные ножки вынесли морскую деву из воды. Наверное, меньшее удивление вызвал бы блестящий чешуйчатый русалочий хвост, более приспособленный для плавания в бурных волнах.

Клод следил за каждым движением девушки. Она все делала красиво: красиво вытиралась, красиво расплетала свои золотистые волосы. Разделив спутавшиеся пряди, Алексис подняла их наверх, затем легла лицом вниз на песок, так что волосы рассыпались по спине, поблескивая на солнце. С расстояния шестидесяти ярдов Клод не мог разглядеть ее лица, но почему-то он был уверен в том, что оно не менее прекрасно, чем все остальное в ней — не мог Создатель посрамить свое творение, нарушив столь совершенную гармонию.

— Ты еще их не видел, Таннер? — окликнули Клода из-за спины.

Клод отрицательно покачал головой. Голос первого помощника вернул его к реальности, напомнив об истинной цели пребывания в этом потайном ущелье, но молодой капитан не собирался признаваться в том, что, пренебрегая долгом, подсматривал за купальщицей. К своему стыду, Таннер оказался виновен в нарушении собственного приказа.

— Нет, пока нет. Но это всего лишь вопрос времени. Рано или поздно они придут к Квинтонам. Возвращайся и жди. Да позаботься о том, чтобы Аллен и Бригс были наготове, когда я подам сигнал.

Опасаясь, как бы девушка не попалась на глаза Лендису, и оттеснив его немного назад с тем, чтобы заслонить обзор, Клод вернулся к наблюдению за домом.

Сейчас он уже пожалел о том, что взял с собой так мало людей. Все, кто пошел с ним, сделали это добровольно, он никого не принуждал силой. Кроме того, корабль нельзя было оставлять без охраны, тем более что теперешняя вылазка могла обернуться бессмысленной тратой времени. Итак, их было только четверо, и они растянулись цепочкой вдоль склона холма. Оставалось надеяться, что у них хватит сил противостоять британцам.

Следуя приказу командования, Клод привел вверенный ему корабль «Гамильтон» к берегам Тортолы, чтобы обсудить с Джорджем Квинтоном возможность аренды нескольких судов компании. Сейчас, вспоминая свою первую реакцию на приказ, Клод невесело усмехнулся. Задание, поначалу показавшееся простым, даже скучным, оказалось куда более опасным, чем того бы хотелось самому Клоду и членам его экипажа. Обычная сделка между Корабельной компанией Квинтона и американским флотом грозила обернуться войной местного масштаба — это стало ясно, как только на горизонте появился британский корабль, патрулировавший воды вблизи порта. В воздухе запахло жареным, и это почувствовали все на американском судне. Каждый понимал, что британский фрегат вертится здесь неспроста — всем было известно о дурной привычке англичан пополнять свои команды за чужой счет. Клод слишком хорошо знал, что принадлежность его корабля военному флоту США еще не означает, что британцы не посмеют сделать то, что хотят сделать. Он не забыл урок, преподанный ему в не столь уж далеком прошлом.

Обычно британцы делали вид, что действуют на законных основаниях, и вначале все действительно шло гладко. На борт иностранного судна поднимались капитан и его помощник. Затем объявлялось, что по имеющимся у британского командования сведениям на борту скрываются дезертиры, зачитывался список и начинался обыск. Тут уж, как ни старайся, доказать ничего не удастся. И списки, хоть и фальшивые, заверены всеми необходимыми печатями, и обязательно найдется тот, кто признает в тебе сбежавшего Джонса или Смита. Как ни убеждай британцев, что ты и в Англии-то ни разу не был, тебя все равно заберут. Именно так в свое время оказался на британском корабле Клод.

Вспоминая события тех дней, Клод поморщился, словно от боли. Каждый раз, когда он думал об этом, рубцы на спине — клеймо, оставленное британцами на всю жизнь, — начинали ныть. Тряхнув головой, чтобы отогнать неприятные мысли, Клод сосредоточился и стал наблюдать за домом.

Накануне вечером, после того как британский корабль вошел в порт, Клод спрятал свое судно в маленькой бухточке на противоположной Стороне острова. Утром он взял с собой несколько человек в Род-Таун, оставив остальных охранять корабль. Матросы, лишенные возможности сойти на берег, конечно, недовольно ворчали, но по-другому он поступить не мог. Таннер направился к офису Квинтонов, оставив своих людей наблюдать за домом. В городе происходило нечто странное. Военный наряд британцев маршировал по улицам, выискивая среди жителей тех, кто мог подойти для их целей. Народ разбегался кто куда, и сам Клод еле увернулся, счастливо избежав печальной участи. В офисе Клоду сообщили, что Джордж Квинтон ушел пораньше в связи с каким-то семейным торжеством, юбилеем, кажется.

Клод хотел было уйти, но решил задержаться еще на пару минут, чтобы написать Квинтону записку в надежде, что удастся встретиться позже. Однако он так и не успел дописать послание до конца, поскольку его же ребята буквально оттащили его за шиворот к запасному выходу. Только когда они оказались в надежном укрытии, Лендис сообщил Клоду, что побудило их столь бесцеремонно обойтись с капитаном. Впрочем, Таннер и так подозревал что-то в этом роде. Похоже, команда фрегата высадилась на берег ради какого-то дела, вплотную связанного с деятельностью Корабельной компании Квинтона. Британцам тоже нужен был хозяин компании, и они активно занимались его поисками.

Клод намеревался повидаться с Джорджем раньше англичан. Корабли нужны были ему не меньше, и его правительство готово было щедро заплатить за их аренду.

Когда Клод с товарищами подошел к дому Квинтонов, хозяин еще не вернулся. Моряки растянулись цепью по склону холма и стали наблюдать. Они рассчитывали, не будучи обнаруженными, уловить момент, когда дело примет опасный оборот, и, если такое случится, отреагировать соответственно. Со своего места Лендис увидел, как Джордж Квинтон идет по тропинке к холму, и кивнул своему капитану. Лендис был единственным, кто знал Джорджа в лицо. Клод повернулся было в указанном направлении, но Лендис вдруг подтолкнул его локтем, показывая теперь уже в сторону пляжа. Насколько сумел понять Клод, человек, замеченный Лендисом, не был Джорджем. К девушке шел очень высокий, грубо сколоченный моряк. Клод взялся за пистолет, решив пустить его в ход в случае, если девушке не понравится компания незнакомца. Однако вскоре он убедился, что его опасения напрасны.

Услышав шаги, Алексис насторожилась и села. Но, обернувшись, она тут же вскочила и со всех ног помчалась навстречу приближавшемуся мужчине.

— Пауль! Это ты! В самом деле ты! — Алексис никак не могла поверить, что это не сон.

Мужчина остановился в двух шагах от девушки и протянул к ней руку, побуждая ее остановиться тоже.

Алексис понравилось то, как внимательно, изучающе смотрел на нее Пауль. Видно было, что он остался доволен тем, как она выглядит, как повзрослела. Девушка медленно покружилась перед ним, показывая, какой длины теперь ее волосы, и когда она заглянула ему в глаза, та поняла, что и он помнит их шестилетней давности разговор и ее обещание отрастить косы до середины спины. Пауль улыбнулся так широко и светло, что Алексис не могла не улыбнуться в ответ.

— Ты стала красавицей, Алексис, — сказал он наконец, делая ударение на последнем слоге, словно чтобы подчеркнуть, что она из Алекс — девочки, превратилась в Алексис — взрослую девушку.

— Я знаю, Пауль, — не смущаясь ответила она, и оба расхохотались.

Пауль сделал шаг навстречу девушке и, обхватив ее обеими руками за талию, легко поднял в воздух. Алексис положила руки ему на плечи, и он закружил ее еще и еще, после чего они оба повалились на песок, веселые и довольные собой.

— Как тебе твоя новая жизнь, Алексис? — поинтересовался Пауль, отдышавшись.

— Ты еще спрашиваешь? Я никогда не была так счастлива! Франсин и Джордж чудные люди! И ты знал, что все будет так, Пауль.

— Я знал. Я уже успел повидать Франсин. Она сказала мне, где тебя искать.

— Она сказала тебе, что сегодня за день?

— Конечно. Я и без этого помнил. Твоя годовщина, ведь так?

Алексис кивнула, улыбаясь своему другу. Янтарные глаза ее светились радостью.

— Франсин сказала тебе, что я всегда тебя ждала?

— Сказала. И не только это. Похоже, ты достигла поразительных успехов. Франсин все не могла остановиться, рассказывая о тебе.

— Что ей мои успехи, — вздохнула Алексис, — она была бы куда больше рада, если бы выдала меня замуж.

— Нет, Алексис. Она была бы рада выдать тебя лишь за человека, с которым ты бы сама хотела жить. Она доверяет твоему выбору.

— Давай оставим эту тему. Я хочу послушать про тебя и твою семью. Как они? Живы? Здоровы? У тебя еще появились дети? Как насчет…

— Эй, полегче. Вопросы — по одному!

Пауль легко вскочил на ноги и подал Алексис руку. Потом они в обнимку пошли по пляжу к подножию скалы.

— Мне не хочется повторяться, так что я отвечу на все твои вопросы, когда мы будем все вместе: ты, я, Джордж и Франсин.

— А я знаю, — засмеялась Алексис, — Франсин велела тебе отвести меня домой, потому что сюрприз уже готов.

— Черт! Она меня предупреждала, что ты именно так и скажешь! Но знаешь, на этот раз ты действительно будешь удивлена. Я отвлек Франсин, и она ничего не успела тебе приготовить.

— Да уж. Это сюрприз так сюрприз. Пожалуй, самый первый с тех пор, как я здесь.

— А еще Франсин говорила, что тебя не так-то легко надуть.

— В этом смысле я ее разочаровала. Ей хотелось маленькую девочку, а к тому времени, как мы встретились, я уже была слишком взрослой.

— И тем не менее она не променяла бы тебя ни на одного младенца в мире.

— Я знаю. Я ее очень люблю. И Джорджа тоже.

Алексис остановилась и взглянула Паулю в лицо. Он мало изменился за шесть лет. Казалось, время над ним не властно. Глядя прямо в его голубые глаза, она прошептала:

— Спасибо тебе, Пауль.

Пауль покраснел от смущения. Он отвернулся и тут заметил Франсин, отчаянно махавшую руками.

— Смотри! Это Франсин. Должно быть, Джордж вернулся и она поливает меня отборной французской бранью за то, что задерживаю тебя.

Алексис махнула рукой в ответ и потащила Пауля вдоль кромки скалы.

— Я покажу тебе самый короткий путь наверх. Не надо заставлять ее нервничать.

Когда Пауль и Алексис поняли, что пыталась сообщить им Франсин, было уже слишком поздно.

Добравшись до вершины холма, Алексис застыла, пораженная. Пауль, шедший на пару шагов позади, тоже замер. Джордж стоял у колонны и в каждой руке держал по пистолету, готовый прикончить первого из шести человек, подбиравшихся к дому с правой от Алексис стороны. Франсин, тоже с оружием в руках, крикнула Алексис, чтобы та не смела приближаться.

Не обращая внимания на предупреждение, Алексис вырвала руку у Пауля и кинулась к родителям.

— Что случилось? — воскликнула она. — Кто эти люди?

— Забери ее в дом, Франсин, — коротко приказал Джордж. — И оставайся там с ней. Мы с Паулем сами управимся.

Франсин послушно кивнула и сделала то, что ей приказали. Она отдала свой пистолет Паулю, а затем потащила сопротивляющуюся Алексис в дом и захлопнула за собой дверь.

Алексис никогда раньше не видела Франсин такой испуганной и теперь, глядя на трясущиеся губы и расширившиеся от страха голубые глаза матери, чувствовала, как к горлу подкатывает предательская тошнота.

— Франсин! Ради Бога, скажи, что происходит!

Франсин ответила на беглом французском, не сразу сообразив, что Алексис ее не понимает. Медленно, будто обращаясь к ребенку, она повторила фразу на английском:

— Эти люди — моряки Британского Королевского флота. Они прибыли из британского порта на Антигуа, чтобы побеседовать с Джорджем о некоторых его кораблях.

— Они хотят заключить с Джорджем контракт на строительство нескольких кораблей? — с надеждой в голосе спросила Алексис.

— Если бы, — грустно покачав головой, сказала Франсин. — Они хотят забрать те, что сейчас в порту.

— Но они не могут! Да если они даже и заберут эти корабли, откуда им взять людей, чтобы на них работать? Это просто бессмысленно!

— Это же вербовщики, Алексис. Банда гангстеров. Ты хоть понимаешь, что это означает? Они уже прочесали остров и забрали с улиц всех тех, кто не успел спрятаться.

Алексис вспомнила времена, когда она нанималась работать на «Звездный». В Тортонской компании существовало правило: прежде чем заключить контракт, надо было подписать бумагу о том, что работника не принуждают к службе силой. Теперь только она поняла, что означал такой документ. Припомнились ей и рассказы о вербовщиках, услышанные от друзей-моряков.

— Но ведь они не собираются забрать Джорджа? Как же они смогут потом арендовать корабли?

— Похоже, эти бандиты вообще не задумываются о будущем. Корабли им нужны сейчас и матросы им тоже нужны сейчас — крепкие, как Джордж или Пауль, чтобы могли заменить обескровленных и слабых моряков из их команды.

— И Пауля тоже? — с ужасом выдохнула Алексис.

— И Пауля, — подтвердила Франсин. — Пауль знал о том, что ему угрожает, еще до того, как прийти сюда. Он предупредил меня, чтобы я была наготове.

— Но он мне ничего не сказал. Вел себя так, будто все идет замечательно.

Алексис не знала, на кого больше злится, на Пауля или на этих англичан-вербовщиков.

— Я просила его ни о чем тебе не говорить. Мы оба решили, что не надо тревожить тебя понапрасну — ведь наши страхи могли не подтвердиться. Во всяком случае, мы не ждали, что они явятся так скоро. Я пыталась дать вам понять, чтобы выдержались подальше от дома, но вы не обратили внимания.

Франсин разрыдалась. Алексис подвела ее к креслу и заставила сесть.

— Франсин, успокойся. Нам надо что-то делать, а я не могу думать, когда ты плачешь.

Франсин закрыла лицо руками, и, хотя она не перестала всхлипывать, рыдания ее звучали более приглушенно, так что Алексис смогла расслышать, что происходило за дверью.

— Послушай, Квинтон, мы не доставим тебе неприятностей. Зачем пистолеты? Если бы мы застали тебя в конторе, разговор мог бы получиться более обстоятельным и благоразумным.

Джордж рассмеялся.

— Капитан Траверс! Я еще не слышал, чтобы вы обсуждали с кем-то дела с позиции разума и здравого смысла. Велите своим бандитам убрать ружья и сами убирайтесь подобру-поздорову. Нам с вами не о чем говорить.

— Вы — британский подданный, Квинтон. У вас есть обязанности по отношению к королю. Я заявляю права на ваши корабли от имени короны Британской империи.

— Какой оригинальный подход, — с улыбкой заметил Джордж. — Король плюет нас и наши нужды, но вдруг он осознает, что ему не хватает нескольких кораблей и десятка-другого мужчин, чтобы на них работать. Тут он неожиданно вспоминает, что мы — британские подданные.

— Мы можем взять корабли и без твоего согласия, — с удовольствием ответил Траверс. — Но я предпочитаю действовать по взаимной договоренности. Мы уже и так набрали довольно людей для команды. Не хватает лишь вас двоих. Нам было бы приятно захватить вас с собой. Тебя, Джордж, и твоего приятеля с пистолетом. Глядя на него, нетрудно догадаться, что он разбирается в судовождении.

— Точно, капитан, — ответил Пауль и взвел курок. — Но я уже и так пристроен. У меня контракт с Тортоном. Я плаваю на «Звездном», и мой капитан едва ли обрадуется, если я исчезну с его корабля.

— Я хорошо знаком с Уайтхедом. Он не станет протестовать. По крайней мере не станет этого делать, если мы отыщем у него на борту с полдюжины дезертиров.

Траверс оглядел своих людей, словно побуждая их высказаться, быть может, даже опровергнуть его утверждение, но все предпочли за лучшее промолчать.

Алексис отошла от двери.

— Франсин! Здесь есть какое-нибудь оружие?

— У Джорджа в столе, — откликнулась Франсин прежде, чем поняла, что собирается предпринять Алексис. В ужасе несчастная женщина смотрела, как Алексис бросилась в кабинет отца и вернулась с пистолетом в руке.

— Не смей! Ты не должна выходить от сюда! Джордж и Пауль вряд ли скажут тебе спасибо…

Алексис посмотрела на Франсин так, будто не поняла смысла ее слов, потом с едва заметной улыбкой сказала:

— Если я не могу умереть за тех единственных людей, которым я дорога, то ради чего я буду жить?

Улыбка погасла, уступив место выражению сосредоточенного внимания. Настал решительный момент. Сейчас Алексис не смог бы остановить никто.

— Девочка моя, пистолет не заряжен! Но было поздно. Алексис шла к черному ходу.

— Наши гости об этом не знают! — бросила она.

Алексис не догадывалась, что за ее осторожными перемещениями наблюдают четверо американцев. При всем восхищении ее храбростью, каждый из них понимал, насколько безрассудно она поступает. Ее вмешательство не могло помочь делу, скорее наоборот: оно грозило все испортить. Если бы не боязнь привлечь внимание англичан к девушке, неожиданные друзья Квинтонов пришли бы на помощь ее семье.

— Эй, Квинтон, хватит выпендриваться!

В голосе Траверса зазвучало нетерпение. Прищурившись, он выжидательно смотрел на Джорджа своими узко посаженными глазами. Во взгляде, впрочем, как и во всем облике Траверса, сквозила жестокость. Лицо моряка можно было бы назвать зловещим: острый длинный подбородок, нависшие брови, высокие выдающиеся вперед скулы характеризовали его как человека беспощадного, более того, упивающегося своей жестокостью. Вот уж действительно, Траверс вполне соответствовал занимаемой должности. Служебные обязанности были ему отнюдь не в тягость.

— В последний раз спрашиваю: что вы намерены делать? Вы хотите, чтобы вас заставили служить родине насильно?

— Нет, я хочу, чтобы вы все бросили оружие на землю.

Траверс быстро обернулся на голос. Алексис медленно приближалась к ним, и, судя по тому, как твердо она держала оружие, девушка умела с ним обращаться.

— Лучше бы вам поступить, как просит женщина, капитан. Уверяю вас, она справится с этой игрушкой, — сказал Пауль.

Он не заметил, как болезненно поморщился Джордж, увидев, что за оружие держит его дочь. Он знал, что пистолет не заряжен.

Вербовщики посмотрели на своего командира, ожидая его указаний.

— Не опускать оружие! Из этой штуковины она сможет выстрелить всего один раз. И потом, я не уверен, что она вообще это сделает.

— Вам хочется проверить мои способности на собственной шкуре, капитан? — с презрением заметила Алексис. — Ну что же, я не прочь потренироваться, выбрав мишенью вашу голову. А теперь прикажите своим людям бросить оружие и уходите. Такие гости, как вы, нам на острове ни к чему.

Алексис была настолько сосредоточена на Траверсе, что не заметила, как один из его людей, остававшийся до этого в стороне, подкрался к ней. Зато его заметил Джордж и мгновенно выстрелил, ранив моряка в ногу. В падении тот схватил Алексис за подол платья, так что девушка тоже упала и выронила пистолет. Остальные тут же накинулись на нее. Пауль и Джордж вынуждены были бездействовать, поскольку боялись случайно ранить Алексис.

Силы были слишком неравные. Траверс схватил девушку за волосы и, намотав их на кулак, с силой дернул. Тут он невольно присвистнул: жертва не проронила ни звука, словно была нечувствительна к боли. Она смотрела ему прямо в глаза с холодным презрением, и Траверсу пришлось опустить взгляд. Капитан лишь молча клял себя за малодушие. Откуда ему было знать, что он далеко не первый, кто не мог устоять перед взглядом Алексис.

— Ну как, Квинтон? Похоже, я поймал хорошенькую птичку. Кто она? Твоя дочь?

Траверса несколько озадачила реакция обоих мужчин, поспешивших признать Алексис своей дочерью. В конце концов ему не так уж важно было знать, чья эта девка. Важно было другое. С ее помощью он мог получить то, чего добивался.

— Бросьте пистолеты, и мы ее не тронем. Все, что мне от вас надо, это согласие служить у меня.

— Не уступайте ему! — крикнула Алексис. — Я вас возненавижу, если вы согласитесь!

Джордж и Пауль поняли, что имела в виду Алексис, и крепче сжали оружие.

Траверс не мог уяснить смысла происходящего. Девчонка должна была молить о пощаде, но вместо этого она сама напрашивалась на наказание за беспримерную дерзость, и, что еще более странно, эти двое мужчин, казалось, тоже не хотят предотвратить расправу.

— Свяжите ее, — приказал капитан.

Люди Траверса стояли неподвижно.

— Свяжите ее, — крикнул Траверс вновь.

После того как руки Алексис скрутили за спиной, Траверс еще раз обратился к Джорджу:

— Так ты не передумал? Идешь с нами или заставишь девчонку страдать из-за твоей нерешительности?

Джордж с Паулем переглянулись. Никто из них не мог поверить, что Траверс дойдет до такой низости. Оба посмотрели на Алексис, но она глядела на капитана и даже головы не повернула в их сторону. Их было только двое против шестерых, и оба, не сговариваясь, решили рискнуть, а там будь, что будет.

В это же самое время Клод принял аналогичное решение. Дальше выжидать не имело смысла. Клод и его товарищи слышали, что говорил Траверс, и в отличие от Джорджа и Пауля у них не было сомнений в том, что Траверс в состоянии выполнить угрозу. По сигналу Клода моряки со «Звездного» медленно, поодиночке стали приближаться к дому. Аллен, чтобы прикрыть товарищей, использовал испытанный трюк: выскочил из-за деревьев с душераздирающим воплем. Увы, Аллену не удалось сделать и нескольких шагов, как его схватили, но наступившего замешательства оказалось достаточно, чтобы дать Джорджу и Паулю шанс, в котором они так нуждались.

Пауль выстрелил первым, схватил Траверса за кисть и вышиб у него из рук ружье. Траверс упал, но успел, падая, прихватить с собой Алексис, воспользовавшись ее телом как щитом. Джордж выстрелил тоже, и пуля едва не задела Алексис, изо всех сил старавшуюся высвободиться из цепких лап Траверса.

Двое британских моряков кинулись в погоню за Лендисом и Бригсом. Их заметили, несмотря на все старания Аллена, в тот момент, когда они обходили дом с флангов. Раздался еще один выстрел. Джордж бросился к Траверсу, чтобы освободить дочь, но третий выстрел попал в цель, и Джордж со стоном упал на землю.

Алексис закричала как безумная. Она поняла, что Джордж убит, еще до того, как тело ее приемного отца коснулось земли. Пауль рванулся вперед, но вынужден был остановиться, когда кто-то из людей Траверса приставил к виску Алексис пистолет. Пауль замер.

Клод между тем со своего командного пункта — того самого «вороньего гнезда», любимого места Алексис — смотрел, как к дому тащат контуженного Лендиса. Клод подумал, что Аллен и Бригс скорее всего погибли. Тогда он решил подойти к дому сам, воспользовавшись той же тропинкой, что и Алексис. Однако подъем оказался совсем не таким простым и быстрым, как это представлялось ему, когда он наблюдал за девушкой. Клод бежал, задыхаясь, понимая, что сейчас каждая секунда промедления могла стоить жизни девушке и ее другу.

Поднимая пистолет, Клод чувствовал, как его охватывает ярость, он боялся, что это помешает ему прицелиться точно. Но нет, британец упал с простреленной головой, и Клод ощутил глубочайшее удовлетворение.

Замешательство Пауля легко можно было понять: он не был подготовлен к такому повороту событий, но уже через мгновение способность соображать вернулась к нему. Ему было наплевать на то, что он оказался в центре внимания всех этих головорезов Траверса, что они готовы схватить его в любую минуту. Моряк знал одно: перед ним был враг, и этот враг — Траверс. Он должен уничтожить врага.

Пауль рванулся вперед, подхватил Алексис и оттащил ее прочь; затем он бросился на Траверса, схватил его за воротник и повалил наземь. Сжимая в ладонях голову врага, он несколько раз ударил ею оземь.

Клод видел, как англичане окружили Пауля, наставив на него ружья. Он выстрелил, но промахнулся. Алексис тем временем уже успела вскочить на ноги и бросилась к Паулю. Клод обнаружил себя, и один из моряков выстрелил в него. Пуля, метившая в сердце, попала Клоду в голову, и он упал, потеряв сознание. Последнее, что успел заметить Клод, это стремительное движение девушки, в последний момент помешавшей англичанину прицелиться поточнее.

Алексис не могла объяснить себе, откуда взялись эти люди, по-видимому, старавшиеся им помочь. Увидев, как упал высокий худой мужчина, чью жизнь она пыталась спасти; Алексис впала в ярость. Такого гнева она никогда не испытывала раньше. Сила чувства даже испугала ее. Алексис попыталась снова подняться, но, получив удар сапогом в живот, была сбита с ног и покатилась по траве.

Бессильная что-либо изменить, она с ужасом смотрела на то, как Пауля оттащили от Траверса и бросили наземь. Один из матросов уже готов был пронзить грудь боцмана клинком, но стон Траверса остановил его. Алексис с трудом верила, что капитан еще жив. Из руки его сочилась кровь, голова была вся изранена. Качаясь, он поднялся на ноги и обвел всех полубезумным взглядом.

— Не убивайте его. Пока. Нам надо вначале получить кое-какие ответы на кое-какие вопросы.

Мало-помалу голос Траверса приобретал прежнюю силу. Глаза его засверкали. Казалось, Траверс не замечал боли.

Подойдя к Паулю, он взял шпагу у одного из своих офицеров и приставил острие к горлу великана.

— Кто те люди, что пытались тебя спасти? Сколько их?

Пауль с презрением смотрел на Траверса и молчал. Он знал не больше, чем капитан, но не собирался давать по этому поводу никаких объяснений.

Англичанин нажал на эфес, так что острие проткнуло кожу на шее Пауля. Показалась капелька крови.

— Кто они? Сколько их?

Пауль продолжал молчать. Тогда Траверс приказал своим людям обыскать окрестности.

— Кто-нибудь, затащите девчонку в дом и свяжите ее покрепче, другую бабу тоже. Не хочу, чтобы они мешались под ногами. Сегодня и так довольно пришлось повозиться с этой, — он указал взглядом на Алексис.

Траверс усмехался, глядя, как Алексис тащат мимо него к двери, но улыбка исчезла с его губ, когда девушка плюнула в его сторону.

Алексис впихнули в дом и усадили в кресло в столовой.

— Где другая женщина? — спросил ее кто-то из моряков.

Она только пожала плечами. Франсин куда-то исчезла. Алексис надеялась, что та догадалась побежать в город за подмогой, и вдруг случайно наткнулась взглядом на пару туфель Франсин, торчавших из-под тяжелой портьеры. Она быстро отвернулась, но ее страж успел перехватить взгляд девушки и осторожно подошел к окну.

Он уже готов был отдернуть портьеру, как вдруг услышал шаги у себя за спиной. Моряк обернулся как раз вовремя, чтобы заметить занесенный над ним большой кухонный нож. Реакция у него оказалась лучше, чем у Франсин. В долю мгновения он успел перехватить ее руку и вывернуть кисть. Франсин, несмотря на боль, продолжала удерживать нож. Действуя в аффекте, с неожиданной, рожденной ужасом силой, она пыталась вонзить нож в грудь моряка.

Алексис прикусила язык. Она знала, что стоит ей закричать, и сюда прибегут остальные, лишив Франсин последней возможности выйти победительницей из этой схватки. Для нее, вынужденной бездействовать, поединок тянулся целую вечность.

Моряк ударил Франсин ногой по колену и сбил ее с ног. Оба они покатились по полу. Франсин по-прежнему удерживала нож. Алексис видела, как мужчина поднялся и попятился к стене. Глаза его были полны ужаса, грудь окрасилась малиновым. Он переводил взгляд с Франсин на Алексис и обратно.

— Я никогда не убивал женщин, — пробормотал он, давясь словами. — Я не хотел ее убивать.

Алексис перевела взгляд с его красной от крови рубахи на ту, чья кровь пропитала белую ткань. Франсин неподвижно лежала на полу. Из груди ее торчала рукоять ножа. Алексис показалось, что Франсин едва заметно улыбается. Моряк затрясся от страха.

— Я думаю, вам лучше и меня убить, — глухо проговорила Алексис. — Иначе я убью вас.

Матрос заглянул в янтарные глаза и на мгновение потерял способность и двигаться, и говорить. Он вдруг по-настоящему испугался красивой девушки, недвижимо сидящей в кресле, куда он ее не так давно бросил.

Торопливо подбежав к креслу, он вытащил ее и за связанные руки потащил из комнаты, мечтая об одном: поскорее выбраться из этого дома и вновь почувствовать себя хозяином положения.

Увидев, что происходит, Алексис едва подавила крик. Двое мужчин, которые хотели помочь, теперь связанные валялись на траве, из чего следовало, что они живы, но без сознания. Пауля привязали к одной из колонн, сорвав с него рубашку. Траверс приказал начать экзекуцию.

Капитан остановил палача, когда заметил, как его человек выводит из дома девушку.

— Я, кажется, приказал оставить ее там! Где другая?

— Она мертва. Я не виноват. Я только защищался. Она сама на меня напала. — Матрос оглянулся на Алексис и добавил, словно оправдываясь перед ней: — Я не хотел ее убивать. Так получилось.

Траверс что-то сказал матросу, но он не слышал своего капитана. До его сознания дошли лишь слова Алексис, произнесенные тихо, но отчетливо:

— Теперь это уже не важно, моряк.

Траверс обратился к Паулю.

— Спрашиваю в последний раз: кто эти люди?

— Он не знает! — воскликнула Алексис. — Он не может вам ничего ответить, потому что не знает, кто они! Подождите, пока они очнутся, и допросите их самих!

— Я верю тебе, — милостиво согласился Траверс. — Но этот человек все равно заслужил наказание. Он напал на офицера флота его величества короля Англии и уже за это должен быть убит.

— Ну так убей, — откликнулся Пауль.

Он посмотрел на Алексис, давая ей понять, что не боится смерти и не хочет, чтобы она вмешивалась.

Однако Траверс не собирался убивать Пауля. Он нужен был капитану живым. Сейчас, когда Джордж Квинтон был убит, Траверс мог забрать корабли без особых проблем. Алексис была права, когда говорила о том, что присвоить корабли — еще только полдела. Кто-то должен был на этих судах работать, а такой сильный мужчина, как Пауль, мог еще как пригодиться. Разумеется, речь не шла о корабле Траверса. Взять к себе Пауля было равносильно тому, чтобы пригласить на службу собственную смерть. Плетка наверняка сделает его более уступчивым. Траверс по опыту знал, что человек, испытавший на собственной шкуре, что такое пятьдесят ударов, едва ли захочет получить еще. Большинство запоминало урок на всю жизнь.

Алексис в упор смотрела на Пауля, пока Траверс отдавал указания.

Тем временем Клод очнулся. Он соображал с трудом, перед глазами плыли круги. Он попробовал двинуться и понял, что связан. Рядом лежал Лендис. Он тоже начинал приходить в себя. Однако сейчас никому не было дела ни до него, ни до его старшего помощника. Взгляды всех были прикованы к одной из колонн, и когда Таннер посмотрел в ту сторону, то едва вновь не потерял сознание.

Человек, привязанный к колонне, уже получил не меньше сотни ударов, но Траверсу все было мало, и он приказал продолжить экзекуцию. Клод не мог с уверенностью сказать, в сознании ли несчастный или нет. Он не шевелился и не кричал, но это еще ничего не значило. Клод помнил, что перенес почти столько же, прежде чем наступило спасительное забвение. Моряк перевел глаза с окровавленной спины мужчины на лицо девушки. Она стояла на веранде неподвижно, не отводя взгляда от несчастного. Вдруг она отвернулась и посмотрела в упор на Траверса. Клод подумал, что если бы взглядом можно было убить, то Траверс упал бы замертво.

Клод, не в силах ничему помешать, смотрел, как Алексис вырвалась из рук своего стражника и бросилась к Траверсу. Она упала ему в ноги и принялась умолять прекратить порку. В горле Клода рос комок. Он знал, что больше всего ей хочется убить этого человека, но она заставляла себя просить. На девушку больно было смотреть. Гордость ее истекала кровью, и выразительное лицо как нельзя лучше отражало муки, выпавшие на ее долю. Этот праздник она, должно быть, запомнит на всю жизнь.

— Капитан Траверс! Прошу вас! Остановитесь! Вы его убьете! Не заставляйте его страдать еще!

И чем нежнее, чем просительнее звучал ее голос, тем резче резал воздух бич.

— Вы уже отомстили… Оставьте его в живых!

Траверс отшвырнул ее носком сапога.

— Заткнись, или следующая плеть достанется тебе!

Алексис встала. Она сжала в кулаки кисти заломленных за спину рук так, что болели мышцы, и подняла глаза на Траверса, надеясь, что он сможет прочесть в ее взгляде всю ненависть, которую она к нему испытывала. Но негодяй только захохотал, и приказал своим людям продолжать. Алексис не столько поразил его смех, сколько его глупость. Тот моряк, что всадил нож в Франсин, по крайней мере понял сразу, что она не шутила, пообещав убить его. Однако Траверс никак не хотел понимать, что его судьба решена.

Она убьет его, но не сейчас. Сейчас надо спасти Пауля. С Траверсом она разберется потом. Если останется жить.

Алексис подбежала к Паулю и загородила его окровавленную спину своим телом. Платье ее мгновенно пропиталось кровью друга. Человек, державший плеть, не успел отвести удара, и удар пришелся на спину Алексис. Плеть прорвала платье и оставила на спине узкую красную полосу. Моряк бросил плетку, собираясь оттащить девушку подальше и продолжить экзекуцию, но Траверс остановил его.

— Если леди желает, — сказал он, поднимая плетку, — мы можем ей это устроить. Ему осталось получить двадцать пять ударов. Они твои, девчонка!

Клод смотрел, как девушке развязали руки, как привязали ее к столбу так, что она закрыла своим телом человека, которого хотела защитить. Он слышал, как застонал Лендис в тот момент, когда раздался треск рвущейся ткани. Никаких снисхождений — пусть все будет как положено — платье разорвали сзади, чтобы оголить спину.

— Нехорошо портить такую чудесную кожу. — Траверс пробежал ладонью по обнаженной спине Алексис. Он занес руку для первого удара, но, увидев, как его люди отворачиваются, опустил плеть.

— Она сама этого хотела! — заорал он. — Если бы не она, все кончилось бы миром!

Траверс знал, что лжет. Знали это и его люди, но они помнили и другое: стоит им ослушаться Траверса, как каждый может оказаться на месте девушки. Поэтому им оставалось лишь молча смотреть на происходящее. Каждый был волен думать, что ему угодно.

Человек, который убил Франсин, как завороженный посмотрел на Алексис, когда та, чуть повернув голову и прижавшись щекой к спине Пауля, взглянула в его сторону.

Кожаная плеть хлестнула ее по спине, и Алексис, прикрыв глаза, зашептала Паулю, чтобы он не боялся: она выдержит, она может и хочет пройти все это до конца. Она молила его не умирать, хотя бы ради грядущего возмездия. Алексис чувствовала, что кровь течет у нее по спине, что ее кожа превращается в кровавое месиво по мере того, как Траверс раз за разом поднимает и опускает плеть. Она до крови искусала губы, стараясь не издать даже стона. Волосы ее прилипали к сплошной ране, в которую превратила ее спину плеть Траверса, но Алексис заставляла себя держаться и не терять сознания. Она повторяла себе, что должна запомнить все до последней точки, всю меру унижения и боли, которым подверг ее этот кровавый палач. Ей нужно было помнить все, чтобы эта память помогла ей прожить следующие дни, недели, месяцы. Слезы потекли по ее щекам. Вначале это были слезы боли, но потом их питали горечь, ужас, ярость. Она не могла сдержать стона, только когда потеряла счет ударам и уже готова была потерять сознание, но тут все внезапно закончилось.

Траверс бросил плеть. Раненая рука его невыносимо ныла. Кровотечение усилилось, он чувствовал, что с каждым новым ударом силы уходят от него. Хватит, довольно. Случилось то, чего он хотел с самого начала: услышать, как девчонка закричит. Она могла бы в значительной степени избавить себя от боли, если бы сделала это раньше. Он не собирался давать ей полную порцию, но она все тянула и чуть не убила его самого, прежде чем он добился этого слабого стона. Проклятая гордячка!

Траверс схватился за руку, пытаясь остановить кровь, и рявкнул на своих людей:

— Бросайте их! Мы должны забрать корабли и убираться прочь с этого острова.

Матросы не двигались с места. Взгляды всех были прикованы к спине девушки. Она не плакала и не двигалась. То, что она жива, было понятно лишь по ее судорожному хриплому дыханию. Моряки ненавидели своего капитана за то, что он сделал с ней, и себя за то, что не остановили его.

Один из них подошел поближе к столбу, чтобы отвязать Алексис, но Траверс заступил ему путь.

— Нет. Оставьте ее. Надо убираться отсюда, пока местные жители не поняли, что здесь произошло.

Все побрели прочь. Один лишь убийца Франсин не мог двинуться с места, загипнотизированный взглядом янтарных глаз. Алексис смотрела на него сквозь пелену слез. Когда она опустила веки, матрос словно почувствовал, что его отпустили, и в этот момент он очень четко понял, что хочет сделать. Он кинулся вперед, туда, где маячила незащищенная спина капитана, и бросился на него.

Однако Траверс всегда заранее чувствовал угрозу. Почему-то именно такого поступка он ждал от моряка, убившего женщину. В доме что-то произошло. Что-то еще, помимо смерти женщины.

Инстинкт подсказал Траверсу, как повести себя. Несмотря на свою слабость, он успел выхватить пистолет в тот самый момент, когда моряк уже прыгнул к нему на плечи. Единственный выстрел в живот решил судьбу мятежника — нападавший упал замертво. Траверс поднял голову и обвел взглядом троих оставшихся с ним матросов.

— Кто-то еще хочет выкинуть что-нибудь в этом роде? — с издевкой спросил он.

Мужчины отвели глаза, глядя куда-то поверх холма. Каждый из них мечтал убить капитана, но никто не хотел подвергать себя риску в случае, если попытка не удастся.

Клод едва верил в то, что их с Лендисом оставили в живых. Алексис спасла им жизнь, приняв удар на себя. После того, свидетелями чего они стали, Траверс никогда не решился бы взять их на корабль. Клод понимал, что Траверс не прикончил их только потому, что насытился. С него хватило кровавой бойни этого дня, и больше он не желал крови.

Моряк подкатился поближе к Лендису — вдвоем им было легче справиться с веревками. Первым освободился Лендис. Затем он развязал своего капитана, и они уже вместе подбежали к Алексис. Она была жива, но жизнь в ней едва теплилась. Когда Клод развязал ей руки, она соскользнула по спине Пауля и упала бесформенной грудой у его ног. Мужчины даже не успели подхватить ее. Клод опустился перед девушкой, собираясь взять ее на руки и отнести в дом, когда Лендис тихо сказал:

— Он мертв, капитан. Он, вероятно, умер еще до того, как она бросилась его спасать.

Неожиданно Алексис открыла глаза и посмотрела на человека, произнесшего страшные слова.

— Он умер, когда я просила его держаться. Он умер у меня в объятиях.

Тело ее задрожало от рыданий. Клод протянул руки, чтобы подхватить ее, но она оттолкнула его. С каждым вздохом, наполнявшим воздухом ее легкие, она становилась сильнее.

Клод и Лендис не могли сдержать удивления, глядя, как она встает на ноги. Слегка покачиваясь, она подошла к Паулю, посмотрела на его мертвое израненное тело, затем подошла к Джорджу. Там, за дверью, в доме, была мертвая Франсин. Всего час назад все они были живы. Все были вместе, здесь, в этом доме, счастливые, радостно возбужденные. Самый большой праздник — ее годовщина. Алексис наивно верила, что здесь, в «вороньем гнезде», где жизнь протекала так счастливо, так мирно и спокойно, никто не сможет ее обидеть. Только сейчас девушка заметила, что двое мужчин смотрят на нее с сочувствием. Вероятно, они решили, что она наполовину сошла с ума. Возможно, они правы, подумала Алексис.

Разве не было безумием полагать, что «воронье гнездо» — место, где с тобой не может случиться ничего плохого? Разве она не позволяла Джорджу и Франсин баловать ее, лелеять и защищать от невзгод? Разве не она дала возможность Паулю принять за нее решение и привести ее в этот благословенный дом? Ведь ее с самого начала что-то насторожило; она не хотела соглашаться и все-таки пришла с ним сюда. Да, Пауль поступил так из сострадания и любви к маленькой девочке. И она научилась любить. Любить их всех.

А сейчас все те, кто проявил к ней участие, кто любил ее, были мертвы. Боль, терзавшая ее спину, была ничем по сравнению с болью, терзавшей ее душу.

Алексис, покачиваясь, побрела к «вороньему гнезду». На одном из поворотов она упала и оставшуюся часть пути проделала ползком.

Только добравшись до утеса, она распрямилась и стояла, глядя в небо. Алексис знала, что на нее смотрят, и спрашивала себя, чего ждут от нее эти двое мужчин. Быть может, они решили, что она собирается броситься вниз со скалы? Неужели они не понимают, что ей есть для чего жить. Неужели не догадываются? Алексис подняла вверх сжатые кулаки, туда, где небо и вода сливались в одну голубую дымку на горизонте, и хриплым голосом прокричала клятву — клятву на всю оставшуюся жизнь.

 

Глава 3

Собранию суждено было продолжаться недолго. Меньше чем через час после окончания своего выступления Клод уже вернулся домой. Он сидел на кухне, помешивая угли в очаге, ругая себя за то, что рассказал им так много. Он с самого начала должен был догадаться, что ему не удастся отговорить их отказаться от планов относительно Алексис.

— Тогда она дала две клятвы, — тихо сказал им Клод. — Первая клятва касается вас всех. Следуя ей, Алекс Денти никогда не пойдет на сотрудничество с вами.

Вторая клятва имела отношение к нему лично. И эта вторая клятва лишала его возможности добиться того, чего он желал с той самой минуты, когда впервые увидел ее.

— …Она пообещала найти Траверса и убить его. Она поклялась, что не сойдет на берег, пока не получит Траверса в свое распоряжение.

После этого Клод замолчал, предоставляя им возможность вникнуть в смысл сказанного. Потом он заговорил вновь, и по мере того, как он говорил, голос его креп.

— Алексис занята своим личным делом. Она никогда не станет сотрудничать с нами. Она ищет лишь одного человека. Когда она его найдет, то оставит капитанский мостик. Она не убивает, не грабит. Она не ставит перед собой цель даровать кому-то свободу, и не это для нее главное. Если она будет с нами, ей придется потерять время и отвлечься от погони. Наши и ее цели не совпадают.

Но они, хотя и не перебивали его, все равно решили по-своему. Они продолжали говорить все то же, будто могли убедить Алексис присоединиться к ним. Когда Клод спросил, откуда у них такая уверенность, Хоув выложил свой козырной туз.

— Она, возможно, не гражданка Америки, — сказал он, — но она пиратка. За одно это мы могли бы ее повесить. Мы предложим ей амнистию в обмен на помощь.

— Но это же глупо! — воскликнул Клод. — Она не угрожала ни одному американскому судну, не говоря о том, чтобы топить их или грабить!

— Да, но она нападала на британские корабли без санкции нашего правительства. Британцы могут воспринять ее действия как эскалацию войны.

— Нет, не могут — она британская подданная.

— Они этого не знают, капитан. Мы и сами не знали до того момента, как вы нам об этом сообщили. И еще. Судя по докладам, три из потопленных ею двенадцати кораблей, были отправлены на дно в территориальных водах США. Все это ставит наше правительство в довольно затруднительное положение.

— Затруднительное, черт побери! Да если вы станете принуждать ее к сотрудничеству, опираясь на такие посылки, она просто рассмеется вам в лицо!

— И тем не менее, капитан, вопрос решен. Президент желает встретиться с Алекс Денти, и организовать встречу он поручил нам. Мы выбрали вас. Мы не имели ни малейшего представления о том, что вы знакомы с капитаном, но ваша речь была настолько убедительна, что мы вам поверили. Ваши знания помогут вам привести ее к нам даже скорее, чем мы предполагали, быть может, еще до того, как будет объявлена война. Президент нуждается в поддержке, и, если общественность узнает, что Алекс Денти на нашей стороне, эта поддержка нам обеспечена.

И Беннет достал приказ.

— Вот, капитан. Вам надлежит отбыть в течение недели. Мистер Медисон считает жизненно важным, чтобы все было сделано как можно секретнее. Никто, кроме вас и вашего командования, не должен знать о приказе найти и доставить в Вашингтон Алекс Денти.

Клод невольно задумался о том, с какой лихорадочной скоростью они вели страну к войне. Приказ найти и доставить Алексис казался Клоду нелепым, противоречащим тому, что до сих пор делал Медисон как политик. Клод вытащил приказ из пакета и перечитал его. Подписан Президентом и главнокомандующим соединения кораблей Грэйгом. Вздохнув, Клод убрал документ на место.

Возможно, если бы он не упомянул о связи Алексис с Жаном Лафиттом, они не стали бы настаивать. Он не собирался рассказывать им о том, что Алексис встречалась со знаменитым пиратом вскоре после того, как начала охоту на Траверса, — это вырвалось у него само собой, когда Беннет спросил, не любовь ли к Алексис Денти заставляет Клода пренебрегать обязанностями гражданина и военного по отношению к отечеству. Клоду захотелось ударить Фартингтона и содрать с его лица эту циничную ухмылку. Да, он любил Алексис, но ни разу еще не позволил чувствам помешать ему делать то, что от него требовал долг. Точно так же, как она не позволила ему помешать ей идти к собственной цели. А ведь он старался. Бог видит, как он старался!

Как только было произнесено имя Лафитта, судьба Алексис была решена, с горечью думал Клод. Он изворачивался до конца, пытаясь отказаться от выполнения задания, но все увертки ни к чему не привели. Его отношение к приказу не было принято в расчет. Вверенные ему люди решат, что он предал Алексис. И она тоже так решит.

Клод не хотел встречаться с Алексис до тех пор, пока она не совершит возмездия, пока не успокоится. Но теперь их пути должны будут пересечься, хочет он того или нет. Его страна вступала в войну с Британией. Жизнь распорядилась так, что ради победы он должен будет помешать Алексис исполнить ее долг возмездия, и Алексис придется принять это в расчет. Ему оставалось надеяться лишь на то, что Алексис не убьет его прежде, чем у него появится возможность ее урезонить.

Откинувшись на спинку стула и положив ноги на стол, Клод смотрел в огонь. Он думал о том; как много всего осталось за пределами его рассказа. Это невысказанное составляло самую сокровенную тайну, тщательно оберегаемую и лелеемую, хранимую в потайных глубинах души, у самого сердца. Стоило ему лишь подумать об Алексис, и она вставала перед ним как живая. Часто эти мысли приходили непрошеными, заставляя сердце болезненно сжиматься в груди.

Клод провел рукой по волосам, в который раз вспоминая ее такой, какой увидел на вершине утеса. Она тогда подступила к самому краю каменной площадки и краю сознания. Дальше начиналась бездна. Лицо ее было в крови, золотые волосы также окрасились кровью. Он никогда так и не смог понять, откуда она взяла силы говорить, каким чудом заставила себя воздеть руки к небу. Но она сделала это, и то, что им с Лендисом предстояло услышать, до сих пор заставляло Клода зябко подергивать плечами. Было мгновение, когда ему показалось, что эта женщина перестала быть созданием из плоти и крови, превратившись в нечто неземное — ангела мести, может быть. Клод слышал, как позже Лендис рассказывал кому-то, будто она и в самом деле была похожа на ангела мщения. Тогда же на этом утесе умерла Алексис Квинтон, тогда же возродился Алекс Денти.

Вначале он боролся с постоянным присутствием Алексис в своих мыслях. У Клода были и другие женщины, и он вспоминал их иногда не без удовольствия, но желал он только ее. Для него лучшей женщины не существовало на этой земле. Трагедия состояла в том, что она не могла принадлежать ему, пока не покончит с Траверсом.

Но между ними стоял не только Траверс. Была и вторая клятва, о которой они с Лендисом предпочли никому не рассказывать. Клод знал, что ему предстоит перебороть эту клятву, если он хочет получить то, что желает. Он любил Алекс Денти, а она от всего сердца поклялась никогда никого больше не любить.

Малиновые искры полетели в разные стороны от прогоревшего полена. Красноватое мерцание углей — вот все, что было нужно его усталому мозгу, чтобы живо представить события того дня и недель, за ним последовавших…

Алексис договорила последние слова и устало опустила руки. Качаясь от изнеможения, она отошла от края утеса. В голове ее гудело, кровь, казалось, пульсировала в том же ритме, в котором бились о скалы морские волны. Алексис понимала, что вот-вот упадет в обморок. Знала она и то, какими нелепыми покажутся ее клятвы двум стоящим позади мужчинам, если она сейчас оступится и упадет со скалы.

Танкер успел подхватить ее на руки до того, как она потеряла сознание. Он принес Алексис в дом и положил на диван в гостиной. В поисках чистой одежды и перевязочного материала Клод наткнулся на тело Франсин, лежащее под окном в столовой. Преодолев очередной приступ тошноты, он постарался вспомнить, когда могла умереть эта женщина, потом вернулся к Алексис с бинтами и тазиком воды — чтобы осмотреть раны, пришлось сперва отмыть кровь со спины.

Глядя на то, как трудится Клод, Лендис покачал головой:

— Траверс ее не щадил. Нужно из ума выжить, чтобы так изуродовать девчонку. Что нам с ней делать?

— Что делать? — переспросил Клод и вздрогнул, услышав собственный голос. — Мы возьмем ее с собой, что же еще. Здесь у нее никого не осталось. Британцы разорили дело ее отца. Ее муж погиб…

— Муж? Ты хочешь сказать, что человек, из-за которого она едва не умерла, был ее мужем?

— Кажется, да. Когда я разговаривал с секретарем Квинтона, он мне сказал, что у дочери Джорджа сегодня годовщина. Эта девушка, очевидно, дочь Джорджа, и тот мужчина — ее муж. Мать ее лежит мертвая в другой комнате. Ты видел, что с ней?

— Я не знаю, как это произошло, если ты об этом хотел меня спросить. А сейчас позволь мне, — предложил Лендис, заметив, что Клод собирается промыть ей раны. — Может, ты неплохой капитан, но, признаться честно, лекарь из тебя ни к черту. Возьми тряпку, намочи в воде и займись собой — у тебя на виске кровь. Кстати, тебя сильно задело?

Клод отошел от девушки, уступая место своему первому помощнику. Намочив кусок простыни, он по совету Лендиса принялся оттирать кровь с собственной головы. Если бы не Лендис, Клод и не вспомнил бы про то, что ранен.

— Пуля только царапнула. — Клод сел, уставившись в окно и стараясь не смотреть на манипуляции Лендиса. Слишком хорошо он помнил, что чувствовал, когда Лендис вот так же трудился над его собственной спиной. Он был рад, что девушка находится без сознания, и надеялся, что она пробудет в забытьи, пока все это не кончится.

— Тебе повезло, — заключил Лендис.

Он осторожно обрабатывал раны несчастной. Если она выживет, думал Лендис, Траверсу никак не позавидуешь. Лендис нисколько не сомневался в искренности проклятий девушки и ее готовности отомстить.

— Удача тут ни при чем, — отозвался Клод. — Она спасла мне жизнь. Этот англичанин точно отправил бы меня на тот свет. Она толкнула его, когда он стрелял. Успей она на мгновение раньше, меня бы вообще не задело.

— Зато промедли секунду — и я бы тебя сейчас хоронил.

— Что с Алленом и Бригсом?

— Их не воскресишь.

— Черт, — прошептал Клод.

Отмыв остатки крови со спины Алексис, Лендис грустно покачал головой. Раны были глубокие.

— Не знаю, выживет ли она, Таннер. Подойди сюда. Смотри, этот Траверс крепко над ней поработал, да и крови она потеряла предостаточно.

Клод заставил себя встать с места и подойти к дивану. Раны на самом деле выглядели ужасно. Если девушка выживет, шрамы останутся с ней навечно.

— Все, что мог, ты сделал, Лендис, по крайней мере кровотечение остановил. Я хочу собрать кое-что из ее вещей, чтобы мы могли прихватить их на корабль. Тела я занесу в дом. Кто-нибудь из горожан похоронит убитых. Мы сейчас не можем терять времени.

Клод быстро обошел спальни и задержался в комнате Алексис. Он побросал платья, белье, обувь и украшения в мешок и только после этого затащил мертвых внутрь. Уложив тела Джорджа и Франсин рядом, а Пауля — чуть поодаль, он занес в дом тела убитого им англичанина, матроса, которого пристрелил Траверс, Аллена и Бригса. Сейчас ни к чему было раздумывать над тем, почему слуг Квинтонов не оказалось на месте. Клод понимал одно — своим отсутствием они спасли себе жизнь. Закончив работу, он вернулся к Лендису. Настало время уходить.

— Подожди пару минут, Таннер. Мне надо перебинтовать девушку.

— Я помогу.

Клод присел на край дивана, и они вдвоем приподняли все еще не пришедшую в сознание Алексис. Клод снял с нее окровавленные тряпки — все, что осталось от платья. Он старался не думать о том, как хороша она была, если не замечать спутавшихся волос и следов страдания на лице. Лендис бинтовал, а Клод поддерживал девушку, и грудь ее касалась его груди. Именно тогда Клод решил, что, если бы даже всего, что случилось в этот день, никогда не произошло, он все равно нашел бы способ увести ее от мужа и никогда бы не дал вернуться на этот остров. Он бы любил ее страстно и долго, до тех пор пока никто из них двоих не смог бы больше продолжать заниматься любовью.

Капитан поднял глаза и увидел, что его первый помощник как-то странно смотрит на него.

— Она красивая, правда? — заметил Лендис как бы невзначай, продолжая бинтовать раны.

— Да, очень.

— Можно старику дать капитану совет?

— Можно, если этот старик ты.

— Не уверен, что тебе понравятся мои слова, ну да будь что будет.

Лендис распрямился и ополоснул руки в тазу. Затем, вытерев их о собственные штаны, сказал:

— Не бери ее с собой. Ты же слышал, что она говорила на утесе, прежде чем потеряла сознание. Если ей суждено выжить, она захочет остаться здесь, а не на борту «Гамильтона».

— Ты действительно считаешь, что она сможет все это пережить?

— Считаю. Ты помнишь, как Траверс обещал расправиться с ней, требуя, чтобы мистер Квинтон и ее муж бросили оружие?

Клод кивнул.

— Тогда ты должен помнить и то, что она им сказала. Она крикнула, что возненавидит их, если они подчинятся приказу Траверса. Они не опустили своих пистолетов…

— И поплатились за это.

— Я так не думаю, — Лендис бросил загадочный взгляд на капитана. — Девушка хотела пожертвовать собой ради людей, которых любила больше всего на свете. Если бы эти двое сделали, как им велел Траверс, она расценила бы такой поступок как предательство и действительно стала презирать их — ведь они не приняли бы то, что лишь она одна имела право им предложить.

— Ну и чего ты добиваешься?

— Только одного. Чтобы ты оставил ее здесь. Если ты возьмешь девушку на корабль и не дашь уйти, когда она сама того пожелает, она и тебя возненавидит.

— Господи! Ты говоришь так, будто я собираюсь держать ее на корабле вечно. Мы отвезем ее в Вашингтон, и там она сможет начать новую жизнь. Может быть, ей больше понравится в Бостоне, — тогда пусть будет Бостон. Моя сестра сможет о ней позаботиться.

— А я говорю, что ты не можешь решать, как ей строить жизнь.

В этот момент Алексис застонала.

— Сейчас девушка не в том состоянии, чтобы самостоятельно принимать решения. В одном ты был прав: я не собираюсь следовать твоему совету.

Лендис только пожал плечами.

— Пошли. Нам надо покинуть дом, пока она не пришла в сознание, — заторопился Клод.

Лендис помог капитану поставить Алексис на ноги, и тот, поднатужившись, перекинул тело девушки через плечо.

— Полегче, Таннер, она тебе не мешок с мукой.

Клод кивнул.

— Знаешь, она оказалась вовсе не такой легкой, как можно было предположить. Я пойду к кораблю, а ты пока забери вещи. Встретимся на берегу.

Лендис смотрел вслед капитану, несущему свой драгоценный груз на корабль. Он тоже был очарован девушкой и отчасти понимал капитана. Был бы он сейчас на тридцать лет моложе, скорее всего сам поступил бы так, как Таннер. Тридцать лет назад и у него хватало сил ставить женщин на место, что бы они там ни требовали. Однако эта женщина была другой. Ее клятвы чего-то да стоили. Лендис полагал, что такого сорта ненависть трудно перебороть просто сменой обстановки. По дороге на берег Лендис все думал о том, не забыл ли капитан о второй части, ее клятвы. С этим что он будет делать? Скорее всего если она останется жить, Таннер рискует стать жертвой безответной любви.

Едва взойдя на борт «Гамильтона», Клод дал сигнал к отплытию. Его не волновали любопытные взгляды команды, обращенные на странный груз капитана. Так и не пришедшую в сознание Алексис он перенес в свою каюту.

У себя Клод снял с Алексис бинты, стараясь действовать осторожно, чтобы не открылось кровотечение. Покончив с этим, он вымыл ее, выбросив остатки одежды, затем порвал на лоскуты для перевязок несколько чистых простыней. Наложив на раны мазь, Клод снова перебинтовал Алексис. Укрыв девушку, Клод занялся ее прической: сначала смыл остатки запекшейся крови с волос, затем осторожно, разделяя руками пряди, расчесал золотые кудри щеткой, заплел их в косу и перекинул на одно плечо, чтобы волосы не путались во время сна. Когда Клод решил, что больше ничего не может для нее сделать, он оставил Алексис спать, а сам вышел на палубу, где его ждали неотложные дела.

Нельзя сказать, чтобы все шло гладко. Лендис пытался объяснить команде, что произошло, и едва ли преуспел в этом. Все были возмущены гибелью двух своих товарищей, а еще больше — бесчеловечным отношением к девушке. Некоторые из людей Клода когда-то имели несчастье служить под командой английского капитана и считали себя счастливчиками, сумев улизнуть от «доброго папаши Траверса».

— Капитан Клод, — спросил Гарри Янг, хорошо знакомый с методами укрепления дисциплины, которые практиковал Траверс, — девушка будет жить?

На этот раз на лице Гарри не было неизменной кривой усмешки. Уголки губ его скорбно опустились, и мускулы лица чуть подрагивали, выдавая его гнев и возмущение. Нервным жестом он откинул со лба волосы. Гарри знал, что такое служить у Траверса, и испытал его «ласку» на собственной шкуре. В памяти его навсегда остался холодный взгляд хищных глаз капитана.

— Не уверен, Гарри, — тихо сказал Клод.

Он понимал, о чем думает сейчас его матрос. Выходит, не обманули дурные предчувствия, зародившиеся у них всех, едва вблизи замаячил британский фрегат.

— Она сильная, — добавил Клод. — Может, все и закончится для нее благополучно.

— Да, — Том Даниелс, говоривший с небольшим акцентом, свойственным жителям юга, всегда чуть растягивал слова. — Мистер Лендис рассказал нам, как она сопротивлялась Траверсу. Наверное, она действительно очень сильная.

— Или сумасшедшая, — вставил Майк Гаррисон и тут же невольно отступил за спины товарищей, такой тяжелый взгляд бросил на него капитан. Вообще и Майк, и другие моряки, все не робкого десятка, в присутствии молодого капитана утрачивали обычную бойкость. Майк в свои сорок лет еще не встречал человека, который умел бы его поставить на место так, как это делал Клод. Ему нравилось служить у человека, которого он уважал. Во всяком случае, работать на Клода было совсем не то же, что подчиняться человеку, который боится с тобой связываться и старается не нарываться на острое слово или насмешку.

— Ты не угадал, Майк, — раздельно проговорил капитан. — С мозгами у нее все в порядке. Ты скоро и сам в этом убедишься, если она выздоровеет.

Майк что-то пробормотал в свое оправдание, на что Клод с коротким смешком сказал:

— Не надо извиняться передо мной. Ты сможешь принести свои извинения даме лично. Когда она докажет тебе, чего на самом деле стоит.

— С нетерпением буду ждать ее выздоровления, — нашелся Майк.

Клод насколько мог подробно рассказал команде о происшедшем на берегу инциденте, после чего приказал всем приниматься за работу. Когда отпала необходимость в его присутствии на палубе, он вернулся в каюту проверить, как идут дела у Алексис. Она, похоже, тоже в нем не нуждалась. Девушка все еще была без сознания. Впрочем, для нее это было даже лучше. Так она не чувствовала боли, которая, стоило ей очнуться, напомнила бы о себе невыносимыми страданиями.

— Да, — сказал Клод, услышав осторожный стук в дверь.

В каюту вошел Лендис. Помедлив, он присел на край постели больной.

— Я смотрю, ты хорошо поработал, Таннер, — сказал старший помощник, проверяя перевязку.

— Ты ведь здесь не для того, чтобы сообщить мне, будто я похож на человека, у которого за спиной фельдшерская школа. Говори прямо, что тебе нужно?

— Я по поручению команды. Ребята хотят тебя кое о чем спросить. Я не уполномочен отвечать на такого рода вопросы. Иди, а я побуду с ней, пока ты не вернешься.

Клод вышел на палубу. Чувствовалось, что матросам стоило немалых усилий набраться храбрости и выступить против капитана. Таннер догадывался, что они хотели знать. Он сам задавал себе тот же вопрос не один раз с тех пор, как принес ее на корабль. Но знал он и то, какой ответ должен дать своим людям.

Капитан подошел к матросам, собравшимся на кормовой палубе.

— Мистер Лендис сказал, что вы хотите о чем-то спросить. Я слушаю.

— Вы, наверное, уже догадались, капитан, — сказал Гарри. — Короче, мы хотим догнать Траверса. Он не мог уйти далеко. Мы могли бы перехватить его.

— И еще, — вступил в разговор Майк, — готов поклясться, что здесь нет ни одного человека, который отказался бы поддержать вас, если вы решите так поступить.

— Спасибо, Майк. Я могу только приветствовать ваше мужество. Позвольте мне теперь объяснить, почему мы не сделаем этого. Мы уже потеряли двух лучших товарищей из-за этого мерзавца. У нас на борту молодая женщина, которая может погибнуть. Кроме того, мы не воюем с Британией, и еще неизвестно, когда начнем воевать. Нападение на Траверса равносильно объявлению войны. Мы не знаем, какими бедствиями для страны обернется эта акция, и не можем развязывать войну с другим государством только из-за того, что возмущены действиями отдельных его граждан.

Клод обвел взглядом лица молчавших моряков. Они не были довольны его решением, но не могли не признать, что их капитан был прав. Матросы предвидели его ответ, и он восхищался мужеством этих людей, все же задавших ему вопрос, который мучил всех. Почему не попробовать, даже если понимаешь, что результат едва ли будет положительным.

— У правительства глаза на лоб полезут, когда мы сообщим, что на корабли Квинтона они могут не рассчитывать. Нашим корабельщикам придется постараться. А пока нам ничего не остается, как на всех парусах лететь в Вашингтон, чтобы они успели вовремя принять необходимые меры.

Моряки согласно закивали. Каждый из них молча надеялся, что Медисон наконец осознает то, что для них всех уже было неоспоримой истиной: ни один американский корабль не будет чувствовать себя в безопасности в открытом море, пока Америка не построит флот, способный дать достойный отпор британским кораблям.

 

Глава 4

Три последующие ночи Клод почти не спал. Он не отходил от постели Алексис, постоянно менял ей бинты и холодные компрессы. Лендис иногда выручал капитана, давая ему возможность немного поспать, но едва Клод улавливал стон или вскрик больной, как тут же просыпался снова.

Вторая ночь была самой тяжелой. Алексис вся горела, словно в огне. Лендис счел нужным предупредить Клода, что девушка может не пережить ночи. Таннер чувствовал, что команда тоже нервничает. Если бы Алексис умерла, ему пришлось бы приложить немало усилий для того, чтобы не дать своим людям наделать глупостей.

Алексис постоянно разговаривала во сне, звала Джорджа и Франсин. Клоду показалось странным, что она зовет родителей по именам. Лендис тоже не мог ничего сказать по этому поводу. Кажется, больше всего девушка убивалась по Паулю. Пытаясь сесть, она тянула к нему руки, а когда не могла его найти, начинала безутешно рыдать.

Только к вечеру четвертого дня, как раз в тот момент, когда Лендис вышел из каюты капитана, а Клод после всех бессонных ночей наконец крепко уснул, Алексис пришла в себя.

Приподнявшись на кровати, она вглядывалась в темноту, постепенно начиная различать контуры спящего на стуле человека. Алексис не сразу узнала его. А когда узнала, то тут же вспомнила все. События страшного дня с поразительной четкостью встали у нее перед глазами. Но что было потом, она не могла вспомнить. Девушка презирала себя за слабость, за то, что позволила себе упасть в обморок, но неожиданно резкая боль в спине напомнила ей, что дело не в ее нервах или слабоволии. Алексис едва сдержала стон, прикусив губу. Непрошеные слезы потекли у нее по щекам.

Алексис спрашивала себя, как долго она пробыла без сознания. Скорее всего не больше нескольких часов. Сейчас уже темно, поздний вечер. Не может быть, чтобы была уже ночь. Алексис пыталась понять, где находится. Это не похоже на ее спальню. И… О Боже! Кровать под ней закачалась… Значит, она на корабле! К тому же, судя по шуму волн, бьющих в корму, они вышли за акваторию порта. Что наделали эти люди? Как посмели они забрать ее с острова!

Мужчина в каюте по-прежнему крепко спал. Алексис попыталась рассуждать логически. Кажется, другой человек называл его капитаном… Тогда это его корабль, и решение о том, чтобы увезти ее с Тортолы тоже, вероятнее всего, принял он. Алексис попробовала встать, движимая лишь одним желанием — выбраться наружу. Услышав, что мужчина зашевелился, она замерла и оставалась неподвижной до тех пор, пока он снова не уснул; затем поднялась с постели. Ей стало холодно. Только тут девушка осознала, что она стоит совершенно нагая. Куда подевалась ее одежда? Шепотом выбранив капитана, Алексис почти пожалела, что объект ее недовольства не мог услышать ее.

Обернувшись простыней, она на цыпочках подошла к сундуку, чтобы найти хоть что-нибудь. Надо сказать, Алексис здорово удивилась, обнаружив собственную одежду, аккуратно сложенную в стороне от вещей, которые могли принадлежать капитану. Сбросив простыню, она надела нижнюю рубашку и болезненно поморщилась, когда случайно задела бинты. Кажется, она сорвала струп, и рана начала кровоточить.

Алексис как раз вынимала платье, когда дверь в каюту распахнулась. Вошел тот самый человек, что вместе с капитаном присутствовал при расправе Траверса над ее семьей. Прежде чем он ее заметил, Алексис успела нырнуть в тень.

Лендис подошел к Клоду и безжалостно растолкал его.

— Твоя очередь прогуляться. Я посмотрю за… Господи, Таннер! Куда она пропала?

Клод чуть не подпрыгнул на стуле. Быть такого не могло! Он и заснул-то всего на пару минут. Конечно, она никуда не могла деться. Услышав шорох в углу, Клод обернулся. Алексис стояла, прижавшись спиной к стене и держа в руках платье. Глаза ее сверкали, словно у кошки, и Клод вдруг подумал, что она, наверное, видит в темноте гораздо лучше обычных людей. Он зажег лампу и направился к девушке.

Алексис еще теснее прижалась к стене: казалось, она хотела врасти в нее. И дело было не только в том, что она опасалась приближавшегося к ней человека; Алексис с трудом преодолевала боль и боялась снова упасть в обморок, если лишится поддержки. Она не могла позволить себе потерять сознание до того, как велит им вернуть ее на Тортолу.

Клод остановился в нескольких футах от нее и поставил лампу на комод.

— Вы еще недостаточно выздоровели, чтобы совершать прогулки. Позвольте мне помочь. Еще немного, и вы лишитесь чувств.

Какой у него приятный голос, подумала Алексис. Тембр голоса был глубокий и чистый, чуть хрипловатый от волнения. Судя по всему, он не хотел ее обидеть. Его широко распахнутые зеленые глаза говорили о том, что он хочет ей только добра. В жесте моряка, как и в его голосе, не было никакой угрозы, только готовность принять на себя ее боль, ее беду. Тело его было стройным и крепким, к Алексис вдруг вспомнила, как он нес ее и как приятно было чувствовать его так близко. Должно быть, это он успел подхватить ее, когда она потеряла сознание. Сейчас боль казалась почти невыносимой, и ей захотелось снова оказаться в этих руках, снова провалиться в бархатную мглу, но она, с трудом преодолевая головокружение, заставляла себя держаться. У нее есть цель, и она не должна сдаваться. Алексис напомнила себе, что перед ней тот самый человек, который увез ее из Род-Тауна. Она должна сказать ему, чтобы он вернул ее в город. Она должна сделать так, чтобы он ее понял.

Алексис взглянула в лицо незнакомца и снова подумала о том, что он по-настоящему красив. Даже сейчас, когда под глазами его легли темные круги и на лбу обозначились морщинки от усталости, он казался ей самым мужественным и самым интересным мужчиной из всех, с кем она была знакома прежде.

Моряк не отводил от нее больших, опушенных густыми черными ресницами глаз. Они были такими же зелеными, как мох, налипающий на волноломы. Нос его был прямым и довольно длинным. Такой нос обычно называют аристократическим. Он делает лицо слегка надменным. Губы, полные и чувственные, имели четкую, красивую форму. Кожа моряка была такой же, как и у нее, — бронзовой от загара. Борода его цветом была темнее волос, темно-рыжих, отливавших в медь, длинных и вьющихся, достающих до воротника рубашки.

И вдруг Алексис стало страшно. Борода! Откуда она? Раньше он был без бороды. Борода не может отрасти за такой короткий срок! Так не бывает. Алексис вскрикнула, настолько она была поражена тем, что только сейчас дошло до ее сознания. Она находилась в открытом море! Несколько дней! Какой ужас!

Алексис уронила платье. Боль наконец победила, и она сползла на пол.

Клод быстро подхватил девушку и осторожно отнес на свою койку. Уложив Алексис, он бережно укрыл ее одеялом и только затем обернулся к Лендису.

— Как ты думаешь, что ей было нужно? Мне показалось, что она хотела что-то сказать, но как только взглянула на меня, тут же упала в обморок.

— Ты, очевидно, давно не видел себя в зеркале! — рассмеялся первый помощник. — Ну и физиономия у тебя, Таннер! Ты перепугал ее своим видом до полусмерти. Ей-богу, ты и меня пугаешь, когда смотришь вот так, как сейчас.

У Клода желваки заходили под, скулами.

— Убирайся отсюда, Джон! Скажи команде, что девушка идет на поправку, потом вели принести сюда воды, чтобы я мог помыться и избавиться от этой проклятой щетины.

Лендис, хихикая в собственную бороду, вышел из каюты. Сообщив матросам приятную новость, он, не мешкая, принес капитану воды. При этом Джон старательно делал вид, что поведение капитана, роющегося в вещах в поисках рубашки и брюк поновее, его не удивляет.

Приняв ванну и побрившись, Клод оделся во все чистое, чтобы больше не смущать гостью своей неопрятностью. Затем он решил пойти подышать свежим воздухом. Проведя долгое время без сна Таннер чувствовал себя не очень хорошо, в таком состоянии он не имел права управлять кораблем и принимать решения. Пройдя в рулевую, он подошел к борту и встал около него, крепко держась за перила. На небе светила полная луна, и корабль отбрасывал на воду колеблющуюся тень. Клод смотрел на эту тень, не замечая долетавших до его лица соленых брызг, и думал о девушке.

Правильно ли он сделал, решив взять ее с собой на корабль? В сотый раз Клод задавал себе этот вопрос. Каковы были его настоящие мотивы? Ведь он мог оставить девушку в городе; очевидно, там у нее есть друзья, которые могли бы о ней позаботиться. Может быть, так было бы лучше для нее. Девушка была бесспорно красива, но не только внешность привлекала в ней. Одно ее присутствие заставляло подтягиваться, побуждало окружающих вести себя и мыслить в том же ключе, что и она, в соответствии с ее высочайшими мерками.

Самое главное — ее глаза. Эти кошачьи янтарные глаза. Тогда в каюте Клоду показалось, что они прожгут его насквозь. Он еще ни разу в жизни не встречал столь выразительных глаз. Клод знал, что она смотрит на него, как смотрит на охотника загнанное животное, осознавая опасность и рискованность своего положения. Но он знал и другое: она поняла, что опасности нет. Он увидел эту счастливую перемену в ее взгляде, заметил, как исчезла сковывающая ее напряженность. Затем вдруг снова наступила перемена. Таннер пока не догадался, в чем тут причина. Она готова была что-то ему сказать, он в этом уверен. Затем она вся внутренне сжалась, и взгляд ее снова стал похож на взгляд пойманного зверька… В глазах девушки стоял ужас, за которым скрывались гнев, растерянность, крушение надежд. Клод понимал, что каким-то образом виноват в этом был он сам. Но что он сделал, чем так разочаровал ее?

Капитан обернулся, услышав за спиной шаги.

— Что там, Лендис?

— Пойду-ка я позабочусь о нашей гостье. Повязки пора поменять. Надо бы ей проветрить раны на свежем воздухе, но я не думаю, что она сможет гулять по палубе без платья.

Клод улыбнулся:

— Да уж, скорее всего она не согласится. Ладно, иди и будь там. Мне кажется, ей не захочется видеть меня какое-то время.

— Девушка очнется не раньше утра. Она слишком рано попыталась встать и добавила себе неприятностей.

— Я знаю, — кивнул Клод. — Как ты считаешь, почему она решила подняться с постели?

— Думаю, ей хочется поскорее покинуть корабль, капитан.

— Мы ведь скоро это выясним, не так ли?

Лендис только кивнул и, не сказав более ни слова, пошел в каюту капитана.

Почувствовав чье-то осторожное прикосновение, Алексис повела плечом, давая понять, что оно ей неприятно. Девушка хотела только одного — чтобы ее оставили в покое. Ей надо было сосредоточиться, собраться с мыслями и спланировать свои действия. Алексис повернула голову и открыла глаза. После того как туманная дымка рассеялась, она увидела, что над ней склонился второй из знакомых ей моряков, и он очень бережно и умело снимает повязки.

— Лучше лежать тихо, — произнес он. — Я не хочу причинить вам боль.

— Где капитан?

Алексис с трудом сдерживалась. Несмотря на все старания Лендиса, безболезненно снять бинты не удавалось. Она прикусила губу и терпела, понимая, что лишние движения и стоны только ухудшат дело.

— Я хочу увидеть его.

— Позже. Он тоже хочет поговорить с вами, но только когда вам станет лучше.

Алексис вздохнула. По мере того как Лендис натирал спину мазью, жгучая боль стихала. Ей снова захотелось спать. Когда моряк закончил свою работу, Алексис повернулась к нему и спросила:

— Как вас зовут?

— Джон Лендис.

— А вашего капитана?

— Клод. Таннер Фредерик Клод.

— Такое имя не забудешь. Он хороший человек, ваш капитан?

Лендис рассмеялся.

— Вы сами сможете составить о нем мнение, если еще не успели сделать это утром. Но одно я вам могу сказать точно. Нет на свете другого человека, за которым я бы пошел куда угодно.

Лендис заметил, что губы его пациентки тронула улыбка.

— А кто вы? — спросил он. — Мы знаем о вас только, что в девичестве вы звались мисс Квинтон. Но, поскольку вы замужем, теперь у вас, вероятно, другая фамилия, не так ли?

Алексис смотрела на Лендиса в полнейшем недоумении. А может, она взглядом давала ему понять, насколько неуместным было напоминание о погибшем муже? Да уж, кажется, он свалял дурака. Не надо было этого говорить, чтобы лишний раз не расстраивать женщину, оставшуюся вдовой.

— С чего вы взяли, что я замужем?

Лендис облегченно вздохнул, догадавшись, что она только обескуражена, а не расстроена его словами.

— Капитан Клод слышал что-то насчет годовщины. Мы предположили…

Лендис запнулся. Пожалуй, он действительно сказал что-то не то… Глаза, только что приветливо смотревшие на него, сузились в щелки, и рот сжался в узкую полоску.

— Вы ошиблись, — сказала она раздельно и внятно, делая ударение на каждом слове. — А теперь не будете ли так любезны оставить меня в покое?

— Сперва я должен вас перевязать.

Будь на то его воля, он ушел бы, не раздумывая.

— Мне не нужна перевязка, — с нажимом в голосе произнесла Алексис. — Мне нужен свежий воздух. Завтра я смогу встать с постели. Пожалуйста, уйдите, мистер Лендис.

Лендис предпочел не спорить. Забрав с собой грязные бинты и таз с водой, он ушел.

Алексис смотрела ему вслед, пока не захлопнулась дверь. Услышав, как удаляются его шаги, она села и с радостью обнаружила, что движения уже не доставляют ей прежней боли. Пожалуй, через день или два она сможет обойтись без лекарств. Для того чтобы действовать, нужны были силы. Первое, чем предстояло заняться, — организовать возвращение домой. Разумеется, здоровой сделать это гораздо проще, чем больной. Зря, наверное, она прогнала Лендиса. Могла бы разузнать у него побольше.

Алексис до сих пор не имела представления, что это был за корабль и на каком расстоянии от Тортолы они находились.

Итак, годовщина. Зачем он только упомянул это слово? Впрочем, откуда ему было знать, что эта тема отныне запретная? Алексис опустила голову на руки, спрятав лицо в ладонях. Раны на теле она сумеет скрыть; тем более никто не должен видеть жестоких ран, оставленных в ее сердце потерей самых дорогих ей людей. Она могла бы разделить эту боль только с тем, кого любит, но теперь и это ей недоступно. Никогда и никого она не полюбит больше. Еще раз обрести и потерять любовь — такого ей, возможно, не выдержать, а следовательно, нельзя и допускать.

Алексис совершенно не скучала по Лондону, и детство старалась не вспоминать. Порой с горькой иронией она задумывалась о том, было ли у нее вообще детство. Она никогда не чувствовала себя ребенком. Ей нечего было терять, когда она ступила на борт «Звездного». Ни привязанностей, ни воспоминаний. Все изменилось после начала их дружбы с Паулем. Он понимал ее, уважал и сумел вызвать в ней привязанность, а потом и любовь. Когда он уезжал, Алексис впервые узнала, что такое горечь разлуки, скрасить которую могло только ожидание встречи. Джордж и Франсин были совсем другими, она и любила их по-другому. Они оба старались дать ей то, что, как они считали, будет для нее самым лучшим. Алексис полюбила их по-настоящему в тот момент, когда ее приемные родители поняли, что их дочка сама знает, что для нее будет лучше всего.

Больше она никогда их не увидит. Господи, какая боль! Произнося клятву, Алексис знала, о чем говорит, и не собиралась нарушить ни единого слова обета, данного тогда на утесе. Траверс заплатит за все, что он с ними сделал. Она будет жить для того, чтобы отомстить за смерть близких.

Алексис села, распрямив спину. Слезами горю не поможешь. Что толку без конца оглядываться назад? Надо смотреть вперед, в будущее. Квинтонское судоходство пока подождет. То, что забрал Траверс, будет отстроено позже — Джордж достаточно хорошо научил ее управляться с делами. Сейчас надо было придумать какой-нибудь способ вернуться в Род-Таун. Там она соберет команду и начнет охоту за Траверсом. Так будет. Каждая минута, проведенная здесь, на чужом корабле, отдаляла ее от цели, оборачивалась потерей времени. Утром она поговорит с капитаном и объяснит, что намерена делать; тогда он поймет! что должен вернуть ее домой. Лендис сказал, что он хороший человек, и Алексис не имела оснований ему не верить. Он пытался остановить Траверса, и он спас ей жизнь. Она должна поблагодарить его, а потом попросить отвезти обратно.

Алексис легла на койку и укрылась с головой. Вскоре ее сморил сон.

Тихонько приоткрыв дверь и увидев, что девушка спит, Клод на цыпочках вошел в каюту, стараясь не разбудить больную. Лендис сообщил ему, что она хотела поговорить о чем-то очень важном, а Клод слишком устал для такого разговора. Он достал из сундука одеяло и подушку и так же неслышно прошел в маленькую каюту, смежную с капитанской. Клод решил спать там, на койке, а не у себя на полу, как было до сих пор, поскольку сейчас состояние девушки не вызывало особых опасений. Алексис перевернулась во сне, и Клод замер на пороге, прислушиваясь к ее дыханию.

Девушка откинула во сне одеяло и простыню, и они соскользнули на пол. Рубашка задралась до бедер, и Клод залюбовался ее длинными точеными ногами, таинственно белевшими в лунном свете. Она снова шевельнулась, слегка повернув голову, затем длинными пальцами откинула золотую прядь, упавшую на лицо, чуть приоткрыла губы, и Клод услышал легкий, как дыхание, вздох. Это был самый приятный, самый нежный звук из тех, которые ему доводилось слышать. Клоду вдруг захотелось украсть у нее этот вздох, овладеть им. У него возникло страстное желание сделать так, чтобы она всегда была счастлива и покойна, чтобы никогда не чувствовала никакой боли, ничего иного, кроме того, что, должно быть, ощущала сейчас во сне. Он убедит ее никогда не возвращаться на остров. Род-Таун был для нее мучительным напоминанием о том, что случилось. Разве мог он допустить, чтобы она так издевалась над собой! Он не даст ей уйти. Она выслушает его и все поймет.

Клод укрыл девушку и торопливо вышел из комнаты. Дыхание его сбилось, ему мучительно хотелось дотронуться до нее, познать ее ласки. Но сейчас было не время. Не так скоро, говорил он себе. Он хотел эту женщину и твердо знал, что сумеет дождаться нужного часа. Он будет ждать до тех пор, пока она не захочет его столь же страстно, как он хотел ее.

Алексис проснулась от легкого стука в дверь ее комнаты. Она протерла глаза и села на постели.

— Минуточку, — крикнула она человеку за порогом. Вскочив с кровати, девушка достала из сундука свежую рубашку и сменила ту, запачканную кровью, что была на ней. Платье она надеть не могла — этого ей не позволяли незажившие рубцы на спине. Тогда Алексис решила воспользоваться одной из рубашек капитана. Не задумываясь о том, понравится ему это или нет, она продела руки в длинные рукава и застегнула пуговицы. Манжеты доходили ей до кончиков пальцев, а подол до середины бедра. Алексис не смогла удержаться от смеха, посмотрев на свои ноги. Ступни ее были босы, а нижняя рубашка оказалась не длиннее рубашки капитана. Впрочем, не могла же она требовать от того, кто собирал ее в дорогу, чтобы он знал, какие из ее вещей годятся, а какие стали малы. Алексис села на кровать, поджав под себя ноги, и разрешила стучавшему войти.

Увидев Лендиса, она улыбнулась.

— Я так и подумала, что это вы, — сказала девушка и посмотрела на поднос, который он держал в руках. — Что это там у вас?

— Ваш завтрак, — ответил помощник капитана и фельдшер по совместительству, поставив поднос на стол. — Капитан подумал, что к вам должен вернуться аппетит. Когда вам было плохо, вы ели совсем мало.

— Капитан Клод весьма предусмотрителен, мистер Лендис. Когда я смогу с ним поговорить?

— Называйте меня просто Джоном. У нас тут принято общаться без формальностей. По крайней мере когда мы не при исполнении. Вы сможете увидеть капитана, как только захотите, мисс.

Алексис встала с койки и уселась за стол. Увидев свежие фрукты, она поняла, насколько была голодна.

— Смотрится весьма аппетитно, Джон. Вы не попросите капитана разделить со мной завтрак, если он не слишком занят? Мне не терпится переговорить с ним. Я и правда голодна как волк, но здесь все равно слишком много еды для одного человека.

— Конечно. Но как я вас ему представлю? Я до сих пор не знаю, как вас зовут.

Алексис очистила апельсин и поднесла дольку к губам. Она улыбнулась немного странно, будто включаясь в какую-то ей одной известную игру.

— Пожалуйста, передайте капитану Клоду, — сказала она, в упор глядя на Лендиса, — что с ним хочет говорить Алекс Денти.

Алексис, прищурившись, смотрела, как Лендис переваривает полученную информацию. Под именем Квинтон она жила в своем «вороньем гнезде» на Тортоле. Это имя осталось в той, счастливой части ее жизни. Под именем Денти она прибыла на остров и под этим именем вернется туда опять. Отныне имя станет ее талисманом. Быть может, это сочетание звуков принесет ей успех в погоне за Траверсом…

— Я все объясню капитану Клоду, — добавила Алексис, видя, что Лендис в недоумении поглаживает бороду. Первый помощник задумчиво кивнул и вышел из комнаты.

Алексис ела медленно, с удовольствием, наслаждаясь вкусом каждого из принесенных ей блюд, откладывая кое-что для капитана. Она успела насытиться и вытирала салфеткой рот, когда открылась дверь и в каюту вошел Клод.

Таннер закрыл за собой дверь и прислонился к косяку.

— Мне сказали, что вы хотите меня видеть прямо сейчас.

— Я не заставляла вас приходить. По вашим словам можно представить, будто я здесь командую.

Клод предпочел обойтись без комментариев. Стоило ли говорить ей о том, что даже просьбы ее воспринимаются Лендисом как распоряжения? Капитан отдавал себе отчет в том, чего можно от нее ожидать.

— Вероятно, у вас есть ко мне вопросы… впрочем, как и у меня к вам, — сказал он после непродолжительной паузы.

Алексис старалась не замечать привлекательности хозяина каюты — ее цели это только мешало. Она помнила, что капитан показался ей красивым накануне вечером, но сейчас, в свете дня, он был просто сногсшибательно хорош. Он словно слился с этим кораблем. Она могла представить Клода плывущим среди волн так же легко, как и его корабль. Вот он отделился от двери и пошел к ней. В его походке чувствовались гордость и некая надменность.

Алексис на мгновение закрыла глаза, вспомнив, как Франсин говорила ей о том, что она способна взглядом распугать всех кавалеров. Его она терять не хотела. И вдруг Алексис поняла, что этот мужественный человек вряд ли из тех, кого отпугнет ее манера смотреть людям в глаза. Что же, она была рада. Капитан, безусловно, поймет ее и отправит назад, на Тортолу.

— У меня действительно есть к вам несколько вопросов, капитан Клод, — сказала Алексис, когда тот сел за стол напротив своей гостьи; ей нравилась его манера двигаться — основательно, не суетясь, по-хозяйски. — Так кто же начнет первый? Корабль все-таки ваш.

— Ну что ж, — Клод принялся разделять на дольки апельсин, оставленный для него Алексис. — Во-первых, я хотел бы развеять загадку относительно вашего имени. Вы нас всех поставили в тупик. Поскольку вы жили в доме на холме, то должны приходиться Квинтонам дочерью, я так понимаю. По вашим словам выходит, что это неверно.

— Я была дочерью Джорджа и Франсин, но не в том смысле, в каком предполагаете вы. Я прожила с Квинтонами шесть лет, попав к ним тринадцатилетней. Они были очень добры ко мне.

Клод посмотрел на девушку с удивлением. Голос ее стал тусклым, а глаза лишились всякого выражения. Она говорила так, будто оглашала список продуктов, которые надо заказать бакалейщику. Не так говорят о людях, которых считаешь своими родителями. Капитан не желал иметь дела с истеричной дамочкой, но он не был готов и к такому сухому отчету. Он-то знал, через что ей пришлось пройти. Чуть приподняв бровь, Таннер задал ей следующий вопрос:

— Тот мужчина, которого вы пытались…

— Его звали Пауль Эндрю, — ответила она. — Именно он привез меня к Джорджу и Франсин. Этот день мы дотом отмечали каждый год как праздник, как годовщину моего пребывания в этой семье. — Голос ее сорвался, и Алексис отвернулась, молча выругав себя за то, что потеряла контроль над собой. — Утром я увидела Пауля впервые с тех пор, как шесть лет назад он привез меня на Тортолу, а к полудню…

Алексис замолчала, пытаясь сдержать подступившие слезы.

Клод помрачнел. Он тоже вспоминал увиденное в то утро: девушку на берегу и идущего к ней мужчину. Тогда он решил, что они любовники. Странно было узнать, что мужчина не был ее мужем и любовь их имела совершенно иную природу.

— Вы не обязаны давать мне отчет, — мягко сказал Клод, видя, с каким трудом ей удается сдерживаться. Он не мог не восхищаться ею и не уважать ее за то, что она не позволяет себе выплескивать свои чувства в присутствии полузнакомого человека. И все же, если бы она не справилась с собой и разрыдалась, Клод не стал бы презирать ее за это. Он знал, что стоит за этими слезами. И Алексис тоже знала.

— Я бы хотела закончить, если не возражаете, — сказала она тихо и продолжила: — В тот день, когда капитан Траверс явился в наш дом, была шестая годовщина моего прерывания на Тортоле. Джордж рано ушел с работы, рассчитывая провести весь оставшийся день со мной и Франсин. Слуг заранее отпустили, чтобы мы могли отметить наш праздник без посторонних. Мы всегда любили проводить его так. Пауль появился в городе именно в этот день совершенно случайно. Он обещал навестить меня, когда его корабль окажется у берегов Тортолы, и то была первая возможность для него побывать у нас. Я не знаю, что вы видели тогда, но знаю, что вам известно. Все они погибли. У вас есть еще вопросы?

— Ни одного, который не мог бы подождать. Скорее, у вас есть ко мне вопрос.

— Я хотела бы знать, где нахожусь.

— Нет ничего проще. Вы находитесь на борту «Гамильтона», корабля, принадлежащего военно-морскому флоту США. В настоящее время мы направляемся в Вашингтон и надеемся прибыть туда через пару недель. Я полагаю, этой информации для вас достаточно.

Клод улыбнулся.

Алексис смотрела на него в упор. Пальцы ее непроизвольно сжали рукоять ножа, которым она очищала апельсин.

— Нет, капитан, этого недостаточно.

Девушка медленно подняла руку с зажатым в ней ножом. Клод ни разу не моргнул. Быстро обернувшись, она метнула нож в дверь каюты. Нож воткнулся в самую середину следа от сучка, выбранного ею в качестве мишени.

— И что, у вас на острове все такие искусницы? — спросил Клод, не дрогнув ни единым мускулом.

— Нет, не все. Это Пауль меня научил.

Алексис решила дождаться его реакции, но Клод продолжал молча смотреть на нее своими зелеными глазами. Вид его был совершенно невозмутим.

— Вы не имели права забирать меня с острова, капитан.

Алексис полагала, что Клод поймет ее, что она сможет произвести на него впечатление. Однако на этот раз ее методы не действовали. Она проигрывала. Более того, Алексис даже показалось, что моряк слегка ухмыльнулся, и это ее взбесило.

— Капитан, у меня есть, чем заняться дома. Я не хочу в Штаты.

Если бы только Пауль мог это слышать!

— Вы должны развернуть корабль и отвезти меня обратно.

— Должен? Я не ослышался? Вы сказали, что я вам что-то должен, мисс Денти?

В голосе Таннера звучало искреннее удивление.

Лендис был прав, подумал Клод. Эта девушка знала, что говорит, когда давала клятвы там, на холме; и сейчас она была преисполнена решимости сделать то, что обещала. В какой-то мере ему это даже нравилось, хотя он никогда не решился бы сказать об этом вслух.

— Лучше Алекс или Алексис — можете меня называть, как хотите, но вы не ослышались. Я сказала, что вы должны вернуть меня туда, откуда увезли. Вы не имели права решать за меня; я прошу вас исправить ошибку и отвезти меня обратно.

— Честно говоря, я не заметил, что вы меня о чем-то просите, Алекс Денти…

Ему нравилась эта прямота. Она как нельзя больше подходила ко всему ее облику.

— Я не слышал ничего, кроме требований. Честно говоря, ваши слова звучат крайне неблагодарно.

— Я не могу быть вам благодарной, если вы не даете мне распоряжаться моей жизнью по собственному усмотрению!

— Но я вам предоставил возможность жить. Это уже кое-что, — терпеливо разъяснил Клод. — На Тортоле у вас никого не осталось. Если вы вернетесь и попытаетесь осуществить свою месть, вы погибнете. И я тогда уже ни за что не буду отвечать.

— Я думаю, вы и не должны нести ответственность ни за мою жизнь, ни за мою смерть. Здесь мне надлежит принимать решения и отвечать за последствия. Мне, а не вам. Что я забыла у вас в Вашингтоне? После всего случившегося что нужно мне в ваших Соединенных Штатах? Ничего. Вот таким будет мой ответ. То, ради чего мне стоит жить, находится где-то в океане, вероятнее всего, вблизи Антигуа — и там я его и отыщу.

— Ну а если не получится?

— Получится.

— Хорошо. Предположим, что вы его нашли. Вы отомстили. Что дальше? Как жить потом, если единственной целью в жизни являлась месть?

— Тогда у меня появятся другие цели. Например Корабельная компания Квинтона. — Алексис с удовлетворением подметила, что брови капитана удивленно приподнялись. Правда, в его взгляде было больше любопытства, чем доверия. — Джордж научил меня всему, что следует знать о деле. После того как я убью Траверса, я вернусь в Род-Таун и займусь строительством новых кораблей. Раз уж так случилось, мне придется взять бразды правления гораздо раньше, чем я предполагала; жаль, что обстоятельства, сопутствующие этой передаче, такие печальные.

— У вас, кажется, есть ответы на все вопросы, Алекс, — Клод, усмехнувшись, покачал головой.

— На все, — быстро ответила Алексис, — кроме одного. Я не знаю, почему вы взяли меня с собой.

— Вы нуждались в уходе. У Джона есть кое-какой опыт по части медицины, он врачевал и более страшные раны. Я без опасения вверил вас его заботам.

Клод изо всех сил старался не отводить глаз. То, что он сказал, было правдой, но не всей правдой. И она догадается об этом, если он опустит взгляд. Ему даже показалось, что Алексис успела его вычислить. От нее не так-то легко было скрыть истину.

— Но вы могли бы оставить меня в городе. Там есть люди, которые помогли бы мне. Мои друзья и, все, кто работал у моего отца, — им я была небезразлична.

— Вам нужен профессиональный врач, а не какая-нибудь знахарка с притираниями, — спокойно пояснил Клод. — В Штатах вы получите настоящую медицинскую помощь.

— Мне и без доктора становится лучше день ото дня. И потом Тортола не необитаемый остров. Там за мной был бы вполне надлежащий уход.

Алексис замолчала. Ей стало ясно: он не собирается ничего говорить об истинной причине своего поступка. И Алексис вдруг пришла в голову мысль, что она не очень-то хочет узнать эту причину. Если он не желает честно говорить с ней о том, зачем забрал ее с Тортолы, нет смысла спрашивать его, почему он не хочет отправить ее обратно. Совершенно очевидно, что оба мотива взаимосвязаны. Нужно было поискать другой путь, чтобы заставить этого упрямого моряка понять, что она не хочет дальше иметь с ним дело.

— Клод, я довольно богатая женщина. Британцы забрали несколько кораблей отца, но кое-что у меня осталось. Немало моих кораблей сейчас в море, с грузом, а денег у меня хватит, даже если придется начать дело почти с нуля. Я сумею отстроить новые суда. Наш дом не очень большой, меньше, чем дома некоторых плантаторов, но это не оттого, что у нас не хватало средств: просто он нас устраивал. Мы жили сравнительно скромно, но не по необходимости, а по собственному выбору. Из всего этого следует, что я могу заплатить вам и вашей команде значительную сумму, если вы доставите меня обратно домой.

Неожиданно встав, Клод взял со стола нож, которым чистил апельсин, и метнул его в дверь. Нож воткнулся в дерево в дюйме от ножа Алексис.

— Нет, — твердо произнес он. — Мне не нужны ваши деньги. Ни мне, ни моим людям.

Алексис отодвинула стул и тоже встала. При этом у нее очень сильно заболела спина, но она старалась не подать вида. Чтобы не упасть, ей пришлось слегка опереться на стол.

— Так чего же вы хотите, черт возьми?

В голосе девушки не было гнева, лишь растерянность и отчаяние. Она не могла понять, почему он отказывает ей в ее столь естественной просьбе.

— Я хочу вам только добра! — мягко сказал Клод.

Алексис слегка покачнулась. Не слишком ли много для одного разговора? Она силилась держаться прямо и, когда он сделал шаг, чтобы поддержать ее, остановила его взмахом руки.

— Не беспокойтесь, сейчас все пройдет.

Она подождала, и боль действительно поутихла. Алексис подошла к койке и села на край, спрятав под нее босые ноги.

— Вы не можете знать, что для меня хорошо и что плохо, — устало заметила она. — Один раз вы уже попытались решить за меня и попали впросак. Я могу вам сказать, что для меня будет лучше всего, но вы, кажется, не думаете, что я способна рассуждать здраво.

— После всего, что вам довелось пережить, я действительно сомневаюсь в этом.

Алексис горько, усмехнулась.

— Я думала, что смогу объяснить, чего хочу, без жалоб и слез… и вы поймете!

Она замолчала, и лицо ее приняло сосредоточенное выражение. Настало время заставить его разобраться в его собственных чувствах. Пусть он сперва сам для себя решит, зачем взял ее с собой. Может быть, только так она сможет купить себе свободу. Черт возьми, ей не хотелось торговать собой. Такую цену нелегко было заплатить, особенно мужчине, который, кажется, больше не вызывал у нее никакой симпатии. Сейчас она была готова его возненавидеть. Вот это как раз и удивляло ее по-настоящему: ведь даже к Траверсу она едва ли испытывала ненависть — этот негодяй того не стоил. Она просто вычеркнула его мысленно из списка людей. Может быть, поэтому так легко было решиться расправиться с ним, лишить его жизни. Все равно, что раздавить муху, таракана, существо, недостойное жить. Безразличие оказалось сильным оружием.

Клод никак не мог понять, отчего столь стремительно происходят перемены в ее настроении. Она перестала смеяться так же внезапно, как начала. Капитан чувствовал, что допустил какой-то серьезный промах, но не вполне отдавал себе отчет, в чем именно этот промах состоял. Он едва не вышел из себя, когда она стала предлагать ему деньги. Неужели эта строптивица не понимает: задуманное ею иначе, как безумием не назовешь? Он не мог ей подыгрывать. Если Алекс Денти — или как там ее — полагает, что он не будет чувствовать себя ответственным за ее гибель, она ошибается.

Стоя возле кровати и опираясь на один из поддерживающих полог столбцов, Клод пристально смотрел на девушку. В своем странном наряде она была похожа на оборванку. Ее рубашка была слишком коротка, а его рубашка слишком велика для нее — и тем не менее ее красота не была посрамлена ни на йоту. Держась за спинку кровати, Алексис заложила руки за спину, одной голой ногой лениво почесывала другую. Моряк подумал, что окажись перед ним другая женщина, он не стал бы медлить ни секунды. Клод задержал дыхание, так как знал, что сейчас будет. Хорошо бы, чтобы так же легко, как дыхание, он смог удержать и свой темперамент.

Алексис улыбнулась Клоду медленно и соблазнительно. По крайней мере она надеялась, что улыбка ее получилась именно такой. Ни в коем случае нельзя было улыбаться, словно маленькая девочка. Это было бы совсем не то. Алексис пыталась воспроизвести улыбку Франсин в те минуты, когда та, улыбаясь Джорджу, надеялась что-нибудь от него получить. Иногда это срабатывало, иногда нет. Алексис терпеть не могла мошенничества, но Франсин убеждала ее, что Джордж прекрасно знал правила игры и поддавался только тогда, когда сам этого хотел. Алексис не была уверена, что с капитаном можно играть в такого рода игры, но у нее не было выбора.

— Вы находите меня красивой, правда, Клод?

Проклятие! Франсин никогда не начала бы с этого. Надо было повнимательнее приглядываться к тому, как она это делает. Франсин говорила, что Алексис действует и говорит слишком прямо…

— Да. Вы очень красивая, Алексис!

Слава Богу, получилось. Капитан заглотнул наживку.

Клод едва сдержал улыбку. Даже в обольщении его гостья оставалась все такой же холодной и решительной. Это было необычно и поэтому возбуждало.

— И вы хотите, чтобы я легла с вами в постель, не так ли?

Алексис старалась говорить ровным голосом, но чуть хрипловато, так, как, по ее мнению, должна говорить уверенная в себе красавица. Сказать по правде, уверенности ей сейчас очень недоставало. Однако капитан продолжал пялиться на нее своими изумрудными глазами.

— Да. Очень хочу.

Клод задавался вопросом, способна ли она оценить то усилие, которого стоила ему его честность. Он хотел ее сильнее, чем она могла осознать, но не мог позволить ей использовать собственное тело как взятку. Зная, каким будет следующий шаг, он сделал неимоверное усилие над собой, чтобы достойно его встретить.

— Тогда я позволю вам лечь со мной в обмен на то, что вы вернете меня на Тортолу.

Клод с трудом скрыл удивление. Он никак не ожидал, что предложение прозвучит так незатейливо прямо. Он думал, что она откинется на подушки и прошепчет что-то насчет того, что хочет этого так же сильно, как и он, или начнет распространяться о том, что мечтала стать его любовницей с того самого мгновения, как увидела впервые. Тогда он возненавидел бы ее за ложь. Но теперь Клод не мог на нее даже сердиться.

— И вы позволите мне стать вашим любовником, Алекс? — недоверчиво переспросил он.

— Да, именно это я и хотела сказать.

Моряк подошел ближе. Он знал, что мог бы сейчас дотронуться до нее и не получить отпора. Да, она не посмела бы сопротивляться.

— Я мог бы взять тебя, Алекс, не дожидаясь твоего разрешения.

Он видел, как она удивленно приподняла брови.

— Вижу, ты об этом не думала?

— Нет, — прошептала она.

— Раздевайся.

— Разверните корабль.

Клод рассмеялся, повернулся к девушке спиной и пошел к двери. Перед тем как уйти, он сказал:

— Я поднимусь на палубу и отдам распоряжения. Когда я вернусь, ты должна лежать в постели раздетая и готовая выполнить обещанное. Поняла?

Он улыбнулся, когда она решительно кивнула в ответ, и вышел.

Маневр, о котором распорядился Клод, был настолько необычным, что матросы недоуменно зачесали затылки, но никто не посмел задать ему ни одного вопроса. Даже Лендис молчал. Клод рассчитывал на то, что не ошибся в ней. То, что она предложила, явилось испытанием не только для него, но и для нее самой.

Он подождал, пока «Гамильтон» начал медленное движение по кругу, затем вернулся к себе в каюту. Алексис сидела все в той же позе. Похоже, она была не в силах сделать ни одного движения.

Она подождала, пока он подойдет вплотную к постели, и только тогда заговорила.

— Я не смогла, — тихо сообщила она.

Вместо того чтобы рассердиться, он, кажется, даже обрадовался.

— Я знаю, — просто ответил он. — На это я и рассчитывал.

— Но корабль, — запинаясь проговорила она. — Я чувствую, как он разворачивается.

— Делает круг. Я не собирался исполнять то, на чем вы настаивали, потому что и вы не смогли бы выполнить обещание. Мне пришлось убедить вас в этом. Я рад, что оказался прав.

Алексис была смущена, и он увидел это до того, как она облекла свои чувства в слова.

— Вы рады? Но я думала… Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос. Так вы меня не хотите? — наконец выдавила Алексис.

Клод положил ей руки на плечи и привлек к себе, заставив остановиться до того, как их тела коснулись друг друга. Одной рукой легко дотронувшись до подбородка, он повернул лицо Алексис так, чтобы заглянуть в ее поразительные янтарные глаза.

— Я не лгал тебе. Ты очень красива, и я действительно хочу лечь с тобой в постель. Но не на условиях сделки. Не принимая подкуп. Не тогда, когда то, что ты просишь в уплату, я не могу тебе дать, не перестав при этом уважать самого себя. Я хочу тебя, но не так.

— Других условий не будет, Клод.

— Пока не будет, может быть, не сейчас. Когда мы прибудем в Вашингтон.

— Тогда будет поздно даже говорить об этом. И тебе, и мне. Я возненавижу тебя за то, что ты встал у меня на пути.

Она замолчала, заметив, как упрямо Таннер поджал губы. Она чувствовала, что в нем закипает гнев. Ярость его проявлялась в непроизвольных движениях: в том, как сжалась его рука, больно сдавив ей плечо, как сомкнулась его ладонь вокруг ее подбородка. Но она не думала пугаться. Война, так война.

— Итак, мне придется считать себя вашей пленницей, пока мы не прибудем в Вашингтон. Вы этого хотите?

Клод быстро опустил руки, словно эти слова обожгли его. Алексис даже подумала, не превратилась ли она случайно в пылающий факел? Моряк отступил на несколько шагов назад.

— Вы не пленница, — резко ответил он.

— Тогда верните меня домой.

— Нет.

— Тогда я пленница.

— Если вы желаете находиться на борту моего корабля на положении пленницы, что же, это ваше право, — произнес он едва слышным шепотом.

Капитан еле сдерживался. Ему хотелось дать ей пощечину за то, что она приравняла его корабль к плавучей тюрьме.

— Значит, вы согласны, и я ваша пленница?

Алексис встала и обошла дубовый стол. Снова сев, она взяла недоеденный Клодом апельсин и принялась медленно срезать с него шкурку.

Клод тоже сел. Вздохнув, он сказал:

— Пусть так. Я принимаю ваши условия. Все, что угодно, лишь бы закончить этот разговор. Вы — моя пленница.

Алексис слышала ироничные нотки в его голосе, но она вовсе не собиралась шутить. Положив на тарелку апельсин, она протянула к нему скрещенные руки и сказала:

— Тогда наденьте на меня наручники или свяжите.

Клод даже подскочил от неожиданности.

— Что?!

Алексис с терпением, достойным образцовой матери, увещевающей дитя, сказала:

— Полагаю, на этом корабле есть место, куда отправляют тех, кто сделал что-либо плохое. Я хочу, чтобы вы отправили меня туда.

— И не подумаю.

— Но я — ваша пленница.

— Вы знаете, что это не так.

— Тогда верните меня домой, — повторила она.

— Нет.

— Значит, я ваша пленница.

— Проклятие! Опять вы за свое? Можете идти, куда захотите на этом корабле, сколько можно повторять!

— Куда захочу, говорите? Но я хочу только домой. Этот корабль для меня все равно, что тюрьма, Клод. У вас не хватает решимости назвать вещи своими именами. Вы разозлились, когда я попросила вас запереть меня. В этом случае мое положение здесь станет слишком очевидным, не так ли? Вы предпочитаете лицемерить, притворяться, будто я могу делать то, что хочу, но это ложь. А поскольку я не могу делать то, что считаю нужным, как назвать мое положение? Чем оно отличается от положения заключенного? Всякий пленник мечтает о побеге. Я убегу от вас, так и знайте.

Алексис подбоченилась, приготовившись услышать его смех. Но он ничего не сказал и снова сел, закинув ноги на стол. Похоже, капитан какое-то время обдумывал ее слова, очевидно, признавая за ними определенную логику.

— Мне хотелось бы спросить, Клод. Если я не пленница у вас на корабле, то кто я?

— Моя гостья, — ответил капитан.

— Едва ли, я бы предпочла другое.

— Да уж, догадываюсь, — рассмеялся Клод. — И кем бы вы хотели себя считать? Хозяйкой корабля?

— Нет. Я хотела бы заплатить за проживание и стол.

— Деньги я принять не могу. Это не пассажирский корабль. Мы не берем на борт гражданских.

— В таком случае вы создали себе проблемы, — улыбнулась Алексис. — Меня уж точно нельзя назвать военным человеком, и, что для вас еще хуже, я даже не американская подданная. Более того, я английская шпионка.

Алексис говорила убийственно серьезно, но потом вдруг весело рассмеялась.

— Перестаньте! Чего вы хотите?

— Я хочу отработать свой хлеб. Я немного разбираюсь в корабельном деле. Я могла бы вам пригодиться.

— И почему вы вдруг на это решились?

— Потому что это отвечает моим целям. Прошлой ночью я думала о том, что каждая минута, проведенная мной за пределами Тортолы, — это напрасная трата времени, но теперь понимаю, что могла бы лучше использовать свое пребывание здесь. Поскольку я собираюсь начать охоту на капитана Траверса, мне нужно кое в чем поднатореть. Моя команда должна уважать меня за профессионализм. Я хочу кое-чему подучиться у вас и ваших людей.

Итак, она не думала сдаваться. Все, что она говорила или делала, было связано с ее решением найти и покарать Траверса. А что она вообще могла знать о корабельном деле?

— Я полагаю, ваш отец учил вас кораблевождению, не выходя из конторы. Весьма прогрессивный метод, — скептически усмехнулся Клод. — И вы верите, что ваши знания по делопроизводству могут пригодиться при управлении кораблем?

— Тут вы не совсем правы. Джордж действительно меня многому научил, но кое-что я узнала из других источников.

Алексис решила ничего не говорить ему о своей работе в качестве юнги, пока он не будет готов ее выслушать.

— Итак, у вас найдется для меня работа?

Клод был заинтригован. Что ж, она просит не так уж много. Кроме того, лучше пусть она работает, чем без конца твердит о том, чтобы ее заперли в карцер. Она скоро устанет и поймет бессмысленность своей затеи. Тогда до нее дойдет, что жизнь на корабле совсем не похожа на романтическое приключение, и она осознает, что поимка Траверса — только промежуточная цель. Клод хотел, чтобы его гостья убедилась во всем сама. А если он не прав, пусть она докажет ему это.

— Мне кажется, я мог бы найти для вас работу. Мистер Лендис, первый помощник, выполняет также обязанности моего денщика. Едва ли это подходит для человека, второго по чину на корабле. Вот вам и свободная вакансия. Вы знаете, в чем будут состоять ваши обязанности?

— Догадываюсь, — ответила Алексис, с трудом подавив смех. — Где я буду жить? Я и так слишком долго злоупотребляла вашим гостеприимством, занимая капитанскую каюту.

— Я не стану настаивать на вашем переезде, Алекс. Оставайтесь у меня в каюте, пока мы не прибудем в порт назначения. Кое-что из вещей находится в смежном помещении. И не спорьте. Вы заработаете право оставаться здесь. Об этом я позабочусь.

— Хорошо, капитан. А теперь прошу вас снабдить меня одеждой.

— Я захватил на корабль кое-что из ваших платьев и белья.

— Платье — неподходящая одежда для юнги. Мне нужны брюки и рубашка поменьше. Вы ведь дадите мне форму, не так ли?

— Конечно нет, и прекратите настаивать, если не хотите, чтобы я вообще передумал нанимать вас на работу.

Алексис загадочно улыбнулась.

— Я больше не буду поднимать этот вопрос, думаю, вы скоро сами убедитесь в справедливости моего требования и признаете свою ошибку.

— Если у вас больше нет ко мне просьб, я предлагаю вам одеться. Потом приходите в носовой кубрик — я покажу вам корабль, чтобы вы знали, где что находится.

Клод встал и направился к двери. На пороге он остановился и, оглянувшись, спросил:

— Кстати, забыл поинтересоваться: вы достаточно выздоровели, чтобы начать немедленно? Я бы не хотел, чтобы меня обвинили в принуждении к работе инвалида.

— Я справлюсь, капитан, — сухо ответила Алексис. — Благодарю за заботу.

Клод расхохотался.

— Не спешите благодарить, Алекс Денти. Вполне вероятно, что к завтрашнему дню вы измените свое мнение.

С этими словами он вышел.

Алексис молча уставилась на закрытую дверь.

— Посмотрим, — пробормотала она тем же тоном, что когда-то Пауль. — Посмотрим.

 

Глава 5

Алексис в задумчивости откинулась на спинку стула. Капитан «Гамильтона» оказался чертовски упрямым и самонадеянным. Ну почему он не захотел признаться в том, что совершил ошибку, взяв ее на корабль? Неужели он так до сих пор ничего и не понял? Ее положение мало чем отличалось от положения узника, что бы он там ни думал по этому поводу. Более того, в некотором смысле оно было даже хуже: узник знал, за что наказан, а она нет. Ей не сочли нужным сообщить, в чем состоит ее преступление. Клод говорил, что хочет ее как женщину. Может быть, поэтому он и настаивал на том, чтобы она сопровождала его в плавании до Вашингтона? Была ли она жертвой его желания?

Девушка представила, насколько было бы приятно принимать его ласки. Она почти чувствовала, как его пальцы, длинные и сильные, погружаются в ее волосы, касаются затылка, шеи, груди, скользят по плечам… «Стоп», — приказала себе Алексис. Как бы сильно их ни тянуло друг к другу, она не допустит близости, пока он не признает своей ошибки. Она справится с собой. Как только он признает за ней право исполнить клятву и начать поиски Траверса, она не станет более ни на чем настаивать, не станет требовать от него невозможного, посчитав свои притязания к нему исчерпанными, и не будет держать на него обиды за то, что он встал у нее на пути. Когда он поймет, что единственным способом добиться ее благосклонности является признание за ней права следовать собственным, ею выбранным курсом, она сама пойдет ему навстречу.

Алексис встала, подошла к туалетному столику, на котором стояли таз с водой для умывания и кувшин, привела себя в порядок, причесалась и заплела волосы в косу. Из сундука она достала самое легкое и удобное из своих платьев. Но даже в нем кожа на спине продолжала болеть, хотя и не так, чтобы нельзя было вытерпеть. Достав туфли на низком каблуке, пригодные для носки на скользкой, качающейся палубе, Алексис надела их и отправилась в кубрик.

Клод уже успел сообщить своим людям о разговоре с девушкой. Матросы были немало удивлены, узнав, что она высказала настойчивое желание послужить на корабле и просит, чтобы ей не делали никаких снисхождений. Клод дал им понять, что, если к Алекс будут относиться так, как она этого хочет, без оглядки на ее принадлежность к слабому полу, она вскоре откажется от опрометчивого решения отрабатывать свой хлеб. Лендис, стоявший рядом с капитаном, пробормотал себе под нос, что эту девушку все равно не переупрямишь. Впрочем, он только подтвердил тайные сомнения Клода. Капитан, как и Лендис, далеко не был убежден в том, что Алексис легко будет заставить сдать позиции.

Увидев, как Алексис идет к кубрику, Клод подумал, не совершил ли он глупость, соглашаясь играть в эту странную игру. Разве сможет кто-нибудь из его команды, включая его самого, обращаться с ней так, будто она обыкновенный юнга? В своем бледно-зеленом платье она была чертовски хороша, движения ее весьма, женственны, тогда как прическа — простая коса за спиной — и лицо, выражавшее сосредоточенную готовность исполнять поручения, выглядели совсем по-детски. Однако эта полуженщина-полуребенок окинула тех, кто пялился на нее с вожделением, таким ледяным взглядом, что бывалые моряки предпочли за лучшее отвести глаза или вовсе пойти по своим делам, не оглядываясь. Зато тот, кто по-доброму улыбался ей, получил в ответ такую же ласковую улыбку и теплые слова приветствия. Клод невольно поежился, задаваясь вопросом, какой прием получит у нее он.

— Ну что же, капитан Клод, — Алексис встала перед ним навытяжку. — Я готова приступить к выполнению своих обязанностей. Что я должна делать?

Клод улыбнулся ее серьезности, втайне восхищаясь решительностью девушки. Его улыбка, казалось, ее немного удивила.

— Думаю вначале показать вам корабль, как и обещал. Затем вы можете помочь Джеку Форресту, нашему повару. Я желаю получить ленч как можно быстрее и хочу, чтобы вы принесли его в мою новую каюту. Затем вы сможете перенести туда же мои вещи.

— Еще что-нибудь? Ваши задания займут у меня часа два-три, не больше, что мне делать в оставшееся время?

— Не волнуйтесь, на корабле скучать не придется. Работы хватит всем. Не так ли, друзья? — обратился Клод к команде. — Ну пойдем? — он предложил Алексис локоть.

— Разве юнга должен ходить под ручку со своим капитаном, сэр? — насмешливо спросила девушка.

— Как желаете, Алекс. — Клод пожал плечами и пошел вперед.

Алексис оказалась молодцом. Она взяла нужный тон. Если она будет вести себя так и дальше, ему легко будет воспринимать ее как еще одного члена команды, и не более того. Кажется, Алексис собиралась утвердить свое положение среди матросов, доказывая каждым шагом, что она может работать не хуже их. Клод даже начал сомневаться, правильно ли поступил, отказав ей в просьбе выдать мужскую одежду. Экскурсия по кораблю заняла около часа. Он был приятно удивлен тем, какие вопросы она задавала. Алексис действительно кое-что понимала в морском деле. Когда ее вопросы иссякли, Клод отвел девушку в камбуз, к Форресту. Передав новобранца в распоряжение кока, он пошел заниматься своими делами.

— Ну, Форрест, только попробуй скажи, что это не женского ума дело, и я покажу тебе, что такое действовать по-женски: возьму этот кусок мяса и смажу им по твоей костлявой шее!

Так начала Алексис знакомство с коком, состроившим при ее появлении весьма недвусмысленную мину. Затем она на языке лондонских подворотен сообщила слегка ошалевшему моряку, что камбуза хуже этого ей видеть еще не приходилось. Разумеется, после такого вступления их отношения пошли на лад, и через час Форрест признал, что теперь даже не представляет, как мог до сих пор обходиться без столь сноровистого помощника.

— Даже и не мечтал, — сказал он под конец, впервые за долгие месяцы от души рассмеявшись, — что у меня будет такой поваренок. — Вытирая руки о штаны, Форрест спросил: — Где ты всему этому выучилась? Похоже, ты уже плавала на корабле и не была там пассажиркой!

— Так точно, плавала. Так точно, не была, — на этот раз Алексис старательно подражала манере, в которой изъяснялся юный Алекс Денти.

— А капитан знает? — спросил Форрест, протягивая Алексис поднос с ленчем для Клода.

— Нет, и не надо ему об этом говорить. Он до сих пор не возьмет в толк, что я в самом деле собираюсь отработать свой безбилетный проезд. Капитан даже не представляет, что именно так мне удалось добраться до Тортолы из Лондона шесть лет назад.

Кустистые брови Форреста поползли вверх. Он восхищенно присвистнул.

— Но тебе ведь и четырнадцати не было?

— Мне тогда было неполных тринадцать. Может, поэтому моя авантюра и удалась. Тогда мне легче было скрыть свой пол.

Форрест приложил палец к губам, давая понять Алексис, что кто-то идет к ним.

— Конспирация не нужна, — усмехнулся появившийся на пороге Лендис. — Я слышал, что она сказала. Ваш секрет, леди, останется секретом, если вы сами того пожелаете, но я не понимаю, почему бы вам не рассказать капитану.

— Я сделаю это позже. Если он не верит, что я справлюсь с работой юнги сейчас, где уж ему поверить, что я могла делать ту же работу в тринадцать.

— Как я понимаю, вы не совсем разделяете мое мнение о капитане, — осторожно заметил Лендис.

— Нет, Лендис, напротив. Я тоже считаю вашего капитана хорошим человеком и отличным командиром. Но ему отчего-то кажется, что он даже лучше разбирается в том, что для меня хорошо и что плохо, чем я сама. Тут мы не сошлись во взглядах.

Лендис рассмеялся.

— Ну что же, боюсь, что положение ваше только осложнится, если вы запоздаете с ленчем. Он решит, что вам уже надоело изображать из себя матроса.

Алексис взяла поднос и, поджав губы, процедила:

— Посмотрим.

После ее ухода Форрест медленно покачал головой:

— Не знаю, как тебе, Джон, я мне так почти что жаль Таннера. Она здорово попортит ему нервы, если он не вернет ее на Тортолу.

— Она не говорила тебе, что собирается найти Траверса?

— Да. И не могу сказать, что я стал бы ее за это винить. Но капитан прав, что не хочет возвращать ее домой. Она кончит тем, что убьет себя, гоняясь за британцем.

— Может быть, да, — задумчиво протянул Лендис, — а может быть, и нет.

Форрест бросил на первого помощника, с которым они считались друзьями, полный любопытства взгляд, но затем, вдруг вспомнив о том, что ему не след лезть не в свои дела, ворчливо прикрикнул:

— А ну, Джон, давай-ка двигай из моего камбуза. Мне пора заняться делом.

Постучав в дверь каюты Клода, Алексис дождалась разрешения, войдя деловой походкой, поставила поднос на небольшой столик.

— Что-нибудь еще сэр?

— Да, — раздраженно ответил Клод. — Давайте обойдемся без «сэр». Вполне достаточно называть меня капитаном или Клодом.

— Какие еще будут приказания, капитан? — тут же отреагировала Алексис.

— Немного вина, Денти. Вы найдете бутылку в буфете в вашей каюте. Принесите ее сюда вместе со стаканом.

Алексис кивнула и послушно отправилась в соседнюю каюту. Вернувшись, она налила вино в стакан.

— Если других указаний не будет, капитан, я займусь вашими вещами. Поднос я заберу позже.

— У меня для вас кое-что есть. — Клод буравил ее своими зелеными глазами. — Сядьте.

Сев на край стула, Алексис вытянулась по струнке и сложила на коленях руки, готовая в любое мгновение вскочить, чтобы броситься выполнять приказания. Она и не думала опускать глаза, с честью выдерживая испытующий взгляд капитана.

Клод поставил на стол пустой стакан.

— Налейте еще, Денти. Если хотите, можете налить себе.

Алексис наполнила стакан капитана, но сама пить отказалась.

— Вы сказали, что у вас есть для меня еще поручения, капитан.

— Да, — кивнул Клод. — Я хотел поговорить с вами. Почему вы ни разу не спросили, что я и мои люди делали на Тортоле? Неужели вы настолько лишены любопытства?

— Отчего же? Мне интересно. Я собиралась спросить у вас утром, но наша беседа приняла несколько иной оборот. Тогда мне вообще расхотелось задавать вам вопросы. Впрочем, если вы настаиваете, я могу спросить сейчас. Так что вы делали на Тортоле?

— Меня послали к вашему отцу, чтобы я договорился о строительстве кораблей.

— В самом деле? — с вежливым безразличием откликнулась Алексис.

— Черт!

Ярость настолько переполнила Клода, что он швырнул в стену стакан.

— Вы и теперь не понимаете, почему я не могу отвезти вас обратно?! Мне надо как можно быстрее прибыть в Вашингтон и доложить командованию о том, что произошло. Мое правительство должно знать, что кораблей, на которые оно так рассчитывало, не будет. И чем быстрее, тем лучше.

— Вы меня недооцениваете. Это объясняет, отчего вы не повернули сейчас, но я не вижу причин, по которым вам надо было брать меня с собой.

— Я уже говорил, почему взял вас на корабль. Вам требовалась медицинская помощь.

— Да, именно так вы и сказали.

Алексис откинулась на спинку стула и, положив кисти рук на стол, забарабанила по нему своими изящными пальчиками.

— Клод, — произнесла она нежно, наслаждаясь тем, как интимно округло звучит его имя, и с выжидательным интересом заглядывая ему в глаза, — я уже спрашивала вас о том, что ждет меня в Вашингтоне. Тогда я сама и ответила на свой вопрос. Ничего. Теперь я думаю, что мне было бы приятно получить ответ от вас. Когда мы прибудем в Вашингтон, моей задачей по-прежнему будет возвращение в Род-Таун. Вы мне поможете это сделать?

— Нет.

— Так что меня ждет в Вашингтоне?

Клод вздохнул.

— Не могу загадывать так далеко. Я знаю только, что не в моей власти дать вам уйти.

Алексис улыбнулась. По глазам Клода она видела, что тот говорит искренне, и ей было приятно, что он не лукавит с ней.

— Спасибо, что хоть не соврали, — насмешливо сказала она. Откуда Клоду было знать, что умение говорить правду в глаза — одно из качеств, которое Алексис ценила в людях больше всего.

Девушка встала, давая понять, что сантименты закончены и она готова продолжать службу. Именно так должен стоять юнга в присутствии капитана.

— Теперь я могу идти?

— Да. Когда вернетесь за моими вещами, не забудьте убрать это, — он указал на разбитый стакан.

Когда дверь за Алекс Денти закрылась, Клод, продолжая смотреть ей вслед, тихонько выругался. Он знал, что нашел наконец именно ту женщину, которую хотел. Он просто не мог дать ей уйти! Не мог! Поймет ли Алексис, что он уважает ее стремление выполнить клятву, но не может позволить осуществить задуманное? Он восхищался ее силой, ее решимостью, ее честностью и ее красотой. Как мог он дать такой женщине ускользнуть от него?

Клод помнил, как он сам стремился исчезнуть из тюрьмы Британского флота. Дважды его наказывали за побег, и только мастерство Лендиса помогло ему выжить после второй порки. Но он все же рискнул еще, и на этот раз удачно. Почему для него важно было освободиться? Но это же так понятно! Он оказался там против своей воли, его заставили служить и наплевали на его желания и цели. Британцам дела не было до того, чего он хотел от своей жизни, как собирался ею распорядиться.

Неужели она смотрит на него так же, как он тогда на англичан? Если это так, то у нее нет иного выбора, как убежать от него. И все же он сделает все, что в его силах, чтобы не дать ей уйти.

Алексис быстро управилась с очередным заданием. Она начала перетаскивать вещи сразу после того, как Клод покинул каюту, и закончила меньше чем за час. Прибравшись в каюте, она вымыла пол, заправила постель и сложила одежду капитана в его сундук. С особой осторожностью Алексис перенесла навигационное оборудование и карты. Даже о спиртном не забыла — переставила из своей каюты в капитанскую. Когда работа была закончена, Алексис вернулась на палубу, чтобы получить дальнейшие распоряжения.

Первым заметив Лендиса, девушка подошла к нему.

— Капитан Клод… Где я могу его найти? У него могут быть ко мне поручения.

— Он внизу, проверяет состояние трюма, — ответил старший помощник. — Пока вы вряд ли ему понадобитесь.

— Тогда, может быть, у вас найдется дело для меня?

Лендис покачал головой.

— Есть одна проблема: неприятности с главной бом-брам-стеньгой, — Лендис указал наверх, — только вряд ли вы сможете помочь. Гарри уже пробует ее поправить. Она запуталась в…

— Да, — перебила его Алексис, — вижу, в чем дело. Я сейчас…

Не успел Лендис возразить, как Алексис, скинув туфли и перекинув через руку подол юбки, полезла вверх по канатам. В этот момент вся работа на корабле остановилась. Мужчины, задрав головы, смотрели на нее с палубы.

— Алекс! — крикнул снизу Лендис. — Наверх нельзя в платье! Слезай, мы подыщем тебе что-нибудь…

Алексис только покачала головой и рассмеялась. — Я доложила капитану о том, что мне нужна пара штанов, но он мне отказал. Если вы считаете мои ноги слишком безобразными, можете не смотреть!

Лендис не выдержал и засмеялся в ответ. К нему присоединились остальные. Ноги у нее были безупречными, и каждый это отлично понимал.

— Если бы мне кто-то рассказал об этом, я бы ни за что не поверил, — буркнул Майк Гаррисон, восхищенно покачивая головой, глядя, как поднимается вверх Алексис; пара минут — и она уже поравнялась с Гарри, оказавшись на самом верху. — Ни одного неверного шага. И еще это платье… Боюсь, я бы не смог справиться, будь на мне ее одежда.

— Может, она согласится одолжить тебе одно из своих — вот тогда мы проверим, — поддразнил товарища Том. — Эй вы, прекратите ржать, как кони. У этой девчонки есть характер, но она не сумасшедшая, чтобы над ней насмехаться.

Майк кивнул, продолжая смотреть вверх.

Гарри был немало удивлен, обнаружив девушку рядом с собой.

— Что вам здесь нужно? — удивленно спросил он.

Капитан предупредил, что Алексис будет работать на корабле юнгой, но не станет же она выполнять все то, что требуют от обычного матроса!

— Это вам нужна помощь. Не смотрите на меня так. Я знаю, что делаю.

— Да поможет нам Бог, если вы говорите неправду, — откликнулся Гарри, осенив себя крестным знамением.

— Лучше не болтайте и подтяните поближе вон тот канат — я развяжу узел.

— Господи, а я что, по-вашему, делал до сих пор?

— У меня пальцы тоньше, мне проще. Сейчас увидите. Давайте сюда конец.

Гарри уловил командные нотки в ее голосе и волей-неволей повиновался. Насмешливо улыбаясь, матрос следил за попытками девушки распутать петлю, но, когда узел оказался развязанным, улыбка сползла с его лица.

— Не знаю, кто это все натворил, но ему не мешало бы преподать пару уроков, — заметила Алексис. — Кстати, вас как зовут?

— Гарри Янг, мэм, — виновато улыбаясь, представился матрос.

— А меня — Алекс. Ну, Гарри, теперь мы поменяемся местами, и я ее закреплю.

Алексис и Гарри осторожно выполнили рискованный маневр, после которого Алексис оказалась ближе к мачте. Она развязала канат, освободив конец бом-брам-стеньги, а затем принялась приводить в порядок перекрученный фал.

— Гарри, — сказала она, потянув запутавшийся парус, — вам нет смысла здесь оставаться. Я все закончу сама.

Гарри в нерешительности посмотрел на напарницу.

— Вы уверены? Я бы не хотел оставлять вас здесь одну. А вдруг вы испугаетесь и не сможете спуститься?

— Чепуха! Когда вы висите тут у меня над головой, я нахожусь в куда большей опасности. Уходите, я скоро закончу.

Гарри почудилось, будто волосы у него на затылке стали подниматься. Эта женщина умела приказывать. Пожав плечами, он стал спускаться вниз.

— Она, кажется, знает, что делает, — пробормотал матрос, оказавшись на палубе среди своих товарищей. У него было такое чувство, словно он и сам не вполне верил в то, чему только что был свидетелем.

Гул восхищения смолк тотчас, как только на палубе появился капитан. Моряки, переглядываясь, пожимали плечами, некоторые неловко усмехались. У всех возникло такое чувство, будто их втянули в какую-ту странную и не очень-то чистую игру, хотя никто не смог бы сказать, в чем было дело. Они всего лишь выполняли его приказ, а Алекс Денти была одной из них.

Клод подошел к столпившимся матросам.

— Что происходит? Почему бросили работу?

Команда разбрелась по своим местам, но каждый не переставал восхищенно покачивать головой и улыбаться. С капитаном остались лишь Гарри и Лендис. Таннер повернулся к Гарри: — Мне казалось, что вы должны были починить бом-брам-стеньгу. Почему в таком случае вы здесь, а не наверху? Почему не выполнили приказ? — Не дожидаясь ответа, Клод обратился к своему первому помощнику: — Вы не видели Алекс? Она уже должна закончить работу у меня в каюте, и я хочу дать ей еще поручение.

— Я полагаю, она нашла себе работу по силам, — спокойно ответил Лендис, указывая наверх.

Клод поднял взгляд на мачты и на мгновение лишился дара речи. А когда наконец обрел его, заревел:

— Черт! Мистер Лендис! Вы позволили ей…

— Она сама захотела помочь.

— В платье?

Лендис тихо хихикнул.

— Говорят, она просила какую-нибудь более подходящую одежду, брюки, например, но вы ей отказали. Алекс заявила, что, если кому-то из нас не понравится это зрелище, мы можем отвернуться. Смею вас заверить, капитан, никто даже не подумал отворачиваться, — невинно закончил старпом.

Клод смерил своего офицера злобным взглядом, но предпочел смолчать.

— Гарри, — обратился он к матросу, — почему вы оставили ее одну?

— Она сказала, что справится, и доказала это. Вы же сами велели обращаться с ней, как с любым из нас, капитан.

— Проклятие! Вы знаете, что я имел в виду! Если с ней что-то случится, отвечать будете оба!

Таннер отошел на пару шагов, чтобы лучше видеть Алексис. Девушка прилежно трудилась, очевидно, догадываясь, что капитан пристально наблюдает за ней.

— Алекс Денти! — крикнул Клод, сложив ладони рупором. — Немедленно спускайтесь на палубу!

Алексис уже почти закончила и поэтому решила сделать вид, что не слышит Клода. Он снова окликнул ее, и она опять его не услышала, только прибавила темп.

Таннер терял терпение. Он знал, что Алексис его слышит и сознательно не выполняет команду. Черт побери, юнга обязан соображать, как должно реагировать на приказы капитана! Клод ухватился за канат и сам полез наверх. С каждым движением в нем крепло стремление как следует проучить ее, чтобы навек отбить охоту от подобных штучек.

Алексис как раз заканчивала распутывать последний узел, когда заметила, что капитан уже недалеко. Взгляд его не предвещал ничего хорошего, лицо стало красным от ярости. Она огляделась в поисках пути к спасению. Выход был один — вниз по канатам. Девушка решила, что ей стоит поторопиться и проскользнуть мимо Клода так, чтобы он не успел ее схватить. Уж если устраивать разборки, то один на один, а никак не в присутствии команды.

Схватившись за канат, Алексис скользнула вниз. Проскочив мимо капитана, она нащупала ступней веревочную лестницу и продолжила спуск уже как положено примерному моряку. Команда прекратила работу; каждый из моряков смотрел вверх, гадая, что же предпримет капитан. Все с нетерпением ожидали развязки. Похоже, в лице Алекс Денти капитан нашел себе достойного противника.

Клод был вне себя. Надо срочно что-то делать — в противном случае ему придется признать, что его одолела женщина, и не просто женщина, а юнга на его корабле. Зацепившись ступней за канат, Клод продел ногу в импровизированную петлю и, отпустив руки, откинулся назад всем корпусом. Команда, наблюдавшая с палубы за развитием событий, одобрительно загудела, разгадав замысел капитана. Алексис тем не менее не поняла его хода и замерла, взвизгнув от страха в тот момент, когда Клод, лишенный поддержки, готов был упасть вниз. Веревочная петля вокруг ступни — вот все, что удерживало его на весу.

— Капитан! — закричала Алексис и быстро полезла обратно. — Боже мой! С вами все в порядке?

Моряк, едва сдерживая смех, услаждал свой взгляд видом стройных ног девушки, которая к этому времени оказалась у него над головой. Посчитав, что он и так напугал ее достаточно, Клод потянулся к ней:

— Дайте мне руку, Алексис!

Девушка наклонилась и, схватив висящего над бездной Клода за руку, потянула его вверх. Когда он поднялся настолько, что смог ухватиться за очередную перекладину веревочной лестницы, Алексис подобралась поближе и, присев, стала освобождать его ступню. Но едва она вытащила ногу капитана из петли, как сильная рука перехватила ее поперек туловища.

— Что за… — Она не успела закончить, так как Клод бесцеремонно закинул ее к себе на плечо.

— Отпустите! — завизжала она, когда они начали спускаться. — Вы убьете нас обоих! Отпустите меня немедленно!

В ответ Алексис слышала только его смех и от этого злилась еще сильнее. Девушка принялась колотить капитана по спине и отчаянно лягаться. Похоже, она напрочь забыла о том, что таким образом их шансы свалиться на палубу с многометровой высоты возрастают многократно. Внизу она видела смеющиеся лица матросов, наслаждавшихся спектаклем. Капитан задержался на предпоследней ступеньке ровно настолько, чтобы приказать команде заняться делом.

Спустившись вниз и не упустив случая дать ей хороший шлепок, Клод потащил Алексис в каюту. Ногой распахнув дверь, он в два шага достиг кровати и сбросил ее на постель.

— Как вы смеете! — закричала она, задыхаясь. Алексис мужественно терпела боль в спине и никак не дала ему понять, что он причинил ей страдания. Поднявшись на колени, девушка попыталась слезть с кровати, но Клод не дал ей этого сделать. Схватив Алексис за плечи, он толкнул ее обратно.

— Я мог бы задать тот же вопрос!

Клод отпустил ее сразу же, как только она прекратила борьбу. Закрыв дверь, он присел на край кровати и заглянул в янтарные, пылающие гневом глаза. Алексис была так же разгневана, так же напряжена, как и он сам. Клод вдруг подумал, что видит в ней, как в зеркале, собственное отражение.

— Вы не имеете права обращаться со мной так, будто я вещь или тюк с песком! — зло бросила она ему в лицо.

— Я поступаю с вами так, как считаю нужным! Вы забыли, что на этом корабле командую я, а вы лишь обязаны следовать моим указаниям!

Голос капитана в этот момент был подобен раскату грома, а глаза сверкали, словно сполохи молнии. Ему было приятно, что девушка не отворачивается, не прячет глаз и не теряется перед ним. Она заслужила этот урок послушания.

— Так вот что ты имела в виду, когда попросила меня приравнять тебя к членам экипажа? Ты этого от меня хотела?

— Да, — прошептала она, — но вы ничего не говорили о том, что не позволяете мне залезать наверх. Единственное, в чем я виновата, это в том, что не сразу спустилась вниз…

— Ты не подчинилась приказу!

— Да, — призналась Алексис. — Я была не права. Что вы намерены предпринять?

Клад сделал вид, что не услышал вопроса. Уже гораздо мягче, с едва уловимым оттенком неудовольствия он произнес:

— Неужели ты не понимаешь, почему я разозлился? Ну зачем ты полезла туда?

— Я поправляла парус.

— И тебе это удалось?

— Да.

— Тебе не приходило в голову, что ты могла убиться?

— Если со мной и могло что-то случиться, то только из-за платья!

В голосе Алексис звучал вызов. Глаза ее упрямо блестели. Она явно рассчитывала втянуть капитана в спор, что тот и не замедлил сделать.

— Ага! Значит, ты все-таки понимаешь? Тогда у тебя должно было хватить ума не лезть наверх в платье.

— Возможно. Я оценила степень риска и решила попытаться.

Алексис подобрала полы платья, встала с кровати и пошла к столу, чуть покачивая бедрами. От нее не ускользнул оценивающий взгляд Клода. Решив, что с него уже достаточно, Алексис отпустила подол, прикрыв ноги. Непринужденно сев на крышку стола, она поставила босую ступню на краешек стула.

— У меня была альтернатива, но я смалодушничала. Поскольку вы отказались выдать мне брюки, как я вас просила, я рассудила, что чем лезть наверх в платье, не лучше ли сделать это совсем без одежды. Так было бы безопаснее.

Воспользовавшись тем, что Алексис освободила кровать, Клод опрокинулся на спину и, положив руки под голову, вытянул одну ногу поверх одеяла, а другую вальяжно перекинул через край.

— Итак, Клод, что вы на это скажете? — нетерпеливо спросила Алексис.

Похоже, капитан «Гамильтона» не собирался вступать с ней в перепалку. Он только вздохнул.

— Я бы предпочел, чтобы ты вообще туда не лезла, ни в платье, ни без него, Алекс. Но ты и так знаешь, что я считаю тебя весьма привлекательной и представлять тебя обнаженной для меня большой соблазн. Ты ведь это хотела услышать, не так ли?

— Да, — призналась Алексис, несколько разочарованная тем, что Клод отказывается принимать предложенную ею игру.

Он так просто все объяснил, будто его желание овладеть ею — самая естественная вещь на свете. Почему он с такой легкостью откликается на ее женские чары, недвусмысленно давая понять, что готов с радостью удовлетворить ее потребности, о существовании которых она узнала только благодаря ему, и отказывается увидеть в ней другие стороны, такие же неотъемлемые черты ее личности, как и женское естество? Почему он не хочет замечать в ней того внутреннего убеждения, что заставляет ее желать свободы, независимости, стремления продолжать жить так, как нужно именно ей? Алексис пыталась разгадать Таннера, если не услышать ответ на свои вопросы из его уст, то хотя бы прочитать подсказку по его глазам. Она в который раз спрашивала себя, не обманывает ли ее интуиция. Ей почему-то казалось, будто Клод старается показать меньше, чем понимает на самом деле. Алексис вглядывалась в лицо капитана, надеясь проникнуть глубже, но его черты застыли, как маска. Он отказывался открыть карты. Но как мог этот человек хотеть только часть ее? Как мог он так легко признаться в том, что желает ее тело, но при этом отвергать то, что составляло ее личность? И вдруг Алексис вспомнила, что на самом-то деле он и тело ее не принял, даже когда она предложила себя в открытую. Может быть, он хочет от нее чего-то большего? Алексис не знала ответа и впервые за все время, пока находилась здесь, в его каюте, отвела взгляд.

Клод словно не замечал затянувшейся паузы. Его мозг был занят другим.

— Мне интересно знать, Алекс, — вдруг спросил он, словно размышляя вслух, — неужели ты не боялась того, что могли бы сделать с тобой мои люди, увидев тебя обнаженной?

— Ваши люди не посмели бы дотронуться до меня!

Клод приподнял голову и с интересом посмотрел на девушку.

— Ты чертовски в себе уверена. Так почему они не посмели бы?

— Потому что они думают, что я ваша любовница! И вы предоставили им прекрасное доказательство своим изысканным обращением со мной не так давно на палубе! Какое варварство! Самоутверждаться за мой счет! Что же, вы оказались сильнее, а я — всего лишь слабая женщина. Если бы вы тащили меня за волосы, и то не добились бы лучшего эффекта!

Капитан усмехнулся. В том, что она говорила, была доля истины.

— Хорошо, допустим, я повел себя слишком бесцеремонно. Но что могло дать моим людям повод думать, что ты со мной спишь, до сегодняшнего инцидента?

— То же, что дает вам повод считать, что я приду к вам в постель по доброй воле! Благодарность! — Последнее слово девушка буквально бросила ему в лицо. — Ваши матросы считают, что, взяв меня на борт, вы спасли мне жизнь. Логично было бы предположить, что я захочу вас отблагодарить доступными мне средствами, продемонстрировав свою преданность в постели.

Клод немного подумал над тем, что сказала Алексис, а затем осторожно заметил:

— Может быть, мои люди и думают так, но я сомневаюсь. Как только ты получше их узнаешь, ты поймешь, почему я так говорю. И еще, Алекс, — с расстановкой добавил Клод, — я не думаю, что ты ляжешь ко мне в постель из благодарности. Совсем так не думаю. Я и сам не хочу получать тебя в качестве благодарности. По крайней мере не сейчас, когда ты считаешь себя моей пленницей.

Алексис на мгновение удивленно подняла брови и, соскочив со стола, подлетела к кровати. Опустившись возле Клода на пол, она положила руки ему на грудь.

— Так вы поняли! Вы знаете, что я почувствовала, когда обнаружила, что меня увезли! Господи, Клод! Верните меня домой! Если вы в самом деле понимаете, что я здесь, как в тюрьме, отпустите меня!

Клод сжал ее руки в своих, ожидая, пока перестанут дрожать ее пальцы, затем, убрав ладони девушки от своей груди, нежно погладил золотую кудряшку, упавшую ей на лицо. Кончиком пальца он провел линию от уголка ее глаза наискось через щеку и дотронулся до ее губ. Алексис опустила глаза, но он взял ее за подбородок и нежно, но настойчиво приподнял ее лицо.

— Нет, — прошептал он, и ответ этот был окончательным. Он не мог позволить ей уйти.

Алексис кивнула, словно принимая его позицию. Наверное, она поняла, что у него нет выбора. Моряк отпустил ее подбородок и встал. Она все еще оставалась на коленях, когда Клод вновь превратился в капитана, а она — в юнгу Алекс Денти.

— Денти, позаботьтесь о моем ужине, а затем почистите мне ботинки. Скажите мистеру Лендису, чтобы подыскал для вас более подходящую одежду. Я думаю, он сумеет что-то для вас сделать. Я сообщу всем, что вам разрешено подниматься на реи, если для этого есть серьезный повод.

Алексис встала, откинув за спину косу.

— Будет сделано, капитан, — ответила она так, будто уже забыла о последнем их разговоре.

Когда они вышли из каюты, между ними снова была пропасть, та, что отделяет командира корабля от матроса-новобранца.

Алексис помогла Форресту в камбузе, а затем, взяв с кока обещание, что он сообщит ей, когда ужин для капитана будет готов, пошла искать Лендиса. Они встретились на верхней палубе. Первый помощник наблюдал за тем, как матросы чистили пушки.

Заметив Алексис, Лендис, отдав последние распоряжения, отошел с ней к борту.

— Что там у вас? Проблемы с капитаном?

Алексис нахмурилась. О чем, интересно, думает этот человек?

— Как раз напротив, Разве вы не знаете?

Лендис покачал головой и прислонился спиной к перилам.

— Он сказал, что мне надлежит иметь форму, такую же, как и у остальных членов экипажа, и велел подойти к вам, чтобы вы подыскали что-нибудь.

Лендис, прищурившись, окинул взглядом ее фигуру, затем, почесав за ухом, сказал:

— Вы довольно худенькая, но выше, чем большинство женщин. Посмотрю, что я могу для вас сделать. Похоже, вы одного размера с Франком Спринджером — есть тут у нас такой тощий паренек. — Лендис указал на корму.

Алексис обернулась и увидела светловолосого молодого человека, улыбавшегося ей. Она улыбнулась в ответ, не забыв отметить при этом его нескладную фигуру.

— Да, кое-что могло бы мне подойти, — согласилась Алексис. — А он не будет возражать?

— Думаю, не будет. Позже я принесу вам в каюту то, что мне удастся подобрать.

— Спасибо, мистер Лендис.

— Не слишком ли официально?

— Я сейчас при исполнении.

Лендис улыбнулся.

— Вот вы какая. Ну что же, оставим «Джона» для частных бесед. Капитан был с вами не слишком груб?

— Он дал мне понять, что я не права.

— А вы так не считаете? — Лендис разгладил свою пышную седую бороду.

— Разве только в том, что не спустилась, когда он приказал мне это сделать.

Лендис даже руками всплеснул.

— И он даже не спросил вас, где вы приобрели сноровку в лазанье по канатам?

— Нет, не спросил, — медленно проговорила Алексис, впервые подумав о том, что этот вопрос действительно мог быть задан первым. — И вы ему не говорите, если спросит, хорошо?

— Конечно. Я ничего не стану говорить капитану, если вы этого не хотите, да и Форрест тоже. Этот старый сварливый болван и двух слов связать не умеет.

Алекс усмехнулась. Кок вовсе не был дураком. В чем-то он был очень похож на Лендиса. Что же касается его характера, то старик действительно любил поворчать.

— Как вы думаете, — вдруг спросила Алексис, — капитан Клод в самом деле считает, что я смогу работать юнгой всю дорогу до Вашингтона?

— Не совсем так, — ответил Лендис. — Сегодня утром он давал вам задание, будучи почти уверенным в том, что вы не справитесь. Он рассказал мне о том, как показывал вам корабль и какие умные вопросы вы задавали. Капитан сказал, что ваш отец, вероятно, научил вас большему, чем он полагал вначале. Я думаю, что эта экскурсия заставила его пересмотреть свое отношение к вам и поверить в то, что вы не новичок в морском деле.

— Не сказала бы, если судить по тому, как он сегодня вел себя со мной.

— Он был зол на вас за то, что вы полезли наверх, но не из-за того, что боялся, будто вы не справитесь. Вы могли зацепиться за что-нибудь и упасть. Еще больше вы его разозлили, когда отказались спускаться вниз.

— Не понимаю, мистер Лендис. Откуда капитан мог знать о том, что я умею обращаться со снастями, когда увидел меня наверху? Я думала, что должна довести работу до конца, чтобы он в меня поверил.

Лендис рассмеялся.

— Вы не отдаете должное ни ему, ни себе. Не надо быть с вами знакомым сто лет, чтобы понять: вы никогда не скажете «да, я могу», не будучи уверенной, что выполните обещанное. Вы прекрасно представляете, какие будут последствия, и именно поэтому не позволяете никому решать за вас, что для вас лучше.

— Но если он знает, зачем же тогда…

— Позвольте мне задать вопрос. Как вы считаете, почему он взял вас с собой?

— Из-за этого? — растерянно переспросила Алексис.

Лендис кивнул.

— Капитан понял вас уже в тот день, когда все случилось, и взял на борт вопреки всем моим уговорам, вопреки моим просьбам не делать этого ради вашего же блага. Он просто не смог расстаться с вами.

— Вы просили его не брать меня?

— Да, но он упрям. Он всегда поступает так, как хочет. В некоторых вопросах вы удивительно похожи.

— Почему вы мне это рассказываете, мистер Лендис?

— Потому что кто-то должен вам об этом рассказать.

— Тогда почему капитан не скажет мне все это сам?

— Потому что для него это было бы равносильно признанию в том, что он готов потерять вас.

— Мне тоже так казалось, — тихо проговорила Алексис. — Он давал мне понять это все время, правда, не говорил напрямую.

Лендис едва заметно улыбнулся и пристально взглянул девушке в глаза. В них он увидел то, что ожидал увидеть. И когда все для него стало ясно, Лендис повернулся и пошел вниз.

Оставшись стоять на палубе, Алексис помогла матросам почистить оружие, раздумывая между тем над словами Лендиса. Его участие смущало девушку. Она не совсем понимала причины дружбы первого помощника с капитаном. Эти двое частенько обменивались понимающими взглядами, как будто между ними на корабле существовали какие-то особые отношения. Разница в их возрасте достигала тридцати лет, но это, казалось, не имело для них значения. «Потому что кто-то должен сказать»… Он не захотел вмешиваться — просто открыл ей правду, и за это Алексис была благодарна мудрому моряку.

Часам к семи вечера Алексис вернулась в кубрик и поужинала сама, прежде чем доставить еду Клоду.

Перед тем как войти в каюту капитана, она постучала.

— Да? — откликнулись из-за двери.

— Ваш ужин, капитан.

— Несите.

Таннер злился на себя за то, что ему никак не удавалось скрыть раздражения. Сегодня ему не хотелось бы вновь встречаться с Алексис наедине. Становилось все труднее держать в узде желание. Он и так вытерпел достаточно, когда она бросилась к нему, увы, лишь для того, чтобы в очередной раз потребовать вернуть ее на Тортолу.

Клоду так хотелось прошептать свое «нет» нежно-нежно, сперва уткнувшись губами в ямочку на ее горле, потом скользя по обнаженному предплечью, шептать «нет», когда голова ее ляжет на его грудь, а он будет с ласковой теплотой целовать ее загорелую кожу. Он повторял бы это слово, перебирая пальцами ее золотые волосы, поглаживая стройные длинные ноги, медленно подбираясь к плоскому, гладкому животу. Он хотел бы выдохнуть свой отказ, касаясь губами полоски плоти, открывшейся между ее раздвинутых ног, сказать это «нет», сжимая губами самую сердцевину ее женского существа.

Клод бросил взгляд на разложенные перед ним карты. Линии на бумаге расплылись, и он крепко сжал веки, чтобы вернуть ясность зрению. Тут он услышал, как дверь тихо отворилась.

Алексис поставила поднос на свободное от карт место. Она надеялась, что Клод не заметит, как дрожат ее руки. Они начинали дрожать всякий раз, как она вспоминала о том, что сказал ей Лендис. Они дрожали сейчас, когда она исподволь смотрела на Клода, склонившегося над картами. Девушка предвкушала тот миг, когда он откроет ей то, что должен открыть. А что ждет ее после того, как слова эти будут произнесены?

Алексис спрятала руки в складки платья. Впрочем, она могла бы этого не делать, потому что капитан все равно не смотрел на нее.

— Я вернусь за подносом позже, — тихо сказала она. — Вы велели мне почистить ваши сапоги. Я могу их забрать, когда вы поужинаете?

— Да, а пока идите, — нетерпеливо ответил он. Отпустив девушку взмахом руки, Клод боковым зрением наблюдал за тем, как она шла мимо него к двери.

Алексис вернулась к себе в каюту, где ей давно пора было прибраться. С того момента, как она стала членом экипажа, у нее не было ни одной свободной минуты. На кровати Лендис оставил для нее пару брюк. Алексис примерила их, не снимая платья. Почувствовав, что брюки сидят как надо, Алексис с радостью сбросила платье и стала искать рубашку. Лендис не смог подобрать для нее подходящей, впрочем, не беда: у нее была рубашка Клода. Алексис накинула ее, закатав рукава по локоть. Посмотрев на себя в зеркало, она осталась довольна. Невольно вспомнился тот далекий день, когда ей впервые пришлось примерить такую же рубашку. Теперь мужской наряд уже не смог скрыть ее пола, как это было, когда Алексис исполнилось тринадцать. Наоборот, в какой-то степени он даже подчеркивал женственность форм. Сейчас не помогла бы ни стрижка, ни вязаная шапочка, не без удовольствия подумала Алексис. Она потребовала разрешить ей ходить в брюках не оттого, что не хотела признавать за собой права быть женственной, но лишь чтобы было удобнее работать. Белая рубаха только подчеркивала округлую линию груди, а брюки, давая простор движениям, ловко облегали бедра, обтягивали живот и ноги. Неохотно Алексис сняла с себя новую форму, решив сначала спросить у капитана разрешения носить его рубашку. Она умылась, смыв с лица следы копоти, оставшейся после чистки оружия, вымыла голову и заплела в косу еще влажные волосы, затем надела чистое платье. Когда Алексис посчитала, что у Клода было достаточно времени, чтобы справиться с ужином, она вернулась в его каюту забрать поднос и сапоги.

Оказалось, что капитан даже не дотронулся до еды, и она не оставила этот факт без внимания.

— Какое вам дело до того, ел я или не ел? — угрюмо полюбопытствовал он, откинувшись на спинку стула, сложив на груди руки и скептически глядя на девушку. Вероятно, он не верил в искренность ее заботы.

— По правде говоря, капитан, вашей гостье, или пленнице, как вам будет угодно, действительно должно быть все равно, ели вы или нет, поскольку причины отсутствия у вас аппетита вряд ли имеют отношение к ней лично. Что же касается вашего нового юнги, то здесь дело другое. Голодный капитан, к тому же рассеянный — да, я же вижу, каким взглядом вы смотрите на карты у вас на столе, — может натворить немало бед на корабле. Плохо, когда кораблем командует больной человек.

Клод взял в руки карандаш и забарабанил им по столу. В ее тоне появилось нечто новое, чего до сих пор не было. Какая-то приторная сладость. Клод был достаточно опытен, чтобы понимать, что обычно стоит за этой приторностью.

— Любезный юнга, удовлетворит ли вас самое простое объяснение отсутствия у меня аппетита? Например, такое, как отсутствие чувства голода?

— Конечно, — ответила Алексис. — Только вот думаю, Форрест вряд ли поверит, когда я верну ему полный поднос.

— Можете не беспокоиться насчет того, что подумает Форрест, и своей голове дайте отдохнуть. С кораблем ничего не случится, с курса мы тоже не собьемся, я вам обещаю. И еще: сомневаюсь, что Форрест позволит себе хоть что-то сказать по поводу несъеденного ужина.

— Нет, он не скажет, вы правы, — с невинным видом заметила Алексис. — Но ваш юнга должен знать правду, чтобы передать вашей пленнице Алексис. Ей не хотелось бы стать причиной потери вами здоровья.

Алексис вздрогнула от резкого звука — карандаш в руках Клода разломился надвое. После этого в каюте воцарилась такая тишина, что Алексис даже испугалась.

Она видела, как каменеет лицо капитана, заостряются черты, как упрямо сжимается челюсть и в тонкую линию вытягивается рот. Девушка прижала палец к губам, только сейчас осознав, какую проявила жестокость. Дурацкая игра! Конечно, он возненавидел ее за это, но не больше, чем она возненавидела самое себя!

Клод отодвинул стул и встал. В два шага он преодолел разделявшее их пространство, приблизившись к ней вплотную. Грубо схватив Алексис за талию, он привлек девушку к себе. Свободной рукой схватив косу и оттянув ее голову назад, он склонился над ней, заглядывая в черные точки зрачков.

— Что бы вы собой ни представляли, роль скромницы — не для вас, — с угрозой в голосе прошептал Клод и, прижавшись губами к ее рту, стал целовать, грубо, яростно. Она вырывалась, колотила его кулаками по спине, но он не отпускал ее и не прерывал поцелуя. В том, как он прижимал ее к себе, как целовал, не было ни капли нежности. И все же Алексис была довольна. Так он наказывал ее за то, что она пыталась казаться чем-то, чем не была в действительности. Его обращение было столь же противно ей, сколь противны его слуху ее приторно-лживые речи. «Я заслужила», — думала Алексис. И она боролась с ним. Боролась, как только могла. Она хотела получить ответ и получила. Не надо было пытаться заставлять его признаваться в том, что причиной его плохого аппетита, неспособности сосредоточиться, думать была она — Алексис. Своими действиями Клод давал имя ее преступлению, он объяснял, что послужило причиной его решения, парадоксального, нелогичного, взять ее на корабль. Она нужна была ему вся — такая, какая есть. Он взял ее с собой, потому что не мог не взять. Его влекло к ней то, что составляло ее индивидуальность, что делало ее непохожей на других. Сейчас, обращаясь с ней так, как мужчина обращается с женщиной, которую более не уважает, он пытался ей показать, что, предавая себя, она предает его!

Алексис почувствовала, как его рука ложится к ней на грудь, а пальцы жестоко сжимают тело. И вдруг он отпустил ее. Оказавшись без поддержки, девушка упала на пол.

— Ну что, довольно, Алекс? — спросил Таннер хрипло, с одышкой, прожигая ее своими зелеными глазами. — Теперь ты узнала, что хотела? Так стоила ли овчинка выделки?

— Да, — хрипло прошептала она.

— Я не расслышал. К чему относится твое «да»? К какому вопросу?

— Да, — повторила она громче. — Да! И тот, и другой — да!

Она смотрела ему в лицо и не могла отвести глаз. Его отвращение было столь явным, столь отчетливым… Алексис стремилась на всю жизнь запомнить этот взгляд и никогда в будущем не допускать, чтобы на нее смотрели с таким выражением. Губы Клода раскрылись от удивления, когда она отказалась принять его помощь, оставаясь недвижно лежать на полу. Клод в растерянности опустил бесполезно повисшую в воздухе руку.

Алексис заговорила тихо, с твердостью, которая заставила моряка вздрогнуть.

— Клод, я хочу быть юнгой. С этого момента — просто юнгой. Я только что сделала тебе больно, впрочем, как и ты мне. Я жестоко поплатилась за то, что пыталась играть одной частью себя против другой. Это было ошибкой, и я могу лишь обещать тебе, что больше подобного не повторится. Вы сделаете это для меня, Клод? Вы сможете быть мне только капитаном?

— Как долго, Алексис?

В его голосе звучало что-то, напоминающее мольбу.

— Как долго, — повторил он, — каждый из нас сможет притворяться бесчувственным, когда так сильно желает другого?

Алексис покачала головой:

— Не знаю. Быть может, у нас обоих хватит мужества только до той поры, как я покину эту каюту.

Он все еще желал ее. Быть может, даже сильнее, чем она его. Алексис понимала, что если у нее не хватит духу уйти как можно быстрее, то она не сможет уйти никогда. Ей трудно было признать за собой эту слабость, но она нуждалась в его помощи, чтобы сделать решительный шаг. Алексис стало страшно, впервые по-настоящему страшно, с тех пор как она очутилась на корабле. Только сейчас девушка ощутила, как реальна перспектива навек остаться пленницей капитана Гамильтона.

Клод не сомневался, что она наказывает себя, отказываясь от того, чего в этот момент ей хотелось больше всего. Она желала его, не столько вопреки тому что он сделал с ней, сколько из-за того, что он сделал. И только поэтому он подчинился ее требованию, предоставив ей поддержку, в которой она так нуждалась, хотя и знал, что ему дорого придется заплатить за этот благородный жест. Если она просит, что же, он даст ей уйти. Клод подошел к стулу и сел, протянув ноги.

— Полагаю, вы можете забрать мой поднос и мои сапоги, Денти, — сказал он. — Забирайте их прямо сейчас.

Алексис поднялась с пола и подошла к капитану. Встав перед ним на колени, она сняла с его ног сапоги. Клод изо всех сил боролся с собой. Глядя на ее склоненную голову, он хотел сказать ей, что в этом нет необходимости. Он не хотел, чтобы она страдала еще больше. И тем не менее он не останавливал ее. Он догадывался о том, что ничего более для себя унизительного Алексис в жизни не делала, и для нее продолжать игру было даже труднее, чем для него.

Взяв сапоги и поднос, девушка пошла к двери, тогда как Клод вернулся к картам. Уже у порога она остановилась, вспомнив о рубашке.

— Что еще, Денти? — спросил Клод изменившимся от сдерживаемого желания голосом.

— Мистер Лендис нашел для меня брюки, но мне нужна рубашка, — тихо прозвучал ответ. — У меня есть ваша, та, что я одолжила у вас утром. Можно мне носить ее?

Повернувшись к ней, Таннер медленно смерил ее взглядом всю, от головы до пят. Он знал, какую чертовски высокую цену придется ему заплатить за согласие играть в ее игру.

— Вы будете очень хорошо смотреться в этой одежде, не так ли?

— Да, — честно ответила она и быстро, чтобы не дать себе передумать, открыла дверь.

— Можете взять рубашку.

Клод отвернулся и закрыл глаза. Он слышал, как захлопнулась дверь, словно перекрыв им пути друг к другу. Сколько времени пройдет, прежде чем она войдет к нему снова? Он посмотрел на карты и раздраженно сдвинул их в сторону.

У себя в каюте Алексис начистила сапоги капитана до блеска, словно хотела выместить на них все, что накопилось у нее за этот день. Что же, больше испытаний не будет. Ее цель остается прежней: вырваться, убежать и приступить к выполнению взятых на себя обязательств. Слабая улыбка осветила лицо Алексис: страсть, готовая захватить ее в свои лапы, не смогла взять верх. Она вышла победительницей из этой неравной схватки.

Алексис поставила сапоги под дверью капитанской каюты, а сама поднялась на палубу и подставила лицо ветру и соленым брызгам. Вернувшись к себе, она уснула крепким, мирным сном без сновидений.

 

Глава 6

Алексис проснулась рано. Она чувствовала себя отдохнувшей и готовой к работе. Более того, ее распирала потребность действовать, выполнять любую работу. Необходимость что-либо доказывать Клоду отпала — теперь она вполне могла пойти в естественную в ее положении роль практикантки и получше разобраться в вопросах, в которых чувствовала себя не вполне уверенно.

Быстро умывшись, Алексис натянула одежду, которой снабдили ее Лендис и Клод. Затем, причесавшись и заплетя косу, она отправилась в камбуз к Форресту. Кок с кислым видом сообщил ей, что капитан Клод уже позавтракал и находится на палубе. Алексис осталась помогать ему и не уходила до тех пор, пока Форрест не начал бурчать, что она только под ногами мешается. Тогда, поблагодарив его за любезность, девушка поднялась наверх.

Заметив Алексис на палубе, Клод, следуя первому побуждению, отвернулся, чтобы не смотреть на нее: так бесовски она была хороша. Ее рубашка, распахнутая у ворота (его рубашка, напомнил себе Клод), открывала нежную выемку на горле. Налетевший ветер прижал ткань к телу, и белое топкое полотно плотно облегло округлую девичью грудь. Бедра ее слегка покачивались. Таннер прикусил губу, вспоминая, что так она ходила всегда — брюки только подчеркнули легкость и грациозность ее движений. Он обвел взглядом матросов — их лица выражали откровенное удовольствие. Вот плата за то, что Таннер согласился сделать для нее вчера: теперь он не только принужден смотреть на нее, не в силах утолить желание, но и будет постоянно делить это зрелище с командой.

Гарри Янг, сидевший в «вороньем гнезде» наверху, заметил девушку со своего высокого насеста и крикнул ей что-то. Одной рукой прикрывая глаза от солнца, Алексис отклонилась назад, чтобы рассмотреть парня, улыбнулась и весело помахала ему рукой.

— Полезай ко мне, ты мне нужна! — крикнул матрос.

Она в нерешительности посмотрела на Клода, словно спрашивая у него разрешения, и тот ответил ей коротким безразличным кивком, — мол, делай, о чем просят.

— У нее здорово получается, капитан, — заметил Лендис.

Таннер отвел взгляд от все уменьшающейся фигурки Алексис и, повернувшись, ответил:

— Чертовски хорошо, я бы так сказал. Да и сапоги она начистила отменно.

Он прислонился к борту и выставил вперед одну ногу, приглашая Лендиса полюбоваться работой своего юнги.

Взгляд первого помощника упал на блестевший на солнце сапог. Когда он поднял глаза на капитана, в них стоял немой вопрос.

— И ты смог… — пробормотал он с ужасом.

Улыбаясь, Клод опустил руку на плечо старшего товарища и легонько сжал его.

— Смог, — коротко ответил он, и в его голосе Лендис не услышал раскаяния.

Клод отпустил плечо друга и пошел прочь, оставив Лендиса гадать, что же заставило его капитана совершить такой безумный, такой жестокий поступок. Но Лендис знал, что никогда не услышит ответа, ибо Клод не станет ничего больше говорить ни об Алексис, ни о своем отношении к ней.

День промелькнул удивительно быстро. К радости Алексис, моряки охотно делились с ней знаниями об оружии, о стратегии боя — обо всем, что касалось ведения военных действий. Сначала они воспринимали ее вопросы с шутливым недоумением, потом включились в игру, с удовольствием вспоминая о былых сражениях, в которых участвовали сами, и о тех, о которых только слышали. Однако, заметив, как Алексис ловит каждое слово, задавая вопросы отнюдь не романтического плана, они заподозрили неладное и прикусили языки. Зная ее историю, никто из них не хотел стать невольным соучастником в безнадежном предприятии, способном привести ее к гибели. Однако упорства Алексис было не занимать — медленно, но неуклонно, она смогла убедить моряков в своей безусловной решимости выполнить задуманное.

Алексис знала, что любой из мужчин, покоренный ее чарами, в конце концов не сможет отказать ей и поможет в том, чего она хотела больше всего — бежать. Клод должен был бы правильно оценить ее силы. Однако капитан имел перед ней определенное преимущество: он уже успел завоевать преданность своей команды, а у Алексис для этого времени оставалось в обрез. Если возможность сбежать с корабля так и не представится, то по прибытии в Вашингтон от команды для нее будет мало проку.

На этот раз, когда Алексис принесла Клоду ужин, между ними не было сказано ни одного лишнего слова — только его распоряжения и ее да, капитан. Вернувшись к себе и дожидаясь, пока он закончит еду, Алексис, лежа на кровати, разглядывала обстановку каюты. Взгляд ее случайно упал на шпаги, висящие на кроваво-красном бархатном ковре. До этого момента Алексис смотрела на оружие единственно как на украшение по-спартански убранного помещения. Сейчас она вдруг увидела шпаги в совершенно ином свете. Девушка сняла со стены одну из них, взвесила ее на руке, приноравливаясь к весу оружия. Затем она сделала несколько выпадов, вспоминая то, чему ее учил Пауль. Эфес был великоват для ее руки, и Алексис чувствовала, что очень скоро устанет. Тогда она убрала на место шпагу и взяла другую. Перепробовав все, Алексис выбрала ту, которая показалась ей продолжением ее собственной руки.

Она умела обращаться с такого рода оружием. Пауль в свое время преподал ей достаточно уроков. Потом эстафету принял Джордж, который занимался с Алексис фехтованием больше ради собственной пользы: дочь была ему неплохим спарринг-партнером. Несмотря на бурные протесты Франсин, в гневе даже забывавшей недостаточно яркий для выражений такого рода эмоций английский, Алексис и Джордж продолжали заниматься, предпочитая, чтобы не раздражать Франсин, делать это в офисе. Алексис только теперь осознала, насколько ценными были для нее эти уроки; она была благодарна своим учителям за то, что они научили ее грамотным и выверенным движениям. Девушка понимала, что нуждается в дальнейшем совершенствовании своего мастерства, и у нее была надежда, что среди экипажа судна найдется кто-то, способный продолжить ее обучение. Алексис легонько дотронулась до острия и невольно отдернула руку, увидев на пальце капельку крови. Повесив шпагу на место, она пошла забирать поднос.

— Капитан, — спросила Алексис, наливая вино в его бокал. — В моей каюте есть несколько шпаг. Они принадлежат вам?

— Да, Денти.

Клод глотнул вина и спокойно дожидался дальнейших расспросов. Он вовсе не был удивлен и хорошо понимал, куда она клонит, но, глядя в обращенные к нему янтарные глаза девушки, он знал также и то, что не сможет ей отказать.

— Разрешите мне использовать одну из них, если я смогу найти того, кто мог бы меня поучить с ней обращаться.

— Разрешаю. Кого вы собираетесь просить об этой услуге?

— Лучшего фехтовальщика на этом корабле, — без колебаний ответила она.

— Тогда поскорее отнесите это Форресту, — Клод кивнул на поднос, — и займитесь поисками.

Глядя вслед юнге, он позволил себе ухмыльнуться. Ей не придется долго искать — ведь все дороги все равно ведут в Рим.

Закончив работу в камбузе, Алексис быстро вернулась за шпагой, предвкушая удовольствие, которое получит в оставшиеся до сна несколько часов. Поднявшись на верхнюю палубу, она увидела Лендиса и нескольких членов команды, сидящих маленьким, тесным кружком. Моряки заканчивали ужин.

Лендис жестом пригласил ее присоединиться к ним.

— Садитесь, — подвигаясь, сказал Франк Спринджер. — Только обещайте не пускать в ход эту свою игрушку.

Алексис засмеялась.

— Я вовсе не собираюсь этого делать, Франк. Честно говоря, я ищу того, кто мог бы поучить меня. Кто у вас на корабле самый лучший фехтовальщик?

— При всей скромности, мадам, не могу не признаться, вы на него смотрите, — вмешался Том Даниелс, явно имея в виду себя.

— При чем здесь скромность? Мне нужен мастер.

— Том и есть мастер, — подтвердил Лендис. — Он действительно лучший.

Все поддержали первого помощника, в то время как Том только довольно ухмылялся.

Любуясь игрой солнечных лучей на тонком лезвии клинка, девушка не спеша поворачивала шпагу в руке, когда Гарри, осторожно подняв взгляд на Тома, тихо сказал:

— Не спорю, Том, ты лучший из нас… если не считать капитана. Ты знаешь, что это правда. Лучший здесь капитан Клод.

Том пожал плечами.

— Он прав, Алекс. По сравнению с капитаном даже я фехтую, как неуклюжий медведь.

Том улыбнулся, разведя руки, и на этот раз никто не стал ему возражать. Алексис ничего не оставалось, как только поблагодарить моряков.

— Наверное, я должна была догадаться сама, — сказала она, разглядывая шпагу. — Что ж, попрошу капитана поучить меня, как только увижу.

Гарри рассмеялся и показал за спину Алексис.

— На ловца и зверь бежит. Судя по всему, учитель уже готов преподать вам первый урок.

Девушка обернулась — Клод шел прямо к ней. В руках у него была шпага, та самая, которая показалась ей слишком тяжелой. Подойдя, капитан взял из ее руки шпагу и, взвесив оружие в руке, стал внимательно разглядывать клинок.

— Неплохой выбор, Денти. — Таннер протянул Алексис ее оружие. — Когда-то ваша шпага была как раз по мне. Похоже, вы уже немного знакомы с тем, что делают этой игрушкой.

— Чуть-чуть, капитан. Отчего вы сразу не сказали, что будете моим инструктором?

— Тогда вы бы передумали?

— Вовсе нет. Мне не пришлось бы тратить лишние силы на расспросы.

— К чему пустые разговоры. — Клод взял свою шпагу на изготовку. — Начнем. Освободите место!

Алексис согласно кивнула, и моряки отошли назад, образовав круг вокруг нее и капитана.

— Сперва посмотрим, на что вы способны. — Чуть согнув ногу в колене и выставив шпагу вперед, Таннер встал в начальную позицию.

Алексис сразу легко принудила своего наставника отступить, начав атаку без подготовки. Однако, позволив ей сделать несколько первых быстрых выпадов, тот заставил девушку вернуться на прежнее место и даже чуть дальше, к зрителям. Затем Клод остановился, чтобы поправить шпагу в ее руке.

— Не надо сжимать пальцы так, будто это кухонный нож, которым вы собираетесь разрезать кусок говядины, — заметил он.

— Я сама об этом подумала, — согласилась Алексис.

— Чувствуете разницу?

— Да.

— Хорошо, начнем снова.

Клод продолжил наступление, и она все увереннее парировала его выпады. Алексис даже предприняла собственную атаку, но тут капитан остановил ее и объявил перерыв.

— Денти, я знаю о каждом вашем шаге наперед. Вас выдают глаза. Старайтесь по возможности скрывать свои чувства, чтобы противник не догадался о ваших намерениях. Просто удивительно, как страстно вам хочется вонзить острие в мое сердце. — Клод улыбнулся. — Но знайте — метить в сердце — не всегда правильно. Хороший укол в руку или ногу может быть куда полезнее для того, чтобы вывести вашего обидчика из строя. Иногда такого рода выпады очень коварны, особенно если в пылу сражения ваш враг не замечает, что ранен. Когда же он почувствует боль, то невольно потеряет бдительность. Пусть это будет мгновение. Часто одной секунды достаточно, чтобы завершить дело.

— Я поняла, — мгновенно отозвалась Алексис. — Целюсь в руку или в ногу.

— Да, но только не надо делать из капитана мишень, — то ли в шутку, то ли всерьез крикнул Гарри.

— Не волнуйся, — откликнулась Алексис, — я не за ним охочусь.

Они начали снова, и на этот раз схватка длилась дольше. Теперь Клод только указывал Алексис на ее ошибки, перестав всякий раз останавливаться из-за них.

— Вы слишком часто делаете выпады в одну и ту же сторону, Денти. Старайтесь сбить меня с толку. Не дайте мне возможности предвидеть ваш следующий шаг. Выше поднимайте руку, она служит вам для равновесия. Вот так, уже лучше. Расслабьтесь, не надо напрягаться. На меня смотрите, Денти, попробуйте угадать, что я буду делать!

И в тот же момент Таннер ногой выбил шпагу из ее рук. Оружие со звоном упало на палубу. Вытирая рукавом рубашки струящийся по лбу пот, Алексис наклонилась, чтобы поднять шпагу.

— Давайте отдохнем, — предложил Клод

Девушка согласилась и присела рядом с Томом, а капитан прислонился к мачте.

— Нелегкое дело, — проговорила Алексис, задыхаясь.

Том тихонько успокоил ее:

— Наверное, вам будет приятно узнать, Алекс, что капитан Клод тоже порядком подустал. Он как следует на вас наседал. Я заметил, что он применил к вам пару приемов не для новичков. Вы держались молодцом.

Алексис улыбнулась, взглядом поблагодарив Тома за поддержку. Подтянув колени к груди и обхватив их руками, она старалась восстановить дыхание.

Клод сочувственно наблюдал за девушкой. Она устала, и здорово устала, гораздо сильнее, чем позволяла себе показать. Вчера и сегодня она много и тяжело работала, а израненная спина наверняка все еще давала о себе знать. На лбу Алексис выступила испарина, маленькие бисеринки пота сверкали в лучах заходящего солнца. Клод видел, как девушка украдкой вытерла пот со лба. Если она доведет себя до изнеможения, то не сможет сосредоточиться. Капитан понимал, что, давая уроки фехтования, можно случайно поранить соперника, да и зрители мешали им. Но Клод знал и другое: какой бы усталой она ни была, Алексис будет ему благодарна, если он продолжит урок.

Девушка вопросительно посмотрела на капитана. Краткий отдых отчасти вернул ей силы, хотя спина болела здорово. Но она старалась не замечать того, что ей мешало, сосредоточившись на предстоящем поединке. Клод пристально наблюдал за ней, понимая, каких усилий стоит Алексис продолжение урока. Быть может, все-таки на этом и закончить? Он посмотрел девушке в глаза, надеясь прочесть в них ответ.

— Полагаю, этот бой на сегодня будет последним, — она давала ему понять, что не преувеличивает свои возможности.

Клод проверил, правильно ли Алексис держит оружие. Убедившись, что хватка ее крепка, он отошел на исходную позицию, давая ей возможность показать, на что она еще способна. Хватит ли у нее сил выдержать его наступление? Заметив нерешительность капитана, Алексис успела точно спланировать действия и ловко воспользоваться его замешательством.

— Отлично, Денти, — похвалил ее Клод. — Но другой противник, не я, сразу поймет, в чем состоит ваша слабость и очень быстро ответит.

Мгновенно Клод заставил ее перейти к обороне.

Они продолжали фехтовать еще несколько минут. Клод то критиковал ученицу, то, наоборот, хвалил, не оставляя ни одно ее движение без внимания.

— Хороший выпад, Денти, только вторую руку не надо опускать. И старайтесь больше веса перенести на правую ногу. Потом вы все еще слишком часто двигаетесь в одном направлении…

Алексис улыбнулась, и вдруг все поплыло у нее перед глазами. Какая страшная боль в спине! Оружие выпало у нее из рук, глаза расширились от ужаса. Горячие волны боли прожигали ее насквозь, тело сводили судороги.

Клод мгновенно догадался, что с ней происходит что-то страшное, но не смог вовремя остановиться. Алексис совершенно не почувствовала боли, когда острие шпаги проткнуло ткань рубашки и коснулось ее плеча, прорезав кожу. Она поняла, что в дополнение к ее несчастьям случилось что-то еще, только по стремительной перемене, происшедшей с лицом ее наставника. Он смертельно побледнел и, разжав пальцы, выронил шпагу, со звонким стуком покатившуюся по доскам палубы. Боль в спине вдруг отступила на второй план. Новая горячая волна обожгла ее плечо. Алексис почувствовала, как намокает рубашка, и, опустив глаза, увидела кровь, заливающую ее грудь. Она смотрела на кровавую полосу со странным интересом, словно все это происходило во сне. Подняв глаза на Клода, девушка заставила себя улыбнуться.

— На первый раз с меня довольно, капитан. — Не успела она это произнести, как силы оставили ее, и она провалилась в темноту.

Клод подхватил ее на руки, не дав упасть. Голова Алексис откинулась назад, а ее длинная коса стегнула его по бедрам. Моряки в молчании расступились, давая им дорогу. Лендис последовал за капитаном, тогда как остальные остались стоять на палубе, не понимая до конца причину несчастья, происшедшего у них на глазах, чувствуя и себя отчасти виновными в нем.

Клод осторожно положил Алексис на кровать, а сам присел с краю. Лендис тем временем отправился за лекарством и бинтами. В этот момент Алексис пришла в себя. Она попыталась встать, но Клод удержал ее.

— Лежи тихо, — приказал он.

— Это всего лишь царапина, Клод, — слабо запротестовала она. — Глупо было падать в обморок.

— Позволь мне посмотреть.

Он расстегнул несколько пуговиц и приспустил рубашку с ее плеча. Тонкая красная полоска прорезала кожу дюймах в пяти ниже ключицы. Сейчас, когда Алексис лежала, кровотечение почти остановилось.

Вернулся Лендис, и Клод, тронув рану, проверил глубину пореза.

— Это, конечно, не царапина, Алекс, но, я думаю, ты быстро поправишься, достаточно быстро для того, чтобы успеть взять у меня следующий урок фехтования.

— Хорошо бы, — пробормотала девушка и тут же прикусила губу, когда Клод стал промывать края раны спиртом.

— Ты можешь кричать сколько влезет, даже в обморок можешь упасть. В этом нет ничего стыдного.

— Нет, — еле слышно прошептала Алексис. — Не могу, пока здесь Лендис. Он думает, что я очень смелая.

Клод приложил ей палец к губам, желая успокоить ее, но его рука дрожала не меньше, чем ее губы. Глядя на округлое плечо Алексис и обезобразивший его шрам, Клод понимал, что не ослепительная нагота ее совершенного тела заставляет дрожать его руки, и не этот уродливый рубец, а то и другое вместе. Все дело в том, что и то, и другое было частью этой женщины, тихо лежавшей сейчас перед ним. Капитан отвернулся и жестом подозвал Лендиса.

— Скажи людям, что с ней все будет в порядке. Больше всего ей сейчас нужен отдых.

Когда Лендис ушел, Клод наклонился к Алексис:

— Ради меня не надо притворяться мужественной. Я уже знаю…

Он замолчал. Не было смысла говорить ничего больше — девушка снова потеряла сознание.

Сняв с нее рубашку, Клод перебинтовал плечо чистыми полосками ткани. Он принес из своей комнаты другую рубашку и надел на нее. Алексис очнулась на мгновение, когда он застегивал пуговицу у нее на вороте. В глазах ее светилась улыбка, пока недоступная ее губам.

— Мне, кажется, стоит поспать, Клод, — пробормотала она и, положив ладони поверх его рук, добавила: — Ты не виноват.

Капитан ничего не сказал в ответ, но девушка видела по глазам, что он не согласен с ней, чувствовала, как напряглись его пальцы на вороте ее рубашки. Она хотела попросить его остаться с ней, хотела сказать, что нуждается в его поддержке, в том, чтобы он был рядом, когда она проснется. Еще она хотела поблагодарить капитана за то, что согласился учить ее, принял ее всерьез, понял ее цель.

Алексис закрыла глаза и прежде, чем погрузиться в сон, успела подумать о том, что непременно придет к нему позже и скажет, что хочет его, хочет сильнее, чем когда-либо прежде.

Клод оставался в ее комнате до тех пор, пока ему не стало ясно, что девушка уснула глубоким сном; только потом он отправился к себе. Решение напиться пришло как-то само собой, и, когда вернулся Лендис, Клод был уже крепко пьян. Потом они добавили еще. Наливая по полному стакану себе и другу, Клод, мотая из стороны в сторону головой, произнес:

— Черт побери, Джон. Надо было мне думать до того, как я позволил ей взять оружие.

— Она ведь сама этого хотела, не так ли?

— Конечно, она этого хотела! И я ее научу, черт возьми!

— Для чего тебе это? — пряча улыбку, спросил старший помощник.

Клод медленно обвел глазами каюту, обдумывая ответ.

— Я не могу отпустить ее, Джон, — с трудом выговорил он. — Но я все же хочу, чтобы она попыталась. И если ей удастся сделать то, что она задумала, я хочу, чтобы она была готова противостоять Траверсу. Я думаю, ты ведь уже и так все понял, а, Джон?

— Понял, Таннер. Если уж ты понял, то я наверняка должен был понять. Зачем ты напился, Таннер? Тебе кого-нибудь жаль?

— Алекс, — не раздумывая, ответил Клод.

— Это хорошо, что она тебя не слышит. Ей бы не понравилось, что ее жалеют. Она могла бы тебя за это возненавидеть.

— Тогда мне жаль себя.

Клод прикончил содержимое стакана одним глотком.

— И за это она бы тебя тоже возненавидела, — сказал Лендис. Он положил руку на стакан Клода, не давая ему налить еще.

— Господи, Джон! Чего ты хочешь от меня? Я знал, что она устала и слабеет с каждой минутой. Девушка не успела толком отдохнуть. Спина, черт побери… Она у нее еще не зажила! Ты что, забыл? Ведь я знаю, какую боль ей довелось испытать.

Последнюю фразу Клод произнес сквозь сжатые зубы. Вновь к нему вернулось воспоминание о том, как на узкие полоски кожи разрывало его спину. Он словно наяву слышал свист плетки и звук рвущейся плоти. Сняв ладонь Джона со своего стакана, Клод вылил туда все, что осталось в бутылке. Когда он заговорил снова, голос его звучал тихо и внятно.

— Это могло подождать. Я хотел научить ее, но должен был подождать до тех пор, пока она не окрепнет.

— Пожалуй. Но Алексис считала, что готова, иначе не стала бы просить.

— Она была не права.

— Пусть. Это была ее ошибка. Почему ты берешь всю ответственность на себя?

— Я едва не убил ее.

— Но ведь не убил. И она не винит тебя за то, что произошло, не так ли?

Клод уставился в стакан, изо всех сил сжимая его пальцами так, что побелели костяшки.

— Поспи, Таннер. Уже за полночь. Она наверняка будет спать до утра. Мне не хочется, чтобы она застала тебя в таком виде.

Лендис встал и тихо вышел. По дороге к себе он насвистывал что-то веселое в свою седую бороду.

Клод упал на кровать, даже не раздеваясь, и закрыл глаза. Голова у него гудела, и каюта как будто вращалась. Несмотря на это, он сразу уснул, и ему снилась Алексис.

Одетая лишь в белую льняную рубашку, которую он дал ей, она медленно приближается к его кровати. Таннер даже разглядел просвечивающую сквозь ткань повязку у нее на плече и невольно поморщился, как от боли. Тут взгляд его скользнул вниз и охватил нечто более приятное. Груди девушки плавно поднимались и опускались в такт дыханию. Сквозь открытый ворот рубашки виднелось обнаженное тело. Она осторожно ступала босыми ногами, и, посмотрев на них, Клод уже не мог отвести взгляд. Алексис остановилась возле его кровати и положила его руку к себе на бедро, позволяя его ладони приласкать ее тело так же, как до этого ласкали глаза. Она наклонилась к нему и что-то тихонько шепнула, так, что он скорее почувствовал ее слова, чем услышал их. Ее дыхание щекотало ему щеку. Клоду хотелось схватить ее и прижать к себе так тесно, как только возможно… но к рукам его словно привязали пудовые якоря. Кровь стучала у него в голове, он с трудом мог дышать, не говоря уже о том, чтобы понимать, что происходит. Он все еще был крепко пьян, но даже сквозь туман увидел гримасу брезгливости у нее на лице. Он не смог остановить ее, и тогда она, оттолкнув его, выбежала из каюты.

Этот сон кончился и начался другой, но уже совсем непонятный.

Клод проснулся до того, как первые лучи солнца проникли в его каюту. Ему оставалось только отругать себя за невероятную глупость. Пока он умывался, брился и переодевался, воспоминания о странном сне не покидали его. Клод взял рубашку, накинул ее и стал застегивать пуговицы. С каждым движением он все ближе подходил к осознанию того, что произошло ночью. То, что он видел, не было ни сном, ни бредом, ни порождением пьяной фантазии. Клод был готов волосы на себе рвать. Несколько раз он прошелся взад-вперед и вдруг, приняв решение, направился в каюту Алексис.

Когда Клод вошел, он был внешне спокоен — ничто не выдавало бушевавшей в нем ярости. Прислонившись к двери, он выставил вперед ноги, подпирая плечами косяк, и молча глядел на Алексис, досматривающую свои утренние сны.

Она спала, спрятав лицо в изгибе локтя. Одеяло сбилось, и на фоне грубой серой шерсти ее бедра выглядели особенно нежными и соблазнительными. Она зашевелилась во сне, Клод, прихватив с собой стул, подошел к ее постели. Остановившись примерно в шаге от кровати, он опустил стул и сел, продолжая ждать, когда она проснется.

— Это был не сон, не так ли? — его вопрос прозвучал сразу, как только ресницы девушки приподнялись и она встретилась с ним глазами.

— Нет, — ответила Алексис хрипло и села, натянув на себя одеяло, словно щит.

— Зачем вы здесь?

Клод улыбнулся, и в уголках его рта появились крохотные ямочки.

— Чтобы сделать то, чего я не был в состоянии сделать несколько часов назад. Чтобы сделать то, чего ты от меня хочешь, чего я сам хотел, но не мог.

— Ты был пьян, — сказала она бесцветным голосом, в котором не было ни злости, ни презрения, ни отвращения — ничего того, что он увидел в ее взгляде ночью. — Почему?

— Я не мог перенести того, что произошло. Ты сказала, что в том не было моей вины, и я сейчас это понимаю. Я понял это вчера, но уже слишком много было выпито…

— Это я слишком много на себя взяла. Хотела все сразу и побыстрее. Я пришла к тебе ночью, чтобы убедиться, что ты знаешь и… — голос ее сорвался, но глаза ни на мгновение не отпускали его глаз, — …и сказать, что я хочу тебя.

— Что-то изменилось к утру? — Голос его сорвался до шепота.

— Нет, если ты понял, о чем говоришь и что это для меня значит.

Алексис выпустила из рук одеяло — свой тонкий щит, чтобы впустить его в свои объятия, чтобы услышать его слова — сбивчивые слова объяснений, но, когда зазвучал его голос, она невольно отшатнулась к стене.

— Позволь мне любить тебя, Алекс.

Испуганный крик сорвался с ее губ, и она прижала к лицу одеяло, чтобы заглушить его.

— Что с тобой, Алекс? Я что-то сделал не так? — быстро спросил он, пытаясь найти ответ в ее взгляде.

— Не называй то, что мы собираемся делать, любовью! — Ее глаза превратились в янтарные щелки. — Я не хочу, чтобы меня любили! Не хочу! Я не люблю тебя!

Клод встал над ней, поднес ладонь к ее горлу, подперев большим пальцем подбородок так, что голова ее откинулась назад.

— Но я люблю тебя, Алекс. И с этим тебе ничего не поделать.

Она засмеялась. Этот странный, скорбный, похожий на плач смех, пульсирующий в ее горле, казалось, прожег его руку, и он отдернул ее раньше, чем звук ее смеха коснулся его ушей.

— Ты забыл про клятвы, Клод? Зато я не забыла. Ни одна из них не будет нарушена. Я никогда тебя не полюблю! Я не хочу, чтобы ты меня любил! То, что ты зовешь любовью, всего-навсего удушливое, слепое, мелкое и смрадное чувство. Нельзя любить, не уважая другого. Твоя любовь держит меня в плену крепче, чем любые цепи! И я ненавижу тебя за это. Если ты действительно знаешь, что значит, когда тебе не дают делать то, что хочешь и должен, ты поймешь, что для меня твоя любовь. Я тебя за это ненавижу и собираюсь наказать тебя. Здесь! В моей постели! Твоя любовь все равно что удавка у меня на шее! Так что используй меня, как используют бессловесную тварь! Вот чего я хочу. Возьми меня! Пользуйся мной! Но только не называй это любовью!

Таннер не произнес ни звука. Тогда Алексис, не отрывая от него взгляда, принялась с холодной решимостью расстегивать пуговицы рубашки. Сев рядом, он стал снимать сапоги, действуя в той же бесстрастной манере. Оба молчали. Тишина сгущалась до тех пор, пока не была нарушена хриплым стоном Алексис в тот момент, когда Клод снял рубашку.

Этот стон ее мог означать лишь одно — девушка увидела шрамы у него на спине. Клод оставался неподвижен, ожидая, что будет делать она теперь, когда шрамы сказали ей куда больше тех слов, тех объяснений, которые он отказался ей дать.

Таннер чувствовал, как она вся напряглась у него за спиной. Он понял, что она опустилась на колени. Затем Алексис поднесла ладони к его коже, не решаясь коснуться, — это легко было угадать по теплу, которое излучали ее пальцы.

Почти неощутимо она дотронулась до его спины и тут же отдернула руки, словно не зная, хочет ли делать это или нет. Клод почувствовал, как она кончиком пальца провела по одному из его шрамов, отчего оба одновременно затаили дыхание. Он от удовольствия. Вдруг Алексис отдернула руку и спустя мгновение обеими ладонями прижалась к его спине, словно желая принять на себя все страдания, через которые ему пришлось пройти. Ее руки скользнули вниз. Потом вместо горячего прикосновения ее ладоней он почувствовал влажную прохладу ее щеки. Она долго сидела так, прижавшись к его истерзанной спине лицом, затем положила руки ему на лопатки, по обе стороны от своего лица. Таннер закрыл глаза, чувствуя, как одинокая слезинка покатилась по ее щеке. Он мог бы обрисовать контур ее щеки, чувствуя, как соленая капля катится по ней, а затем, выйдя на прямую, скользит по позвоночнику вниз. Ее голос, когда она заговорила вновь, был звонким и ломким, как острые кристаллики горного хрусталя.

— Я не знала, что ты понимаешь меня так хорошо.

Алексис отпустила его, и он повернулся к ней лицом.

— Расскажи мне, — попросила она.

Он покачал головой и вытер большим пальцем влажную полоску у нее на щеке.

— Не сейчас, — сказал он, бережно опуская ее на кровать. — Вначале другое. — Он коснулся ее губ своими. — Я люблю тебя, — прошептал он, зная, как больно ранят ее его слова.

Поцелуи его из нежных становились все более требовательными и жадными. Алексис отвечала с бешеной страстью, прижимаясь ртом к его губам, словно стремясь дать выход той боли, которую доставляли ей его слова. Руки Клода скользнули от ее шеи ниже, и когда пальцы сомкнулись вокруг ее соска, Клод услышал стон Алексис. Он ласкал ее грудь, пока не почувствовал, как восстали и отвердели соски, потом стал целовать ее глаза, нос, прокладывая цепочку поцелуев вдоль скулы от подбородка до уха. Поддерживая ее одной рукой, он приподнял Алексис, помогая ей сесть. Клод быстро расплел ей косу, и она ждала, покойно положив голову ему на плечо. Он опустил пальцы в шелковистые золотые кудри, наслаждаясь их мягкостью. Сняв рубашку с ее покорного тела, он снял и повязку тоже, чтобы видеть и познать ее всю.

Клод уложил ее на кровать, и, пока он снимал брюки, Алексис лежала неподвижно. Но когда он лег рядом, пассивность девушки исчезла, словно ее и не бывало: она вся дрожала под его прикосновениями. Его поцелуи были то жестокими и ранящими, то легкими, как дыхание ветерка; его руки то безжалостно сминали ее тело, то, наоборот, едва дотрагивались до кожи. И Алексис, возвращая ему поцелуи, разделяла все безумство его страсти; ей было все равно, что он делает с ней, важно лишь, что это делает он, и тело ее страстно откликается на его ласки. Она крепко прижимала его к себе, и под пальцами ее вздувались шрамы на бронзовой спине Клода. Ее ноги, казалось, ощущали мощь и силу его ног, нагая плоть касалась нагой плоти.

Невольные стоны вырывались из ее груди, и ей нравилось, как они были нежны, нравилось знать, что это он извлекает из ее тела такие звуки. Его рот жег ей грудь, губы его, его язык вызывали в ней те же ощущения, которые он создавал, лаская ее руками. Но вот руки его заскользили вдоль ее бедер вниз, медленно раздвигая ноги. Алексис отстранилась, ее вспугнули непрерывные движения его пальцев там, где сходились ее бедра, но Клод удержал ее, не дав отступить, и вот она уже сама подавалась ему навстречу, требуя еще и еще продлить наслаждение. Ни с чем не сравнимые чувства волной проходили через нее, чувства настолько сильные, что тело Алексис почти болезненно сжималось в тисках этих новых, незнакомых доселе ощущений. Вдруг она поняла, что, отпустив ее грудь, он собирается прикоснуться губами к тому месту, которое только что ласкали его пальцы.

— Клод, — пробормотала она, задыхаясь. — Нет. Не сейчас. Никто…

Она попыталась схватить его за волосы и оттащить, но это было ей не по силам, и все кончилось тем, что Алексис, бессильно опустив руки, сдалась.

— Тсс, — шептал он, — я знаю.

Он приподнялся и накрыл губами ее рот.

— Все в тебе чудесное. Я хочу узнать тебя всю.

Он поцеловал ее, и она ответила с торопливой жадностью, счастливая тем, что ему нравится то, что она может предложить ему.

Клод лег между ее раздвинутых ног и медленно вошел в нее, внимательно глядя в янтарные глаза, чтобы не пропустить нужное мгновение, тот момент, когда придет боль и она будет нуждаться в его поддержке. И это мгновение пришло. Глаза Алексис широко распахнулись; она посмотрела на него так, будто он ее предал. Затем, по мере того как он осторожно продолжал движение, боль стала уходить. Вскоре на лице ее вновь появилось выражение удовольствия. Он видел, как она борется с собственным противоречивым желанием: желанием быть свободной от него и желанием не дать ему остановиться, прекратить делать то, что он сейчас делал с ней. Она еще не понимала, что неделима и, отдавая ему во власть свое тело, заодно отдает и сознание.

Алексис начала двигаться вместе с ним, поймав его ритм, приближая то мгновение, когда позволит ему взять всю себя, и застонала в тот момент, когда они приблизились к самому краю. Клод удерживал ее там, пока ее стон не перешел в крик. Затем, в тот миг, когда он с силой вошел в нее последний раз, оба они покатились с обрыва вниз. Тело Алексис билось в конвульсиях свободного падения так, будто руки и ноги ее, помимо воли своей госпожи, стремятся убежать в момент удара о дно пропасти. И когда дно было достигнуто, когда яростные, необычные ощущения покинули ее и она лежала неподвижно, накрытая телом Клода, лучистое тепло проникло в нее. Это тепло было приятнее тепла солнца, только-только робко заглянувшего в каюту, распростершего свои розовые лучи по их обнаженным телам. Это тепло было теплее его дыхания, которое она чувствовала где-то возле уха, дыхания, от которого золотистые пряди у виска оживали и шевелились. Она услышала, как он сказал ей то, что уже говорил раньше, но не стала отворачиваться и продолжала слушать, словно та боль, которую доставляли его слова, была ей приятна.

— Я люблю тебя, — повторил Клод.

— Расскажи мне, — попросила она после долгой паузы, во время которой тишину нарушало лишь их тихое дыхание.

Клод накрыл ее простыней, и прикосновение прохладной ткани к разгоряченному телу казалось особенно приятным. Алексис придвинулась поближе к нему, коснувшись его груди своей.

Вздохнув, он чуть отодвинул ее.

— Я ничего не смогу тебе рассказать, если ты будешь вот так меня дразнить.

— Так скоро? — удивленно спросила она. Ей трудно было поверить, что он снова хочет ее, ведь недавно пережитые ощущения еще жили в ней, отзываясь где-то в кончиках рук и ног.

— Да, так скоро, — подтвердил он.

Клод по-прежнему лежал на спине, закинув под голову руки, и Алексис приподнялась на локте, чтобы видеть его лицо.

— Расскажи мне, — еще раз попросила она нежно.

— Тебе знакомо название «Чесапик»?

В ответ Алексис только вздрогнула и вытянулась, как струна.

— Я рад, что ты знаешь, — вздохнул Клод. — Тогда мне не придется долго объяснять.

Клод продолжал бесцветным, сухим тоном, так же, как много раз до этого рассказывал свою историю. По мере того как он говорил, перед его глазами как живые вставали воспоминания.

— Это случилось три года назад, в июне. Я служил во флоте уже два года к тому времени, когда подписал контракт с «Чесапиком». Мы отплывали из Норфолка к берегам Европы. Не прошли мы и десяти миль, как нас остановил британский фрегат.

— «Леопард», — прошептала Алексис.

— Наш капитан, Баррон, решил, что они хотят лишь передать нам посылки, чтобы мы доставили их в Лондон, и поэтому позволил их офицерам взойти на борт. Тогда один из них достал копию приказа вице-адмирала сэра Джорджа Беркли. В то время он был исполняющим обязанности командира американской военно-морской базы. В приказе говорилось, что он предоставляет офицерам «Леопарда» право обыскать «Чесапик», так как там могут находиться дезертиры британского флота. Баррон отказался исполнять приказ. Вот тут все и началось. Британцы ответили на наш отказ десятиминутной канонадой, и мы ничего не могли им противопоставить. Те десять минут стоили целых часов. Когда дым рассеялся, мы насчитали троих погибших и восемнадцать раненых.

— И все друзья.

— Некоторые из них.

Он знал, что она чувствует его боль, ту боль, что он старался держать при себе, не показывая. Он искал в ее лице проявление жалости, но жалости не было — лишь понимание. Он поцеловал ее пальцы, лежавшие у него на плече, прежде чем продолжить рассказ.

Баррону ничего не оставалось, как только подчиниться. Он дал знак, что сдается, и принял у себя на борту вторую партию англичан. Как это у них заведено, британцы достали сфабрикованные документы и объявили четверых наших дезертирами. Я был одним из них.

Клод замолчал, подыскивая слова для продолжения рассказа. Обычно об этом он предпочитал не распространяться. Алексис пожала ему руку в знак того, что готова поддержать его, и Клод почувствовал, что должен говорить.

— Почти полгода я пробыл на «Леопарде». В это время мои близкие обшарили все пространство, которое только могли, чтобы найти меня и освободить. Им почти удалось это, но тогда меня перевели на «Гренаду», и британские власти известили их, что о моем местонахождении им ничего не известно. Вскоре шум вокруг происшествия с «Чесапиком» утих, и двери американских чиновников закрылись перед моими родителями и сестрой. На помощь властей они больше не рассчитывали.

Вначале я не мог принять то, что произошло со мной. Я верил, что моя семья сумеет добиться моего освобождения и этот кошмар — служба в Британском флоте — скоро для меня закончится. Некоторым повезло, и они обрели свободу. Когда слухи о спасенных перестали доходить до меня, я понял, что не могу надеяться ни на помощь семьи, ни на помощь моего правительства. Тогда я взял дело своего освобождения в собственные руки. Наверное, так я должен был поступить с самого начала…

— Ты пытался спастись?

— Я спасся.

— А порка?

— В наказание за неудачный побег. Вторая — за два побега.

— Два? — переспросила Алексис, с трудом сдерживая ужас. — Дважды они сделали это с тобой, и все же ты им не сдался?

Клод кивнул.

— Я прослужил на «Гренаде» восемнадцать месяцев, прежде чем попытался бежать в первый раз. Там я встретил Лендиса. Я хочу сказать, Алекс, я бы не отступил и перед четвертой, и перед пятой попыткой, если бы все предыдущие окончились неудачно.

Алексис уронила голову на подушку. Рука ее, лежавшая на плече у Клода, скользнула вниз, к его груди.

— Тогда ты знаешь, что я буду пытаться бежать, чего бы мне это ни стоило.

Это был не вопрос. Она подтверждала то, о чем он должен был давно догадаться.

— Да, — тихо сказал он.

— Но ты все же будешь стараться удержать меня.

— Да.

— Потому что тебе кажется… ты считаешь, что любишь меня.

Алексис говорила с запинкой, будто слова, которые она не хотела произносить, давались ей с трудом.

— Потому что я знаю, что люблю тебя.

Его ответ был быстрым, без раздумий, без колебаний. Алексис зябко поежилась, несмотря на тепло.

— И ты будешь брать меня в постель, зная, что каждый раз может быть последним?

— Да.

Он подождал, пока она придвинется ближе. Голова ее покоилась у него на плече, и ноги их переплелись. Когда она устроилась поудобнее, он сказал:

— И ты будешь позволять мне любить тебя, зная, что тебе будет с каждым разом все труднее допускать мысль о том, что все это может быть в последний раз.

— Да.

Оба молчали. Она слушала, как корабль разрезает волны, слушала пульс Клода и то, как бьется под ее рукой его сердце. Оно билось в такт кораблю. Эти двое были едины — он и его корабль. Впрочем, почему это должно ее удивлять? Он здесь дома. Это она была не у места, и ей надо было уйти, исчезнуть отсюда до того, как она почувствует, что слилась с этим кораблем и его хозяином так, что разделить их уже невозможно.

— Возьми меня, Клод!

Голос ее прорвал тишину, скомкал, столько в нем звучало страсти, отчаяния… и нежности. Одного только не было слышно в этом призыве и не будет ни в чем, что с этой минуты она станет делать, — сомнений. Она знала, чего хочет. Сейчас она была в этом более уверена, чем когда бы то ни было прежде. Мысль о свободе прожигала ей мозг, словно каленым железом, клеймила ее, как клеймил ее Клод, выковывая для нее цепь, невидимую и одновременно сверкающую от жара, цепь, становившуюся все прочнее по мере того, как губы его прокладывали цепочку поцелуев вдоль ее горла.

На этот раз все закончилось раньше. Для каждого из них накал страстей был выше, желание мощнее, так что промедление казалось просто невыносимым, оба отчаянно, с какой-то безоглядной решимостью стремились к концу. Казалось, будто сила эмоций, заложенная в ее голосе, в ее словах, словно давших пощечину тишине, обрела власть над их телами и нашла в них свое физическое воплощение.

Когда все закончилось, Алексис увидела, что ее ногти добавили новых царапин на его спине; он же ласкал ее так, что рана на плече снова стала кровоточить. Это испугало Алексис. Казалось, нечто свыше доказывает им, что их отношения самой судьбой предназначены нести им боль. Она посмотрела на Клода, но, не найдя в его лице подтверждения своим страхам, решила, что волнуется зря.

— Мне надо идти наверх, — сказал он, перебинтовав ей плечо.

— Мне тоже.

Алексис увидела, что он готов возразить, и приложила палец к его губам, призывая к молчанию.

— Мне надо работать. Я хорошо отдохнула ночью, хотя сон мой был прерван утром довольно интересным путем.

Алексис отдернула палец, когда он зажал его между зубами. Она улыбнулась, услышав его смех.

— Так значит, ты опять превращаешься в юнгу? — спросил Клод как можно непринужденнее.

— Да, на то время, пока мы не одни, — ответила она. — Но, Клод, я никогда, никогда не буду юнгой, оставаясь наедине с тобой.

Он кивнул и помог ей надеть рубашку, впервые получая удовольствие от этого занятия. Пока она заплетала волосы и умывалась, капитан оделся. Алексис, сидя на стуле, улыбаясь, смотрела, как он натягивает сапоги, столь тщательно начищенные ею накануне. Клод заметил ее взгляд и улыбнулся в ответ.

— Я, кажется, не успел поблагодарить тебя за отлично сделанную работу.

Они подошли к двери одновременно, и Алексис глянула на него в нерешительности, прежде чем переступить порог.

— Что-то не так? — спросил Клод.

Она засмеялась.

— Я как раз подумала, что, если кто-то увидит, как мы выходим из моей каюты вместе?

— А если и так?

— Мы только подтвердим то, что они считали неизбежным с самого начала.

Клод усмехнулся и поцеловал ее в лоб. Алексис открыла дверь, и они вместе вышли из каюты, чтобы вновь предстать перед командой в качестве капитана и юнги.

Моряки рады были увидеть Алексис живой и здоровой. Она принялась за работу с энтузиазмом, который поражал каждого. Работая, Алексис без смущения беседовала с матросами, так же, как накануне, рассказывая им, что собирается предпринять, когда покинет корабль. Она продолжала расспрашивать о том, в чем разбиралась слабее, и получала ответы все более и более компетентные: моряки с большей готовностью отвечали ей, проникнувшись серьезностью ее намерений. Алексис видела, что Клод наблюдает за ней со шканцев, но она знала, что он не помешает ей.

К полудню Алексис дошла до изнеможения. Плечо болело невыносимо. Она села на палубу, прислонившись к ящику, в котором хранились сигнальные флаги, и стала высматривать, не покажется ли где капитан. Ей хотелось сказать, что она слишком устала, чтобы продолжать работу, и попросить выходной. Но Клод все не показывался, и Алексис на минуту закрыла глаза, твердо намереваясь разыскать его, как только почувствует себя лучше.

Как-то невзначай минута растянулась на несколько минут, и Алексис сама не заметила, как уснула.

Именно в этот момент на палубе появились Клод и Лендис. Они стояли над ней и улыбались.

— Кажется, наш юнга увиливает от работы, — с шутливой суровостью заметил Лендис.

— Похоже на то, — согласился капитан. — Видно, сегодня мне придется самому принести себе ленч.

Клод наклонился, чтобы поднять ее. Сквозь сон Алексис почувствовала, что она уже не одна, и расслабилась в его объятиях. Руки ее непроизвольно вспорхнули вверх, обвив шею капитана. Она всем телом прижалась нему, а голова покойно улеглась на его плечо.

Лендис бросил понимающий взгляд на Таннера и его юнгу и отвернулся, чтобы спрятать смешок.

— Иди вперед и открой мне дверь в ее каюту, — сказал Клод, вздохнув. — Иногда ты слишком многое видишь, — добавил он себе под нос.

Лендис услышал последнее замечание капитана и засмеялся. То, что в отношениях этих двоих что-то здорово переменилось, было видно невооруженным взглядом. Однако оба они как были, так и остались ярко выраженными индивидуалистами с железной волей и противоположными целями. Сможет ли каждый из них достичь того, чего хочет?

Лендис открыл перед капитаном дверь, и Таннер прошел в каюту с Алексис на руках. Нет, не может быть, чтобы каждый из них не добился своего, думал Лендис. Он перевел взгляд с одного на другого, позволив себе на мгновение проникнуться их болью и их проблемами, затем тихо прикрыл за собой дверь и вернулся к работе.

Клод уложил Алексис на кровать и укрыл ее простыней. Он был уже у двери, когда его догнали ее слова.

— Капитан, — слабым шепотом произнесла она.

Таннер вернулся.

— Что, Алекс?

— Я устала. Я собиралась сказать, но не нашла тебя.

— Как твое плечо?

— Болит ужасно. Я не хочу сегодня работать, но я хочу, чтобы ты знал почему.

— Я уже знаю. Это ведь не только из-за боли?

— Не только. Если я надорвусь, я не смогу…

Алексис замолчала, желая услышать продолжение от него.

— Ты скажи, — попросила она. — Скажи, что я не смогу сделать.

— Бежать, — медленно ответил он, не скрывая, что ему не по себе.

— Спи, Алексис. Позже я навещу тебя.

 

Глава 7

Проснувшись, Алексис увидела, как Лендис ставит на стол поднос с едой. Она села на кровати и тепло улыбнулась старому моряку.

— Который час? Надеюсь, это не завтрак?

— Нет, — рассмеялся Лендис. — Это ужин. Капитан решил, что вы захотите поесть. Он сказал, что хорошее питание вам так же необходимо, как хороший отдых.

Алексис кивнула и села за стол.

— Джон, а где сейчас капитан?

— Я вижу, вы помните, — довольно сказал моряк, подразумевая то, что она запомнила их недавний разговор и просьбу называть его по имени. — Таннер с несколькими матросами уже несколько часов работает в трюме. Неприятности со шпангоутом. Они делают дополнительные опоры.

Алексис зачерпнула ложку супа. Запах и вкус были выше всяких похвал. Действительно, Форрест не нуждался ни в каких помощниках.

— Вы хотите сказать, что он присматривает за работами, — поправила она Лендиса.

— Я сказал то, что хотел сказать. Он работает вместе с матросами. Это одна из причин, почему команда его так любит. Он никогда не считает ниже собственного достоинства работать наравне с другими, когда в этом есть необходимость. Таннер разбирается в корабельной оснастке, но, я думаю, он вам уже все сам рассказал.

— На самом деле он рассказал мне совсем мало, — ответила Алексис, — положив ложку на стол.

Откинувшись на спинку стула, она с интересом смотрела на Лендиса.

— Он сказал, что встретил вас на «Гренаде». Вы бежали вместе?

Лендис присел справа от нее, положив руки на колени.

— Да. Я бы без него не спасся.

— Глядя на вас, Джон, трудно поверить в то, что вы сами не смогли бы бежать. Вы нашли бы способ.

— Не думаю. Я служил на «Гренаде» уже около года к тому времени, как туда перевели Таннера. И я уже совсем отчаялся.

— Что же сделал Клод? — с любопытством спросила Алексис.

— Стал искать удачный вариант побега опытным путем. Первые два провалились, и он изобрел третий, — со смешком, в котором слышалось искреннее восхищение мужеством капитана, ответил Лендис. — Трех ему хватило.

— Иначе он пытался бы еще?

— Вы видели шрамы у него на спине, Алексис? — тихо спросил Лендис.

— Да, — сказала она, предпочитая сохранять спокойствие. — Он жил только ожиданием следующей возможности бежать…

Алексис замолчала, думая о том, что пережили эти двое. Теперь становилось понятно, почему так крепка их связь. Они заслужили уважение друг друга, а основы прочнее для мужской дружбы не сыскать. Она поняла также, почему Лендис, врачуя ее раны, с таким участием отнесся к ней. Он знал, через что ей пришлось пройти.

— Вы сказали, что капитан разбирается в корабельном деле, — произнесла она уже другим, более беззаботным тоном, давая понять, что прежняя тема закрыта. — Разве не все офицеры так же разбираются в кораблях, которыми им надлежит командовать?

— Конечно. Но не так, как Таннер. Он ведь получил капитанство как награду за подвиг — побег с «Гренады», но до этого всю жизнь провел рядом с кораблями. Я думал, он вам рассказывал. Его семья владеет Корабельной компанией Гарнета в Бостоне.

Алексис не смогла скрыть удивления.

— Не знала, — протянула она. — Это одна из лучших компаний. Джордж мне о ней часто рассказывал.

— Значит, вы знакомы с их семейным бизнесом.

— И очень неплохо. Но зачем же Клод служит на флоте, когда он мог бы быть капитаном на собственном корабле?

— У них в семье произошел конфликт. Родители заранее выбрали для Таннера будущую карьеру, а он представлял ее себе совсем иначе. Клод почти ничего не рассказывал на этот счет, но, как я понял, от него хотели, чтобы он сидел в конторе за письменным столом, когда он мечтал стоять за штурвалом. В конце концов родители сдались, предложив ему компромисс — поработать на одном из судов компании, а потом вернуться к бумагам. Да только Клод не из тех, кто идет на компромиссы. Он ни за что не хотел идти в конторские служащие, и стал военным моряком. За это семья лишила его доли во владении компанией. Но после того, что произошло с «Чесапиком», его близкие действительно делали все, что от них зависело, чтобы вернуть Клода на родину. До сих пор между ними и Клодом не все гладко, но теперь они, кажется, действительно смирились с выбором сына и начали принимать вещи такими, какие они есть.

— Получается, у капитана уже был некоторый опыт побега до того, как англичане захватили его в плен.

— Но ведь и у вас тоже есть такой опыт…

— Сомневаюсь, что это можно сравнивать, — ответила Алексис. — Честно говоря, тогда я не задумывалась над последствиями того, что делала. Хотя подсознательно я понимала, куда бегу.

— Вы не говорили об этом Таннеру?

— Нет. Не было повода. Я так же не люблю вспоминать прошлое, как и он.

— Почему?

— Большинство людей постоянно живет воспоминаниями. Они так любят повторять: «Если бы только…». Но когда ситуация, похожая на уже пережитую, возникает на горизонте, они никогда не вспоминают свое «если бы только». Это ловушка. Прошлое держит их в капкане и не пускает. Вот поэтому у них бывают такие страдальческие лица, когда кто-то рассказывает им о том, что уже происходило. Они думают, что ничто никогда не меняется. Я терпеть не могу, когда люди так смотрят на меня. «Бедняжка Алексис» написано в их глазах еще до того, как они успевают произнести эти слова вслух. Я не жалею о прошлом, потому что сумела извлечь из него кое-какие уроки. Оно ведет меня вперед. Я бы солгала вам, если бы сказала, что никогда не испытываю горечи из-за того, что со мной случилось. Но я сильная, значит, смогу справиться с любой задачей и никогда не пущу свою жизнь на самотек.

Алексис замолчала и отодвинула тарелку с супом.

— Вот почему я не люблю говорить о прошлом, — закончила она. — Я не хочу снова услышать «бедняжка Алексис».

Лендис почесал бороду.

— А вы знаете, что Таннер стоит на той же позиции?

— Знаю.

— Тогда почему бы вам не рассказать ему о Лондоне? Он вас жалеть не станет.

— Ему я ничего не расскажу. Зачем?

— Он поймет. Так же, как вы поняли, почему он поссорился с семьей и почему должен был уйти.

Лендис встал и прошелся по каюте. Перед тем как уйти, он повернулся к Алексис:

— Понимание может связать людей крепче, чем жалость, не правда ли, Алексис?

— Да, — прошептала она, уставившись взглядом в одну точку. Как хорошо все объяснил этот старик, подумала Алексис, когда осталась одна. Она не решается говорить о своем прошлом с Клодом не потому, что он станет жалеть ее, а потому, что, поняв, еще прочнее закалит связывающую их цепь.

Доедая ужин, Алексис пыталась представить, что ждет ее сегодня вечером, но, припомнив карты и планы, разложенные на столе у Клода, она выбросила из головы все лишнее, движимая только одной целью; После еды она пошла в каюту капитана. Обнаружив, что его нет, Алексис расстелила карты на полу и, опустившись на колени, упершись локтями в пол, а ладонями подперев голову, принялась изучать их. Она так увлеклась этим занятием, что заметила вошедшего Клода, только когда он остановился рядом с ней.

— Ты здесь давно? — спросила она, не отрывая взгляда от значков и пометок.

— Достаточно давно, чтобы понять, что тебя куда больше интересует то, что перед тобой, чем тот, кто возле тебя.

Алексис засмеялась и перевернулась на спину, так, чтобы его видеть. Ее голова покоилась на картах, которые она только что изучала.

— Ты прав. Я хочу побольше узнать об этих водах. Ты будешь учить меня?

— Первое, чему я тебя должен научить, так это не распускать косы по всей Северной Америке. Этот континент никогда еще не выглядел так соблазнительно.

— Я серьезно, капитан.

— Еще никогда я не был таким серьезным, — ответил он. Клоду хотелось охватить взглядом всю ее: овал лица, прямую шею, изгиб плеча, изысканно очерченную линию груди, изящный изгиб талии, совершенную линию ног от бедер до узких ступней.

— Ты должна научиться некоторым вещам из тех, что касаются меня, Алекс.

Он замолчал и прищурился. Алексис смотрела на него так, как умела смотреть только она, и янтарные искры из ее глаз, казалось, переносились прямо в его глаза.

Таннер отвел взгляд и вздохнул.

— Полагаю, этому уроку придется подождать. Так что ты хочешь знать?

Алексис победно улыбнулась.

— Все, — сказала она. — Течения, места, где штормит особенно сильно, как управлять кораблем в узких проливах. Я неплохо знакома с тем, что имеет отношение к торговле. Этому меня научил Джордж. И я знаю, где можно встретить Лафитта и его людей. Мы должны были разбираться в таких вещах, потому что иногда доставляли грузы из Новой Испании и становились его потенциальной мишенью. Я знакома с Карибским морем и знаю, где расположены опасные рифы, такие как Лошадиная подкова. Но что касается Атлантики — тут я профан. Я хочу знать о договорах, существующих между Англией и Францией, хочу знать, на каких островах можно пополнить запасы воды и продовольствия. И еще про военную стратегию и про приемы морского боя…

— Короче, обо всем, — Таннер невольно рассмеялся, но Алексис не обиделась.

— Именно так, — подтвердила она.

По настоянию Клода карты вернулись на стол. Затем Алексис села в кресло, а капитан присел на подлокотник. И тут посыпались вопросы. Капитан отвечал на них подробно и четко, каждый раз понимая, для чего она спрашивает. Когда Алексис устала от обилия новых сведений, Клод стал задавать вопросы ей. Алексис старалась отвечать быстро, а если вопрос вызывал у нее затруднение, она искала ответ, изучая карты. Клод не сомневался, что и в дальнейшем жаловаться на ученицу ему не придется.

Наконец Алексис подняла руки вверх, давая понять, что сдается. Они занимались не меньше трех часов, и Алексис чувствовала, что больше информации переварить не в силах.

— На сегодня довольно, — сказала она, прислонившись к деревянной спинке кресла и почесывая спину о жесткое дерево.

Клод, прищурившись, наблюдал за ней. Она и раньше делала подобные движения, как раз тогда, когда он объяснял ей, какие течения проходят вдоль берегов Франции, и потом, когда Алексис задумывалась над трудной задачей. Движение мешало ей сосредоточиться, и Клод не преминул упомянуть об этом.

Алексис наклонилась над столом и положила голову на руки.

— Извини, если тебя раздражает, но у меня зудит спина. Шрамы начинают заживать и чешутся.

Таннер потер ей спину ладонью.

— Так лучше?

— Определенно, — вздохнув, сказала она и закрыла глаза.

— Где мазь, которую оставил тебе Джон? Ты ею пользуешься?

— Нет.

— Тогда я помогу. Где банка?

Алексис показала, где лежит мазь, и, когда Клод вернулся, она уже лежала на кровати лицом вниз без рубашки и обуви. Подвинувшись на середину, чтобы оставить ему место, она почувствовала, как прогнулась под тяжестью его тела кровать. Но прошло довольно много времени, а он так и не начал втирать лекарство.

— Если тебе противно смотреть на мою спину, я позову Джона.

Противно? Едва ли. Клод не мог сказать, видел ли он в своей жизни что-нибудь выразительнее этих грубых тонких полос на безупречной коже. Эти следы были символами ее силы и служили напоминанием о том, как сильно она любила одного человека. Зажав в кулак косу и чуть повернув ей голову так, чтобы видеть ее лицо, Таннер прижал рот к ее губам и стал целовать их с голодной жадностью, как варвар. Уткнувшись лицом в ее грудь, он шептал слова, которые Алексис не могла выносить.

Алексис знала правду, и это была самая болезненная вещь из всех, что ей довелось испытать. Но голод их тел требовал немедленного утоления, и она изогнулась навстречу ему, словно желая слить их тела воедино. Ей хотелось, чтобы руки Клода еще сильнее сжимали ее, чтобы они нагнетали в ее легкие воздух, что выдыхала она в коротких всхлипах и стонах. Его мощные ноги, так уверенно ступавшие по палубе, прижимали к постели ее ноги — сила против силы. Рот его, что произносил жестокие для ее слуха слова, она жаждала чувствовать у своих губ, груди, живота и, наконец, у того места, где все переставало существовать, все теряло смысл и значение, кроме всепоглощающего чувства, рождаемого прикосновением его языка, надавливающего на участок пламенеющей плоти.

Когда все закончилось, Алексис, лежа рядом с ним, слушала, как постепенно приходит в норму их сбившееся дыхание. Тем временем Клод принялся расплетать золотую косу, с наслаждением пропуская пальцы сквозь густую волнистую массу волос. Он встряхнул их, распустив по блестящим от пота плечам и груди возлюбленной, затем откинул их назад, чтобы обнажить то, что они скрыли, и нежно, едва касаясь, поцеловал ее шею. Его поцелуй больше напоминал дыхание ветерка, чем прикосновение мягких губ к нежной коже.

— У тебя чудные волосы, — сказал он, убирая прядь, упавшую ей на глаза.

— Спасибо. Я растила их…

Алексис запнулась, осознав, что едва не рассказала Клоду о том, что пообещала Паулю. Но то обещание, как ей казалось сейчас, принадлежало совсем другой жизни, и давала его другая девушка. Алексис заглянула в ласкавшие ее изумрудные глаза. Они были того же цвета, что и листья деревьев на Тортоле в тот день, когда она увидела свой новый дом впервые. «Твои глаза не должны быть такими, — подумала она. — Их цвет напомнил мне о том времени, когда я была маленькой влюбленной девчушкой и давала обещания любимому. Я накажу тебя за это, Клод».

— Я отрастила их, потому что пообещала Паулю. Когда мы встретились, у меня были очень короткие волосы, и он сказал, что, если я когда-нибудь отрежу их снова, он меня высечет. Зря грозил. Он знал, что я сделаю все, лишь бы ему угодить.

Мускулы на лице Клода напряглись, отчего черты его словно заострились. Рука капитана непроизвольно сжалась вокруг шелковистой пряди, потом он резко разжал ее и перевернулся на спину, отрешенно уставившись в потолок.

— Я рад, что он велел тебе отрастить волосы. — Его голос прервал затянувшуюся паузу. — Мне сразу показалось, что тот моряк смотрел на тебя каким-то особенным взглядом.

— Ты видел тогда нас с Паулем? — удивленно спросила Алексис. — Ты был там?

Клод кивнул.

— Я и мои люди ждали, когда твой отец придет в дом, — хотели предупредить его насчет британцев. Мы не могли рисковать и поэтому рассредоточились вокруг.

— Так были еще и другие, кроме вас с Джоном?

— Двое. Но их убили.

— Я не знала, — тихо сказала Алексис.

— Тебе незачем было знать. — Клод, не догадываясь, повторил ее же фразу, произнесенную ранее в разговоре с Лендисом.

— Сколько времени вы были там, капитан? Вы видели, как пришел Пауль?

— Ты плавала, когда я увидел тебя, — ответил Клод чуть дрогнувшим голосом: он до сих пор волновался, стоило ему припомнить свое первое впечатление от Алексис, резвившейся в волнах. — Я было решил, что ты русалка, и все искал у тебя плавники.

Алексис рассмеялась.

— Когда я плаваю, мне тоже кажется, будто у меня плавники вместо рук и хвост вместо ног. Нет, даже больше — я чувствую себя частью воды. Знаешь, Клод, самое лучшее в этом, когда…

Клод повернулся к ней лицом и заглянул в янтарные глаза. Они сверкали, на губах играла улыбка. Она вспоминала… Он улыбнулся в ответ, но в его улыбке была изрядная доля горечи.

— Самое лучшее — решиться выйти из воды и понять, что ты можешь это сделать. Самое лучшее увидеть вдруг, что плавники исчезли и что твои собственные ноги несут тебя по земле.

— Откуда ты узнал? — изумилась, она.

— Я все увидел в тот день.

— И что ты тогда подумал?

— Подумал, что хочу тебя.

Алексис придвинулась к нему ближе и положила голову ему на плечо. Вскоре они оба уже крепко спали.

Клод проснулся оттого, что почувствовал, как Алексис беспрестанно ерзает по кровати, почесывая спину о простыню. Она потянулась было к спине, чтобы содрать коросту, но Клод успел шлепнуть ее по рукам.

— Прекрати, Алекс, — резко сказал он. — Ты можешь натворить беду. Если ты не сдержишь себя, мне придется связать тебе руки.

Алексис наполовину спала и даже не поняла, о чем он. Она улыбнулась счастливо, закинула ногу ему на ногу, так что ноги их переплелись, и снова провалилась в сон.

Скинув ее ногу и продолжая ворчать что-то насчет того, что не мешает ее поучить, Клод встал с постели. Он зажег лампу, погасшую несколько часов назад, и стал искать мазь, о которой забыл, занявшись делом более приятным. Найдя банку на полу, куда она свалилась из-за качки, он с грохотом поставил ее на стол.

— Клод, что случилось? — спросила Алексис, разбуженная шумом. — Что ты делаешь?

— Искал вот.

— Что это?

Он протянул ей мазь. Алексис застонала от злости.

— Нашел, что искать среди ночи. В прошлый раз, когда ты пытался меня намазать, мы тоже занялись кое-чем другим. Я устала, Клод. Дай мне поспать.

Алексис зарылась лицом в подушку, чтобы ей не мешал свет лампы.

— Ах ты, маленькая негодница! Я только о том и мечтаю, чтобы поспать, а ты ерзаешь все время да еще норовишь спину ногтями изодрать.

Клод услышал сдавленный смех Алексис и тихонько укусил ее за плечо. Она взвизгнула, и тогда он поцеловал ее, одновременно откидывая со спины волосы. Она расслабилась под его ласковыми поглаживаниями, не догадываясь, что Клод одновременно открывает банку с мазью.

— Не усложняй мне задачу, — заметил он и принялся втирать в кожу лекарство, в то время как Алексис продолжала соблазнительно извиваться под его теплой рукой.

— Я ничего не делаю специально, — сказала она. — Просто мне чертовски приятно.

Клод шлепнул ее по ягодицам.

— Лежи спокойно. Дай мне хоть как-то поправить то, что ты натворила за ночь.

Клод опустил банку на пол, втирая мазь, которую нанес ей на кожу. Она не шевельнулась.

— Алекс, — сказал он, закончив, — у тебя есть другие отметины, не от плетки.

Он дотронулся до ее спины. Алексис поморщилась, и Клод, хотя не мог видеть ее лица, почувствовал, что ей неприятно. Он убрал руку.

— Я раньше этого не замечал. Они очень бледные. Наверное, в детстве ты была страшно неуклюжей. Так?

Он и сам знал, что дело не в этом.

— Прошу тебя, Клод, дай мне рубашку. Я хочу надеть ее.

Алексис по-прежнему лежала на животе, уткнувшись в подушку. Она протянула руку, пытаясь нащупать одежду.

Клод успел убрать ее в тот момент, когда пальцы Алексис почти ухватили край.

— Зачем? — спросил он неожиданно резко. — Зачем, Алексис?

Вместо ответа она неожиданно перевернулась на спину и бросилась на него, готовая расцарапать ему лицо и грудь. Ну почему он хочет все знать? Почему все замечает, все видит и все понимает? В тот момент, когда он перехватил запястья и бросил ее на кровать, прижав к матрасу, Алексис уже знала, что никогда не смогла бы быть с ним, если бы он не был таким, какой есть, если бы не видел и не понимал все так, как видит и понимает; и даже если сейчас она ненавидит его за это, другим он был бы ей не нужен. Она боролась с ним еще несколько минут, пока окончательно не выбилась из сил.

— Алекс!

Он назвал ее по имени нежно, но достаточно громко, так что звук его голоса перекрыл звук ее хриплого дыхания. Когда она успокоилась, он еще раз назвал ее по имени и только затем продолжил:

— Я уже видел эти шрамы у тебя на спине. Оттого, что ты их прячешь, они не исчезнут. — Таннер молча помог ей сесть и подал рубашку. — Теперь, когда ты знаешь, что от этого ничего не изменится, можешь надеть ее.

Алексис уныло кивнула и, накинув рубашку, начала застегивать пуговицы; но он остановил ее жестом и расстегнул их вновь.

— Не старайся спрятаться от меня. — Клод притянул ее к себе и, просунув руку под рубашку, обнял за талию. Он дал ей почувствовать свою силу так, словно предложил позаимствовать силы у него, как делятся с другом хлебом и вином.

— Так вот. Те метки, — сказал Клод, возвращаясь к теме. — Они похожи на…

— На след от ремня. Ремня моего отца. Не Джорджа, — быстро добавила она, когда почувствовала, как напряглись его мускулы. — И не моего настоящего отца тоже. Чарли и Мег, мои приемные отец и мать, взяли меня к себе, когда я была очень маленькой, и растили вместе со своими детьми. Они никогда не упускали случая напомнить мне о том, что я — лишний рот, который надо кормить, и что они вынуждены отказывать себе во всем, чтобы меня содержать. В Лондоне трудно было найти для меня работу, поэтому денег в дом я принести не могла, но зато я делала для них всю работу по дому. И тем не менее он меня бил.

— Ты говоришь, Лондон? Ты жила в Лондоне? Но как…

Алексис приложила палец к его губам.

— Я была отчаянным сорванцом, — сказала она, подражая языку лондонских окраин. — Я много времени проводила в порту. Матросы рассказывали мне о сказочных землях, о кораблях и об отважных капитанах… — Она рассмеялась, глядя в его округлившиеся глаза, и, уже не коверкая язык, продолжила: — Остальное время, которое я считала свободным от работы, я проводила в парке, подслушивая разговоры дам и стараясь им подражать. Однажды мы с Чарли крепко поссорились, и все это кончилось тем, что он решил меня продать. Ты слышал что-нибудь о таких вещах или мне надо объяснить, что это означает?

— Нет, не надо, — сказал он почти шепотом. — Сколько тебе тогда было лет?

— Тринадцать.

Рука Клода непроизвольно погладила ее.

— Я решила бежать, не дожидаясь, пока это случится, и выбрала местом назначения Соединенные Штаты, а кораблем, который доставит меня туда, Звездный. Для начала я остригла волосы, украла одежду у моего брата и выбрала себе новое имя. Мне удалось наняться на корабль, притворившись парнем. Пауля я дурачила почти до Чарльстона.

— И что случилось потом?

Алексис рассмеялась, вспомнив тот шторм и свой конфуз.

— Моя карьера юнги закончилась тем, что…

— Юнги? — недоверчиво переспросил он, а затем расхохотался.

— Клод, ты дашь мне закончить?

Он кивнул и чмокнул ее в щеку.

— Я прислуживала капитану Уайтхеду, и, надо сказать, юнга из меня получился неплохой, — запальчиво заметила Алексис, но тут же рассмеялась над собой: у Клода не было причин полагать обратное. — Как бы там ни было, все закончилось тогда, когда мое тело, как ты понимаешь, против моего желания, решило превратить меня во взрослую девушку. Пауль увидел кровь на штанах, и этим всему был положен конец.

— Он разозлился?

— Еще как. Вначале он был просто вне себя от ярости, но потом, как я понимаю, даже проникся ко мне уважением за то, что я не желала сдаваться. Однако это не помешало ему списать меня с корабля не доходя до Чарльстона. Он описал мне Джорджа и Франсин и сказал, что я могла бы поселиться у них. Вначале я возражала. Я думала, что смогу переубедить его и остаться на корабле еще пару недель, чтобы все получилось по-моему, но он был тверд и настоял на том, чтобы отвести меня к своим друзьям. Пауль сказал, что они хорошие люди и он не позволил бы мне…

Голос Алексис сорвался. Ей припомнились ее тогдашние страхи и вызов, брошенный Паулем.

— Не позволил бы чего? — попытался приободрить ее Клод.

— Ничего.

Но Клода не остановило ее упрямство:

— Ничего? Ты не можешь рассказать мне все после того, что было между нами? Я думал, ты мне доверяешь.

Клод не мог знать, что его слова в точности повторили слова Пауля, сказанные когда-то в той же ситуации; тем более он был совершенно не готов к встрече с испуганным и несчастным ребенком, пробудившимся в Алексис. Она больше не могла противостоять всему тому страшному и болезненному, что несли с собой воспоминания, как не могла отгородиться от них. Глаза ее заволокли слезы, и Алексис не успела отвернуться, чтобы спрятать их от Клода. Прижавшись лицом к его груди, она судорожно обняла его, словно он мог защитить ее от воспоминаний.

— Иногда мне бывает так больно, — проговорила Алексис сквозь слезы. — Я не могу рисковать снова. Никогда, никогда я не смогу победить. Никогда, Клод.

Клод с трудом разбирал слова, но от ее боли и отчаяния ему самому становилось больно. Одной рукой поддерживая голову Алексис, другой он гладил ее по спине, заставляя расслабиться. Он мог бы просидеть так всю ночь, если бы она позволила ему, и сделал бы все, что в его силах, лишь бы облегчить ее боль. Но из того немногого, что Клод понял из ее сбивчивой речи, он заключил, что ему будет отказано в этом. Его предположения оправдались довольно быстро, когда Алексис, подавшись назад, глубоко и с шумом вдохнула воздух, чтобы унять рыдания, и замолчала.

Клод не дал ей ускользнуть из кольца его рук, но она и не пыталась этого сделать. Она избегала встречаться с ним взглядом, сосредоточенно покручивая пуговицу на его рубашке.

— Я ненавижу тебя, когда ты напоминаешь мне о людях, которых больше нет со мной, — произнесла Алексис хриплым шепотом.

И тут Клоду все стало ясно.

— Нет, совсем не так.

Она недоуменно подняла на него глаза.

— Тебе нравится, когда я по неосторожности говорю что-то, что напоминает о боли, связанной в твоем сознании с любовью. Это укрепляет тебя в мысли, что любовь может только ранить, и в этом ты ищешь поддержку своему решению меня оставить.

— Не слишком ли сложно, Таннер? С меня довольно Траверса.

— А что потом?

Он не услышал ответа. Эта беспомощность показалась Клоду подтверждением его слов. Лишь страх вновь испытать потерю заставлял ее цепляться за клятвы, произнесенные когда-то в «вороньем гнезде».

— Иногда мне самой хочется, чтобы я стала другой, — с горечью призналась Алексис.

— Знаю. — Он бережно уложил ее в постель. — Но даже если ты изменишься, я не перестану любить тебя.

Алексис улыбнулась, Клод лег рядом, продолжая удерживать ее в объятиях. Так они лежали довольно долго, а потом Клод любил ее, неторопливо и нежно, так, что возвращение к действительности после апогея было столь же неторопливым. Его руки казались похожими на крылья, так легко касались они ее тела, а поцелуи были сродни поцелуям горячего ветра. Когда все закончилось, Клод, услышав удовлетворенный вздох, тихонько засмеялся и уткнулся лицом в ее грудь.

— Что с тобой, Клод? — спросила Алексис, откидывая с его лица медно-рыжую прядь, пытаясь увидеть контур щеки, лежавшей у нее на груди.

— Твой вздох. Я подслушал однажды такой же. Ты спала и не знала, что я был рядом. Тогда я подумал о том, что должен завладеть этим вздохом, чтобы слышать его всегда, когда бы ни захотел. Теперь он мой.

— Теперь, — повторила она, давая понять, что он не будет владеть им вечно.

Таннер обхватил Алексис руками, и голова его теснее прижалась к ее груди. Она тихонько поглаживала его волосы, пока не услышала, что дыхание его стало ровным. Тогда и она уснула.

Для Клода вся следующая неделя промелькнула, как один день; для Алексис же, наоборот, каждая минута заменяла час. Клод наблюдал за тем, как она заводит себе друзей среди команды, и испытывал гордость за нее, разделяя с сослуживцами восхищение этой необыкновенной женщиной. Он продолжал обучать Алексис чтению карт и искусству владения шпагой, в то время как Гарри Янг и Майк Гаррисон учили ее стрелять из пистолета.

Однажды, стоя на полубаке, Таннер наблюдал, как Алексис метко поражает мишени, установленные для нее Янгом и Гар-рисоном. Гарри в порыве чувств подхватил ее и поднял вверх, в то время как Майк хохотал, глядя, как она барахтается в его объятиях. Клод сам не заметил, как улыбнулся, слушая, как Алексис возмущенно требует, чтобы ее опустили на палубу.

— Гарри! — кричала она. — Хватит! Отпусти меня сию же минуту!

Она засмеялась над собой, когда Гарри, словно поддавшись на уговоры, отпустил ее, предварительно подбросив, и Алексис, не удержав равновесия, шлепнулась на палубу. Отряхнувшись, Алексис постаралась принять серьезный вид.

— Могли бы быть и поучтивее, Гарри, — сказала она.

— Вы сами просили отпустить вас! — воскликнул моряк, защищаясь.

— Но я не просила меня поднимать! Иногда, глядя на вас, ребята, я думаю, что вы сами не верите в то, что я могу сбить эти проклятые мишени!

Гарри попробовал притвориться обиженным, но не смог и широко улыбнулся.

— Как я могу не верить, если у вас такой великолепный учитель, как я!

Алексис усмехнулась, заметив, как надулся Майк.

— Не стоит кукситься, приятель. Может, Гарри и недооценивает вас, зато я все прекрасно вижу. Давайте-ка поставим все снова и убедимся в том, что результат не случайность.

Пока Майк расставлял мишени, Клод подошел к ним.

— У вас неплохо получается, Денти, — сказал он, останавливаясь возле Алексис.

— Вы видели, капитан? Майк и Гарри — учителя что надо, вам не кажется?

— Да, они хороши. И ученик у них прекрасный, — без промедления ответил Клод, к вящей гордости Майка и Гарри.

Никто, кроме Алексис, не заметил, как на мгновение покривился рот Клода, а в глазах промелькнула печаль. Это происходило всякий раз, когда он наблюдал, как она обучается тому, что будет ей необходимо для осуществления задуманного.

Он напомнит обо всем потом, думала Алексис, потом, когда они будут в постели. Он не станет говорить лишних слов, но она все равно поймет: он скажет все руками, губами, всем телом. Он скажет об этом в тот краткий миг, когда она будет принадлежать ему вся. А потом наступит напряженная тишина, во время которой они будут вспоминать, что составляет цель каждого. Алексис взглянула капитану в глаза дерзко и прямо и прочитала в них то, о чем думала сама. Она видела его чуть приоткрытые губы, упрямый подбородок и понимала, что не сможет отклонить вызов и перенести поединок, предстоящий им ночью.

— Мишени расставлены, Алекс, — сказал Майк, разбив заклятие взгляда зеленых глаз.

— Тогда отходи в сторону, Майк! Не могу поверить, что ты настолько уверен в своей ученице, чтобы держаться вплотную к мишеням!

Алексис забыла о присутствии Клода, сконцентрировавшись только на стрельбе. Она выстрелила по первой бутылке, и та разлетелась на осколки, часть из которых упала в воду, часть на Палубу. Клод перестал дли нее существовать вообще, когда она, перезарядив пистолет, сбила вторую мишень. К третьему выстрелу исчез весь остальной мир — она видела только свое «воронье гнездо», — и третья бутылка разлетелась в куски.

Клод молча глядел, как она благодарит Гарри и Майка за то, что уделили ей время, и обещает сделать за них часть работы на следующий день, потом подошел к мишеням и принялся сбрасывать осколки в воду.

— Как ты думаешь осуществить свой план, Денти?

— Что именно? — не сразу поняла Алексис.

— Побег. Как ты планируешь совершить побег?

— Капитан, я не думаю, что вы в самом деле рассчитываете на то, что я стану отвечать на ваш вопрос.

— Я спрашиваю не как капитан, — сказал он тихо и четко, хотя по голосу чувствовалось, что он вынужден прилагать усилие к тому, чтобы не повышать голос. Пальцы его судорожно сжали ограждение, на котором стояли мишени. — Я спрашиваю как Клод.

Алексис покачала головой.

— Как ты думаешь, от кого я бегу, от капитана или от Клода?

Таннер пригладил волосы, которые растрепал ветер. Отвернувшись к воде, он тихо сказал:

— Я не должен был спрашивать.

— Нет. Ты имел на это право.

Она присела на перила, глядя на океан, свесив ноги за борт.

— Я скажу тебе. Я не могу ждать, пока мы прибудем в Вашингтон.

— Алекс! Было бы безумием с твоей стороны пытаться, пока мы в море!

— Если на карту поставлена свобода, игра стоит свеч. При малейшей возможности я рискну. Ведь на самом деле ты не ждешь от меня иного?

— Нет.

— Когда такой шанс возникнет, ты первый об этом узнаешь. Ты даже сможешь лишить меня этого шанса. Но, Клод, ты не сможешь сделать так, чтобы я не увидела, что мой час пришел.

Клод все смотрел на воду, но мысленно он вернулся в прошлое, к событиям, происшедшим три дня назад, вечером. Погруженный в свои воспоминания, он не сразу догадался, что и Алексис вспоминает о том же.

— Рана на плече зажила, Клод, — сказала тогда Алексис. — Ты продолжишь меня учить?

— Не так скоро, Алекс, — ответил Клод. — Я не хочу, чтобы все повторилось.

— Говорю тебе, такого больше не случится. Может быть, тебе легче будет учить меня в каюте? Здесь никто не наблюдает за нами и мы будем чувствовать себя спокойнее.

На это Клод ничего не ответил. Закинув ноги на стол и откинувшись на спинку стула, он молча смотрел на нее своим надменным взглядом, от чего в душе Алексис закипала злость. Прах его возьми, почему он всегда так чертовски уверен в своей правоте? Но на этот раз Алексис знала, что правда на ее стороне. Она была готова продолжить обучение фехтованию. Взяв со стены шпагу, она пошла к двери.

— Я не собираюсь умолять тебя, Клод, и попрошу Тома или кого-нибудь еще. Мне не откажут.

Еще до того, как пальцы ее коснулись ручки двери, она почувствовала, как Клод с силой сжал ее локоть.

— Пусти, — процедила Алексис сквозь зубы.

Резко развернувшись, она посмотрела в его темные от гнева глаза. Пальцы капитана стиснули ее руку. Она старалась не показать ему, что он причиняет ей боль.

— Что-нибудь не так? — поинтересовалась она после того, как стало ясно, что Клод не собирается давать объяснений своим действиям.

Он отпустил ее.

— Мне не понравилось то, что ты сказала, — выдавил он наконец и вернулся за стол.

Алексис подошла и встала перед ним, опираясь о столешницу. Она хмурилась, силясь понять, что он имел в виду.

— Слова насчет того, что ты не станешь меня умолять, — ответил он на ее немой вопрос. — Я не хочу, чтобы ты умоляла кого-нибудь, особенно меня. Ты вела себя так, будто хотела показать, что я этого хочу.

— Клод, мне надо только, чтобы ты меня научил. Если ты не хочешь, я не могу тебя принуждать. Всего минуту назад ты, кажется, совершенно точно знал, как для меня будет лучше. Мы уже говорили на эту тему, и мне не хочется к ней возвращаться. Ужасно трудно, не правда ли, учить меня тем вещам, которые, как ты надеешься от всей души, мне никогда не понадобятся?

— Не сомневаюсь, что это так.

— И поэтому отказываешься со мной заниматься?

— Да, — бросил он ей в лицо.

Алексис положила руки ему на плечи. Она чувствовала, как напряглись его мускулы, натянувшие тонкую ткань рубашки.

— Тогда надо было сказать мне прямо. Зачем притворяться, будто я не готова? Скажи мне, что это тяжело для тебя. Я смогу уважать тебя за это, Клод. У меня нет времени для отговорок, как и у тебя.

Алексис убрала руки с его плеч и села на стол, поставив ступни на его стул по обе стороны от его ног, потом она наклонилась вперед, так что глаза их оказались на одном уровне.

— Ты сказал, что не надо было прятать от тебя следы ремня на моей спине. Ты был прав. Теперь я могу обвинить тебя в том же. Ты пытался за отговорками скрыть свою боль. Твои отговорки практически то же самое, что моя рубашка: ни то, ни другое не в состоянии спрятать правды. Я все понимаю, Клод, но мне надо услышать правду от тебя.

— Тогда мы теряем время, не так ли?

— Нет, если теперь мы понимаем друг друга.

Клод отодвинул стол в угол, взял шпагу, и урок начался.

Он старался отвлечь ее внимание разговорами о корабле, погоде, флоте, но она не желала слушать. Алексис целиком сосредоточилась на том, что она делала, и даже дважды прижала его к стене.

— Отлично, Алекс. Ты концентрируешься отменно, и равновесие держишь лучше, чем обычно, — похвалил Таннер, наступая. — Позволь спросить… Впрочем, нет, я и так знаю, что ты сейчас сделаешь. У тебя красивые глаза, но они упрощают мою задачу: в них я читаю твой следующий ход. Иногда они похожи на огонь. Золотой огонь. Твои волосы тоже похожи на огонь. Мне нравится трогать твои волосы.

— Ты ведешь нечестную игру, Клод, — сердито сказала она, парируя его очередной выпад.

Он сделал вид, что не слышит.

— И ноги у тебя красивые. Длинные, стройные и сильные. Мне нравится чувствовать их под своими ногами.

Клод прижал ее к стене, но Алексис, с силой, которую он не ожидал встретить в женщине, оттолкнула его, перейдя в яростную атаку. Капитан захохотал.

— Гораздо более приятная тема, чем погода, я полагаю. Ммм… О чем бы еще поговорить? О да, рот. Твой рот. Не надо слишком часто двигаться вправо. Да, на чем мы остановились?

— О правой стороне, — ответила Алексис, изящно отступая.

— Очень хорошо. В равной мере соотносимо с твоим движением и с ответом. Но я говорил — твой рот. Он великолепен, знаешь ли.

— Тем, что он говорит, или тем, что делает?

— И тем, и другим, — ответил Клод, и сам попался на собственную уловку. На мгновение он отвлекся и дал Алексис возможность перейти в наступление. Она сделала выпад, поддев клинком рукав его рубашки. Клод услышал звук рвущейся ткани и одновременно слова Алексис:

— Мой рот, Клод. Ты говорил о нем. Так ты его любишь больше всего? Тебе нравится, когда я целую тебя в шею или в губы? Может быть, тебе нравится, когда я касаюсь губами мочки твоего уха или соска на груди? Может быть, тебе больше всего нравится мой рот, когда я дарю тебе удовольствие, касаясь иных мест?

Клинок ее мелькнул в воздухе, едва не задев Таннера, но он успел парировать удар.

— А теперь кто ведет нечестную игру? — воскликнул он.

— О, у меня такой хороший учитель. Он научил меня всему. Буквально всему. — Алексис сделала особое ударение на последнем слове.

— Подними руку! — прикрикнул на нее Клод, собираясь в комок.

Он начинал осознавать, что ученик и учитель во многом оказались равными соперниками, и для него этот поединок тоже является уроком. Есть темы, которые лучше не поднимать во время фехтования, особенно если партнер достаточно искусен.

— Слушаюсь, Клод, — услышал он голос Алексис. — Я думаю, мы достаточно долго обсуждали мой рот. Может быть, теперь стоит обсудить мою грудь? — Алексис успела заметить растерянность в его почти злом взгляде и тут же решила закрепить преимущество. — Да, полагаю, эта тема будет самой подходящей.

— Нет, пока я не смогу увидеть то, о чем мы говорим!

Молниеносным движением, которое Алексис не успела отразить, Клод кончиком шпаги поддел две верхние пуговицы ее рубашки.

— Вот так-то лучше, — сказал он, глядя на виднеющиеся в открывшемся проеме два аккуратных холма.

Алексис не растерялась.

— Итак, когда ты их видишь, что ты можешь про них сказать? Может быть, тебе хочется их потрогать? Но не кончиком шпаги, черт побери! Прекрати эту забаву. Смотри на меня. А ну, угадай, что я сейчас сделаю?

И с этими словами Алексис ногой выбила шпагу у него из рук.

Клод стоял неподвижно несколько мучительных секунд, а потом, закинув голову назад, расхохотался. Он протянул руки, и Алексис с радостью подбежала к нему.

— Я так горд за тебя, — произнес Клод, задыхаясь отчасти от усталости, отчасти от смеха, отчасти от того, что должно было сейчас произойти.

Он опустил ее на пол, лишив рубашку остатка пуговиц.

— Послушай, ты ее порвешь, — слабо запротестовала Алексис.

— Она моя, помнишь? — ответил он, завершив напоминание поцелуем.

Она вернула ему поцелуй и помогла избавиться от одежды, действуя столь же нетерпеливо и столь же мало заботясь о сохранности его пуговиц.

Впервые с тех пор как они были вместе, ими овладело веселье. Алексис ущипнула его за грудь, рассмеявшись над тем, как он сморщился.

— Щипаться?! — с притворным возмущением воскликнул Клод. — А как тебе это понравится?

Ухватив ее сосок губами, он нежно прикусил его. Алексис застонала.

— Ты что-то сказала, Алекс? — спросил он, повторяя то же с другим соском. На этот раз она смогла выдавить из себя:

— Это было очень…

И задохнулась.

— Может быть, поговорим о фехтовании? — предложила она в то время, как его рот лениво путешествовал по ее животу.

Клод со стоном скатился с нее, упав на спину. Голова его покоилась на кипе брошенной на полу одежды.

— О, дорогой, — с притворным отчаянием проговорила Алексис, — я никак не ожидала, что реакция на мое предложение будет именно такой.

Придвинувшись ближе к нему, касаясь грудью его груди, она слышала, как убыстряется его дыхание, но он даже не попытался прикоснуться к ней. Она поцеловала его в губы, обвела кончиком языка абрис его рта, затем ее язык неторопливо стал опускаться вниз, оставляя влажную полоску на его горле, и остановился у груди.

— На самом деле фехтование может быть весьма возбуждающей темой.

Она поцеловала его вновь, когда он опустил ресницы, показывая, что согласен с ее утверждением. Губы ее продолжали движение вниз, в то время как ладонь коснулась внутренней стороны его бедра.

— Шпаги, — проговорила она, сжимая ладонью его ногу и одновременно целуя живот. — Как мне кажется, существует немало видов колющего оружия.

Она смотрела ему в глаза. То, что она увидела в них, утвердило ее в мысли о том, что ее действия находят самый живой отклик. Алексис усмехнулась.

— Я говорила тебе, что тема может быть весьма возбуждающей. Да, о чем я? О клинках. Все разные, наверное. Хотя мой опыт ограничен, я, как мне кажется, выбрала не худший, несмотря на отсутствие…

Клод не дал ей закончить мысль, прервав обсуждение достоинств клинков тем, что буквально швырнул ее спиной на пол и принялся целовать.

— В самом деле фехтование, — сказал он, прервав поцелуи лишь для того, чтобы набрать в легкие воздух. — Временами я начинаю сомневаться в твоей неопытности, Алекс.

Затем он взял ее. Веселье сменила страсть, захватившая их обоих. Алексис прижималась к нему изо всех сил, обуреваемая желанием чувствовать его всего. Когда он нес ее, слившуюся с ним воедино, по волнам наслаждения, накрывавшим их с невиданной дотоле силой, она, не замечая того, выкрикивала его имя. Если бы даже она хотела бороться с этим штормовым морем страсти, у нее не хватило бы сил.

Почувствовав, как тело его расслабилось и обмякло, она поцеловала его в знак того, что и она вместе с ним разделила радость растворения в этом море чистейшего наслаждения.

Когда все было кончено, Алексис подумала о том, что никогда не смогла бы его покинуть, если бы все мгновения, которые им предстояло быть вместе, стали похожи на только что пережитые. Но она знала, что никогда не допустит повторения.

Клод поднял ее с пола и отнес на кровать, а сам прилег рядом, укрыв их обоих простыней. Он молчал, потому что знал — если он снова попытается вернуть эти мгновения, Алексис станет бороться.

— Может быть, тебе все же удастся то, что ты хочешь, Алекс, — прошептал он, придавая ей силы.

— А тебе, быть может, все же удастся остановить меня, — сказала она, чтобы поддержать его.

Глядя на Алексис, Клод наслаждался воспоминаниями. Она щурилась от яркого солнца, осматривая горизонт. Решительная. Непреклонная. Не желающая скрывать своих устремлений, более того, открыто демонстрирующая их. Он знал, что когда наступит решающий момент, он должен будет дать ей понять это. Но он даже не представлял, как ему будет тяжело.

— Денти, — с неожиданной резкостью сказал Клод и чуть не расхохотался, когда она, встрепенувшись от звука его голоса, разжала руки и едва не свалилась за борт. Он взял ее за талию и, перенеся через перила, поставил на палубу. — У вас что, работы нет? Вы тут не на прогулке.

— Да, капитан, — серьезно ответила Алексис и вдруг широко улыбнулась.

Она пошла искать Лендиса, оставив Танкера одного на палубе рассуждать с самим собой по поводу отсутствия у некоторых понятия о субординации.

Смех умер. Некая толика шутливого подтрунивания была еще возможна не между Алексис и Клодом, а лишь между капитаном и его юнгой, делившими секрет подобно маленьким школьникам.

Перед тем как сообщить новость, Гарри с высоты своего насеста еще раз вгляделся вдаль и лишь потом, заметив на палубе Лендиса, крикнул:

— Эй! Мистер Лендис! У нас соседи! Милях в пяти-шести!

— Что за флаг? — прокричал в ответ Лендис. Гарри снова посмотрел вдаль.

— Государственный флаг Соединенного Королевства. Но корабль торговый. Вы не поверите, но он принадлежит Квинтонской компании, я вижу обозначения.

Лендис немедленно направился к капитану.

— Гарри сказал, что к нам направляется корабль Квинтонской компании. Вероятно, из Бостона.

Клод сглотнул подступивший к горлу комок.

— Ты уверен, Гарри? — крикнул он матросу.

— Да, сэр. Больше некому и быть!

В этом корабле было что-то странное, но Гарри не мог сказать, что именно, пока корабль не подошел ближе. Стоя у борта, Клод тоже смотрел на корабль вдали.

— Ты скажешь ей? — спросил Лендис. Алексис была сейчас у него в каюте — чистила пистолеты Майка. Корабль мог пройти мимо, а она так ничего бы и не узнала.

— Да, скажу, — произнес наконец Клод так тихо, что Лендис с трудом различил слова.

Капитан уже скрылся из виду, когда Лендис заметил, что Гарри стремительно спускается вниз.

— Мистер Лендис, еще один корабль, — взволнованно доложил он. — Следует за квинтонским, но держится на расстоянии. Я думаю, это Лафитт.

— Лафитт? — недоверчиво переспросил Лендис. — Но он никогда не забирал так далеко на север!

— С квинтонским кораблем тоже что-то не то. Он должен идти с грузом на борту, а летит как перышко, да и усадки никакой. Боюсь, его уже ограбили.

Лендис кивнул, но ничего не ответил.

— Надо сообщить капитану, — нетерпеливо сказал Гарри. — У нас кое-что есть для Лафитта, пусть только поднимется на борт.

— Ну да, а как это осуществить? — задумчиво протянул Лендис. — Откуда нам знать, на каком он корабле.

— И правда, сэр. Может, его нет ни на том, ни на другом. Может, это корабль его брата.

— Пойду поищу капитана, Гарри. Ты делай, что тебе положено. Теперь уж мое дело доложить все честь по чести.

Гарри пошел было к винтам, как вдруг остановился и резко обернулся.

— Алекс знает? Она знает, что один из торговых кораблей проходит мимо?

— Капитан собирался сам ей об этом сказать.

Лендис улыбнулся, глядя вслед взбирающемуся наверх Гарри, а тот, явно повеселев, насвистывал себе что-то под нос.

Алексис, старательно чистившая оружие, услышала, как в каюту кто-то вошел, но не отложила работу; лишь когда дверь позади нее с грохотом захлопнулась, она от неожиданности выронила пистолет и вскочила, обернувшись к непрошеному гостю.

— Клод! — облегченно вздохнула она. — Ты меня напугал. Тебе не следовало бы… Что случилось? Почему ты так на меня смотришь?

Глаза Таннера из светло-зеленых стали почти черными. Она никогда не видела его таким. Что это, гнев? Нет, скорее, что-то другое. Капитан прислонился к двери и молча глядел на нее, словно видел впервые. Его рот был сжат так плотно, что под скулами выступили желваки. Она предполагала, что в определенный момент встретится с чем-то подобным…

— Клод? — тихо переспросила она.

— Ничего не говори, Алекс! — оборвал он ее и уже другим, нежным голосом добавил: — Я просто хочу на тебя посмотреть.

Таннер смотрел, как она положила руки на край стола, как сжала столешницу, словно ища опоры. Затем оглядел ее лицо, скрытую рубашкой грудь, руки и остановил взгляд на побелевших костяшках пальцев, вцепившихся в дерево. Как ни старалась, Алексис не могла унять дрожь, дыхание ее стало учащенным, голова склонилась набок. Она смотрела на него с любопытством, и в ее желтых глазах появилось что-то от зверя, глядящего на охотника. Точь-в-точь, как тогда, когда она впервые очнулась после Тортолы. Только на этот раз она знала опасность в лицо, и этой опасностью для нее был он — Клод. Она обшарила взглядом каюту, только на мгновение отведя от него взгляд, но Клод успел разгадать ее план и шагнул к ней, чтобы не дать спастись.

Он схватил ее за плечи и зарылся лицом в нежный изгиб между горлом и плечом. Губы его прижались к шелковистой загорелой коже.

— Я хочу тебя, хочу сейчас, Алекс, — хрипло пробормотал он. Алексис попыталась сбросить его руки, но он был сильнее.

— Клод, скажи мне, что случилось? — крикнула она почти в отчаянии.

Он стал расстегивать ее рубашку.

— Прекрати! — крикнула она, когда он опустил голову к ней на грудь.

Таннер наконец оторвался от ее груди и, вскинув голову, посмотрел на нее сверху вниз.

— Что с тобой, Клод? Я тебе ни разу не сказала «нет». Зачем ты это делаешь?

Алексис задыхалась, но продолжала бороться даже тогда, когда он, прижав к столу, едва не раздавил ее.

— Мне больно! Зачем мучить меня таким способом, когда достаточно просто сказать, что ты любишь меня?

То, что она произнесла потом, так и осталось неуслышанным, потому что он зажал ей рот губами. Она укусила его. Он откинул голову, но теперь его губы уже жгли ее горло, а руки прижимали к столу, не давая шевельнуться.

— Клод! Нет! Я не хочу так!

Алексис пыталась ударить его ногой.

— Пусти меня, черт возьми!

Он чуть ослабил хватку. Никогда раньше он не видел ее смущенной, но сейчас в ее глазах была растерянность, порожденная страхом.

— Корабль, — тихо проговорил Клод. — Один из квинтонских. Теперь твой. Он скоро пройдет мимо нас.

Вот все, что было нужно знать. В тот же миг страх ушел из ее глаз и они засветились тепло и ровно. Она грустно покачала головой:

— Я не могу возненавидеть тебя за то, что ты пытался сделать, Клод. Но так тебе меня не удержать.

Алексис попыталась шевельнуться, но тщетно.

— Пусти меня!

В тот момент, как его губы коснулись ее груди, она нащупала пальцами ствол пистолета, который только что чистила. И в тот момент, когда его такие знакомые руки коснулись ее тела, чтобы подарить ей ласку, Алексис занесла пистолет как можно выше.

Клод заметил ее движение. Осталось надеяться на то, что она сумеет сделать все очень быстро. Если она промедлит еще мгновение, второй попытки не будет.

Алексис выбрала цель. В тот момент, когда рот его выжигал последний поцелуй на ее груди, рукоять пистолета опустилась ему на голову.

Для Клода больше ничего не существовало, кроме поглотившей его темноты. И когда его бесчувственное тело опустилось на пол, для Алексис ничего не существовало, кроме его губ и рук.

Лендис, зашедший в каюту некоторое время спустя, нашел Клода лежащим на полу без сознания. Моряк незамедлительно привел друга в чувство, вылив на него ведро холодной воды.

— У нее получилось, Джон? — первым делом спросил Клод, осторожно потирая затылок.

— Получилось. Классный был вид, между прочим. Ты хочешь выпить, Таннер? Не думаю, что твоей голове уже что-то может повредить.

Клод кивнул, и Лендис налил ему коньяку.

— Она и вправду выбила тебя из колеи, — ласково проворчал моряк.

— Мне показалось или я правда услышал в твоем тоне похвалу?

— Не показалось, — засмеялся Лендис. — Я хотел бы кое-что узнать.

— Что именно?

— Ты позволил ей так с собой поступить или она переиграла тебя?

Клод усмехнулся, затем поморщился, как от боли.

— Этого, мой старый друг, ни ты, ни она никогда не узнаете.

Таннер замолчал, словно привыкая к мысли, что Алексис больше нет на корабле. Чуть погодя он попросил:

— Расскажи мне, как она все это провернула?

Лендис сел поудобнее и разгладил бороду, готовясь подробно доложить о происшедшем.

— Она вышла на палубу с таким видом, будто ничего не случилось, Никому и в голову не могло прийти, что она только что чуть тебя не укокошила. Подошла к перилам и стала ждать, когда корабль приблизится. Мы с Гарри знали, что она задумала, так что решили ее предупредить, что, возможно…

Джон запнулся. Таннер, кажется, не готов был к тому, что Джон собирался ему сказать. А ведь они с Гарри наверняка знали, что Алексис попадет прямо в лапы к Лафитту.

— Мы предупредили ее о том, что это может быть опасно, но она лишь сверкнула своими желтыми глазами, и мы поняли, что пытаться ее остановить все равно, что пытаться остановить ветер. Все, кто был на палубе, только руками развели. Мы знали, что никто не станет ей мешать, и даже решили посигналить кораблю, чтобы ее забрали.

— Но вы не стали этого делать.

— Нет, не стали. Я спросил Алекс, где вы; она нехотя ответила, что смогла убедить вас, и вы наконец поняли, как будет лучше для нее, но все же не захотели ей помочь.

— Чертовка, — сказал Клод, улыбаясь. — Что же, она не солгала. Она действительно меня убедила.

— Надо было видеть ее лицо, когда она о вас говорила. Ей вовсе не нравилось то, что она вынуждена идти против. Ей было больно. Перед тем как прыгнуть за борт, она сказала мне, чтобы я о вас позаботился, что она вас здорово стукнула. И была такова. Мы все сбежались смотреть, как она плывет. Пару раз нам даже показалось что она не справится с волной. Но нет, все обошлось. Мы видели, как ее подняли на корабль. Гарри дал сигнал, но ответа не последовало. Нам всем приходится довольствоваться надеждой на то, что все у нее будет в порядке…

Голос Джона сорвался.

— Она сама этого хотела, Таннер, — добавил он тихо.

Ну что ж, думал Клод, направляясь из кухни в спальню, проигравший выбывает из игры. Он положил голову на подушку и уставился в темноту, спрашивая себя, не привиделось ли ему, что, когда он упал, Алексис дотронулась до лица его прохладными ладонями, не приснилось ли прикосновение ее нежных губ к его губам? Не мог же он придумать те слова, что едва слышно прошептала она, слова, которые так ненавидела. Наверное, это все же был сон — он всегда выдает желаемое за действительное. Даже если тогда она сказала «я люблю тебя», скоро этому чувству не будет места в ее жизни.

Если бы только он понял раньше, что за приказ ему собираются вручить! Согласно бумаге с гербовой печатью, он обязан был остановить ее. Так велел ему воинский долг. И он выполнит то, что от него требуется, даже если придется идти против себя, даже вопреки серьезным сомнениям в целесообразности предстоящего ему.

И все же… Силой заставить Алексис покориться, сделать ее пленницей в буквальном смысле слова, так, как это представлял себе Хоув и прочие… Теперь, когда он сам не был уверен в том, что хочет удерживать ее подле себя насильно… Как чертовски тяжело все это! Остановить ее, обезоружить, зная, что она возненавидит его и ему предстоит принять ее ненависть как должное! Скоро, очень скоро Танкеру Фредерику Клоду предстояло сойтись с Алекс Денти вновь, и время для этой встречи судьба избрала крайне неудачное.

 

Глава 8

Алексис сняла кольцо и бросила его в черный, обитый бархатом футляр, который хранился в шкатулке из слоновой кости, стоявшей у нее на бюро. И кольцо, и шкатулка были подарены Лафиттом, и она хранила и берегла эти вещи — символы дружбы со знаменитым пиратом.

— Ты был великолепен, Курт, — сказала она мужчине, появившемуся на пороге ее каюты. — Они ни на мгновение не усомнились в том, что ты — капитан этого корабля.

Курт улыбнулся. Он чуть опустил голову, чтобы пройти в дверь, почти целиком заполнив дверной проем своим мускулистым телом. Небрежно опершись плечом о переборку, он смотрел, как Алексис снимает украшения.

— Да, я неплохо справился, но это ты, дорогая женушка, не дала им обыскать трюм. Тоже мне, женские штучки. Скажи честно, тебе вообще ведомо, что такое обмороки?

Алексис прищурилась, глядя на красивого, уверенного в себе моряка, а затем расхохоталась.

— Разве я была неубедительна? Я думала, что попала в точку. Ты так не считаешь?

Курт Джордан кивнул и, присев на край постели Алексис, принялся сосредоточенно соскабливать с сапога прилипшую грязь.

Казалось, он вообще забыл, о чем его спросили. Наконец, оторвав взгляд от голенища, Курт поднял глаза на хозяйку каюты. Алексис с улыбкой наблюдала за ним.

— Здорово было сыграно, да только я боялся, что наши ребята все испортят. Ты бы видела, как смотрели на тебя матросы. Еще чуть-чуть, и они бы заржали, как кони, особенно в тот момент, когда ты собралась упасть на палубу. Ребята слишком часто видели тебя в деле, так что, я думаю, они тоже не верят в то, что ты способна на женские слабости.

— У меня не было другого выхода. Понимаешь, британцы всерьез взялись за поиски Алекса Денти. Зачем бы они стали обыскивать торговое судно? Сдается мне, их командование отдало приказ проверять все, что плавает, на предмет выявления наглого пирата, этого негодяя Алекса Денти. Когда я увидела, что они готовы устроить серьезный обыск, я очень живо представила, как несчастный Денти мотается, вздернутый на рее, а этого, поверь, я не в силах допустить.

— Никто из команды капитана Денти этого не хочет, — сказал, покачав головой, Курт.

— И ничего подобного никогда не случится, если мы сохраним головы на плечах и не поддадимся панике. Сегодня все прекрасно сработали. А как остальных порадовала возможность обыска? Не расстроились?

— Ребята были готовы драться, если бы британцам случилось обнаружить ружья и порох. Я ответил на твой вопрос? Но только никто из команды не сомневался, что спектакль удастся. Я — капитан, а ты — моя жена — подумать только! — Курт снова покачал головой и засмеялся.

Алексис улыбнулась первому помощнику и села за письменный стол. Расправив складки платья, она положила руки на подлокотники кресла, поглаживая пальцами резной орнамент. И вдруг заговорила неожиданно серьезно и чуть-чуть утомленно:

— Так дальше продолжаться не может, мистер Джордан. Мы рискуем, слишком долго оставаясь в английских территориальных водах. Завтра же мы войдем в порт и, как только узнаем, куда направился Траверс, отчалим.

Джордан кивнул.

— А груз? Мы возьмем новый груз?

— У меня есть договор на поставку чая и тканей в Бостон. А сейчас нам надо избавиться от рома, минуя таможню. Не впервой, справимся.

— Никто не посмеет сказать, что плавание не принесло выгоды, даже если мы не найдем Траверса. Ты умеешь делать деньги и нажила немало за последние восемнадцать месяцев.

— Деньги не главное, — коротко ответила Алексис. — Траверс — вот что меня по-прежнему волнует.

— Не смею с вами спорить, капитан, — со всей серьезностью ответил Джордан.

— Знаю, ты со мной согласен.

Алексис хорошо помнила, что Курт заинтересован в поимке Траверса не меньше, чем она сама.

— Завтра, когда мы причалим, я хочу, чтобы ты нанял с полдюжины осведомителей, и они сообщили все, что может быть известно о местонахождении Траверса. Чтобы поменять груз, потребуется часов восемь, не больше. Не забудь сообщить шпионам про эти восемь часов. Ты останешься за капитана. Я буду здесь, на палубу поднимусь только в случае крайней необходимости: если начнется обыск или еще что-то в этом роде.

Джордан встал и, просияв лучезарной улыбкой, сообщил:

— Когда я надумаю жениться, можешь поймать меня на слове: я возьму жену, которая лучше переносит море, чем ты.

— Не возражаю, — улыбнувшись столь же лучезарно, ответила Алексис.

— Что-нибудь еще, капитан?

— Найди Пича и вели ему принести мне свежей дождевой воды для ванны. И, мистер Джордан, — добавила она тихо, но твердо, тем особым тоном, которым всегда отдавала команды, — насчет людей, которых ты нанял для охоты на Траверса. Надо быть уверенными в том, что все они — добровольцы.

— Пожалуй, это задание полегче, чем разыскать юнгу, капитан, — засмеялся Курт.

После ухода Джордана Алексис еще раз прочитала таможенную декларацию на провозимый груз, кое-что вычеркивая из списка широким росчерком пера. Она успела закончить работу как раз к тому времени, когда в дверь тихонько постучали.

— Ваша вода, капитан, — застенчиво пробормотали за дверью.

— Входи, Пич, — разрешила Алексис. — Налей ванну и отнеси этот документ мистеру Джордану, пусть просмотрит. Если у него не будет замечаний, подсунь мне его под дверь. Я не хочу, чтобы меня беспокоили до прибытия в Лондонский порт.

Пич быстро наполнил ванну, несмотря на то что ему несколько раз пришлось возвращаться в кубрик за тяжелыми ведрами. Этот двенадцатилетний подросток с длинными руками и ногами испытывал перед капитаном нечто вроде благоговейного трепета, смешанного с почти суеверным страхом, так что торопливость юнги диктовалась не только стремлением угодить, но и желанием поскорее убраться с глаз начальства. Наполнив ванну водой, он взял протянутый ему документ и выскочил из каюты.

Подсмеиваясь над мальчишкой, Алексис расстегнула платье, повесила его в шкаф и, сбросив белье, нырнула в ванну с едва теплой водой. Пожалуй, подумала она, пришла пора втолковать наконец юнге, что вода в ванне должна быть горячее.

Она прислонилась головой к бортику большой медной посудины и закрыла глаза. Иногда огромная ответственность за людей и за корабль, что легла, на ее плечи с недавних пор, действовала на нее угнетающе. Алексис непроизвольно передернула плечами. Сколько еще таких ситуаций, как сегодня, ей предстоит пережить?

Британцам надоело терпеть убытки и они объявили Денти настоящую войну, решив положить конец деятельности нахального пирата. Этот день мог стать их триумфом — ни разу еще они не подошли так близко к разгадке. Но и на сей раз они покинули корабль, так и не узнав, что столкнулись лицом к лицу с капитаном Денти. «Морская жемчужина» как нельзя лучше подходила под описание корабля, который потопил британское судно шесть недель назад. Конечно, «Летящая по волнам», «Морская дева» и «Ариэль» — другие названия корабля, тоже подходили не меньше. «Принцесса ночи» — они плыли под этим названием, когда британцы начали обыск, — имела в своем распоряжении сколько угодно флагов разных государств и документов, удостоверяющих принадлежность баркентины огромному числу корабельных компаний, среди которых была и Корабельная компания Гарнета.

Алексис вздохнула, ополоснув лицо и плечи. Сегодня ей удалось надуть британцев, потому что они искали мужчину со шрамами, а не женщину в элегантном платье. Но сколько еще времени удастся хранить тайну? В своих людях она уверена: им нечего терять, как и ей. Команда Гамильтона тоже вряд ли станет выдавать ее. Экипаж американского военного корабля желал ей только добра. Лафитт? Алексис тихонько рассмеялась. Лафитт не предаст никогда.

Мысленно она вернулась к событиям, последовавшим за тем, как она бросилась в воду с Гамильтона, убегая от себя и от Клода…

Она помнила, как ее подняли на борт, как расступились перед ней моряки, словно боялись невзначай дотронуться до того, на что не имели права и что вообще могло оказаться существом сверхъестественным. Так это было или нет, но на лицах многих Алексис увидела суеверный страх. То, что на их глазах совершила эта хрупкая женщина, было выше их понимания.

Уставшая донельзя, Алексис упала бы, если бы чьи-то сильные руки не подхватили ее. Она поблагодарила так кстати подоспевшего помощника; затем, когда почувствовала, что дрожь в ногах прошла, осторожно отстранилась и, подойдя к борту, прислонилась к нему спиной, ожидая, пока выровняется дыхание. Обведя взглядом тревожные лица моряков, Алексис задержалась взглядом на человеке, не давшем ей упасть. В глазах его читалось недоумение, узкие губы сложились в полуулыбку-полугримасу. По-видимому, он уже внутренне смирился с ее присутствием на борту его корабля и теперь ждал объяснений. Его глаза загадочно поблескивали, и в них, переменчивых, как сам океан, она читала тайную грусть. Ему было доверено что-то такое, чем он не мог поделиться ни с кем, и от этого казался возвышенно и трагически одиноким. Отметив про себя мужественную красоту этого явно незаурядного моряка, Алексис продолжала искать взглядом знакомое лицо того, кто был капитаном хорошо известного ей судна.

— Я хотела бы поговорить с капитаном, — сказала она, отдышавшись.

Большинство из стоявших вокруг в немом изумлении взирали на нее. Она повторила вопрос.

— Спасибо за то, что взяли меня на борт, — добавила она, не дождавшись ответа, — но свое присутствие здесь я хотела бы объяснить капитану лично. Насколько я знаю, этим кораблем командует мистер Самуэлс. Я могу с ним встретиться?

Матросы смущенно переглядывались, негромко переговариваясь на французском. Затем вперед выступил тот самый красивый мужчина с дерзкой улыбкой.

— Я — капитан, мадемуазель. Меня зовут Жан Лафитт. — Сообщив это по-французски, он галантно и сдержанно поклонился. Затем, быстро выпрямившись, заглянул в глаза женщины, пытаясь уловить ее реакцию. Скорее всего его имя окажется ей знакомо не с самой лучшей стороны.

Но Алексис продемонстрировала полнейшую невозмутимость. Улыбаясь, она протянула руку, и Лафитт принял ее, прикоснувшись к ней губами.

— Месье Лафитт, — небрежно спросила она, перейдя на французский, — могу я полюбопытствовать, что вы делаете на борту моего корабля?

Только теперь на его смуглом лице отразилось настоящее удивление, но он быстро справился с собой и рассмеялся без всякой натянутости.

— Мадемуазель, вы задали мне вопрос, который я приготовил для вас. Вы, наверное, умеете читать мысли?

— Вовсе нет, — все с той же непринужденностью отвечала Алексис. — Меня зовут Алекс Денти Квинтон, и это судно принадлежит мне. Если бы мы могли увидеться с настоящим капитаном этого корабля, тем, которого нанял мой отец, он мог бы удостоверить мою личность.

— В удостоверении личности, выражаясь вашими же словами, нет необходимости. Впрочем, при данных обстоятельствах этого все равно нельзя сделать. Капитан Самуэлс находится на борту второго корабля, который идет следом. Он жив, здоров и в полной безопасности, как и его команда.

Лафитт заметил, что из ее искристых глаз исчезла тревога. Эта женщина была совершенно особенной. Даже сейчас, в поношенной мужской одежде, с мокрыми спутанными волосами, она выглядела красавицей. Но кроме чисто внешней привлекательности, в ней было еще что-то, некая аура, создаваемая несгибаемой волей. Она словно бросала вызов всему окружению, и Лафитт вопреки очевидности с трудом верил в то, что даже теперь, когда эта почти девчонка узнала его имя, наводящее ужас на обитателей всего Карибского бассейна и известное широко за его пределами, она, не опуская глаз и не теряя самообладания, продолжала требовать от него свидания с Самуэлсом.

— Я думаю, мадемуазель Квинтон… — начал Лафитт по-французски.

— Я бы предпочла Алекс, месье.

— Хорошо, пусть будет Алекс, — перешел на английский Лафитт. — Я думаю, вам придется вначале ответить на некоторые мои вопросы, а затем мы поговорим о вашем свидании с Самуэлсом. Вы не хотели бы переодеться во что-нибудь… — он сознательно сделал паузу.

Алексис посмотрела на свои ноги, с которых на палубу стекала вода, и засмеялась.

— Неплохая мысль. Боюсь, что мой несколько необычный вид может ввести в заблуждение кого угодно.

Лафитт любезно поклонился и провел Алексис в каюту Самуэлса.

— Подыщите что-нибудь подходящее среди его вещей, пока ваши просохнут. Я скоро вернусь, и мы сможем удовлетворить любопытство друг друга. Хотя, как мне кажется, все и так достаточно ясно.

Лафитт, уже повернувшийся, чтобы уходить, задержался, кое-что припоминая.

— Тот корабль, который вы покинули, просигналил нам чтобы вас взяли на борт. От нас требуется ответное послание?

Алексис молчала. Она думала о Клоде, лежавшем без сознания на полу, о Лендисе и Гарри, обо всех ее друзьях на борту «Гамильтона». Они хотели бы знать, все ли с ней благополучно. И все же она отрицательно покачала головой. Та часть ее жизни осталась в прошлом. Страница перевернута. Начинается новая глава, и все, что принадлежало предыдущим, должно быть на время забыто.

— Не надо никаких сообщений, — тихо подтвердила свой жест Алексис. — Я уверена, что они знают о том, что меня взяли на борт и что я жива. И еще, месье Лафитт, — сказала она, помолчав, — хорошо бы вам немедленно лечь на курс. Меня предупредили, что второй корабль скорее всего ваш, а тот, на котором мы сейчас находимся, был вами, как бы помягче сказать, присвоен. Кое-кто на борту «Гамильтона» может передумать и пуститься за вами в погоню.

Лафитт лучезарно улыбнулся и слегка поклонился.

— Я польщен, мадемуазель. Зная о том, кто вас может встретить, вы все же решились почтить меня своим присутствием. Но почему-то мне кажется — продолжил он с едва уловимой насмешкой, — если этот американский «Гамильтон» и решился бы пуститься в погоню, гнаться он будет не за мной.

Лафитт развернувшись, вышел, но перед тем как уйти, все же успел заметить удивление в глазах этой симпатичной кошечки.

Алексис порылась в вещах Самуэлса и не нашла ничего подходящего. Тогда, сбросив с себя мокрую одежду, она завернулась в простыню. Зубы ее лязгали от холода. Не успела она задрапироваться, как в дверь постучал Лафитт. Быстро разложив свои вещи для просушки на скамье, Алексис пригласила его войти.

— Ах, Алекс, — пробормотал Лафитт, любуясь ее подсвеченной солнцем изящной фигурой в белом одеянии наподобие римской тоги, — вам очень идет классический стиль. Простыня — весьма подходящий убор для первого свидания.

Лафитт, которому едва исполнилось тридцать, любил жизнь и умел ценить в ней то, что стоило любить.

Приготовившись дать отпор, Алексис резко обернулась, но тут же поняла, что он всего лишь дразнит ее. Приподнятые темные брови придавали лицу Лафитта насмешливое выражение, вполне оправдывавшее его тон. Глаза пирата слегка поблескивали, но свет, струящийся из них, не был резок. Смотреть в них было так же приятно, как приятно любоваться морем.

Лафитт был не намного выше Алексис и неширок в кости. Глядя на этого изящного красавца, трудно было поверить, что он и есть гроза Карибского бассейна. Алексис подумала, что ей вскоре предстоит стать в определенном смысле его коллегой, и вдруг поняла, что она, сама не желая того, будет нагонять на людей такой же страх. Отчего-то эта мысль показалась ей забавной, и она рассмеялась.

— Я вовсе не желал вас насмешить, — откликнулся Лафитт. — Вы делаете мне комплимент.

— Просто вы оказались не таким, каким я вас представляла, — пояснила Алексис, усаживаясь в кресло.

— Да и вы не того сорта рыбка, что обычно ловится в этих водах, — парировал Лафитт, садясь напротив, и, сложив на груди руки, добавил: — Полагаю, что настало время вам поведать историю своего появления. Пока для меня в ней слишком много загадочного.

Лафитт внимательно смотрел на нее, не переставая слушать. Каждый из них жаждал мести, и в причинах, побуждавших их обоих делать это, было много общего.

Алексис вкратце рассказала Лафитту о ее доме на Тортоле, о причинах, по которым она там оказалась, о смерти Пауля и ее приемных родителей и о том, какую роль во всем этом сыграл Траверс. Лицо Лафитта помрачнело, когда Алексис упомянула, что ей пришлось пережить порку. Она неправильно поняла этот взгляд и предложила Лафитту посмотреть на ее спину.

— В этом нет необходимости, — спокойно ответил он. — Я способен распознать, где правда, а где ложь, не требуя вещественных доказательств.

— Значит, вы исключение из общего правила.

— Вы тоже исключение, Алекс. Я не верю, что вы способны солгать.

Алексис улыбнулась.

— Мне не хочется вас разочаровывать, но, если вы хотите знать, я умею скрывать правду.

Лафитт, казалось, понял ее и остался удовлетворен этим замечанием. Алексис продолжила рассказ. Мало-помалу ей становилось ясно, как этот моряк, во многом являвшийся полной противоположностью Клоду, мог командовать людьми столь же легко.

— Меня принесли на корабль, когда я была без сознания, капитан «Гамильтона» Клод Таннер и его первый помощник Джон Лендис. Они собирались доставить меня в Вашингтон, где я могла бы получить квалифицированную медицинскую помощь. Но я поправилась сама, без врачей. Однако в просьбе вернуть меня на Тортолу мне было отказано.

Когда Алексис рассказывала, как она работала на Клода, не пропустив и то, как забралась на бом-брам-стеньгу в платье, Лафитт веселился от души. Потом она упомянула о том, как Клод случайно ранил ее во время фехтования и как Гарри и Майк учили ее стрелять.

— Капитан «Гамильтона» знал, что я хочу покинуть его корабль и воспользуюсь для этого любой возможностью. Команда была на моей стороне, поэтому никто не стал мешать мне, когда они увидели, что я готова прыгнуть за борт.

Лафитт понимающе кивнул.

— А где был капитан Клод, когда вы прыгнули в воду? Неужели он все-таки изменил свое решение?

— Мне пришлось его убедить.

— Вот оно, сокрытие правды? — чуть прищурившись, спросил Лафитт.

— Я стукнула его рукояткой пистолета по голове, и он упал без сознания. — Голос ее был мягок, но взгляд жесток как никогда.

— Вы очень решительная женщина, Алекс, — заметил Лафитт.

Пират понимал, что она чего-то недоговаривает, но пока мог только догадываться, что именно. Он получил ответ на свой вопрос быстрее, чем ожидал.

— Я слышу об этом не в первый раз, — тихо сказала Алекс.

— И кто вам это говорил? Капитан «Гамильтона»?

В глазах Алексис сверкнули отблески золотого льда. Мгновение — и она овладела собой.

— Да, и капитан Клод, и другие. Тон, которым вы задали свой вопрос, показался мне несколько… Вы хотите узнать, было ли что-то между мной и капитаном?

— Вы сами мне сказали, что он вас не отпустил бы. Разве этого мало?

Лафитт улыбался, глядя на нее своими насмешливыми глазами.

— Не отпустил бы, потому что считал, что я не сознаю степени опасности, когда говорю о том, что хочу найти Траверса, — быстро нашлась Алексис.

— Если он говорил вам именно эти слова, что же… Он тоже скрывал правду. Потому что, если он не понимает, что вы точно знаете, чего хотите, он дурак.

Лафитт с удовольствием наблюдал за тем, как брови Алексис поползли вверх.

— Или, — заключил Лафитт, — он вас очень любит.

— Капитан Клод любил меня, месье Лафитт. И он не дурак. В конце концов, — еле слышно продолжила она, — он доказал мне свою любовь единственным приемлемым для меня способом. Он позволил мне ударить себя и воспользоваться возможностью убежать.

— Вы в этом уверены?

Алексис кивнула.

— И все же вы решились, — тихо сказал Лафитт.

— Была минута слабости. Сразу после. Я задержалась для того; чтобы попрощаться.

Лафитт продолжал молча смотреть на нее. Насмешливая улыбка исчезла. Значит, он понял. Алексис решила, что пора перейти к делу.

— Больше мне нечего сказать. Убежав с одного корабля, я оказалась на другом в похожем положении.

— Разве, Алекс? Я не собираюсь делать из вас пленницу. Вы моя гостья. В противном случае я не стал бы брать вас на борт.

— Вы вернете меня на Тортолу?

Голос Алексис зазвенел: она и не собиралась скрывать, как надеется на да Лафитта.

— Разумеется, — ответил Лафитт. — Тем более что нам почти по пути.

— А мой корабль вы тоже вернете?

— Вы требуете очень многого, — со сдержанным смешком ответил пират.

— Я прошу лишь отдать то, что принадлежит мне. Груз можете оставить себе, тем более что он уже перекочевал в трюмы вашего корабля. Как я узнала? — отозвалась она на вопросительный взгляд Лафитта. — Очень просто. Вы бы не могли идти с такой скоростью, если бы корабль был нагружен. И еще. Я хочу, чтобы, как только мы уйдем из вод, патрулируемых американским военным флотом, на корабль вернулась прежняя команда.

Лафитт продолжал смотреть на нее с насмешливой полуулыбкой.

— Как любезно с вашей стороны, Алекс, думать о нашей безопасности.

Алекс скривила губы на манер Лафитта, передразнив его, и пират расхохотался.

— Я думаю о моей собственной безопасности, месье, — сказала она. — У меня нет желания попасть в плен заодно с вашими ребятами, а после оказаться в тюрьме или, что еще хуже, на эшафоте.

— Какая прагматичность. Вы всегда такая, Алекс?

— Всегда.

Лафитт встал и направился к двери.

— Кстати, насчет Траверса. Вы вправду верите, что сможете осуществить свой план?

— Да.

— И вы просите у меня корабль. Что, если я вам его не верну?

— Я сделаю то, что задумала, в любом случае: с кораблем или без него. Если вы вернете мне то, что мне принадлежит, я просто сэкономлю время.

— Что вы можете предложить в обмен на этот корабль?

Лафитт скользнул взглядом по ее точеной фигуре.

— Я уже предлагала это капитану Клоду в обмен на то, что он доставит меня на остров. Он отказался. И вы, — с тихим смешком закончила Алексис, — как мне кажется, тоже откажетесь.

— Но вы не вполне уверены, — вздохнул Лафитт.

— Нет, не вполне. Поэтому я даже не буду предлагать.

— Благоразумно, мадемуазель, потому что я тоже не вполне в себе уверен, — ответил Лафитт, я его странные глаза сверкнули и погасли — игра оказалась проигранной, так и не начавшись. — Я уже сказал, что верну вас на Тортолу, однако возвращение корабля мы больше обсуждать не будем.

— Хорошо. Но я настаиваю на том, чтобы работать на вас, — ставя в разговоре точку, сообщила Алексис.

— Сперва дождитесь, пока высохнут ваши вещи. Я буду столь же зол, как и капитан Клод, если увижу, что вы поднимаетесь на мачту в простыне. И потом, я не слишком уверен в своих людях, чтобы гарантировать вам безопасность на случай, если они столкнутся с чем-то подобным.

— Я могу сама о себе позаботиться.

— В этом, — с нажимом в голосе произнес Лафитт, — я не сомневаюсь ни минуты.

Время, проведенное в пути, Алексис использовала с огромной пользой для себя, вновь и вновь убеждаясь в том, что Лафитт — человек исключительно мудрый и умелый. Он продолжил ее обучение фехтованию. Уже перед Тортолой Лафитт сообщил ей, что она справляется со шпагой не хуже многих из его команды. Но на просьбу дать ей возможность попрактиковаться с пистолетом, она неизменно получала отказ. Алексис задавалась вопросом, не пытается ли Лафитт, по его же выражению, скрыть правду. Она подозревала, что он опасается, как бы, завладев оружием, она не заставила его расстаться с кораблем силой. Зато Лафитт дал ей бесценные уроки стратегии и тактики, научил, как подходить к кораблю, который собираешься захватить, не вызывая подозрений у потенциальной жертвы.

Только в Род-Таунском порту на Тортоле Лафитт сообщил о своем решении вернуть ей корабль.

— Вы удивлены, Алексис? — усмехаясь, спросил он, глядя, как взметнулись вверх дуги ее бровей. — Но, как вы совершенно справедливо заметили, корабль по закону принадлежит вам.

— Я не думала, что люди вашей профессии так хорошо разбираются в законах, — ответила она.

— Обычно я не делаю любезностей тем, кого граблю. Вы, мадемуазель Денти, исключение.

— Благодарю.

— Вы дадите о себе знать?

— Можете в этом не сомневаться.

Алексис и Лафитт расстались, скрепив свою дружбу тихим аu revoirs, предоставив случаю организовать их следующую встречу. После того как Алексис, Самуэлс и его команда вернулись на корабль, покинув пирата со смеющимися глазами и дерзкой улыбкой, начались лихорадочные приготовления к предстоящему плаванию.

Жители города с радостью восприняли возвращение новой хозяйки компании. Алексис выбрала для жительства здание, где был расположен ее офис. Там она оборудовала несколько помещений под квартиру, впрочем, вполне уютную. Ее можно было понять — нелегко оставаться в доме, с которым связано столько болезненных воспоминаний.

Освоившись на новом месте, Алексис решила навестить свое бывшее жилище. Странное дело — она почти ничего не почувствовала. Глядя на могилы Джорджа и Франсин, Алексис испытывала только грусть. Но стоило ей забраться в «воронье гнездо», как щемящие воспоминания нахлынули на нее с неожиданной силой. Боль ледяной рукой сжала горло, и она заплакала.

Алексис не пыталась сдерживать стоны и всхлипы, странно звучавшие для нее самой, так и не научившейся плакать. Она даже приветствовала их, как символ честно заслуженного освобождения от мучений. Этот соленый горячий поток очистил и ее тело и душу, очистил сознание. Алексис ощущала себя обновленной и готова была идти дальше — продолжать дело Алекс Денти.

Она с завидной тщательностью снарядила свой корабль. Вскоре судно от бушприта до гакаборта было экипировано для многомесячного плавания. Оружие разместили на борту в потайных местах, пушки замаскировали так, что с виду корабль выглядел обычным торговым судном.

Алексис поручила секретарю, служившему еще при Джордже, Франку Грендону, заняться вопросами бизнеса: договориться о приеме груза на борт и заключить соответствующие договора.

Многие другие женщины на острове были благодарны Алексис за то, что та обеспечила их мужей работой, а семьи — средствами к существованию. Именно благодаря Алексис моряки с захваченного Лафиттом судна вернулись домой живыми и невредимыми. Жены моряков нашили для Алексис достаточный запас флагов разных стран, с тем чтобы она могла при встрече с другим кораблем выбирать тот, который требовался в данной обстановке.

После четырех месяцев интенсивной подготовки Алексис посчитала, что готова выйти в море и начать охоту. На время своего отсутствия она назначила Грендона управляющим делами компании. Вместе они разработали систему оповещения друг друга о текущих делах, которая позволяла им получать информацию через порты, посещаемые судами компании.

Перед отплытием Алексис приняла приглашение семьи Грендонов отобедать с ними. Потягивая вино, она думала о том, что общество этой тихой пары было ей гораздо приятнее компании богатых плантаторов и землевладельцев, наперебой приглашавших ее отметить выход в море «Принцессы ночи».

— Они стали бы меня отговаривать. — Алексис не заметила, что думает вслух.

Франк обернулся к ней.

— Вы что-то сказали? — спросил он.

Хозяин сидел, откинувшись в кожаном кресле — худой и нескладный, протянув вперед длинные ноги. Глубокая борозда делила его подбородок надвое, придавая лицу хищное выражение; но стоило Франку улыбнуться, как он превращался в доброго и симпатичного человека, каким и был на самом деле.

В свое время Франк всерьез собирался выкупить часть акций компании своего близкого друга и нанимателя и войти в дело, с тем чтобы продолжить его, если что-то случится с Джорджем. Однако с появлением в семье Джорджа Алексис обстоятельства изменились. Вначале Франк, как и все на острове, посчитал, что Джордж передаст компанию мужу Алексис, но вскоре стало очевидно, что его приемная дочь способна управлять делами сама. Франку пришлось расстаться со своими планами. Впрочем, он не слишком расстроился, поскольку работать на Алексис было не менее приятно, чем на Джорджа.

— Я думала о том, насколько мне с вами лучше, — сказала Алексис. — Те, другие, вы знаете, о ком я говорю, попытались бы остановить меня даже сейчас, в последнюю минуту.

— Мы этого делать не станем.

— Я бы никогда не пришла, если бы думала иначе, мистер Грендон.

— Ну что же, значит, мы понимаем друг друга. Кстати, моя жена приготовила для вас подарок. Когда вы увидите, его, вы поймете, насколько серьезно мы относимся к этой вашей затее.

Салли встала из-за стола и вышла из комнаты. Она была полной противоположностью, своему мужу. Если он, казалось, весь состоял из острых углов и ломаных линий, то она — сплошь одни округлости, изящно переходящие из одной в другую. Глаза Франка — колючие, по цвету напоминавшие рыбью чешую, больше походили на узкие щелки, тогда как глаза его жены и цветом, и формой напоминали анютины глазки, такие же ярко-фиолетовые, большие и круглые. Губы Франка, вытянутые в прямую линию, нисколько не походили на пухлые губки Салли, по форме напоминавшие маленькую букву О и придававшие лицу удивленно-детское выражение.

Однако, когда Салли вернулась с обещанным сюрпризом, настал черед удивиться Алексис. Стол убрали, и на освободившееся место Салли водрузила огромный сверток.

— Вот, — с чувством, которое испытывает человек, на славу потрудившийся и довольный результатом, сказала Салли, — мы с подругами сшили не только флаги.

— О миссис Грендон! Это просто замечательно! — Алексис пробежала пальцами по вороху шелковых рубашек и брюк. — Какая вы умница! Я думала, что мне предстоит одалживать одежду у кого придется.

— Посмотрите, что лежит внизу, Алексис. Там нечто особенное.

Алексис приподняла кипу вещей и отложила в сторону. Она сразу поняла, что имела в виду Салли. Это было нечто из черного с отливом в синеву шелка. Осторожно взяв вещь, Алексис приподняла рубашку, разглядывая ее на свету и восхищенно покачивая головой. Пышные рукава заканчивались высокими манжетами, скрепленными золотыми запонками, в которых Алексис сразу узнала запонки Джорджа.

— Спасибо, — тихо проговорила она.

— Посмотрите под брюками. Там кое-что от Франсин. Алексис отложила брюки. Под ними оказался широкий пояс-шарф из малинового шелка. Алексис обернула его вокруг талии.

— Миссис Грендон, Лафитт умрет от зависти. Он так гордится своими нарядами, считая себя самым элегантным разбойником в мире. Но я, кажется, его переплюнула.

Салли рассмеялась. Смех ее покатился по комнате, словно зазвенел маленький колокольчик.

— Мы не собирались наряжать вас, Алексис. Все, чего мы хотели — это сделать для вас маскировочный костюм. Кстати, там, внизу, есть еще маска и бандана — это чтобы британцы не увидели вашего лица и волос.

— Вы все предусмотрели, — вздохнула Алексис, снимая с пояса шарф и садясь за стол. — Как вы угадали мой любимый цвет? Почему выбрали черный?

— Это просто, — улыбнулась Салли. — Разве может ходить в розовом капитан «Принцессы ночи»? Едва ли. Здесь есть еще и ботинки. Это Франк для вас заказал. Возьмите, они вам пригодятся.

— Почему? — едва слышно спросила Алексис, растроганная всем этим. — Почему вы все помогаете мне? Разве я заслужила такую заботу?

— На это есть много причин, Алексис, — ответил Франк. — Джордж и Франсин были нашими близкими друзьями. А многие помогают вам, потому что ваша компания для них единственный источник заработка. Траверс едва не разорил нас всех. Люди, которые на вас работают, в вас верят, и пошли на корабль не только чтобы поймать Траверса, но чтобы противостоять британцам и смыть с себя бесчестье.

— Слава Богу, что никто не делает для меня ничего из жалости.

— Жалеть вас? — переспросил Франк, потирая подбородок узким длинным пальцем. — Неужели человек в здравом уме станет рисковать жизнью из жалости к кому-либо? Надеюсь, если среди вашей команды и найдутся такие дураки, вы их быстро спишете на берег. Некоторые моряки были вашими друзьями еще до печальных событий — вы дружили с тех пор, как стали жить на Тортоле. Быть может, они хотят защитить вас — это могло послужить одной из причин того, почему они согласились вам помочь. И мы все скорбим из-за того, что произошло с Джорджем и Франсин, но никто не подменяет верность жалостью.

— Вы правы, мистер Грендон. Ко мне пришли настоящие друзья. Именно по этому я собираюсь зачислить в штат Корабельной компании Квинтона как можно быстрее.

Дело набирало обороты. Большинство моряков, прежде служивших у Джорджа, оказались в штате компании, которая теперь принадлежала Алексис. Ее корабль уже немалое время бороздил морские просторы.

Но с Траверсом все обстояло не так удачно. Найти его не удавалось. Он ускользал от них, а Британский Королевский флот терял корабли один за другим лишь потому, что на них не оказывалось нужного Алексис человека. Матросам и офицерам с этих незадачливых судов всегда предоставляли возможность добраться до берега, но корабли неизменно сжигали и пускали на дно. Почти всегда капитана с гибнущего судна приходилось силой уводить с корабля, чтобы сохранить ему жизнь.

Решение принимать к себе на службу матросов с отправленных на дно кораблей впервые пришло к Алексис в день ее боевого крещения, когда она захватила первый британский корабль и в поисках Траверса поднялась на борт для обыска.

Для тех, кого британцы заставили служить силой, применив известный трюк с дезертирами, такой выход оказался избавлением. Они шли на «Принцессу ночи» без колебаний. Их не смущало ни то, что капитан корабля, на котором им предстояло служить, не открывал лица, ни то, что он не произносил ни слова, предоставляя отдавать команды первому помощнику, — этим людям было довольно уже увиденного. Бесстрашие и мастерство, с каким невысокий, хрупкий на вид капитан, сумел захватить их корабль, не сделав ни единого выстрела, говорили сами за себя. Матросы, как англичане, так и американцы, с готовностью вставляли опостылевшую неволю, чтобы открыть новую страницу своей жизни и служить под началом пирата, которого им представили как капитана Алекса Денти.

Сейчас, когда их плавучая тюрьма была отправлена на дно морское, пленники с британского корабля, оказавшиеся волею судеб на борту «Принцессы ночи», во все глаза смотрели на освободившего их — мстителя в черных одеждах. Денти таинственно молчал, за него говорил старший помощник — Скотт Хансон.

— Прежде всего вам надо знать, — надменно и властно сообщил Хансон, читая на лицах восьмерых получивших свободу матросов немой вопрос, — что капитан Денти ищет только одного человека, желая совершить правосудие и воздать негодяю по заслугам. Мы не собираемся вести войну против Британского Королевского флота. Мы сообщили вам это до того, как вы согласились подняться на борт. Вы можете высадиться в ближайшем порту или остаться с нами, чтобы помочь найти этого человека.

Худые, голые по пояс моряки переглянулись. Их тела служили наглядным свидетельством безобразного обращения с ними британцев. У многих на спине остались следы ударов плеткой, полученных ими за нежелание во всем повиноваться своим тюремщикам. Послышался шепот: бывшие пленники совещались друг с другом. Среди наступившей тишины вперед выступил один из них и заговорил:

— Кого вы ищете?

Хансон оглянулся на Алексис, ожидая, что она подаст знак. Алексис медленно покачала головой. Хансон, чуть прищурившись, посмотрел на матроса, осмелившегося задавать вопросы.

— Вы должны определить для себя: с нами вы или сами по себе до того, как вам назовут имя этого человека. Те из вас, кто решит сойти с корабля, ничего не должны знать.

— Вы слишком многого от нас хотите, — возразил мужчина с сильным лондонским акцентом. — Это называется государственной изменой, знаете ли!

Хансон подбоченился и нагнул голову, как бык на арене, словно собирался раздавить наглеца, но Алексис остановила его, сделав знак рукой. Тогда Хансон заговорил, и голос его звучал достаточно громко, чтобы перекрыть ропот матросов, возмущенных неуместным выступлением своего товарища.

— Советую кое-кому попридержать язык. А теперь слушайте.

Он мельком взглянул на Алексис, скромно сидевшую на бочке с питьевой водой. Золотые волосы ее надежно прятала черная бандана, а лицо скрывала шелковая маска. Склонившись к капитану, Хансон внимательно слушал ее тихий шепот. Затем он несколько раз кивнул и подошел к стоявшим плотной кучкой чужакам.

— Капитан пожелал, чтобы я объяснил вам, почему он скрывает лицо. Его изуродовал тот человек, которого мы ищем, и, открыв перед вами лицо, он выдаст себя — такие шрамы трудно забыть. Кроме того, капитан Денти не желает видеть, как вы будете стараться спрятать отвращение, и поэтому избавляет вас от этого неприятного зрелища.

В ту же минуту взгляды обратились к темной фигурке на бочке. Хансон едва скрыл улыбку, настолько его позабавила ситуация. Все эти люди рисовали в своем воображении страшные шрамы на лице капитана Денти. Те, кто предпочтет покинуть корабль, станут рассказывать про обезображенного шрамами мужчину, что будет Алексис только на руку.

— Завтра мы прибываем в Порт-Элизабет — у вас есть время подумать.

Хансон уже повернулся, чтобы уйти, но его окликнул один из бывших пленников, тот самый, посчитавший, что за освобождение с него требуют слишком высокую цену.

— Почему капитан не говорит с нами? — громко спросил он, с вызовом глядя на невысокого и не отличавшегося крепким сложением человека в маске.

Наступила мертвая тишина. Вся команда смотрела на Алексис. Многие были готовы пристрелить этого чересчур дотошного парня. Они не могли понять, зачем он продолжает испытывать судьбу после того, как ему было даровано так много. Алексис тоже не понимала его. Она не рассчитывала на благодарность, но такая наглость ей пришлась не по нутру. Взмахом руки Алексис приказала Хансону оставаться на месте и в тот же момент обвела взглядом команду, давая всем понять, что справится с проблемой.

Соскочив с бочки, капитан направился к восьмерке. Многим он тогда показался похожим на черного грозного хищника. Кое-кто не мог отвести взгляда от гипнотизирующих желтых глаз, сверкавших в прорезях маски. От этого взгляда по спине пробегали мурашки и ноги становились ватными.

Алексис обошла вокруг того, кто оказался самым любопытным. На спине его не было следов плетки. Этот факт еще ни о чем не говорил, но тем не менее настораживал. Она подошла к Хансону и тихо спросила у него что-то.

Хансон окинул матроса презрительным взглядом.

— Капитан хочет знать, вас действительно заставили служить силой или вы притворились пленником, чтобы избежать морского купания?

Застигнутый врасплох, матрос не придумал ничего лучше, как сказать:

— Если капитан хочет знать, пусть сам и говорит. Почему вы не говорите, капитан Денти? А может, тот человек, за которым вы гоняетесь, и язык вам отрезал тоже?

Алексис едва успела остановить Хансона, уже собравшегося разобраться с нахальным выскочкой. Семеро товарищей того, чья спина оказалась без шрамов, расступились, давая капитану дорогу. Краем глаза Алексис заметила дрейфующий неподалеку кусок обшивки британского корабля. Тогда же она решила, что на этом обломке вполне можно добраться до берега, если, конечно, хорошо постараться. Негодяй вообще-то этого не заслуживал, но таковы были ее принципы. Она не могла лишить человека шансов на спасение.

Вытянув вперед затянутую в перчатку руку, Алексис подтащила к себе растерявшегося наглеца, затем, приподняв его за ремень брюк, крепко поддала ему коленом в мошонку и, наконец, с легкостью, неожиданной для нее самой, подбросила на спину наподобие мешка с мукой и вывалила за борт. Когда матрос с громким всплеском плюхнулся в воду, Алексис, голосом низким и хриплым от волнения и физических усилий, крикнула ему вслед:

— Капитан Денти с дерьмом не разговаривает!

Не только Хансон был поражен недюжинной силой, открывшейся в Алексис. И он, и остальные знали о ее умении фехтовать и стрелять, но чтобы так запросто швырять мужчин крупнее себя? Не меньше других была удивлена сама Алексис. Видимо, силы ей придал гнев. Сейчас, когда все было позади, наступила разрядка. Матросы хохотали, да и Алексис улыбалась под своей черной маской. После того как смех утих, она произнесла инструкции на ухо Хансону и пошла вниз.

Хансон повернулся к матросам с потонувшего корабля, которых только что увиденное отчасти позабавило, отчасти напугало.

— Итак. Порт-Элизабет. Вы должны принять решение. Ни с кем из вас не поступят так, как с вашим товарищем.

Из семерых на Принцессе ночи остались работать пять человек. Все пятеро оказались американцами. Те двое, что сошли на берег, стали повсюду славить жестокого и мстительного капитана Денти со страшными шрамами на лице, путая правду с вымыслом. Так и пошла гулять по свету легенда о пирате в маске.

Команда Алексис ждала часа «разоблачения», как они это называли, как малыши ждут давно обещанного рождественского спектакля или, еще вернее, как мальчишка ждет, когда из уродливого кокона вылетит нарядная бабочка. Все жил в предвкушении чуда перевоплощения.

— Пятеро пожелали остаться, — сообщил своему капитану Хансон после того, как Принцесса благополучно вышла за акваторию порта. — Когда ты собираешься открыть нам лицо, капитан Денти?

— Думаю, долго ждать не придется, — с улыбкой ответила Алексис, снимая маску и платок и освобождая рассыпавшиеся по плечам золотые волосы.

Хансон хохотнул в кулак.

— Когда ты подняла наглого болтуна, у нас едва челюсти не отвисли. Интересно будет посмотреть на лица этих парней, когда они узнают, что такое сделала женщина.

Алексис, рукой встряхнув волосы, прошлась по ним щеткой и заплела косу.

— Ну что же, можешь сказать ребятам, чтобы готовились к спектаклю. Вы заслужили немного веселья, — со вздохом добавила она. — Надеюсь, я вас не разочарую.

— И я на тебя надеюсь, — ответил Хансон и вышел.

Пока Алексис переодевалась, меняя черный костюм на темно-бежевые брюки и сливочного цвета шелковую рубашку, по кораблю уже успел пронестись слух о том, что капитан Денти скоро выйдет на палубу.

Она и вправду не разочаровала свою команду. Поднявшись на палубу, Алексис сразу же отыскала Хансона и подбежала к нему, вздымая к небу руки, с глазами, полными ужаса. Ни Хансон, ни кто другой не имели ни малейшего представления о том, что она скажет. Американцы были немало удивлены, увидев на борту женщину, но когда они услышали ее вопли, то окончательно растерялись, почувствовав себя обманутыми в лучших ожиданиях.

— Уберите его от меня, мистер Хансон! Он ужасен! Проклятый Денти! Я не могу больше! Еще минута с ним и я погибну!

Новички не знали, что и думать, когда в ответ раздался дружный смех команды. Чем больше жаловалась на капитана его любовница, тем неудержимее хохотал человек, к которому она обратилась за помощью.

Алексис все труднее было изображать ужас, находясь среди смеющихся людей. Она перебегала от одного матроса к другому и молила их об одном и том же. Но каждый из них вел себя куда как странно. Все работы на корабле прекратились, а экипаж «Принцессы» корчился от смеха, катаясь по палубе. Не смеялись лишь новобранцы — пятеро бывших пленных американцев. Алексис решила, что достаточно потешила свою команду. Она не жалела о собственных усилиях — ей приятно было видеть веселье на лицах моряков. Что же, теперь пришло время удивляться новеньким.

Алексис подошла к Хансону и вдруг изо всех сил огрела его по спине.

— Эй! Всем за работу немедленно! С каких это пор вы взяли моду смеяться над моими словами?!

Алексис сердито смотрела на Хансона, тут же скорчившего серьезную мину, но все еще с трудом удерживающегося от смеха.

Матросы вернулись к работе, однако Алексис видела, что все они не спускают глаз с американцев.

Когда Алексис подходила к новобранцам, она не знала еще, что до них начинает доходить правда. У всех в головах стучала одна и та же мысль. В повадке этой женщины было что-то очень знакомое… Нет, она не напоминала черного хищника, сбросившего накануне их товарища в море, но все же… что-то от дикой кошки было и в ее грациозной походке… Матросы смотрели и не верили своим глазам. Переглядываясь, они словно искали друг у друга подтверждения странным мыслям. Им казалось, что они сошли с ума, или, что еще хуже, с ума сошел весь мир.

Алексис, заметив их замешательство, улыбнулась, желая приободрить новичков. Хансон стоял позади нее, беззвучно смеясь. Она незаметно ткнула его локтем в ребра, не отводя взгляда от стоящих перед ней мужчин.

— Надеюсь, джентльмены, вы простите мне эту маленькую шутку, — скромно произнесла она. — Знаю, это не совсем приятно, когда тебя делают объектом насмешек. Я искренне рада, что вы решили остаться с нами.

Она протянула руку, однако из пятерых не нашлось ни одного, кто решился бы ее пожать. Но Алексис не обиделась на них, потому что понимала, насколько они смущены и растеряны.

Хансон выступил вперед.

— Капитан Денти поприветствовала вас. Я думаю вам лучше ответить как положено.

— Советую вам сделать так, как предлагает мистер Хансон, — сказала Алексис твердо. — Иначе мне придется побросать вас всех за борт, как это случилось с одним знакомым вам джентльменом.

Челюсти новобранцев моментально захлопнулись и мужчины наперебой стали протягивать ей руки. Алексис поприветствовала их так безупречно вежливо и элегантно, словно была не на корабле в окружении грубых матросов, а на званом вечере в гостиной на Тортоле. Она велела всем подойти к первому помощнику, но никто даже не шевельнулся. Это удивило Алексис. Она уже привыкла к тому, что ее приказы выполняются беспрекословно.

Алексис недоуменно смотрела на притихших матросов, ожидая объяснений.

Первым заговорил Нед Аллисон:

— Капитан Денти, я не хотел бы, чтобы меня поняли так, будто я нарушаю субординацию, но… Вы действительно капитан этого корабля? Мистер Хансон сказал нам правду?

— Да, все обстоит именно так, джентльмены. Все, что вы здесь слышали, правда. Разве что шрамы, оставленные тем человеком, которого мы ищем, находятся не на моем лице, а на спине. Он убил трех дорогих мне людей, и он ответит мне за все.

— А можно нам теперь узнать имя этого человека? — спросил Нед.

— Конечно, — ответила Алексис, — Его зовут Траверс. Джордан Траверс — капитан Королевского флота его величества.

Один из мужчин издал удивленное восклицание, и Алексис повернулась к нему.

— Простите, я тоже Джордан, но только по фамилии.

— И вы знали Траверса, мистер Джордан?

— Да, — хрипло ответил тот. — Служил у него восемь месяцев. Потом меня перевели на другой корабль.

Мужчина хотел было повернуться к ней спиной, чтобы предъявить вещественное подтверждение своих слов, но Алексис остановила его.

— Не надо. Мне известно, насколько тяжела у него рука и как справляются с этим делом его люди. Мистер Хансон, найдите для этих матросов рубашки и накормите их как следует перед тем, как они приступят к работе. Мистер Джордан, когда вы переоденетесь и позавтракаете, подойдите ко мне, я хотела бы услышать от вас все, что вы знаете о Траверсе, особенно меня интересует, где он в настоящее время может находиться.

— Да, капитан, — быстро ответил Джордан.

Вот так Джордан, Аллисон, Редлэнд, Уилкс и Форд стали членами экипажа «Принцессы ночи». При следующем разоблачении, на этот раз на «Ариэль» — впрочем, по сути, на той же «Принцессе», эти пятеро уже смеялись вместе со стариками, И круглые глаза делали уже Петерс, Рендал и Дэвид Брэндон.

После того как экипаж пополнился двенадцатью новыми членами, а Траверса так и не удалось найти, Алексис решила вернуться в Род-Таун, чтобы те матросы, что были с ней с самого начала, могли повидаться с семьями, а если они того захотят, и покинуть ее. Десять моряков воспользовались ее предложением и перешли работать на другие суда Корабельной компании Квинтона. Среди тех, кто ушел на другой корабль, был и Хансон. Впрочем, и он, и остальные могли теперь не волноваться за Алексис: у нее подобралась команда всецело преданных ей людей, к тому же закаленных в сражениях.

На свое место Хансон порекомендовал Курта Джордана, и Алексис согласилась. Джордан — опытный и искусный моряк с двадцатилетним стажем был весьма ценным приобретением. Он работал без устали, вместе с Алексис разбирал карты, вместе с ней составлял новые маршруты, следил за неукоснительным соблюдением ее приказов. Он же развлекал ее рассказами о Чарльстоне, том самом городе, в который она так когда-то стремилась попасть, городе, куда в свое время направлялся «Звездный», куда он и прибыл семь лет назад, правда, без нее. В свои сорок пять Курт был силен, как бык, просолен и смугл, с выбеленными от солнца волосами и глубокими бороздами в уголках глаз и губ, проложенными, казалось, солеными брызгами моря, изо дня в день хлеставшими его по лицу.

От мыслей о Джордане, ставшем ей другом и советчиком, Алексис отвлекло шуршание под дверью. Пич просунул проверенную первым помощником декларацию. Алексис вышла из ванны, обернулась полотенцем и подошла поднять листок. Взглянув на сделанные Куртом пометки, она положила документ на стол. Итак, к завтрашнему дню все подготовлено.

Зайти в Лондон она решились неспроста. В столице Британии Алексис надеялась раздобыть хоть какую-то информацию о Траверсе. Восемнадцать месяцев непрерывных поисков в кишащих пиратами водах, постоянный риск быть ограбленными или англичанами, или французами — и никакого результата. Траверса, должно быть, перевели на другую службу. Об этом она и хотела узнать в лондонском адмиралтействе. Быть может, Франк Грендон тоже сообщил ей что-то важное о Траверсе или о ее компании, и его послание уже ждет в Лондоне.

Алексис вытерлась насухо и вытащила ночную рубашку, мыслями возвращаясь к Клоду. Так обычно бывало, когда она, ложась в постель, натягивала на себя вещь, служившую ее талисманом. Ей нравилось думать о нем, укрываясь прохладным одеялом. Она боролась с воспоминаниями о Таннере только днем, когда непрошеная тоска хватала за сердце из-за таких мелочей, как невзначай брошенное кем-то слово, из тех, которые любил произносить Клод, или нечаянный жест, похожий на его жест. Но ночью Алексис переставала гнать от себя воспоминания. Напротив, она погружалась в них. Дотронувшись до воротника рубашки, такого приятного на ощупь, она уткнулась носом в изгиб локтя, вдыхая запах, который хранила ткань. Алексис много раз штопала прохудившиеся локти и пришивала пуговицы, но не допускала и мысли расстаться с этой рубашкой. После того как Лафитт доставил ее на Тортолу, она надевала эту рубашку только ночью, и тогда ей казалось, что она спит не одна, а с Клодом.

По ночам ей очень часто не хватало того тепла, что дарил ей Клод, его силы, его близости, а днем недоставало его общества, его бесед и наставлений. Алексис часто вспоминала то время; когда Клод расплетал ее косу и причесывал волосы щеткой до тех пор, пока они не начинали искриться. Иногда ей казалось, что она наяву ощущает прикосновение его пальцев к коротким завиткам на затылке, и она вздрагивала, испуганная реальностью ощущений. Алексис с поразительной отчетливостью помнила, что чувствовала, когда его пальцы лениво соскальзывали с ее шеи вниз, на плечи и спину, как деликатно массировали кожу, как все более возбуждающими становились ласки.

Тогда она обычно поворачивалась к нему лицом, дерзко подставляя рот для поцелуя. Она предлагала ему всю себя: губы, грудь, ноги — все, что рождает взаимное наслаждение. Были случаи, когда он принимал предложенное ею с жадностью, не в силах отказать себе в том, что считал своим и только своим. Но иногда он мог протянуть удовольствие, поддразнивая ее. Губы его едва касались чувствительного участка кожи за ухом, ее шеи, сгиба локтя, и она натягивалась, как струна, в предвкушении следующей ласки. Его губы лениво потягивали ее сосок, и ее грудь твердела и наливалась, поднимаясь навстречу его горячему языку.

Иногда он сажал ее к себе на колени и продолжал ласкать, пока она не начинала извиваться, желая заставить его прекратить эту дьявольскую пытку, давая понять, что она готова принять его в себя. Тогда он опускал ее на пол или относил на кровать — и тут уж для платонических ласк не оставалось места. Их соитие всегда было восхитительным и жарким, исполненным любви и удовлетворения. И потом они шептали друг другу нежные слова или засыпали легким, светлым сном и крепко спали, пока новый прилив Желания не будил их ради новых наслаждений.

От этих воспоминаний Алексис становилось беспокойно и жарко. Она откинула ногой одеяло и выпростала ногу. Клод всегда смеялся над этой ее привычкой скидывать одеяло во сне, но никогда не возражал против того, что она прижималась к нему потеснее, чтобы согреться.

Алексис не раз спрашивала себя, что будет с Клодом дальше. Скорее всего его призовут на войну, неизбежность которой становилась все очевиднее. Америке необходимо было отстоять недавно приобретенные территории, некогда принадлежавшие британской короне. Знал ли он, что она решила для себя после расправы с Траверсом присоединиться к нему, поддержав его страну в борьбе против британцев? Он должен был знать это так же, как она должна была сражаться на его стороне рядом с ним.

В тот момент, когда Таннер дал ей возможность бежать, Алексис поняла, что вторая клятва, данная ею в конце того страшного дня, уже нарушена. Она сказала ему об этом, но он не мог слышать, так как был без сознания. Как только будет покончено с Траверсом, она повторит ему эти слова вновь.

Алексис вздохнула и произнесла вслух слова, которые должны были поддержать ее мужество. После Траверса. Все будет твоим после Траверса.

 

Глава 9

В это же время в тысячах миль от Алексис, в тихом порту на Атлантическом побережье ждал отплытия «Конкорд» — отлично спроектированное и недавно укомплектованное судно военно-морских сил США. Казалось, кораблю не терпится поскорее покинуть свое временное убежище в помчаться как ветер, делая положенные ему тринадцать узлов в час.

В таверне, недалеко от того места, где стоял на якоре «Конкорд», моряки, служившие прежде на «Гамильтоне», пили, стремясь забыться и не думать о том, что за работа ждет их на новом судне. Их можно было понять. Капитан корабля зачитал приказ, согласно которому им предстояло найти и захватить в плен Алекс Денти. Не нашлось ни одного человека, у которого слова капитана не вызвали бы недоумения и недовольства, но никто не посмел отказаться выполнить приказ — быть может, не столько из-за страха наказания, сколько из-за того, что, как понимал каждый из них, переживаемое ими гнетущее чувство не шло ни в какое сравнение с тем, что довелось испытать их капитану. На сердце Клода Таннера лег камень, тяжесть которого трудно было измерить.

Как они ни старались, расслабиться и забыться им так и не удалось. У Майка Гаррисона и Гарри Янга невзначай завязался разговор с одним незнакомым матросом. Беседа принимала интересный оборот, и моряки с «Конкорда» понимали, что о ее содержании необходимо будет доложить капитану Клоду. В глубине души оба они желали, чтобы Мэтт Джонс был посдержаннее в своих откровениях. Тогда, может быть, они не узнали бы, что молодой человек служил на одном из кораблей Квинтонской компании. Теперь по долгу службы они были обязаны доложить своему командиру о том, что Квинтонской компанией управляет некто мистер Грендон, хотя, как уточнил Мэтт, хозяином компании был другой человек. Из рассказа Мэтта выходило, что владелец судов дважды за последние восемнадцать месяцев возвращался в Род-Таун, а в перерывах поддерживал контакты с Грендоном через другие корабли своей компании. Более того, на горе или на счастье, от болтливого Мэтта моряки узнали, что одним из портов, в котором Алексис получала сообщения, был Вашингтон. Гарри едва не передернуло при мысли о том, что Алексис могла находиться у них под самым носом. Немного успокаивало лишь то, что, по словам Мэтта, хозяин компании уже заходил сюда и, взяв груз, был сейчас на пути к Лондону. Мэтт объяснил, что ему, мол, все равно — ведь он с хозяином не плавает, а вот за своих товарищей переживает — в опасное дело они ввязались. Хозяин возит контрабандный товар, запросто и ограбить могут. И еще, по секрету сообщил Мэтт, некоторые ребята поговаривают, будто хозяин занимается кое-каким опасным промыслом. Гарри и Майк, понятно, не стали рассказывать Мэтту о своей осведомленности в том, что касалось опасной миссии хозяина Корабельной компании Квинтона. Нечего было знать этому болтуну, из-за чего рискует Алексис.

После того как Мэтт, покачиваясь, вышел из таверны, друзья остались сидеть, угрюмо уставившись в кружки. Неожиданно к ним подошел еще один моряк, тот, что, сидя за соседним столиком, с интересом прислушивался к рассказу хмельного Мэтта.

Нагловатый незнакомец без спросу уселся за стол и заявил:

— Меня зовут Скотт Хансон, и, если вы хотите что-то узнать о хозяине компании Квинтона, спрашивайте у меня.

— Ничего не хочу больше слышать, — раздраженно ответил Гарри. — Желаете поделиться новостями — идите прямо к капитану Клоду и докладывайте.

Майк под столом поддел товарища коленом, прошипев:

— Придержи язык, Гарри.

Скотт Хансон усмехнулся. Оказывается, язык после выпитого развязался не только у матроса, работающего на его корабле.

— Как, говорите, зовут вашего капитана? — переспросил незнакомец, стараясь не показать удивления.

— Капитан Таннер Клод, — ответил Майк. — Мы с Гарри служили на его корабле, «Гамильтоне». Мы плаваем с ним уже три года, — добавил Майк, давая понять Хансону, что если он что-то знает об Алексис Денти, то и им кое-что о ней известно.

— Вот даже как, — протянул Хансон, по-приятельски улыбаясь этим двум парням, чей интерес к Алексис давно уже беспокоил бывшего первого помощника капитана Денти.

Хансон понимал, что опасность подстерегала Алексис повсюду. Не угадаешь, с какой стороны ждать удара. Корабль ее — судно торговое, одним своим статусом привлекало к себе пристальное внимание каперов, как английских, так и французских. А теперь Алексис заинтересовались еще и американцы.

— Что это, вас так волнует Корабельная компания Квинтона? Мы никаких законов не нарушаем, — как бы невзначай заметил Хансон.

— Нам до Квинтонов дела нет, — ответил Майк. — Это ваш Мэтт разболтался, нарассказывал всякого про своего таинственного хозяина. Никто ни разу в глаза не видел этого человека. Разве не странно? Ну вот мы и потрепали языками немного. Что плохого?

— Врать всегда нехорошо, и вы об этом знаете, — раздраженно сказал Хансон. — Я все слышал. Это вы задавали вопросы и вытягивали у Мэтта ответы. Чего вам надо?

— Послушай, — Майк перегнулся через стол. — Мы знаем Алексис Денти, и ты знаешь, что мы ее знаем. Она, должно быть, говорила тебе, что, прежде чем пересесть на корабль, доставивший ее в Род-Таун, оказалась на нашем корабле. Мы только хотели выяснить, как у нее дела и знаете ли вы что-нибудь о Траверсе.

В том, что сказал Майк, была своя доля правды, но Хансон, похоже, не собирался глотать наживку. Бывалый моряк чувствовал, что не все чисто в этой игре.

— Так, значит, вы знакомы с Денти, — мрачно заключил он. — Но, если это так, вы должны понимать, что ни один человек, который служил у нее, не расскажет вам ни черта!

Тем же вечером, только значительно позже, Майк Гаррисон докладывал Клоду:

— На нее работают отличные парни, если, конечно, все они похожи на того, что подошел к нам в таверне. Его зовут Хансон, и он ушел сразу после того, как поставил точку в разговоре. Мы решили, что он как-то сообщит Денти об опасности. Так и вышло. Он подошел к капитану одного из судов компании Квинтона. Корабль плывет в Род-Таун. Значит, Алекс там, и Хансон в курсе.

— Все это притянуто за уши. С чего ты взял, что Алексис собирается в Род-Таун? Только из того, что туда направляется один из кораблей ее компании? — Клод насмешливо взглянул на Гарри.

Но Гарри и Майк были не из тех, кто не умеет доводить дело до конца. Когда Гарри полез в карман, Клод лишь усмехнулся. По-другому и быть не могло. Конечно, они перехватили сообщение. Клод взял протянутый листок и развернул его. Пробегая взглядом строки, он вскользь заметил:

— Не спрашиваю, как вам это удалось. Расквашенная физиономия Майка и так все объясняет.

Майк дотронулся до опухшей щеки и усмехнулся:

— Могу лишь сказать, капитан, что Скотт Хансон спит спокойно, уверенный в том, что сделал все как надо.

Клод только кивнул в ответ.

3 апреля, 1812 года

Мисс Квинтон, в Вашингтоне я встретил людей, утверждавших, будто они с «Гамильтона». Они наводили о вас справки. Я знаю, что человек, который вам нужен, патрулирует воды в районе Нового Орлеана. Источник информации вполне надежен. О том, откуда мне это известно, вы, если Бог даст, узнаете в Лондоне. Опасайтесь американцев. Мне не нравится их интерес к вашей персоне после почти двух лет полного безразличия.

Ваш покорный слуга, Скотт Хансон.

— Хорошо у них поставлено дело, — вздохнул Клод, отложив в сторону письмо. — Понятно, почему корабли Квинтона благоденствуют в Карибском бассейне, тогда как остальные и носа не смеют сунуть туда из-за Лафитта. Как вы правильно заметили, у капитана Денти есть друзья, не только верные, но и могущественные, отличные парни.

Клод убрал письмо в карман, туда же, где уже лежал приказ командования, и легонько похлопал по нему.

— Курс выбран. Если нам повезет, она решит не тратить время на заход в Род-Таун, желая поскорее встретиться с Траверсом, а значит, и не узнает о том, что случилось с письмом. Пока нам везет. Завтра мы снимаемся с якоря и направляемся туда же, куда и Траверс.

— Когда мы найдем ее, капитан, — сдвинув брови, спросил Гарри, — вы объясните ей, почему мы были вынуждены так поступить? Расскажете о приказе?

— Я все ей объясню, Гарри. И она поймет. Но только сотрудничать с нами она все равно не захочет.

Вернувшись домой, Клод перечитал письмо Хансона. Написанное второпях, оно тем не менее было проникнуто искренней заботой и преданностью. Клоду становилось противно при мысли о том, что ему, возможно, придется вступить в бой с людьми, которые душу готовы отдать за капитана Денти. Хуже того, Клоду предстояло выяснять отношения со своими же соотечественниками — ведь многие из тех, кто был сейчас с Алексис, являлись американцами. Так или иначе, все тайное становится явным, и до Клода доходили рассказы о том, как освобожденные Алексис от английского плена американцы добровольно соглашались служить у нее. В случае объявления войны, чью сторону примут эти люди? За кого пожелают они отдать жизнь? За женщину, которая не ждет от судьбы подарков, предпочитая действовать на свой страх и риск, или за свою страну, которая не смогла защитить их от английского произвола и вызволить из беды? Все эти вопросы не были сейчас для Клода праздными.

Он бросил письмо в камин, глядя, как языки пламени, касаясь бумаги, превращают ее в пепел. Таннер знал, что не получит Алексис без борьбы, и только она одна может предотвратить кровопролитие. «Алекс, — думал он, сжимая руками голову, — неужели между нами все время будет эта необходимость бороться друг с другом, бороться не на жизнь, а на смерть?» Все в нем восставало против этой убийственной мысли. Клод пытался представить то, пусть отдаленное, будущее, когда отношения между ними наконец уладятся. Он устал от борьбы с самим собой и от постоянного напряжения, которого требовала эта борьба, и решил немного помечтать. Случится же когда-нибудь, что они окажутся вместе не потому, что он заставит ее быть рядом, а по обоюдному желанию, горячему и искреннему!

Как жаль, что она так редко смеялась, когда была с ним на борту «Гамильтона»! Он представил, как смех ее, легкий и звонкий, похожий на ветерок, что ласкает кожу своим прикосновением, проникает в него. Он видел, как она жмурится от удовольствия и легкой щекотки, когда пальцы его прикасаются к ее животу, пробегают по спине. Ему сладко было мечтать, как она, свернувшись, словно котенок, прижмется к нему, спасаясь от щекотки, наслаждаясь приятной гладкостью его загорелого тела и приятным теплом восставшего мужского естества. Она прекратит смеяться, почувствовав, что он стремится войти в нее, но улыбнется одному ему знакомой улыбкой женщины, осознающей свою власть над ним, женщины любящей и страстной. И тогда она откроет для него объятия, и они вместе поднимутся на вершину блаженства. Она будет любить его всем своим стройным, сильным телом, обнимая руками и ногами, удерживая его в себе в стремлении получить то же, что и он. И они найдут то, что искали, вместе взлетая, падая и паря на головокружительной высоте, умирая и восставая из смерти в одно и то же мгновение. А потом она скажет, что любит его, и он ответит ей тем же, и эти слова больше не будут причинять ей боль.

Море все еще волновалось, раскачивая «Святую Марию». Алексис, крепко упираясь ногами в палубу и заложив руки за спину, смотрела вверх, наблюдая за тем, как продвигается починка грот-рея, поврежденного обычным в этих местах весенним штормом.

— Капитан Денти, — обратился к ней Джордан, — матросы хотят знать, будем ли мы заходить в Род-Таун.

— Нет, не будем. Мы и так сбились с курса. Мы не можем позволить себе крюк, особенно сейчас, когда наконец сели Траверсу на хвост.

— Именно такого ответа я и ждал, — улыбнулся первый помощник. — А как насчет Лафитта? Эти воды считаются опасными.

— Вы что-то имеете против Лафитта, мистер Джордан? — усмехнулась Алексис.

— Разумеется, нет, мадам, если он на вашей стороне. Полагаю, все ваши друзья — люди самой высокой пробы.

— Есть в этом какая-то тайна, — задумчиво произнесла Алексис. — Между нами не было договоренности, ничего похожего на пакт о ненападении. И тем не менее, судя по тому, что мне докладывают, Лафитт сделал приятное исключение для кораблей моей компании. Ни одного судна Корабельной компании Квинтона не было им ограблено после нашей памятной встречи. Даже тот наш испанский груз он оставил в целости. Мистер Грендон доволен безмерно, но мне от этого как-то не по себе.

— Говорят, Лафитт человек не без причуд.

— Возможно, — ответила Алексис, улыбнувшись насмешливой полуулыбкой так, как на ее памяти частенько улыбался Лафитт. — Что вы можете сказать по поводу повреждений, полученных нами во время штоорма, Джордан? — спросила она, меняя тон и давая понять, что тема Лафитта закрыта.

— Повреждения минимальные. Еще немного, и корабль сможет делать по десять узлов, если, конечно, ветер не переменится. Нам хватит недели, чтобы добраться до Нового Орлеана. А там уж можно будет вплотную заняться поисками Траверса.

— Такая радужная перспектива, что даже не верится. Молодец, Уилкс, добрые вести принес нам из лондонского адмиралтейства.

Алексис посмотрела вдаль, на белые гребни волн, бегущих к кораблю. Когда она повернулась к Джордану лицом, на губах ее играла улыбка и глаза блестели.

— Скоро, — проговорила она страстно. — Теперь уже скоро, — и вдруг совершенно другим тоном, мягким и совсем не капитанским, спросила: — Вы не думали, о том, чем будете заниматься потом, когда все закончится, Джордан?

— Сдается мне, скоро начнется война, и большинство из нас не останется без дела, — ответил моряк.

— Я хочу, чтобы вы довели до сведения членов команды, имеющих американское гражданство, что, как только Соединенные Штаты начнут войну, они могут более не считать себя связанными службой на этом корабле. Вне зависимости от того, расправимся мы к тому времени с Траверсом или нет.

— Мы уже обсудили этот вопрос между собой, капитан, — ответил Джордан. — Зная вас, мы решили, что вы именно так и скажете. И все-таки никто из нас не уйдет, пока мы не покончим с Траверсом.

По выражению глаз Алексис Джордан видел, что она, пусть нехотя, признала решение своей команды справедливым. В свою очередь, Алексис по лицу Джордана поняла, что высказанное им решение окончательное и обсуждать тут больше нечего.

Джордан смотрел вслед капитану. Если бы кто-то сказал ему, что он будет служить под началом женщины, он бы рассмеялся в лицо шутнику. Скорее он согласился бы с тем, что ему придется служить британцам. Но теперь, попробовав и того, и другого, он решил для себя, что первое неизмеримо предпочтительнее последнего. Никто из членов команды не согласился бы покинуть Алекс Денти, даже в том случае, если бы им пришлось провести в море еще не один год.

Джордан был доволен своим выбором. Ему льстило то, что эта женщина пригласила его на корабль, — до сих пор ему ни разу не пришлось пожалеть о своем решении. Она сумела доказать всем, что способна владеть профессией капитана не хуже, чем любой мужчина. Джордан, который был с Алексис еще на «Принцессе ночи», успел убедиться — чем бы она ни занималась: управлением, навигацией, стратегией боя, — она всегда оставалась на высоте. Знал Джордан и о том, что практически каждый мужчина на корабле был в той или иной степени влюблен в нее, но своим умением держаться, своей манерой отдавать приказания, тем, как она справлялась с нелегкими обязанностями капитана, Алексис давала понять, что любовным переживаниям здесь не место. Джордан, с тех пор как ступил на борт ее корабля, пребывал в уверенности, что для Алексис существует только один мужчина — Траверс.

Через десять дней случай заставил моряка признать свою ошибку. И лишь много позже он понял, что не чувствует себя из-за этого несчастным.

Едва на горизонте показался британский фрегат, раскрашенный в подражание кораблям адмирала Нельсона в черный и желтый цвета, Алексис начала приготовление к захвату. Все пришло в движение. Отдав необходимые распоряжения, Алексис спустилась в каюту, чтобы переодеться в традиционную черную шелковую униформу. Спрятав волосы под бандану, она обвязала вокруг талии малиновый шелковый шарф, заткнув за него шпагу. Уже выходя из каюты, Алексис на минуту задержалась у зеркала, натягивая перчатки. Разглядывая себя, она понимала, что ее будущие жертвы видят в ней нечто совершенно другое. Пока лицо не было скрыто под маской, ни черный костюм, ни пиратский платок на голове не превращали из женщины в мужчину. Более того, этот наряд очень шел ей. Брюки не обтягивали ягодицы и бедра, демонстративно подчеркивая ее женственность, но все же достаточно плотно облегали ноги, чтобы было заметно, насколько они стройны и мускулисты. Блуза тоже была скроена так, чтобы не подчеркивать грудь, но в том, как из открытого ворота мужского покроя рубашки выглядывала стройная белая шея, было нечто столь соблазнительно-женственное, что весь этот маскарад казался не более чем фарсом. Алексис переменила позу, и женщина в зеркале точь-в-точь повторила движение. Обольстительница в черном мгновенно исчезла, вместо нее в зеркале возник щеголь, весь воплощенная надменность. Она рассмеялась, подивившись тому, как одно движение может совершенно изменить впечатление. Да, человека, особенно если он сам готов быть обманутым, весьма просто ввести в заблуждение. Алексис надула губы, и красавица в зеркале ответила ей гримасой притворной обиды. Но как только она натянула маску, перед ней возник загадочно-зловещий капитан Денти с горящими тигриными глазами. И когда Алексис улыбалась, капитан Денти в зеркале сохранял суровость.

На палубе во всю кипела работа: каждый из матросов прекрасно знал, что от него требуется. К моменту появления капитана на палубе моряки уже успели подать сигнал бедствия и поднять английский флаг.

— Это Траверс? — спросила она у Джордана.

— Рендал полагает, что да. Однако судно еще слишком далеко, чтобы говорить с полной уверенностью.

— Это он, Траверс! — крикнул Рендал, словно услышал вздох разочарования своего капитана. — Он идет к нам! Он нас увидел!

Команда встретила сообщение дружным ревом, грозившим перейти в нечто неуправляемое; поэтому Алексис быстро положила конец восторгам, расставив всех по местам и раздав необходимые указания. Работа закипела. В то время как Святая Мария шла на сближение, со стороны могло показаться, что она совершенно неподвижна. Паруса ее были приспущены, но стоило лишь подать сигнал, чтобы корабль помчался вперед. Моряки побросали в воду пустые бочки, стараясь создать впечатление, будто причиной бедственного положения судна стала перегрузка. Суетливые действия команды — беспорядочное движение по палубе, которое могли наблюдать в подзорную трубу с британского фрегата, — все это являлось лишь иллюзией. Святая Мария была отличным быстроходным судном.

— Мистер Джордан, отдайте приказ расчетам встать у пушек и готовиться к залпу. Скоро начнется.

Алексис смотрела на корабль Траверса с терпеливым вожделением, с каким, должно быть, смотрит паук на приближающуюся муху.

— Капитан, вот он. — Рендал протянул Алексис подзорную трубу; сам он отправился на палубу, чтобы занять место у пушки: так было у них заведено. Сейчас всем им предстояло превратиться в воинов, на счету была каждая пара рук.

Глядя на корабль своего врага, Алексис чувствовала, как по телу пробегает холодок: она увидела Траверса, узнала его.

Тогда ни Рендал, ни Алексис даже не догадывались, чего им будет стоить всего лишь один просчет. Если бы Рендал оставался на своем месте впередсмотрящего, он увидел бы, что к ним приближается еще один корабль. Едва ли название корабля что-то могло сказать Рендалу, но флаг — звездно-полосатое полотнище — наверняка заставил бы его насторожиться.

— Разобрался, что там за корабль? — крикнул Клод Франку Спринджеру, стоящему на эзельгфоте.

— Это он, корабль Квинтонской компании! — прокричал в ответ Спринджер. — Может, он и окрашен по-другому, но форма точно квинтонская! Он терпит бедствие!

Клод переглянулся с Лендисом.

— Как ты считаешь? Это она?

Клод говорил спокойно, хотя внутри него все клокотало. Лендис молчал. Отвернувшись от старшего помощника, Клод стал отдавать приказания.

— Если это ее корабль, то она что-то затевает, — наконец ответил Лендис, — а если нет — корабль нуждается в помощи. Мы будем менять курс?

— Да, — ответил Клод. — Мы идем на сближение.

Тем временем Франк, быстро спустившись, сообщил о приближении еще одного корабля.

— Идет под британским флагом. Военный фрегат, хорошо вооружен. Движется на помощь кораблю Квинтонской компании.

— Траверс? — сказал Таннер почти утвердительно.

— Скорее всего, капитан.

— Черт!

Клод был благодарен Франку, не ставшему кричать о приближении фрегата сверху. Им придется захватить Алексис накануне ее триумфа или, может быть, гибели, но это не станет достоянием команды. Дополнительную тяжесть ответственности за все, что должно было произойти, взвалят на себя только они трое.

— По местам! — рявкнул Клод.

В то же мгновение на «Конкорде» все пришло в движение, но в отличие от «Святой Марии» движение это не было иллюзорным.

— Что ты сказал? — переспросил Траверс Яна Смита.

— Еще один корабль. Американский. Сорок четыре пушки. Что, война уже объявлена?

— Мне об этом никто не сообщал. — Траверс все еще продолжал смотреть в подзорную трубу на «Марию».

Корабль терпел бедствие, но Траверс понимал, что не сможет ничем помочь ни этому судну, ни его команде, если американский корабль станет его преследовать. Однако торговый корабль может послужить прикрытием. Благодаря ему он выиграет время, необходимое для бегства.

Траверс отдал команду Смиту, и фрегат начал разворачиваться, меняя курс. Англичанин не собирался начинать войну, если она еще не была объявлена. Он помнил печальный опыт «Чесапика». Меняя курс, Траверс и не подозревал, что ввязался в войну уже давным-давно.

Алексис, судорожно вцепившись в гакаборт, так что побелели костяшки пальцев, смотрела вдаль, на уходящий корабль. В отчаянии она сорвала маску и, обернувшись к Джордану, воскликнула:

— Что он, черт возьми, делает?!

Алексис не ждала объяснений, и так было видно, что Джордан столь же мало понимает происходящее, как и она. Единственное, что ей сейчас требовалось, это, услышав звук знакомого голоса, удостовериться в том, что все это не сон.

Алексис отдала приказ поднять паруса и начать погоню за Траверсом, но к тому времени, как матросы приступили к выполнению приказа, причина странного поведения британского фрегата стала очевидной.

— Рендал! — крикнула Алексис. — Поднимайся и посмотри, что там еще за второй корабль!

Она натянула маску и в сопровождении Джордана пошла на другую сторону палубы, надеясь получше рассмотреть неожиданно появившийся на горизонте корабль. «Конкорд» шел на всех парусах, быстро сокращая расстояние между ним и «Святой Марией».

— Американский военный фрегат! — крикнул Рендал. — Идет со скоростью двенадцать узлов!

Алексис побледнела.

— Как ты считаешь, чего им от нас надо? — спросила она Джордана.

— Может быть, они идут нам на помощь, — осторожно ответил Джордан, хотя сам не верил в то, что говорил. Он уже почувствовал беду.

Налетевший ветер подхватил паруса «Святой Марии», и она понеслась следом за Траверсом.

— У них все готово к бою! — крикнул сверху Рендал.

— Они не меняют курс?

Алексис была почти уверена в том, что американцы, увидев, что в помощи ее корабль не нуждается, возьмутся за Траверса. Если войну уже объявили, то врага они должны были увидеть в военном фрегате, а не в торговом корабле.

— Нет, капитан! Они идут прямо на нас, и им, похоже, до британского фрегата дела нет!

В действиях американцев не было никакого здравого смысла, но их идиотский маневр объяснял внезапный отказ Траверса прийти на помощь терпящему бедствие кораблю. Как бы там ни было, Алексис решила послать американцев к черту и продолжить погоню за Траверсом.

— Первый корабль в полном порядке, капитан! — доложил Смит Траверсу. — Они гонятся за нами!

Обычно невозмутимое, сохранявшее холодно-высокомерное выражение, лицо капитана выразило удивление. Он поднял подзорную трубу. Эта «Святая Мария» при ближайшем рассмотрении больше походила на военный корабль, чем та торговий. Слишком хорошо она была вооружена, даже принимая во внимание меры предосторожности, необходимые для тех, кто решался плавать в этих водах. Да еще этот трюк с сигналом бедствия…

— Денти! — Имя прозвучало как ругательство.

Смит посмотрел на Траверса.

— Денти, — едва слышно проговорил он,

— Тоже мне, пугало, — язвительно заметил Траверс, потешаясь над замешательством своего помощника.

Вначале у Траверса мелькнула мысль повернуть и встретить нахальную «Марию» как подобает, но здравый смысл подсказывал, что делать этого не стоит. Он мог бы побороться с одним из кораблей, но не с обоими сразу. Откуда было ему знать, что его крови жаждала только «Святая Мария».

— Хорошо идет, капитан! — заметил Гарри.

— Точно, идет здорово, — сказал, тихонько присвистнув, Лендис, не обращая внимания на кислую мину Клода. — Особенно если учесть, что они практически не двигались до тех пор, пока Траверс не тронулся с места.

— Смотри-ка, Лендис, — Клод подался вперед, — и ты, Гарри, тоже смотри! Вы должны как следует понять, с чем нам придется иметь дело, если она решит развернуться и вступить в бой.

Лендис не был трусом, но на этот раз он готов был подать сигнал бедствия. Взглянув на Гарри, он понял, что не одинок. Клод смотрел на убегающий корабль. Скоро они настигнут ее, в этом сомнений не было. Оставался открытым лишь один вопрос, будет ли она драться.

— Мы не можем от них оторваться, — хмуро сообщил Джордан.

Алексис уже поняла это, но, услышав подтверждение от Джордана, она словно сама себе вынесла приговор. Все кончено. Траверс уходил, а американцы стремительно приближались.

— Почему Траверс не стал драться с «Конкордом»? — спросила она у первого помощника. — Ты думаешь, он догадался, что у нас на уме?

— Похоже на то, — ответил Джордан. — Был бы я на месте Траверса, я бы решил, что мы с американцами заодно. Он знает, что два корабля ему не одолеть.

— Тогда почему американцы не стали преследовать Траверса?

— Потому что мы для них куда более легкая добыча, чем Траверс.

Алексис покачала головой.

— Это звучит вполне правдоподобно, но я хочу знать наверняка. Прикажите зачехлить пушки. Опустите британский флаг и поднимите флаг с торговой маркой Корабельной компании Квинтона. Дайте им понять, что мы всего лишь грузовое судно. Посмотрим, что они будут делать.

Все это время «Святая Мария» в отчаянной надежде догнать ускользавшее судно неслась за британским фрегатом.

— Ничего у тебя не выйдет, Алексис, — пробормотал Клод, наблюдая за ее маневрами.

Подхваченный ветром, «Конкорд» полетел вперед, на линию огня.

— Проклятие! — не сдержалась Алексис, видя, что «Конкорд» не думает оставлять их в покое. — Из-за них мы потеряли Траверса и при этом до сих пор не знаем, чего они от нас хотят!

В голосе ее уже не было отчаяния, одно лишь недоумение. Она поморщилась, как от физической боли, глядя на уходящий британский фрегат. Понял ли Траверс, что его преследовал тот самый капитан Денти? Алексис едва не расхохоталась. Даже если он и догадался об этом, то уж вряд ли понял, что от неминуемой гибели его спасли американцы. Да это же почти смешно! Почти, но не совсем.

Алексис вздохнула и сняла маску.

— Пойду вниз переоденусь. Ты побудешь пока за капитана, Джордан. Посмотрим, чего от нас хотят американцы. Они, вероятно, успели разглядеть наши пушки, но, я думаю, тебе не составит труда убедить их в том, что оружие на борту — суровая необходимость в водах, контролируемых Лафиттом. Пошли нескольких парней припрятать контрабанду. Я бы не хотела, чтобы дело дошло до обыска. Тогда нам несдобровать. И пожалуйста, не забудьте, что все вы пока британцы. Постарайтесь лишний раз рта не раскрывать, чтобы вас не раскусили по акценту!

Джордан попытался улыбнуться, но улыбка у него получилась не очень веселая — слишком много горечи было в его голубых глазах.

Едва Алексис отвернулась, Джордан сразу помрачнел — к чему строить хорошую мину при плохой игре. Хриплым голосом он отдавал приказы. Сейчас к нему обращались как капитану, а Алексис предстояло снова стать его женой. Глядя ей вслед, он заметил что-то необычное в ее всегда твердой походке. Должно быть, грустно подумал Джордан, на этот раз для того, чтобы разыграть слабость, ей не потребуется большого актерского мастерства.

Он приказал ложиться в дрейф. Ожидая приближения «Конкорда», старший помощник готовил себя к новой роли.

— Они не намерены драться! — громко крикнул Гарри со своей вышки.

Клод смерил матроса насмешливым взглядом, чтобы чуть охладить его пыл.

— Это потому, что она не знает, кто мы такие. Все займитесь своим делом и старайтесь не высовываться, пока она вас не узнала и не передумала играть паиньку.

Между тем «Конкорд» подошел к «Святой Марии» почти вплотную. С помощью специальных крюков суда подтянули друг к другу.

— «Конкорд» просит у вашего капитана разрешения обыскать корабль, — прокричал Клод, обшаривай глазами палубу британского торгового судна. Никаких следов Алексис ему так и не удалось заметить.

Высокий мужчина с выгоревшими на солнце волосами вышел вперед и назвался капитаном.

— Я даю вам разрешение подняться на борт, но для обыска вы должны назвать причину.

Клод выхватил шпагу и, прыжком, преодолев расстояние между кораблями, оказался на борту «Святой Марии». За капитаном последовали Лендис, Майк и трое других моряков. Разумеется; Клод ожидал встретить другого капитана, но если он и был растерян, то сумел скрыть это.

— Я — капитан Таннер Клод, — представился он, внимательно наблюдая за реакцией своего британского коллеги.

Однако имя Таннер Клод не произвело на британца ровно никакого впечатления. Лицо его оставалось совершенно невозмутимым. Неужели Алексис никому о нем не рассказывала? Клод решил сменить тактику на случай, если все это было просто недоразумением.

— Вы подали сигнал бедствия, капитан. Что у вас за проблемы?

— Никаких проблем. Мы просто пытались предупредить наш фрегат о вашем присутствии, — спокойно заявил британец и, улыбнувшись, добавил: — Как видите, наш прием сработал. Вы направились к нам, и фрегат ушел из-под ваших пушек.

— Ваше имя! — бесцеремонно потребовал Таннер. — Джордан. Курт Джордан.

— А как вы объясните наличие такого количества пушек у вас на борту, капитан Джордан? Обычно торговые суда обходятся без столь внушительного арсенала.

Вообще говоря, Клоду было все равно, что ответит Курт. Он и так представлял, что может по этому поводу сказать британец. Клод лишь скользнул взглядом по лицу капитана, продолжая искать глазами Алексис. Насколько он мог заметить, его люди делали то же самое.

— Вы, безусловно, знаете о том, что эти воды контролирует Лафитт, — ответил Джордан. — Мы должны доставить груз в Новый Орлеан, а пираты, как вам известно, капитан Клод, не против поживиться тем, что хранится в трюмах.

Клод кивнул. Именно этого он ожидал. Они явно не рассчитывали, что Таннер в курсе того, что Лафитт не грабит суда Квинтонской компании.

— У вас есть декларация и прочие документы, доказывающие правдивость вашего заявления?

— Разумеется, — не моргнув глазом ответил Джордан. — Но я не вижу оснований предъявлять эти доказательства вам, поскольку не понимаю, с какой стати вы должны нас контролировать. Мы не находимся в территориальных водах Соединенных Штатов, Вы не имеете права нас останавливать; тем более непонятно, зачем вам потребовалось являться сюда, если мы всем своим поведением дали вам понять, что не собираемся с вами сражаться.

Джордан в упор смотрел на Клода, стараясь угадать, что за игру тот ведет. Неожиданно для самого себя он решился на прямой вопрос:

— Почему вы не попытались настичь фрегат, капитан? С нами вы попросту теряете время.

Клод уже собирался ответить, когда знакомый голос, донесшийся снизу, со стороны люка привлек его внимание…

Алексис сбросила черный маскарадный костюм. Из всех своих нарядов она выбрала платье с самым глубоким декольте, надеясь таким образом отвлечь американцев от мысли об обыске и придать их устремлениям совершенно иное направление. Следуя своему плану, она распустила косу, расчесала волосы щеткой так, что они заблестели, и укрыла плечи и спину золотым покрывалом. О том, что происходит, Алексис узнавала по движению корабля. Вот американцы пошли на сближение, а сейчас, судя по всему, они уже на борту. Не торопясь, Алексис натянула чулки и надела туфли. Уговаривая себя забыть на время о Траверсе, она старалась сосредоточиться на том, как обвести вокруг пальца непрошеных гостей. Решив, что стратегия выработана, и, выйдя из каюты, она сразу встретилась глазами с Джорданом, первым заметившим ее появление. Тот ни взглядом, ни жестом не предупредил ее ни о чем, предоставляя Алексис сделать первый ход.

Только сейчас она увидела капитана американского корабля. Он стоял к ней спиной, но в осанке, в фигуре его было что-то до боли знакомое. Не может быть, сказала себе Алексис, и, действуя по заранее задуманному сценарию, воскликнула:

— Курт! Это не Лафитт? Господи, неужели мы попали в лапы этому негодяю?!

Джордан уже готов был подойти к своей жене, чтобы успокоить ее, как бы сделал на его месте любой любящий муж, как вдруг заметил выражение ужаса на побледневшем лице своего капитана. Не напускного страха, нет — самого настоящего ужаса, сменившегося растерянностью и отчаянием. Курт замер на месте. И в этот момент к Алексис шагнул Клод.

Моряки обоих кораблей не спускали глаз с медленно идущего навстречу Алексис капитана. Каждый из присутствующих на борту схватился за оружие, готовый по первому сигналу кинуться на противника.

Клод не мог отвести взгляда от сверкающих, завораживающих, манящих тигриных глаз. Он видел, как они блеснули гневом, он читал в них отчаяние, растерянность. Но ненависти в них не было. Зато ненависть пряталась в уголках губ, читалась в гордом развороте плеч, в сжатых кулаках. Клод остановился в нескольких футах от женщины. Взгляд его скользнул по ее лицу, опустился вниз, неспешно путешествуя по ее телу. Если она и заметила этот наглый досмотр, то никак не подала виду, что ей это досаждает. Он разглядывал ее полную грудь, смотрел на волосы, спускавшиеся почти до сжатых в кулаки кистей. Прошло всего два года, а она по-настоящему расцвела, стала еще прекраснее и женственнее, чем он помнил ее. Но эта красавица была тем самым капитаном Алексом Денти, которого он должен был найти и доставить по назначению. Усилием воли Клод заставил себя забыть о прекрасном облике стоявшего перед ним капитана и помнить только о деле.

Алексис как завороженная смотрела на медленно приближающегося к ней мужчину. В голове у нее стучала лишь одна мысль: как вообще могла она сказать этому человеку, что любит его! Как могла такая бредовая идея забрести ей в голову?! Что скрывается за этой так хорошо знакомой ей внешностью — внешностью надменного красавца в ловко сидящей форме морского офицера? Какое жуткое коварство! Какое лицемерие! К этому самоуверенному негодяю она не питала ничего, кроме самого глубокого, самого искреннего отвращения. И в тот момент, когда он ощупывал ее глазами, ей больше всего на свете хотелось броситься него с кулаками, заорать, плюнуть ему в лицо, высказать всю ненависть, все презрение. Но она умела владеть собой и сдержалась. Она должна была убедиться в том, что он правильно понял ее оценку происходящего, понял всю гнусность своего поступка до того, как она все ему выскажет словами. Алексис сделал шаг ему навстречу.

— Капитан Денти, — сказал Клод ледяным тоном, словно обращался не к женщине, которую любил, а к некоему безликому существу.

Каждый из тех, кто был сейчас на борту «Святой Марии», испытал шок. Не столько из-за того, как было произнесено это имя, сколько из-за того, что это имя было произнесено вообще.

— Капитан Клод — внятно ответила Алексис, подойдя вплотную к нему, глядя на него глаза в глаза.

— Я хотел бы объяснить, — сказал он, и голос его дрогнул: Клод не выдержал ее взгляда.

Алексис усмехнулась. Наверное, если бы сейчас перед ней стоял кто-то другой, не Таннер Фредерик Клод, у него дрожь по спине пробежала бы от такой усмешки. Но сама она пребывала в смятении. Часть ее существа желала возвращения Клода в ее жизнь. Другого такого, как он, не было на свете; никто не мог даже надеяться сравниться с ним когда-либо. Но сейчас она ненавидела себя за эту слабость и еще сильнее ненавидела его за то, что он заставил ее почувствовать себя слабой.

— У меня к вам только один вопрос, капитан Клод, — тихо и отчетливо произнесла она. — Я бы хотела получить на него ответ раньше, чем мы приступим к обсуждению причин того, почему вы оказались на моем корабле!

Клод кивнул, принимая вызов.

— Вы знали о том, что на британском фрегате был Траверс?

Он не опустил глаз под ее полным гнева взглядом.

— Да, знал.

Он не собирался просить у нее прощения. Он видел, как Алексис расслабилась на мгновение, но лишь для того, чтобы собрать весь накопившийся в ней гнев. Она подняла руку. Клод не шевельнулся в тот миг, когда ладонь ее хлестнула его по щеке.

Алексис уронила руку, глядя, как белый отпечаток на щеке Клода стал красным, как постепенно поблек и исчез под загаром. Алексис продолжала смотреть на него с вызовом, не сдавая позиций, наблюдая за тем, как свело от напряжения мускулы его лица. И тем не менее он не сделал ни единого ответного движения, лишь насмешливые огоньки зажглись в его изумрудных глазах.

Майк шагнул к Алексис. Рука его лежала на эфесе шпаги. Как бы ни относился он к ней раньше, как бы высоко ни ценил ее сейчас, он не мог позволить ей оскорблять капитана. Наивный парень! Если бы верный Майк мог видеть эту усмешку, он понял бы, как поняла это Алексис, что ей дорого придется заплатить за пощечину.

Клод заметил угрожающий жест Майка и жестом приказал матросу отступить. Алексис обвела взглядом команду. Моряки были готовы вступить в бой, если Клод не удержит своих людей. Обстановка накалилась до предела. Достаточно было искры, чтобы начался пожар, и оба капитана понимали это не хуже других.

Алексис подняла руку, обращаясь к своим матросам.

— Друзья! Это капитан Клод. Его имя незнакомо большинству из вас, зато название его прежнего корабля скажет вам многое. Таннер Фредерик Клод был капитаном «Гамильтона».

Действительно, название корабля говорило о многом. Большинство членов ее команды были в курсе того, что моряки с «Гамильтона» пытались помочь Квинтонам в тот злополучный день, когда на Тортолу высадился Траверс, а потом забрали Алексис с собой. У них не было пока оснований видеть в капитане «Конкорда» врага.

— Я не более вас понимаю, зачем капитану Клоду потребовалось подниматься к нам на борт. Давайте выслушаем его, прежде чем что-либо предпринимать.

Алексис повернулась к Клоду — теперь ему пришло время объясниться.

Клод был намерен поговорить с Алексис наедине, но прежде надо было ответить на вопрос Джордана.

— Мистер Джордан спросил, почему мы не стали преследовать британский фрегат. Ответ прост: Соединенные Штаты еще не объявили войну.

— Тогда почему вы нападаете на мирное судно? С ним проще воевать, чем с фрегатом?! — крикнул Нед Аллисон.

— Я прекрасно осведомлен о том, что за груз на борту этого мирного судна. Ваш бостонский акцент выдает вас, молодой человек. Сдается мне, что это вы объявили войну британцам, не дожидаясь, когда раскачается ваше правительство.

Джордан решил действовать в открытую. К чему притворяться, когда и так все ясно. Он заговорил свободно, не стараясь более скрыть своего южного акцента, и речь его потекла напевно и плавно.

— А где, скажите на милость, было мое правительство, когда меня загребли англичане и заставили служить в Королевском флоте? — спросил он, растягивая слова, как это делали земляки Джордана — жители Чарльстона.

— Довольно! — заявила Алексис, услышав одобрительный гул голосов, встретивший высказывание старшего помощника. — Мы с капитаном Клодом обсудим причину его визита в моей каюте. Похоже, у него вошло в привычку преследовать именно нас, и никого другого. Мистер Джордан, прошу вас проследить, чтобы с эскортом капитана Клода обращались с надлежащей вежливостью. Вам не придется терпеть их присутствие на нашем корабле долго.

Алексис жестом пригласила Клода последовать за ней, и он не замедлил воспользоваться ее приглашением. Всем своим видом она демонстрировала раздражение и гнев. Поступь ее была решительной, движения — нетерпеливыми. Клод вдруг вспомнил, каким взглядом она встретила его, когда, очнувшись после длительного беспамятства, увидела рядом с собой. Тот же гнев, то же смятение. В тот раз она тоже готова была его возненавидеть, но участь сия миновала Клода. Все самое страшное свершилось теперь. Сколько потребовалось времени, чтобы неприязнь к нему созрела в ее душе, взрастила ненависть, выплеснувшуюся в пощечину, все еще горевшую у него на щеке? Минуты? Секунды? Впрочем, на иной прием ему рассчитывать не приходилось.

Открыв перед Таннером дверь, Алексис подождала, пока он войдет, и только затем зашла сама. Едва она оказалась внутри каюты, он прижал ее к двери всем телом. Так же, как давеча Клод, ни единым движением не помешавший ей хлестнуть его по щеке, Алексис не пыталась сопротивляться его поцелую. Рот его закрыл ее рот, сминая его с той же силой, с какой ее ладонь опустилась на его щеку.

Но его поцелуй не нашел отклика в Алексис; когда он отпустил ее, она всего лишь холодно указала ему на стул. В голосе ее звучала та же насмешка, что всего несколько минут назад светилась в его глазах.

— Когда-нибудь, капитан Клод, — сказала Алексис, наливая ему вино в хрустальный бокал, — я научусь владеть собой не хуже вас.

Она села, налила вина себе и, отпив немного, добавила:

— Я унизила вас на глазах у ваших людей, капитан Клод. Благодарю вас, что вы выбрали для ответного унижения более уединенное место.

— Вы как всегда очень понятливы, Алексис, — ответил Клод, поднимая бокал.

— Не всегда, к сожалению. Я теперь для вас капитан Денти и как капитан требую объяснений.

Поигрывая ножкой бокала, Алексис откинулась на спинку стула, терпеливо ожидая, когда Клод начнет говорить.

— Я получил приказ от президента Медисона эскортировать…

— Эскортировать?! — язвительно переспросила Алексис.

— Да, именно. Я должен арестовать вас и доставить в Вашингтон.

Никакой реакции со стороны Алексис не последовало. Ни удивления, ни намека на страх. Клод решил продолжить.

— Вам гарантирована свобода, если вы согласитесь встать на нашу сторону в приближающейся войне. Ваш опыт и знания высоко оценены Президентом и близкими к нему людьми, и он желает видеть в вас друга.

— На каких основаниях вы собираетесь меня арестовать?

— Вы обвиняетесь в потворстве развязыванию войны с Британией.

— Но я англичанка. Скорее, они должны обвинить меня в измене родине.

— Многие из ваших моряков не англичане, капитан. Действуя как пираты, вы ввергаете Америку в войну. — Голос Клода звучал так, будто он отвечал затверженный урок.

— Вы знаете, что это неправда. Если бы Соединенным Штатам вздумалось записать все обиды, причиненные им Британией, получился бы список длиной в милю.

— . Я знаю. Но мне приказано, арестовать именно вас. Я не могу не выполнить приказ.

— И вы готовы арестовать меня на основании ложных обвинений?

Алексис осторожно опустила бокал на стол и сложила руки на коленях. Голос ее не дрогнул ни на йоту. Она продолжала не спеша задавать вопросы, но в этом спокойствии ощущалась твердость стального клинка.

— Я привык выполнять приказы, капитан Денти. Могу сообщить, что мое мнение не совпадает с мнением моего Президента, но это ничего не меняет и ничего не оправдывает. Будь на то моя воля, я выбрал бы иной подход.

— И какой же вы бы выбрали ко мне подход, капитан Клод?

Клоду очень хотелось сказать, что он дождался бы, пока она найдет Траверса, что сделал бы все, только бы избежать этой конфронтации… но какой смысл говорить об этом сейчас?

— Не важно, — коротко ответил Клод. — Я согласен с тем, что вы могли бы оказать нам существенную помощь, и с вами наша победа стала бы более вероятна.

— Итак, цель оправдывает средства, — брезгливо скривив губы, заметила Алексис.

— Ни в коем случае! — воскликнул Клод. — Но если нет выбора в средствах, цель становится всем.

Алексис могла бы сказать ему, что выбор был: он мог бы, например, сложить с себя полномочия, отказаться от мундира, — но она, зная Клода, понимала: он не тот человек, который откажется выполнить приказ. Для Клода отказаться от службы Президенту все равно, что для нее отказаться от поисков Траверса. Поэтому она лишь спросила:

— Вы довольны?

— Кого вы спрашиваете, капитан Денти? Вы спрашиваете командира «Конкорда» или Клода Таннера?

— Я спрашивала Клода, хотя и не имела права этого делать. Как капитан. «Конкорда» и морской офицер на службе у Президента вы можете дать только один ответ, и я знаю, что ответ будет: да, доволен.

— Что вы намерены делать? Позволите взять вас под стражу или прикажете своим людям драться?

Клод допил вино и, рассматривая пустой бокал, ждал ее решения.

— Опять ставите мне условия? — спросила она, сдвинув брови.

— Если вы согласитесь помогать нам, предоставляя информацию, мы оставим вас в покое и вы сможете делать то, что делали до сих пор, не опасаясь, что вам будет предъявлено обвинение.

Клод понимал, что лукавит, хотя по большому счету не лгал. Как называется то, что он сейчас делал, по определению, некогда данному самой хозяйкой этой каюты? Сокрытие истины, кажется, так. Клод нахмурился. Нет, всякое сокрытие истины, всякая полуправда в конечном итоге выливается в ложь. Он не стал упоминать Лафитта, да и не намеревался это делать. По крайней мере до тех пор, пока у него оставался шанс внушить Хоуву и иже с ним, насколько бессмысленной и глупой была затеваемая ими сделка.

Алексис закрыла глаза.

— Что будет с моими людьми? Они тоже будут арестованы?

— Это зависит от вас, капитан. В данном мне приказе они не упоминаются. В случае, если вы окажете сопротивление, я позабочусь о том, чтобы все американцы в вашей команде были посажены в тюрьму. Мне нетрудно будет это сделать, учитывая характер вашей совместной деятельности.

Алексис уставилась на него во все глаза, стараясь понять, готов ли он выполнить угрозу. Очевидно, он говорил всерьез.

— Итак, вы занесли топор над моей головой. Что, если мы предпочтем драться? Вы ведь можете и проиграть.

— И вы рискнете? — поддразнил ее Клод.

Алексис ответила не сразу, но раздумья ее не были долгими. Разве она была свободна в выборе? Приходилось выбирать между собой и людьми, за которых она отвечала… Безусловно, если завяжется бой, не избежать смертей с обеих сторон. А как насчет Траверса? Он ушел, и подготовка к очередной попытке поймать его займет месяцы. Что она выиграет, ввязавшись в битву? Быть может, у нее появится шанс догнать Траверса? Нет. Если о нападении на «Конкорд» станет известно американским властям, а это непременно случится, она станет объектом настоящей охоты. К тому же власти Штатов позаботятся о том, чтобы разорить ее компанию. Клод думал надавить на нее, возлагая ответственность за возможную гибель людей на борту ее судна, но на самом деле, в случае ее отказа подчиниться Таннеру, она взяла бы на душу еще больший груз. Алексис чувствовала себя в равной мере в ответе за всех, кто бороздил моря на других ее кораблях. За них и за их семьи. Итак, цена свободы оказывалась непомерно высокой.

— Риск считаю неприемлемым. Теперь я вновь становлюсь вашей пленницей. По-видимому, я ничего не смогу сказать в свою защиту.

— Вы вольны говорить все, что угодно, но вряд ли это поможет, — ответил он.

— Хорошо, — решительно заключила она. — Тогда наш уговор остается в силе. Вы можете арестовать меня, и я даю вам слово, что сопротивление не будет оказано, но я не обещаю, что не буду пытаться бежать.

— Принимается, — ответил Клод.

— И еще, капитан Клод, — пристально глядя ему в глаза, добавила Алексис, — на этот раз мне будет сложнее. Но однажды я все равно убегу. Едва ли я смогу согласиться на предложения ваших начальников. Они должны понимать, что мои методы совершенно отличны от принятых в военном флоте. Информация, которой располагаю я, вполне доступна любому моряку. Вы осведомлены о тактике и стратегии британцев в той же мере, что и я.

Впервые за все время разговора Клод улыбнулся, словно стряхнул с себя давящий груз.

— Я сделал только то, что от меня требовалось.

— И вы всерьез полагаете, что я стану вам помогать после того, как вы не дали мне совершить задуманное и к тому же угрожаете тем, что упрячете в тюрьму моих людей? — недоуменно воскликнула Алексис.

— Мне это и в голову не могло прийти. Я получил приказ доставить вас в Вашингтон для встречи с Президентом и его четырьмя помощниками, теми, что передали мне его приказ. Что вы скажете им, меня уже не касается, — ответил Клод как можно мягче.

— Понимаю, — процедила Алексис, презрительно смерив его взглядом.

Клод был готов и к презрению, и к ненависти. Он спокойно смотрел ей в глаза, ожидая прочесть в них все это. Но ненависти не было. Не было! Только сейчас он понял всю глубину чувства, которое некогда испытывала к нему Алексис, глубину той любви, насладиться которой ему так и не довелось. Тогда, чтобы спасти в ней любовь к нему, он отпустил ее. Как же ему трудно будет держать Алексис пленницей сейчас!

— Я сообщу им ваше решение, а вы пока соберите то, что считаете нужным взять с собой, — сказал Клод.

Алексис подошла к столу.

— Не слишком мудрое решение. Вам не следует подниматься на палубу без меня. Моим людям это не понравится.

Клод продолжал сидеть, и Алексис, усмехнувшись, добавила:

— Мне надо сделать кое-какие записи в судовом журнале. А Пич упакует мои вещи.

Алексис села за стол и открыла журнал. Обмакнув перо в чернильницу, она написала:

«Восемнадцатое июня.

Капитан Клод, я навек запомню этот день; И вам я этого никогда не забуду».

Клод ничего не сказал, но и он знал, что никогда не сможет забыть этот день.

В Вашингтоне тоже оказалось немало людей, которые посчитали этот день знаменательным. Не потому, что был схвачен капитан Денти — то было не слишком значительное событие для огромной страны, — но потому, что Конгресс ввел в силу предложение Медисона. Война Англии была объявлена.

Алексис встала из-за стола.

— Пошли?

Клод, кивнув, последовал за ней через кают-компанию к лестнице. Уже на палубе Алексис сказала:

— Прошу вас, придержите ваш эскорт. Я бы хотела поговорить с командой без посторонних.

— Я должен слышать, что вы им скажете, — ответил Клод. — Не годится, чтобы вы призывали команду способствовать вашему побегу.

— Я не собиралась этого делать, но, если вам так необходимо, можете послушать. Я не намерена злоупотреблять преданностью моих людей. Убежать я смогу и без их помощи.

Клод жестом пригласил сопровождающих с «Конкорда» подойти к нему, и те неохотно повиновались. С тех пор как Алексис и Клод удалились для совещания, между представителями команды «Конкорда» и моряками со «Святой Марии» не было произнесено ни слова. Мужчины из враждебных лагерей лишь смотрели друг на друга с немой угрозой.

Моряки со Святой Марии окружили своего капитана. Алексис велела Пичу спуститься вниз и собрать ее вещи.

— В шкафу ты найдешь баул. Сложи все туда. Я иду с капитаном Клодом.

Все возмущенно загудели. Моряки с «Конкорда», наоборот, разом облегченно вздохнули. Алексис едва ли замечала ропот одних и радость других. Она видела перед собой только глаза мальчика, который никак не мог понять, как его кумир, его королева могла согласиться сдаться и покинуть их.

— Иди, Пич, вещи нужны мне прямо сейчас.

Она знала, какое этот паренек испытывает разочарование. Он был еще слишком мал, чтобы понять, чем диктовалось ее решение. Алексис с материнской лаской смотрела в полудетское худенькое личико с огромными карими глазами. Он готов был драться, он желал драться, а она — нет. И решения здесь принимала она. Алексис проводила мальчугана взглядом, и только затем посмотрела в лица остальных.

— Меня арестовывают за действия, которые, по мнению американского правительства, способствуют развязыванию войны с Великобританией.

— Капитан Денти! — воскликнул Джордан, не в силах более сдерживаться. — Вы же англичанка! Это ошибка! Глупо обвинять вас в том, к чему вы не имеете отношения!

— Мистер Джордан, я прекрасно знаю, гражданкой какого государства являюсь. Надеюсь, вы так же хорошо помните, чье гражданство имеете.

Все разом замолчали, осознав наконец, что Алексис пожертвовала собой ради их спасения. Алексис продолжала говорить спокойным, ровным голосом, без всякого нажима, и тем не менее каждый из тех, кто был с ней рядом, прекрасно понимал, что ее слова следует воспринимать как приказ, который надлежит выполнять без обсуждений.

— Я согласилась пойти с капитаном Клодом. Однако я надеюсь покинуть корабль до того, как он причалит в Вашингтонской гавани.

Алексис улыбнулась и увидела ответные понимающие улыбки на лицах моряков.

— Оставляю капитаном мистера Джордана. А теперь слушайте мое последнее распоряжение: не мешайте людям с «Конкорда» делать то, что им приказано. Пусть уходят. Я не хочу, чтобы вы помогали мне бежать. Когда вернетесь на Тортолу, расскажите о том, что произошло, мистеру Грендону. Передайте, что я возлагаю на него всю ответственность за ведение дел в компании. Каждый из вас волен решать: остаться ли с ним или воевать за свою страну. Как бы вы ни поступили, я приму ваш выбор с уважением. Что касается меня, то после того, что случилось, я помогать Соединенным Штатам не стану, и, поскольку сделка между мной и вашим правительством все равно невозможна, снисхождения мне ждать не приходится. Видимо, мне придется довольно долго просидеть в тюрьме, если, конечно, меня сумеют туда доставить.

— Вот и все, что я имела сообщить моим людям, — закончила Алексис, обернувшись к Клоду. — Теперь мы можем идти.

Клод молчал, хмуро глядя на моряков с «Конкорда», которых взял с собой на корабль Алексис. Услышав быстрые легкие шаги за спиной, он обернулся. Это был юнга, несший мешок с вещами капитана Денти. Пич протянул мешок Алексис, и она приняла его из рук мальчика. Клод не предложил свою помощь. Ее нынешний статус не позволял ему поступить так, как должно поступить мужчине. Капитан «Конкорда» направился к группе ожидавших его моряков. Алексис шла следом, гордо вскинув подбородок. Но как бы ни желала она, чтобы команда увидела в ней своего прежнего независимого капитана, сохранившего достоинство и присутствие духа даже в этих печальных обстоятельствах, от глаз моряков не могли укрыться ни легкая дрожь в ее руках, ни подрагивающие губы, ни подозрительно блестящие глаза. Единственным, что утешало Джордана и остальных, было то, что капитан Клод не мог видеть проявлений ее слабости.

Клод перепрыгнул со шлюпки на «Конкорд» и подхватил переброшенный Алексис мешок. Она приняла протянутую ей руку Таннера лишь потому, что была в платье, но прыгнула сама. Затем по приказу Клода ее увели вниз. Только когда Алексис ушла с палубы, Клод дал приказ к отплытию.

Лендис проводил Алексис в ее новые апартаменты. Каюта, в которой предстояло жить Алексис, оказалась намного меньше той, в которую поселил своего добровольца-юнгу капитан Клод в бытность ее на «Гамильтоне». Здесь был только самый необходимый набор мебели — никаких украшений, никаких излишеств. Лендис вышел, и Алексис услышала, как снаружи опустился засов. На этот раз она не только могла считать себя узницей, но и была таковой. Алексис прислонялась спиной к двери и медленно сползла вниз, прижимая к животу баул с одеждой. Уткнувшись лицом в грубую мешковину, как в подушку, она закрыла глаза. Корабль качнуло: «Конкорд» снялся с якоря. Сквозь плеск воды о корму до слуха Алексис доносились крики — то матросы со «Святой Марии» проклинали матросов с «Конкорда», ее бывших друзей. Слезы душили Алексис. Первые слезы за последние два года.

Проклятия смолкли, и наступила гнетущая тишина. Джордан и его команда смотрели вслед уходящему «Конкорду». Алексис не удивилась бы, узнав, что первым, кто высказался по поводу произошедшего, был Пич.

— Мистер Джордан… Я хочу сказать, капитан… Как могла она нас оставить? Почему не стала драться? Неужели она струсила?

Пич обводил беспомощным взглядом лица товарищей, надеясь, что они как-нибудь смогут объяснить ему причины столь странного поведения капитана Денти. Он очень хотел услышать что-то, что помогло бы восстановить разрушенный образ, вернуть Алексис на пьедестал, воздвигнутый мальчиком в его воображении, и даже нe пытался сопротивляться, когда Нед Аллисон сгреб его за воротник и тряхнул хорошенько, так, что юнга чуть не упал.

— Щенок, да как ты…

Джордан выступил вперед и, жестом остановив Неда, примирительно сказал:

— Он не понимает, Нед. О был внизу, когда Алексис все объяснила…

Джордан взял мальчугана за плечи, погладил по черной курчавой голове и тихо, глядя в глаза, спросил:

— Сколько ты уже с нами, парень?

— Три месяца, мистер.

— И ты считаешь, что трусость заставила капитана покинуть корабль?

— Да, сэр.

— Капитан Денти спасла нас от тюрьмы, Пич. Никому дела не будет до того, что тебе только двенадцать и ты, так же как и она, англичанин. Если бы она решила драться, чего мы все хотели, то многих из нас уже не было бы на этом свете, ты понимаешь?

Пич кивнул и с надеждой в голосе спросил:

— Так мы сейчас отправимся вдогонку за ними? Мы же не можем допустить, чтобы им это сошло с рук! Надо помочь ей бежать.

— Последний приказ капитана Денти помнишь? Она велела нам не вмешиваться в то, что происходит. Она и сама справится. Она понимает, чем обернулась бы для нас наша помощь.

Джордан покачал головой. Он-то знал, что Алексис мечтала о невозможном. Американцы примут все меры безопасности и бежать ей все равно не дадут.

У Пича рот открылся от удивления, но он не произнес ни звука и тут же с силой хлопнул себя по губам.

— Что такое, Пич? Что случилось? — недоуменно спросил Джордан.

Мальчик ответил не сразу. Еще ни разу он не посмел ослушаться капитана и сейчас терзался сомнениями, не зная, верно ли поступил. Как бы ни было трудно признаваться в содеянном, он не мог промолчать, видя, что все на него смотрят и ждут объяснений.

— Я не знал, что она не хочет, чтобы мы ей помогали. — Голос его сорвался, но он нашел в себе силы продолжить: — Я не знал, что она не хочет этого. Иначе я бы никогда не посмел. Честное слово!

— Так что же ты сделал? — нетерпеливо спросил Питер, постукивая носком сапога по палубе.

— Я положил ей в мешок кинжал, — шепотом признался мальчик.

Матросы сперва удивленно уставились на юнгу, а затем стали переглядываться, улыбаясь.

— Устами младенца… — тоном оракула провозгласил Уилкс, и тут же все засмеялись; про себя каждый подумал, что на месте Пича сделал бы то же самое.

Джордан пригладил непослушную светлую гриву.

— Ну что же, друзья! Никто из нас раньше не нарушал приказа, не так ли?

— Нет, — усмехаясь, моряки покачивали головами.

— Так почему же у нас сейчас так чертовски хорошо на душе? По рядам матросов пробежал смех. Быть может, Алексис и будет недовольна, да только что она сможет поделать? Питер подкинул мальчишку в воздух и усадил на свои могучие плечи. Со счастливой улыбкой юнга смотрел по сторонам. Все расходились по своим постам с такими же просветленными лицами. «Святая Мария» делала разворот.

— Вначале пойдем в Род-Таун, — сообщил Джордан. — Расскажем обо всем Грендону. А уж потом поплывем в Вашингтон. Если она собирается бежать, то ей понадобится средство передвижения, на котором она могла бы бежать!

Все закивали.

— Вы знаете, что она будет злиться, — добавил Джордан с серьезным выражением лица, но не выдержал и рассмеялся. — Вот уж она нас поболтает с раины на киль!

 

Глава 10

Прошел всего час заключения на борту «Конкорда», но Алексис этот час показался вечностью. Она смахнула ладонью остатки слез и обвела глазами каюту. Большую часть ее занимала кровать. Между кроватью и боковой стеной втиснулись туалетный столик и комод. К счастью, в каюте был иллюминатор, и именно он привлек внимание Алексис прежде всего. Она попыталась открыть его, но тщетно. После нескольких минут упорной работы, подкрепленной яростью и отчаянием, ей удалось распахнуть иллюминатор, но, увы, даже для ее стройного тела отверстие оказалось маловато. Прежде чем закрыть окошко в мир, Алексис глубоко вдохнула солоноватый морской воздух. Усевшись с размаху на кровать, она уставилась взглядом в стену. Как выбраться отсюда? Через иллюминатор? Но если даже она как-то сумеет протиснуться в него, сделать это в ближайшее время все равно не удастся. Придется терпеть до Вашингтона. Надежды на то, что она сможет добраться до берега вплавь, не было, как и другой надежды — что ее подберет проходящий корабль.

Итак, придется сидеть и ждать. Алексис не могла понять, почему Президент выбрал такой изуверский способ добиться встречи с нею. Арестовать ее! Обвинения были просто абсурдны! Не могли же они быть такими глупцами! Она бы помогла им сама. Еще немного, и она бы предложила им…

Алексис вскинула голову, услышав, что снаружи поднимают засов.

— Никого не желаю видеть, — крикнула она.

По-видимому, ее слова не произвели на того, кто стоял за дверью, никакого впечатления. Торопливо отвернувшись, Алексис насухо вытерла мокрое от слез лицо. Ей не хотелось, чтобы вошедший, кем бы он ни был, увидел свидетельства ее отчаяния.

— У вас нет выбора, капитан Денти, — ответил знакомый голос.

Клод вошел и закрыл за собой дверь.

— И вам нечего опасаться. За дверью стоит часовой.

— Я не боюсь вас. — Алексис спрятала за спину руки. Она ничего не могла с собой поделать: пальцы ее дрожали, сердце сковывал страх, природу которого она не могла понять. И все же источником этого страха мог быть только он — высокий и статный мужчина, заполнивший собой почти все свободное пространство маленькой каюты.

Клод ничего не сказал по поводу припухших век и покрасневших глаз пленницы, делая вид, что не замечает того, что он сделал с ней; а если и замечает, то не считает ее слезы достойными внимания. Он не мог отвести взгляд от ее наряда. Сейчас он искренне желал, чтобы на ней было что-то построже. В этом платье она казалась такой ранимой, такой хрупкой. Но вот Алексис справилась с собой, взглянула ему в глаза — и сразу перестала казаться жалкой. Она более не была беспомощным созданием. Ее золотые глаза напомнили Клоду о том, что перед ним была женщина, которую он хотел, но не мог иметь. Когда Клод заговорил, голос его был полон горечи.

— Есть вещи, которые нам надо прояснить с самого, начала, капитан Денти. Гарри сказал, что вы не стали разговаривать ни с ним, ни с Джоном. Я бы не хотел, чтобы вы относились к ним как к мерзавцам. Они уважают вас, и, презирая их, вы заставляете их страдать.

Алексис вскочила с кровати. Подбоченясь, расставив для устойчивости ноги, она тряхнула головой и решительно вздернула подбородок.

— Что ж, капитан Клод. Давайте расставим все точки. Я впервые слышу, чтобы от пленника требовали любезного отношения к своим тюремщикам. И я отказываюсь брать на себя вину за их оскорбленные чувства. Не я, они сами покрыли себя позором! Я не принуждала их делать гнусности!

Клод ничего не сказал. Собственно, и говорить тут было не о чем.

Алексис спокойно прошла мимо Клода к мешку с одеждой и принялась разбирать вещи. Заметив замешательство Танкера, она засмеялась.

— Вы можете сесть на кровать, капитан Клод. Апартаменты, которые вы предоставляете пленникам, не рассчитаны на прием посетителей.

Клод тут же безмятежно растянулся на кровати, закинув руки за голову. Он не замечал или не хотел замечать того, что Алексис готова была броситься на него с кулаками за ту бесцеремонность, с которой он распоряжался в ее каюте.

— Быть может, эти апартаменты и невелики, зато надежно охраняются.

— Вам виднее, — с насмешкой откликнулась Алексис. — Скажите, капитан, почему вы не дали мне взять Траверса? Вы же знали, что я почти у цели. Вы могли бы подождать и захватить меня после.

— Траверс мог вас убить, — не меняя интонации, ответил Клод.

— Риск — дело благородное, к тому же рисковала я, а не вы.

— Вот именно. Я не мог рисковать: командование приказало мне доставить вас в Вашингтон живой.

Алексис предпочла не отвечать, продолжая разбирать вещи. Глядя на нее, Клод не мог оставаться равнодушным к непринужденной грациозности ее движений, красоте ее тела… Вот она достала пару бежевых брюк, разгладила их и, аккуратно сложив, убрала в выдвижной ящик комода. Затем достала рубашку и точно так же аккуратно сложила ее. Он не мог оторвать взгляда от этих рук, ласкающих материал, тех самых рук, что некогда ласкали его обнаженную плоть.

— Я скучал по тебе, Алекс, — внезапно сказал он и тут же пожалел об этом.

Она мгновенно отреагировала на его слова, хотя и не произнесла ни слова. Алексис замерла, словно застыла на мгновение, уставившись в мешок. Секундное замешательство — и она продолжила свою работу как ни в чем не бывало.

Но Клод льстил себе, думая, что именно его слова послужили причиной внезапной перемены, происшедшей с Алексис. В тот самый момент, когда прозвучало его признание, рука ее коснулась холодного металла. Алексис едва не рассмеялась. Ох уж этот Пич! Мысленно она поблагодарила его за этот подарок, за его попытку помочь ей. Незаметно Алексис опустила нож в высокий ботинок, затем как ни в чем не бывало достала ботинки из мешка и поставила у кровати. Только после этого она вспомнила о сказанном Клодом и украдкой бросила взгляд в его сторону. Судя по всему, он уже жалел о своей откровенности. Медленно Алексис повернулась лицом к Таннеру, чувствовавшему себя на ее постели так легко, так естественно. Он мало изменился за два года. Густые, медно-рыжие волосы стали чуть длиннее и вились на концах. Под темно-синим форменным кителем и белыми брюками проступали бугры мышц. Она помнила его тело на ощупь, знала, каким жарким оно могло быть. Рубашка, открытая у ворота, позволяла видеть, как пульсирует у него жилка на шее. Внезапно Алексис заметила, как участился его пульс. Вот он замер — перестал дышать. Его зеленые глаза притягивали ее все ближе. Она теряла волю к борьбе. Его губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать или, может быть, поцеловать ее.

Алексис резким движением отвернулась, склонившись над мешком. Доставая свой черный шелковый костюм и не глядя на Клода, она тихо шепнула:

— Я тоже скучала по тебе, Клод.

Он закрыл глаза. Если бы она взяла плеть и хлестнула его по лицу, ему и то не было бы так больно. Но еще больнее было бы услышать холодный ответ на слова, которые он так и не решился произнести, на его признание в любви.

Ему показалось или он действительно услышал звук, похожий на всхлип. Клод открыл глаза в тот момент, когда Алексис доставала со дна мешка рубашку — его, Клода, рубашку. Подняв глаза от своего талисмана, Алексис увидела, что и Клод узнал некогда принадлежавшую ему вещь. Ей хотелось швырнуть эту рубашку ему в лицо, но она не в силах была заставить себя с ней расстаться. Так где же она? Когда она придет — та ненависть, которой только и заслуживал человек, в очередной раз вставший у нее на пути? И почему она не может отыскать в себе этого чувства?

Ненависти не было, но не было и любви. Желание рассказать ему о том, что она чувствовала к нему последние два года, прошло, едва она увидела Клода на борту своего корабля. Но она не могла перестать желать его. Все в ней кричало об этом: глаза, губы, тело. Пусть невысказанное, ее желание почти физически ощущалось в тесной каюте.

Клод поднялся и сделал шаг. Он взял рубашку из ее дрожащих пальцев. Алексис по нескольку раз штопала прохудившуюся ткань на локтях, и Клод не мог не заметить этой трогательной детали.

— Ты часто ее носила? — тихо спросил он.

— Да.

Алексис потянула рубашку на себя, их кисти на миг соприкоснулись, и, словно обжегшись, она отдернула руку в тот же миг, что и он. Рубашка упала на пол. Алексис наклонилась, чтобы поднять ee… Клод бережно, на настойчиво предупредил ее. Алексис замерла.

— Почему?

Это слово, будто живое, вспорхнуло вверх, задев ее щеку, согрев ее, и Клоду показалось, что он увидел на щеке Алексис розоватый след.

Алексис прикоснулась к щеке ладонью, затем решительно сняла со своих плеч его руки, отступая назад. Ей стало трудно дышать; ее испугал и сам вопрос, и то, как она восприняла его.

Алексис решительно подняла рубашку, бережно и аккуратно сложила ее, расправляя складки.

— Это единственная вещь, которая у меня осталась от тебя. Единственная вещь, которая напоминала мне о том, что ты не плод моего воображения. — Замолчав и повернувшись к нему спиной, Алексис убрала рубашку в комод. — Я надевала ее только ночью, — тихо добавила она. — Спала в ней. Мне нравилось думать, что я сплю с тобой.

— А сейчас все изменилось, — полуутвердительно-полувопросительно сказал Клод.

— Ты знаешь сам, — ответила Алексис, снова поворачиваясь к нему лицом.

Слова ее разбили тишину, словно молоток хрупкое стекло, — все было названо своими именами.

Он знал о том, что между ними ничего не будет, уже в тот момент, когда брал в руки конверт с приказом, но лишь сейчас Клод понял, что до сих пор не смог с этим смириться. Он резко отвернулся, не в силах более выносить мягкий янтарный свет, льющийся из ее глаз. На его отчаянно громкий стук в дверь охранник отодвинул засов снаружи и выпустил Клода. Он ушел, не оглянувшись. Алексис скорее почувствовала, чем услышала, как опустился засов. Шаги за дверью стихли. Едва осознавая, что делает, Алексис вытащила из ботинка кинжал и метнула его в стену своей тюрьмы.

Лезвие глубоко вонзилось в дерево. Костяная ручка продолжала вибрировать, пока она, упав на постель, уставившись невидящими глазами в иллюминатор, боролась с собой, стараясь унять дрожь в губах и непрошеные слезы.

Несколькими часами позже Клод принес ей обед. Он оставил поднос на столе и ушел, не глядя на нее, а пустой поднос позже забрал Франк. Свет проникал в каюту только сквозь иллюминатор, и с наступлением вечера ее тюрьма погрузилась во мрак, лишив возможности созерцать хотя бы что-нибудь.

Алексис закрыла глаза и, сжавшись в комок, натянула на себя одеяло. Ей снились не моря, не битвы, не Клод, даже не ее тюрьма. Ей снилась девочка, которой когда-то была она сама, девочка, чей мир составляла горка черной сажи в углу.

Клод не спал в эту ночь. Стоя неподалеку от рулевого, он всматривался вдаль, не покажется ли на горизонте «Святая Мария». Если Алексис и была абсолютно уверена в своих людях, Клод не разделял ее веры. Он видел, какими взглядами провожали они своего капитана, и понимал, что они с большой неохотой подчинились приказу не затевать драки. Действительно, ее речь, когда она сообщила им о происшедшем, была исполнена величия. Ни намека на жертвенность и снисходительность — ничего, что могло бы задеть их чувства. Голос спокойный и уверенный, с той необходимой долей авторитарности, которая может гарантировать безусловное исполнение приказа. Они придут, думал Клод. Придут рано или поздно. Клод мечтал о том, чтобы это случилось поскорее.

Он думал о ней, спящей в его рубашке под мягким белым льном простыни; о том, как выглядит она во сне, когда на нее смотрит один только голубоватый месяц, заливая ее призрачным светом, очерчивая полутенями нежные округлости тела. Он вспоминал, как просыпался сам, как смотрел на нее, и она просыпалась тоже. Улыбка теплилась где-то в самых уголках ее губ, желание проявлялось в едва заметном наклоне головы, сопровождавшемся взмахом золотых волос — шелковисто-нежных и тоже отсвечивающих голубым.

Хватит, приказал себе Клод. Теперь уже не важно, чем она была для него, теперь он должен был видеть в ней лишь капитана Денти. Если явятся ее люди, они будут сражаться за своего капитана. Алексис была частью их жизни, их, а не его. И сейчас, запертая в четырех стенах каюты за крепким засовом, она принадлежала только себе.

— Я пришел вас сменить, капитан, — сообщил Лендис, возвращая Клода к реальности.

— Да, пожалуй, пора.

— Вы думаете, они придут? — спросил Лендис, принимая вахту.

— А вы нет?

— Я думаю, придут. И ребята считают так же.

— Так почему ее люди должны думать по-другому?

— Мне не слишком хочется встречаться с ними в бою, — покачав головой, признался Лендис.

Клод невесело усмехнулся.

— Разве мне этого хочется?

— Да, — последовал ответ.

Клод удивленно оглянулся на друга.

— И что вас заставляет так думать?

Глядя вдаль, Лендис ответил:

— Вы знаете не хуже остальных, что на этот раз у нее нет надежды на спасение, что бы она ни говорила. И если бы ее люди пришли к ней на помощь, всем, в том числе и вам, стало бы легче.

Клод угрюмо насупился.

— Чтобы я больше не слышал этого, Лендис. И нечего ссылаться на остальных. Забудьте об Алексис! Женщина, которую мы взяли в плен, — капитан Денти, и капитана Денти мы сейчас везем в Вашингтон! Никому из нас не станет легче от того, что мы будем мучиться и переживать. Мы только утратим бдительность, и она сразу воспользуется этим. Имейте в виду, я разберусь с любым, кто проявит малейшую нерешительность, когда будет приказано вздернуть ее на нок-pee!

Клод зашагал прочь, не заметив что Лендис улыбается ему вслед.

Лендис посмотрел на стоящего за штурвалом Тома Даниелса и по тому, как тот передернул плечами, понял, что он слышал все. И Лендис, и Том, как, впрочем, почти каждый на корабле, сильно сомневались в том, что капитан смог бы подать своим подчиненным пример, если бы повесить Денти приказали ему.

Готовясь ко сну, Клод думал о только что сказанном. Кого он пытался убедить: себя или Лендиса? Разве он властен над сознанием, над чувствами подчиненных? Не мог же он расколоть надвое каждого из своих моряков и раздвоиться сам. Алексис тоже была существом единым. Будучи капитаном Денти, она оставалась женщиной, которую он любил. Засыпая, Клод мечтал лишь о том моменте, когда моряки со «Святой Марии» заставят его действовать, освободив от тягостных раздумий.

Несколько дней прошло в монотонном однообразии. Алексис успела пересчитать количество досок, образующих пол ее каюты. Она успела дать имя каждому следу от сучка на потолке и научилась распознавать стражников по шагам. Она представляла себе лица людей, сменяющих друг друга на посту возле ее двери. Вот это Франк Спринджер, тонкокостный высокий парень с легкой и пружинистой, как и его имя, походкой. А вот его сменщик Майк Гаррисон — увалень, шагающий тяжело, чуть косолапо. Гарри Янга она узнавала по шаркающим шагам, отчего-то ассоциирующимся у нее с его кривоватой усмешкой. Зато Том Даниелс двигался с вальяжной грацией отменного фехтовальщика. Шаги его были почти неслышными, вкрадчивыми. Правда, Алексис не удавалось представить себе походку Форреста, зато он заявлял о себе громким кряхтеньем.

Клод все не приходил, хотя его шаги она узнала бы среди сотни других. В его поступи читался молчаливый вызов, самоуверенная надменность знающего себе цену человека. Победная поступь героя посреди восхищенной толпы. Его шаги звучали как шум аплодисментов.

Как раз сейчас она слышала те самые хлопки, что производили его сапоги, ступавшие по доскам пола кают-компании. Алексис угрюмо отвернулась к окну.

— Мне скучно, — заявила она, когда он вошел в каюту.

— Вы всегда встречаете посетителей этой фразой?

— Я знала, что это вы.

— Но как?

— Ваши зрители объявили о вашем приходе. Оглянувшись и встретив недоуменный взгляд Клода, Алексис снова отвернулась.

— Не обращайте внимания. Знала, и все. Я же сказала, что мне скучно, — раздраженно добавила она.

— А где игрушка, которую я видел здесь пару дней назад? — с ледяной улыбкой спросил Клод. — Та самая, что торчала в двери.

— В моем ботинке. Если хотите, можете взять его себе.

— Нет, спасибо. Развлекайтесь. Пока эта штука не нашла путь к моему сердцу, я спокоен.

Оба они одновременно развернулись навстречу друг другу, словно гладиаторы на арене. Он сел на кровать, она встала у стены.

— Откуда у тебя взялся кинжал? — спросил Таннер, устраиваясь поудобнее.

— Должно быть, его положил в мешок мой юнга.

Алексис продолжала смотреть на Клода так, будто прикидывала, насколько силен враг.

— Это тот мальчишка со щенячьей влюбленностью во взгляде? — небрежно спросил Клод.

— Что ты хочешь этим сказать? — решила подразнить его Алексис. — Предположим, и я замечала, что он немного влюблен в меня. Неудивительно. Он еще не успел привыкнуть, ведь Пич плавал со мной всего пару месяцев.

Алексис едва удержалась от улыбки, вспоминая, как Пич норовил прошмыгнуть мимо нее незаметно. Мальчишка так и не научился готовить ей горячую ванну.

— Они что, все в тебя влюблены? — прищурившись, поинтересовался Клод.

— С чего ты взял?

— Ну, если судить по Пичу, то…

— Лучше оставим это, капитан.

— Я думал, вам действительно скучно. Впрочем, если вам мое общество не по вкусу…

Клода не обманул ее тон; как бы она ни стремилась показать свое безразличие, Алексис очень не хотелось, чтобы он уходил.

— Я пришел предложить вам свободу передвижения по кораблю, если вы дадите мне слово не делать попыток к бегству.

— Вам достаточно моего слова? — тихо переспросила она.

— Разумеется. Вы никогда не лгали мне раньше.

Алексис раздирали сомнения. Свобода перемещения по кораблю для нее, запертой в четырех стенах, была равносильна полной свободе. Она оглядела каюту, затем остановила взгляд на Клоде. Чуть склонив голову набок, тот пристально смотрел па нее.

— Не могу дать вам слова, капитан. Я буду пытаться бежать. Лучше вам держать меня под замком.

— Вы ответили не сразу. Почему?

— Ага, вы предвидели мой ответ.

— Да. Но я думал, что вы скажете это быстрее.

— Значит, вам нравится меня испытывать? — гневно воскликнула Алексис. — Уйдите прочь! Вы мне противны!

— Не верю, — ответил Клод, усмехнувшись.

Алексис смотрела на него в упор.

— Меня тошнит от вас, от ваших пошлых шуточек и грязных намеков! Меня бесит, когда вы оскорбляете Пича и других моих людей, а заодно и меня вместе с ними! Прекратите ухмыляться! Вы напоминаете мне Лафитта. На его лице эта улыбочка, эта вздернутая бровь выглядели бы естественно, даже обворожительно. Но вы, вы смотритесь как уличный мошенник и прощелыга и не внушаете ничего, кроме отвращения!

Едва Алексис упомянула Лафитта, Клод сразу посерьезнел.

— Вам не следует упоминать о Лафитте. Лучше, чтобы никто не знал, что вы с ним знакомы, — без улыбки сказал он.

Казалось, Алексис ничуть не задели его слова.

— Я могу говорить, что захочу и о ком захочу. Лафитт мой друг, и я не собираюсь этого скрывать.

— Для вас может оказаться очень накладно иметь такого рода друзей.

— Я никогда бы с ним не подружилась, если бы вы не увезли меня с Тортолы.

— Но тогда вы бы никогда не узнали меня, — с нажимом в голосе произнес Клод и, сделав паузу, добавил: — Так близко, как знаете сейчас.

С Алексис было довольно. Она подбежала к ночному столику и принялась швырять в Таннера всем, что попадало под руку. Схватив рубашку, ту самую, что досталась ей от Клода, она шагнула к иллюминатору. Открыв его, она уже собралась было вышвырнуть рубашку за борт, но Клод не дал ей этого сделать.

— Пусти! Она моя, и я вправе делать с ней, что захочу!

Клод довольно грубо разжал ее пальцы и отнял рубашку. Затем он взял Алексис за подбородок и, глядя в ее глаза, блестящие от готовых пролиться гневных слез, тихо и раздельно произнес:

— Она теперь моя. Я давал ее тебе не для того, чтобы ты ее выбрасывала.

— Так забирай! — бросила ему Алексис. — Забирай и убирайся! И побыстрее, не то мой клинок отыщет дорогу к твоему сердцу!

Резко повернувшись, Клод вышел, забрав с собой рубашку. Майк стоял на страже возле двери. Беднняга переминался с наги на ногу и смущенно улыбался. Нетрудно было догадаться, что он слышал каждое слово.

— Ты свободен, Майк, — быстро сказал Клод. — Иди. Я скоро приду.

После того как Майк ушел, Клод еще несколько минут смотрел на закрытую дверь, сжимая в руках рубашку. Наконец он принял решение. Сложив рубашку с тем же тщанием, с каким это делала Алексис, он снова вошел к ней.

Алексис стояла на том самом месте, на котором он оставил ее, но в ней больше не было ни гнева, ни ярости. Вместо злобной ухмылки его встретил приветливый взгляд. Ее глаза скорее напоминали жидкое золото, чем янтарный лед. Она чуть дрожала в предвкушении того, что он должен был сказать.

— Ничего не получается, так?

— Да. Я не могу заставить себя ненавидеть тебя.

— А я не могу перестать тебя любить.

Она поморщилась, как от боли.

— Нам надо поговорить, Алексис. — Клод положил сложенную рубашку на ночной столик и сел на край кровати.

Алексис после некоторого колебания села рядом. Оба не решались повернуться друг к другу лицом, внутренне готовясь к предстоящему перемирию. Алексис начала было первой, но Клод остановил ее взглядом, настолько ощутимым физически, что ей показалось, будто он приложил палец к ее губам.

— Я кое-что должен тебе объяснить, — произнес он. — Это надо было бы объяснить с самого начала, когда я привел тебя сюда. Я был несправедлив, и мне не стоило избегать тебя. Знаешь ли ты, что тем, кто дал мне приказ, все о тебе рассказал я?

— Можно было бы догадаться: это мог сделать только ты.

— Я так и предполагал; даже больше — я делал все для того, чтобы ты поверила. Я хотел, чтобы ты считала меня предателем. Но я рассказал им о тебе лишь для того, чтобы они оставили тебя в покое. Все оказалось тщетно. Я просил, чтобы меня избавили от этого задания, и чем больше я пытался внушить им мысль о бессмысленности того, что они задумали, тем настойчивее они требовали от меня выполнения приказа, тем больше им хотелось иметь тебя при себе. В этом, — с грустной улыбкой добавил Клод, — они похожи на меня. Нам удалось вычислить твое местонахождение благодаря письму, перехваченному в Лондоне. Тебе писал Скотт Хансон. Когда мы увидели твой корабль и поняли, что ты пытаешься заманить Траверса в ловушку, я принял решение взять тебя в плен. И знаешь, Алекс, я об этом не жалею.

— Ты вправе думать и действовать, как считаешь нужным. Наверное, со своей точки зрения, ты поступил правильно, — тихо заметила Алексис.

— Алекс, — продолжал Клод так, будто не слышал ее слов, — на «Конкорде» есть только один человек, который, я уверен, не стал бы помогать тебе бежать ни при каких обстоятельствах. И этот человек я. И все же я не могу запретить себе желать тебе того же, чего ты сама себе желаешь, даже если я держу тебя здесь в плену и знаю, что чем сильнее ты будешь меня ненавидеть, тем сильнее будешь стремиться убежать.

— Зачем ты мне все это говоришь?

— Ты будешь стремиться на волю вне зависимости от того, что думаешь обо мне.

Клод умолк. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы последнюю фразу произнести внятно и медленно.

— А от того, что ты обо мне думаешь, зависит, вернешься ты ко мне или нет.

— Ты прав, — сказала она, положив руки ему на плечи. — Я не понимаю тех, кто приказал тебе найти и доставить меня в Вашингтон, но я понимаю, что ты не можешь не нарушить приказ. От своих людей я требую того же. И я знаю, почему ты не дал мне сразиться с Траверсом.

Последние слова дались Алексис нелегко, но таким образом она избавила Клода от непомерной тяжести, давившей ему на сердце.

Первым побуждением Клода было остановить ее, прекратить эту пытку, и он потянулся губами к ее губам, чтобы не дать ей говорить дальше. Только когда губы их встретились, он понял, что совершил ошибку. Столько времени прошло, прежде чем он вновь ощутил знакомый вкус и почувствовал, как она открылась навстречу его поцелую. Она желала его так же страстно, как он ее, и ей было мало одних воспоминаний.

Быть может, у него так бы и не хватило сил оторваться от нее, но…

Он чуть отстранился. Ее губы манили к себе; он легко коснулся их раз, другой и тут заметил в ее глазах страх. Она боялась того, что должно было произойти, тогда как часть ее мечтала о большем, жаждала продолжения.

— Прошу тебя, — пробормотала Алексис, — прошу, не требуй от меня, чтобы я любила тебя сейчас. Я не могу. Не проси меня разделить с тобой постель. Я буду стремиться убежать, а ты будешь стремиться удержать меня. Ты — охотник, я — дичь. Между нами не может быть сейчас иных отношений, и в этом смысле история наша повторяется. Но в остальном повторения не будет.

— Я понимаю, — ответил Клод.

Он в самом деле понимал ее. Он видел, как опустилась ее голова, словно от тяжести принятого решения.

— Ты можешь обнять меня, Клод? Мне хочется, чтобы ты немного покачал меня, как раньше.

Клод без колебаний усадил ее к себе на колени. Долго они сидели молча, она — опустив голову ему на плечо, он — обхватив ее обеими руками за талию. Когда она попыталась устроиться поудобнее, он резко произнес:

— Прекрати ерзать, не то я за себя не ручаюсь.

Алексис тут же присмирела.

— Не волнуйся, я уже успела кое-чему научиться с тех пор, как разбросала волосы по всей Атлантике.

— Нашла, чем хвастать. Твоя память столь же плоха, как и познания в географии. То была Северная Америка.

Прошла неделя, за ней — другая. Несмотря на то, что Алексис оставалась столь же непреклонной в своем стремлений убежать, ей позволили выходить на палубу и дышать свежим воздухом. Однако, если мимо проплывало какое-нибудь судно, ее немедленно уводили в каюту. По-прежнему у ее дверей выставляли охрану, но днем дверь в каюту оставалась открытой, и тогда пленница и караульный могли общаться, коротая время.

Несмотря на ее внешнее спокойствие, решимость Алексис освободиться от плена ничуть не ослабела. Она обдумывала детали побега, и Клода не зря терзали дурные предчувствия.

Теперь они виделись чаше. По вечерам, когда у Клода не было срочных дел, два капитана сидели вместе в каюте Алексис.

— Я боялся, что мне в конце концов придется заняться Корабельной компанией Гарнета, — сказал как-то Клод сидящей у него на коленях Алексис. — Судьба распорядилась иначе. Назревала война, и я не смог бросить флот; К тому же моя сестра Эмма и ее муж неплохо справляются с делами. Эмма у меня умница. Она не раз мне говорила, чтобы я не слонялся по конторе, а то своим видом только мешаю работать.

— Твоя сестра действительно тебя хорошо понимает, — согласилась Алексис, глядя Клоду в лицо.

— Эмма у меня просто ангел, — со вздохом подтвердил Клод. — Ты похожа на нее, Алексис.

— Не сомневаюсь.

Оба замолчали, а затем Алексис спросила:

— Клод, ты рад, что не остался в Бостоне?

— Конечно, рад. Иначе меня бы здесь с тобой не было, не так ли?

— Да, так, — улыбнулась Алексис.

— Утром мы прибываем в Вашингтон, Алекс, — Клод убрал ее руки со своих колен. — Я поставлю к твоей двери усиленную охрану. Имей в виду, с тебя не спустят глаз, пока мы не окажемся на месте.

Алексис рассмеялась неожиданно для самой себя.

— Спасибо за честь.

— До сих пор ты умела держать слово и к своим обещаниям относилась всерьез. Что мне еще остается делать? Ты обещала убежать и не захочешь нас разочаровывать, не так ли?

— Я вас не разочарую, — покачав головой, ответила Алексис и, усмехнувшись, добавила: — Но больше я вам ничего не скажу, капитан!

Клод нежно погладил ее по голове.

— Значит, вы бросаете мне вызов, капитан Денти? Посмотрим, что из этого выйдет.

Он легонько поцеловал ее в лоб и, не искушая больше ее и себя, быстро вышел из каюты.

Засыпая, Алексис все еще продолжала чувствовать прикосновение его губ ко лбу и ладони к волосам. Она пыталась представить, что будет делать и как будет выглядеть Клод, когда, войдя утром в ее каюту, обнаружит, что пленница исчезла.

Солнце едва взошло, а порт уже жил полной жизнью. Капитан Клод стоял на палубе, наблюдая за тем, как его корабль причаливает к пристани. Он ощущал на себе угрюмые взгляды команды. Впрочем, ему было хорошо известно о том, как относились к его предприятию подчиненные, и угрюмая ухмылка на лице капитана была всего лишь отражением их к нему отношения. Он думал о том, что должна сейчас чувствовать Алексис. Наверное, она уже проснулась и ждет, когда за ней придут. Клод провел бессонную ночь, силясь предугадать ее следующий шаг, но так ничего и не придумал.

Лендис стоял рядом с капитаном, пряча в усы сочувственную усмешку.

— Все кончено, — сказал он, когда моряки бросили якорь. — Она никуда не сбежала.

— Мистер Лендис, — едко заметил Клод, — вы мастер говорить банальности. Если бы вы действительно хотели мне помочь, вы бы подсказали, что она сейчас собирается предпринять. Не может быть, чтобы Алексис сдалась без борьбы.

Лендис сдвинул седые брови.

— Хотел бы я знать это сам.

Он тоже плохо спал. Не очень-то приятно сознавать собственное бессилие. Говорят, утро вечера мудренее, но и наутро ничего ценного в его голову не пришло.

Моряки притихли в ожидании указаний капитана. Все ждали появления на палубе Алексис.

— Я пойду за ней, — медленно проговорил Клод. — Пусть каждый будет наготове! Мы должны суметь схватить ее при первой же попытке к бегству.

Клод шел, провожаемый тяжелыми взглядами команды. Впрочем, ему были благодарны уже за то, что он решил привести ее сам.

Моряки с «Конкорда» не замечали приветственных криков с других кораблей. С надеждой и страхом искали они глазами корабль, пришедший для того, чтобы вызволить Алексис. Каждый из них пытался поставить себя на место моряков из команды Алексис. Стали бы они слепо выполнять приказ своего командира держаться подальше от корабля, на котором пленником был бы их Таннер Клод? Каждый в глубине души знал, что, будь на то его воля, он бы горы свернул, но спас своего капитана.

Том и Франк вытянулись у двери, завидев идущего к ним Таннера. По синеватым теням под глазами было заметно, что их капитан провел бессонную ночь.

— Ждите здесь, — приказал Клод. — Когда я ее выведу, пойдете следом за нами на палубу. Вы, Том, после того как я ссажу ее с корабля, соберете вещи Алексис и доставите их ко мне домой. Знаете, где это?

Том согласно кивнул.

— Отлично, — продолжал Клод, — На случай, если вы вдруг запамятовали, смело идите к зданию, напоминающему крепость. Я собираюсь выставить надежную охрану повсюду в доме и вокруг него. Необходимо позаботиться о том, чтобы не произошло неприятных случайностей до того, как сенатор Хоув сообщит мне, как он намерен поступить с капитаном Денти.

— Вы думаете, ее люди прибудут?

— Может произойти все, что угодно. А теперь отойдите.

Франк сделал шаг в сторону, и Клод снял засов. Войдя в каюту, он застыл на месте: каюта была пуста. Самодельная веревка, привязанная к стойке кровати, спускалась в море через открытый иллюминатор. На какое-то время Клод лишился дара речи. Придя в себя, он крикнул во весь голос:

— Том, Франк! Она сбежала!

Матросы были в каюте еще до того, как он успел закончить фразу.

Франк опомнился первым.

— Капитан! Мы не слышали ни звука! Как она смогла пролезть в такое маленькое отверстие?

Клод не потрудился ответить. Он подошел к иллюминатору и вытянул конец узловатой веревки, швырнув его на кровать.

— Сейчас уже не важно, как она это сделала. Важно лишь, что она сделала это! Проклятие!

Таннер угрюмо смотрел на матросов. От его взгляда не ускользнуло, что они вовсе не чувствовали себя несчастными. Вначале в нем закипела ярость, но у него хватило благоразумия понять, что было бы несправедливо требовать от них иного отношения к Алекс. Он молча прошел мимо них к лестнице, ведущей на палубу. Там, наверху, Клод сообщил команде потрясающую новость.

— Она убежала. Выбралась через иллюминатор. Все, кто стоял ночью на карауле, немедленно подойдите ко мне! Все, кто нес вахту, тоже! Желаю знать названия всех кораблей, которые проплывали этой ночью мимо и до которых можно было добраться вплавь.

Уже через несколько минут он обладал всей необходимой информацией. Кораблей было только два, и оба компании Гарнета. Клод поморщился. Какую горькую шутку сыграла с ним судьба: Алексис могла удрать на одном из его кораблей!

— Отплываем! — приказал Клод. — Мы должны найти ее!

Сразу на борту «Конкорда» закипела работа. Матросы с других прибывших в порт кораблей с удивлением смотрели, как, не успев причалить, «Конкорд» вновь отправлялся в плавание.

— Наша задача упрощается, если она оказалась на борту корабля компании Гарнета, — поделился Клод с Лендисом, когда они спустились с палубы.

— Согласен, если только она вообще сейчас на корабле, — задумчиво произнес Лендис. — Она чертовски крепко рисковала. Ночью ее могли и не заметить. Быть может, она до сих пор где-то в открытом море.

Клод распахнул дверь в каюту Алекс.

— Я уже подумал об этом, — с горечью произнес он, взвешивая на ладони конец самодельной веревки. — Смотри-ка на этот канат. Неужели Алексис смогла им воспользоваться?

— Что касается ее, я могу поверить во что угодно. Одного только не возьму в голову, зачем ей понадобилась веревка? Неужели она не могла просто выпрыгнуть за борт?

Клод сел на кровать, машинально развязывая узлы.

— Слишком опасно. У нее не было достаточно пространства, чтобы прыгнуть на безопасное расстояние. Ее могло затянуть вниз. С помощью этой веревки она спустилась до середины кормы и использовала борт корабля для того, чтобы оттолкнуться от него и отплыть подальше. Она знала, что делает.

— А когда было, чтобы она не знала этого?

Клод, казалось, не услышал последней реплики. Отсутствующим взглядом он уставился на веревку в его руке. Узлы не были затянуты достаточно туго. Невероятно! Под тяжестью ее тела узлы должны были затянуться, или… или никто не прыгал с помощью этой веревки! Значит, она…

Клод вскочил на ноги. Судя по движению корабля, он делал разворот. Выругавшись, Клод со всех ног бросился наверх, на палубу.

— Проведите корабль на одну милю вверх по реке и бросьте якорь прямо посередине!

Матросы смотрели на своего капитана так, будто перед ними был сумасшедший.

— Том, Гарри, осмотреть корабль! Алекс Денти все еще находится здесь.

— Как же это, капитан? — осторожно спросил Том. — Она не могла выйти через дверь!

— Но дна и не использовала эту свою веревку, чтобы выбраться за борт. Должно быть, когда я вошел, она пряталась под кроватью. А когда мы вышли из каюты, она убежала.

— Будь я проклят, — пробормотал Том.

— Мы все будем прокляты, если ее не найдем! Проверьте корабль сверху донизу! Она не мосла подняться на палубу, и мы не дадим ей такой возможности!

Том и Гарри кивнули. Каждый пошел в свою сторону, чтобы начать обыск. Матросы искали ее повсюду, даже под кроватями и в сундуках. Отпирались закрытые каюты. Гарри обыскивал небольшую кладовку, когда услышал над своей головой какой-то шорох. Он решил, что шум доносится из каюты Алексис, которую обыскивает Клод на предмет возможных улик. Но выйдя наружу, он наткнулся на Клода.

— Я думал, вы в каюте Алексис, капитан. Вы нашли что-нибудь?

— Ничего.

Клод вошел в кладовку, и его тоже что-то насторожило.

— Должно быть, Лендис, — проговорил он, прислушиваясь. Таннер уже готов был признать, что ошибался, полагая, что Алексис все еще на корабле. Возможно, она все же убежала — без веревки, решившись на огромный риск. Возможно, они зря тратят драгоценное время, оставаясь здесь. И все же они не могли позволить себе осуществлять обыск в порту, где у Алексис было слишком много возможностей улизнуть незамеченной. Неожиданно Клод заметил тусклый свет, идущий с потолка. Он пристально вгляделся в доски, затем, подпрыгнув, толкнул одну из них. Доска поддалась удивительно легко.

— Гарри! Смотри, она вытащила гвозди с помощью этого своего дурацкого ножа!

Клод вздохнул. Почему ему не пришло в голову, что Алексис сможет использовать кинжал как инструмент? Клод и Гарри быстро разобрали участок потолка, представлявший собой кусок пола в каюте пленницы.

— Эй, мистер Лендис, вы там?

— Капитан, вы где? — донесся голос.

— Под вами! Что там прямо над нами?

— Ночной столик, а может, кровать.

— Выдвинь кровать, Лендис, и поищи доски, которые не прибиты.

Вскоре физиономия Лендиса показалась в отверстии.

— Ну что же; теперь мы знаем, как она это сделала, — стараясь не показывать радости, проговорил Лендис.

— Спасибо, Лендис. Сам бы я ни за что об этом не догадался. Гарри, поднимись л а палубу и передай матросам: пусть человек десять останутся там, последят, не покажется ли она, а остальные идут сюда и присоединяются к нам. Будем продолжать поиски. Шаг за шагом осмотрим весь корабль.

Алексис выпрямилась и попробовала потянуться. Тело затекло от долгого пребывания в неудобном положении. Пороховой склад не очень-то подходящее место для игры в прятки. Едва «Конкорд» прибыл в порт, Алексис попыталась удрать с корабля, но не успела она отыскать каюту с иллюминатором, достаточно большим, чтобы через него выбраться наружу, как «Конкорд» снялся с якоря. Алексис не могла продолжать свои поиски, не рискуя быть обнаруженной. Оставалось одно: затаиться. Ей удалось найти укромное местечко, однако тут же перед ней встала проблема не менее серьезная, чем та, которую она уже успела решить. Чем дольше будут продолжаться бесплодные поиски, тем дальше будет уходить корабль, тем более шаткой становится надежда на то, что она сумеет доплыть до берега. Она ожидала от Таннера именно таких действий, но не могла предположить, что он пустится на поиски так скоро. Неожиданно для себя Алексис услышала приближающиеся голоса. Все ее мысли пришли в смятение. Она спряталась за бочкой в надежде остаться незамеченной. Между тем Клод отдавал распоряжение обыскать все складские помещения.

Что означали его действия? Быть может, он распорядился обыскать корабль в качестве меры предосторожности и не станет особенно усердствовать? Неужели он догадался о том, что пленница не покидала корабль вообще? Алексис замерла, прислушиваясь к звуку шагов за стеной — к ее тайнику приближался сам капитан судна. Она закрыла глаза и постаралась забыть обо всем, ощущая только покачивание корабля. Так и есть! Алексис готова была закричать, настолько поразило ее сделанное открытие. Корабль стоял на месте, поступательного движения не было! Клод знал! Он разгадал ее хитрость! Он просто вывел корабль из порта и встал на якорь где-то поблизости. Алексис чуть слышно застонала от отчаяния.

Кто-то приоткрыл дверь. Алексис встала — надежды остаться незамеченной больше не было. Но это не значит, что она должна была расстаться с мыслью об освобождении. На пороге стоял Клод с фонарем в руках. Алексис не выдержала и улыбнулась. Как ни странно, Клод тоже улыбался.

— Привет, капитан, — тихо сказала она.

Клод повесил фонарь на крюк и прикрыл за собой дверь. Медленно подошел он к Алексис и заключил ее в объятия. Алексис не делала попыток отстраниться, наоборот, она теснее прижалась к его теплой и крепкой груди и обхватила руками за шею.

— Ты устала, — прошептал он, тихонько потянув ее за косу с тем, чтобы она приподняла голову и заглянула ему в лицо.

Глаза ее излучали мягкий свет, в них блестели слезы, она готова была сдаться. Он нежно поцеловал ее веки. Она чуть дрожала, и Клод обнял ее покрепче, словно пытаясь согреть.

— Я люблю тебя, — сказал он, прижимая ее голову к своей груди.

Они молча стояли, прижавшись друг к другу, забыв о том, что происходило вокруг. Наконец Клод опустил руки и, медленно отступив, спросил:

— Вы готовы идти, капитан Денти?

— Да, я готова.

— Идите первой, — сказал он.

Алексис открыла дверь и сделала первый неуверенный шаг в коридор. Там было пусто. Моряки продолжали обыскивать остальные каюты. Как только Клод крикнул, что нашел ее, Алексис метнулась ему под ноги. Клод потерял равновесие, и она, воспользовавшись этим, затолкнула его назад, в кладовку, и молниеносным движением опустила запор. Не теряя времени, она побежала наверх, на палубу. Она слышала смех Клода и невольно усмехнулась сама. Алексис уже успела подняться на один уровень вверх, когда чьи-то руки схватили ее. Отчаянно сопротивляясь, она сумела освободиться, но только для того, чтобы предстать перед заступившими ей путь Форрестом и Франком. Алексис подняла руки вверх, давая понять, что сдается, и неожиданно светло улыбнулась им. Ее повернули так, чтобы она увидела Клода, идущего к ней в сопровождении Тома, вызволившего капитана из плена. Гарри проскользнул мимо них и приблизился к Алекс.

— Вы сильная, — пробормотал он, немного смущаясь из-за того, что женщина смогла обвести их вокруг пальца.

Алексис в ответ только пожала плечами. Двое мужчин вынуждены были крепко придерживать ее. Впрочем, если она и испытывала боль, то сумела не показать этого.

Клод все еще смеялся.

— Хорошая попытка, капитан, — сказал он, подойдя к пленнице.

— Не слишком хорошая, — перестав улыбаться, заметила Алекс.

— Это верно.

— Приведите ее на палубу; да не забудьте руки ей связать покрепче, — обратился Клод к своим матросам. — А если она слишком забеспокоится, когда мы прибудем в порт, и ноги ей тоже свяжите.

— Я рада, что вы, капитан, по крайней мере перестали смеяться, — бросила Алексис, когда ее уводили.

— Я и не смеялся над вами, капитан. Только над собой. Я ожидал, что вы так просто мне не дадитесь, и не ошибся.

Алексис отвернулась от Клода, решив не вступать с ним в пререкания.

— Франк, Форрест, вы синяки мне сделаете на руках. Отпустите. Как вы думаете, что скажет Медисон после того, как обнаружит эти следы вашего галантного со мной обращения?

Форрест криво усмехнулся.

— Ничего у вас не получится. У меня что-то нет настроения отдавать себя в лапы Малютке Джемми за то, что я способствовал вашему побегу.

Алексис, вздохнув, обернулась к Клоду. Тот продолжал тихонько посмеиваться.

— Я не сдаюсь, — напомнила она, тоже усмехнувшись. Клод кивнул, но еще до того, как он успел ответить, Алексис увели на палубу. Гарри потянулся за веревкой, чтобы связать ей руки. Форрест свел кисти у нее за спиной, дожидаясь, пока его напарник свяжет узел. Алексис отчаянно сопротивлялась, и подошедшему в этот момент Клоду показалось, что он заметил в ее глазах страх. Однако это был только миг. Сейчас у нее не оставалось выбора. Но, как понимал Клод, едва ей представится случай, она его не упустит.

Пока Клод отдавал приказ сниматься с якоря, Алексис села на палубу, спиной прислонившись к мачте. Гарри стоял над ней. Едва Алексис показалось, что о ней забыли — корабль требовал внимания, — она попробовала натянуть узел.

— Не надо, прошу вас, — взмолился Гарри. — Я крепко завязал узлы — вы только изуродуете запястья.

Алексис, пожав плечами, бросила попытки ослабить веревку.

— Вам-то что?

— Да так, ничего. Вы не очень обидитесь, если я вытащу кинжал, который заметил у вас в сапоге?

Алексис рассмеялась и вытянула ногу.

— Забирайте, Гарри! Он ваш. Сейчас он немного затупился, но все равно, я думаю, вы найдете ему применение.

Гарри склонился над ней и вытащил оружие.

— Я наточу его и сохраню для вас, капитан Денти.

Алексис смогла только кивнуть, опасаясь, что голос ее сорвется. Она отчаянно старалась не думать о том, другом времени, когда ее вот так же связали, о перекошенной ухмылке Траверса, заполнившей собой весь мир, о том, как она потеряла счет ударам, не понимая более, на каком она свете. Закрыв глаза, Алексис прижалась щекой к сосновому стволу, из которого была сделана мачта. Ей казалось, что по душистой древесине течет кровь Пауля, и она не догадывалась о том, что плачет.

Гарри смотрел на нее, смущенный и растерянный, не зная, о чем она сейчас думает. Он слышал, как Алексис прошептала что-то, и слезы ее высохли столь же внезапно, как и появились. Она подняла голову, и Гарри встретился со взглядом ее янтарных лучистых глаз, таких несчастных и беспомощных. Больше всего на свете ему хотелось перерезать веревку.

Алексис видела, как матрос осторожно трогает пальцем лезвие, словно проверяя, как оно наточено.

— Не надо, Гарри, — проговорила она тихо, покачав головой. — Не делай ничего, что можно истолковать как предательство по отношению к твоему капитану. Я справлюсь. Мне уже хорошо.

Гарри опустился на колени рядом с Алексис.

— Может, вам когда-нибудь понадобится лишняя пара рук и верное сердце — як вашим услугам, капитан. Буду рад, если вы обо мне вспомните.

— Ты ведь не оставишь капитана Клода? — со слабой улыбкой спросила Алексис.

— Никогда, — решительно ответил Гарри. — Но когда моя служба будет закончена…

— Тогда я с радостью возьму тебя на «Принцессу ночи».

В уголках ее глаз вновь заблестели слезы, и она быстро сморгнула, чтобы не дать им пролиться. Потом она заговорила вновь. На этот раз в ее голосе звучала решимость. Не беда, что ее руки связаны и сейчас она не более чем пленница. Она говорила как капитан Денти.

— Я снова взойду капитаном на борт моей «Принцессы», Гарри. Капитан Траверс узнает о том, что я не даю пустых обещаний, когда я достану его острием моей шпаги.

Гордым взмахом головы Алексис закинула за спину золотую косу, лежащую у нее на плече, словно ставя точку в этом вопросе.

— Хотел бы я быть с вами, когда это случится, капитан Денти, — ухмыльнулся Гарри. — Думаю, мне бы это понравилось.

Алексис ответила ему улыбкой, она знала, что у Гарри были свои причины ненавидеть Траверса, но улыбка сползла с ее губ, когда она увидела идущего к ним Клода.

— Гарри, вытри мне лицо! — воскликнула она, и Гарри мгновенно выполнил ее просьбу, использовав для этого висящий у него на шее платок. Алексис поблагодарила его взглядом и встала. Она вглядывалась в лицо Клода, стремясь отыскать свидетельства того, что он увидел и постиг всю глубину ее отчаяния, но он смотрел в сторону. Капитан Клод подошел всего лишь затем, чтобы приказать Гарри сойти на берег и подготовить все для транспортировки капитана Денти. Алексис словно обожгло. Из слов Клода следовало, что они уже в порту, и скоро ей предстоит покинуть корабль.

Гарри ушел выполнять приказ, и только тогда Клод мельком взглянул на свою пленницу. Он заметил и то, что Алексис приходится прикладывать немалые усилия, чтобы держаться молодцом, и то, что она использует свою дерзкую улыбку как маску, под которой можно спрятать дрожащие губы. Нет, он не ошибся, Алексис действительно терзал страх, как бы ни стремилась она внушить ему обратное.

— Если ты дашь мне слово не пытаться бежать по пути к месту назначения, я освобожу тебе руки, — предложил он.

— Нет, капитан.

Клод вздохнул. Он понимал, чем продиктовано ее решение.

— Ну что же. Мы покидаем корабль. До встречи с Президентом ты останешься у меня. Возможно, тебе придется погостить несколько дней. Потом только от твоего решения будет зависеть, где ты будешь жить дальше — на борту своего корабля или в тюрьме.

— Понимаю, — проговорила Алексис, наблюдая за тем, как трудятся моряки, причаливая «Конкорд» к пристани; им так же не терпелось поскорее сойти с корабля, как и ей. — Теперь уже недолго ждать, — добавила она, глядя на идущего к ним Гарри.

Клод смотрел в ту же сторону, что и Алексис.

— Твои вещи доставят позже. Гарри, мистер Лендис и я будем сопровождать тебя. Затем я должен увидеться с сенатором Хоувом. Как ты понимаешь, дом будет охраняться.

— Не сомневаюсь.

Несколько минут прошло в молчании. Алексис понимала, что сейчас бежать нет смысла. Так или иначе, ей предстоит выдержать конфронтацию с Президентом, и она подумала о том, что, пожалуй, в этом нет ничего особенно страшного. Более того, представляя, как пошлет их всех к черту, Алексис почувствовала удовлетворение. Она улыбнулась, украдкой взглянув на Клода, и он рассмеялся.

— Я не хочу знать, что означает твоя улыбка. С меня довольно того, что она — знак беды.

— Конечно, — беззаботно ответила Алексис и невольно напряглась при приближении Гарри. Она не пыталась вырваться, когда Клод, взяв под локоть, повел ее к сходням. Он не подгонял ее, всего лишь поддерживал и отчасти давал ей понять, что в случае нужды сумеет правильно распорядиться данной ему от природы силой.

Гарри указал на крытую повозку на пристани:

— Это лучшее, что мне удалось достать, капитан.

— Посади капитана Денти в повозку. У меня есть еще кое-какие дела.

Клод отпустил Алексис. В сопровождении Гарри она подошла к повозке, не обращая внимания на любопытные взгляды моряков с других кораблей. Гарри открыл полог. Отказавшись от помощи, Алексис влезла в повозку и села на жесткую скамью грациозно и прямо. Словно почувствовав спиной взгляд Клода, она обернулась и улыбнулась надменно.

Клод не смог ответить ей улыбкой. То, что происходило с ней сейчас, было ему совсем не по душе. Он обвел взглядом команду. Все они тоже смотрели ей вслед, но не с грубым мужским вожделением — как матросы в порту, а с гордостью и уважением к тому, как ока сумела принять то, что они с ней сделали. Постепенно все вернулись к работе. Едва ли сознавая, что делает, Клод спустился в свою каюту и собрал вещи. Закинув на плечо мешок, он поднялся на палубу, чтобы отдать последние распоряжения. Нескольких матросов он оставил на борту в боевой готовности на случай прихода корабля Квинтонского судоходства.

— Майк и Франк, возьмите еще ребят и будьте вечером у меня. Нам нужна дополнительная охрана. Капитан Денти не очень-то удобный пленник, какой бы смирной она ни казалась сейчас.

Клод улыбнулся в ответ на сдержанный смех, которым матросы встретили его замечание.

— Никому ни слова о том, кто она такая. Чем меньше обо всем этом будет известно, тем лучше. Ее команда непременно примется за поиски. Можно считать, что до сих пор нам везло, но везти постоянно не может. Всем ясно?

Матросы согласно закивали, и Клод с Лендисом сошли на пристань. Лендис сел в повозку рядом с Гарри, а Клод устроился наискосок от Алексис.

Как только повозка скрылась из виду, с других кораблей на команду «Конкорда» посыпались вопросы.

— Эй, Майк! Здорово, Гаррисон! Иди сюда! — орал кто-то.

Заметив старого приятеля, Майк лишь на минуту оторвался от работы. Помахав ему рукой, он отвернулся и продолжал заниматься делом, словно неожиданно оглох и не слышит ни вопросов, ни колкостей.

— Да брось, Майк! Расскажи, какого черта тут у вас происходит. Мы люди бывалые, плаваем там-сям, да только не слыхали, чтобы женщин брали в плен.

Майк с досадой посмотрел на друга. У него не было ни настроения, ни желания пускаться в долгие объяснения. К тому же он дал слово молчать.

— Не твое дело, — угрюмо пробурчал он.

Майк слышал, как кто-то присвистнул, заметив, что сам не против служить на этом корабле и уж точно не отказался бы разделить койку с пленницей, будь она похожа на ту, что только что села в повозку.

При этих словах всякая работа на борту «Конкорда» остановилась. Заметив это, моряки с других судов усилили натиск, засыпая своих товарищей с военного корабля насмешками.

— Так кто она, Майк? Капитанская шлюха? Он что, не может с ней справиться, пока не свяжет?

Больше Майк терпеть не мог. Бросив взгляд на Франка, он понял, что не одинок в своих чувствах. До того, как направиться к сходням, они услышали еще один голос.

— Если бы я знал, что на войне получают такие трофеи, я бы сам ее начал!

— На войне? — переспросил Майк, не веря своим ушам. — С каких это пор у нас война?

— Где вас носило? Война началась восемнадцатого июня. Удивительно, как это вы не встретились ни с одним из английских кораблей. Исаак Халл уже наскочил на «Воинственный», да и с «Конституцией» ему тоже не повезло — побили беднягу. Впрочем, вам беспокоиться не о чем. С таким грузом разве станешь тратить время на англичан!

Каждый из матросов «Конкорда» прекрасно понял важность услышанного. Легко представить их гнев и ярость. Подумать только, они могли бы сами расправиться с Траверсом, и Алексис осуществила бы долгожданную месть. Впрочем, Траверс был далеко, матросы соседних кораблей с их ухмылками и насмешками — рядом, а гнев требовал выхода.

Майк и Франк вразвалку направились к докам, решив потянуть удовольствие.

— Скажи нам, Майк, — спросил один из ничего не подозревавших моряков, — где они раздобыли эту бабу? Неужто мадам Картон наконец разжилась стоящими шлюхами?

— Не знаю, расслышал ли я то, что ты сказал, парень, — спокойно ответил Майк.

Молоденький парнишка не смог прочитать приговор на лице Майка, не то он убрался бы прочь, вместо того чтобы продолжать в том же тоне. Но вскоре ему пришлось пожалеть о собственной недогадливости, почувствовав тяжесть здоровенного кулака Майка еще до того, как он закончил следующую фразу.

Матрос, спросивший: «Не твоя ли она, случаем, баба?» — полетел в воду после меткого броска Франка Спринджера.

Воодушевленная примером Майка и Франка, команда «Конкорда» ринулась на берег, чтобы проучить обидчиков.

Драка закончилась столь же внезапно, как и началась. Майк поглаживал опухшую щеку. Из рассеченной губы текла кровь. Товарищи его были тоже не в лучшем виде, что уж говорить про тех несчастных, кому случилось произнести не те слова и не в то время. Осталось только посмеяться над собой.

— Эй, Франк, — спросил Майк, потирая ушибы, — что, по-твоему, скажет нам сейчас капитан?

— Который из капитанов? — ухмыльнувшись, переспросил Франк.

Тут засмеялись и остальные моряки с «Конкорда». Побежденная сторона юмор не оценила. Майк помог одному из побитых матросов подняться.

— Извиняться не буду, но выпить куплю, — сказал он.

Прочие последовали примеру Майка, и вскоре все: и победители, и побежденные — перемешавшись друг с другом, отправились в ближайшую таверну. Удивительное дело, даже после нескольких кружек доброго эля язык у матросов с «Конкорда» так и не развязался. Они предпочитали слушать рассказы своих недавних соперников о событиях первого месяца войны, невольно спрашивая себя о том, какие последствия эти новости будут иметь для Алексис и для них всех.

 

Глава 11

Пока экипаж неспешно катил по улицам, Алексис с любопытством смотрела по сторонам.

— Не слишком впечатляет, капитан, — заметила она. — Грязно, уныло и скучно. Я ожидала чего-нибудь более интересного.

— Это молодой город, — усмехнувшись, ответил Клод, — моложе страны в целом. В дешевых щитовых домах останавливаются во время пребывания в Вашингтоне сенаторы и прочие важные люди, принимаются ключевые для страны решения.

— И здесь мне предстоит встретиться с Президентом?

— Нет, можете не беспокоиться. У мистера Медисона вполне приличный дом. У Хоува и Дэвидсона тоже. Скорее всего нам предстоит отправиться к одному из них.

— Отлично. Обсуждать государственные дела в убогой хижине малоприятно.

— Вы с таким интересом осматриваетесь, как будто здесь впервые. Но ведь это не так?

— Я была здесь дважды с тех пор, как приступила к поискам Траверса, — ответила Алексис, — но ни разу не сходила с корабля. Это было слишком опасно.

Алексис улыбнулась Клоду, и он тоже улыбнулся в ответ.

— Я боялась, что меня может взять в плен некий офицер американского флота, — добавила она, усмехаясь.

Так оно и случилось.

— Вы хотите сказать, что до сих пор так оно и было, — вступил в разговор Гарри. — И как долго вы намерены пробыть с нами, капитан Денти?

Клод и Алексис рассмеялись.

— Ты понимаешь, о чем он говорит? — спросил у Алексис Клод. — Гарри не просто так сам с собой беседует. Мои ребята не верят, что встретят тебя у меня дома, когда приедут туда вечером. И Лендис, и я только и ждем, что ты выскочишь из повозки.

Но Алексис не слышала, о чем говорил Клод. Взгляд ее был прикован к листовке, приклеенной к стене таверны.

— Останови, Гарри! — воскликнула она и, решив не тратить больше слов, вскочила на ноги, ловко увернулась от протянутых рук Клода и спрыгнула с повозки. Потеряв равновесие лишь на миг, она вскочила и со всех ног побежала прочь. Клод нагнал ее только у стены таверны. Гарри хотел было пуститься следом, но Лендис задержал его. Указав на листовку, которую Алексис внимательно читала, Лендис сказал:

— Она никуда не уйдет теперь, Гарри.

Гарри прочел листовку, столь заинтересовавшую Алексис, и. внутри у него все сжалось. В ней говорилось о том, что 18 июня 1812 года началась война. На беднягу новость обрушилась как девятый вал. В свете этого нового знания все, что происходило сейчас, было лишено всякого смысла.

Алексис стояла неподвижно. Она чувствовала присутствие Клода за спиной, хотя он не касался ее. 18 июня. Тот самый день. Плечи Алексис слегка вздрогнули.

— Невероятно, — прошептала она скорее самой себе, чем ему.

Клод подошел к ней поближе и полошил ладони ей на плечи. В глазах его стояла боль. Он был рад тому, что рядом с ними никого не было. Клод вспоминал события того дня. До Траверса было рукой подать. Клод знал, что Алексис сейчас думает о том же. В душе он клял на чем свет стоит несовершенство связи, из-за которого известие о начале войны дошло до него так поздно. Оставалось только гадать, что или кого сейчас проклинает Алексис.

Руки Клода коснулись веревок, которыми были связаны кисти Алексис, но она отшатнулась от него и развернулась к нему лицом.

— Не смейте меня жалеть, капитан! Не смейте даже пытаться взвалить все на себя, чтобы мне было легче!

Клод едва расслышал эти произнесенные хриплым шепотом слова. Он видел лишь ее глаза, блестевшие от злых слез. Ей так и не удалось сдержать их, и они потекли по щекам. Алексис попыталась смахнуть их, но ей мешали связанные за спиной руки. Она опустила глаза — не столько чтобы скрыть слезы, сколько чтобы не видеть невыносимой муки во взгляде Клода.

Клод дотронулся до ее локтя и осторожно привлек к себе.

— Я не чувствую жалости к тебе, Алексис, — сказал он, провожая ее к повозке. — То, что я испытываю, куда хуже. Мне жаль самого себя.

Клод помог ей подняться в повозку, а сам сел на свое прежнее место наискось от нее. Остаток пути прошел в молчании: ни Гарри, ни Лендис так и не решились оглянуться назад, боясь встретиться с Алексис глазами.

Наконец Гарри остановил лошадей. Клод протянул Лендису ключи, и тот, спрыгнув, быстрым шагом направился к зданию из красного кирпича.

Алексис с интересом смотрела на элегантное двухэтажное строение, на втором этаже которого было четыре небольших окна, а на первом — по два с каждой стороны от входной двери. Окна были закрыты чистыми белеными ставнями. На первом этаже, более высоком, чем второй, и окна тоже были выше и больше. Дом окружал сад — никаких домов вплотную в отличие от большинства зданий, которые ей довелось увидеть по дороге. Большой, просторный, надменно-красивый и независимый, как и человек, которому он принадлежал, подумала Алексис.

— Чудесный дом, — сказала она и, посмотрев на Клода, прошла по тропинке к парадному входу.

— Попридержите комплименты, пока мы не вошли внутрь. Два месяца в этом доме никто не жил. Не удивляйтесь, я не держу слуг. Не думаю, что изнутри он произведет на вас столь же благоприятное впечатление, — сообщил Клод.

Немного повозившись с ключом, Лендис отпер замок. Пыль поднялась у них из-под ног, и Алексис закашлялась.

— Не проще ли было мне остаться на «Конкорде»? — спросила она. — Или ты привел меня сюда, чтобы я занялась уборкой?

— На корабле тебе бы пришлось все время проводить у себя в каюте. Женщина — слишком лакомый кусок для многих; скажешь, ты не обратила внимания на то, какими взглядами тебя провожали?

По удивленному виду Алексис Клод и Гарри поняли, что она действительно ничего не заметила, и рассмеялись.

— Тебе решать, делать здесь уборку или нет. Обычно я нанимаю уборщицу, но в данном случае вряд ли в этом есть необходимость.

— Ну что же, если вы развяжете мне руки.

Клод кивнул Лендису. Тот освободил Алексис кисти рук, и она выжидательно посмотрела на хозяина дома.

— Джон и Гарри, — произнес он, не глядя на нее, — покажите Алексис дом. Том вот-вот приедет сюда с ее вещами. Она может располагаться в любой из гостевых спален. Одну из комнат можете занять вы. Если Алексис захочет приступить к уборке, пусть начнет, а вы ей помогите. Только не спускайте с нее глаз. Мне надо прямо сейчас увидеть Хоува. Если я не вернусь к приезду остальных, проследите за тем, чтобы все удобно устроились, и ни под каким видом не выпускайте Алексис из дома.

— Капитан, — крикнула Алексис вслед уходящему Клоду. — Я передумала. Я не собираюсь никуда бежать, пока не встречусь с Президентом. Нам с ним надо поквитаться.

— Я обещаю вам, — с грустной усмешкой ответил Клод, — что все будет передано в точности.

С этими словами Клод вышел, и Гарри закрыл за ним дверь. Алексис хлопнула в ладоши, давая сигнал к началу уборки.

— Джон, ты не проводишь меня на кухню? — попросила она. — Мне бы хотелось умыться и приняться за работу.

Лендис провел ее к водяной колонке. Вскоре Алексис удалось прокачать насос, и из крана полилась прохладная чистая вода. Алексис наскоро ополоснула лицо, смыв остатки слез, и к тому времени, как она обернулась к Лендису, глаза ее сияли.

— Пора за дело. Расчехлите мебель в комнатах, и побыстрее.

Лендис смущенно посмотрел на Алексис и пробормотал нечто невразумительное, поглядывая на дверь черного хода.

— Я же сказала, Джон, что никуда отсюда не уйду. Ты-то можешь мне верить?

— Хорошо, распоряжайся тут сама. Пока я займусь гостиной, Гарри раздобудет чего-нибудь поесть.

— Отлично, пусть каждый займется своим делом.

Алексис мягко, но настойчиво отстранила Лендиса и принялась вытирать стол и отмывать от пыли посуду.

Она слышала, как Лендис двигал мебель, чихая из-за поднятой пыли, а сама тем временем на четвереньках драила пол, когда на пороге кухни появился Гарри с бесчисленными коробками в руках. Поставив принесенное на пол, Гарри смахнул со лба пот.

— Не знала, что вы обернетесь так скоро, — сказала Алексис, заглядывая в коробки. — Да этим можно целую армию кормить не меньше месяца.

— Вряд ли, — ответил Гарри, — но на несколько дней должно хватить.

— Я уберу это все в кладовку, как только домою пол. Как там дела у мистера Лендиса?

— Он убрал большую часть комнат на втором этаже. Только вот насчет качества его уборки…

— Да уж, если он так быстро справился, скорее всего оно оставляет желать лучшего. Впрочем, все это не имеет значения. Пойдите помогите ему наверху, а я потом уберу то, что вы оставили.

Матрос уже повернулся, чтобы уйти, а Алексис вновь опустилась на колени, возвращаясь к прежнему занятию, когда Гарри остановился у двери в нерешительности.

— Алексис, — несмело позвал он.

Алексис насторожила серьезность его тона, и она, удивленно взглянула на Гарри снизу вверх.

— В чем дело? — спросила она, поднимаясь.

— Я хотел сказать, что здесь, в этих стенах, мне странно называть вас капитаном Денти. Можно, я буду называть вас как раньше… Впрочем, что-то я слишком разговорился. Пойду поищу Лендиса.

Алексис посмотрела вслед Гарри долгим взглядом. Она понимала, что он чувствует. У нее самой было странное ощущение, будто она вернулась домой. К этому месту она питала необъяснимую привязанность, доселе ни разу не испытанную. Даже дом на Тортоле не вызывал у нее подобных сентиментальных чувств. Алексис не понимала, зачем Клоду такой большой дом при его образе жизни. Едва ли он проводил в нем десятую долю своего времени. К тому же большей частью комнат, по-видимому, он никогда не пользовался, даже не заходил туда. Блуждая по помещениям первого этажа, она любовалась дорогой мебелью, богатыми коврами и чудесными картинами. Кабинет был полон книг в богатых кожаных и сафьяновых переплетах с инкрустацией. Все говорило о том, что здесь живет человек состоятельный. Впрочем, как еще должен был жить владелец преуспевающей корабельной компании?

В дверь постучали, и Алексис пошла открывать. На пороге стоял Том Даниелс со своей обычной ухмылкой. В руках у него был мешок с личными вещами Алексис.

— Спасибо, Том, — сказала она, принимая мешок из его рук. — Что это с вашим лицом? Похоже, оно опухло?

— Ничего страшного, мэм. У меня немного зубы болят, только и всего.

Том смущенно отвернулся. Лгать он так и не научился, но и о драке рассказывать тоже не пожелал.

— Ну, если все в порядке, я хотела бы вас загрузить работой. Не могли бы вы помочь нам с уборкой?

Поскольку Даниелс не возражал, его тут же вооружили перьевой сметалкой для пыли и определили фронт работ.

— Похоже, я слишком рано пришел, — пробурчал он.

Алексис, посмеиваясь про себя, сделала вид, что не замечает его неудовольствия, и поднялась наверх посмотреть, чем заняты остальные двое. Свои вещи она забросила в одну из комнат, которая уже была убрана. Лендиса и Гарри она обнаружила в соседней спальне. Они пытались застелить постель. Оглядевшись, Алексис поняла, что находится в спальне Клода. На бюро рядом с туалетными принадлежностями были аккуратно разложены навигационные приборы. Баул с вещами Клода валялся на полу возле кровати. Алексис наклонилась и переложила вещи на стул.

Она помогла мужчинам заправить постель и предложила им присоединиться к Тому. Моряки с удовольствием поспешили вниз.

Оставшись одна, Алексис принялась распаковывать вещи Клода. Каждую она аккуратно сложила, прежде чем убрать в комод. Форма сильно помялась, и Алексис отметила про себя, что, если он собирается носить ее в Вашингтоне, придется над ней поработать утюгом. Притрагиваясь к принадлежащим Таннеру вещам, Алексис испытывала особого рода удовольствие: только сейчас она в полной мере прочувствовала, насколько сильно в ней желание, то самое, о котором она предпочитала не думать.

Алексис расправила складку на покрывале, и пальцы ее задержались на его подушке. Разглаживая наволочку, она представляла, как разглаживает скорбные складки на его лице, как своим прикосновением заставляет его расслабиться и забыть о приказе, который проложил между ними пропасть. Она мечтала о наслаждении, которое привыкла получать в его объятиях, и о том, чтобы подарить наслаждение ему.

Отступив от кровати и выбежав в коридор, Алексис захлопнула за собой дверь, будто могла таким образом отгородиться от человека, спавшего в этой комнате. Она знала, что ни он не придет к ней, ни она к нему, до тех пор пока она остается его пленницей. Раньше, когда он держал Алексис в плену только потому, что хотел ее, все было по-другому. Сейчас у него не было выбора, но от этого ничего не менялось. По-прежнему он заставлял ее делать то, чего она совершенно не желала. Пожалуй, на этот раз все еще более осложнилось — ведь теперь между ними был не только Траверс, но и война.

Алексис думала о том, как все было бы просто, согласись она на его предложение, обещай свою помощь, как естественно было бы после такого решения вновь оказаться в его объятиях, делить с ним постель. Но он сделал все, чтобы подобный исход стал невозможен, и Алексис ловила себя на том, что даже рада этому. Она пыталась понять, почему так решительно не хочет позволить ему большее, нежели едва ощутимое прикосновение, но ответ был готов даже раньше самого вопроса. Если она окажется с ним в постели и разрешит ему осуществить все, что он мог для нее сделать, у нее просто не останется сил на борьбу. Ради того, чтобы остаться с ним, она пожертвует всем, откажется от всех обещаний. Должно быть, и он испытывал то же. Алексис вспоминала, что почувствовала тогда, стоя рядом с Клодом возле таверны. Стоило ей чуть поднажать, и он сам посадил бы ее на корабль и отправил на Тортолу. Она понимала, какой внутренний раскол он испытывает. Одна часть его существа мечтала о том, чтобы она поскорее исполнила задуманное и, освободившись, стала всецело принадлежать ему, тогда как другая его часть требовала, чтобы командир корабля, живший в нем, до конца исполнил приказ.

Алексис улыбнулась, вспомнив, как обвинила его в том, что для достижения цели он использует любые средства, одновременно понимая, что несправедлива к нему. Клод вынужден был делать то, что делает, против своей воли. Тогда, на «Конкорде», он раскрыл перед ней душу, а она солгала в ответ. Она действительно любила его, отчаянно, всем сердцем, всей душой и телом, но ни разу не позволила себе высказать это вслух. Она была принуждена молчать еще и потому, что не хотела делать тяжелее его ношу.

Алексис убрала свои вещи. Когда очередь дошла до изношенной льняной рубашки, которую отдал ей Клод и которую она так и не решилась выбросить, она прижала ее к щеке и долго стояла так. Надев ее на ночь, она становилась в большей степени его пленницей, чем если бы он приковал ее к себе цепями. Очнувшись, Алексис с удивлением увидела, что рубашка, которую она прижимала к лицу, влажна от слез, так же, как и ее лицо.

Вытерев слезы тыльной стороной ладони, Алексис убрала рубашку. Быстро, словно надеясь на то, что движение поможет ей не думать, она переоделась в свое единственное платье — то самое, которое было на ней тогда, когда Клод взошел на ее корабль, и тогда, когда Траверс ускользнул от нее, а она упустила свой шанс возмездия. Расправив складки на платье, Алексис расплела косу и прошлась по ней щеткой. Глядя в зеркало на пышные волны, рассыпавшиеся у нее по плечам, она вспомнила Пауля и данное ему обещание отрастить волосы к его возвращению. Алексис чувствовала, как жажда мести крепнет в ней. Одна из клятв, данная ею в день смерти Пауля, будет исполнена, что же касается другой, она была нарушена в тот самый день, когда Алексис впервые увиделаТаннера Фредерика Клода.

Когда после двухчасового ожидания в приемной Клод уже начал терять терпение, его впустили к Хоуву.

Сенатор вышел из-за стола и протянул капитану руку, не спуская с него колючих глаз. Хоув заговорил так, будто и не было этой выдающей враждебность паузы.

— Простите, что заставил вас ждать, капитан, — я должен был завершить кое-какие дела.

Клод угрюмо усмехнулся и, не дожидаясь приглашения, сел за резной деревянный стол. От предложенных Хоувом напитков он отказался, но Хоув, по-видимому, только обрадовался этому и налил себе. Однако не очень-то вежливое обращение сенатора не заставило Клода испытать неловкость, ему скорее было смешно.

— Надеюсь, что ваш визит означает то, что капитан Денти находится под вашей опекой, — сказал Хоув, усаживаясь в кресло.

— Это так.

Клод заметил, как слегка скривились тонкие губы сенатора.

— Хорошо. Я знал, что сделал правильный выбор, решив послать вас. Должен признаться, это первая приятная новость за неделю. И где вы ее держите?

— В настоящее время она находится у меня дома. Дом охраняется, так что она не сбежит.

Сенатор приподнял брови, и Клод поспешил рассеять его удивление.

— Вы ведь не думаете, что она решила прийти сюда по доброй воле? По-моему, я с самого начала ясно дал вам понять, что Алекс Денти не согласится на ваши условия.

— Да, вы все тогда объяснили, — признал Хоув, сделав добрый глоток виски. — Я надеялся, что ее позиция изменится с началом войны.

— Конгресс не мог бы выбрать худшего времени, чтобы приступить к выполнению указа Президента, сенатор.

Клод рассказал обо всем, что произошло с тех пор как он отбыл из Вашингтона, особо остановившись на попытке побега капитана Денти, с тем чтобы дать сенатору понять, насколько решительно настроена Алекс Денти против сотрудничества с американцами.

— Последнее, о чем она мне сказала сегодня, прежде чем я оказался у вас, — продолжал Клод, — это то, что она не собирается покидать Вашингтон, пока не встретится с Президентом. Она считает, что между ними имеются старые счеты.

Хоув прищурился и задумчиво почесал переносицу.

— Скорее всего она хочет послать его к дьяволу.

Клод согласно кивнул.

— Малютке Джемми, — со смешком добавил Хоув, — пока везло: до сих пор это случалось у него за спиной; так пусть кто-то скажет ему те же слова в лицо.

Клоду не понравился столь пренебрежительный тон сенатора. Посчитав разговор оконченным, он встал.

— Сенатор, вы и ваши сподвижники-все еще желают использовать капитана Денти с тем, чтобы выйти на Лафитта?

— А вам зачем знать? — ответил Хоув вопросом на вопрос, ни жестом, ни словом не дав при этом понять Клоду, каково его мнение.

— Я не считаю такое решение мудрым. Совершенно очевидно, что она не станет торговать его дружбой даже ради спасения собственной жизни.

— Денти знает, что в том случае, если сдаст нам Лафитта, она получит прощение?

— Во-первых, сенатор, она не так глупа, чтобы не понять, что мы не имеем права ее задерживать. Для того чтобы привезти ее сюда, мне пришлось припугнуть ее тем, что будут арестованы ее люди. Она знает цену всем выдвинутым против нее обвинениям. Я сказал ей лишь, что нам нужна ее помощь, ее информация о дислокации и перемещении британцев. На мой взгляд, вы могли бы говорить с Денти именно, о такой услуге. Я не заводил с ней разговора о Лафитте, надеясь, что смогу убедить вас не затрагивать этой темы. Сомневаюсь, что она согласится с нами сотрудничать, даже в том случае, если имя Лафитта не прозвучит, и уж наверняка скажет нет, если мы предложим ей использовать в качестве оружия дружбу.

— Вы хотите предложить что-то конкретное, капитан? : — спросил Хоув после недолгой паузы, по-видимому, обдумывая сказанное Клодом.

— Я верю, что, если мы предоставим капитану Денти возможность вначале найти Траверса, она согласятся помочь нам.

Реакция собеседника на его, казалось бы, вполне логичное замечание оказалась совершенно неожиданной. Сенатор буквально захлебнулся от гнева.

— Об этом и речи быть не может! Фартингтон вам подтвердит, что нашей стране ни к чему лишние проблемы, которые непременно возникнут, если мы позволим ей орудовать в Карибском море! Неужели вам не понятно, насколько неприемлемо это сейчас, когда британцы блокировали наше восточное побережье?!

— А как вы сможете использовать ее опыт, если она откажется помогать вам и всю войну проведет в тюрьме? — столь же раздраженно парировал Клод.

— Разве такое возможно?

— Увидите сами, если только не измените тактику.

Сенатор опустился в кресло.

— Траверс в Карибском море. Лафитт тоже. Если бы она смогла навести нас на Лафитта…

— Нет! Лафитта оставьте в покое или найдите другой способ заполучить его. Капитан Денти на это не пойдет.

— Вы слишком многого от нас требуете, Таннер!

— Неправда, — тихо ответил Клод.

Хоув ничего не сказал, и Клод решил продолжить:

— Когда вы хотите с ней встретиться?

— Роберт Дэвидсон пригласил Президента на обед в четверг. Грэнджерс, Фартингтон и ваш покорный слуга тоже будем там. Переносить встречу с Президентом на другое время вряд ли целесообразно: придется лишь изменить повестку. Вначале мы планировали собраться, чтобы решить, что станем делать, если ваша миссия окончится неудачей. К счастью, все обстоит лучше, чем мы ожидали. Полагаю, сейчас самое время Президенту встретиться с капитаном Денти. Мы могли бы обсудить ее участь после обеда. Почему вы хмуритесь, капитан?

Клод даже растерялся. Он потерял контроль над собой и не заметил, что открыто демонстрирует свое неудовольствие.

— Боюсь, капитан Денти испортит вам праздник, отказавшись разыгрывать весь этот фарс.

— Что вы называете фарсом, капитан?

— А как еще можно назвать эту вашу затею? Она прекрасно понимает, что вовсе не является гостьей, и тем не менее вынуждена будет притворяться, что все обстоит именно так. Вы собираетесь угощать ее обедом, вести с ней светскую беседу, предлагать напитки, а в ответ получить готовность сотрудничать. Она скорее предпочла бы, чтобы вы держали ее в цепях, чем делали из нее гостью.

— Едва ли такое возможно.

— Она не станет играть по вашим правилам, сенатор.

— Если ей так хочется цепей, вы можете заверить ее в том, что именно это она и получит в случае отказа.

Клод стоял, глядя куда-то поверх Хоува, стараясь не слишком демонстрировать свое к нему отношение, справедливо полагая, что сенатор может быть весьма опасен.

— Когда именно в четверг я должен привести ее на этот… обед? — спросил Клод, надеясь, что пауза была не слишком заметной.

— К половине восьмого, кажется, так. — Хоув с озабоченным видом пролистал настольный календарь и, подняв голову, подтвердил: — Да, так. К половине восьмого.

Как только Клод ушел, Хоув нацарапал записку и, позвав секретаря, протянул ему листок со словами:

— Это для Беннета Фартингтона! Вы знаете, где его искать — он должен быть у любовницы. И не смотрите на меня с таким видом, он тоже человек, и ничто человеческое ему не чуждо.

Вручив записку секретарю, Хоув принялся мерить шагами комнату.

Эта женщина, капитанша, должна была вывести его на Лафитта. В конце концов ради этого и затевался весь сыр-бор. Если все, что сказал капитан, правда, с Алекс Денти придется повозиться. Встреча обещает быть очень интересной.

По дороге домой Клод раздумывал над тем, стоит ли рассказывать о своем разговоре с Хоувом Алексис. Конечно, она уже догадалась, что в обмен на помилование от нее потребуют нечто большее, чем просто информацию о расположении британских кораблей. Нет, решил Клод, пусть она все услышит из их уст. Он не хотел быть тем человеком, который попросит ее совершить подлость.

Случайно взгляд Клода упал на витрину салона дамской одежды. До сих пор он не задумывался над тем, в чем Алексис появится перед Президентом, и только сейчас вспомнил, что у нее нет даже подходящего платья. Едва ли этикет позволяет ей явиться к главе государства в выгоревших на солнце бриджах и рубахе, со шпагой на боку. Клод улыбнулся, представив себе это забавное зрелище. Впрочем, Алексис умела выглядеть по-королевски в любом наряде. Интересно, что предпринял бы Президент, явись к нему Алексис с кинжалом наголо?

Клод объяснил маленькой женщине с острыми глазками фиалкового цвета, чего хочет. Та подала ему каталог — большой журнал с множеством рисунков. Разглядывая изображения нарядов, Клод представлял Алексис в каждом из них. Ее могло украсить любое платье. Наконец он сделал выбор. Платье из тяжелого материала, скорее всего бархата, выглядело богато и достойно, но не это было важно — стиль, покрой платья идеально подходили Алексис. Короткие, открывающие руки присобранные рукава, круглый вырез, чуть завышенная талия, от которой платье спускалось свободными складками.

— Это то, что нужно, — уверенно заявил Клод.

— Действительно, красивое платье, — согласилась хозяйка модного ателье, взглянув на Клода с одобрением человека, умеющего ценить хороший вкус. — Материал выберет ваша жена?

— Нет, — после краткого замешательства ответил Клод. — Ему приятно было на миг представить Алексис женой. — Я сам выберу. — Голос его обрел уверенность. — Но мне не хотелось бы, чтобы материал был очень тяжелым. Может быть, нечто более воздушное в голубых тонах?

Женщина кивнула и вышла. Вернувшись довольно скоро, она развернула перед Клодом рулон небесно-голубого легкого шелка.

— Именно это я и хотел. — Клод взвесил материал на ладони. — Вы не могли бы сшить платье к четвергу? И подберите, пожалуйста, подходящее белье и чулки.

На этот раз хозяйка ателье была явно обескуражена просьбой заказчика.

— Это невозможно! — воскликнула она. — Осталось всего три дня! Потребуется по меньшей мере неделя; и потом, я должна снять с вашей жены мерки.

— Она не сможет прийти на примерку, и мне нужно платье к четвергу, — с нажимом в голосе произнес Клод. — Я готов оплатить сверхурочные. Мы приглашены на обед к другу Президента. Может быть, знаете, к Дэвидсону. Там будет Президент, возможно, с женой.

Клоду любопытно было видеть, как магическое имя Долли — жены Президента — делает невозможное возможным. Он прекрасно понимал, что если женщина не глупа, она моментально сообразит, что после того, как ее наряд по достоинству оценит президентша, отбою от богатых заказчиков не будет.

Хозяйка ателье улыбнулась, обнаружив недюжинное чутье в бизнесе.

— Сколько скажете, мадам, столько и заплачу. Мне нужен этот наряд, и моя жена, уверяю вас, будет лучшей моделью из всех, какие вы могли бы иметь.

— Значит, вы поняли, почему я иду на этот безумный шаг.

— Конечно. Что до мерок…

Женщина внимательно слушала, делая записи, а Клод между тем с удивительной точностью называл необходимые размеры. Она явно была довольна тем, что встретила наконец мужчину, столь досконально изучившего свою жену, — приятно иметь в лице заказчика человека столь же проницательного, как и она сама. Когда Клод попросил внести кое-какие изменения в фасон, она слегка приподняла бровь.

— Вырез на спине не должен быть таким глубоким, — сказал Клод.

— Но, капитан, этого требует стиль, и потом…

— Я плачу вам хорошие деньги. Мы оба знаем, что платье на самом деле того не стоит. Так сделайте мне маленькое одолжение.

Клод не собирался объяснять, что шрамы на спине не позволяют Алексис носить наряды с глубоким вырезом сзади.

В конце концов ему удалось уговорить хозяйку ателье. Впрочем, Клод в этом и не сомневался. Женщина была готова пойти на все, лишь бы ее платье попало на званый обед, где его оценит сама жена Президента.

Они немного поторговались о стоимости белья, чулок и туфель, но даже если хозяйка и продешевила немного в этой части сделки, цена, которую он готов был заплатить за платье, многократно перекрывала убытки. Клод не вышел из салона до тех пор, пока вызванные помощники не начали работу над платьем прямо при нем.

Еще одну остановку Клод сделал перед ювелирной лавкой. Довольно долго он стоял перед витриной, любуясь таинственно поблескивающим серебряным колье, прежде чем зашел сделать заказ. Клод вспомнил сказанные Хоуву слова о том, что Алексис предпочла бы явиться на ужин в цепях. Невольным напоминанием о ее истинном положении на банкете будет это колье, отдаленно похожее на кольцо, что надевали на шею преступникам. Алексис непременно поймет, что он имел в виду, делая ей такой подарок. Опуская в карман маленькую черную обтянутую бархатом шкатулку, он представлял стоящую перед ним пленницу.

Золотые волосы обрамляют овальное лицо. Янтарные глаза похожи на два костра, согревающие его своим теплом, наполняющие комнату золотистым светом. Легкий полупрозрачный наряд струится, ниспадая с плеч, глубокий вырез оставляет открытой ямочку у основания шеи и приоткрывает полную высокую грудь. Он, казалось, воочию видел, как пульсирует жилка на ее горле, как Алексис поднимает руку, чтобы коснуться серебряного ожерелья, холодящего кожу. Ее губы чуть приоткрыты, она, опустив глаза, проводит ладонью по обнаженной руке, и его взгляд, следуя за движением ее кисти, ласкает стройное тело, талию, угадывающуюся под платьем, длинные ноги, силуэт которых чуть проступает благодаря неяркому свету, льющемуся откуда-то из-за ее спины. Наряд этот ничего не подчеркивает, но показывает все. Вот она снова медленно подняла руку, коснулась колье узкими длинными пальцами, желая одним взглядом сказать ему, что поняла скрытый смысл его подарка. А теперь губы ее сложились в робкую улыбку. В уголке ее золотистых глаз сверкнули слезы, блеснули ярче, чем бриллианты ее ожерелья. Образ задрожал и исчез, словно растворившись в воздухе.

Какое право имел он дарить ей такой подарок, заявлять свои права на нее? Ответ был сродни толчку, ощутимому и даже болезненному. Он повторял ей эти слова несчетное число раз, даже не желая того, он произносил эти слова про себя, и все же только сейчас с поразительной ясностью перед ним открылась истина: он любил ее. Клод сжал в кармане шкатулку. Разве не она как-то сказала ему, что любовь связывает сильнее, чем любая цепь? Он предложит ей колье, но она сама решит, носить ли ей это украшение. Ей предстоит принять или не принять все, что стоит за этим колье в сознании обоих, даже если она не произнесет тех слов, которые он хотел бы от нее услышать.

Клод быстро пошел к дому, стараясь более не думать об этом. К тому же давали о себе знать усталость — последнее время он постоянно недосыпал — и голод, напоминавший о себе урчанием в пустом желудке.

Услышав стук в дверь, Алексис решила, что пришел Клод, и пошла открывать, но Гарри опередил ее. Алексис ошиблась — стучал не Таннер, а Майк, и вид у него был самый жалкий. Из-за спины Майка, едва узнаваемого по причине опухшей физиономии и синяков, выглядывали Франк, Форрест и еще несколько человек. Но и они выглядели не лучше. Алексис всплеснула руками. Майк принялся что-то объяснять, с трудом двигая разбитыми губами. Алексис оборвала беднягу на полуслове, предложив перенести разговор на кухню, где она могла бы оказать ему первую помощь и облегчить боль.

— Что это с вами стряслось? — спросила она, усаживая Майка на стул. — Когда мы расставались, вы все были похожи на людей!

Форрест улыбнулся и сел за стол. Подвигав челюстью из стороны в сторону, чтобы проверить не сломана ли она, и обрадовавшись тому, что в состоянии говорить, он заявил:

— У нас и у ребят с других кораблей появились кое-какие разногласия. Но мы все уладили.

Алексис недоверчиво взглянула на кока.

— Едва ли эти разногласия стоят таких серьезных телесных повреждений, — решительно заявила она. — Джон, принеси-ка мне несколько влажных полотенец, а там посмотрим, сможет ли кто-нибудь из этих бедняг сегодня работать.

— Уверяю вас, они дрались за правое дело, — сказал Майк, глядя прямо Алексис в глаза.

Товарищи Майка выразительно закивали.

Алексис не поняла, с чего это они все так на нее уставились, но Гарри и Джон сразу догадались, что причиной драки послужила эта женщина. Они обменялись многозначительными взглядами и улыбнулись друг другу. Похлопав Майка по плечу, Лендис сказал:

— Надеюсь, вы разрешили разногласия в свою пользу.

— Естественно, — ухмыльнувшись, ответил Майк.

— Мне лично все это не по душе, — заявила Алексис, осторожно счищая засохшую кровь с губы Майка. — И еще я вижу, что вы все выпили. Как я полагаю, за счет побежденной стороны.

Форрест засмеялся, но тут же поморщился от боли.

— Вовсе нет, Алекс, это мы купили парням по кружечке, чтобы скрасить им поражение.

Алексис медленно оглядела собравшихся, задержавшись взглядом на лице Тома. Он переминался с ноги на ногу, не зная, куда спрятать глаза.

— Ну что же, ваши раны не смертельны, так что, Том, пожалуйте сюда — ваша очередь лечиться. Хочу посмотреть, что за зуб у вас болит.

— Прости, Алекс, — виновато сказал Том.

— Открой рот, дай посмотреть, скольких зубов ты лишился.

— Эй, Франк, иди сюда, на место Тома. Попробую что-нибудь сделать с твоим синяком, а то он горит, как звезда.

Алексис и Лендис сделали все что могли: большинству матросов был почти возвращен прежний облик.

— Эх вы, тоже мне, стража! И эти инвалиды должны были меня охранять! Да я, если бы захотела, любого из вас смогла бы одолеть!

Веселые огоньки в глазах Алексис никак не вязались с серьезным тоном, каким это было сказано.

— А я бы и не сопротивлялся, — признался Форрест, — только ради того, чтобы вы потом нянчили меня своими ручками.

— Ах ты, старый козел! — весело рассмеялась Алексис, швырнув Форресту полотенце.

Моряки встретили ее слова дружным смехом.

— А теперь, ребята, — объявила Алексис, — уходите все из кухни. Готова поспорить, что, кроме эля, у вас ничего нет в животах. Ты, Форрест, тоже уходи. Я сама приготовлю еду. С вас на сегодня хватит работы.

Потом все обедали в просторной столовой. Алексис по настоянию мужчин села во главе стола. Предметом обсуждений и шуток была сегодняшняя драка. Моряки весело смеялись, но Алексис за шутками и прибаутками старалась понять причину стычки. Она так бы и осталась в неведении, если бы Майк, разогретый поданным к обеду вином, добавленным к уже выпитому элю, вспоминая утренние события, не сказал:

— Но когда он назвал ее капитанской шлюхой, я не мог…

За столом наступила тишина, которую нарушил только звук выпавшей из рук Алексис вилки. Майк огляделся, ища поддержку, но все смотрели на него с угрюмым осуждением, предоставляя ему самому заглаживать вину. Алексис, не поднимая глаз, осторожно положила вилку на стол рядом с тарелкой.

— Простите, Алекс. Я не хотел…

Майк сам не знал, что надо говорить в таких случаях, и обрадовался, когда Алексис пришла ему на выручку.

— Не извиняйся, Майк, — сказала она твердо, складывая руки на коленях. — Ты всего лишь повторил то, что слышал. — Алексис замолчала, собираясь с духом. — Итак, вы дрались за капитанскую шлюху. Я полагаю, что должна быть вам благодарна уже за то, что вы видите в этих словах оскорбление для себя. Но я не стану говорить вам спасибо. Оскорбили меня — и отвечать обидчикам должна была я сама, и больше никто.

Франк посмотрел ей в глаза и заговорил горячо и убежденно:

— Мы дрались за правду. Нам горько оттого, что вы наша пленница, но с этим мы ничего поделать не можем. Зато мы можем сделать так, чтобы вас уважали. Мы отстаивали вашу честь и свою тоже. А еще дрались за честь и достоинство нашего капитана. Те люди, которые видели вас в порту, ничего о вас не знают. Они думали, что мы трусливо избегали боя и потому не потопили ни одного британского корабля. Но мы выполняли одну из самых важных миссий; мы все испытываем особую гордость за то, что с нами сейчас знаменитый капитан Алекс Денти. Нашим товарищам с других кораблей невдомек, что гроза морей Алекс Денти и есть та самая женщина, которую они увидели в порту. Зато теперь они знают, что вы, конечно же, не шлюха.

— Спасибо, Франк. Спасибо вам всем за то, что вы это понимаете, — тихо сказала Алекс и уже совсем другим, веселым тоном добавила: — Мы еще повоюем!

Всем сразу стало легче. Обед закончился в непринужденной дружеской атмосфере, Алексис с интересом слушала последние новости относительно военных действий, которые успели раздобыть моряки.

После обеда она пошла в гостиную, предоставив матросам решать, кому из них мыть посуду. Они все еще бросали жребий и торговались, когда пришел Клод. Услышав шум на кухне, он сразу же прошел туда.

— Что происходит? — спросил он. — Где Алексис и что, черт возьми, с вашими физиономиями?

— Вот решаем, кому из нас делать грязную работу, Алексис не в счет: она готовила ужин. Сейчас она в гостиной, отдыхает, наверное, и вполне заслуженно. А что до синяков — это результат драки, случившейся в порту после того, как мы уехали, — доложил Лендис.

— Спасибо за обстоятельный рассказ, — усмехнулся Клод. — Посуду вымоют Том и Франк, а вы, Форрест, дайте мне чего-нибудь поесть. Алексис пусть отдыхает, а тем временем Майк поведает мне о причине заварухи — ему, как вижу, досталось сильнее всех.

Майк уже открыл было рот, чтобы начать рассказ, но тут дверь на кухню распахнулась. На пороге стояла Алексис.

— Я могу все объяснить, — заявила она. — Между матросами «Конкорда» и теми, кто наблюдал за прибытием корабля в порт, возникли разногласия относительно природы моего присутствия на борту. Ваши люди все чудно уладили. И нечего больше возвращаться к этой теме.

Клод ожидал, что кто-нибудь из матросов изложит свою версию происшедшего, но все молчали.

— Форрест, принеси ужин ко мне в кабинет, — так ничего и не дождавшись, приказал Клод. — И не забудь взять немного вина для Алексис.

Он крепко взял Алексис за локоть и увел за собой в кабинет. Против желания получилось это у него довольно грубо. Захлопнув за собой дверь, Клод с холодной усмешкой спросил:

— Так в каком качестве видели вас моряки в порту?

Алексис стряхнула его руку и отступила в глубь комнаты.

— Таннер, — тихо сказала она, — не злись на них. Что еще могли подумать обо мне мужчины? Естественно, раз я плаваю на этом корабле, значит, я чья-нибудь шлюха.

Она видела, как гнев в глазах Клода сменился болью. Произнесенные ею слова словно хлестнули его. Алексис поднесла ладонь к его щеке.

— Я польщена уже тем, что они сочли меня достойной того, чтобы быть твоей шлюхой.

Клод сжал ее кисть, затем потянул Алексис к себе, обнял, словно желая защитить.

— Я никогда не думал о тебе так, — шепнул он ей на ухо. — Никогда.

Он коснулся губами ее лба, затем щеки, затем закрыл ей поцелуем рот.

Этот поцелуй был сама нежность; оба они испытали прилив желания, тем более мощный, чем дольше пытались отрицать наличие между ними взаимной привязанности. Клод мял языком ее нижнюю губу, словно пробуя на вкус, и ноги у Алексис стали слабеть. Она опиралась на кольцо его рук, но вскоре и этой опоры стало не хватать, и она закинула ему руки на шею. Клод застонал, почувствовав, как набухла грудь его подруги, прижатая к его груди. Сладкой пыткой стало для него это лишнее доказательство ее желания близости. Руки его опустились вниз, легли на ее ягодицы, сжали их, притянули ее к себе, живот к животу, и в этот миг с губ ее сорвался стон.

Настал миг, когда оба они перестали сопротивляться, и сдачу своих позиций закрепили поцелуем. Никто из них не находил в себе силы оттолкнуть другого, хотя оба прекрасно понимали, куда приведет их поцелуй. В этот момент Алексис было все равно, увидит ли она Траверса вновь или нет, и Клод больше не думал о том, что должен найти способ, как может привязать ее к себе. Но слабость их была лишь минутной слабостью. Перед обоими стояла цель, которая была превыше всего. Нехотя они разжали объятия. Клод тяжело прислонился к двери. Алексис, чтобы окончательно обозначить лежащую между ними пропасть, сказала:

— Я не смогу быть твоей снова, Клод. Не смогу, пока все не будет закончено.

— Я знаю, — тихо ответил он.

Клод протянул руку к ее лицу и убрал со лба выбившийся локон. Она откликнулась на его ласку тихим вздохом.

— Я так тебя хочу, — сказал он, услышав, как участилось ее дыхание. — Так сильно.

— Остановись, Клод. Ничего больше не говори! — взмолилась она, расписываясь в собственном бессилии перед желанием отдать ему всю себя.

Клод кивнул и прошел в глубь комнаты, стараясь не коснуться ее, понимая, что малейшая искра, возникшая от контакта их тел, заставит его забыть ее мольбы.

— Как прошла ваша встреча, капитан? — спросила Алексис, садясь в кресло напротив кушетки. Она слегка запнулась, словно не зная, уместно ли столь официальное общение после бурной демонстрации взаимных чувств.

— Не так хорошо, как хотелось бы, — уклончиво ответил Клод.

— В каком смысле? — Она откинулась на спинку кресла.

— Мы с сенатором не сошлись в некоторых вопросах.

— Относительно меня? — еле слышно спросила Алексис.

— Конечно, относительно вас, — раздраженно ответил Клод и тут же пожалел о своей грубости: такое несчастное сделалось у нее лицо. — Зачем еще мне встречаться с сенатором, если не по вашему делу.

— Со своими делами я справлюсь сама, без защитников, — запальчиво бросила Алексис.

— С чего вы взяли, что я вас защищал?

— Я всего лишь подумала, — начала было Алексис и осеклась, не зная, что сказать.

Клод резко выпрямился и, глядя Алексис прямо в глаза, тоном, не допускающим возражений, заявил:

— Пора внести ясность, Алексис. Да, я хочу тебя, потому что люблю. Не хмурь брови, ты знаешь об этом так же хорошо, как и я, а может, и лучше. Но сейчас мы воюем с твоей страной, и я, как любой гражданин, стою на страже интересов моей страны. А ей нужна ты. Я уже говорил, что если бы ты согласилась помочь нам в этой войне, отношения между нами были бы совсем другими. Я не кривил душой, Алекс. Знания, полученные тобой в двухлетней борьбе один на один, стоят опыта, который многие из наших морских офицеров приобретали долгими годами службы. Ты была бы нам существенным подспорьем. Наша неприязнь к британцам основана не только на отвратительной практике увода в рабство наших граждан для службы на судах Соединенного Королевства. Есть много причин более меркантильного свойства. Англия отчего-то решила, что беспошлинная торговля на территории Штатов — ее неотъемлемое право. Ну как же! Хозяева Атлантики! Нас не устраивают условия сотрудничества с нашими корабельными компаниями, которые выдвигает Британия, руководствуясь отнюдь не интересами дела. Вместо того чтобы отдать предпочтение лучшим с точки зрения надежности, право на провоз грузов в зоне блокады дается компаниям родственников или фаворитов, остальные не менее достойные судоходства терпят убытки, потому что лишены этих прав. Франция и Англия убедились в том, что Америка предпочитает держать нейтралитет в их войне, и что же — это послужило нам благом? Отнюдь! Наши корабли были отданы на милость каперам обеих воюющих сторон. Если мы победим, я стану еще богаче, чем был прежде, потому что в этом случае корабли Корабельной компании Гарнета смогут заходить в любые порты, не опасаясь помех со стороны Британии. Я участвую в этой войне, чтобы защитить то, что имею, и получить большее. Вот что ставят на кон Соединенные Штаты.

Алексис молчала. Она не думала о Корабельной компании Квинтоиа, которая должна была выйти на этой войны процветающим предприятием: Алексис не страшила конкуренция, она знала, что умеет вести дело. Не думала она и о людях, живущих на Тортоле, преданных ей друзьях, которые, добейся она успеха, станут жить лучше и богаче. Она смотрела на Клода, задаваясь единственным вопросом: сможет ли она, согласившись на сотрудничество с американцами, удержать одного человека, того, которого она хотела сильнее всего, того, кто, пристально вглядываясь в ее лицо, ждал сейчас ответа.

— Об этом я уже думала, — медленно проговорила Алексис, не отводя взгляда.

Клод кивнул. Последовало тяжелое молчание. Оба понимали, чего будет стоить ее решение. Клод снова лег и, глядя в потолок, задал почти риторический вопрос:

— Если Президент будет говорить с тобой так, как говорил я, разложит все по полочкам, ты согласишься?

— Мистер Медисон не сможет этого сделать.

— Почему нет? — удивился Клод.

— Меня привезли сюда силой, капитан. Вы хорошо помните, чем вы мне угрожали. Насколько я понимаю, все было сделано для того, чтобы я подчинилась желанию вашего Президента. Если бы выбор был за мной, я бы все равно присоединилась к вам после того, разумеется, как с моими делами будет покончено. Разве вы забыли? Ведь я страстно хотела попасть в вашу страну еще девочкой, в тринадцать неполных лет, и, будьте уверены, не стала бы стремиться вернуться в Англию, если бы судьбе было угодно, чтобы меня высадили в Чарльстоне, а не на Тортоле. Смею заверить, я не испугалась бы и не дала стрекача, даже если жизнь на этой земле обетованной оказалась бы куда тяжелее и грубее той, что мне представлялась в мечтах.

— Но сейчас разве вы не в этой стране? Выходит, ваша мечта исполнилась?

Алексис окинула взглядом комнату.

— Где моя свобода, капитан? Где мое право свободно принимать решения? Ваш Президент мне этого не предложил.

— А если бы предложил?

— Тогда он должен был дать мне вначале поймать Траверса, а затем я бы стала помогать вам чистосердечно и искренне, как если бы вы никогда меня сюда не привозили.

Клод хотел было сказать ей, что именно это он и пытался разъяснить Хоуву, но тут раздался стук в дверь. Форрест принес ужин и вино. Когда кок ушел, Клод почувствовал что желание объясняться и оправдываться тоже ушло. За едой он отвечал на вопросы Алексис о доме и поблагодарил за наведенный в его жилище порядок.

— У тебя и в Бостоне есть свой дом? — спросила Алексис, ставя стакан на полированный стол.

— Нет. Когда я приезжаю в Бостон, то останавливаюсь у Эммы и Блейка. Они живут там же, где жили мои родители и где вырос я.

— Понятно. Но когда ты переедешь в Бостон, тебе потребуется собственный дом, не так ли? Ты же не захочешь жить у сестры?

— Почему ты решила, что я намерен жить в Бостоне?

— Потому, — с улыбкой ответила Алексис, — что я не забыла твои разговоры о компании Гарнета. И мне не показалось, что ты готов расстаться с делом. Наоборот, похоже, ты собираешься развивать семейный бизнес. Ты не сможешь вести дела из Вашингтона.

Клод рассмеялся.

— Во время нашего последнего разговора Эмма сказала мне, что Корабельная компания Квинтона составляет нам конкуренцию. Я не стал говорить ей, хотя и знал наверное, что владелец компании едва ли лично занят делами своего предприятия.

Алексис широко улыбнулась.

— Я получаю весьма существенную поддержку с совершенно неожиданной стороны.

Клод нахмурился. Имя Лафитта не прозвучало прямо, но намек был достаточно прозрачен.

— Давай не будем о Лафитте, — он отставил в сторону поднос.

— Почему ты так странно реагируешь, когда я говорю о нем? Лафитт помог мне, когда я больше всего нуждалась в помощи. Ты, наверное, понимаешь, что не я просила его пощадить мои корабли! Он сам принял такое решение, и я знаю почему.

— Не важно, зачем он это делает, важно лишь, что его благородство сыграло ему на руку. Не зря говорят, что посеешь, то и пожнешь.

— Что-то я не возьму в толк…

— А жаль, — тихо ответил Клод.

Едва ли можно было сомневаться в том, что Алексис предаст человека, который способствует процветанию ее бизнеса, не говоря уже о том, что Лафитт помог ей и дал свободу, в которой отказал он, Клод.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — вдруг сказала Алексис.

— Какой вопрос?

— Единственный, на который я надеюсь получить от тебя ответ, о Бостоне.

— Да, я собираюсь жить в Бостоне, — усмехнулся Клод. — Я покину этот дом без всякого сожаления.

— Тогда зачем тебе такой большой дом сейчас? Ты ведь очень редко здесь бываешь.

— Я не продаю его, потому что мне нравится это место. И еще: когда я прихожу сюда, я знаю, что это моя собственность. Согласись, сознание того, что у тебя есть свой угол, греет душу. Это не то, что жить в отелях или снимать жилье. Даже старые морские волки и те жаждут найти такое место под солнцем, где бы пол не качался под ногами. А как насчет тебя? Разве ты так не считаешь?

Алексис опустила глаза, вспоминая дом на Тортоле, радугу цветников и свежее дыхание моря. Увы, без Франсин и Джорджа дом стал ей безразличен.

Подойдя к Алексис, Клод помог ей подняться и, придерживая рукой за подбородок, чтобы она не отворачивала лицо, сказал:

— Прости, Алекс.

Он видел муку в ее глазах и понимал, что никакие слова не помогут излечить эту боль.

— Я надеюсь, ты никогда больше не увидишь того дома. По крайней мере тебе не придется возвращаться туда в одиночестве.

— Но я хочу увидеть его, — сказала Алексис, убирая его руку.

— Ни к чему тебе это.

— Нет, я должна приехать туда. Я никогда не смогу там жить, но я должна видеть его, чтобы не забывать о данном слове, чтобы набраться мужества и поквитаться с человеком, виновным в смерти моих близких.

Клоду захотелось обнять ее, чтобы она смогла выплакать боль на его плече. Он представлял, как она будет плакать, когда вернется на Тортолу и придет к этому мертвому, пустому дому. Она была такой слабой, такой женственной, совершенно непохожей на легендарного жестокого капитана Денти. Губы ее слегка подрагивали, тело била едва заметная дрожь, и только взгляд ее янтарных глаз, такой же, как тогда, когда она приносила свои клятвы, удерживал его от того, чтобы пожалеть и успокоить ее. Этот взгляд молил о беспощадности.

— Уже поздно, — сказал Клод, понимая, что ничего не может предложить ей в утешение. — Ты выбрала комнату?

— Да. Если ты не против, я бы хотела пройти к себе прямо сейчас.

Алексис позволила Клоду взять ее под руку и проводить до лестницы. В холле она пожелала спокойной ночи матросам и пошла наверх. Уже почти поднявшись, Алексис оглянулась, услышав звучный, красивого тембра голос Клода, желавшего ей хороших снов, и, улыбнувшись, пожелала ему того же.

 

Глава 12

За завтраком Клод, Алексис и Лендис потешались над своими товарищами, чьи физиономии после вчерашнего побоища имели весьма живописный вид.

Каждый из команды «Конкорда» знал, что Алексис умеет держать слово, и поэтому решение освободить большинство моряков от вахты явилось вполне оправданным. Трудно было поверить в то, что она все-таки решит бежать, не дожидаясь встречи с Президентом. Клод тем не менее отдал подробные распоряжения относительно четверга, однако Алексис не могла об этом знать. Таннер сознательно не сообщал ей дату и время встречи с властями, хотя и понимал, что таким образом усложняет ее задачу.

Ужин прошел в мирной обстановке. Почти все матросы разбрелись кто куда, остались лишь Лендис, Гарри и Майк. Алексис на этот раз выполняла обязанности кока. Впрочем, готовить ей было в радость — безделье утомляло ее сильнее работы. Во время ужина она думала только о том, каким образом сможет выбраться из Вашингтона. Задача дьявольски трудная, если учесть, что Клод наотрез запретил ей покидать дом, даже под охраной. Алексис часто вспоминала о своих людях. Подчинятся ли они ее приказу или все-таки сделают так, как велит им сердце? Оставалось лишь надеяться на то, что здравый смысл возьмет верх над эмоциями, но в этом случае ей пришлось бы воспользоваться услугами первого попавшегося корабля. Впрочем, сперва она должна придумать, как пробраться в порт.

Подняв глаза, Алексис заметила, что Клод смотрит на нее и улыбается, словно читая ее мысли.

— Способ должен быть, — сказала Алексис, возвращая ему улыбку.

Клод рассмеялся, не обращая внимания на озадаченные взгляды матросов. Никто, кроме Клода, не уловил в реплике Алексис какого-то особенного смысла.

Зато для Алексис смех Клода сказал больше, чем могли бы сказать слова. В этих звуках она услышала вызов. Клод словно дразнил ее, подзадоривал на очередную попытку. Даже в постели, кутаясь в его рубашку, надетую на голое тело, она продолжала перебирать варианты бегства, ища лучший.

В среду вечером Клод и Алексис вдвоем расположились в кабинете. Каждый был занят своим делом. Она, по-восточному скрестив ноги, сидела на ковре и читала, забыв обо всем на свете. Поглядывая на нее, Клод думал о том, что этот способ бегства от реальности, пожалуй, единственный у нее оставшийся. Словно в подтверждение, Алексис, оторвав от книги взгляд, посмотрела мимо него, чему-то улыбаясь.

— Интересно? — спросил он.

— Очень. Ромео и Джульетта, — звонко откликнулась Алексис.

— Странно. Мне эта пьеса не показалась уж слишком занимательной.

— Потому что ты не думал, как здорово иметь средство, благодаря которому можно притвориться мертвой. Если бы у меня было такое снадобье, я бы мигом решила все проблемы.

— Придется мне запретить тебе читать, если из книг ты будешь черпать идеи для побега, — сказал Клод, ласково перебирая золотистые пряди волос.

Почувствовав, как Алексис вздрогнула, Клод убрал руку.

— Я должен кое-что тебе сообщить, — начал он бесцветным голосом, будто речь шла о меню на завтра.

Алексис немедленно повернулась к нему лицом. Безразличный тон не ввел ее в заблуждение.

— Завтра ты встречаешься с Медисоном.

Алексис кивнула. Она сама с точностью не могла бы сказать, какие эмоции вызвала в ней эта новость. Отчасти она даже радовалась тому, что наконец все будет кончено и ей предстоит принять вызов, с другой стороны — понимала, что может потерпеть поражение.

— Мы с вами приглашены на обед в дом Роберта Дэвидсона.

Клод видел, как разозлилась Алексис, как колко засверкали ее глаза, но он ожидал подобной реакции.

— Сенатор Хоув, — продолжил он, — Беннет Фартингтон и Ричард Грэнджерс тоже там будут. Они хотели бы обсудить с тобой условия сотрудничества после обеда.

— Надеюсь, они не ждут от меня благодарности за это, — сердито заметила Алексис. — Полагаю, они считают, что я должна вести себя как гостья. Я бы предпочла…

— Не надо мне ничего говорить, Алексис, — перебил ее Клод. — Мы с сенатором расходимся во взглядах в некоторых пунктах, и завтрашний обед в их числе.

— Почему ты все так хорошо понимаешь, а они нет? — с безнадежностью в голосе спросила Алексис.

— Дело в том, что все они — практикующие политики и привыкли, что вежливого приема, вкусной еды и пары стаканов вина, как правило, достаточно для того, чтобы заручиться сотрудничеством.

— Быть может, для умирающего от голода и меньшего бы хватило.

— Полагаю, ты права, да только я не об этом.

Алексис поднялась с пола, прихватив с собой книгу, и пошла в дальний угол кабинета. Поставив томик на полку, она медленно повернулась к Клоду:

— Ты кое-что сказал мне на днях. Кое-что, о чем я, кажется, стала забывать. О Лафитте. Ты сказал…

— Я сказал, что какими бы ни были мотивы его поступков, он получит свое вознаграждение.

— Верно. Я хочу знать, будет ли это затронуто в завтрашнем разговоре.

Алексис боялась услышать ответ, потому что заранее знала его. Она прислонилась к книжным полкам и теперь чувствовала, как врезаются в спину деревянные планки.

— В значительной степени, — осторожно ответил Клод.

Алексис закрыла глаза и судорожно вздохнула.

— Почему ты мне раньше не сказал?

— Я не собирался тебе говорить ни о чем, надеясь, переубедить сенатора. Я до сих пор еще не оставил эту мысль.

По его тону было ясно, что Клод и сам не верит в успех.

— И чего ждут от меня?

— Чтобы ты убедила Лафитта приехать в Вашингтон. Президент рассчитывает на его помощь в Карибском море.

— Я не могу пойти на это! Я не могу его предать! После всего, что он для меня сделал…

— Теперь ты знаешь, что я имел в виду, когда говорил о вознаграждении?

— Я еще не все сказала, Клод. Неужели Президент не понимает, что Лафитт поможет им, если это будет ему выгодно? Оттого, что британцы суют нос в новоорлеанские дела, он пока не выиграл, а проиграл. Он сам предложит сотрудничество американцам. Я знаю! Но только не тогда, когда они применят к нему такую же тактику, как ко мне. Пусть попробуют действовать силой, и он засмеется им в. лицо. Для Лафитта ничто не может окупить свободы, той свободы, которой он может наслаждаться сейчас.

Алексис перевела дыхание и подошла к Клоду. Присев на банкетку у его ног, она взяла его руку и поднесла к своей щеке.

— Я не могу пойти на это, Клод. Никто не заставит меня искать Лафитта, чтобы сдать его вашему Президенту.

— Ты все еще хочешь встретиться с ними завтра? — спросил он, усаживая ее к себе на колени.

— А разве у меня есть выбор?

— Только тот, что был с самого начала. Ты можешь попытаться убежать.

От его дыхания легкие золотые колечки на ее виске вспорхнули и опустились на щеку. Клод кончиками пальцев убрал их с лица и замер, почувствовав влагу на ее щеке. Он не сказал ничего, потому что знал: она думала сейчас о нем. Отчего вышло так, что человек, который так сильно любит ее, должен сделать все, чтобы лишить ее возможности выбора.

Помолчав, Алексис подняла голову. Она даже не пыталась смахнуть слезы.

— Я встречусь с ними завтра только для того, чтобы продлить наше свидание еще на несколько часов. После того как я дам им ответ, они скорее всего не позволят мне дольше жить здесь.

— Да, это так, — тихо отозвался Клод.

Склонив голову, он гладил ее волосы. Когда замолкли всхлипы и дыхание ее стало ровным, он отнес ее в комнату и уложил на кровать. Укрыв Алексис одеялом, он вернулся в кабинет и, сев за стол, взял книгу, но читать так и не смог. Его одолевали сомнении, он спрашивал себя, верно ли поступил, подготовив ее к тому, что скорее всего произойдет завтра.

На следующее утро Алексис проснулась довольно поздно. На кухне она застала одного Лендиса. Он сидел, положив вытянутые ноги на табуретку, и думал о чем-то, потягивая дымящийся кофе. Он был настолько глубоко погружен в раздумья, что даже не заметил вошедшую Алексис.

— Где остальные? — спросила она, недоуменно глядя на Лендиса.

Лендис вздрогнул, услышав ее голос, и пролил кофе на стол. Воспользовавшись вместо салфетки собственным рукавом, Лендис поставил чашку и только после этого взглянул на Алексис.

— Капитан уехал в город, а Гарри и Майк отправились в порт, чтобы…

— Чтобы что?

Лендис вздохнул.

— Вы и так, наверное, догадались. Чтобы проверитъ, нет ли там одного из ваших кораблей. Капитан все еще считает, что ваши ребята должны объявиться.

— И вы тоже думаете, что они прибудут?

— Меня не оставляет надежда, как, впрочем, и опасения. Короче, я верю, что они объявятся.

Лендис встал и предложил Алексис стул, а сам занялся приготовлением кофе для нее.

— Вы знаете легенду о короле Артуре? — вдруг спросил моряк.

Алексис рассмеялась и на безупречном кокни ответила:

— А чего не знает настоящая английская девчонка, хотела бы я знать? Ну правда, Джон, что это тебе в голову пришло? Будешь потчевать меня средневековыми сказками?

Алексис замолчала, припоминая, а потом уже совсем другим тоном добавила:

— Интересное сравнение.

— Значит, вы поняли, на что я намекал.

— Думаю, речь идет о той части сказки, где леди Дженевра была приговорена к смерти королем Артуром. Он надеялся, что ее возлюбленный, сэр Ланселот, выручит ее и спасет, хотя король знал, что потом должен будет сражаться на смерть с лучшим из своих вассалов.

— Именно так.

— Хотела бы я, чтобы вы не проводили аналогий с легендами, которые так ужасно заканчиваются, — поежившись, заметила Алексис. — Стоит ли напоминать, что Артур и Ланселот оба были убиты на бранном поле за Камелотом. Если сравнивать рыцарей в полной боевой выкладке с нашими боевыми кораблями, то, откровенно признаться, я бы не пожелала такой судьбы ни «Конкорду», ни своей «Принцессе». Именно поэтому я приказала своей команде не лезть в драку. А что касается меня в шкуре леди Дженевры, то, скажу вам, в этом обличье я чувствую себя совсем неуютно.

— Отчего же? Вы можете, как и она, постричься в монахини, когда все будет кончено.

Такой исход показался обоим настолько нелепым, что они дружно засмеялись.

— Зато мне в самим деле грозит тюрьма, Джон, — неожиданно серьезно сказала Алексис.

Она помолчала немного, словно примеряя на себя роль заключенной. Алексис не была настолько наивной, чтобы не понимать — скорее всего так и будет. То, что ей предложат сделать в обмен на свободу, не оставляло для нее выбора.

— Но можно ведь изменить сюжет, — медленно проговорила она, потягивая кофе. — Вы в любой момент могли бы подать мне руку помощи.

Алексис откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Лендис продолжал смотреть на нее невидящими глазами.

— Все верно, Джон. Я и не ждала ответа. Я помню о том, что ты один из людей Артура.

— И останусь им до конца, — тихо, но твердо произнес Лендис.

Алексис встала и поцеловала старого моряка в лоб.

— Я рада за Клода, — сказала она, положив конец дискуссии.

Алексис приготовила завтрак, а Джон тем временем развлекал ее разговорами, не имеющими никакого отношения к затронутой проблеме.

Когда они поели, Алексис пошла в кабинет, где спустя несколько часов ее и застал Клод. Она сидела на подоконнике; лицо ее было прижато к оконному стеклу, глаза с тоской глядели на улицу.

Клод стоял на пороге кабинета несколько минут и все смотрел, смотрел на нее, запоминая ее позу: наклон головы, изгиб плеч, спины, рук, быстрое движение пальцев, барабанящих по оконному стеклу. Этот звук явственно отдавался у него в голове, и Клод не сразу понял, что слышит стук собственного сердца. Еще мгновение, и он потерял бы над собой власть. Алексис в это мгновение стала сильнее его… Он заговорил, чтобы не дать ей себя одолеть.

— Добрый день, капитан Алекс Денти.

Алексис перестала барабанить по стеклу и, обернувшись, миролюбиво ответила:

— Добрый день! Не видела, что ты вернулся.

Клод подошел к ней и поцеловал в лоб. Присев на подоконник рядом с Алексис, он сказал:

— Думал, я тебя здесь не застану.

— Я же сказала, что не убегу, пока не увижусь с Президентом.

— Я имел в виду эту комнату. Я полагал, ты у себя будешь готовиться к выходу в свет.

— Еще не время, — махнув рукой, ответила она. — Не такой уж серьезный повод, чтобы часами торчать у зеркала.

— Ты уже решила, что наденешь сегодня?

Клод знал ответ заранее, но ему хотелось услышать его из уст Алексис. Удовольствие было тем больше, чем более невероятно он звучал бы из уст любой другой женщины.

— Я об этом как-то не думала. Но сейчас, раз уж ты меня спросил, отвечу: мне глубоко плевать, что будет на мне надето.

Клод от души расхохотался.

— Именно поэтому я взял заботу о твоем туалете на себя. Впрочем, если хочешь пойти в брюках и ботинках — пожалуйста, твое дело.

— Не такая уж плохая мысль. Они ожидают капитана Денти — вот к ним и явится Алекс Денти во всей красе.

— Согласен. Но это было бы нечестно. Тогда ты показала бы им капитана Денти, которого на самом деле не существует. Насколько мне известно, этот капитан не женщина, прячущаяся за мужским платьем, а женщина, использующая мужской наряд для того, чтобы достичь поставленной цели. Я прав?

— Ты знаешь меня лучше, чем они, — тихо сказала Алексис и опустила глаза, стараясь лишний раз не показывать, как тоскует по близости с ним. Когда она заговорила вновь, то обращалась скорее к себе, чем к нему. — И какова же моя цель?

Вопрос остался без ответа. Оба они знали, что цель у нее одна — побег. Алексис подняла глаза, чтобы увидеть, как на его губах рождается едва заметная улыбка. Что она знаменовала собой? Надежду? Он словно говорил ей, что она все еще может рискнуть.

— Интересно, какая одежда лучше подойдет для сегодняшнего дня?

— Позже. Не волнуйся, это не мешок с прорезями и не саван. Я просто не хочу, чтобы они тебя жалели.

Его зеленые глаза на мгновение потемнели, превратившись в малахит. Он с силой сжал ее кисти.

— Алекс, каким бы целям ни служил твой наряд, ты должна знать, что я разгадаю твои намерения первым и буду первым, кто остановит тебя.

— Кого ты хочешь убедить, Клод?

Таннер разжал пальцы. Только сейчас он понял, что повторяет свои слова вслух, как заклинание, словно не уверен в том, что сможет удержать ее.

Алексис соскользнула с подоконника и встала перед ним.

— Лучше держи меня сейчас. Да-да, обними меня покрепче. Я хочу ощутить твою силу, — сказала она, прикоснувшись губами к его шее. — Мне все равно, что случится потом, я и тогда буду любить тебя.

Последние слова прозвучали почти беззвучно, но он ответил так, будто слышал каждое из них. Клод прижал ее к себе, закрыл глаза, утонул лицом в золотой пене волос, чувствуя себя одновременно и тюремщиком, и ее пленником.

Мягкий, но настойчивый стук в дверь заставил их разомкнуть объятия. Клод неохотно пошел открывать.

— Кто там?

— Ванна для Алексис остывает, — прозвучал из-за двери голос Лендиса. — Уже время. Вам обоим пора готовиться к выходу.

— Хорошо. Я сейчас отпущу ее. Ты слышала, Алексис, — сказал он, — нам пора.

— А как насчет моей одежды? — спросила она.

— Все уже приготовлено в твоей спальне.

Она кивнула и пошла из комнаты. Ладонь ее легла на ручку двери, но Алексис медлила. Клод видел, насколько ей трудно решиться покинуть его, он слышал, как громко билось ее сердце, как участилось дыхание, превратившееся в серию судорожных вздохов. И все же она справилась с собой и, когда прошла наверх, к себе в спальню, открыть дверь для нее уже не представляло никакого труда.

Первое, на чем остановился ее взгляд, была дымящаяся ванна с горячей водой. Затем она заметила расстеленные на полу свежие полотенца, еще одно полотенце лежало на прикроватном столике. И только потом Алексис увидела то, что было разложено на кровати. Она медленно подошла, словно боясь, что одно неосторожное движение, и эта небесно-голубая дымка рассеется. Рука ее потянулась к воздушной ткани, но она остановила себя и вначале взяла в руки атласное белье. Эти деликатные вещи тем не менее не вызывали сомнений в своем земном происхождении, тогда как платье казалось сотканным из одного света.

Алексис разделась, аккуратно сложила одежду, чтобы продлить предвкушение радости и подольше полюбоваться этим небесным платьем. Она вошла в ванну, даже не заметив того, что вода в ней все еще слишком горячая. Алексис мылась неторопливо, все время не спуская глаз с кровати, где лежало нечто волшебное, окрашенное в цвета небесной лазури.

О чем он думал, покупая его? Алексис плеснула в лицо водой, чтобы смыть с губ улыбку. Он думал только о себе, и ни о ком другом. Странно, но ей не показалось это обидным, скорее наоборот. Он знал, как она будет выглядеть в выбранном им наряде… Алексис почувствовала, что дрожит, но не могла остановить свои мысли.

Что увидят остальные? Неужели они сумеют разглядеть в ней Алекса Денти? Разве смогут они признать безжалостного капитана в хрупкой женщине, одетой в легчайшее платье из небесно-голубого шелка? Быть может, здесь есть какая-то хитрость? В чем будет заключаться эта хитрость, Алексис пока не знала. Она знала лишь, что платье — это орудие, орудие, возможно, более мощное, чем нож или шпага. И Алексис не сомневалась — она поймет, как его применить, когда настанет время.

Молодая женщина поднялась из ванны и быстро вытерлась насухо. Надев белье, она села перед зеркалом и стала причесываться. Потребовалось немало времени для того, чтобы красиво уложить волосы — раньше ей редко приходилось этим заниматься. Наконец Алексис удалось добиться результата, который удовлетворил ее. Тряхнув головой, она убедилась, что каждый завиток лежит именно там, где ему положено, и не выбивается из прически.

В зеркале Алексис видела отражение платья, лежащего позади нее на постели. Дольше она тянуть не могла. Клод вот-вот должен был прийти за ней, и она хотела выглядеть именно такой, какой он ее желал видеть.

Алексис опустила ноги в голубые атласные туфельки и только после этого бережно надела платье. Нигде ничего не пришлось поправлять: платье словно слилось с ней, оно как будто было создано, чтобы ласкать ее своим прикосновением.

Алексис повернулась лицом к двери, ожидая Клода. Ни разу она не взглянула в зеркало. Все, что ей хочется узнать, она увидит в его глазах…

Она забыла о том, что и ее глаза могут быть зеркалами — зеркалами для него. Забыла до той поры, пока не вошел Клод.

Стройный и сильный, он двигался с какой-то звериной грацией. Военный мундир сидел на нем удивительно ловко. Рубашка поражала своей белизной, а китель только подчеркивал мощный разворот плеч и развитую мускулатуру рук. Но что больше всего привлекло внимание Алексис, так это золотой аксельбант на кителе. Наверное, другие видели в нем только знак отличия, положенный Танкеру по чину, но она воспринимала его как золотую пробу, отметившую этого человека, словно Клод был окружен золотым сиянием.

Алексис шагнула ему навстречу, но он жестом остановил ее. Она стояла неподвижно, опустив руки, открытая его взгляду, с пристрастием оценивающему каждую деталь наряда.

Клод даже не сразу понял, что это прекрасное видение было самой настоящей реальностью. Он узнавал в Алексис черты, сделавшие ее капитаном Денти: упрямый подбородок, крепкие смуглые руки. Сквозь призрачную пелену платья он видел эти сильные ноги, которые легко могли удерживать ее на качающейся под штормовым шквалом палубе.

Клод улыбнулся. Он остановил ее потому, что захотел понять, что же в ней увидят остальные. Теперь чуть вздернутый подбородок не казался ему свидетельством несгибаемой воли, а лишь жестом кокетки, словно говорящей: ну-ка, поймай меня! Руки ее вовсе не походили на железные тиски, и для человека непосвященного казались нежными, словно созданными для того, чтобы обнимать мужчину. Янтарные глаза, в которых прежде читалась решимость, сейчас горели неприкрытым желанием, и он уже думал не о том, какой формы у нее ноги, а о том, что они раздвинуты…

И тут словно что-то перевернулось в нем. Никто, кроме него одного, не знает, как на самом деле выглядит капитан Денти. Никто из пригласивших ее на ужин не увидит в ней сегодня грозного пирата. Этот небесно-голубой наряд делал ее на удивление женственной. Если бы она явилась в черном шелковом костюме с красным кушаком на поясе, все, пожалуй, увидели бы в ней корсара, и никто не заметил женщины. Но он хорошо знал и ту и другую Алексис, и оба эти образа сейчас слились в один, Клод шагнул ей навстречу и взял ее за руку, поцеловав в ладонь.

— Ты красива. Вы обе красивы, — добавил он шепотом.

Алексис отняла руку.

— Как вы собираетесь обращаться ко мне сегодня вечером? — спросила она.

— Как к капитану Денти.

— Хорошо.

Она пошла было к двери и остановилась: ей показалось, что Клод что-то хочет сказать, но не решается…

— Что-то не так? — осторожно спросила Алексис. Клод достал из кармана маленький черный футляр.

— Я принес тебе вот это. Решение, носить его или нет, я оставляю за тобой.

Посчитав, что сказал все, Таннер протянул ей футляр.

Алексис не знала, как поступить: отложить обитую бархатом коробочку в сторону или открыть ее. Она подняла взгляд на Клода, надеясь угадать по его глазам, чего он от нее хочет. Наконец она решилась и открыла футляр. У Алексис перехватило дух. Кончиками пальцев она провела по холодно мерцавшему серебряному колье, украшенному бриллиантами.

— Не думала, что ты догадаешься, — тихо сказала она, взглянув на Клода.

Протянув ему колье, она повернулась к нему спиной. В тот момент, когда металл коснулся ее горла, у Алексис сжалось сердце. Она видела отражения их обоих в зеркале, но замечала только сверкание серебра у себя на шее и руки, что застегивали замок.

— Почему ты решил, что я не буду носить твой подарок? — спросила Алексис, обращаясь к отражению Клода в зеркале, когда он, застегнув колье, опустил руки к ней на талию, да так и оставил их там.

— Я сказал лишь, что не стану принуждать тебя, если ты не захочешь.

Алексис повернулась к нему лицом, рука ее непроизвольно поднялась к колье, плотно охватившему горло.

— А ведь я ношу эту цепь с давних пор, гораздо раньше, чем ты узнал о ее существовании.

Клод кивнул, соглашаясь с ней.

— Но верно и то, что это не остановит тебя.

На глазах ее выступили слезы.

— Ты только что освободил меня.

— Разве?

Теперь Алексис знала, что его признание за ней права быть свободной привязывало ее к нему сильнее, чем кольцо его рук, чем тепло его губ, чем все остальное. Но как ни больно было ей сознавать это, завоевать право быть с ним она может лишь одной ценой: покинув его сегодня, когда это ей особенно нелегко.

Клод отпустил ее, не желая продлевать пытку. Алексис старательно вытерла слезы, и они пошли вниз.

Гарри и Майк, затаив дыхание, смотрели, как Алексис спускается по ступеням. Как-то раз Лендис сравнил ее с ангелом, и сейчас она как никогда подходила под это определение. Лендис и сам улыбался, любуясь ею. Лучшего наряда для женщины он и представить себе не мог.

Все трое молчали, понимал важность момента. Каждый из них, глядя на Алексис, на ее искрящиеся глаза, умевшие, как они знали, загораться яростью и гневом, испытывал законную гордость от того, что эта красавица была знакома им как грозный капитан Денти.

— Вы очаровательны, капитан, — обрел наконец голос Гарри. Казалось, еще ни в чем в своей жизни он не был столь уверен.

— Благодарю, — откликнулась Алексис, и только Клод знал, за что она благодарна Гарри — ведь тот назвал ее капитаном.

— Экипаж ждет, — доложил Майк.

Едва ли он мог что-то прибавить к уже сказанному товарищем. Глядя на узкую, затянутую в перчатку кисть, сжимающую перила, он вспомнил о том, как учил Алексис держать пистолет. Эта изящная женская ручка имела железную хватку. Ее естественным продолжением была рукоять пистолета, эфес шпаги или корабельный штурвал, и ему в голову не могло прийти, что кто-то способен был воспринимать ее иначе.

Лендис проводил обоих капитанов к экипажу и помог даме сесть. Пока Клод натягивал поводья, Лендис наклонился к Алексис и шепнул:

— Сыграем в леди Дженевру?

Глаза Алексис яростно блеснули.

— Никогда! — решительно бросила она.

Клод пустил лошадей вскачь, и Лендис так и не успел ничего больше сказать.

— О чем это вы? — спросил по дороге Клод.

— Лендис намекнул мне насчет пострижения в монахини. Впрочем, это все не важно, — она махнула рукой и засмеялась.

Алексис крепко держала Клода под руку, пока дворецкий Дэвидсона провожал их в гостиную. На пороге она мрачно усмехнулась своему спутнику, но, когда дверь перед ними распахнулась и они вошли, Алексис была само очарование.

Клод обвел настороженным взглядом участников собрания. Только тут он понял, почему Алексис выбрала именно такую тактику: ни один из них не верил в то, что женщина, которую Таннер привел к ним, и грозный капитан Алекс Денти — одно и то же лицо. Ну что ж, сказал себе Клод, все только начинается.

Роберт Дэвидсон первым очнулся от шока, в который поверг его вид красавицы. Встав, он прошел к двери и поцеловал Алексис руку.

— Приятно видеть вас здесь, э-э… мисс Денти, — с запинкой произнес он.

— Как я могла отклонить приглашение, посланное мне столь замечательными людьми? — кокетливо отозвалась Алексис, и только Клод уловил в ее голосе стальные нотки. — Подготовка моего визита доставила вам столько беспокойства…

Дэвидсон несколько натянуто улыбнулся, представляя Алексис остальной компании. От нее не укрылся ни несколько нервный блеск в пронзительных глазах Ричарда Грэнджерса, ни холодный оценивающий взгляд Хоува, ни игривый, по-мужски голодный — Беннета Фартингтона. Очевидно, этот красавчик Беннет, прекрасно сложенный, с холеным лицом, жестоко завидовал Клоду.

— Господа, — воскликнула Алексис, подойдя к Беннету почти вплотную, так что складки ее платья задели обтянутые темно-синими брюками ноги красавца. — По-моему, кого-то не хватает! Мне сказали, что меня хочет видеть Президент!

Хоув приторно улыбнулся.

— Президент только что проинформировал нас о том, что не сможет прийти. По-видимому, вы разминулись с его курьером.

По спине Клода пробежал холодок тревоги, но чувство это было слабым и кратковременным.

— Президент уполномочил нас решать все важнейшие вопросы в его отсутствие, мисс Денти. Поверьте нам, он получит полную информацию о встрече.

Алексис несколько разочарованно кивнула. Затем она быстро взглянула на Клода, и в ее взгляде он прочел: «Это меняет все!»

— Давайте не будем говорить о деле на голодный желудок, — поспешно предложил Беннет, подавая Алексис руку. — Полагаю, за обедом мы сможем получить ответ на вопрос, который терзает каждого из нас.

Больше он ничего не сказал, но и без лишних слов было ясно, что никто из четырех представителей власти не хотел обсуждать условия сделки до тех пор, пока личность дамы остается под вопросом.

Алексис все это начинало забавлять. Ее смущенная улыбка служила подтверждением тому, что она совершенно не понимала, о чем идет речь. Когда Дэвидсон провел всех в большую столовую, Беннет предложил кресло Алексис, а сам сел рядом с ней. Клод наблюдал за ней через стол, уже догадываясь о том, что она задумала. Он от души веселился, наблюдая за тем, как Алексис флиртует напропалую. Клод не слишком хорошо знал ее с этой стороны. В самом начале их знакомства она пыталась заигрывать с ним, но тут же была наказана. Сейчас он видел игривую кокетку, умеющую расположить к себе даже расчетливо-холодного сенатора с помощью легкой застольной беседы. Когда обед закончился и слуги начали убирать со стола, Алексис встала и подошла к окну в дальнем конце столовой. Клоду достаточно было лишь взглянуть на нее, чтобы понять, что она чувствует.

Как могли они сомневаться в том, кто она такая? И какая им разница, как она вела себя сегодня за обедом и что говорила, если они не доверяли человеку, который привел ее сюда? Алексис знала: то, что она собиралась осуществить, она сделает не только ради себя, но и ради него. Эти люди задели ее гордость и гордость Клода.

К ней подошел Беннет. Сквозь гул голосов Клод пытался расслышать то, о чем беседовала Алексис с личным адъютантом военного министра.

— Живописный садик, не правда ли? — Беннет устремил взгляд в окно.

— В самом деле, — согласилась Алексис.

Клод улыбнулся. Он заметил, что Алексис ответила не сразу. Неудивительно, ведь предметом ее раздумий была не красота сада, а расстояние до него. Она искала глазами тропинку, наилучшим образом отвечающую ее целям, а не ту, что выглядела живописнее остальных. Клод был абсолютно уверен, что окна закрыты на задвижки. Уже легче. Терраса под окнами находилась вне досягаемости Алексис. Отвернувшись от окна, Алексис тут же стала искать глазами иные выходы из помещения, не прерывая непринужденного диалога с Беннетом.

Между тем посуда была убрана. Слуги ставили пепельницы, когда Фартингтон галантно предложил даме пройти к столу. Алексис попросила своего кавалера выбрать для нее место поближе к окну и как можно дальше от него, Клода. Клод взглянул на окно: задвижка была на месте.

Хозяева расселись по местам. У каждого было по бокалу вина, однако Клоду и Алексис вина не подали. Дэвидсон потянулся к коробке с манильскими сигарами. Он заметил, как Алексис сморщила носик, и счел нужным спросить, не возражает ли она против того, что мужчины закурят.

— Вовсе нет, — ответила Алексис. — Но не будут ли господа любезны приоткрыть окно.

Не было ничего удивительного в том, что сенатор не оставил просьбу дамы без внимания.

Клод беспокойно заерзал на стуле, когда Хоув, отодвинув задвижку, настежь распахнул окно. То самое, под которым располагалась лужайка с клумбами и терраса. В комнату ворвался легкий августовский ветерок. Аромат цветов был для Алексис сродни аромату свободы, и она всей грудью вдохнула его. Однако для Клода этот запах был запахом опасности. Впрочем, очень скоро аромат цветов потерялся в густом сигарном дыму.

— Мисс Денти, — с приятной улыбкой начал Хоув, — прежде чем приступить к разговору по существу, мне бы хотелось разрешить некоторые сомнения. Кто вы и за кого вас пытается выдать капитан Клод? Я уверен, что вы понимаете, как трудно нам представить вас в образе человека, которого нам описывали. Мистер Клод, разумеется, говорил нам о том, что вы красивы, но тем не менее вы едва ли подходите под описание капитана Денти, которое он нам дал.

Алексис только кивнула, предоставив Клоду отразить этот удар.

— Она и есть капитан Денти, сенатор. Не понимаю, почему вы должны считать по-другому, — ответил Клод беспечным тоном, который едва ли мог кого-нибудь обмануть.

— Я знаю, что вы с самого начала были против этой затеи, Таннер. Вы также рассказали о попытке пленницы к бегству. Возможно, вы дали настоящему капитану Денти убежать, а к нам сюда привели эту женщину.

— Ну так спросите ее сами.

Хоув откинулся на спинку стула и, сложив руки на груди, обратился к Алексис, лениво растягивая слова:

— Милочка, вы в самом деле капитан Денти?

— Конечно.

— Вы можете предъявить нам доказательства?

— Какие вас устроят, сенатор?

В голосе ее звучала презрительная усмешка, но Хоув ничего не заметил.

— Расскажите нам что-нибудь о своем прошлом, — предложил Ричард Грэнджерс.

Голосом, совершенно бесцветным, Алексис поведала присутствующим о том, как оказалась на Тортоле, и о том, почему ищет Траверса. Она описала свой побег с «Гамильтона», но ни словом не упомянула Лафитта. Затем настал черед рассказать о том, как она побывала пленницей на «Конкорде». Алексис не старалась сделать свое повествование интересным — одни голые факты и ни намека на ее личное отношение к описываемым событиям. Создавалось впечатление, что она отвечает зазубренный урок, нисколько не вдумываясь в то, что говорит.

Слушая рассказ Алексис, Клод вглядывался в лица присутствующих. Ни у кого ее повесть не вызвала сочувствия. Несмотря на то, что ее рассказ слово в слово совпадал с тем, что ранее они слышали от Клода, никто так и не смог поверить, что все перечисленное действительно происходило с этой красивой, ухоженной женщиной. Когда рассказ подошел к концу, Клод сказал:

— Надеюсь, теперь вы довольны.

— Напротив, — ответил Дэвидсон, раздраженно откинув руку с зажатой в пальцах сигарой. — Она не сказала нам ничего такого, чего не могла бы узнать от вас.

— Все, что я рассказала, я знаю не от него, — решительно заявила Алексис, но ее ответ для собравшихся прозвучал слишком патетически для того, чтобы быть воспринятым как правда.

— Что вы знаете о Лафитте? — без обиняков приступил к делу сенатор.

— Конечно же, то, что он пират, — ответила Алексис, широко распахнув удивленные глаза. — Почему вы спрашиваете? Разве об этом не известно всем?

Ее лицо, весь ее вид служил явным доказательством совершенной невинности. Сомнений не было: эта женщина ничего общего не имела с капитаном Денти. Все взоры обратились теперь к капитану Клоду Таннеру, которому было поручено разыскать капитана Алекса Денти.

— Капитан, вы забыли рассказать этой бедной девушке об участии в ее истории Лафитта! — полунасмешливо-полупрезрительно воскликнул Беннет, поглаживая ладонью обнаженную руку своей очаровательной соседки.

Беннет мог торжествовать победу. Все произошло так, как он полагал с самого начала. Клод не мог привести им настоящего капитана Денти. Девочка рядом с ним, вся трепещущая под его рукой, была слишком наивной и хорошенькой для того, чтобы управлять кораблем, не говоря уже о сражениях с британским флотом. Не было никакого сомнения, что она самозванка; он понял это, едва увидел ее, стоящую в дверном проеме, — такую элегантную и милую, словно источающую теплое золотистое сияние. Да разве могло это хрупкое создание представлять какую бы то ни было опасность для мужчины, настоящего мужчины, каким, несомненно, являлся капитан Траверс?! Какие еще угрозы, какие клятвы могли сорваться с этих пухленьких губ?! Бред! Какой мужчина последует за этой женщиной куда-нибудь, кроме кровати?

Алексис невольно отвернулась от Фартингтона — настолько очевидны были для нее его мысли. Еще немного, и она рассмеялась бы ему в лицо. Однако Фартингтон расценил ее опущенный долу взгляд как приглашение к любовной игре. Он подумал, что чем скорее разрешится все это недоразумение, тем скорее он сможет отвести эту миловидную кошечку в кровать.

— Я ничего ей не рассказывал, — угрюмо усмехнулся Клод, обводя взглядом зал. — Перед вами капитан Денти, капитан «Принцессы ночи», «Святой Марии», «Ариель» и бог знает скольких еще кораблей, являющихся одним и тем же судном.

Не успел Клод закончить фразу, как Алексис решила, что пришла пора закрепить полученное преимущество в необъявленной войне с Клодом. Пусть она не испытывала к собравшимся ничего, кроме презрения, об этом им все равно нипочем не догадаться, особенно если закрыть лицо ладонями. Они примут ее жест за проявление стыда, может быть, страха и отчаяния. Что ж, пора начинать.

Алексис и в самом деле вдруг прижала ладони к лицу и заплакала — во всяком случае, из горла ее доносились сдавленные звуки, которые без труда можно было принять за горькие всхлипы. Один только Клод узнал в этих звуках… смех, всего лишь смех!

— Не смейте обижать Таннера! — рыдала она. — Не его вина в том, что я не могла всего припомнить!

Клод прекрасно понимал, на что она рассчитывала. Теперь, когда она солгала, все были готовы поверить в ее невинность. В душе он аплодировал ей. С какой бы радостью он оказался сейчас на ее стороне и помог ей в том, что Алексис только предстояло сделать. Сейчас у нее в запасе оставалось лишь краткое мгновение для того, чтобы окончательно убедить всех в том, что она не Денти.

— Капитан Денти, не стоит стараться. Ничего у вас не выйдет. Я знаю, что у вас на уме, — процедил Клод и сквозь стиснутые зубы добавил: — Дурная девчонка!

— О чем вы? — вздрагивая всем телом от рыданий (или от смеха?), спросила Алексис.

Ее увлекала эта опасная игра, она находила истинное наслаждение в том, что делала. По достоинству сумела она оценить и не вполне чистосердечную попытку Клода остановить ее.

— Я пытаюсь уберечь нас обоих от виселицы, пока весь этот обман не зашел слишком далеко, а вы…

Пожалуй, она попала в яблочко — самое точное и честное определение тому, что она делала, но действительное значение сказанного из всех присутствующих мог оценить один лишь Клод.

Алексис встала, окинув взором четверых мужчин, собравшихся в этом зале только ради встречи с ней. Она избегала смотреть на Клода, понимая, что он наблюдает за каждым ее жестом гораздо пристальнее, чем остальные четверо.

— Я должна извиниться, господа, — тихо, но твердо, сказала она. — Не умею я лгать. Все это время я была участницей мошеннического трюка…

Алексис сделала паузу, словно хотела убедиться, догадался ли кто-то на них, что под мошенничеством она имела в виду тот подлый способ, которым они стремились заманить ее на свою сторону, заручиться ее поддержкой и помощью, все эти вздорные обвинения, весь этот дурацкий прием, в котором ее принудили играть роль гостьи. Но нет. Никто ничего не понял. Алексис заплакала. Ей стало безмерно стыдно, еще более стыдно оттого, что она вынуждена была сказать далее:

— Таннер знает меня много лет. Пожалуйста, Таннер, не надо отрицать, я больше этого не перенесу. Когда ему не удалось заманить капитана Денти на борт «Конкорда», он пришел ко мне и попросил помочь. Он думал, что я смогу сыграть капитана Денти, потому что мы похожи. Говорят, волосы, и глаза, и кожа у нас одного цвета. Он попросил меня прийти на этот обед и делать все, что от меня потребуют. После этого капитан Денти отправится в море, в котором нетрудно затеряться, а там кто узнает, что вы взяли слово с самозванки. Я согласилась потому, что Клод — мой близкий друг, но больше здесь оставаться я не могу, как не могу слышать этих обвинений.

Алексис вернулась в свое кресло, вытирая слезы предложенным Беннетом носовым платком и никак не реагируя на шквал сердитых голосов.

Об Алексис забыли. Гнев присутствующих обратился на Клода.

— Вы что, полагали, что вам это сойдет с рук? За каких же тупиц вы нас держите!

— При чем здесь девица! Преступник — вы один!

— Теперь понятно, почему вы упрашивали не упоминать о Лафитте!

— Вы нарушили приказ и должны ответить за это!

Едва ли Клод следил за тем, кому принадлежит каждая из реплик. Он смотрел вниз, на свои руки. Эти люди не ждали от него ответов на их вопросы. Им нужны были доказательства. Краем глаза Клод наблюдал за действиями Алексис. Судя по всему, доказательства не замедлят появиться. Алексис встала и подошла к открытому окну. Как это на нее похоже, подумал Клод. Она могла бы спокойно выйти из этой комнаты через дверь буквально под носом у Беннета, и никто не увидел бы в этом ничего предосудительного. Ее уже простили. Но она сама жаждала предъявить им доказательства, те доказательства, которых ждал Хоув в самом начале встречи. Этого требовала ее гордость. Клод услышал голос Алексис — ясный и звонкий, непохожий на голоса других. Сколько можно было оставаться глухими, не желая замечать в ее голосе этих командных нот?

— Господа! Глупо и неразумно было бы возлагать всю вину на капитана Клода. Вы потребовали от него невозможного. Он не мог бы удержать капитана Денти дольше, чем любой из здесь присутствующих!

Алексис подошла к окну, прислонилась к оконной раме. Внизу была терраса.

— Сенатор Хоув!

Алексис выглянула в окно, прикидывая, достаточно ли темно на улице для того, чтобы все прошло гладко.

— Я уже говорила, что участвовала в мошенничестве…

Какие густые тени отбрасывали деревья и кусты! Как раз то, что нужно…

— До сих пор я не могла противостоять этому обману…

Алексис повернулась к залу лицом и встретила удивленные взгляды собравшихся.

Все уже устали поносить Танкера, с удовольствием переключившись на девушку. Так естественно было проявить к ней сочувствие, продемонстрировать свою человечность. Алексис видела жалостливые мины, и от этого ее затошнило.

— Я лишь хотела сказать, что до сих пор мне просто не представлялось возможности!

Едва закончив фразу, сильным рывком она нырнула в оконный проем, а затем мгновенно перекинула свое тренированное тело через парапет террасы. Свобода! Громкий смех Клода ознаменовал собой обретение этого чудного состояния. Она бросилась бежать через широкую лужайку и слышала, как смех удалялся, отмеряя проделанное ею расстояние.

Клод заметил, как напряглись мускулы Алексис перед прыжком. Небесно-голубой наряд, казалось, сам приподнял ее и перенес через бордюр. Клод легко мог представить себе ее бег — свободный, легкий и уверенный. Первым его побуждением было пуститься за ней следом, но он заставил себя остаться, чтобы дать ей отпраздновать свою кратковременную победу. Тем не менее, его смех не был искусственным. Он искренне наслаждался открывшимся перед ним зрелищем: у четверых хозяев приема вытянулись лица и раскрылись рты.

— Какого дьявола здесь происходит, капитан? — сверкая глазами, пошел на него Фартингтон. — Так она капитан Денти или нет?

— Я уже ответил на этот вопрос, Беннет. Мне кажется, она предъявила вам доказательства.

Клод уже не смеялся, но насмешка в его глазах осталась.

Беннет побледнел. Он понял, что его надули, а быть обманутым он не любил, как, впрочем, и остальные трое. Но еще неприятнее оказалось другое: мало-помалу до Беннета начало доходить, что он позволил себя обмануть в первую очередь потому, что сам стремился быть обманутым.

Инициаторы встречи переглядывались в недоумении. Способность к членораздельной речи еще не вполне вернулась к ним; свое возмущение они выражали в несвязных восклицаниях, причем говорили все разом. Клод предпочитал отмалчиваться, оставаясь безучастным зрителем. Вытянувшись с комфортом в кресле и сложив на груди руки, он смотрел прямо перед собой.

— Она так женственна, капитан, — сказал Хоув. — Вы предупреждали нас, но до последнего момента нам трудно было в это поверить.

— Как вы можете говорить о ней таким тоном! — возмутился Грэнджерс. — Да она самая настоящая лгунья! Явилась сюда, будто королева. И это ее платье цвета невинности! Кто бы мог предположить, что перед нами наглая пиратка, отребье вроде Лафитта!

— Она не солгала вам ни единым словом вплоть до самого конца, — тихо возразил Клод. — Вы сами лишили ее возможности говорить правду. Капитан Денти вовсе не глупа. Грех ей было не воспользоваться единственной возможностью, которая была ей предоставлена. Немудрено, что она удрала у вас из-под носа.

— И у вас тоже, капитан! Если вы догадывались, что происходит, вы должны были остановить ее, а вы дали ей уйти!

— Черт возьми, капитан! Мы хотим, чтобы она вернулась! Доставьте ее сюда!

— Она уже у меня в руках.

Слова Клода были встречены молчанием. Единственным, кто чувствовал себя комфортно, был сам Клод.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил сенатор.

— Только то, что я сказал. Не позднее чем через час она будет здесь.

Клод не сделал ни одного движения, ни одной попытки покинуть свое кресло и подтвердить слова действием. Создавалось впечатление, будто он собирается доставить ее сюда силой одной лишь воли, как маг или фокусник. Никто и представить не мог, чего стоило Клоду его спокойствие. Ему хотелось бежать из комнаты, из этого дома, остановить Алексис, остановить своих людей, отправить ее из Вашингтона самолично. Он не желал более видеть ее в этой комнате. Но он оставался недвижим и ничего не предпринимал. Он знал, что все уже сделано без него.

Фартингтон положил сигару и налил себе вина.

— Капитан, насчет сказанного мной… Вы не совершали преступления. Беру свои слова обратно. Я ничего не скажу министру.

— Разумеется.

— Вы обещали, что через час она будет здесь.

— Совершенно верно.

Сейчас Беннет как никогда ненавидел Клода за его самоуверенность, за его немногословие, за его надменность. Он знал наперед все, что было на уме у этой девки. Беннет слегка улыбнулся и прикрыл глаза, наблюдая за своим соперником из-под полуопущенных ресниц. Надо было бить противника его же оружием. Когда она вернется, капитан обнаружит, что он сделал свою работу слишком хорошо.

— Откуда все же такая уверенность? — спросил Хоув.

— Я знаю своих людей.

Клод ждал очередных расспросов, но сенатор, кажется, остался удовлетворен его ответом.

— Пока капитан Денти отсутствует, я предлагаю вам пересмотреть свою позицию в отношении ее дела, — предложил Клод. — Вы мало преуспели в том, чтобы завоевать ее доверие, и ваши сегодняшние промахи делают задачу убедить ее в сотрудничестве почти невыполнимой. Мой вам совет — если хотите привлечь ее на свою сторону, постарайтесь удержаться от любых упоминаний о Лафитте.

Четверо мужчин молча переглянулись. Они без слов понимали друг друга, как понимали изначально стоящую перед ними задачу.

Клод подошел к двери и выглянул в сад. «Не давай им поймать себя!» — Клод быстро обернулся, чтобы посмотреть, какую реакцию вызвала эта реплика у остальных. Не сразу он осознал, что не произнес ни слова вслух.

Примерно в двух кварталах от дома Дэвидсона Алексис остановилась, чтобы отдышаться, а заодно и определить, в какой стороне порт. Сориентировавшись, она быстро пошла, почти побежала вперед, к гавани. Разумеется, ей не приходило в голову вглядываться в лица людей, встречавшихся на пути. Впрочем, улицы освещались так плохо, что ей все равно едва ли удалось бы сделать это. Остановившись, Алексис оглянулась — не гонится ли за ней Клод, но нет, погони не было. Этого она понять не могла. Алексис была абсолютно уверена в том, что он знал о ее плане, знал, что она собирается сделать, быть может, даже раньше, чем это пришло в голову ей самой.

Встреча с сенаторами прошла еще хуже, чем она ожидала. Алексис смотрела себе под ноги, на быстро мелькавшие атласные туфельки, на развевающийся от быстрой ходьбы подол платья. Нежная голубизна. Неужели этого легкого покрывала оказалось достаточно, чтобы спрятать правду? Как они могли сомневаться в Клоде? Что же такое случилось с этими людьми, что растеряли они в жизни, если не способны верить тому, кому нельзя не верить?

Гнев нес ее вперед. Там, вдали, зажглись огоньки порта, Алексис понимала, что корабли Квинтонской компании для нее заказаны. Она готова была унижаться, молить, упрашивать взять ее на борт какого угодно судна, но только не ее собственного. Она не могла позволить себе навлечь беду на команду вверенного ей корабля.

Алексис замедлила бег, заставила себя успокоиться. Вот она уже у кромки воды. Миг спасения близко. В этот момент как будто что-то сдавило ей горло. Она потянулась рукой к серебряному ожерелью и обернулась. Тот, кого она увидела, не был Клодом, но это ничего не меняло. Алексис была окружена его людьми. Вот почему он не бросился за ней в погоню. Он знал, что судьба ее решена в любом случае.

Алексис горько усмехнулась. Все это время четверо матросов с «Конкорда» на приличном расстоянии неслышно следовали за ней. Они вовсе не походили на разбойников. В глазах встречных они были всего лишь ее эскортом — мужчинами, знакомыми с дамой и, не бросаясь ей в глаза, деликатно сопровождавшими ее на всякий случай, дабы избавить от неприятностей.

Алексис развернулась и побежала. Она слышала, как их тяжелые шаги звучат в унисон с легким стуком ее туфелек по деревянному настилу порта. Они умоляли ее остановиться, не заставлять загонять ее, словно дичь, но она бежала все быстрее, невзирая на боль в боку и в ногах. Еще один шаг, уговаривала она себя, еще один рывок. Колье, словно ошейник сжимавшее горло, мешало дышать, ей хотелось сорвать его, отбросить, но почему-то она не смела так поступить с подарком Клода. Она лишь заставляла себя дышать глубже.

Кто-то схватил Алексис за руку в тот миг, когда она, совершенно обессилев от бега, готова была упасть на землю. Но тот, кто остановил ее, второй рукой заботливо придержал, уберегая от падения.

— Мне жаль, капитан Денти, — прошептал Том, по-южному растягивая слова.

Алексис взглянула в его хмурое лицо. При бледном свете луны темные круги под его глазами казались больше, его печаль была очевидна. Он почти сразу выпустил Алексис.

— Откуда вы знали, что найдете меня в порту? — спросила она, отдышавшись.

Люди Клода обступили ее со всех сторон, но вплотную не подходили. Они вовсе не чувствовали себя счастливыми из-за того, что нашли ее.

— Я не знал. Никто не знал. Некоторые из нас сторожили корабль, других поставили на посту у разных волноломов. Вы оказались в поле нашего зрения случайно.

Совершенно очевидно было, что Том только и мечтал, чтобы их пути разминулись.

— Мистер Лендис здесь?

Алексис вспомнила легенду, и внезапно ей показалось очень важным то, что он ее сейчас не видел.

— Он хотел остаться в доме капитана, но капитан Клод сказал, что куда-куда, а к нему домой вы побежите в последнюю очередь.

— Капитан Клод ошибался. Именно туда я хочу попасть! Прямо сейчас! До того, как вы доставите меня к нему!

— Мы не можем, капитан Денти, — возразил кто-то из моряков. — Нам приказано отвести вас назад к Дэвидсону немедленно.

— Будь проклят ваш капитан и его приказы! Я хочу попасть в его дом — в этом случае я пойду с вами добровольно.

Том пожал плечами.

— Что скажете, ребята? Думаю, никому это не повредит. А что вам там понадобилось, капитан?

— Увидите, — процедила Алексис. — Вы все увидите!

Алексис разорвала цепь окруживших ее мужчин и пошла к дому Клода с высоко поднятой головой. Матросы двинулись следом. Они не сомневались, что она выполнит обещание, как только сделает то, за чем шла. Лицо Алексис пылало гневом. Откуда было им знать, что гнев ее был направлен вовсе не против их капитана, а против тех, кто посмел делать из него посмешище.

Не дыша, Алексис подошла к двери. Она повернула ручку, но дверь оказалась заперта.

— Найдите открытое окно! — приказала она. — Я хочу попасть в этот дом, даже если придется разбить стекло!

Двое мужчин остались с ней, тогда как остальные направились вдоль дома. Через несколько минут они вернулись.

— На первом этаже все закрыто. Открыто окно лишь в комнате Лендиса, наверху. Решетка должна меня выдержать, — предположил Том. — Не хочется мне что-то взламывать капитанскую дверь.

— Пусти меня, Том. Я и сама могу взобраться!

— Но ваше платье, — запротестовал он.

— К черту платье! К черту человека, который заставил меня надеть его! Покажи мне решетку!

Алексис не знала, что глаза ее излучали стальной блеск, а на губах играла улыбка, не предвещавшая ничего хорошего тому, кто встанет у нее на пути. Одно она поняла: что бы там они ни увидели на ее лице, они предпочли за лучшее не мешать ей.

Алексис пошла за Томом к задней части дома и проверила прочность решетки.

— Пожалуй, решетка выдержит, — заявила она. Скинув туфельки и зажав в зубах подол платья, Алексис начала подъем, не обращая внимания на царапины и ссадины, с легкостью представив, будто забирается по вантам в «воронье гнездо» на своем корабле.

Она нырнула в открытую форточку. Оказавшись в комнате, Алексис крикнула остальным, чтобы шли к парадной двери и ждали там. В ответ на требование открыть им дверь она только захлопнула окно и удалилась внутрь.

Алексис сразу отправилась к себе в спальню. В спешке выбрасывала она вещи из шкафа в поисках того, что ей было нужно. Вот оно. С яростью сорвала она с себя платье и белье, натянула черные брюки и рубашку, повязала малиновый шарф вокруг талии, затем надела высокие черные ботинки. Выдернув из прически оставшиеся шпильки, она тряхнула головой так, что тяжелые кудри упали ей на плечи. Откинув волосы назад, она закрепила бандану на голове, не заботясь более о том, чтобы спрятать свои роскошные кудри. Уже у двери она бросила последний взгляд на бесформенную голубую кипу — валявшийся на полу праздничный наряд.

Алексис не выдержала и вернулась, затем медленно наклонилась над платьем и подняла его. Аккуратно расправив складки, она разложила его на кровати. Не проклинай наряд. Не проклинай мужчину, который дал его тебе. Проклинай тех, кто не способен за внешностью разглядеть человека. Проклинай их за то, что они не способны распознать правду…

Алексис быстро вышла из комнаты, спустилась вниз, распахнула дверь и сбежала по ступеням в палисадник. Она знала, что люди Клода пойдут за ней, но ей было все равно. Ноги сами несли ее к цели.

Моряки не сразу нашли в себе силы пойти за ней. Увидев ее сейчас, они как никогда ясно осознали, что эта женщина одним своим видом может вызывать почти суеверный страх в самых бесстрашных людях. Такой они ее еще никогда не видели. Из историй, которые всем им доводилось слышать, они получили представление о том, какой являлась она перед теми, кто наблюдал ее в деле. Теперь и им представился случай узнать ее в новом для себя облике.

В ней было что-то от кошки — грация, поступь. Едва ли можно было сказать, что Алексис шла, нет, она скорее кралась, как крадется пантера. Когда она оглянулась, все увидели, как засветились ее глаза, отражавшие желтоватый лунный свет. Каждый возрадовался про себя, что ее гнев не обращен на него.

Том проводил Алексис к Дэвидсону. Она позволила ему сопровождать себя только для того, чтобы не задерживаться надолго возле ошалелого привратника. Том остановился в дверях, хмуро глядя на своего капитана, в то время как Алексис, стоя на пороге, обводила лица онемевших мужчин своими желтыми глазами.

Впервые Клод видел Алексис такой, какой она, наверное, должна была быть во время взятия британского фрегата. Каждая клетка ее тела источала энергию. Не сразу он осознал, что Алексис стоит неподвижно. Все в ней выдавало напряженное ожидание: яростный блеск глаз, вздувающиеся желваки на туго натянутых скулах. Черный наряд подчеркивал ее силу, а ее шарф — шелк цвета крови, воспринимался как символ возмездия.

Как только Клод отпустил Тома, ее жестом пригласили сесть. Тем временем Хоув поднялся со своего места и пошел закрыть окно, не забыв как следует задвинуть защелку. Алексис звонко рассмеялась.

— Похоже, вы готовы воспринимать меня всерьез, сенатор.

— Это касается всех здесь присутствующих, капитан Денти, — заметил Клод, усаживаясь напротив Алексис.

— Насчет вас я не сомневаюсь, — парировала Алексис. — Благодарю за прием, устроенный у волнолома. Я должна была догадаться о вашей предусмотрительности.

— Я предупреждал.

— Верно. Но я полагала, что ловить меня будете лично вы, без посредников.

— Как вам удалось попасть в дом? За ужином вы были одеты в голубое, если память мне не изменяет.

В зеленых глазах Клода загорелись искорки смеха. Создавалось впечатление, что их в комнате только двое — остальные не в счет. Алексис улыбнулась.

— Я просто сообщила Тому и остальным, что мы идем домой. Затем по решетке я поднялась на второй этаж, переоделась и послушно явилась сюда.

— Трудно поверить, капитан Денти, — сказал Грэнджерс, решив, что с него довольно их семейной беседы.

— Что именно вас смущает в моем объяснении? — с невинным видом спросила Алексис. — Вам трудно поверить в то, что я способна забраться на второй этаж по решетке? Или в то, что я переоделась? Или в то, что я полна чувства раскаяния?

— В последнее, капитан! — ответил Грэнджерс, которого все это начинало раздражать.

— Отлично, вижу, что здесь кое-что изменилось с тех пор, как я покинула ваше общество.

Алексис обвела взглядом присутствующих и только затем спросила:

— Итак, чего вы хотите?

Ей сообщили, что в ее распоряжение будет предоставлен корабль. Фрегат, военное сторожевое судно — все, что она пожелает.

— У меня уже есть корабль, и он меня устраивает.

Ей обещали дать чрезвычайно высокий пост, на что Алексис ответила, что и так является капитаном, а выше звания на корабле нет.

Ей пообещали дать самых лучших моряков, на выбор.

— У меня есть команда, другой мне не надо.

Тогда ей сказали, что она будет прощена.

— Я не прошу прощения. Я не совершила никакого преступления ни против вас, ни против вашей страны.

Наконец выяснилось, что за все, что ей предлагается, она должна всего лишь ставить их в известность о перемещениях британских судов.

— Меня интересует перемещение только одного судна.

И тут Алексис прозрачно намекнули о том, что Лафитт был бы существенным подспорьем в их борьбе с Британией.

— Это так, — она не стала спорить.

Алексис объяснили, почему этот пират не подпускал к себе американские власти.

— Я тоже не позволяла британцам приближаться к своему кораблю.

Она должна будет сообщить Лафитту условия, на которых ему может быть дана амнистия. Договор будет подписан в Вашингтоне.

— Я не стану этого делать.

Все время разговора Клод не спускал с Алексис глаз, в то время как она старательно избегала его взгляда. Она сидела откинувшись, вытянув вперед руку — ровную черную стрелу, и только кончиками пальцев касалась края столешницы, словно боялась испачкаться. Во всей ее позе читалась непреклонная решимость. Она не собиралась ни у кого ничего просить. Другую руку она держала на коленях, и Клод постоянно опасался, что сейчас она взметнется вверх и ударит кого-то из них по щеке.

Но, отвечая отказом на очередное предложение, Алексис ни разу не потеряла самообладания. В черном наряде она выглядела великолепно. Серебряное колье контрастировало с золотистым оттенком открытой шеи. Бриллианты втягивали в себя свет ламп, удерживали его в себе, а затем выплескивали в быстрых вспышках, стоило ей лишь чуть повернуть голову.

Клод не мог мыслить иными категориями, кроме как любовью и ненавистью. Он ненавидел их за то, что они заставляли ее делать. Он любил ее за то, что она швыряет их предложения им в лицо.

— Я не собираюсь ничего передавать Лафитту, — в очередной раз, уже устало заявила Алексис.

Беннет тряхнул головой, в недоумении глядя на нее.

— Но почему нет?

Алексис встала и уперлась в стол обеими руками. Она четко и ясно объяснила им, почему Лафитт не станет им помогать, по крайней мере сейчас. Она повторила то же, что некоторое время назад сказала Клоду.

— Подождите, — закончила она. — Он сам к вам придет. Он сам предложит помощь. Не будьте упрямцами и примите реальность такой, какая она есть.

Ричард Грэнджерс со стаканом бренди в руках, вальяжно развалившись на стуле, спросил:

— Вы в самом деле так считаете? Отчего? Не оттого ли, что он помог вам вернуться домой и сейчас помогает процветанию вашей фирмы тем, что делает для вас приятное исключение, не нападая на ваши суда? Вы все это говорите, потому что он ваш друг?

— Я говорю так, потому что это правда.

— Но он ваш друг.

— Это не имеет никакого отношения к делу.

Хоув зажег еще одну сигару.

— Вы представляете, что с вами произойдет, если вы откажетесь помогать нам?

— Я еще не отказала вам. Пока, — поправила она Хоува. — Но должна сказать, что ни на каких условиях не соглашусь участвовать в поимке Лафитта. Я откажусь помогать вам, если выяснится, что под помощью вы имеете в виду именно это.

Алексис обошла свой стул и положила руки на его обитую кожей спинку.

— Все или ничего, — заявил Хоув.

— Черт побери, сенатор! — воскликнул Клод. Он видел, как Алексис вздрогнула, услышав его голос. — Дайте ей договорить! Дайте ей сказать, что она хочет для вас сделать!

— Я давно ждал, когда вы встанете на ее защиту. Это случилось позже, чем я предполагал, капитан.

— Я не защищаю ее. Она не нуждается в моей защите. Но она заслуживает того, чтобы ей дали возможность сообщить ее условия.

Глаза Клода зло сверкали. Никто не решился возразить ему.

Тишина была ощутима почти физически, казалось, она могла пощупать ее, как кожу на спинке стула.

— Сенатор Хоув, я готова предложить вам свои услуги, но не Лафитта. Я стану помогать вам, как только разделаюсь с Траверсом. Вот мое условие, и это единственное, что меня устраивает. Если вы отказываетесь принять мое предложение и продолжите настаивать на своем, если вы считаете, что вправе удерживать меня, предъявляя ваши абсурдные обвинения, — тогда воля ваша, делайте как желаете. Но вы должны понять, что не я отказала вам, а вы мне. Вы можете посадить меня в тюрьму, но тогда воевать вам придется без меня.

Четверо мужчин заговорили одновременно, стараясь перекричать друг друга, но все сходились в одном — не капитану Денти было ставить условия. Два капитана посмотрели друг другу в глаза. Клод видел, как тускнел ее взгляд. Он понимал, каких усилий стоило для нее принять совершенно новую ситуацию, расписаться в полном и окончательном поражении. Она отвернулась от Клода, уверенная в том, что, проиграв эту битву, она потеряла все, включая самое дорогое — Клода. Потеряла не на время — навсегда. Он пытался взглядом заставить ее повернуться к нему лицом, чтобы сказать ей, что она не права, но тщетно. Алексис не желала делать его свидетелем своей капитуляции.

Она опустилась на стул и почти ничего не слышала из того, что говорилось. Тюрьма! Ее ждет тюрьма! Вначале она могла думать только об этом, затем решила не думать ни о чем вообще. Упершись взглядом в темное пятно — тень на противоположной стене, она заставила себя сосредоточится на том, что говорилось за столом.

— Она должна привести нам Лафитта. Она передумает, когда поймет, что с ней не играют. Пара месяцев в ожидании суда заставит ее быть посговорчивее.

Чей-то бесцветный голос, она не поняла чей, сообщил, что, пока ей не будет предъявлено официальное обвинение и не улажены прочие формальности, она должна находиться в доме Дэвидсона. Она почувствовала, как кто-то взял ее за плечо и помог встать. Рука была холодной и липкой, но Алексис даже не обернулась и не посмотрела, кто это был. Она вышла из комнаты как автомат, повинуясь лишь примитивной команде, посылаемой от мозга к ногам.

Клод тоже встал, он выглядел совершенно спокойным, легкая улыбка играла на его губах.

— Господа, вы выбрали неверную тактику в отношении капитана Денти. Полагаю, что смог бы убедить ее завтра посмотреть на происходящее по-другому, если, конечно, мне будет позволено с ней поговорить. Я возьму ее вещи на тот случай, если она не согласится с моей точкой зрения.

— Что вы можете ей сказать, капитан, кроме того, что уже было сказано нами сегодня?

Клод улыбнулся самой обезоруживающей улыбкой.

— Если бы я мог провести с ней наедине пару часов, я смог бы убедить ее в чем угодно.

Хоув понимающе приподнял бровь.

— Ну что же, при всей деликатности вашей миссии, кто-то все равно должен будет сторожить у двери. Впрочем, можно все устроить так, чтобы вам никто не мешал.

— Благодарю за понимание. Полагаюсь на вас. Я передам сообщение о принятом ею решении через охранника.

— Дайте ей понять, что мы не хотим ей зла, она сама заставляет нас принимать подобные меры, — тревожно заметил Грэнджерс. — Вы сможете это сделать?

— Я могу заставить ее понять, что она должна делать, — сказал Клод, направляясь к выходу. — Если у вас больше ничего ко мне нет, джентльмены, разрешите вас покинуть. Вечер выдался весьма нелегкий.

Когда Клод ушел, в столовую вернулся Дэвидсон, громко хлопнув за собой дверью.

— Ну что, сенатор, вы довольны? — спросил он, с грохотом отодвинув стул. — Она заперта в гостевой комнате. На страже один из ваших людей. Но я не могу держать ее у себя вечно. Представляете, какой будет скандал, если кто-то узнает, что она здесь. К тому же, если с меня потребуют, я не смогу в точности объяснить, кто она такая и зачем понадобилась нам. Какого дьявола мы будем с ней делать?

— Что делать? — с видимым безразличием переспросил Хоув. — То же, что и планировали. Она имеет для нас ту же цену, что и Лафитт. Если не удастся выйти на него с помощью Денти, найдем иной подход. Впрочем, я уверен в капитане Клоде.

— Кстати, Роберт, — заметил Беннет, налив себе еще бренди, — слышали бы вы нашего дорогушу капитана. Пару часов с ней наедине, и я смогу убедить ее в чем угодно! Экий ублюдок! Послушать его, так можно подумать, что солнце встает и садится только потому, что он так приказал.

— Заткнись, Беннет, — вмешался Хоув. — Меня от тебя тошнить начинает.

— Не думаю, что ему следует разрешать свидание.

— Не согласен. До сегодняшнего вечера он не принимал нас всерьез. Он сделает все, что от него зависит, лишь бы избавить ее от тюрьмы. Отсюда следует, что он убедит ее привести Лафитта. Если у него не получится, что же — Лафитта не будет, зато будет капитан Денти.

— Ладно, сенатор, — вздохнул Беннет. — Раз уж так нужно для дела, пусть этот сукин сын получит свое.

 

Глава 13

К моменту возвращения Клода Том Даниелс уже успел рассказать остальным матросам о том, что Алексис бежала, но была поймана и доставлена назад в дом Дэвидсона. В итоге Клода с нетерпением поджидало гораздо больше народу, чем ему бы хотелось.

Клод задержался у входа на время, как ему показалось, достаточное для того, чтобы матросы успели заметить, что он не настроен на разговоры и объяснения. Затем он мимо них прошел в дальний угол комнаты к бару, достал бутылку бренди и плеснул себе в стакан, так и не проронив ни слова.

— Капитан Денти отказалась принять их условия, — наконец выдавил Клод. — Ей будут предъявлены обвинения, и, вероятно, скоро состоится суд.

— Ублюдки! — выругался Гарри. — Кто думал, что они дойдут до такой низости?

— Капитан Денти, — ответил Клод.

— А мистер Медисон… — начал было Форрест и запнулся.

— Президента там не было. Остальные действовали в соответствии со своими желаниями.

— Проклятие! Где они ее держат? — спросил, стукнув кулаком по подлокотнику кресла, Майк.

— Вам лучше об этом не знать.

— Но, капитан, как же так! — возмутился Том. — Мы не можем ее оставить в беде! Мы должны что-нибудь предпринять!

— В самом деле, сэр! — поддержал товарища Гарри, и остальные ответили одобрительным гулом.

Они не заметили, как опасно вспыхнули зеленые глаза Клода.

— Она настоящая героиня, капитан, — горячо продолжал моряк. — Для всех нас она больше, чем просто…

— Для всех вас она ничто! Ничто, понимаете?! Вы все! — Клод со злостью швырнул бокал с бренди в камин, и он разбился вдребезги, ударившись о кирпич. — Не смейте даже пытаться выяснить, куда ее увели! Любого из вас отдадут под суд за попытку ее выручить! Я не позволю никому из своих подчиненных подвергать себя такому позору! Она приняла то, что произошло, и вы должны смириться с этим!

Клод не представлял, что однажды наступит день, когда гнев его людей обратится против него, но и сейчас, несмотря на драматичность момента, он не решался сказать им, что у него в запасе остался еще один, быть может, последний шанс убедить Алексис сделать то, что она должна была сделать с самого начала. Он не хотел, чтобы все эти люди ухватились за эту последнюю ниточку надежды.

— Нечего вам здесь торчать! Ступайте вон! Купите себе по бутылке и по шлюхе и забудьте о том, что вы ее вообще знали! Спокойной ночи!

С этими словами Клод, ни на кого не глядя, вышел из комнаты.

Моряки опомнились не сразу.

— Не может быть, чтобы он и вправду… Ведь так? — прорезал тишину голос Майка.

Если первая часть фразы была произнесена тоном вполне убедительным, то под конец его голос стал подозрительно хриплым.

— Она молодчина, правда, ребята? Что с ней сделали! Мы должны что-то предпринять.

— Мы ничего не будем предпринимать.

Все оглянулись на этот ровный, глухой голос. Лендис тряхнул седой головой. Он был бледен.

— Нечего строить планы, — повторил он. — Раз капитан сказал нет — значит, нет. Мы не можем идти против его приказов. — Лендис обвел моряков усталым взглядом и с грустной улыбкой добавил: — Или вы забыли, что мы все еще у него служим?

На этом обсуждение закончилось. Лендис встал, взял свое пальто и вышел из дома. Вскоре его примеру последовали остальные. Странно, но многим показалось, что на дне глаз старика теплятся искры надежды, тогда как скорбная складка губ словно говорила о том, что рассчитывать на хороший финал нечего. Кто его знает, что было у него на уме.

Поднявшись в спальню, сбросив китель и расстегнув воротник рубашки, Клод улегся на кровать. Злость ушла, он чувствовал себя так же спокойно, как тогда, когда покинул столовую Дэвидсона. Закинув руки за голову, он поигрывал темно-рыжими прядями. Глаза его были закрыты, черты лица разгладились.

Сейчас его согревала пришедшая наконец уверенность в том, что Алексис удастся убедить. Пусть способом, который он в самом деле не хотел пускать в ход, но он поможет ей избежать тюрьмы.

Курт Джордан взглянул на стоявшего рядом Пича. Ветер трепал темные волнистые пряди волос юнги, хлестал его ими по лицу, лишая Джордана удовольствия видеть ясные глаза мальчишки. Джордан улыбался, глядя туда же, куда был устремлен взгляд паренька.

— Еще несколько часов, Пич, и капитан Денти будет с нами.

Пич поднял взгляд.

— Вы думаете, она там? — с надеждой в голосе спросил он. — Что, если они увезли ее? Не могли же они в самом деле посадить ее под арест? Я хочу сказать, что, если она в тюрьме?

— Эй, притормози, парень, — засмеялся Джордан. — Вначале нам придется навести кое-какие справки. Может, она уже сама выбралась отсюда. А если нет, нетрудно будет разузнать, что с ней приключилось. Встретимся с кем-нибудь с «Конкорда», разговорим его, а не получится по-хорошему, заставим расколоться по-плохому. Мы найдем ее, и перестань волноваться.

— Да я не только из-за этого волнуюсь, капитан.

— А из-за чего же еще?

— Она ведь будет на нас ужасно сердита, не так ли?

— Как фурия.

— И это вас не беспокоит? — с удивлением в голосе сказал Пич; он даже представить боялся, что будет с ним, если на его несчастную голову обрушится гнев капитана Денти.

— Ерунда. Любая буря пустяк, если она будет с нами. Я готов вызвать ее гнев лишь затем, чтобы вновь полюбоваться этими желтыми горящими глазами.

Пич повернулся лицом в ту сторону, где виднелась земля. Раннее утреннее солнце светило у него за спиной и согревало его своими лучами.

Клод проснулся, едва первые солнечные лучи упали ему на лицо. Он уснул, не раздеваясь, но от этого вовсе не чувствовал себя разбитым: скорее, наоборот, так хорошо он не спал уже много дней. Взгляд его был ясен, и голова тоже. Он позволил себе понежиться еще немного, предвкушая удовольствие от предстоящего дня.

Не торопясь, он принял ванну и переоделся, затем прошел в комнату Алексис. Медленно сложил ее одежду. Из старого сундука он вытащил одеяла и подушки и с благоговейной тщательностью, с которой укладывают фамильный драгоценный хрусталь, сложил в сундук ее пожитки, последним уложив голубой наряд.

Наскоро перекусив, Клод затащил сундук в карету и поехал в порт. Миновав стоянку «Конкорда», он направился к пирсу, где швартовались торговые суда. Словно скучающий зевака, он подходил то к одному, то к другому моряку, расспрашивая про перевозимый груз, про то, как идут дела и к какому порту приписан корабль, куда направляется. Как раз посреди такой беседы ни о чем он вдруг и увидел то, чего так боялся все это время, но так ждал увидеть сейчас. Оборвав разговор на полуслове, он пошел прочь от озадаченного собеседника к кромке воды. В порт заходил очередной корабль — торговое судно Квинтонской компании — то самое судно, на котором плавала капитаном Алексис. Корабль направлялся в устье Потомака. Наскоро Клод нацарапал записку, затем передал ее пробегавшему мимо мальчишке и указал на корабль. Тот согласно кивнул, спрятал чаевые, и Клод вернулся к карете.

Клод долго петлял по боковым улочкам, примыкавшим к порту, убивая время, и все же приехал к дому Дэвидсона слишком рано. Ему было приказано подождать, и он ждал, поставив ногу на стоявший перед ним сундук.

— Вы хотели меня видеть, мистер Дэвидсон? — спросил Клод, когда его пригласили войти.

— Да. Где вещи капитана Денти?

Клод невольно подумал о том, что Дэвидсон выглядит так, будто всю ночь не сомкнул глаз. Он улыбнулся, не без злорадства подумав о том, что бессонница — удел людей с нечистой совестью.

— В сундуке в холле. Я отнесу их к ней наверх, если вы не передумали предоставить нам рандеву.

Дэвидсон, казалось, весьма удивился сказанному Клодом.

— О, конечно, не передумал. Вы должны с ней поговорить. Мистер Медисон будет весьма разочарован, если она откажется нам помочь.

— Вы с ним встречались?

— Первое, что я сделал утром, — это переговорил с Президентом. Он с большим интересом выслушал наш доклад и был очень расстроен из-за того, что нам пришлось ее арестовать. Он хочет, чтобы мы пришли к пониманию.

— Я добиваюсь того же, — твердо заявил Клод.

— Хорошо. Идите к ней прямо сейчас. Передайте словечко с охранником, как мы договорились. Сегодня у меня встреча с Беннетом и доктором Юстисом. — Дэвидсон нахмурился и со вздохом добавил: — Эта война заставляет нас всех работать на износ.

— О да, понимаю.

Дэвидсон с любопытством взглянул на Клода, не вполне уверенный в том, что капитан способен понять заботы государственных мужей.

— Конечно, капитан Клод, я вполне отдаю себе отчет в том, что сражаться приходится таким, как вы, и вы в конечном итоге решаете исход войны. Но и нам, стратегам, достается нелегко.

Клод улыбнулся и пожал руку Дэвидсона.

— Я заставлю капитана Денти поступить как подобает. Мы с ней будем сражаться в этой войне вместе.

Все так же улыбаясь, Клод вышел из комнаты.

— И что вы по этому поводу думаете, капитан? — спросил Нед Аллисон.

Джордан сложил записку и спрятал ее в карман.

— Кто передал тебе это? — обратился он к мальчишке, принесшему послание.

— Я не знаю, как его зовут, сэр. Он не сказал. Сказал только, чтобы я отдал вот этот листок кому-нибудь на этом корабле.

Мальчик переминался с ноги на ногу, теряясь под взглядами всех этих людей.

— А как он выглядел? Посыльный пожал плечами.

— Высокий. Одет хорошо. В форме, не знаю, какого звания. Довольно сильный, но не такой плотный, как вы.

Он взял одну из медных монет, переданных ему Клодом, тряхнул ее на ладони и добавил, глядя на нее:

— Волосы еще у него были вот такого цвета.

Джордан криво усмехнулся.

— Все в порядке, парень, этого довольно. А теперь давай, убирайся отсюда.

Джордан подождал, пока мальчик уйдет, а затем сказал Неду и Питеру:

— Поступим так, как нас просят в этой записке. Скорее всего ее написал Клод Таннер. До четырех часов подождем, а если что-то окажется не так, мы разнесем этот город по кирпичику, но ее найдем.

Питер кивнул, добавив:

— А этого ублюдка Клода булыжниками забросаем.

Проснувшись утром, Алексис не сразу вспомнила, где она и почему здесь оказалась. Сев в постели, она огляделась, только сейчас заметив некоторые из вещей, находившихся в комнате.

Кровать ее представляла собой довольно массивное, но не лишенное элегантности сооружение с четырьмя высокими столбцами и пологом. На тумбочке возле кровати стоял тазик и кувшин со свежей ароматной водой. Рядом, аккуратно сложенные, лежали чистые полотенца. На спинке стула висел бледно-зеленый халат.

Алексис вздохнула. Похоже, они решили сменить тактику, и все эти приятные мелочи служат лишь одной цели. Ее пытаются склонить на свою сторону подкупом.

Алексис подумала о том, что, находясь в этой комнате, она легко могла бы посчитать себя гостьей, но звук поворачиваемого в замочной скважине ключа вскоре развеял иллюзию. Голос стражника за дверью известил ее о том, что завтрак подан.

— Доброе утро, мисс, — охранник внес в комнату поднос с дымящейся яичницей с беконом.

Алексис предпочла не отвечать на приветствие и только сухо поблагодарила его, когда он, поставив поднос на тумбочку, вышел из комнаты. Есть Алексис не очень хотелось, и поэтому большую часть завтрака она оставила нетронутой.

Перекусив, Алексис умылась и накинула халат, должно быть, принадлежавший жене или любовнице Дэвидсона. В комнате было жарко, даже душно. Алексис подошла к окну и, распахнув его, посмотрела вниз. Двое солдат, прогуливавшихся под окнами, немедленно подняли головы. И это Дэвидсон предусмотрел. Алексис снова овладело чувство безнадежности, но она решительно тряхнула головой, словно сбрасывая с себя груз отчаяния. Лучше отойти от окна подальше и не поддаваться больше пораженческим настроениям. Как она могла так низко пасть? Почему сдалась без борьбы? Почему позволила им обращаться с собой так, будто она кукла в их руках?! Алексис схватила с каминной полки хрустальную вазу и швырнула ее на пол. Ее била дрожь, словно тело избавлялось от последних следов отчаяния. Щеки ее пылали. Встревоженный звоном разбитого стекла, в комнату вбежал охранник.

— Что вы наделали?! — воскликнул он, медленно переводя взгляд с осколков на полу у босых ног Алексис к ее лодыжкам, икрам. Взгляд его полз вверх по ее все еще трепетавшему телу.

Застигнутая в момент движения, Алексис не успела опустить занесенную вверх руку, и сейчас рука медленно возвращалась на место. Лицо ее хранило выражение столь полного удовлетворения, которое, по мнению охранника, гораздо уместнее было бы видеть на лице женщины в постели. Губы ее были чуть приоткрыты, и глаза сверкали как у счастливой любовницы, благодарной своему партнеру за доставленное наслаждение.

Алексис наклонилась и стала собирать осколки.

— Я сбила вазочку с каминной полки, — как ни в чем не бывало сказала она. — Мне жаль, что я вас побеспокоила. Пожалуйста, сообщите мистеру Дэвидсону, что я с удовольствием возмещу ему убыток.

— Ну да, как же иначе. Только интересно, как вы это сделаете, если будете сидеть в тюрьме?

Алексис чуть склонила голову набок, пристально глядя на своего тюремщика, затем вдруг отвернулась, чтобы спрятать улыбку.

— Вы правы. Я забыла, где я нахожусь и что мне предстоит. Впрочем, это не важно. Я все равно найду способ расплатиться с вашим хозяином.

Стражник пробормотал что-то себе под нос и вернулся на пост, нарочито громко возясь с ключами.

Собрав осколки, Алексис села на стул лицом к двери и стала ждать. Она ждала того единственного, кто умел понять и оценить все, что творилось у нее в душе, кто, как никто другой, умел угадать побудительные мотивы любого из ее поступков. Она ждала его с тем же предвкушением счастливого мига свидания, с каким прожил это утро Клод. Она была уверена в том, что он придет, и удовольствие видеть его вновь было сравнимо лишь с удовольствием снова оказаться с ним в постели.

Вдруг она услышала в холле его голос. Эти звуки, глубокие, насыщенные, красивого тембра, заставили ее подскочить, словно он привел в действие сжатую в ней пружину. Минута — и он вошел, тихо закрыв за собой дверь.

В его лице было нечто странное, нечто такое, чему она не могла дать названия.

— Клод, — произнесла она, сделай шаг к нему навстречу, и замолчала, не в силах говорить из-за снова охватившей ее дрожи.

Он приблизился к ней, не касаясь ее, но осознавая, что именно этого они хотят оба и лишь откладывают на время, чтобы продлить удовольствие.

— Я знаю, — сказал он. — Я знал об этом с того момента, как вошел в эту комнату. Я знал это уже вчера, когда ты была уверена в том, что все потеряно, когда не решалась взглянуть мне в глаза и едва смогла уйти. Уже тогда я знал, что приду завтра к тебе и застану тебя вновь готовой к борьбе.

Руки его легли ей на плечи, и ее руки, взметнувшись вверх, обняли его за шею. Их губы встретились. Они целовали друг друга жадно, жестоко, не скрывая больше переполнявших их чувств. Пальцы его нащупали пояс ее халата. Развязав узел, он просунул руку внутрь. Рука его вначале легко скользила по нежной обнаженной плоти, затем вдруг с силой, почти болезненно сжала ее тело. Он заключил ее в объятия, прижимая ближе к себе, заставляя стонать от странной смеси боли и наслаждения. Клод заполнил ее рот своим языком, ощупывая ее небо, пробуя его на вкус. Затем он стал целовать ее глаза, щеки, волосы.

Алексис жадно ловила ртом воздух, так, будто ее вот-вот готова была накрыть огромная волна. Она слышала его легкий дразнящий смех где-то у ямки на горле. Он схватил зубами серебряное ожерелье, чуть-чуть прикусив кожу вокруг металла, затем впился губами ей в шею, словно раня своим поцелуем. Пальцы Алексис сами легли на пуговицы его рубашки; не замечая, что делает, она принялась расстегивать их. Клод остановил ее и, положив руки на воротник ее халата, осторожно спустил его с плеч.

Он отступил назад, глядя, как легкая бледно-зеленая ткань, струясь, скользит вниз, вдоль золотистых рук, открывая обнаженную грудь, живот, бедра, ноги. С тихим шорохом, так похожим на вздох, что когда-то ему хотелось украсть у Алексис, тот вздох, что некогда принадлежал ему, ее одежда упала на пол. Алексис задрожала, но не сделала ни одного движения, чтобы закрыться, зная, что он хочет смотреть на нее и видеть, как она дрожит. Она была не в силах противостоять той власти, что он имел над ней. Клод медленно обошел вокруг, лаская взглядом всю ее, каждый уголок ее тела, вспоминая вкус, запах, ощущение ее плоти.

— Весь день, — сказал он, остановившись у нее за спиной.

Она посмотрела на него через плечо, но он осторожно повернул ее голову, заставляя смотреть на кровать.

— Нет, не шевелись. Я хочу, чтобы ты делала лишь те движения, от которых не в силах удержаться.

Перебирая пальцами ее волосы, роскошной пеленой укрывшие спину, Клод смотрел, как она вздрагивает под его прикосновениями. Он засмеялся тихим грудным смехом.

— Весь день я мечтал только об этом, я представлял тебя, чувствовал тебя, хотел тебя. Тебя. Все, что я сегодня делал, все, что мне только предстоит, все это ради одного — смотреть на тебя и видеть, как ты дрожишь. Дрожишь, как ты никогда не стала бы дрожать перед ними. Дрожишь, как ты никогда не стала бы дрожать ни перед одним человеком, ни перед одним мужчиной, кроме меня. И пусть твоя дрожь будет единственным проявлением моего господства над тобой, потому что дрожь твоя может означать лишь одно — ты принадлежишь мне вся, я владею тобой безраздельно, ты сделаешь для меня все, что я захочу, и позволишь мне сделать с тобой все, что угодно, потому что ты не в силах меня остановить, не в силах спастись от меня. Ты знаешь, что это правда?

— Да, — срывающимся голосом произнесла Алексис. — Да, это правда.

Клод взял ее за плечи и развернул к себе лицом.

— И я знаю, что ты, ожидая меня, испытывала то же, что и я. Ты знала, что я приду, что я не смогу оставаться в стороне. Ты ждала меня, чтобы сказать, что ты не покорилась, не сдалась им, но хочешь сдаться мне. Хочешь, чтобы тебя взял тот единственный человек, который может остановить тебя, не дать тебе убежать от них. Ты хочешь его почти так же сильно, как хочешь сбежать отсюда.

— Да, я хочу тебя. Я хочу тебя.

Его губы вновь нашли ее рот, смяли ее губы, взяли их в плен. Ладони его гладили ее грудь, и под его пальцами тело ее горело. Он отнес ее на кровать и разделся сам, медленно, получая удовольствие от того, что она смотрит, как он раздевается.

Он лег рядом с ней на бок, подперев одной рукой голову, другой как бы невзначай касаясь нежной кожи ее горла, груди, плоского живота и, наконец, бедер с внутренней стороны. Ее янтарные глаза под пеленой темных ресниц слегка затуманились, взглядом она молила его продолжать. Он поцеловал ее веки, нежно, но настойчиво продолжая раздвигать ее ноги. Рот его склонился к ее груди, и она сжала ладонями его голову, взъерошила темно-рыжие кудри, прижимала его к себе, выгибаясь ему навстречу.

— Прошу тебя, Клод, — простонала она.

И в это мгновение она услышала его приглушенный смех. Лицом он прижимался к ее бедрам, и ноги ее, подвластные его воле, раскрылись навстречу его губам.

Руки ее вспорхнули вверх, но на полпути бессильно упали. Она мяла в ладонях простыню, сжимая ее так, будто легкая ткань могла дать ей опору, в то время как его язык все ближе и ближе подводил ее к пику наслаждения. Открыв глаза, она увидела свои руки, сминавшие ткань. Он приподнялся над ней, и она сомкнула ноги вокруг него. Сильным толчком он вошел в нее. Ее страсть была безгранична, она крепко держала его внутри себя, наслаждаясь теплом и силой своего господина.

Клод в последний раз вошел в нее, и тело Алексис забилось в конвульсиях. Он прижал ее к себе; волны от только что испытанного наслаждения заставляли трепетать обоих даже после того, как наступила разрядка. Она спрятала свое пылающее лицо у него на плече и лежала недвижимо, пока он не повернулся, чтобы поцеловать ее все еще полураскрытые губы.

— Алекс, — сказал он, когда она положила ему голову на грудь. — Ты ведь все еще хочешь свободы больше, чем меня?

— Почему ты так говоришь, Клод? Как будто я не могу иметь сразу и то, и другое.

Алексис подняла голову и заглянула ему в глаза. В них было то же непонятное выражение, которое она заметила, когда он вошел в комнату. Алексис нахмурилась, встревоженная тем, что не может его разгадать.

— Что-то не так? — спросил он.

— В тебе что-то не так. Ты другой. Что-то изменилось со вчерашнего дня?

— Да.

— Ты можешь мне сказать что?

— Могу, но не буду. Пока не буду. Ты сама вскоре поймешь.

Он осторожно положил ее голову к себе на плечо.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, — сказал он.

— О свободе?

— Да.

— Я не понимаю тебя. Разве ты до сих пор не осознал, что, только будучи свободной делать то, что должна делать, я могу быть твоей до конца? Я хочу быть твоей. Я хочу тебя так, что, если бы ты даже перестал хотеть меня, я не смогла бы уйти к другому. Как могу я уйти от тебя после того, как узнала тебя? Но, Клод, мою свободу я не могу обменять ни на что, даже на тебя. Я хочу ее и тебя сразу. Ведь и ты не захотел бы меня, если бы я не могла исполнить обещанное самой себе, не так ли? Нарушенная клятва всегда стояла бы между нами. Для меня быть свободной — значит делать то, что я должна. Я думала, что ты знаешь об этом. Я думала, ты это понимал уже тогда, когда позволил мне уйти с Гамильтона.

Она услышала, как он с шумом вдохнул воздух и засмеялся.

— Ты не догадывался о том, что я тебя раскусила, ведь так? Так вот, я поняла тогда все. Именно тогда я узнала, что ты по-настоящему любишь меня. Любишь достаточно сильно для того, чтобы позволить мне уйти, может быть, даже навсегда.

Алексис нежно провела рукой по его загорелому телу и прижалась губами к груди.

— Но я все равно пришла бы к тебе по собственной воле и молила бы тебя сделать меня твоей пленницей вновь. Я молила бы тебя взять меня так, как ты только что это сделал. Я бы показала тебе шрамы на спине и кровь Траверса на моем клинке как доказательство моей преданности тому, во что я верю, и тому, кому я верю, и тому, что должна иметь. — Алексис закинула ногу на его ногу — плоть к плоти, сила к силе. — Ты меня понимаешь?

— Да, — тихо сказал он. — И я действительно люблю тебя. Помни об этом. Помни об этом, когда ты вернешься с кровью Траверса на клинке и не застанешь меня на месте.

Алексис отшатнулась от Клода, испуганная его последними словами, и посмотрела ему в лицо. Он улыбался, но в глазах его была такая печаль, что Алексис показалось, будто ее взяли за горло и медленно душат.

— Тебя не будет? — почти крикнула она. — А где ты будешь? Не говори так, Клод!

Он прижал ее к себе и поцеловал крепко и страстно. Странно, но поцелуй тоже отдавал болью. Он целовал ее лицо, вбирая губами слезы, которые непрошено выступили у нее на глазах и сейчас незаметно для нее самой стекали по щекам. Она поняла, что плачет, только когда почувствовала соленый привкус его губ.

— Сейчас я с тобой, любовь моя, — шепнул он, целуя ее волосы.

— Ничего больше не говори, Клод. Я не хочу ничего понимать, мне и так страшно и больно.

Он не ответил. Не потому, что она попросила его об этом, но потому, что слишком многое сказал ей словами и взглядом, а ему так не хотелось, чтобы она его поняла. Не сейчас, не тогда, когда у нее все еще была возможность отговорить его от задуманного.

— Больше я не могу оставаться, — сказал он, поднимаясь с постели. — Я принес тебе кое-что из одежды. Там, куда тебе предстоит отправиться, она может пригодиться.

— Ты прав, — вздохнула Алексис. — Не думаю, что мне пристало появиться в суде в костюме пирата. Мне просто не дадут дойти до места.

Одевшись, Клод оттащил сундук от двери на середину комнаты.

— А ты разве не собираешься одеться, Алекс? Или ты хочешь, чтобы караульный, войдя сюда, понял, что тут происходило? — спросил Клод, поддразнивая ее взглядом.

— Мне все равно. Но если тебе, от этого будет легче, я оденусь.

Алексис подошла к сундуку, чтобы открыть его, но Таннер жестом остановил ее.

— Накинь только халат. Я думаю, так тебе будет удобнее. Здесь очень жарко. Кстати, где та одежда, что была на тебе вчера вечером? Я хотел бы убрать ее.

— Не надо, я сама, — начала было Алексис, но осеклась, встретив его взгляд.

Она молча указала на стул, где висел наряд из черного шелка. Как завороженная, наблюдала Алексис за тем, как бережно и аккуратно он складывает ее вещи и укладывает в сундук. Ей казалось, что не ткань ласкают его пальцы, а ее тело. Не сразу Алексис нашла в себе силы заговорить вновь.

— Зачем ты принес такой большой сундук? Вся моя одежда уместилась бы в небольшой сумке.

— Потому что так надо, — сказал он, распрямляясь.

И вдруг Алексис прочла в его взгляде все. Только теперь смогла она расшифровать то, что таилось в нем с самого начала.

Он понял это по ее глазам и поспешил помешать ей остановить его. Алексис видела, как он занес над ее головой кулак, краем глаза успела она прочесть по его губам беззвучное «люблю», и для нее вновь настала ночь.

Клод успел подхватить ее, не дав упасть на пол. Убедившись, что удар не опасен для жизни, он уложил ее в сундук, сложив на груди руки, закрыл крышку и прошептал:

— Я скажу им, что смог тебя уговорить.

Затем он запер сундук на ключ и подтащил его к двери.

— Будь ты неладна, чертовка! — громко крикнул он. — Я едва спину не сломал, когда тащил сюда все эти шмотки, а они ей, видите ли, не нужны! Неблагодарная шлюха! Не смей ничего выбрасывать! Я сейчас тебе покажу!

Клод постучал в дверь, давая понять страже, что хочет выйти.

— Эй, скорее! В тюрьме ей самое место!

Стражник открыл дверь, и Клод поспешил из комнаты, таща за собой сундук. Тяжелая поклажа перекрыла вход в комнату, и до того, как караульный успел что-нибудь заподозрить, Клод захлопнул за собой дверь.

— Не стоило и пытаться, — пожаловался он охраннику. — Я всего лишь предложил ей сотрудничать с нами, а она начала выделывать такое… Знаете, как это бывает с женщинами.

— Я знаю, как ведет себя большинство женщин, что же касается ее, — стражник мотнул головой в сторону запертой двери, — так она тут уже била вазы до вас.

Клод кивнул на дверь.

— Похоже, немного угомонилась. Дайте ей выплакаться. Не думаю, что она станет бить посуду, по крайней мере не сразу. Передайте мистеру Дэвидсону, что она отказалась нам помогать.

Стражник кивнул.

— Что вы будете делать с вещами? Если хотите, можете оставить их здесь.

— Нет. Лучше будет преподать ей урок. Я заберу их с собой.

— Вы правы, женщин надо держать в узде, — стражник подмигнул Клоду, — даже если эта женщина — капитан Денти.

Клод с трудом подавил желание рассмеяться и с нажимом в голосе произнес:

— Особенно, если она капитан Денти. Подмигнув в ответ, он потащил сундук к выходу.

Возле лестницы Клод подозвал к себе слугу, и они вместе вынесли сундук из дома и погрузили в экипаж. Клод не мешкая вскочил на козлы и натянул поводья. Надо было спешить, пока его помощнику не пришло в голову поинтересоваться, отчего сундук такой подозрительно тяжелый.

В порту он не стал подниматься на ее корабль сам, а нанял двух свободных от вахты моряков и объяснил им, чего от них хочет.

— Это груз с того корабля, видите — Квинтонской компании. Отнесите сундук, передайте капитану Джордану записку и ключ и сразу назад. Корабль отправится немедленно.

— Там ведь нет никакой контрабанды, верно? — спросил один, тот, что поплотнее. — Потому что, если это так, мы не согласны.

— Если только кое-что оттянет карман… — добавил другой.

Клод вытащил несколько золотых монет.

— Контрабанда? Не уверен. Но это, я думаю, успокоит вашу совесть.

Клод положил монеты в протянутые ладони, и матросы с воодушевлением взяли сундук на плечо.

— Эй вы, потише! — крикнул Клод, глядя вслед носильщикам, удаляющимся с его бесценным грузом.

— Который из вас Джордан? — спросил один из моряков, поставивших на палубу здоровенный сундук.

— Я капитан Джордан. А кто вы?

— Нам велели принести это, — моряк пнул ногой сундук, — и передать записку и ключ.

Джордан вырвал записку из рук посыльного и торопливо развернул ее.

«Ваш багаж доставлен, как договаривались. Откройте сундук в море и старайтесь обращаться со взрывчаткой поосторожнее. Все упаковано очень тщательно и не должно пострадать при транспортировке. Вы обнаружите только небольшое повреждение. Удачи».

Джордан положил записку и ключ в карман, туда, где уже лежала записка, полученная утром.

— Вы все еще здесь? — взревел он, уставившись на матросов, принесших сундук. — Живо отсюда! Разве тот человек, что вас нанял, не сказал, что там бомба?

Глядя вслед уносящим ноги матросам, Джордан со смехом добавил:

— Пошевеливайтесь, болваны! Скажите спасибо, что мы решили уйти, оставив ваш город целым и невредимым!

Собравшиеся вокруг члены команды в недоумении переводили взгляды с сундука на Джордана и обратно.

— Отлично, ребята! — сказал капитан. — Мы получили то, за чем пришли.

Клод видел, как нанятые им матросы вернулись на пристань, и в этот же самый момент на корабле началась лихорадочная подготовка к отплытию.

— Почему вы не сказали, что там взрывчатка? — задыхаясь от бега, спросил один из незадачливых помощников.

— Согласились бы вы тащить сундук на корабль, если бы знали об этом? — усмехнувшись, ответил Клод.

— Какого черта! Конечно, нет!

— Вот вам и причина! — Не обращая внимания на их укоризненные взгляды, Клод спросил для пущей уверенности: — Они не стали открывать сундук, не так ли?

— Они же не дураки. Капитан велел отчаливать — верно, хочет выбросить сундук в море подальше от порта.

Клод удовлетворенно кивнул. Еще раз взглянув на корабль, он улыбнулся и пошел прочь. Все так же продолжая улыбаться, он сел в экипаж и поехал домой. Вскоре пропажа обнаружится, и тогда за ним придут, чтобы задать ему кое-какие вопросы, а быть может, и обвинить в измене.

 

Глава 14

— Какого черта!

Это были первые слова Алексис после того, как крышка сундука открылась. Она щурилась от яркого света, пытаясь разглядеть лица столпившихся вокруг нее моряков.

— Джордан, неужели это ты? — недоверчиво спросила она, прикрывая глаза рукой.

Ответом ей была до боли знакомая улыбка первого помощника.

— Позвольте, капитан. — Джордан склонился над сундуком, но Алексис решительно тряхнула головой, давая понять, что сможет справиться без посторонней помощи.

Опираясь на края сундука, она попыталась встать. Увы, затекшие ноги не слушались, и Алексис упала бы, если бы Джордан не подхватил ее. Недоуменно переводя взгляд с одного лица на другое, Алексис никак не могла взять в толк, как оказалась в окружении своей команды.

— Что вы все здесь делаете? — удивленно спросила она наконец, так и не найдя разумного объяснения происходящему.

Пич протиснулся вперед.

— Мы приплыли за вами, капитан Денти! — гордо объявил он. — Но вы уже сами сумели убежать. Как обещали!

Алексис перевела глаза с сияющей физиономии юнги на озабоченное лицо Джордана.

— Отпустите меня, сейчас я уже могу стоять, — приказала она, и Джордан тотчас повиновался.

Алексис слегка качнуло, но она удержалась на ногах. Поплотнее запахнув халат и подтянув пояс, она положила руку на плечо юнги и обратилась к команде:

— Вам было приказано не плыть за мной. Верно?

Матросы закивали головами.

— Вы догадываетесь, к чему может привести ваше присутствие здесь?

— Да, капитан, — согласился Нед. — Мы знаем. Но дело того стоило.

— Ну что ж, — Алексис обвела глазами команду, — вы все понимаете сами. Должна сказать, что помощь капитана Клода оказалась очень кстати — иначе вам ни за что не удалось бы вывезти меня из Вашингтона.

Она не сразу заметила недоумение во взглядах моряков.

— Куда мы направляемся, Джордан? — спросила Алексис.

— Вначале на Тортолу. Затем туда, где мы сможем найти Траверса.

— Вижу, у вас все продумано.

Алексис еще раз обвела взглядом своих людей, словно пытаясь отыскать среди них кого-то.

— А где капитан Клод? — нахмурившись, спросила она. — Хочу задать ему пару вопросов по поводу способа, которым он упаковал меня.

Джордан сдвинул густые брови.

— Но его здесь нет.

Пич скривился от боли: не замечая того, Алексис с силой сдавила ему плечо.

— Что значит нет?! — воскликнула она. — А где же он?

— Не знаю, — ответил Джордан. — Он связался с нами утром, как только мы приплыли. Послал мальчишку с запиской. Днем он отправил нам сундук, наняв двоих моряков. Самого его мы так и не видели.

Алексис на миг замерла от удивления, затем с шумом втянула в себя воздух. Джордан шагнул вперед, опасаясь, что она вот-вот упадет в обморок.

— Так, значит, он все спланировал без вас? — только сейчас Алексис начала понимать, что произошло.

— Разумеется. К нему мы бы ни за что не обратились за помощью. — Джордан нервным движением убрал со лба волосы. — Разве он ничего не рассказал вам и вы здесь не по доброй воле?

Алексис стояла, не шевелясь, бессильно опустив руки. Губы ее дрожали. Теперь ей стал окончательно ясен смысл слов, сказанных Клодом. Она на мгновение закрыла глаза, пытаясь справиться с собой.

— Нам надо поговорить, Джордан, — голос ее стал совсем тихим. — Через десять минут у меня в каюте. Мы пойдем прежним курсом, покуда не решим, как быть дальше. Я так удивлена, что сил на злость у меня просто нет.

Улыбнувшись своим матросам, она повернулась и пошла в капитанскую каюту. Моряки, переглянувшись, тоже заулыбались. Они нарушили ее приказ, но, кажется, все обошлось.

В каюте Алексис быстро переоделась, стараясь по возможности навести порядок в мыслях. Она могла ожидать всего, но только не этого. Очутиться вместо тюрьмы на борту собственного корабля — такое собьет с толку кого угодно! В первый момент, увидев вокруг себя знакомые лица, Алексис чуть было не поверила в то, что Клод не только решил освободить ее, но и сам отправился с ней. Почему же все-таки он предпочел остаться? Почему сделал столь странный выбор? Неужели он не понимает, что его обвинят в измене?

От этих нелегких мыслей Алексис отвлек стук в дверь.

— Разрешите, капитан?

— Заходите, мистер Джордан. Присаживайтесь.

Спутавшись на стул, первый помощник молча смотрел на Алексис. Волнение его выражалось лишь в мерном постукивании пальцами по деревянной крышке стола. Алексис присела напротив.

— Что вы собирались сделать, когда вошли в порт? — спросила она.

— Сперва расспросить кое-кого и выяснить, где вас искать. А потом… Потом мы бы помогли вам бежать.

— Вы успели узнать что-нибудь? — чуть хриплым от волнения голосом спросила Алексис.

— Нет. Капитан Клод опередил, нас. Должно быть, он видел, как корабль входил в порт.

— Записки при вас?

Джордан кивнул и вытащил из кармана первую из записок.

— Насколько вы можете судить, он не дал нам повода считать, что вы оказались в сундуке не по доброй воле, — заметил Джордан, пока Алексис читала записку.

«Не стоит разыскивать то, за чем вы приплыли. Никого ни о чем не спрашивайте. Груз будет доставлен вам после полудня. Все приготовления уже проведены. Ваш визит оказался долгожданным сюрпризом».

— Теперь я понимаю. Вы решили, что мы все это спланировали вместе с Клодом, а ваше появление лишь облегчило нам выполнение замысла.

— В общем, да. Вначале я, правда, предположил, что он может нас надуть, но решил дождаться и посмотреть, что именно он нам доставит.

— Дайте мне вторую записку. Я хочу прочесть и ее.

Алексис вложила записку в судовой журнал и стала читать следующую. Затем она присоединила второй листок к первому. Ей пришлось приложить усилие, чтобы унять дрожь в руках и заговорить ровным голосом.

— Я возвращаюсь в Вашингтон, Джордан. Не знаю, осознаете ли вы в полной мере то, что сделал Клод…

— Теперь я начинаю понимать, — медленно проговорил моряк. — Вы ничего об этом не знали и не ждали увидеть нас, не так ли?

— Я ждала, что вы будете следовать приказу! — откликнулась Алексис, и в глазах ее появился металлический блеск.

Поднявшись, она прошла к иллюминатору. Постояв немного со сжатыми кулаками, чтобы унять гнев, она заговорила вновь.

— Курт, все-таки это хорошо, что…

— Я знаю, капитан, — перебил ее Джордан.

Широко улыбаясь, он смотрел на нее, стараясь всем своим видом показать: он тоже рад ее видеть, и ее гнев для него ничего не значит.

— А теперь, — добавил он, — расскажите о том, чего я не знаю.

— Мне предъявили куда более серьезные обвинения, чем можно было предположить, в том числе пиратство, из-за одного моего знакомого. Все это делалось только для того, чтобы я привела к ним Лафитта. Капитан Клод пытался внушить им, что Лафитт сам предложит свою помощь позже, а мне надо дать возможность вначале разыскать Траверса, однако он в этом не преуспел. Мне сообщили, что, поскольку я отказываюсь принять их условия, меня ждет тюрьма, а потом и суд. И они действительно взяли меня под стражу. Вероятно, Клод решил, что это уже слишком.

До того, как перевести в тюрьму, они держали меня в доме Дэвидсона. Там вы бы и нашли своего капитана. Но чтобы вызволить меня оттуда, вам непременно пришлось бы кого-нибудь убить. Однако капитан Клод успел раньше вас. Очевидно, ему полностью доверяли, если даже позволили принести мне одежду. Наверное, они полагали, что с его помощью смогут уговорить меня, — точно я не знаю.

По мере приближения к концу повествования, голос Алексис стал похож на звон хрустального колокольчика — высокий и чистый. Она коснулась пальцами серебряного ожерелья.

— В поведении Клода было что-то странное, но я и предположить не могла, что он собирается меня освободить. Я никогда не позволила бы ему сделать это. Я не могла подвергать его такой серьезной опасности. Он, должно быть, это понимал и не дал мне возможности возразить. Его кулак исключил всякое сопротивление.

Избегая встречаться глазами со своим первым помощником, Алексис, казалось, без всякого выражения посмотрела в иллюминатор, туда, где море сливается с небом.

Джордан молчал несколько минут. Единственным звуком, нарушавшим тишину в капитанской каюте, был тихий стук пальцев по полированному дереву. Внезапно он прекратил барабанить и заговорил со спокойной уверенностью в голосе.

— Капитан Клод хочет понести наказание.

— Полагаю, что так.

— Но почему? Мы бы его приняли как друга.

— Я думаю, он все еще надеется убедить их в том, что они совершили ошибку, пытаясь таким способом удержать меня. Он хочет дать мне время, чтобы найти Траверса.

Джордан медленно покачал головой.

— Он проиграл. Вы были существенной частью их планов. Они обвинят его в предательстве.

— Я знаю.

— Но он все сделал, чтобы мы вышли сухими из воды. Даже записки написаны так, что комар носа не подточит. Мы всегда можем заявить, что понятия не имели, что там, в сундуке. О вас ни слова. Только про сюрприз и опасный груз.

Джордан вдруг рассмеялся каким-то леденящим душу смехом.

— Мы думали, что, упоминая взрывчатку, он намекает на вашу готовность взорваться — ведь мы, приплыв за вами, нарушили ваш приказ. На самом деле он знал, что причиной вашего гнева будет его отсутствие на борту корабля.

— Все верно. — Алексис пристально вглядывалась в лицо товарища. — Вы ведь понимаете, почему мне надо вернуться, Джордан?

Лицо моряка сделалось каменным. Он тихо спросил:

— А вы понимаете, почему мы пойдем с вами?

Алексис не смогла сдержать удивления, и Джордан рассмеялся, на этот раз тепло и сердечно. Глаза у него блестели, словно у мальчишки в предвкушении захватывающего приключения.

— Не думаете же вы, что мы позволим его вздернуть после того, как он вернул нам взрывчатку? И мы, конечно же, не позволим вам пытаться обменять себя на Клода. Кончится тем, что они пригребут себе обоих, и нам придется еще круче. Нет, мы отправимся в Вашингтон и освободим его. Есть возражения?

Алексис засмеялась.

— Думаю, возражать бессмысленно. Единственное, чего я могла бы добиться, так это бунта на своем корабле.

Снова став серьезной, она принялась мерить шагами комнату: движение помогало ей сосредоточиться и выработать план действий. Когда Алексис заговорила, Джордан, к вящей своей радости, увидел в ней не сломленную женщину, а уверенного в себе капитана.

— Как далеко мы находимся от Вашингтона? — спросила она прежним капитанским голосом.

— Если сейчас развернемся, успеем прибыть туда еще до заката.

— Слишком рано. Замедлим ход и вернемся в темноте. Сомневаюсь, чтобы кто-то нас преследовал. Только Клод знает, что я здесь, но он, полагаю, не станет об этом докладывать властям. Если на горизонте покажется какой-нибудь корабль, мы сможем уйти от него. Никакой стрельбы, пока не начнут палить в нас. Понятно?

Джордан кивнул.

— Много британских фрегатов встретилось вам по пути в Вашингтон?

— Было несколько. Но они не проявляли к нам никакой враждебности. Будем поступать как всегда — поднимем старину Джека, объявим Лондон портом назначения — и все в порядке. А потом, когда опасность будет позади, ляжем на прежний курс.

— Хорошо. Честно говоря, я не думаю, что с этой стороны нас ждут неприятности. Самое худшее, чего можно опасаться, это насильственной вербовки. Не забывайте, Англия находится в состоянии войны.

— Вы знаете, где искать Клода? — спросил Джордан.

— Нет. Но его люди ко времени нашего возвращения уже будут осведомлены. Придется положиться на них. И еще, — очень серьезно добавила Алексис, — все, на что можно рассчитывать с их стороны, — это информация и никаких просьб о помощи.

— Я понимаю, капитан. У вас есть план?

— Так, кое-что. Мне надо собраться с мыслями. Алексис остановилась и, улыбнувшись, посмотрела Джордану в глаза.

— Мне неловко об этом говорить, Джордан, но я больше привыкла строить планы своего спасения.

Джордан усмехнулся.

— Вы хотите, чтобы я поговорил с людьми?

— Да. Те, кто не захочет помочь, пусть остаются в Вашингтоне — в противном случае им придется нелегко, как и нам. За нами наверняка будет погоня.

— Пойдут все, — решительно заверил ее Джордан.

Алексис улыбнулась.

— Я тоже так считаю. Теперь идите. Часок-другой я должна подумать, а потом возвращайтесь, обсудим план. Я хочу поговорить начистоту обо всем, что может оказаться невыполнимым или ненужным. Мы должны избежать ошибок.

Джордан повернулся, намереваясь уйти. Ему не терпелось сообщить товарищам о принятых решениях, но Алексис окликнула его. Она здорово нервничала. Такой ему редко доводилось видеть своего капитана. Джордан был польщен ее доверием — далеко не перед всеми Алексис могла позволить себе проявить свои истинные чувства, слабость и сомнения.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — тихо сказала она. — Вы понимаете, почему я должна вернуться?

Джордан улыбнулся и со свойственной ему мудростью ответил:

— Наверное, я понимаю это даже лучше, чем вы сами.

Алексис натянулась, как струна.

— Что это значит?

— Вы собираетесь вернуться к капитану, потому что хотите положить конец затянувшемуся фарсу раз и навсегда. Обвинение в предательстве, его возможная смерть — все это необходимо остановить. Но есть и другая причина, по которой вы возвращаетесь, — та, которую вы не хотите называть.

Впервые за все годы знакомства Джордану показалось, что он заметил, как Алексис покраснела.

— Вы всегда читаете в моей душе как в открытой книге? — спросила Алексис, не отводя глаз.

— Сейчас — да.

Джордан прислонился к двери.

— Вы что, боитесь, что мы не захотим последовать за вами, раз вы делаете это из-за любви к капитану?

— Я не знала, поймете ли вы.

Джордан сдвинул выбеленные солнцем брови. Голос его звучал резко, будто ножом разрезая воздух:

— Капитан Денти, мы вместе с вами вдоль и поперек пересекли Атлантику, потому что вы ненавидели одного человека. У вас были причины для ненависти. Теперь мы последуем за вами в Вашингтон, потому что вы любите другого человека. Для любви к нему у вас тоже есть причины, и мы вместе с вами хотим видеть его свободным.

— Я должна была догадаться и рассказать вам обо всем сама, — с сожалением сказала Алексис.

— Да, не мешало бы, — спокойно согласился Джордан. — Все то время, пока мы были вместе на этом корабле, вы не считали нужным касаться этой темы.

Алексис глянула на Джордана исподлобья и вдруг неожиданно светло, от души рассмеялась.

— Я получила по заслугам. А теперь, мистер Джордан, — сказала она, садясь за стол, — поговорим непосредственно о корабле. Как мы сегодня зовемся?

Перед ней был прежний первый помощник — прекрасно знакомый с делом, дисциплинированный и выдержанный.

— «Принцесса ночи», мы успели сделать полный круг.

— Полагаю, вам пори подняться на палубу и проследить за тем, чтобы команда «Принцессы» узнала о том, что предстоит сделать вечером. А после этого приходите, и мы обсудим, как все будет происходить, в мельчайших деталях.

Джордан уловил нотки радостного возбуждения в ее голосе.

— Есть, капитан, — чеканно ответил он и вышел легкой, пружинящей походкой.

Пока Алексис и Джордан обсуждали план освобождения Клода, сам он терпеливо считал каменные блоки в стенах тюремной камеры. Так было легче отвлечься от терзавших его сомнений и вопросов, не получавших ответа.

Двадцать пять. Но почему за ним явился Хоув? Клод ожидал увидеть офицера флота. По уставу именно он должен был его арестовывать. При чем здесь сенатор? Двадцать шесть. И конвойные, пришедшие вместе с Хоувом, кажется, получили приказ о взятии под стражу от самого сенатора. Но Хоув не имеет таких полномочий. Должно быть, Медисон наделил его правом осуществить арест. Двадцать семь. Если бы на том собрании присутствовал Президент, возможно, он бы понял, что освободить Алексис было просто необходимо. Двадцать восемь.

И почему ему не позволили встретиться с начальством? Почему конвойный сказал, что к нему в камеру имеют допуск только Хоув и Фартингтон? Какое-то время все это казалось малозначительным. Все можно объяснить в суде. Двадцать восемь. Нет. Двадцать девять. Черт. Один. Можно убедить чиновников, что освобождение Алексис не было актом измены. Он заставит их увидеть, что, освободив ее для поимки Траверса, дал им возможность заручиться ее помощью в дальнейшем. Два. Три. Что-то есть такое в Хоуве и прочей компании, отчего им не хочется верить. Что именно? Ведь они, казалось бы, хотят того же, что и он сам. Или делают вид, что хотят. Два. Нет, черт возьми! Один.

В замочной скважине заскрежетал ключ. Клод поднял глаза и увидел, как конвойный пропускает в камеру сенатора Хоува.

Хоув быстро огляделся и только потом посмотрел в лицо пленнику. Во взгляде его читалось торжество. Толстые губы сенатора сложились в брезгливую усмешку.

— Не слишком приятное местечко, верно?

— Не слишком. Присядете?

Клод подвинулся, освобождая место на койке.

— Я постою. Насколько мне известно, вы хотели бы переговорить с вашим начальством.

— Верно. Мне надо объясниться перед Советом.

— Совета не будет.

Сенатор перехватил вопросительный взгляд капитана.

— И суда тоже не будет, — добавил Хоув.

— Не будет суда? — Клод был озадачен. Дело начинало принимать довольно странный оборот. — Не хотите ли вы сказать, что поняли, почему я должен был отпустить капитана Денти?

— Суда не будет, потому что вы уже признаны виновным, капитан.

— Что?

— Почему вы так удивлены? Вы уже признались в том, что освободили капитана Денти, а она — преступница.

Клод заставил себе говорить спокойно.

— Вы знаете, что это неправда, сенатор. Она не преступница. По крайней мере, она ни в чем не преступила законы нашей страны. Именно в этом я и собирался убедить суд.

Хоув рассмеялся.

— Неужели вы полагаете, что я об этом не знаю? Неужели вы не поняли, что именно поэтому не будет суда?

— О чем вы говорите? Что, черт побери, происходит?

— Вы в самом деле ни о чем не догадываетесь?

— У меня нет привычки спрашивать о том, что я уже знаю.

Хоув нахмурился.

— У вас поубавится спеси после того, как я кое-что разъясню вам, Клод. Во-первых, суда не может быть уже потому, что все обвинения против Алексис, как вы знали с самого начала, не более чем оговор. На самом деле у нас против нее ничего нет. Вы были правы, полагая, что сможете это доказать. Следовательно, обвинять вас в измене столь же абсурдно. Хотя помощь Денти нам бы не помешала, если бы мы смогли ее уговорить.

— Но тогда почему…

— Не перебивайте. Я мог бы вам ничего не рассказывать. Так бы и отправились на виселицу, не узнав правды.

Удовлетворенно отметив, что слова его возымели действие, Хоув почувствовал прилив гордости. Приятно было сознавать, что этот надменный капитан находится в полной его власти.

— Как я сказал, никто не может инкриминировать вам измену, поскольку таковой не было. Я знаю, о чем вы думаете, — кто отдал приказ об аресте. Я угадал? Ну что же, приказ Малютки Джемми вышел из-под пера Беннета.

— Фальшивка!

— Вы совершенно правы, капитан, — язвительно заметил Хоув. — Но не такая безупречная, чтобы пройти в суде. Вы знаете, почему для поимки капитана Денти были выбраны именно вы?

Клод покачал головой. Услышанное от сенатора никак не укладывалось в его мозгу.

— Ну конечно, вы не знаете. Выбор пал на вас, потому что вы оказались единственным из ваших собратьев офицеров, кто искренне верил в то, что мы сможем выиграть войну. Вы были единственным, кто искренне считал, что претензии Штатов к Британии обоснованны. Мы знали о том, что вы были силой завербованы, в британский флот, но мы знали и то, что вы не будете воспринимать данное вам поручение как повод для личной мести. Вы действительно полагали, что из вашего задания может получиться что-то путное.

Вы была выбраны именно потому, что искренне считали, будто привлечение капитана Денти ускорит победное завершение войны. И вы не ошибаетесь — помощь капитана Денти могла бы способствовать победе Штатов, если бы мы действительно этого хотели. Но поверьте, я ничего не знал о вашем личном знакомстве с капитаном Денти. Мы были крайне удивлены, узнав о том, что она женщина.

Мы уже готовы были передумать, но поняли, что ее необходимо остановить. И здесь уже не важно, ни какого она пола, ни каковы мотивы ее поступков. Кроме того, оставался открытым вопрос о Лафитте, который являлся нашей второй мишенью. Ваши откровения лишь укрепили нас в мысли, что нам надо заполучить обоих сразу.

Понимаете ли, капитан, победа в войне не отвечает нашим интересам. Я вообще был против войны с самого начала, и я не одинок в своем мнении. Нас с Робертом больше всего беспокоило — вдруг вы каким-то образом выясните, что мы оба голосовали против объявления войны. Вообще говоря, едва ли кто-то из депутатов Новой Англии поддержал Президента в его желании потягаться с Британией. Но поскольку ни Роберт, ни Беннет, ни Ричард, ни я ничего не могли изменить в результатах голосования, мы решили действовать окольным путем.

В противоположность тому, что считаете вы, мы никогда не надеялись на победу. Проблема состоит лишь в том, как побыстрее закончить это бессмысленное кровопролитие. Чем меньше потерь будет у англичан, тем раньше все окажется позади и тем успешнее пройдут переговоры по заключению мира. Выдача капитана Денти британцам могла бы быть расценена как жест дружелюбия с нашей стороны.

— Вы негодяй, — прошипел Клод. — Изменник и негодяй!

Клод едва сдерживал желание задушить сенатора.

Хоув почувствовал себя весьма неуютно под его полным ненависти взглядом и попятился к решетке, отделявшей камеру от коридора, — поближе к конвойным, которые увлеченно играли в карты за дверью камеры.

Клод откинул назад голову и засмеялся. Тряхнув темно-рыжими кудрями, он сказал:

— Я не собираюсь нападать на вас, сенатор. По крайней мере до той поры, пока вы не удовлетворите мое любопытство. Осталось невыясненным еще очень многое из того, что я хотел бы от вас узнать.

— Например? — снисходительно уточнил Хоув.

Имея вблизи охрану, он чувствовал себя гораздо увереннее.

— Вы сказали, что собирались передать капитана Денти британцам. Тогда для чего вы просили ее привести вам Лафитта?

— Денти была права насчет Лафитта, Таннер. В этом-то и весь интерес. Никто из вас не мог взять в толк, отчего мы так настойчивы в желании заполучить Лафитта прямо сейчас, если совершенно очевидно, что он все равно придет к нам на помощь немного погодя. Но на самом-то деле мы этого как раз и боялись.

— И поэтому вы решили ее изолировать, — закончил Клод, больше разговаривая сам с собой, чем с сенатором, — чтобы быть уверенными в том, что он не поможет.

— Совершенно верно.

— Но сейчас у вас нет капитана Денти, и англичанам вы никак не сможете ее передать, а до Лафитта вам не добраться. И чего вы с вашими друзьями добились? — с нескрываемым презрением спросил Клод.

— Мы получили вас, — с любезной улыбочкой ответил Хоув, ничуть не смущаясь тоном собеседника. — Вас повесят за измену, капитан, но вовсе не по тому обвинению, которое вы надеялись снять с себя на суде.

— И что я сделал такого, за что меня можно повесить без суда?

— Вас повесят за передачу информации англичанам. Только и всего.

— Вам это с рук не сойдет, Хоув. Я заставлю себя выслушать.

— Неужели вы думаете, что я стал бы вам все это рассказывать, если бы у вас оставалась хоть малая надежда выслушанным?

Внезапно Клод почувствовал, что слабеет. Отчаяние, охватившее его, было сродни тому, что совсем недавно испытала Алексис. Она даже не хотела на него смотреть, считая, что для нее все кончено. Алексис! Надо думать о ней, о том, что она сейчас за много миль отсюда, в море, и идет к своей цели. Эта мысль должна дать ему силы.

— Конвойные, — сказал он, цепляясь за последнюю надежду. — Я все сообщу конвойным.

— Они не станут вас слушать. Им известно, что вас уже допрашивали в Бостоне и вина ваша доказана. Вас привезли на казнь в Вашингтон из-за особого характера вашего преступления. Они не поверят ни одному вашему слову. Я уже предупредил этих ребят, что вы будете пытаться привлечь их на свою сторону. На рассвете вас казнят.

— Зачем вам столько сложностей? Почему бы вам не убить меня самому или не заставить сделать за вас эту грязную работу кого-нибудь еще?

— Лично я так и хотел поступить. Вы должны благодарить Дэвидсона за подаренные вам несколько лишних часов жизни. Он посчитал, что ваша смерть, представленная как казнь, может добавить воды на нашу мельницу, щедро возместив нам потерю Денти и Лафитта.

Хоув прислонился к стене и довольно улыбнулся. Да, по сравнению с незавидным положением Клода собственное положение казалось сенатору сверхпрочным.

— Вас казнят как предателя. История об этом разлетится во все концы и поднимет много шуму. А как же! Один из самых уважаемых офицеров флота продался англичанам! Те, кто драл глотки за войну, сразу поутихнут. Какая уж тут надежда на победу, если лучшие из них похожи на вас? Ваше имя станет символом бесчестья.

Не хмурьтесь, капитан. В дальнейшем я собираюсь вас оправдать. Я лично прослежу за тем, чтобы ваше имя очистили от позора. Вскоре станет известно, что в вашей смерти повинен не кто иной, как сам Медисон. Тогда же выяснится, что вас казнили без суда. Когда обыватели услышат о вашей невиновности, гнев их будет даже больше, чем когда они считали вас виновным. «Что за администрация у нашего Джемми?» — спросит каждый. Разве командующий флотом не знает, что творится в его ведомстве? Как может столь безалаберная личность надеяться на выигрыш в войне?

— И вы станете стараться вовсю, чтобы укрепить это мнение, — брезгливо поморщившись, промолвил Клод.

— Укрепить? — удивленно воскликнул Хоув. — Вы меня недооцениваете! Я его создам! Я стану режиссером этого спектакля! Я намерен сделать все, чтобы поскорее покончить с разбродом, который вы называете войной! Я собираюсь камня на камне не оставить от пьедестала, который сооружал себе Медисон! Соединенные Штаты переживут это безумие и излечатся. Я не предатель, капитан, что бы вы обо мне ни думали. Я хочу, чтобы нам оставили хоть что-то. Британцы пощадят нас, если все это закончится побыстрее.

— И что вы предполагаете принести в жертву? Какими, по-вашему, будут наши потери?

— Мне просто смешно слышать этот тон! Что могут наши восемнадцать кораблей против восьмисот британских? Я не предполагаю, я знаю исход.

— И вы сделаете все, чтобы оказаться правым, — вздохнул Клод.

— Капитан, вы превзошли все мои ожидания. Выбор и в самом деле оказался удачным.

Хоув крикнул охране, что хочет выйти, затем повернулся к Клоду и, холодно глядя ему в глаза, сказал:

— Даже сейчас вы пытаетесь держаться так, будто расположились отдохнуть в собственном доме. Вы очень самонадеянны, Клод, и эта ваша черта играет на нас. Вы были абсолютно уверены, что вам дадут рассказать правду о том, как мы поступили с капитаном Денти, и, отпустив ее, сами не заметили, как угодили в ловушку. Ну что же, зато вы узнали сегодня правду. Вам не кажется, что вы несколько продешевили? Жизнь дорогого стоит, капитан.

— Не сомневаюсь. Только как было догадаться, что люди вроде вас найдут дорогу в наше правительство.

— Уверяю вас, мы найдем дорогу куда угодно. Теперь, когда вы об этом знаете, вы будете более предусмотрительны в будущем, не так ли? — сказал Хоув и с удовольствием рассмеялся собственной шутке.

Стражник приоткрыл дверь и выпустил сенатора.

— На самом деле вы не можете смириться с таким бесславным концом, — сказал Хоув на прощание. — Готов поспорить на мой следующий пост в правительстве, что вы и сейчас думаете о том, как оставить нас с носом.

Клод пожал плечами и лег на койку, с удовольствием потянувшись, словно большой и сильный кот.

— Может быть, я и не смогу сбежать, но зато и вам избежать виселицы тоже не удастся, — сказал он голосом тихим и вкрадчивым.

Хоув уставился на Клода, пытаясь понять, откуда тот черпает силы, чтобы с таким презрением относиться к смерти; но пленник равнодушно смотрел куда-то вдаль. Сенатор повернулся к капитану спиной и почти бегом направился к выходу, не отдавая себе отчета в том, что убегает от человека, которого, можно сказать, уже нет на свете.

Оставшись в одиночестве, Клод неожиданно засмеялся, и каменные стены камеры ответили глухим эхом. Хоув назвал его самонадеянным. Возможно, так оно и есть, а может, Хоув просто слишком хорошо знал жизнь, чтобы верить в то, что правда пробьет себе дорогу. Но Хоув не знал о существовании Лендиса. Он не знал, что есть на свете люди, которые могут сделать так, что к утру они поменяются местами. Клоду даже не так важно было, сумеет ли Лендис спасти его от казни — скорее всего нет. Важно было, что такие, как Лендис, выведут Хоува на чистую воду и его, Клода, смерть не послужит целям людишек, достойных лишь презрения.

Клод закрыл глаза и стал вспоминать Алексис. «Хоув не сможет всю жизнь носить маску, Алекс. Я видел, какого рода верность хранит он в своем сердце. Я знаю все. И кто-то другой тоже узнает. А когда это случится, ты узнаешь, что я умер не зря. Я не сомневался, что такое может произойти, когда освобождал тебя. Я предупреждал тебя об этом, когда держал в объятиях. Я держал тебя крепко — ведь это могло быть в последний раз. Тогда я уже понял, что здесь какая-то чудовищная ошибка, и ты не должна принимать участия в этом. Где-то в подсознании я чувствовал, что мое предательство освободит меня. Я надеялся на это. Мне трудно смириться с тем, что сказал Хоув, но я смогу достойно принять смерть, если буду знать, что ему тебя не достать».

Вдруг Клоду показалось, что знакомые янтарные глаза глядят на него с насмешкой. Он резко сел на тюремной койке. «Не делай этого, Алекс! Ты ведь не знаешь… Ты даже не догадываешься, в какой капкан лезешь!» — сам не замечая, что говорит вслух, воскликнул Клод. Потом, когда видение пропало, он невольно задался вопросом, почему вдруг ни с того ни с сего решил, что Алексис может вернуться. Прежде такая мысль и в голову ему прийти не могла. Он постарался забыть ее, но закрывал ли он глаза или открывал вновь — он видел перед собой знакомое лицо с решительно вздернутым подбородком, упрямо сжатыми губами и горящими гневом янтарными глазами.

— Какого черта!

Алексис уже не пыталась сдерживаться. Мужчины, тесно набившиеся в маленькую капитанскую каюту, тоже были на пределе.

Франк Спринджер, сидевший за дальним краем стола, сжимал в руке стакан с ромом, и было непонятно, что он собирается с ним делать: поднести огненную жидкость к губам или раздавить стекло в ладони. Гарри Янг откинулся на спинку стула, и, если бы не взгляд прищуренных глаз, напряженный, выжидательный, можно было бы подумать, что он отдыхает. Майк Гаррисон застыл неподвижно, его можно было принять за изваяние; волнение выдавали лишь играющие под скулами желваки. Джон Лендис, сидя в кресле по правую руку от Алексис, озабоченно хмурил брови. Старый моряк, целиком погруженный в свои мысли и оттого почти не замечающий происходящего в каюте, одной рукой поглаживал бороду, другой крепко держался за подлокотник.

Курт Джордан, расположившийся по левую руку от капитана, взглянул на Алексис с нескрываемой печалью. Глаза, всего час назад горевшие воодушевлением, потухли.

— Я думаю, вы захотите услышать все от них сами, капитан, — сказал Джордан, и Алексис без труда догадалась: будь такое возможно, Курт избавил бы ее от этой необходимости.

— Вы правы, мистер Джордан, — ответила Алексис. — Мистер Лендис, повторите, пожалуйста, то, что вы сказали. Обещаю больше на вас не кричать.

— Кричите сколько угодно, — ответил старый моряк. — Мы уже битый час только и делаем, что орем друг на друга.

— Ни вам, ни капитану Клоду от этого крика не становится легче. Повторите то, что вы узнали.

— Сенатор Хоув и его парни всех нас попросту используют. Я сказал, что капитана собираются повесить, и не за то, что он освободил вас, а за что-то совершенно другое.

— Но вы не знаете, за что именно.

Лендис покачал головой.

— Мы не смогли подобраться ближе к тюрьме и выяснить, что там происходит. А сейчас нам назначили другого капитана, и, согласно его приказу, на рассвете мы срочно отбываем из Вашингтона.

— Им приказано найти нас, — добавил Джордан.

Курт услышал эту историю одним из первых, когда вместе с несколькими товарищами разыскал Лендиса и его матросов. Джордан привел их на корабль, рассудив, что едва ли стоит подозревать экипаж «Конкорда» в чем-то недобром, поскольку, отправляясь на борт «Принцессы ночи», они здорово рисковали.

— Все это для того, чтобы мы не стояли у Хоува на пути, пока он расправляется с нашим капитаном, — вмешался Франк.

— Какие у вас есть доказательства того, что за приказом к отплытию стоит Хоув? С чего вы взяли, что он таким образом пытается не дать вам связаться с капитаном Клодом и, быть может, освободить его?

Алексис говорила спокойно и четко. Она сумела овладеть собой. Разумеется, она понимала: освободить Клода не так-то просто, понимала уже тогда, когда решилась пойти на этот шаг. Но по скупым сведениям, полученным на данный момент, она видела, что все оказывается гораздо сложнее, чем можно было ожидать.

— Итак, Лендис, — сказала она, — откуда вам стало известно об этом?

Теперь внимание всех было обращено к Лендису. Историю, которую сейчас предстояло услышать собравшимся, он уже успел рассказать товарищам, но сейчас у него появилась реальная надежда своим рассказом помочь освободить капитана Клода.

— Вчера днем я зашел к капитану. Я предполагал, что ему нужна моя поддержка после того, как вас арестовали. Именно тогда он мне и рассказал о том, что сделал. По-моему, капитан Клод совсем не жалел о своем поступке. Я узнал, что он доставил вас на ваш собственный корабль, и теперь вы, должно быть, на расстоянии доброго десятка миль от Вашингтона. Он еще удивился, как это ни я, ни остальные члены его команды не ведали о том, что ваш корабль зашел в порт. Я ответил, что, коли вас забрали, следить за вашим кораблем не имеет больше смысла.

Капитан Клод рассказал мне о том, что происходило на встрече с Хоувом, и я согласился с тем, что он поступил верно, освободив вас. Оставалось уговорить его покинуть дом: зачем же было ждать, когда его арестуют, — но он отказался. Он хотел доказать вздорность предъявленных вам обвинений в суде, а заодно получить ответы на возникшие у него к Хоуву вопросы. Капитан полагал, что его могут освободить еще до суда, но не хотел говорить вам об этом. Он решил, что будет правильнее, если вы подготовитесь к самому худшему.

За ним пришли, когда я еще был в доме. Капитан велел мне спрятаться, но сперва взял с меня клятву, что я никому ничего не открою даже под присягой. Он заботился о нашей безопасности: если дела пойдут не так, как хотелось бы, подозрение не должно пасть на команду. Поскольку капитан Клод сам вышел навстречу конвою, они решили обойтись без обыска. Я спрятался в кабинете и слышал все, что делалось за дверью, в том числе и разговор Таннера с сенатором. Меня немного удивило присутствие сенатора при аресте. Обычно так не делается. Капитана увели, но Хоув и один из его людей задержались в дверях.

Говоривший с Хоувом задал ему странный вопрос: каким образом они смогут отправить капитана Клода в тюрьму? Хоув ответил, что об этом уже позаботились, и командир конвоя передаст тюремной охране бумаги. Судя по всему, сенатор показал в этот момент какие-то документы. Его собеседник, вероятно, просмотрев их, расхохотался. Он сказал: «Вы и в самом деле обо всем подумали. Капитан в жизни не догадался бы, за что его сажают!» Мне показалось, что в голосе этого человека прозвучала какая-то неуверенность, проявившаяся вполне отчетливо, когда он добавил: «Знаете ли, сенатор, капитан Клод довольно хорошо известен. Его начальству не так-то легко будет поверить в это». Хоув ответил в том духе, что это уже не его ума дело. Мол, тебе заплатили, и начальство Таннера тоже деньги любит. А те, кого не удалось подкупить, если и узнают что, то только когда будет поздно.

Лендис решил, что пора передохнуть, и глотнул вина. Украдкой он посмотрел на Алексис. Она сидела, откинув назад голову и закрыв глаза. Лицо ее покрывала необычная бледность.

— Это все, что мне известно, капитан, — закончил Лендис. — Вроде бы немало, и все же сказать что-то определенное трудно. Мы не знаем, почему против Таннера были выдвинуты ложные обвинения. Мы не знаем, почему арестовывать его явился Хоув. Быть может, сенатор понимал, что капитан Клод не может быть арестован ввиду вздорности предъявленных вам обвинений. Единственный достоверный вывод из всего этого — Хоув не хочет, чтобы Таннер Клод оставался на свободе. Мы ни к кому не можем прийти с этим. Мы не знаем, кто подкуплен, а кто нет. Времени для выяснений у нас, кажется, не остается. Что, если приказ об аресте Клода выпустил сам Президент?

— Я никогда не поверю в это! — решительно возразила Алексис, широко распахнув глаза.

Наклонившись вперед всем телом, она страстно заговорила:

— Не может Президент великой страны быть до такой степени оболванен, чтобы по навету вывести из строя одного из самых способных своих командиров.

— Я согласен с вами, — вмешался в разговор Гарри. — Наверное, Медисон вообще не знает, что происходит. Но нам от этого не легче.

— Гарри прав, — сказал Майк. — Медисон, вероятно, не в курсе, что нам приказано арестовать вас. Это имел в виду Лендис, когда сказал, что нас всех использовали. Хоув и его подручные хотели заполучить вас ради целей, нам неизвестных, о которых мы даже догадаться не можем. Они использовали нас для того, чтобы привести вас к ним. Если это так, они не могут допустить, чтобы дело дошло до суда и капитан рассказал о том, как все было. Значит, они постараются избежать суда.

— Тогда зачем сажать его в тюрьму? — удивилась Алексис. — Почему бы просто…

Закончить фразу она не смогла.

— Мы не знаем, почему он все еще жив, — продолжил за нее Лендис. — Но мы знаем, что он жив. Пока. Несколько человек из нашей команды время от времени исчезают с корабля, чтобы навести справки. Судя по их сведениям, капитан Клод все еще в тюрьме. Теперешний капитан, Вальтер Франклин, несколько растерян из-за того, что ему досталась такая разболтанная команда, но он еще не пришел в себя после нового назначения и едва ли понимает, что на самом деле происходит.

Попытка Лендиса сделать картину не столь мрачной не прошла для Алексис незамеченной. Она попыталась улыбнуться, но не смогла перебороть себя.

— Вы ведь тоже считаете, что мы очень ограничены во времени? — спросила она.

Матросы с «Конкорда» заерзали на своих стульях. Надо было что-то решать, и слово теперь было за капитаном Денти.

— Мистер Джордан, вы не передумали принимать участие в спасении капитана Клода?

— Вовсе нет. Теперь мне еще больше хочется вызволить его из беды, если только это возможно.

— Итак, решено, — объявила Алексис. — Капитан Клод — единственный человек, который сможет ответить на наши вопросы. Если Хоув, Дэвидсон, Фартингтон и Грэнджерс задумали измену, то остановить их сможет лишь он один. Я не собиралась, господа, привлекать к операции вас, но сейчас без вашей помощи обойтись не смогу. Мне потребуется от вас нечто большее, чем план тюрьмы и другие сведения.

— Нас не надо просить, капитан Денти, — откликнулся Франк. — Мы всегда готовы помочь вам.

Алексис улыбнулась:

— Я знала об этом с той самой минуты, как вы пришли сюда.

Она встала и подошла к письменному столу, затем вернулась к остальным с пером, чернилами и бумагой. Положив листок перед Франком, она тщательно расправила края.

— Нарисуйте план тюрьмы. Обозначьте сторожевые посты и не забудьте отметить количество солдат на каждом из них. Вполне возможно, их окажется больше, чем мы ожидали. Мне надо знать, сколько всего в тюрьме солдат. Отметьте окружающие тюрьму строения и маршрут, которым оттуда можно вернуться на корабль.

Франк принялся за работу, а Алексис тем временем совещалась с Джорданом.

— Как вы считаете, тот план, который мы выработали раньше, может сработать? — спросила она.

— Хоув вряд ли предусмотрел возможность вашего возвращения для спасения капитана Клода, — задумчиво проговорил Джордан. — На нашей стороне будет эффект неожиданности. Нам лишь понадобится больше людей: часть из них должна быть спрятана в укромном месте и появится, если что-то пойдет не так. В главном план остается без изменений. Нам будет проще, если Хоув не передаст Таннера властям.

— Согласна. Как насчет дополнительной диверсии? — спросила Алексис, заглядывая в нарисованный Франком план. — Что это за здание возле тюрьмы?

— Это не здание, капитан, — ответил Франк. — Это склад пиломатериалов. Рядом корабельные доки, и здесь хранят доски, идущие на строительство и ремонт кораблей. Их охраняют почти так же, как тюрьму: доски — вещь в хозяйстве нужная, всякий норовит залезть и украсть.

— Мистер Джордан, как вы думаете, небольшой пожар нам не повредит?

— У нас найдется немного лишнего пороху. Неплохой будет фейерверк, когда склад взлетит на воздух.

— Я не хочу, чтобы что-то взлетало на воздух, — решительно заявила Алексис. — Пусть все выглядит как случайность. Стоит им заподозрить, что склад подожгли намеренно, как они тут же усилят охрану Клода. Так мы можем организовать эту «случайность»?

— Без проблем, — усмехнулся Джордан. — Дэвид Брэндон сделает все, что вы захотите.

— Отлично. Вот и объясните ему, что от него требуется. Могу дать в помощь еще троих, но не больше. Нам надо и на корабле кого-то оставить.

— А о нас вы еще не забыли? — спросил Гарри.

— Конечно, нет, — засмеялась Алексис. — От вас потребуется устроить небольшой спектакль. Покажитесь ярдах в двустах от тюрьмы. Как вы считаете, ваш новый командир достаточно доволен своим капитанством, чтобы дать вам напоследок погулять в Вашингтоне?

— Он знает, что все мы преданы Таннеру. Думаю, у него хватит ума не настраивать против себя команду с самого начала.

— Тогда не стесняйтесь; погуляйте хорошенько, так, чтобы любой встречный-поперечный понял, что имеет дело с настоящими матросами. Мне бы хотелось, чтобы вы попались на пути у каждого, кто может нас заметить. Занимайте как можно больше пространства, не давайте никому пройти. А если кому-то и придет в голову спросить, куда мы пошли, посылайте куда угодно, но только не в нашу сторону.

— Это не так уж трудно, — сказал Майк. — Но с чего вы взяли, что за вами будет погоня? А если и так, почему бы не прикончить всякого, кто встанет на пути?

— Убивать конвойных? Нет, Майк. Я не хочу брать грех на душу, тем более убивать пришлось бы американских военных: у нас и так довольно проблем с правительством Штатов. Наш план состоит в другом. Мы выведем из строя столько конвойных, сколько сможем, но не убьем их. Да и в любом случае мы не можем рассчитывать на то, что все пройдет идеально гладко.

— Надо сделать так, чтобы они не сразу поняли, что капитан Клод сбежал, — прибавил Джордан. — Тогда мы успеем сесть на корабль раньше, чем они заметят пропажу.

— А кто конкретно освободит капитана? — спросил Майк. Он был единственным, кто относился к плану спасения Таннера с известной долей скепсиса, и не собирался этого скрывать.

— Ни за что не догадаетесь! — объявила Алексис. — Таннера освободит юнга.

Алексис и Джордан дружно рассмеялись, у Майка отвисла челюсть, а Франк уронил перо.

Джордан не стал томить гостей ожиданием и посвятил их в свой план. После того как он закончил, в комнате воцарилась тишина — матросы были буквально восхищены своей дерзостью.

— Когда начнем? — спросил Франк.

— Это зависит от вас. Сигналом послужит сообщение от Лендиса — он назовет время вашего отправления. Если ваш новый командир решит выйти из порта, не дожидаясь рассвета, нам придется рассчитывать только на себя.

Похоже, все вопросы были выяснены, и моряки с «Конкорда» собрались уходить.

На прощание Гарри сказал:

— Что бы там сегодня ни случилось, капитан Денти, увидимся мы все равно не скоро. Не позднее завтрашнего дня мы, как приказано, пустимся за вами в погоню. В каком направлении вы поплывете?

— На юг. В Новый Орлеан.

— Понятно. Значит, на север. В Лондон. Подождите, пока я сообщу капитану Франклину хорошие новости!

Все рассмеялись облегченно и благодарно. Когда дверь за Гарри закрылась, Джордан повернулся к Алексис:

— Они на самом деле вас любят. Должно быть, им было нелегко держать вас в плену.

— Верно, — тихо согласилась Алексис, вспоминая, какими виноватыми чувствовали себя тогда моряки с «Конкорда». — Им было очень тяжело. Но они знали, что действуют на благо своей страны. Представляю, каково им сейчас, когда выяснилось, что им вообще не следовало брать меня в плен.

— Но ведь вы изначально не верили в то, что приказ задержать вас принадлежит Медисону?

— Разве в это можно было поверить? Вы читали, что он пишет о Конституции?

— К сожалению, нет.

— У моего приемного отца были брошюры со статьями Медисона, и я прочла некоторые из них. После этого я многое поняла. Как может человек, который так увлеченно пишет о необходимости принятия Конституции и Билля о правах, нарушить права мои, или капитана Клода, или любого другого человека? Я уверена, что в ответе за все наши несчастья не Президент, а те люди, с которыми я встречалась в доме у Дэвидсона. Теперь нам предстоит узнать это наверняка.

Джордан ни на мгновение не усомнился в способности своего капитана разрешить эту загадку. Глядя на нее, он и сам становился увереннее.

— Прежде чем рассказать Брэндону о его задаче, я хотел бы прояснить еще кое-что…

— А именно?

— Когда капитан Клод узнает, что вы вовсе не там, где, по его представлению, должны быть, он может отказаться с нами идти.

Алексис застыла в раздумье.

— Я приму меры. Петерс и Уилкс пойдут со мной. Они позаботятся о том, чтобы капитан Клод вел себя в соответствии с нашим планом; ему не удастся слишком заупрямиться.

— Петерс и Уилкс, — многозначительно протянул Джордан, вспоминая двух громадных увальней. — А я-то думал, что капитан уже прощен.

— Я отплачу ему той же монетой, пусть-ка почувствует себя разок в моей шкуре.

Джордан улыбнулся, заметив, как Алексис непроизвольно бросила взгляд на кровать. Возможно, она видела там что-то открытое только ей. Поняв, что он за ней наблюдает, Алексис вздрогнула.

— Идите-ка отсюда, Джордан, — со смехом сказала она. — Эта глупая улыбка на вашем лице смущает меня. Я перестаю чувствовать себя капитаном, превращаясь в маленькую глупую девчонку.

Первый помощник послушно пошел к выходу.

— С чего бы это? — пробормотал он, закрывая за собой дверь.

Все шло по плану. Команда «Конкорда» была наготове — Алексис поняла это, как только посыльный вручил ей кинжал, тот самый, что они забрали у нее, пока она находилась у них в плену. Засунув кинжал под подвязку чулка, Алексис прикрыла его сверху платьем. Подойдя к тюрьме, каждый из участников штурма занял свои места. Алексис и Пич остались вдвоем, и она, словно мать или старшая сестра, совсем не по-капитански обняла мальчишку, то ли для того, чтобы приободрить его, то ли для того, чтобы успокоиться самой.

— Мы еще немного подождем, — шепнула она, надвигая на глаза капюшон и кутаясь в плащ. — Тебе не страшно?

Пич снизу вверх смотрел на Алексис. Она с трудом могла разглядеть в темноте лицо мальчика, но то, что в глазах его светилась безраздельная вера в своего капитана, нельзя было не заметить. В ответ Пич только улыбнулся — весело блеснула полоска зубов.

— Не очень, капитан. Вы во мне не разочаровались?

— Нет, что ты.

Алексис предпочла не распространяться о том, что чувствовала сама. Сейчас ею владел больший страх, чем тогда, перед предстоящей схваткой с Траверсом. Она погладила Пича по спине.

— Пора. Беги через двор и кричи во всю глотку, чтобы тебя заметили, а то, не дай Бог, пристрелят ненароком. Если Аллисон поймает тебя до того, как подоспеет стража, он тебе немного поддаст — так что ты уж потерпи. Ни пуха, ори громче!

— Надеюсь, я еще не забыл, как это делается! — храбро заявил Пич.

Алексис рассмеялась.

— Ну, вперед!

Пич выбежал из тени и помчался к каменному зданию тюрьмы. Он вопил на бегу и звал на помощь, стремительно приближаясь к освещенному фонарем пятачку перед тюрьмой. По мысли авторов плана, стражники должны были заметить, что перед ними всего лишь мальчуган, до того как начнут стрелять; сам же Пич чувствовал себя в этот момент настоящим мужчиной. К великой его радости, все трое конвойных опустили мушкеты. Пич завизжал во всю мочь, и караульные поспешно бросились ему на помощь.

Едва не сбив одного из них с ног, Пич вдруг повалился на землю и стал кататься в пыли и стонать. Разыграть юродивого оказалось гораздо проще, чем ему представлялось. Пич прежде даже и не подозревал, что обладает подлинным актерским талантом.

— Что с тобой стряслось, сынок? — спросил один из подбежавших солдат, наклоняясь над мальчиком.

До того как Пич успел ответить, невдалеке послышались чьи-то голоса. Приближаясь, они становились все громче.

— Вот он, Нед! — воскликнул один из преследователей. — Я же сказал тебе, что он побежал сюда!

Стражник с недоумением смотрел, как мальчик, покачиваясь, поднимается на ноги. Еще мгновение, и паренек кинулся наутек. Но не тут-то было. Крепкой рукой солдат схватил мальчишку за шиворот, не дав ему скрыться.

— За тобой кто-то гонится? — подозрительно спросил он. Пич только молча закивал в ответ и рванулся снова.

В это время к освещенному кругу подбежали Джордан и Аллисон, но, увидев наставленные на них мушкеты, остановились. Джордан поднял руки вверх и осторожно подошел к конвойным.

— Эй, не стреляйте! — крикнул он. — Ни за что не пошел бы к этому проклятому месту, если бы чертов мальчишка не спер мои часы! Мы только хотим забрать свое.

— У меня нет его часов! — ощетинился Пич.

— Опустите ружья, ребята, — приказал старший из караульных, тот, что держал Пича. — А вы подойдите сюда. Мальчик говорит, что у него нет ваших часов.

Аллисон зарычал:

— А что, по-вашему, он должен сказать? Я видел, как малый вытащил их из кармана вот у него, — указал он на Джордана.

Сержант опустил мушкет и, быстро обыскав мальчика, вытащил часы из его кармана.

— Из-за этого весь шум? — презрительно бросил он, протягивая часы Джордану.

Тот взял их и внимательно осмотрел.

— Точно они и есть.

Эти слова извергли из Пича новый поток слез.

— Он лжет, сэр! Часы принадлежат моей сестре. Это он украл их! На задней крышке есть надпись «Джордж». Это имя моего отца. Он завещал часы моей сестре, Франсин.

— Все, что говорит заморыш, так же верно, как то, что я его сестрица, — с ехидной ухмылкой заметил Джордан.

— А я и не сказал, что поверил ему. Если он грамотный, то мог прочесть надпись.

— Верните нам вора, и мы сдадим его в полицию, — предложил Аллисон.

Джордан и Пич застыли в напряжении. На всякий случай у них были припасены два варианта, но, если бы конвойный сказал «нет», все было бы проще.

— Нет. Забирайте часы и проваливайте, — решил стражник. — Не надо было так напиваться, тогда бы не пришлось гоняться за мальчишкой.

Недолгого общения с пострадавшими было вполне достаточно, чтобы разглядеть, что приятели, лишившиеся часов, были в стельку пьяны. От них разило на целый квартал.

— Убирайтесь отсюда и больше не возвращайтесь. Считайте, вам повезло уже в том, что вас не подстрелили.

— Что вы собираетесь делать с маленьким гаденышем? — спросил Джордан.

— Пусть себе идет своей дорогой, но отпущу я его, только когда увижу, что вы достаточно далеко.

— Как хотите. — Аллисон повернулся, собираясь уходить. — Молитесь, чтобы он не обчистил и ваши карманы.

Когда Джордан и Аллисон были уже в конце квартала, охранник отпустил мальчика.

— Ты сглупил, парнишка, — беззлобно сказал ему сержант.

— Говорю вам, это часы моей сестры, сэр. — Пич размазывал по лицу слезы. — Она чуть не сошла с ума — это было все отцовское наследство. Получается, на улицу сейчас нельзя выйти, чтобы тебя не ограбили.

— И когда же, как ты говоришь, у твоей сестры отняли ее часы?

— Совсем недавно мы шли домой, и она как раз вытащила часы, чтобы проверить время, да тут же их и лишилась. Они выхватили часы прямо у нее из рук! Я сказал, что найду их и принесу назад. Она умоляла меня этого не делать.

— Ты, похоже, не очень-то слушаешься старших.

Стражник решил, что мальчишка, пожалуй, говорит правду.

— Не очень. Хорошо, если она не пойдет меня искать, а то этим ворам глаза повыцарапывает.

— Ты говоришь о сестре, будто она настоящая тигрица.

Пич засмеялся, явно входя во вкус.

— Точно. У нее такие сверкающие желтые глаза и…

Он так и не успел закончить. Стражники разом обернулись на истошный женский крик.

— Это она! Это моя сестра! — закричал Пич. — Она, должно быть, заметила, что я ушел из дома!

Он кинулся было в сторону, откуда доносились вопли, но его остановили.

— И куда ты бежишь?

— За ней. Они могут ее обидеть.

— Пошли, ребята. Дэвис, Джон, не бросать же леди, коли она нарвалась на неприятности.

— Как тебя зовут, парень? — спросил сержант у мальчишки.

— Пич.

— Пич? Больше похоже на прозвище.

— Так меня зовет сестра, сэр.

— Ладно, Пич. Мы выручим твою сестру, а ты подожди-ка вон за той дверью. Там остался Мэтт. Скажи ему, куда мы пошли. Ты и моргнуть не успеешь, как мы вернемся за тобой вместе с твоей сестрой.

— Не забудьте забрать у них часы, — крикнул им вслед Пич.

Все трое стражников ускорили шаг, затем припустились бегом. Крики не стихали. По дороге к ним присоединились еще двое солдат из тюремной охраны, тоже потревоженные криками. В темноте они едва не споткнулись об Алексис, которая уже перестала кричать и только плакала навзрыд, лежа на земле лицом вниз. Пятеро мужчин окружили ее. Она подняла голову и глянула на них.

Трое солдат, слышавших историю Пича, больше не сомневались в том, что мальчик говорил правду. Глаза несчастной девушки горели желтым огнем. Она действительно напоминала тигрицу.

— Мы вас не обидим, мисс. Меня зовут Ричардс. Грег Ричардс. Те мужчины… Где они?

— Они ушли, — тихо сказала Алексис дрожащим от слез голосом.

Она опустила взгляд. Платье на груди оказалось разорванным. Алексис помедлила, прежде чем запахнуть плащ, с интересом наблюдая за реакцией своих спасителей, на которых ее грудь явно произвела сильное впечатление.

— Они хотели… хотели… — с трудом выдавила она.

Ричардс протянул ей руку, но Алексис оттолкнула ее.

— Вас зовут Франсин?

— Откуда вы знаете?

— Ваш брат рассказал нам. Он остался там, в здании тюрьмы. Почему бы вам е пройти с нами? Он беспокоится, и, наверное, ему будет приятно узнать, что вы в безопасности.

— Только не сейчас, — простонала Алексис. — Не могу шевельнуться. Эти люди, они из меня весь дух вышибли!

Ричардс понимающе вздохнул.

— Дэвис, останься со мной. Джон, тебе лучше вернуться и сказать мальчику, что сестра его в порядке. А вы, ребята, — кивнул он двум остальным, — Марш на свои посты.

— О нет! — взмолилась Алексис. — Не уходите! Что, если те парни вернутся?

— Вам не кажется, мисс, что мы вдвоем вполне справимся? Клянусь, нам это труда не составит!

Проклятие! Надо потянуть время, чтобы дать своим подготовиться.

— Что вы! Да я вовсе и не сомневаюсь в ваших силах, — кокетливо воскликнула Алексис. — Просто, если вас со мной будет больше, мне будет спокойнее.

— Не тревожьтесь, — улыбнулся Ричардс. — Поверьте, мы все рады остаться, но нельзя: нам велено присматривать за одним важным заключенным.

Едва Ричардс закончил фразу, как острая боль словно расколола его череп. Он не знал, что остальные его товарищи, завороженные нежным голоском девушки, испытывали в этот миг примерно те же ощущения.

Сержант упал как подкошенный прямо на Алексис, придавив ее к земле; но тут же ей помогли выбраться из-под него, и она встала, отряхивая платье. Улыбнувшись своим друзьям, среди которых были Джордан и Аллисон, она сказала:

— Увы, вас, американцев, так трудно свернуть с пути праведного, если вы при исполнении, — даже моих чар порой на это не хватает.

— Капитан, вы, похоже, себя недооцениваете, — с улыбкой ответил Аллисон, — они так на вас засмотрелись, что совсем потеряли осторожность и даже не слышали, как мы подошли.

Алексис взглянула на лежащих на земле без признаков жизни солдат.

— Думаю, не стоит их связывать — только время потеряем. Давайте поскорее освободимся от патрулей. Что касается погони за Клодом и Пичем, когда они выйдут из тюрьмы… Пусть за нас эту проблему решит пожар!

Пока Алексис вела моряков к следующему посту, Пич разобрался с Мэттом, стукнув его по голове прикладом ружья, которое тот по доброте душевной дал мальчишке потрогать. С невыразимым удивлением в глазах Мэтт свалился со стула. Решив, что и так потратил впустую довольно времени, Пич схватил с гвоздя на стене кольцо с ключами и открыл дверь в коридор, по обеим сторонам которого за решетками располагались камеры.

Клода он обнаружил в самой дальней камере. Сквозь решетку мальчик увидел, что пленник мирно спит. Удивительно, как можно вообще спать в тюрьме, подумал Пич, подбирая ключ к замку и поворачивая его. Клод по-прежнему не шевелился. Пич подошел к койке. Мальчик протянул руку, чтобы дотронуться до спящего, и вдруг неожиданно для себя оказался на полу.

— Господи! Это ты!

Клод удивленно заморгал, увидев знакомое лицо. Мальчик смотрел на него во все глаза. Клод улыбнулся — он хорошо помнил этот взгляд, так поразивший его в тот день, когда он поднялся на корабль, чтобы арестовать Алексис. Тогда юнга смотрел на своего капитана такими влюбленными глазами, что Клод не устоял перед искушением подразнить этим Алексис. Но сейчас любви в этих карих глазах явно не было.

— Странный у вас способ выражать благодарность, — проворчал Пич, поднимаясь с пола.

Клод понял, что мальчик сердится даже не из-за того, что ему не сказали спасибо, а из-за того, что потерял бдительность, позволив капитану воспользоваться этим.

— Я исправлю свою ошибку позже, — заверил его Таннер, ухмыляясь.

— Ладно, пошли. — Пич никак не отреагировал на последнюю реплику. — Нам надо выйти через парадную дверь. Приготовьтесь бежать, если потребуется.

— Где твой капитан? — с тревогой спросил Клод, выходя из камеры следом за мальчиком.

— Ждет снаружи, — коротко ответил Пич.

Когда они вышли в караульное помещение, Клод не удержался от восхищенного восклицания.

— Твоя работа? — он кивнул в сторону валявшегося на полу стражника.

— Моя, — не без гордости ответил Пич.

— А как насчет остальных?

— О них позаботятся.

Пич всматривался в темноту, вспоминая, с какой стороны должен быть штабель из пиломатериалов, когда заметил, как Таннер забирает ружье Мэтта.

— Чего мы ждем? Почему не уходим прямо сейчас? — нетерпеливо спросил Клод.

— Это хорошо, что планом операции занимались не вы, а капитан Денти. Из-за вас нас обоих могли бы убить. Вы действительно думаете, что тюрьму охраняет только один часовой?

Тон Пича не оставлял сомнений в том, что случившееся в камере не произвело на мальчика должного впечатления.

— Когда понимаешь, что смерть неизбежна, перестаешь бояться, — философски заметил Клод.

Пич пожал плечами.

— Нет, все-таки хорошо, что побег организовала капитан Денти, а не кто-то другой.

Клод ухмыльнулся.

— Скорее всего ты прав. И все-таки что ты ищешь? Скажи, и я, может быть, смогу тебе помочь.

Ответа не потребовалось. В небо взметнулись языки пламени, осветив аккуратно сложенные штабеля досок.

— Вот это и ищу, только пока рано. — Пич решительно преградил дорогу Клоду, направившемуся было к двери. — Выйдем отсюда, когда увидим, что часовые побежали на пожар.

Наконец пламя забушевало вовсю, и теперь можно было отчетливо различить фигуры бегущих отовсюду солдат.

— Пора.

Таннер послушно последовал за юнгой, имевшим в этот миг вид адмирала. Пич рванул к дому неподалеку, Клод за ним.

Возле самого дома Пич остановился, чтобы передохнуть. Оба замерли, услышав шаги за спиной.

Быстро оглянувшись, Пич положил руку на дуло ружья, которое нес Клод, давая понять, что беспокоиться не о чем.

— Пич? Капитан Клод? — это был Петерс.

— Они самые, — откликнулся Пич.

Пичу пришлось задрать голову, чтобы увидеть лица подошедших, даже Клод и тот вынужден был смотреть на них снизу вверх.

Мальчик повернулся к Клоду.

— Они отведут вас на корабль. Это приказ капитана Денти.

Клод покачал головой:

— Я должен видеть капитана. Ты сказал, что она нас ждет.

— Она ждет меня. Я обегу склад вокруг и доложу ей, что все прошло успешно.

— Проклятие! Не хочешь же ты сказать, что она где-то там, рядом с пожаром?

— Да. И не спорьте. Вы пойдете с этими людьми.

— Я пойду с тобой, — безапелляционно заявил Клод. Мальчишка чересчур вошел в роль и стал брать на себя слишком много.

— Мне не будет покоя, пока я не уверюсь, что она в безопасности. Нельзя, чтобы ее убили! — повысил голос Клод, стараясь перекричать шум пожара.

Пич посмотрел на Петерса, который уже начинал нервничать, переминаясь с ноги на ногу.

— Капитан Денти и это приняла во внимание. Петерс, вы знаете, что вам следует делать.

Клод слишком поздно понял смысл этих слов. Кулак Петерса опустился Клоду на голову, и его отбросило к стене дома. Пытаясь подняться на ноги, он успел увидеть, как Пич бегом удаляется на рандеву с Алексис. Клод думал лишь о том, что надо поскорее избавиться от чересчур навязчивых провожатых и лететь к ней, к Алексис, чтобы убедиться в том, что она жива… но долго думать на этот счет ему не пришлось — удар Уилкса довершил начатое Петерсом.

Матросы погрузили. Клода в повозку, и лошади помчались вскачь.

Алексис из своего укрытия наблюдала за тем, как Дэвид Брэндон и его помощники убегают от ими же раздутого пламени. На территории склада творилось что-то невообразимое. Часовые, бросившиеся тушить пожар, метались в дыму, натыкаясь друг на друга. Увы, у Алексис не было времени вдоволь насладиться этим захватывающим зрелищем. Ей надо было спешить в условное место на встречу с Пичем.

Языки пламени, разрастаясь все выше и выше, взлетали в небо, прокладывая огненные тропинки. Вне освещенного гигантским костром круга, в тайнике, устроенном среди покосившихся лачуг и мусора, поджидали юнгу Алексис и ее команда. Вскоре стало ясно, что поджог принес им нежданную удачу. Жители близлежащих домов, увидев пламя, повыскакивали на улицу и бегом помчались на пожар. Затеряться в такой толпе не составляло большого труда.

— Весьма кстати, — одобрительно заметил Джордан.

— Только бы они не встали у нас на пути, — откликнулся Брэндон. — Куда подевался этот мальчишка? Я надеюсь, он не упустил свой шанс.

Алексис вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть то место, откуда должен был появиться Пич.

— Он придет, — сказала она, подбадривая больше себя, чем Брэндона, и вдруг заметила, что целая толпа народа мчится прямо на них.

— Господи! — воскликнула она, хватая Джордана за руку.

— Что случилось?

Алексис натянула на голову капюшон и скользнула поглубже в тень. Тем временем в освещенном круге появился всадник на гнедом жеребце; он был от них не далее чем футах в двадцати. Вспышка пламени осветила его лицо, обрамленное копной волос цвета спелой пшеницы.

— Это Фартингтон! — чуть не вскрикнула Алексис. — Он что-то подозревает!

— Ну давай же, Пич! — шептал Аллисон так, как шепчут молитву.

Вскоре подтвердились худшие из опасений. Фартингтон дернул поводья, пришпорил коня и во весь опор поскакал к тюрьме.

— Проклятие! Он догадался! — простонала Алексис.

— Смотрите, Пич! — Аллисон в нетерпении стукнул Брэндона по спине.

Алексис обернулась и увидела юнгу. На взгляд непосвященного, он ничем не отличался от других детей его возраста, мчавшихся по направлению к горящему складу, но пробиться сквозь довольно густую толпу, чтобы свернуть к ним, не привлекая к себе внимания, Пичу вряд ли было по силам. Оценив ситуацию, Алексис приказала Неду выйти навстречу юнге, а остальным велела следовать за собой.

Аллисон подбежал к мальчику и схватил его за руку.

— Сюда, маленький воришка! Ты ведь раздобыл то, за чем шел, не так ли?

— Раздобыл, — с гордостью ответил мальчик.

Пич и Нед встретились с остальной группой в дальнем конце двора. Задав единственный вопрос и убедившись, что операция прошла успешно, Алексис, чтобы не терять время, отложила расспросы на потом. Со стороны тюрьмы послышались выстрелы. Никого не пришлось толкать в спину: все разом кинулись бежать. Замечая по дороге знакомые лица, Алексис улыбнулась им, а они — ей. Увы, она не могла отблагодарить их; они же делали вид, что целиком погружены в свое пьяное веселье.

В порту все было тихо. Едва оказавшись на корабле, Алексис дала сигнал к отплытию. Она постоянно прислушивалась, нет ли за ними погони, но на других кораблях не было заметно какой-либо необычной суеты.

К Алексис подошел Джордан. Он тоже опасался погони и прислушивался к каждому подозрительному звуку.

— Думаю, люди капитана Клода сдержали слово, — сказал он наконец. — Преследователи отправятся в другую сторону.

Сейчас, когда они благополучно выбрались из порта, Алексис чувствовала, как постепенно расслабляются мышцы. Она положила руки на перила и, подавшись всем телом вперед, устремила глаза вдаль. В этот миг она была как никогда похожа на статую Ники, богини победы, деревянный бюст которой красовался на носу корабля. Глядя на своего капитана, матросы обменивались улыбками. Сходство между символической фигурой, победно рассекающей волны, и капитаном «Принцессы ночи» присутствовало всегда, но сегодня оно было заметно особенно отчетливо.

— Мы сделали это! — по-прежнему глядя вдаль, Алексис словно обращалась к удаляющемуся берегу и свежему ночному ветру. Она повернулась к Джордану, который пристально смотрел на нее и улыбался. — Мы сделали это, мистер Джордан! — крикнула она, как будто только сейчас осознала то, что произошло, и то, что за этим последует. — Пич! Ты это сделал! Мы все это сделали!

Волна радости подхватила всех, и, словно на гребень этой волны, сильные руки моряков подбросили вверх своего капитана.

— Пустите меня! — смеялась Алексис, не очень-то переживая из-за того, что они не подчинялись ее приказу.

— Где Пич? — Алексис для устойчивости ухватилась за плечо Джордана.

— Я здесь, капитан! — отозвался Пич, протискиваясь сквозь кольцо матросов.

Алексис положила руку на плечо юнги.

— Вот человек, которому мы в первую очередь обязаны успехом предприятия!

Матросы громко закричали ура, и Алексис почувствовала, как Пич развернул плечи, принимая похвалу.

— Что вы сделали с капитаном Клодом, Пич? Я думала, он захочет выйти на палубу и вместе с нами отпраздновать это событие.

Слова Алексис были встречены сдержанным смешком, а Петерс и Уилкс, переглянувшись, потупились. Нетрудно было Догадаться, что произошло у тюрьмы.

— Этот капитан оказался чертовски упрямым парнем, — ответил юнга. — Я сделал все, чтобы уберечь его от неприятностей, но…

— Но потом вам пришлось применить дополнительные аргументы, — закончила за мальчишку Алексис. — Похоже, что мы с капитаном тратим слишком много сил на убеждение друг друга. Где он сейчас, Уилкс? Вы не слишком жестоко с ним обошлись?

— Он в вашей каюте, отсыпается.

Алексис засмеялась.

— Пора бы капитану Клоду научиться выполнять приказы. Пич, пойди проведай нашего гостя и дай мне знать, когда он проснется.

Пич, вытянувшись, кивнул, а затем отправился в каюту капитана. Ему и самому не терпелось посмотреть, как будет вести себя Таннер, когда очнется.

Убедившись, что всем членам ее команды одинаково сильно хочется заполучить Траверса и экипаж готов потерпеть с возвращением в Род-Таун, Алексис взяла курс на Новый Орлеан, Довольная тем, что все идет гладко, капитан Денти назначила вахтенных, а сама пошла в каюту к Джордану, где они провели вместе час или около того. Джордан ознакомил Алексис со всем, что происходило в ее отсутствие.

Разговор подходил к концу, когда раздался стук в дверь и на пороге появился Пич. Алексис извинилась перед Джорданом и вышла.

— Ты насчет капитана Клода? — спросила она.

— Да, мэм. Он проснулся и очень зол.

— Что он тебе сказал?

— Сперва он ворчал насчет того, что голова очень болит, а потом понял, где находится, и велел привести вас. Обещал, что мне не поздоровится, если, не дай Бог, с вами что-нибудь случилось, и пусть я тогда не показываюсь ему на глаза. Сказал, что то же относится к Петерсу и Уилксу.

— Тогда мне лучше поскорее пойти к нему, — вздохнув, решила Алексис.

— Я вовсе не испугался! — громко воскликнул Пич и уже тише добавил: — Вы уверены, что хотите видеть его прямо сейчас? Он и в самом деле очень зол из-за того, что с ним сделали…

— Тогда мне надо напомнить ему, что они всего лишь следовали моим инструкциям.

— Вы на самом деле считаете, что это необходимо? — участливо спросил Пич.

— Ты сегодня отлично поработал, Пич. Без тебя у нас ничего бы не вышло. Но, должна сказать, ты так и не научился готовить мне горячую ванну.

Точь-в-точь как Джордан, Пич расправил плечи и сложил на груди руки, затем, медленно покачав головой и возведя к небу глаза, сказал:

— На все воля Твоя!

Алексис в отчаянии всплеснула руками.

— Он тебя испортил!

И Пич весело рассмеялся вслед уходящему капитану.

 

Глава 15

Алексис остановилась перед дверью в капитанскую каюту, собираясь с духом для встречи с Таннером, примерно представляя, в какой форме выплеснется его гнев.

Каюта тонула во мраке: в зыбком свете, струившемся из иллюминатора, из-за причудливых теней, отбрасываемых предметами, привычные вещи казались пришедшими из другого, потустороннего мира. Зато единственную очевидную реальность — присутствие в ее каюте Клода — она ощущала сильнее, чем если бы могла видеть его при ярком дневном свете. Алексис тихо прикрыла за собой дверь. Здесь ни к чему было показывать свою власть.

Она прислушалась к мерному звуку его дыхания. Клод был всего в двух шагах от нее. Алексис заметила, что сама дышит неровно, но попытки как-то усмирить отчаянно бьющееся сердце ничего не дали. Она чувствовала, что Таннер приблизился к ней, но когда он протянул руку, чтобы закрыть дверь на ключ, и случайно коснулся ее руки, она вскрикнула. Ключ повернулся в замке с металлическим скрежетом.

— Клод… — неуверенно, почти со страхом произнесла Aлексис.

— Заткнись.

Странно, но грубое слово не резануло слух. Тон, которым оно было произнесено, не содержал ни угрозы, ни даже раздражения. Более того, для Алексис сам звук его голоса казался музыкой: он завораживал ее, окружал знакомым теплом. Клод оперся ладонями о дверь по обе стороны от ее головы.

Рука его потянулась к ее горлу, Алексис стало трудно дышать; мышцы конвульсивно сжались, лишая ее доступа воздуха в тот момент, как пальцы его плотно обхватили ее шею, словно он в самом деле душил ее, а не расстегивал верхнюю пуговицу плаща. Она чуть подалась вперед вперед, и плащ, более ничем не поддерживаемый, соскользнул с плеч и упал на пол. Понимая, что она нуждается в поддержке, Клод чуть-чуть подтолкнул ее назад, к двери, предоставляя ей опору. Пальцы его коснулись дуги из серебра на ее горле, затем опустились вниз, накрыли грудь, и только потом медленно и со знанием дела он принялся расстегивать ее платье. Он оголил ее плечи, и платье упало, с тихим шелестом скользнув вдоль бедер, к ногам, туда, где уже лежал ее плащ. Затем Клод встал перед ней на колени и снял с нее туфли. Он отдернул руку, когда пальцы его, уже коснувшись теплой плоти ее бедра, ощутили холод металла. С тихим смехом он отстегнул кинжал. Затем Алексис почувствовала, как клинок скользнул вдоль ее ноги, оттягивая острием край белья, по мере того как поднимался с колен Клод.

— Подними вверх руки.

Алексис повиновалась не потому, что чувствовала у пояса прикосновение холодной стали, нет, она сделала то, о чем он просил, уступая стали, звучащей в его голосе. Он отшвырнул нож в сторону и все так же медленно, через голову снял с нее шелковую рубашку. На мгновение задержав ее руки в своих, Таннер успел почувствовать трепет в ее пальцах. В тот момент, когда она готова была уронить руки, он задержал их над ее головой и принялся вынимать шпильки из ее волос, погружая пальцы в золотую мягкую копну.

— Я люблю; когда ты носишь их вот так.

Золотистые кудри ее упали на плечи, закрыли грудь. Клод задержал одну из прядей в ладони. Пропуская между пальцами шелк волос, он вспоминал, как любил играть с ее роскошными локонами, и испытал знакомый восторг и знакомую нежность. Глядя Алексис прямо в глаза, не отпуская ее ни на миг, он опустил золотистый завиток, вместе с ним коснувшись ладонью упругой и нежной груди.

Она словно издалека услышала сорвавшийся с ее раскрывшихся губ тихий стон. Нагая плоть под его ладонью словно подернулась рябью, соски отвердели и восстали навстречу его ласкам. Рука его скользнула вниз. Кончиками пальцев повторил он точеный изгиб ее стана, коснулся плоского живота.

Клод видел, как янтарные глаза молили, заклинали его взять ее немедленно. Эти искры золотого огня откровенно говорили о том, о чем она не посмела бы попросить вслух. Он плотнее приник к ней, заставив всем телом опереться на дверь, по-прежнему одной рукой удерживая над головой запястья Алексис, другой лаская ее внизу, у слияния ног. Накрывая ее рот своим, Клод почувствовал сопротивление, но он знал, что она борется не для того, чтобы освободиться от него, а для того, чтобы получить свободу держать его в объятиях. Вскоре она поняла, что он не желает позволить ей это, и, приняв его волю, открылась его поцелую.

Внезапно он отпустил ее руки и отступил на шаг назад. Лишенная поддержки, Алексис едва не упала.

— Я хочу, чтобы ты подошла ко мне.

Сама не зная как, она обрела дар речи.

— Не уверена, смогу ли, — раздался в тишине ее шепот.

— Ты можешь.

И она сделала, как он просил. Шагнув к нему, она упала в его объятия. Ей придавало силы сознание того, что он рядом, а также тепло его тела, его запах, его страсть. Она обвила руками шею Клода, нашла его рот. Клод осторожно опустил ее на пол. Он больше не был с ней нежен. Поцелуи его стали сродни укусам — жаркие и жестокие; руки, ласкающие ее, немилосердно сжимали ее плоть, но она принимала и любила его всяким; она понимала, что это всего лишь способ восстановить свою власть над тем, чего он сегодня едва не лишился.

Клод оторвался от ее рта и высвободился из кольца ее рук. Поднявшись с пола, он стал раздеваться. Алексис смотрела, все более распаляясь, на то, как одежда его, предмет за предметом, падает на пол. Она погладила его голую мускулистую икру. Он опустился перед ней на колени, и рука ее скользнула вверх по бедру. Он осторожно отвел ее руку в сторону, подложил ей руки под лопатки, чуть приподняв. Голова ее немного откинулась назад, и он бережно поцеловал ее в ямку у горла.

Губы его заскользили вниз, от шеи к груди, оставляя жаркую дорожку на коже. Пальцы Алексис погрузились в густую медную гриву, нащупали виски и, словно обессилев, поползли вниз, вдоль могучей шеи к плечам. Она яростно вонзила ногти ему в спину, когда губы его требовательно накрыли ее рот. Он вжимал ее в пол, извиваясь между ее раскинутыми ногами.

— Тебя могли сегодня убить.

Он вонзился в нее.

— Да.

Они оба знали, что ее «да» было ответом не только его словам, но и тому, что он сейчас делал с ней.

— Я мог бы тебя потерять.

И новый сильный толчок.

— Да…

Она сомкнула ноги вокруг его спины, плотно удерживая его, словно желая сказать, что теперь он не сможет потерять ее.

— И ты все еще гонишься за Траверсом!

Он продолжал.

— Да! О Клод! Да!

Алексис выгнула спину дугой навстречу ему и, поймав его ритм, отвечала ему и голосом, и телом.

Алексис чувствовала, что все выше и выше поднимается на гребень волны, рожденной Клодом. Не желая оказаться на вершине без него, она прижалась к нему так, что расцепить их было бы не под силу ни одному шквалу. Они вместе достигнут пика и вместе совершат головокружительный спуск. Она встретила криком его последний толчок, когда уже второй по счету взрыв потряс ее тело.

Тихий стон, приглушенный оттого, что она прижалась лицом к его горячему плечу, сорвался с ее губ, касающихся влажного от выступившего пота тела Клода. Она все еще крепко обнимала его в последней попытке удержать подле себя. Когда силы наконец оставили ее, пальцы сами собой разжались, открывшись, словно лепестки цветка, и соскользнули с его предплечий. Она лежала неподвижно, только слабая дрожь наслаждения изредка пробегала по ее телу.

Клод обнял ее за талию и притянул ближе к себе. Он чувствовал тепло ее неровного жаркого дыхания на своей груди, и прикосновение этого горячего ветерка казалось ему куда загадочнее, чем соприкосновение тел. Когда она успокоилась, он чуть отстранился от нее, чтобы поднять и отнести на постель.

— Не надо. Не шевелись, — прошептала она. — Я хочу остаться здесь, с тобой… как сейчас.

Алексис услышала его низкий грудной смешок. Она чувствовала его улыбку и грелась в ее лучах.

— Я боялась, Клод. За нас обоих, — чуть помедлив, призналась она.

Его рука, лежавшая у нее на груди, напряглась.

— Тебе не надо было делать этого.

— Не смей так говорить! — воскликнула она, решительно тряхнув головой. — Ты освободил меня. Я воспользовалась дарованной мне свободой по собственному выбору.

— Ты даже не знала, что тебе угрожает.

— Ну, кое-что мне было известно, — усмехнулась она. — Я знала, что потеряю тебя, если не вернусь.

Алексис, положив руку ему на грудь, легко провела ею по гладкой коже. Он чувствовал, как дрожит ее голос и как тихонько вздрагивают пять тоненьких пальчиков, ласкающих его.

— Я не хотела с тобой разлучаться.

— Тебе не придется, — сказал он и накрыл ее руку своей. — А теперь расскажи, с чем ты ожидала столкнуться, когда вернулась сюда.

Алексис не спеша описала ему все, что произошло с тех пор, как она оказалась на борту «Принцессы ночи». И то, что узнала от Лендиса, и то, как команда «Конкорда» помогла Клоду бежать. Она запнулась было, подойдя к моменту, когда на пожаре появился Фартингтон и едва все не испортил, но, отбросив сомнения, довела рассказ до конца. Когда она остановилась, Клод прижался губами к ее рту, вначале сердито, потом нежнее. Она не стала протестовать, когда он взял ее на руки и отнес на кровать.

Клод лег не сразу. Вначале он отыскал в потемках лампу и зажег ее. Комната наполнилась мягким светом. Золотистое сияние окутало Алексис. Клод подошел к кровати с лампой в руках и остановился, любуясь загорелым телом возлюбленной, которое, казалось, излучало свечение и чуть дрожало, будто этот теплый свет ласкал и гладил ее и играл с нею. Клод протянул руку, чтобы дотронуться до нежного золотистого отблеска на ее щеке. Он коснулся ее кожи, и золотистый взгляд ласкал его, признаваясь в любви так убедительно, как никогда не смог бы сделать голос.

— Ложись рядом, — тихо попросила она.

Он повиновался. Уютно устроившись рядом с ним, она перебирала медно-рыжие прядки у него на затылке, взъерошила волосы на висках, провела ладонью по чистому лбу и щекам.

— Мои люди… Тебе было не очень больно? — спросила она.

— Мне нет, моей гордости — да.

Он соединил ее запястья, стиснул их, вызвав в памяти мгновения, когда она подвергала себя такой опасности из-за него, затем внезапно отпустил их и засмеялся.

— Думаю, мне досталось поделом. Твой юнга предупреждал меня всю дорогу, что во главе операции стоишь ты.

— Пич считает, что капитан Клод был слишком упрямым.

— Эту особенность моего характера ты наверняка учла, спланировав все заранее, — ворчливо заметил Клод.

Она нежно поцеловала его в губы.

— Я старалась учесть все.

— Даже то, что сейчас произошло в этой каюте?

— Даже это.

Она помолчала, а затем спросила:

— Скажи мне, чего им на самом деле надо от нас? Подозрения твоих людей оправданны?

— Абсолютно.

Теперь замолчал Клод, вновь обдумывая то, что сказал ему Хоув. Алексис терпеливо ждала. Когда Клод заговорил, в голосе его звучала горечь. Было заметно, как под ее ладонью напряглись мускулы у него на груди. Клод не замечал, что делает ей больно, сжимая ее в объятиях, рассказывая о том, как Хоув собирался передать ее британским властям, чтобы взамен получить снисхождение при подписании мирного договора. Когда он рассказал Алексис о намерении сенатора казнить его на рассвете, она беззвучно заплакала, и горячие слезы ее, падающие на его кожу, казались такими же жгучими, как ее страсть.

— О Клод! Как они могли! Что же они за люди, если им наплевать на волю выбравшего их народа, если они готовы бороться против собственной страны, когда она более всего нуждается в поддержке?

Алексис хотела говорить еще, но голос ее дрожал так же сильно, как и ее тело. Тогда она замолчала, понимая, что он и без того знает, что она хочет, но не может сказать.

Таннер поцеловал ее влажные щеки и опущенные веки влажных глаз, ее трясущиеся губы. Он губами снимал с нее жар гнева и отчаяния, как снимает жар влажный компресс.

— Теперь Хоуву до нас не добраться, — шепнул он. — Ты об этом позаботилась.

Алексис попробовала возразить, но он прижал палец к ее губам.

— Мы обсудим наши планы относительно Хоува утром. Не хочу омрачать эту ночь, произнося его имя.

— Ты прав, — пробормотала она и, сонная, повернулась на бок.

— Устала? — усмехнулся Клод.

— Да, вымоталась, — призналась Алексис, только сейчас осознав, насколько это верно.

Она приподняла голову и увидела в его зеленых глазах следы смеха. Но за смехом проступал очевидный мужской голод — голод желания. Она не могла ничего противопоставить этому взгляду, не могла устоять против того, что видела в его глазах. Он лишал ее воли. Ее воля, ее желание состояли теперь в том, чтобы служить ему и желать его.

— Но если ты… — пробормотала она, запинаясь. — Если ты не хочешь, чтобы я спала… Я хочу сказать, что если ты хочешь…

— Если я хочу заниматься с тобой любовью?

— Да, — слабым голосом сказала она.

— Конечно, я хочу тебя. Но еще я хочу, чтобы ты отдохнула. — Он засмеялся, поигрывая ее волосами. — Кто знает? Вдруг позже ты сможешь говорить более внятно?

Алексис вяло ущипнула его и, свернувшись клубочком, улыбнулась счастливой улыбкой. Медленно глаза ее закрылись, и ресницы отбросили на щеки причудливые тени.

— Я люблю тебя, — это было последнее, что услышала она сквозь сон.

Проснувшись, Алексис откинула покрывало, которое набросил на нее Клод. За окошком иллюминатора по-прежнему было темно, но лампа горела, и Алексис не могла удержаться от искушения как следует полюбоваться спящим рядом возлюбленным. Взгляд ее блуждал по его стройному мускулистому телу. С чем можно сравнить его? Он был как сплав, соединение несоединимого, драгоценного металла и драгоценных камней: изумруд глаз и медь волос, бронзовое тело с отливом в золото там, где его коснулось солнце, и сталь мускулов. В этом человеке накрепко соединились материалы, которые люди уважали и ценили с начала времен.

Он лежал на спине, закинув согнутую в локте руку за голову. Другая рука его была свободно вытянута вдоль тела. Алексис кончиком пальца проследила линию жизни на его ладони. Он дышал ровно: грудь мерно вздымалась и опускалась, и у Алексис становилось тепло на душе от спокойной ритмичности его дыхания. Ноги их переплелись, она чувствовала, как бился пульс в его бедренной артерии. На лице Клода не осталось и следа от прежней напряженности. Он был абсолютно уверен в себе и своем будущем. Этот человек знал, что он способен сделать свою жизнь такой, какой захочет.

Таннер тихо вздохнул, и Алексис улыбнулась, подумав о том, что, наверное, такой же вздох, сорвавшийся некогда с ее уст, он хотел навсегда похитить. Она сейчас испытала то же желание: ей захотелось, чтобы тот, кто произвел на свет этот вздох, мог повторить его снова и снова — для нее.

— Клод, — тихонько позвала она, касаясь губами мочки его уха, и осторожно пошевелила ногой. Ей понравилось ощущение, рожденное от этого соприкосновения.

— Ммм… — промычал Таннер, не открывая глаз.

— Когда мы расстались… с тех пор как я тогда убежала от тебя… У тебя были женщины?

— Две. А может, три. Я не помню.

— Я рада, что у тебя были другие.

— Почему?

— Потому что они только напоминали тебе о том, как сильно ты хочешь меня. — Алексис помолчала немного, затем снова зашептала ему на ухо, щекоча его своим дыханием: — Клод… Клод…

— Ммм… — Он по-прежнему не открывал глаз.

— Если я скажу, что больше Траверс для меня ничего не значит, что я устала от этой гонки за призраком… Что мне все равно, найду я его или нет… ты поверишь мне?

— Нет.

— Хорошо.

Оба замолчали, но Алексис не выдержала первой.

— Клод, — снова позвала она.

Она произносила его имя, словно катала его во рту, удивляясь тому, как славно оно звучит, наслаждаясь его движением, в то время как пальцы ее водили медленные круги по его животу.

— Ммм?

— На утесе в тот день, когда я снова стала Алекс Денти, я дала две клятвы, ты помнишь?

— И что?

— Вторую клятву я давно нарушила…

— Знаю.

— Я люблю тебя.

Ответом ей был лишь усилившийся стук его сердца.

— Клод, — нежно выдохнула она и поймала зубами его сосок.

— Ммм?

— Они бы одобрили мой выбор. Франсин, Джордж и Пауль, Они бы захотели, чтобы я выбрала тебя.

— Почему?

— Франсин — потому что ты очень красив. Ты знаешь, Клод, она бы сказала мне: то, что делает тебя красивым, имеет истоки в твоем характере. Джордж выбрал бы тебя потому, что ты умен, честен и в меру самоуверен. Он сказал бы, что твоя гордость — это гордость человека, который верит в себя. Что же касается Пауля… Пауль выбрал бы тебя потому, что ты никогда не склонил бы перед ним головы. Он сказал бы, что ты из тех, кто знает, чего хочет. Это качество он ценил очень высоко. И все бы они были правы.

— А почему ты меня выбрала?

— За все сразу и еще по одной причине.

— По какой?

— Ты любишь меня за те же качества, что и я тебя.

Она молчала столько, сколько смогла выдержать, и наконец сказала:

— Клод!

На этот раз она произнесла его имя с тревогой и волнением. Ладони ее соскользнули с его груди к обнаженному бедру и остались там.

— Ммм? — ответил он, все еще не открывая глаз.

— Что еще я должна сделать, чтобы заставить тебя полю бить меня?

— А ты этого хочешь?

— Да.

— Тогда попроси меня.

— Ты не займешься со мной любовью?

— И тогда ты, может быть, проспишь до утра?

— Очень может быть.

— Тогда я займусь с тобой любовью.

— Ах так! — воскликнула Алексис и уже не в шутку укусила Клода в плечо, заставив его наконец раскрыть глаза.

Смеясь, Клод опрокинул ее на спину, и они еще раз прошли через ту же мучительно-сладкую пытку, которой подвергали друг друга совсем недавно.

Когда Алексис открыла глаза вновь, каюта по-прежнему была освещена, но уже не лампой. Клод сидел на краю постели почти одетый. Он почувствовал, как она шевельнулась, и повернулся к ней как раз в тот момент, когда, натягивая на себя одеяло, Алексис пыталась укрыться с головой.

— Разве капитан судна в это время не встает и не приступает к своим обязанностям? — пробасил Клод, стаскивая с нее одеяло.

Алексис с жалобным стоном уцепилась за край, пытаясь натянуть одеяло на себя.

— По-моему, капитана чем-то опоили, — слабым голосом заявила Алексис, оставив бесполезную борьбу и закрываясь рукой от яркого света.

— Есть подозреваемые?

Алексис отняла руку от лица, взглянула на Клода с укоризной и вновь прикрыла глаза.

— Одно я хотела бы знать: быстро ли наступает привыкание к этому яду?

Клод медленно покачал головой и тоном заботливой няньки сказал:

— Не знаю точно. Надо посмотреть, как ты будешь себя чувствовать в течение ближайших нескольких часов.

Алексис приподнялась на локтях как раз в тот момент, когда лицо Клода расплылось в широкой улыбке.

— Обманщик!

Алексис толкнула его на кровать и, пока он натягивал сапоги, быстро обернув вокруг себя простыню, спрыгнула с кровати. Она успела отскочить от него на пару футов, как вдруг почувствовала, что ее что-то не пускает. Алексис обернулась, пытаясь освободиться от простыни, но не тут-то было, Клод медленно, но неуклонно подтаскивал ее к себе, и когда она оказалась совсем близко, он осторожно освободил Алексис от ее одеяния и посадил к себе на колени.

— Ты не очень-то сопротивлялась, — заметил он.

Алексис закинула руки ему на шею и потерлась щекой о его грудь.

— Должно быть, это и есть наркотик. Я чувствую, что мне необходима новая доза.

— Уже? — словно желая подразнить, спросил он, но руки его между тем упоительно ласкали ее обнаженное тело.

— Уже, — ответила Алексис, подставляя губы для поцелуя.

Они едва успели почувствовать сладость поцелуя, как в дверь постучали. Алексис вздохнула, неохотно высвобождаясь из объятий Клода. Она заглянула в его глаза и едва не рассмеялась, увидев совершенно искреннее сожаление и растерянность. Алексис догадывалась, что видит лишь отражение ее собственного разочарования.

— Я этого не хотела, любовь моя, — тихонько шепнула она. Но не успел он ответить, как Алексис уже торопливо натягивала брюки и рубашку, разговаривая с юнгой через дверь.

— Я принес вам завтрак, капитан, — отрапортовал Пич из-за двери.

— И что за вкусности нас ждут на этот раз?

Алексис послала Клоду убийственный взгляд, видя, как он хихикает, потешаясь над ее неуклюжими попытками потянуть время. Пич посмотрел на поднос, который держал в руках, с некоторым недоумением. Насколько он помнил, завтрак капитана был всегда один и тот же: свежие фрукты, горячая сдоба и чай с сахаром. Вдруг ему показалось, что он понял, в чем дело.

— Может быть, вы хотите, чтобы я пришел позже, капитан?

От этих слов Пича Алексис действительно стало не по себе; Клод от всей души рассмеялся над тем, с каким смущением было воспринято ею идущее от сердца предложение юнги. Алексис с рекордной скоростью застегнула ботинки и открыла дверь до того, как Пич успел ретироваться, восприняв смех Клода как сигнал к отступлению. Нетерпеливым взмахом руки она подала Клоду знак сесть за стол и ждать.

— Неси, Пич.

Заметив некоторую неуверенность юнги, Алексис, решив приободрить его, сказала:

— Не тревожься, капитан Клод успел позабыть о тех неприятных минутах, что ему пришлось пережить из-за нас вчера. Вот чего он нам точно не простит, так это если мы оставим его голодным. Однако я надеюсь, что на него здесь тоже хватит еды.

Пич вошел в каюту и поглядел на Клода исподлобья. Выдержав далекий от дружелюбия взгляд мальчика, Клод усмехнулся и подмигнул Алексис.

— Этот молодой джентльмен не ищет прощения. И, честно говоря, правильно делает — тогда был виноват я. Верно, Пич?

— Верно.

— Ты пытаешься решить, подходящий ли я для капитана Денти человек?

— И это тоже.

— Как мне кажется, я должен буду пройти все виды проверок, прежде чем заслужу твое одобрение.

Пич едва заметно кивнул.

— Тогда оставь-ка нам этот поднос, чтобы я смог как следует подкрепиться, прежде чем браться за свои геркулесовы подвиги.

Пич не был уверен, что знаком с этим странным сочетанием слов, не был он уверен и в том, что сможет, не переврав, повторить его. Зато он твердо знал, что Клод правильно оценивает масштаб стоящих перед ним задач. Поставив поднос на стол и отступив назад, юнга посмотрел на Алексис. Неизвестно, чего больше было в ее глазах — любопытства или удивления. Так же трудно было угадать, кто из них двоих, Пич или Клод, заинтриговал ее больше.

— Ты можешь идти, Пич, — наконец сказала она, тронутая тем, что мальчик так ревниво отнесся к ее выбору.

Пич прошел мимо нее с тем же чувством собственного достоинства, которое продемонстрировал накануне вечером Клоду. Мальчик был уже у двери, когда Клод окликнул его вновь.

— Кстати, юнга, — как бы невзначай заметил он, — я, кажется, забыл отблагодарить тебя за то, что ты сделал для меня вчера.

— Я сделал то, что мне было приказано, — не смущаясь, ответил мальчик.

— За меньшее я не стал бы говорить спасибо, — серьезно произнес Клод.

Пич обернулся, послав Клоду самую искреннюю, самую дружескую улыбку, и Клод понял, что первый свой экзамен он сдал на отлично.

Алексис закрыла за юнгой дверь и задумчиво посмотрела на Клода.

— Я чувствую, что вы все в сговоре против меня. Ты собираешься отнять у меня юнгу?

— Едва ли. Если и есть заговор, то против кого-то другого; — ответил Клод и, улыбнувшись, добавил: — Мне придется из кожи вон лезть, чтобы доказать всем, что я тебя стою.

Алексис села за стол и принялась чистить апельсин.

— Пич — исключение. Остальные доверяют мне без всяких проверок. Но тебе от него достанется за всех. Впрочем, довольно об этом. Пришло время решить, что делать с Хоувом и прочей компанией. Что ты намерен предпринять?

Голос у Алексис звучал ровно, но Клода не обмануло это деланное спокойствие. Быстро подняв глава, он заметил скорбную складку у ее губ.

— Тебя что-то тревожит, Алексис?

— Не собираешься ли ты попросить меня повернуть назад, чтобы подбросить тебя до Вашингтона?

— А если так, то что?

— Ты не ответил на мой вопрос, — вздохнув, сказала Алексис. — Но зато я отвечу сама. Я не могу вернуться в Вашингтон. Это было бы слишком опасно для моей команды. Но я могу высадить тебя в любом другом порту, если ты действительно этого хочешь.

— И ты пошла бы на это?

— Если бы я не сделала этого, я взяла бы на себя тот же грех, что и ты, когда увез меня из дому.

Алексис прямо встретила его взгляд, и поэтому искорка смеха в его глазах не осталась ею незамеченной.

— Значит, ты не собираешься просить меня об этом? — с надеждой и облегчением спросила она.

— Нет, не собираюсь, Но я все равно должен был знать, что ты мне ответишь.

— Для чего?

— Мне небезразлично, каковы будут мои перспективы, если я окажусь твоим пленником.

Теперь настал черед улыбнуться Алексис. Представить только, держать Клода за железной дверью под замком, да еще выставить часовых!

— Тебе бы лучше не дразнить меня, а то я ведь могу забыть, что это шутка, и: приказать запереть тебя в трюме!

Алексис, приподняв чашку до уровня глаз, наблюдала за ним, прищурившись, словно взвешивала возможность такого поступка. Заметив, что улыбка сползла с его лица, она рассмеялась и поставила чашку на стол.

— О чем ты сейчас подумал?

— Ты можешь подбросить меня в Чарльстон?

— Как? — встрепенулась Алексис. — Ведь ты же сказал…

— Мне нужно отправить письма, — поспешил пояснить Клод; он хотел, чтобы она немного расслабилась и восприняла то, что он собирается сказать, без лишних эмоций, — одно Медисону, другое моей сестре. Я думаю, будет правильно, если Президент узнает, чем занимается наш знакомый сенатор. К тому же Хоув из Массачусетса. Ирония судьбы, не так ли? Эмма и Блейк смогут оказать на него кое-какое давление; что до Президента, то он, полагаю, сам отыщет способ с ним посчитаться. А там дойдет очередь и до остальных.

— Ты думаешь, письма попадут по назначению? По-моему, доверяться почте рискованно. Что, если твои послания так никогда и не будут получены?

— Хоув не может…

— Я не имею в виду Хоува. Я только хочу сказать, что письма теряются достаточно часто и по разным причинам.

Клод, нахмурившись, отправил в рот дольку апельсина и стал вдумчиво разжевывать ее

— Полагаю, рискнуть все же стоит.

— Я, кажется, знаю, как поступить. Мой первый помощник, Курт Джордан, родом из Чарльстона. Он может передать письма кому-нибудь из своих друзей, а те доставят их лично, минуя почту. Я попрошу об этом Курта, когда мы поднимемся на палубу.

Клод почувствовал полное согласие с Пичем, который считал, что на капитана Денти всегда можно положиться.

— А сейчас, — сказал он, отодвигая тарелку, — пора браться за дело. Что за работу вы мне поручите?

Он засмеялся удивленному выражению, появившемуся на лице Алексис.

— Капитан без корабля — то же самое, что министр без портфеля. Только бездельничать я не привык и без работы буду чувствовать себя здесь не слишком уютно.

— Ты серьезно?

Алексис с трудом могла представить Клода своим подчиненным.

— Абсолютно.

— Но место первого помощника уже занято.

— Я и не мечтаю о столь высокой должности, — успокоил ее Клод.

— С другой стороны, у меня есть отличный юнга, который справляется со всем, кроме… — Алексис засмеялась. — Вода, которую он приносит для ванны, всегда почти холодная.

— Может быть, я этим и займусь? — глядя на нее, Клод невинно захлопал ресницами.

— О нет! — немедленно возразила Алексис. — Пич меня вполне устраивает.

Не желая дальше развивать опасную тему, Алексис стремительно подошла к двери, открыла ее, картинно приглашая Клода пройти вперед.

— Ты сам вполне можешь отыскать дело по себе, а мои люди с удовольствием помогут тебе в этом. И заходи, не стесняйся, я всегда готова ответить на твои вопросы.

Выходя из каюты первым, Клод успел шепнуть:

— Не забудь дать мне знать, когда действие лекарства прекратится и потребуется новая порция.

Алексис лишь пробурчала что-то и пошла следом за ним в кают-компанию, по пути заплетая косу. На палубе она подозвала к себе Джордана и, как положено, по всей форме представила ему Клода. Алексис было приятно видеть, что мужчины отнеслись друг к другу со взаимной симпатией, крепко пожав друг другу руки. Небо и земля, если сравнивать эту встречу с той, первой.

— Капитан поступает в ваше распоряжение, мистер Джордан, — сказала Алексис. — Он хочет войти в нашу команду.

— Я думаю, что слово капитан можно более не употреблять, — усмехнувшись, напомнил ей Клод. — Достаточно называть меня просто по имени.

— Тогда на этом корабле ты будешь Таннер, — быстро ответила Алексис, подумав о том, что ей вряд ли захочется слышать, как кто-то отдает ему приказания, называя по имени, напоминающему ей о чем-то очень личном. К этому она пока не была готова.

— Что ж, Таннер, — приветливо сказал Джордан. — Добро пожаловать на борт Принцессы ночи.

— Благодарю, мистер Джордан. Вы не могли бы снабдить меня такой же одеждой, как у остальных членов команды? Эта моя форма здесь как-то не к месту.

Клод видел, как поморщилась Алексис, но отказываться от своей просьбы не счел нужным.

— Думаю, это будет нетрудно, — ответил Джордан.

Курт тоже видел, что Алексис испытывает некий дискомфорт, но не мог назвать причину.

— Будут еще приказания, капитан? — осторожно спросил он.

Алексис сосредоточилась.

— Есть одно дело, мистер Джордан. Таннер рассказал мне, что предположения его команды относительно Хоува подтвердились. Он сам вам позже сообщит подробности. Я бы хотела знать, есть ли у вас в Чарльстоне кто-нибудь на примете, кому бы вы могли доверить доставку писем Президенту и сестре Таннера в Бостоне? Я обещаю хорошо заплатить, если письма будут доставлены по назначению.

Джордан задумался на несколько секунд, прежде чем ответить.

— Пожалуй, есть. Дэвид Хастингс тот, кто вам нужен. Он возьмется выполнить поручение, и вы можете быть уверены в том, что он не станет читать письма.

— Вы сможете разыскать Хастингса, когда мы зайдем в Чарльстон?

— Найти его будет вполовину менее трудно, чем пройти британские заслоны на входе в порт.

— Тогда считайте, что договорились, — засмеялась Алексис. — Как-нибудь пробьем блокаду. Таннер передаст вам письма к тому времени, как мы прибудем в Чарльстон, а я дам вам денег. Покажите мистеру Таннеру корабль. И еще, мистер Джордан, я думаю, что вам захочется представить Таннера Петерсу и Уилксу. Они уже встречались, но вряд ли успели познакомиться.

Когда Алексис ушла, Таннер и Курт остались вдвоем.

— Полагаю, Петерс и Уилкс — те самые ребята, которым она вчера навязала мою компанию, — заметил Клод, глядя вслед Алексис.

— Точно, — со смешком ответил Курт. — Пошли. Я устрою для вас гранд-тур, а затем дам работу.

Клод отправился вслед за Джорданом; вскоре он уже знал корабль Алексис почти так же хорошо, как и свой. Теперь ему стало понятно, каким образом ведет дела его подруга. На Клода произвело немалое впечатление то, как обустроила Алексис быт своих моряков. Матросский кубрик оказался гораздо комфортабельнее, чем на большинстве судов. Кладовые были заполнены продуктами высокого качества.

Джордан без труда ответил на невысказанный вопрос Клода.

— Когда капитан Денти принимала этот корабль, она знала, что команде придется находиться вдали от дома дольше, чем их товарищам с торговых судов. Она сделала все, чтобы питание было хорошим, как и условия для отдыха и работы, чтобы им хорошо платили. Этим и многим другим она заслужила преданность своей команды.

— Британцам есть чему у нее поучиться.

— И американцам тоже. Хотя, надо признать, у нас, американцев, условия службы на флоте получше, чем у англичан.

— Согласен. А как насчет груза?

— Да, у нас есть кое-какой товар. Пойдемте, я покажу.

Джордан провел Клода в трюм, где был сложен груз: богатые шелка, лен, хлопок.

— Мы берем товар в Лондоне в обмен на ром. Прибыльное дело — хватает на то, чтобы оплатить все необходимые расходы. Ни один из кораблей компании не дотирует нас. Мы пользуемся их услугами только для получения информации. Вот этот груз мы должны были продать на островах, да из-за непогоды сбились с курса. Потом капитан Денти собиралась разгрузиться в Новом Орлеане, но опять не вышло. В наше время плавание даже на обычных торговых судах связано с риском. Никому не дают жить спокойно.

Клод уловил сарказм в словах Джордана. Засмеявшись, он кивнул в сторону двери, которую успел разглядеть за пустыми ящиками и корзинами.

— Готов поспорить на месячное жалованье: хранящееся за той дверью ничего общего не имеет с тем товаром, который берут в Лондоне в обмен на ром. Стоит нам взглянуть на этот груз, и я поймаю вас на обмане. «Принцесса» никакое не обычное торговое судно. И насчет риска вы душой покривили: бояться вам нечего.

— Что ж, может, вы и правы, — усмехнулся Джордан. Разобрав ящики, они открыли дверь, ведущую во вторую кладовую. Джордан взял висящий на стене фонарь.

— Вот почему мы не очень-то любим пограничные власти, — сказал первый помощник, войдя в помещение.

— Господи! — только и смог произнести Клод, оглядевшись по сторонам.

Тут были бочки с порохом, мушкеты, пистолеты самых разных типов и даже пушки, предусмотрительно установленные на лафетах, чтобы в случае необходимости можно было, не теряя времени, заменить поврежденные во время боя орудия. Размеры арсенала покоряли воображение.

— Все это конфисковано у британцев. Честно говоря, капитан несколько фрегатов отпустила с миром: продажей оружия мы не занимаемся, а складывать больше негде.

— Я удивляюсь, как вы это все умудрились сохранить, не взорвав собственный корабль.

— Капитан Денти армировала борта, чтобы защитить от пожара или шального ядра. Из-за этого судно имеет более глубокую осадку, но беды в том особой нет. Мы же перевозчики: вот пусть все и думают, что у нас всегда полон трюм товаров.

— Для чего столько оружия? Насколько я знаю, Алексис всегда обходилась без лишней стрельбы.

— До сих пор действительно обходилась. Нам везло: удавалось останавливать фрегаты хитростью. Офицеров убеждать было труднее, зато команда редко когда проявляла желание сражаться. Поняв, что их противник — капитан Денти, они сдавались, поскольку знали, что их отпустят восвояси. Фактически мы выдавали им путевки домой. Теперь же, когда с той и другой стороны Атлантики идет война, этот груз наверняка придется пустить в дело.

— Тут вы правы, — угрюмо признал Клод.

Они покинули арсенал, чтобы продолжить экскурсию по кораблю.

— Давно вы у нее служите?

— Уже два года, из них полтора — первым помощником.

Таннер заметил, что Джордан говорил это с гордостью. Безусловно, он уважал Алексис, как уважал себя и свой выбор. Познакомившись с остальными членами экипажа, Клод убедился, что чувство собственного достоинства и уважительного отношения к капитану присутствует у всех, кто служит на этом корабле. Моряки производили впечатление профессионалов, компетентных в своей области, четко знающих, чего они хотят в жизни и чего от них хочет их капитан.

Джордан подобрал для Клода подходящую одежду, и тот переоделся в просторные штаны и робу. Скинув капитанские сапоги и, за отсутствием иной обуви оставшись босиком, он принялся за дело. Работа матроса, по-видимому, доставляла ему настоящее удовольствие, так что Джордан невольно задумался, не наскучило ли Таннеру его капитанство.

На самом деле Клод не тяготился ответственностью, связанной с капитанским званием. Более того, ему не хватало его корабля, его дела, его людей. Но он понимал, что в данной ситуации физический труд будет для него лекарством, врачующим боль от ран, нанесенных Хоувом. Работа не мешала ему обдумывать содержание писем, которые он намеревался написать сестре и Медисону, писем, которые призваны были помочь ему вернуть «Конкорд» и разделаться с Хоувом. Не концентрируясь на том, что делает, он все равно мог быть уверен, что выполнит хорошо любое задание.

Клод пообедал, а вечером и поужинал вместе с остальными матросами. За едой он рассказывал им о себе, обменивался с ними обычными моряцкими байками и шутками и при этом ощущал себя так, будто всегда был одним из них.

Однако Пич все еще настороженно наблюдал за ним. Попытки заговорить с юнгой встречали со стороны мальчика откровенный отпор: он отделывался короткими репликами, всячески давая понять, что не настроен беседовать с новоиспеченным членом экипажа. Тем не менее Таннер не мог не видеть, как постепенно тает стена недоверия. К счастью, юнга был единственным из мужчин, кто ревновал его к Алексис.

В течение дня Алексис не раз оказывалась поблизости, но, увы, им так ни разу и не удалось перекинуться словом. Время от времени Таннер ловил на себе ее взгляд. Когда это случилось в первый раз, она быстро отвернулась, не желая встречаться с ним глазами, но Клод успел заметить в них боль. Легкость, с которой она согласилась на то, чтобы он служил у нее, была, очевидно, лишь внешней. В глубине души Алексис очень страдала, наблюдая его в роли простого матроса. Потом она все же нашла в себе силы не отводить глаз, и Клод пришел ей на помощь: в его взгляде она черпала уверенность. Достоинство, с которым он держался, естественность и независимость — все вместе помогало Алексис примириться с его выбором. Уже под конец рабочего дня, спускаясь с мачты, Клод в последний раз перехватил взгляд капитана. Никакое расстояние не могло скрыть желания, светившегося в нем. Нед Аллисон немедленно дал Таннеру новое задание, так что ему оставалось только гадать, не был ли тот золотой огонь всего лишь игрой его воображения, не выдавал ли он желаемое за действительное.

Клоду выпал счастливый жребий первой вахты.

— Если бы я не знал наверняка, что все было честно, я бы решил, что вы сплутовали, — прищурившись, заметил Джордан.

Сложив на груди руки, он стоял, прислонившись к перилам, и смотрел, как Клод управляется со штурвалом.

— Но вы знаете наверняка, — ответил Клод, смерив скептическим взглядом мощную фигуру белокурого гиганта,

— Конечно, — легко согласился Джордан, попутно проглотив вертевшийся на языке намек на то, что, не позаботься он об этом заранее, новобранцу никогда бы так не повезло.

— Благодарю. — Клод глянул куда-то поверх головы Курта.

— За что? — с неподдельным изумлением спросил Джордан.

Таннер рассмеялся.

— За то, в чем вы все равно никогда не признаетесь.

Джордан промолчал. Ветер трепал его выбеленные солнцем волосы. Он невольно любовался стоявшим у руля моряком: его осанкой, его выверенными точными движениями, выдающими человека, умеющего владеть своим телом и делать любое дело легко, без видимых усилий. Он, казалось, врос в корабль, стал частью того могучего существа, которое сейчас ритмично покачивалось под его ногами. Клод держал штурвал бережно и властно, словно не отполированное многими ладонями дерево сжимал он в руках, а любимую женщину. Джордан от удовольствия даже засмеялся.

— Что-то не так? — спросил Клод. Смех первого помощника слишком неожиданно вывел его из того приятного состояния, которое дает прирожденному моряку единение с кораблем.

— Да так, ничего. Я кое о чем подумал…

— И хотите этим поделиться?

— Вы очень ее любите, не так ли? — спросил Джордан, сам не веря тому, что решился задать этот вопрос.

Клод приподнял брови, даже не пытаясь скрыть своего удивления. Затем чуть усмехнулся.

— Для такого вывода требуется не так уж много проницательности, мистер Джордан. Я никогда не делал из этого секрета. Иногда мне кажется, что слова эти написаны у меня на лбу.

Клод повернул штурвал, устремив взгляд вдаль, туда, где темная синева моря сливалась с синевой неба.

— Мой ответ вас удовлетворил?

— Вполне.

Именно в этот момент, не замеченный ни Джорданом, ни Клодом, но находившийся достаточно близко, чтобы расслышать каждое слово, Пич решил, что проверок больше не будет.

Тихонько постучав в дверь и услышав небрежное: «Входите!» — Клод шагнул в каюту Алексис. Она все не поднимала глаз от журнала, и он, закрыв за собой дверь и остановившись у порога, смотрел на нее: на ее склоненную над кипой листов голову, на тонкие пальцы, быстро водящие пером по бумаге. Так прошло несколько минут. Алексис, казалось, забыла, что разрешила кому-то зайти к себе. Наконец она положила перо и стала читать написанное. По-прежнему не отрывая взгляда от журнала, она рассеянно спросила:

— Что там у вас?

— Сожалею, что пришлось побеспокоить, капитан Денти; тут у нас небольшая оказия: с севера напали британцы, с юга надвигается шторм, команда взбунтовалась…

Услышав знакомый голос, Алексис вскинула голову, уже не слушая то, что говорил Клод. Глаза ее ни на миг не отпускали его глаз ни тогда, когда он прошел к кровати, ни тогда, когда сел на нее и стал расстегивать рубашку…

— …Редлэнд скинул Уилкса за борт, корпус корабля дал течь в двух местах, мы нахлебались воды и…

Клод бросил рубашку в сторону и со стоном растянулся на кровати.

— …и я окончательно потерял рассудок.

Улыбаясь, Алексис встала из-за стола и подошла к нему. Присев рядом, она положила руки Клоду на грудь, слегка поглаживая мышцы.

— Это все? Слава Богу, сегодня не случилось ничего такого, с чем бы я не смогла справиться.

Клод усмехнулся, закрывая глаза.

— Хорошо. Я рад, что обратился к нужному человеку.

Алексис провела ладонью вверх, к плечу, и дотронулась до его затылка. Пальцы ее утонули в густых темно-рыжих кудрях.

— Давай вначале решим более серьезную проблему, — тихо предложила она.

— И в чем же состоит эта проблема? — с невинным видом спросил Клод, начиная расстегивать пуговицы на ее рубашке.

Алексис отстранилась.

— Я думала, что ты действительно устал, — по-начальственному строгим голосом сказала она. — Но вижу, ты меня обманул: ты полон сил и энергии. Посему я, пожалуй, займусь другими делами.

Она стала было подниматься с кровати, но Клод перехватил ее руку у запястья, толкнув ее на спину. Он крепко держал Алексис, чувствуя, как под пальцами бьется пульс. Она не сопротивлялась.

Они раздевали друг друга с лихорадочной поспешностью, не в силах дождаться того, что неизбежно должно было произойти. Отчего-то им обоим казалось, будто нежные слова, поцелуи, прикосновения и ласки уже позади. Обмен быстрыми взглядами — зеленый огонек, золотая вспышка, произвел больше эффекта, чем долгие манипуляции пальцами, губами, языком; словно все, что каждый из них делал сегодня, было сродни прелюдии к акту любви, словно все готовило их к этому счастливому мгновению.

Тела их слились в одно — изгиб локтя к изгибу локтя, живот к животу. Алексис заново узнавала свое тело под его ладонями, то скользящими вдоль спины, то касающимися ключиц, вызывавшими в ней ни с чем не сравнимую дрожь наслаждения. Неужели и он так же остро ощущал ее кожу, тепло, исходящее от ее тела? Неужели эти ощущения дарили ему столь же изысканное удовольствие, как ей его ласки? Что чувствует он, когда рот его касается ее губ, ее плеч, ее груди? Какой она кажется ему на вкус: горько-сладкой или терпкой, а может, солоноватой, такой, каким она знает его? Он потерся носом о ее висок, лаская языком ушную раковину, и Алексис вдруг подумала о том, узнает ли он единственный, только ей присущий запах. Алексис вдохнула всей грудью, впитывая его аромат, аромат, представлявшийся ей смесью запаха моря и особого терпкого запаха, который казался ей очень мужественным и приятным.

Когда он вошел в нее, она выкрикнула его имя, думая о том, так ли ему тепло в ней, как и ей, когда он заполняет ее собой. И он, кажется, понял, о чем она думает, потому что шепнул ей на ухо, что хочет, чтобы их любовь продолжалась вечно, что она нужна ему как воздух, что то, как она открывается ему навстречу, как отдается ему, заставляет его преклоняться перед ней даже в тот момент, когда он ищет забвения в ее теле. Наконец оба они потеряли друг друга один в другом.

Они уснули глубоким сном, не чувствуя ничего вокруг, кроме близости и того чувства, которое объединило их.

Алексис зябко поежилась и потянулась к спящему рядом возлюбленному, тепло которого постепенно становилось привычным. Однако отчего-то ей не стало теплее. Постепенно до ее сознания дошло, что Клода рядом нет. Она открыла глаза и тут же зажмурилась от света лампы. Приподнявшись, она подождала, пока глаза привыкнут к свету. Клод сидел за письменным столом, подперев рукой голову, и что-то быстро писал. Вокруг него валялись скомканные листы бумаги. Раздраженно он смахнул со стола очередной недописанный лист и угрюмо уставился в пол.

— Письма? — участливо спросила Алексис.

— Да. Извини, я не хотел тебя будить.

— Не беда. Я могу помочь?

— Да. Подойди и сядь. — Клод подтащил к столу второй стул. — Просто сиди и молчи, другой помощи от тебя не требуется.

Алексис встала с кровати, накинула рубашку и села рядом. Уютно устроившись на стуле, она выжидательно смотрела на Клода. Он посвятит ее в свои трудности, когда почувствует себя готовым. Она осторожно дотронулась до его плеча, ласково поглаживая, стараясь снять напряжение и успокоить.

— Весь день, Алексис, — голос Клода срывался от волнения, — весь день я думал о том, что буду писать, как буду писать. И что у меня получается? Одни эмоции, никаких фактов. Прочти! Давай! Тебе покажется, что у меня в голове вообще нет ни одной ясной мысли!

Клод наклонился, чтобы поднять один из отброшенных листков, но Алексис остановила его.

— Меня не интересуют черновики. Покажи лучшее, на что ты способен.

Алексис встала и, обняв Клода за шею, коснулась губами его уха.

— Меня интересует только лучшее в тебе. Вот и все, что должно тебя тревожить.

Клод сидел, откинувшись на спинку стула. Постепенно раздражение стало покидать его. Дождавшись, когда будет способен контролировать ситуацию, он взял в руки перо. Удивительно, но на этот раз ему не пришлось мучительно подбирать слова. Они ложились на бумагу сами собой. Он правил текст, вычеркивал целые абзацы, но весь лист выбрасывать не пришлось.

Алексис отошла, почувствовав, что на время должна исчезнуть и, не мешать. Она налила им обоим вина и, сев на кровать, потягивала кроваво-красный напиток; бокал Клода она поставила на стол, Алексис уже успела допить вино, а его бокал так и оставался нетронутым. Вернувшись, она села за стол с ним рядом. Клод работал. Время от времени он протягивал руку, чтобы коснуться ее плеча, бедра, волос. Она не была уверена в том, что он осознает, что делает, но как бы там ни было ее присутствие действовало на него так же, как присутствие Клода на саму Алексис. Она не заметила, как уснула: почувствовала лишь, что сильные мужские руки подхватили ее, отнесли на кровать, да так и не отпускали больше.

Во время завтрака Алексис смогла познакомиться с вариантом писем. Закончив чтение, она положила листы один на другой и посмотрела на Клода.

— Ты доволен?

— Разве я показал бы тебе это, если бы не был доволен?

— Это здорово.

— Я знаю. — Клод коснулся ее руки и осторожно пожал ее. Алексис улыбнулась в ответ на его молчаливое изъявление благодарности.

— Теперь осталось доставить их в Чарльстон, — со вздохом сказала она.

Клод нахмурился.

— По-твоему, это будет трудно сделать?

— Очень трудно. Но не невозможно. Мы уже пробивались сквозь британские заслоны во французских портах и французские в британских. А уж сколько испанских кордонов пришлось пройти, не счесть! Иногда создается впечатление, что весь мир состоит из безумцев, которым нет дела ни до кого, кроме себя. Не думаю, что проскользнуть в американский порт сквозь британский заслон будет так уж тяжело. У нас есть преимущество: война идет всего лишь несколько месяцев, и британцы еще не успели войти во вкус.

— Под каким флагом пойдем?

— Под звездно-полосатым.

Клод рассмеялся.

— Ты говоришь как американка.

Алексис, прищурившись, смерила его взглядом.

— Не знаю, что ты имел в виду, но я вправду могу считать себя настоящей американкой. Я и была ею всю жизнь, да только не всегда это понимала. Даже когда я убежала из Лондона, я не могла знать, что Америка — страна для людей с моим характером. Я знала только, что Лондон не по мне.

— Ты никогда не пыталась принять американское гражданство. Тортола тебя разочаровала?

— Нет, — покачав головой, ответила Алексис. — На Тортоле было чудесно, потому что там жили Джордж и Франсин. Но стоило Траверсу ступить на остров, как остатки патриотизма в моей душе оказались растоптаны. Я думала об этом, Клод. Едва только я поняла, что война между нашими двумя странами только вопрос времени, я постаралась решить для себя, на чью сторону встать. Британцы могут счесть меня предательницей, но передо мной нет иного выбора, кроме как поднять американский флаг. И если нам придется сражаться, чтобы достать Траверса, мы будем сражаться. Есть и еще одна причина, — с усмешкой добавила Алексис, — хотя для меня она не играет решающего значения — я знаю, что выиграют в этой войне американцы.

— Звучит так, будто это уже предрешено.

— А разве ты в это не веришь? — недоверчиво переспросила Алексис.

— Нет, до тех пор, пока такие, как Хоув, делают все, чтобы не дать мне командовать моим кораблем.

Алексис поднялась со своего места и пересела поближе к Клоду. Поцеловав его в лоб, она сказала:

— Тогда нам не о чем беспокоиться. Недолго осталось Хоуву быть наверху. Скоро с ним будет покончено, и ты вернешь себе «Конкорд». Ты, кажется, думаешь, что сможешь одолеть весь Королевский флот, как только получишь назад свой корабль?

— По крайней мере некоторой части флота его величества я могу доставить неприятности, — усмехнувшись, ответил Клод и, пожав плечами, заметил беззаботно: — А ты возьмешь на себя все, что останется.

Алексис внезапно вскочила на ноги и потащила Клода к двери.

— Вы очень галантны, капитан. Если мои люди останутся при мне, я, пожалуй, приму ваше предложение. А сейчас как насчет того, чтобы поднять флаг?

 

Глава 16

Двумя днями позже, дождавшись захода солнца, «Принцесса ночи» вошла в Чарльстонскую гавань. Никому и в голову не пришло радоваться из-за того, что им удалось пройти через британские заслоны незамеченными. Все понимали, что каждый час задержки в порту предоставлял изрядную фору англичанам, давая им возможность сгруппироваться, подтянуть силы и сделать выход из порта почти неразрешимой задачей.

Пока Джордан и Клод занимались поисками Дэвида Хастингса, которому намеревались отдать письма, Алексис распорядилась грузом. Шелк и лен были немедленно раскуплены местными торговцами, остро ощущавшими нехватку товаров, вызванную военными действиями. Однако полученная прибыль не могла покрыть расходов на провиант, лекарства и перевязочный материал — в городе не хватало не только тканей, но и всего остального. Четыре дня ушло на то, чтобы найти поставщика продовольствия и еще один день — чтобы вернуть и заменить на свежее оказавшееся подпорченным мясо.

Тем временем Алексис стало известно, что англичане подтягивают большие силы к крупным торговым центрам, в числе которых был и Чарльстон.

За день до планируемого отплытия ей сообщили, что один из торговых кораблей компании Гарнета был атакован британским военным кораблем. Груз был конфискован, американское судно сожжено, а оставшимся в живых членам экипажа пришлось спасаться вплавь.

Узнав об этом, Клод выругался сквозь зубы.

— Они были обречены, Алексис! — с горечью подытожил он. — Торговый корабль не может тягаться с фрегатом. Я понимаю, что можно конфисковать груз, и даже понимаю, почему они сожгли корабль: девать его все равно было некуда. Но, Алексис, как можно палить по кораблю, не предоставив возможность капитану сдаться? Это им так не сойдет!

Алексис подошла к нему сзади и прикоснулась к затылку Клода, стараясь расслабить напрягшиеся, как канаты, мускулы.

— Мне жаль, — тихо сказала она, надеясь, что эти слова не будут им восприняты неверно. — Уже известно количество погибших?

Клод кивнул и закрыл глаза.

— Я говорил с Хэнком Уильямсом, хозяином груза. Он сказал, что первый залп фрегата оказался столь же неожиданным, сколь и разрушительным. Упала грот-мачта, и под ее обломками погибли двое. Не успели они опомниться, как британцы дали второй залп, а за ним последовала трехминутная канонада. Восемь человек были убиты, еще четверо утонули, пытаясь добраться до берега. Всего, как говорит Уильямс, погибло четырнадцать человек, и еще один, если не умрет, то остаток дней проведет инвалидом. Четырнадцать человек, Алекс! Подумать только, четырнадцать!

— Клод, ты же знаешь, что, если бы у твоего капитана была возможность выбора, он бы сдался, как ему предписывает инструкция. Не твоя вина в том, что англичане лишили его такой возможности.

Клод дал ей понять, что принимает слова утешения, положив ее ладони себе на плечи.

— Ты нужна мне, Алекс, — сказал он, целуя ее в лоб.

Когда Клод отпустил ее пальцы, Алексис подошла к столу и, склонившись над разложенной на нем картой, глубоко задумалась.

— Хотелось бы знать, что у тебя на уме, — спросил, наблюдая за ней, Клод.

Алексис развернулась к Клоду лицом.

— Уилкс и Пич по моей просьбе навели кое-какие справки. Для того чтобы покинуть порт, нам придется встретиться с более грозным противником, чем один фрегат. Тут полно британских каперов, шныряющих в поисках добычи. Это из-за них торговля в городе дышит на ладан.

— И ты предлагаешь…

— Я предлагаю расчистить здешние воды.

— Ты с ума сошла, это невозможно!

— Брось. Ты сам знаешь, что нет ничего невозможного.

— Сделать можно все, — с мрачной решимостью согласился Клод, — но только не в одиночку.

— А я никогда и не утверждала, что пойду на это в одиночку.

Клод удивленно приподнял брови. Такого поворота он не ожидал.

— Не в одиночку, говоришь. А как?

— Здесь в порту, кроме нас, стоят две американские шхуны. Капитаны сами являются их владельцами. Люди не ангелы, жить как-то надо, и команды этих шхун пробавляются мелким разбоем. Уилкс доложил мне, что корабли неплохо оснащены — пушки там стоят порядочные. Они только ждут подходящего момента, чтобы покинуть порт. Можно договориться и с капитанами судов помельче. В бою они могут пригодиться, если их как следует оснастить. Ты, верно, заметил, — добавила она, хитровато улыбаясь, — что у «Принцессы ночи» найдется, чем поделиться с ближним. Я думаю, настало время проявить щедрость.

— Армада… Ты решила собрать армаду.

— Я решила избавить эти воды от британцев и открыть город для нормальной торговли.

— Признайся, ты думала об этом еще до того, как случилось несчастье с моим кораблем?

— Конечно. Вначале я хотела заскочить в порт всего на пару часов: передать письма, избавиться от груза, закупить провиант и быстро смотаться, как это получалось у нас всегда. Потом задержки, сообщение о фрегате… ну, все эти трудности, вставшие перед нами… Уилкс уже предварительно переговорил с владельцами судов, на которые мы положили глаз.

— Они знают, с кем имеют дело?

— Ты хочешь сказать, знают ли они, что я — капитан Денти?

Клод кивнул.

— Нет, я не хочу получить отказ. Все эти байки обо мне могут сыграть против нас. Дело поручено вести Уилксу. Мы дадим им знать, кто я, только перед самым отплытием. Пусть идут в бой, зная, что их ведет за собой непобедимый Денти.

Клод пребывал в задумчивости. Все внимание его было поглощено картой. Алексис в тревожном волнении смотрела на своего более опытного коллегу, ожидая его оценки предложенного плана действий. Между тем Клод отвел глаза от карты, распрямился, глянул в окошко иллюминатора и только потом на стоявшую перед ним женщину. На лице его медленно, как бы нехотя, появилась улыбка.

От этой его улыбки у Алексис запершило в горле и пересохли губы.

— Ну как? — еле слышно спросила она.

— Знаешь, а ты мне нравишься в черном.

Для подготовки к операции потребовалось три дня. Но едва только первая пушка покинула трюм «Принцессы», по городу поползли слухи. То там, то здесь говорили о смельчаках, решившихся отомстить британцам за расстрел безоружного торгового судна. В порт, как на экскурсию, стали приходить местные жители, чтобы поглазеть на отважных.

Больше недели Алексис не выходила на палубу. Она вполне отчетливо понимала, что, решившись на столь отчаянный шаг, моряки неизбежно привлекут внимание обывателей, и самый пристальный интерес будет прикован к капитану. В этой ситуации афишировать тот факт, что на корабле находится женщина, было бы верхом недальновидности.

Впрочем, те из горожан, кто не поленится явиться в порт ночью, будут вознаграждены возможностью воочию увидеть капитана Денти, а точнее, угадать его черный силуэт на фоне черного неба. Алексис не слишком боялась показаться неубедительной. Если при виде ее хрупкой фигуры у кого-то возникнут сомнения в том, что капитан Денти сможет совершить задуманное, что же… Она докажет делом, что не все и не всегда решает физическая сила.

В час пополуночи она отдала приказ отчаливать. Через несколько минут вслед за «Принцессой ночи» в море вышли большие шхуны «Феникс» и «Центурион» и два корабля поменьше — «Диана» и «Герой». Каждый из кораблей флотилии занял положение, которое определила ему Алексис. Капитаны трех судов получили приказ от адмирала Алекса Денти всего за несколько часов до отплытия, тогда же им стало известно, кто будет командовать парадом.

«Принцесса ночи» должна была сыграть роль приманки для пиратов, лакомого кусочка, которым грех не попользоваться. Что же касается британских военных кораблей, то для них «Принцесса ночи» едва ли могла представлять интерес. Вероятнее всего, британцы решат, что перед ними грузовое судно, промышляющее контрабандой, одно из многих, шныряющих в здешних водах, короче, слишком мелкая сошка, чтобы заниматься им всерьез.

Операция была задумана в ночь новолуния — самое удобное время для пиратов и контрабандистов. Под прикрытием темноты легче было остаться незамеченными, и Алексис надеялась использовать на все сто преимущество, подаренное ей самой природой. Исход битвы должны были решить внезапность, быстрота и натиск.

Когда впередсмотрящий дал знак, что один из пиратских кораблей заглотил наживку, Алексис позволила британскому каперу подойти поближе. Умелыми маневрами она подвела его к скрытым тьмой невидимым «Диане» и «Герою».

Как только дело было сделано, «Принцесса ночи» развернулась, захлопнув ловушку. Британцы заметили «Героя» только тогда, когда орудийный залп американской шхуны гулко пронесся над водой. Должно быть, для постороннего наблюдателя зрелище было захватывающим. Словно театральную сцену, море освещали сполохи огня, выхватывая из темноты силуэты кораблей, участвующих в сражении. Вспышка, залп — и снова все погрузилось во мрак. Послышался душераздирающий скрежет металла — пошли в дело крючья для абордажа. Потом раздались крики и стоны, еще более ужасные от того, что свидетели драмы не могли видеть происходящего, лишь слышать и догадываться.

Пока сигнальная ракета не взметнулась с палубы «Героя», вряд ли можно было с уверенностью сказать, кто выйдет из схватки победителем. Под черной маской щеки Алексис были влажными от слез: она плакала по погибшим.

Шум битвы привлек второй корабль, военный бриг, пришедший на помощь тонущей шхуне. Пока «Диана» принимала пленных на борт, «Принцесса ночи» сменила курс, чтобы отвлечь противника от «Феникса», которому едва ли под силу было бы в одиночку противостоять пушкам британского брига; но тут подоспел «Герой», и надобность в помощи отпала.

Тем не менее победа над бригом стоила армаде капитана Денти немалых затрат сил и времени. Не дожидаясь, пока все закончится, Алексис направила свой корабль туда, где в последний раз был замечен британский фрегат, расстрелявший торговое судно, оставив «Феникса» расправляться с побежденными. Глянув за корму, она вынуждена была отвернуться, чтобы не видеть, как горит бриг. Картина опутанного густым дымом изуродованного корабля навек запечатлелась в ее памяти. И еще долго, стоило ей припомнить увиденное в ту ночь, как в горле появлялся комок.

«Центурион» с пиратским кораблем на буксире двинулся в сторону порта. В распоряжении Алексис оставался только один «Герой». Необходимо было принять решение, адекватно оценив обстановку. Каковы шансы одолеть британский фрегат, имея в запасе лишь один из четырех кораблей сопровождения?

Очередной сигнал Рендала заставил Алексис поторопиться. Британцы все решили за нее. Она отдала приказ о полной боевой готовности.

— Они собираются устроить погоню, Джордан, — сказала Алексис, передавая Курту подзорную трубу. — Прикажите Пичу дать сигнальную ракету: пусть «Герой» держится в стороне. В битве с этим фрегатом он нам не помощник. Будем полагаться только на собственные силы.

Джордан пристально всматривался в корабль, ощетинившийся двадцатью пушками. Пожалуй, вид его не внушал оптимизма. Вернув подзорную трубу Алексис, он распорядился насчет «Героя». Вспышка сигнальной ракеты осветила «Принцессу ночи», и Джордан невольно подумал о том, что световой сигнал они подали зря. Обнаружив свое точное местонахождение, они оказали неоценимую услугу врагу.

Словно отвечая своему первому помощнику, Алексис сказала:

— Наш корабль обведет вокруг носа любой фрегат. Кроме того, они не ждут от нас ничего, кроме вялого сопротивления. Будь я на месте командира того фрегата, я бы нацелила дальнобойные пушки на полубак. Прикажите занять положение с подветренной стороны, как только я дам знак.

Джордан был уверен в том, что положение «Принцессы ночи» с подветренной стороны будет очередным подарком противнику. Это позволит фрегату быстро сократить расстояние между ними. Однако он знал своего капитана и рассчитывал, .что Алексис приготовила для англичан какую-нибудь неожиданность.

Когда британцы произвели первый залп, попав в воду всего ярдах в пяти от «Принцессы ночи», Алексис подняла руку, приказывая максимально замедлить ход. Она словно не понимала того, что работает на британцев, позволяя кораблям сблизиться, и все время оставалась на удивление спокойной. Впрочем, умело маневрируя, Алексис вела корабль так, чтобы не показывать британцам левый борт. Между тем расстояние между судами сократилось настолько, что можно было разобрать название каждого. Только тут стало ясно, что им придется сразиться не с тем кораблем, что потопил судно Корабельной компании Гарнета, а с его близнецом, похожим на него, как две капли воды.

— Посмотрим, «Дрейк», стоишь ли ты того, кто дал тебе имя, — сквозь зубы пробормотала Алексис.

— Пушки к бою готовы?

— Готовы, капитан.

Джордану оставалось только гадать, что смогут сделать канониры со своими пушками, если «Дрейку» удастся попасть в борт «Принцессы». Нет уж, тогда пиши пропало. Тем не менее Алексис, насколько мог судить Курт, вполне владела собой, отдавая приказы так, будто это была по крайней мере сотая ее настоящая битва, но никак не первая. В тот момент, когда Джордан, сложив руки рупором, собирался крикнуть своему капитану, что ей лучше отойти с линии огня, раздался оглушительный грохот и куски обшивки взметнулись вверх со скоростью ядра, вылетающего из пушки.

Алексис не была готова к такому удару. Ее подбросило в воздух и швырнуло на палубу так, что дух вышибло. Ее первый помощник, как она успела заметить, отлетел в противоположную сторону и тоже упал на палубу. Задыхаясь, она сорвала с лица маску. Судорожно глотая воздух, Алексис попыталась подняться на ноги. Каждый вдох причинял ей сильнейшую боль. Она схватилась за бок, но боль от этого только усилилась. Откинув плащ, Алексис попробовала ощупать больное место. Каков был ее ужас, когда она наткнулась на торчащий из нее, как огромная заноза, кусок дерева. Видя, что Джордан бросился к ней, она отломила выступающую часть занозы и, запахнув плащ, зажала рану рукой.

— Вы в порядке, капитан? — глухим от волнения голосом спросил Джордан. Он был весь в синяках и ссадинах, но без серьезных повреждений.

— Все обошлось, Джордан, — уверенно ответила Алексис. — Просто потеряла равновесие. И вы, кажется, не особо пострадали.

Корабль выстоял. К счастью, никто из матросов не заметил падения капитана. Редлэнд был ранен в голову, но не отходил от штурвала.

«Дрейк», воспользовавшись преимуществом наветренной стороны, стремительно приближался.

Алексис, изо всех сил прижимая ладонь к ране в надежде сдержать кровотечение и хоть как-то ослабить боль, сказала Джордану:

— Прикажи открыть огонь, как только мы окажемся поперек их спардека. Мы заставим их пожалеть о том, что они подошли так близко.

Только теперь Джордан понял, что задумала Алексис. Ему оставалось лишь гадать, откуда у капитана Денти такие глубокие познания в тактике ведения морского боя. Впрочем, источник ее познаний, учитель и наставник находился тут же, возле одного из орудий. Алексис не знала, что Клод пристально наблюдает за ней, не скрывая гордости за свою ученицу. Будь он на ее месте, он не мог бы действовать лучше.

— Пора!

Голос Алексис прокатился над палубой. «Принцесса ночи» начала разворот под самым носом у фрегата. Более легкая и маневренная «Принцесса» без труда выполнила стоявшую перед ней задачу, несмотря на то что ветер был на стороне «Дрейка». Когда «Принцесса» открыла огонь, фрегат немедленно ответил, но две пушки на носу «Дрейка» ничего не могли сделать против артиллерии левого борта «Принцессы».

— Мы ударим еще разок, мистер Джордан, — сказала Алексис, глядя в подзорную трубу на британский фрегат. — Судя по размерам повреждений, один хороший залп, и мы оставим от него клочки. На абордаж идти нельзя — их втрое больше, чем нас. Велите зарядить половину орудий «горячими снарядами». Цельтесь в паруса, мачты и снасти.

«Принцесса» вновь начала разворачиваться, на этот раз по ветру. «Дрейк» в итоге потерял последнее преимущество. Еще один огневой штурм, и всем стало ясно, что британский фрегат обречен. Огненные заряды подожгли паруса, превратив корабль в факел. Языки пламени лизали фок-мачту. Огонь осветил небо: две стихии — света и огня — боролись друг с другом, пока густой черный дым не скрыл «Дрейка» окончательно.

Между тем «Принцесса ночи», поймав попутный ветер, мчалась по волнам прочь от горящего корабля. Матросы один за другим возвращались с нижней палубы. Алексис обвела взглядом усталые лица моряков. Черные от копоти, блестящие от пота, они светились радостью. Люди возбужденно переговаривались, улыбались, хлопая друг друга по спине. Они чувствовали себя счастливыми оттого, что остались живы, и поздравляли друг друга с удачным исходом. Каждый из них понимал, что не всем так везет: на борту «Принцессы» не было ни одного погибшего. Клод тоже был среди остальных, но на лице его читалась тревога, он смотрел на Алексис так, будто догадывался, что с ней что-то неладно. Алексис попыталась улыбнуться и принять более непринужденную позу, но не могла убрать руку. Клод, очевидно, заметив ее улыбку, испытал явное облегчение и уже с иным выражением обернулся к одному из позвавших его матросов.

— «Герой» спрашивает, все ли у нас в порядке, капитан, — крикнул сверху Рендал.

— Ответь «да» и просигналь им, чтобы возвращались домой. Мы сделали то, что хотели.

На «Герое» увидели флаг, которого ждали, — флаг Квинтонской компании, появившийся на гафеле над звездно-полосатым полотнищем. Пять пушечных залпов «Героя» были салютом в честь одержанной «Принцессой ночи» победы и прощанием с Алексис и ее командой, покидающей их ради цели, составлявшей смысл существования загадочного капитана.

Проводив «Героя» взглядом, Алексис опустила подзорную трубу. Теперь можно немного расслабиться, решила она. К несчастью, боль становилась все сильнее. Передавая Джордану подзорную трубу, Алексис целиком сосредоточилась на том, чтобы не разжать раньше времени побелевшие негнущиеся пальцы.

Джордан поднес подзорную трубу к глазам, чтобы бросить последний взгляд на то, что осталось от «Дрейка». Дым начал рассеиваться — похоже, с пожаром на корабле удалось справиться. Однако фрегат продолжал погружаться. Времени у команды должно было хватить лишь на то, чтобы пересесть в шлюпки и покинуть тонущее судно. Опустив трубу, Джордан хлопнул себя по бедру и повернулся к Алексис. Он заметил, что она продолжает держаться за бок и вид у нее далеко не такой, какой бывает у победителя. Алексис, отступила к борту, прислонившись к уцелевшему участку перил. Джордан сделал то же самое, чтобы освободить проход расходившимся по местам матросам.

— Ваши маневры, капитан, поражают воображение, — тихо шепнул первый помощник.

— Бросьте, — с вымученной улыбкой ответила Алексис. — Вы ведь тогда решили, что я потеряла голову и сама не знаю, что творю.

Джордан не был настроен откровенничать с капитаном, но, поняв, что отпираться бессмысленно, признался:

— Верно. У меня были некоторые сомнения.

Едва Алексис засмеялась, резкая боль в боку тут же заставила ее оборвать смех. Но ей так хотелось еще чуть-чуть насладиться победой.

— Я вас понимаю, хотя… За все то время, что мы с вами прожили вместе на этом корабле, вы могли бы лучше меня узнать.

Алексис проговорила это без тени осуждения. Голос ее звучал звонко и весело, чуть насмешливо.

— Я заслужил, — с тихим смешком признался Джордан.

Ей нравилось, как он смеется. Звук его смеха был для нее как снадобье, заглушавшее боль.

— Вы не посмотрите, что у нас вышло из строя и сколько раненых? — попросила она. — Вот, кстати, Редлэнд. Ранен, а по-прежнему стоит у штурвала. Проклятые англичане!

На виске Редлэнда Джордан заметил кровь. Он кивнул Алексис и направился к раненому.

— Уилкс! Возьмите штурвал!

Редлэнд попробовал протестовать, но Джордан увел матроса, как только Уилкс встал на его место. Проходя мимо капитана, Редлэнд бросил на Алексис тревожный взгляд, но она приложила палец к губам, словно приказывая ему молчать. Еще немного, — сказала она себе, когда боль стала совершенно невыносимой. — Потерпи еще чуть-чуть…

Алексис нашла место, откуда был хороший обзор и где она могла бы присесть. При этом она старалась вести себя так, чтобы не вызывать никаких подозрений. Вскоре вернулся Джордан.

— Я осмотрел корабль и готов доложить о повреждениях.

— Корабль потом. Сколько раненых?

— Редлэнд и еще Брэндон. Его ранило, когда одна из пушек дала осечку. Остальные отделались синяками и ссадинами. Петерс отвел их в кубрик. Считайте, что нам повезло. Ас вами-то точно все в порядке? Может, стоит проверить, не сломано ли ребро?

— Мои ребра целы, не беспокойтесь, — ответила Алексис тоном настолько уверенным, насколько позволяло ее состояние, и уже тише добавила: — Мы сделали хорошее дело, Джордан. Скажи им всем, что они отлично потрудились сегодня.

Джордан улыбнулся.

— Скажите им сами, — предложил он, но, заметив, как побледнела Алексис, нахмурился.

С ней явно что-то было не так.

— Капитан, вам плохо?

— Ничего, сейчас пройдет.

Терпеть более не было мочи. Что-то жидкое сочилось между пальцами, боль отошла на второй план. Алексис смертельно боялась упасть в обморок при виде собственной крови.

— Эй, капитан, что происходит?

В голосе Джордана зазвучала тревога. Не дождавшись ответа, он схватил Алексис за плечи и как следует тряхнул ее.

Голосом, настолько слабым, что едва можно было расслышать сквозь шум волн и крики матросов, Алексис прошептала:

— Обещайте мне, что займетесь Траверсом.

— Капитан!

— Обещайте!

Неизвестно, чего было больше в ее тоне: приказа или мольбы.

— Я сделаю это.

Алексис подняла взгляд на первого помощника. Щеки ее пылали, в глазах появился неестественный блеск. Она смотрела Джордану в лицо, но он был абсолютно уверен в том, что она его не видит. Тем не менее ответ дошел до ее сознания, и она, кивнув, дала понять, что расслышала его.

— Я иду к себе в каюту, — пробормотала она. — Велите матросам продолжать работу.

Алексис встала, повернулась к Джордану спиной и сделала первый шаг. Моряки в недоумении смотрели на своего капитана. В этот момент ветер приподнял полу ее плаща, и Джордан побледнел, увидев красную от крови кисть Алексис.

— Мне нужно помочь, — по-детски пролепетала она.

Случилось самое худшее, у нее закружилась голова от вида крови. Алексис отняла руку, и взглядам матросов предстал торчащий из кровавой раны обломок.

— Господи!

Джордан шагнул к ней как раз в тот момент, когда Алексис стала оседать, но еще до того, как он успел подхватить ее, другой мужчина оказался с ней рядом, и Алексис упала на руки Клода.

Таннер, закусив губу, смотрел в ее мертвенно-бледное лицо.

— Черт побери, есть здесь кто-нибудь, кто мог бы оказать ей помощь?

— Петерс. Он сейчас в кубрике.

— Так бегите за ним, живо! Я отнесу ее в каюту.

Он взял Алексис на руки и понес вниз. К тому времени, как Клод уложил ее на кровать, подоспел Петерс.

— Найдите Пича, капитан, — тихо приказал Петерс. — Велите ему принести из кубрика все, что осталось у меня от медикаментов. Он знает.

Клод стоял неподвижно, слепо уставившись на казавшееся безжизненным тело.

— Ну же, быстрее! — раздраженно прикрикнул Петерс.

С трудом оторвав взгляд от Алексис, Клод поспешно вышел. К тому времени, как он и Пич вернулись, Петерсу удалось остановить кровотечение, но стоило ему лишь сделать попытку удалить обломок, попавший в рану, как кровотечение открылось вновь.

— Пич! Где у капитана хранится выпивка?

Юнга принес бутылку бренди, и Петерс промыл края раны. Алексис вздрагивала от острой боли, но в сознание не приходила. Сделав несколько глотков, Петерс протянул бутылку Клоду.

— Вам это сейчас не повредит, — заметил он. — Пейте.

Клод последовал его совету. Почувствовав, как разливается по телу тепло, он передал бренди Пичу и тут же услышал отчаянный кашель мальчишки. Не теряя времени, Клод выхватил бутылку.

— Ты соображаешь, что делаешь? Она нам обоим головы пооткручивает!

Пич только молча кивнул, наблюдая за манипуляциями Петерса.

— Подержите ей руки, Таннер! — приказал тот. — Я собираюсь вытащить из нее все эти деревяшки, будь они неладны!

Клод нахмурился и, выразительно взглянув на Пича, вернул ему бутылку, а сам сжал запястья Алексис. Петерс, внимательно оглядев рану, мрачно заметил:

— Должно быть, она отломила кусок деревяшки, пока никто не заметил, но при этом вогнала еще глубже внутрь то, что осталось.

— Черт! — Клод побледнел.

— Да уж, — откликнулся Петерс. — Держите ее крепче. Она вряд ли придет в себя, но чувствовать все равно будет.

Клод непроизвольно морщился, глядя, как Петерс копается в теле Алексис. Каждый ее стон словно прорезал насквозь троих мужчин, хлопотавших вокруг нее.

Петерс трудился еще не меньше часа. Ему удалось остановить кровотечение настолько, что стало возможным извлечь еще несколько щепок из тела Алексис. Тем временем на палубе «Принцессы ночи» шли ремонтные работы. Матросы трудились с лихорадочным упорством, стараясь не думать о том, что происходило внизу.

А в Чарльстоне уже вовсю говорили о легендарном капитане Денти. Команда «Героя», принесшая в город радостную весть о прорыве блокады, не могла знать о том, какой ценой далась победа.

Джордан заходил навещать раненую каждые пятнадцать минут, пока Петерс не заявил ему, что это только мешает делу. Впрочем, Джордан и сам был не прочь немного отдохнуть от безрадостных впечатлений. Смотреть на Таннера ему было еще тяжелее, чем на капитана. Он молча вышел, прикрыв за собой дверь. Джордан понимал, что сколь бы жестокие муки ни испытывала Алексис, ее страдание не шло ни в какое сравнение с мукой Таннера, с той страшной казнью, которой он казнил себя.

— Кажется, все, — со вздохом сообщил Петерс. — Сейчас я еще раз промою рану и наложу швы. Пич, подай мне иглу и нитки. А вы, Таннер, пока оставьте ее. Сейчас она все равно ничего не чувствует.

Петерс произнес последнюю фразу очень тихо, но Клода она чуть не оглушила.

— Она будет жить?

Этот вопрос он не хотел задавать, но Петерс был прав: Алексис находилась уже по ту сторону боли, по ту сторону всего, что происходило вокруг.

Петерс покачал головой и взял из трясущихся пальцев Пича иглу со вдетой нитью.

— Я еще не потерял надежду, Таннер, но мне все это не нравится. Она потеряла слишком много крови. Не понимаю как она вообще столько продержалась.

Пич, который до сих пор не был в состоянии произнести ни слова, бросил на Клода взгляд, полный злобы и ненависти. Даже голос мальчика, когда он заговорил, напоминал шипение.

— Это вы виноваты! Она не умирала бы сейчас, если бы оставила вас подыхать в Вашингтоне! Будьте вы прокляты!

— Заткнись! — прикрикнул Петерс. — Убирайся отсюда, если не можешь придержать язык! Она бы рассчитала тебя немедленно, если бы слышала, что ты говоришь!

Но Пича трудно было запугать.

— Он виноват в том, что она умирает!

На лице Клода была такая мука, что юнга невольно поморщился. Однако отступать он не собирался.

— Это все ты! Да! Да!

Внезапно мальчик понял, что плачет.

— Уберите его отсюда, — пробормотал Петерс; плач юнги сейчас так же действовал ему на нервы, как накануне стоны Алексис. — И не слушайте вы его. Вашей вины здесь нет.

— Я в этом не так уж уверен, — тихо ответил Клод. — Даже совсем не уверен.

Клод оставил Алексис и подошел к мальчику, рыдавшему в дальнем углу комнаты. Положив руки ему на плечи, он притянул ребенка себе. Клод рад был тому, что Пич не отстранился, — он остро нуждался в близости того, кто любил Алексис столь же сильно, как и он сам.

— Пойдем на палубу. Нам больше нечего здесь делать. Джордан подежурит у ее постели.

— Не хочу я никуда уходить. — Пич вытер слезы. — Я останусь с ней. Я хочу быть рядом на тот случай, если она… если она…

Пич так и не смог закончить. Худенькое тело его сотрясалось от рыданий.

— Ты ведь знаешь, она не умрет, — проговорил Клод, вжимая пальцы в плечи мальчика. — Не умрет.

Произнеся это, он и сам поверил в то, что сказал.

— Пойдем. Я должен тебе кое-что объяснить. Тогда ты поймешь, почему она не сдастся.

Пич кивнул. Выходя вместе с Клодом из каюты, он украдкой взглянул на Петерса, зашивавшего рану, после чего тихо прикрыл дверь.

Пока Таннер и юнга шли по палубе, моряки без труда читали на их лицах подтверждение худших из своих опасений.

Клод заговорил, надеясь хоть как-то приободрить их.

— Она жива. Петерс накладывает ей швы. Мистер Джордан, могу я поговорить с вами?

Вдвоем они отошли на другой конец палубы.

— Как она? — убедившись, что их никто не слышит, спросил Джордан.

— Дела плохи. Петерс сказал, что она потеряла много крови. Если бы увести ее раньше…

Джордан вздохнул.

— Не надо было ей вообще подниматься на палубу. Редлэнд подозревал, что она ранена, но Алексис велела ему молчать. Я могу только гадать о том, почему она решила ждать столь долго. Капитан Денти взяла с меня обещание, что мы отправимся в погоню за Траверсом. Она хотела быть уверенной, что мы выполним ее волю, перед тем как… перед тем как спуститься вниз.

— Боже мой! — простонал Клод.

Быть может, Алексис не стала бы упорствовать, если бы была уверена в том, что ее люди выполнят ее клятву?

Джордан хотел было еще что-то сказать, но его перебил отчаянный крик впередсмотрящего:

— С правого борта «Надежный»! Он идет на нас!

— Проклятие! Что там еще? — выдавил Джордан, бросаясь к правому борту.

В подзорную трубу был виден едва различимый силуэт корабля. Впрочем, если Рендал сказал, что это «Надежный», — так оно и есть. У него было сверхъестественное чутье на врага и потрясающие зрение, он единственный догадался о том, что Алекс Денти женщина, прежде чем она сняла маску.

Джордан передал трубу Таннеру.

— Рендал прав, — подтвердил Клод.

— Придется драться, — хмуро заключил Джордан.

— Нет! — Клод не сразу осознал, что не имеет права возражать старшему по званию, а он ведь был здесь всего лишь матросом. — Простите, мистер Джордан, но мы не можем драться. Корабль выдержит, и, если мы сумеем повторить маневр, который привел к успеху сегодня, то, быть может, даже выйдем победителями. Но капитан вряд ли переживет все, что нам при этом предстоит. Есть только один путь — надо уйти от фрегата.

— Уйти от фрегата? Мы и так идем полным ходом, но…

— Я знаю, как это сделать.

Джордан восхищенно засмеялся.

— Еще никогда никто с такой легкостью не захватывал корабль! Эй! Слушай мою команду! Всем выполнять приказы капитана Клода! Он сказал, что мы сможем уйти от англичанина, и, клянусь Богом, я ему верю!

Никто не возражал, и Клод с благодарностью посмотрел на Джордана.

— Идите к Алексис и оставайтесь с ней до тех пор, пока я не сообщу, что мы вне опасности. Да, и еще, — с улыбкой добавил Клод, — скажите ей, что я ее люблю.

— Сами скажете, когда она сможет это оценить!

Клод кивнул и занял место у штурвала.

— Пич, — крикнул он, — встань на середину палубы. Держись крепче и слушай мои команды. Все, что от тебя требуется, это повторять каждый мой приказ так громко, как только сможешь. Ну как, справишься?

— Да, капитан, — ответил мальчик. Он уже собрался бежать, куда ему велели, но вдруг повернулся к Клоду лицом и произнес: — Я тогда сказал, что это была ваша вина. На самом деле я так не думал.

— Думал. И я тоже. Но теперь это уже не важно.

Пич ничего не ответил. Он пошел на свой пост. В это время корабль сильно накренило, и Пич вынужден был вцепиться в перила, чтобы не свалиться за борт. Клод начал осуществлять свой план.

— Какого черта? — возмущенно набросился Петерс на вошедшего Джордана.

— За нами гонится «Надежный», — хмуро ответил Джордан, покосившись на Алексис; впрочем, опасения были напрасны, она по-прежнему находилась в забытьи.

— Как капитан?

— Не важно. Таннер вам передал, что у нее мало шансов?

— Да. Могу я быть чем-нибудь полезен?

— Скажите, что с ней делать, когда у нас на хвосте вражеский корабль?

— Не на хвосте, а по правому борту, — поправил Джордан. — Я хотел драться…

— Боже правый! Если опять откроется кровотечение, это ее убьет!

— Таннер тоже думает так. Я передал ему командование. Он попытается удрать.

— Уйти от фрегата? Вы видели, в каком состоянии «Принцесса»?

— Проклятые англичане. Вряд ли им есть дело до наших трудностей!

Корабль снова накренился, и Петерс кинулся к Алексис, чтобы не дать ей свалиться на пол.

— Черт! С нее довольно. Швы могут разойтись, если ее будет так мотать.

Джордан посмотрел на Алексис и увидел, как на простыне проступил кровавый след. Петерс склонился над раненой, стараясь остановить кровь, просачивающуюся сквозь тонкие швы.

— Найдите еще несколько простыней и разорвите на лоскуты, — велел он Джордану. — Нам надо привязать ее к кровати, иначе она не выдержит качки.

Подняв глаза кверху и прислушиваясь к звукам, доносящимся с палубы, Петерс прошептал:

— Надеюсь, он знает, что делает.

— Ему есть за что стараться, если нам повезет, никто на этом корабле не потеряет больше, чем он.

Джордан протянул Петерсу несколько полосок ткани, и они накрепко привязали Алексис к кровати. Сочтя, что качка ей больше не грозит, Петерс укрыл ее и, впервые с тех пор, как вошел в каюту, позволил себе отойти от раненой. Оглядев комнату и отыскав взглядом закатившуюся под стол бутылку с бренди, он поднял ее и опрокинул в себя часть того, что в ней осталось.

— Выпейте, — протянул он бутылку Джордану. — Снимает боль.

Затем Петерс взял неиспользованный лоскут, порвал его на лоскуты поменьше, сложил каждый из них и, смочив в воде, стал стирать с лица Алексис пот и пороховую копоть.

— У нее лихорадка?

— Еще нет, но, если ей суждено пережить эту ночь, будет кризис. Рана, безусловно, инфицирована, так что без горячки не обойдется. Смотрите сюда — все это я из нее вытащил. Надо молить Бога, чтобы в ране ничего не осталось.

Джордан подошел к столу и посмотрел на обломки. Самый крупный был примерно в два дюйма длиной и почти в дюйм шириной. Было и еще несколько мелких, но от этого не менее опасных.

— Уж лучше бы ей досталось кинжалом в бок. По крайней мере от клинка меньше заразы.

Петерс поменял компресс на лбу больной.

— Джордан, ради Бога, сядьте. Здесь нет ничего такого, чего вы не могли бы делать сидя.

Тот повиновался.

— Вот так-то лучше, — проворчал Петерс. — А теперь расскажите мне, что делает Таннер.

— Я же сказал. Пытается спасти нас от англичан.

— И он сумеет, говорите? — спрятав в усы улыбку, переспросил Петерс.

— Я в нем уверен.

— Я тоже, мистер Джордан.

Корабль снова качнуло, но на этот раз, как с удовлетворением отметил Петерс, Алексис не шевельнулась.

— Держись, капитан, — произнес он, глядя на пациентку. — Таннер говорит, что сможет.

Прошел час, за ним другой. Алексис все это время находилась между жизнью и смертью. Джордан и Петерс, сменяя друг друга, меняли ей компрессы и проверяли рану, а там, над их головами, Клод старался изо всех сил, не подпуская «Надежного». Уже к исходу первого часа гонки он знал, что уйти от преследования ему вряд ли удастся. Его цель ограничилась тем, чтобы сохранять дистанцию по меньшей мере до темноты, а там попробовать затеряться.

Клод взглянул на небо. Почти полдень. Молитвы срывались с его губ вперемешку с проклятиями. Он держал штурвал то нежно, как женшину, то, рискуя сломать спицы, принуждал «Принцессу ночи» исполнять труднейшие маневры.

Джордан наблюдал эту своеобразную манеру Клода управлять кораблем во время своих коротких визитов наверх. После очередной вылазки Джордана, имеющей целью прояснить ситуацию, Петерс, остававшийся в каюте Алексис неотлучно, спросил:

— Ну как там?

— Таннер сказал: лучшее, что он может сделать, это не дать догнать себя до темноты, а дальше попробовать затеряться.

— Он справляется?

— Пока да.

— Ну так почему у вас такой вид, будто сюда с минуты на минуту должны вломиться?

— Потому что Таннер — единственное, что стоит между нами и англичанами. Как долго он продержится? Господи! Видели бы вы это! Он выглядит так, будто собирается голыми руками раздавить весь Королевский флот; а то вдруг кажется, что он вот-вот разрыдается, как девица, и даже не заметит разницы. Сколько человек может протянуть на таком пределе?

— Клод! — прошептала Алексис в бреду.

— Вот вам и ответ, мистер Джордан. Он продержится столько, сколько сможет продержаться она.

Наклонившись к Алексис, он ласково сказал:

— Его здесь нет, капитан. Потерпите немного.

Алексис сделала движение головой и открыла глаза, уставив в потолок блуждающий и странный взгляд.

— Она нас не узнает, — сокрушенно покачал головой Джордан.

— Вы слишком много хотите, — философски заметил Петерс. Поднеся к ее губам бутылку с бренди, он залил несколько капель ей в рот до того, как она вновь заметалась в бреду.

— Ей нужен отдых, и тут уж остается только полагаться на Таннера.

День тянулся невыносимо медленно. Иногда казалось, что «Надежный» вот-вот прекратит погоню, но проходило совсем немного времени, и надежда гасла. Моряки на все лады проклинали упрямых англичан и прилагали все силы к тому, чтобы сделать надежду явью.

В капитанской каюте часы тянулись так же медленно. Алексис не становилось лучше. Когда она начинала метаться и стонать от боли, Петерс давал ей ланданиум. Тогда она засыпала, а двое мужчин, дежуривших у ее постели, взглядами успокаивали друг друга в надежде, что обострений больше не будет.

Тем временем Клод решил изменить стратегию. На то было несколько причин. День выдался ясный, следовательно, и ночь, освещенная народившимся месяцем, не будет столь беспросветной, как предыдущая. При этих условиях «Надежный» вполне мог держать в поле зрения «Принцессу ночи». Надежды избавиться от неотвязной тени почти не осталось. В то же время ухудшение состояния Алексис побуждало Клода к изменению курса. Как ни странно, именно новый маршрут подсказал ему путь к спасению.

Незадолго до полуночи Таннер сообщил о своем плане Джордану. Он не смыкал глаз уже сорок часов, но напряжением воли сохранял силы и бодрость.

— Мы идем в Род-Таун, — решительно заявил он. — Это наш шанс, да и Алексис там быстрее поправится.

Клод не стал даже заикаться об иной перспективе, когда никакой Род-Таун уже не поможет.

— Но мы не можем притащить на хвосте «Надежного», — продолжил Клод. — Это все равно, что приставить к виску капитана пистолет. Я придумал, как остановить британский фрегат без единого выстрела.

Джордан слушал внимательно, но тут он не удержался от изумленного возгласа:

— Без единого выстрела? Я не ослышался?

— Совершенно верно. Я подумал о Лошадиной Подкове.

Глаза у Джордана стали круглыми, как блюдца.

— Вы имеете в виду риф? Использовать риф! Черт, отличная мысль!

Клод усмехнулся.

— Рад, что вы тоже так думаете. Если погода позволит, мы окажемся на месте через три дня. До Род-Тауна оттуда всего пара часов при попутном ветре. Как только мы разделаемся с «Надежным», мы сможем спокойно вернуть капитана Денти домой.

Глубокой ночью Клод смог оставить свой пост, навестить Алексис и поспать несколько часов на полу возле ее постели.

— Могу я что-нибудь для нее сделать? — спросил он Петерса.

— Ничего. Все, что от нас требуется, — это менять компрессы и давать ей ланданиум, чтобы уменьшить боль. В остальном мы бессильны.

Клод взял Алексис за руку и осторожно пожал ее. Вдруг ему показалось, что он ощутил ответное пожатие. Клод думал, что сердце выпрыгнет у него из груди. Наутро, когда внезапно изменилась погода, ему понадобилась вся его вера в это рукопожатие, чтобы жить и продолжать следовать выбранному курсу.

Вначале паруса опали лишь чуть-чуть, и, казалось, вот-вот ветер вновь надует их, унося вперед «Принцессу ночи». Но шли часы, и ветер превратился в легкий бриз, а затем стих, будто в море сбросили якорь. Корабль, словно дохлая рыба, дрейфовал в неподвижной воде.

Никто не знал, сколько продлится штиль — часы или недели. То, что британцы оказались в тех же условиях, не очень-то обнадеживало. На фрегате было больше людей, а когда ветра нет, ветром становятся человеческие мускулы.

Клод приказал матросам спуститься в большую шлюпку и, взявшись за весла, тащить «Принцессу» на буксире. Уилкс, Нед Аллисон и остальные далеко не обделенные силой моряки на пределе своих возможностей, обливаясь потом и тяжело дыша, пытались решить эту почти непосильную задачу.

Клод наблюдал в подзорную трубу за «Надежным». Его команда была в курсе происходящего на «Принцессе» и приняла ответные меры. Но только вместо одной шлюпки «Надежный» спустил на воду две. Кроме того, гребцы могли меняться чаще и не так уставали.

Экипаж «Принцессы» разделился на три части, и пока одни гребли, а другие отдыхали, третьи зачерпывали морскую воду и обливали паруса, чтобы тяжелая ткань лучше ловила ветер, если только он появится.

Штиль длился два дня. За это время команда вымоталась до последней степени, и матросы в изнеможении засыпали прямо на палубе. «Надежный» приблизился на опасное расстояние, а пожатие Алексис, так обрадовавшее Клода, больше ни разу не повторилось.

Но тут в сотнях миль к северу, в новом городе с грязными улицами и домами, построенными из корабельной обшивки, произошло событие, которому предстояло решительным образом изменить ситуацию.

Все началось с того, что из утренних газет вашингтонцы узнали о битве за освобождение Чарльстонского порта, и одна из таких газет вместе с письмом особой важности лежала сейчас на серебряном подносе, дожидаясь, пока главный руководитель страны позавтракает и возьмется за чтение.

— Сенатора Хоува ко мне! — в ярости воскликнул Президент, прочитав письмо.

Казалось, именно этот гневный рык Медисона надул паруса «Принцессы ночи».

Штиль закончился.

В тот момент, когда уже не оставалось сил ни действовать, ни надеяться, все вдруг пришло в движение и события стали развиваться с непредсказуемой быстротой.

На ночь Клод остался в капитанской каюте, тогда как Джордан делал все возможное, чтобы удержать позиции, с таким трудом отвоеванные у британцев.

И Алексис словно очнулась от штиля. Всю ночь она беспокойно металась, вздрагивала. Ее то бил озноб, то бросало в жар. Клод постоянно брал ее руку в свою и гладил, чтобы успокоить. Когда она вскрикивала от боли, он щедро поил ее успокоительным. Большую часть ночи Клод беседовал с ней, стараясь говорить ласковым, доверительным тоном. Он рассказывал ей о детстве, о своей первой любви, описывал свой дом, в котором жил тогда, родителей, сестру, улицы Бостона; он рассказывал о своем первом плавании, о доках, о Лендисе, о Гарри Янге и других близких людях, Клод говорил вещи, которые, будь она в сознании, заставили бы ее смеяться. Он даже говорил ей такое, от чего она, если бы смогла слышать, прижала бы его голову к своей груди и заплакала. Временами он сам с трудом понимал, о чем рассказывал, но не останавливался, веря, что его голос — это нить, которая не дает прерваться ее связи с миром, с ним, Клодом. Когда первые лучи солнца упали на ее лицо, он уже знал, что эту ночь они пережили.

Тогда Клод уснул. Проснувшись после полудня, он вынужден был довольствоваться объяснением, что его не разбудили лишь потому, что сейчас команде был позарез нужен отоспавшийся капитан. Поразмыслив, он не. мог не согласиться с тем, что Петерс был прав, принимая на себя решение не беспокоить его. Джордан отлично справился с задачей, и теперь до Лошадиной Подковы оставалось всего два часа ходу.

Лошадиная Подкова представляла собой коралловый риф в форме крутой дуги, общая длина которой достигала тринадцати миль. Расположенный в двадцати милях от Тортолы, между островами Ангада и Виргиния-Горда, риф представлял смертельную опасность для кораблей, заходящих в Карибский бассейн со стороны Атлантики. Кроме того, его необычная форма создавала течения, которые порой становились очень быстрыми и непредсказуемыми. Словно тропический айсберг, риф показывался из воды всего в нескольких местах, тогда как большая часть оставалась скрытой под водой. Поверхность его была неровной — цепь холмов перемежалась впадинами, порой довольно глубокими. Даже в ясную погоду риф можно было заметить лишь по измененному цвету воды. Те, кто полагался на старые карты, легко оказывались пленниками рифа, поскольку обозначать его начали совсем недавно.

Не имея возможности орудовать пушками, Клод решил поставить себе на службу природу. Он планировал обогнуть риф, подойти к нему поближе, а затем отступить, удерживая «Надежный» на расстоянии, вполне достаточном, чтобы заманить его в ловушку. Стратегия довольно рискованная, но иного выхода у него не было.

— Он идет за нами, капитан! Точь-в-точь, как вы говорили! — восхищенно воскликнул Пич.

— Право на борт! — приказал Клод, чувствуя, как корабль затягивает течением.

Когда «Принцесса» вышла из опасной зоны, Клод боковым зрением поймал «Надежный».

— Вот теперь мы и посмотрим. Если они не знают точного расположения рифа, их ждет сюрприз…

«Надежный» слишком давно и настойчиво преследовал «Принцессу», чтобы отступать сейчас, когда победа была так близка. Тяжелый фрегат шел напролом, и если «Принцессе» угрожало течение, то «Надежный» стоял как скала.

Игра напоминала партию в шахматы, в которой было задействовано все: выносливость, воля, терпение. Около часа «Принцесса» заигрывала с фрегатом, делая изящные пируэты, выводя дуги, рисуя на воде узоры, водя «Надежный» за собой как рыбу на поводке. «Надежный» повторял ее танец не так изящно, но уверенно и мощно, словно сила хотела посрамить красоту.

Все случилось неожиданно. Мощная волна накрыла «Принцессу ночи». О «Надежном» забыли — Редлэнд и Клод боролись не на жизнь, а на смерть, вращая штурвал, стонавший от напряжения. Паруса тревожно забили крыльями. Матросов разбросало по палубе. В недрах «Принцессы» другая принцесса закричала от боли и страха, призывая на помощь тех троих, что все равно не смогли бы ее услышать. И вот, вздрагивая всем корпусом, борясь с течением, готовым вот-вот подхватить ее и принести в жертву рифу, «Принцесса» ночи сделала отчаянный рывок и высвободилась. Только тогда они вспомнили о «Надежном».

Громкий треск и скрежет был ответом на их немой вопрос. «Надежный» врезался в риф. Должно быть, для обитавших в рифе причудливых животных и рыб забавными показались фонтаны и бульканье вокруг невесть откуда взявшихся обломков дерева и кусков металла.

На поверхности все звуки были приглушены. Но на каждом из кораблей люди знали, что думает о них экипаж противника; для этого не надо было иметь чуткий слух, достаточно было элементарного воображения. На «Принцессе ночи» видели, как спешно покидает тонущий корабль команда, и спустили лодки в помощь терпящим бедствие. Но спастись удалось далеко не всем. То тут, то там в красноватой от крови воде всплывали тела не справившихся с волнами и тех, кого разрезал риф. Одна из шлюпок перевернулась до того, как Клод успел достать ее крюком. Из всех, находившихся в ней, от зубов акул удалось уйти лишь немногим. Оставшиеся лодки «Принцесса» взяла на буксир и оставила лишь тогда, когда на горизонте показалась земля.

Сто двадцать человек с «Надежного» достигли Ангады к тому времени, как «Принцесса ночи» приплыла в Род-Таун. Двести жизней унес риф.

— У тебя в самом деле была девушка по имени Пруденс?

От неожиданности Клод чуть не свалился со стула. Подскочив к большой с кисейным пологом кровати, он склонился над Алексис. Она говорила так спокойно, будто продолжала только что прерванный разговор.

Клод опустился на колени перед кроватью и положил руку на лоб Алексис. Она смотрела на него с удивлением и любопытством, словно не понимала, чем он так озабочен.

— Салли! У нее нет жара! Салли!

Алексис отмахнулась от его руки, как от назойливой мухи, с нетерпением, развеселившим его.

— Ты права, Алекс. Ее звали Пруденс.

Она прикоснулась к его щеке кончикем вальца и провела линию — на щеке остался след.

Только тут он понял, что кончик ее пальца влажный.

— Ты плачешь, — тихо сказала она. Отыскав его руку, Алексис взяла ее в свою и чуть сжала, считая, что слова будут излишними, затем уснула вновь.

Салли Грендон наблюдала за этой сценой с порога собственной спальни. Картина была настолько трогательная, что и она не удержалась от слез. Промокнув свои круглые фиалковые глаза уголком фартука, она осторожно закрыла за собой дверь.

Проснувшись во второй раз, Алексис сразу потребовала, чтобы ей разрешили встать, но Салли даже слышать об этом не желала и тут же позвала на подмогу своего мужа и Клода. Алексис пришлось сдаться и дать слово впредь больше не буянить, оставаясь в постели ровно столько, сколько ей велят.

Клод проводил с ней по нескольку часов в день, развлекая рассказами о том, что происходило, пока она была без сознания. Однако он даже не упомянул о «Надежном», предпочитая не волновать ее попусту, зато в красках живописал самоотверженность, которую проявила Салли, взяв на себя обязанности по уходу за ней.

— Я думаю, она подозревает, — заговорщическим шепотом сообщил Клод, легонько поглаживая голубую жилку на запястье Алексис.

— Что подозревает? — точно таким же шепотом спросила Алексис.

— То, что я хочу забраться к тебе в постель.

Когда Алексис уснула, на щеках ее играл очаровательный румянец.

День за днем Алексис набиралась сил. Теперь уже ни у кого не было сомнений в том, что она выздоровеет. Наступила ночь, первая ночь на острове, принесшая Таннеру крепкий, спокойный сон. Он сладко улыбался во сне: никогда еще кровать не казалась ему такой удобной и теплой. Клод понял, в чем причина столь разительной перемены, только ранним утром, когда, проснувшись, обнаружил, что он в постели не один. В его объятиях, свернувшись клубочком, спала Алексис. Он пришел в ярость из-за того, что она без разрешения покинула свою спальню, но прогнать нарушительницу у него не хватило духу. Он только крепче обнял грозного капитана Денти, с трудом преодолев искушение поцеловать ее в полураскрытые губы.

— Тебе не надо было приходить ко мне, — сказал он нежно. — Зачем ты это сделала?

— Ты действительно хочешь, чтобы я ответила на твой вопрос?

— Нет, — со вздохом признался Клод. — Боюсь, что нет. Я едва удерживаюсь от того, чтобы… сама понимаешь.

— Зачем так мучиться? Мне уже гораздо лучше.

— Если Салли найдет тебя здесь, нам обоим несдобровать.

— О, она слишком со мной нянчится. Не позволяй ей поить меня снотворным. Я и так слишком многое проспала.

— Она нянчится с тобой, потому что любит тебя, и с минуты на минуту будет здесь. Вот тогда полетят обе наши головы.

Алексис приложила палец к его губам.

— Я этого не вынесу. Помоги мне вернуться обратно.

Клод быстро оделся, затем, осторожно обняв Алексис, повел ее в соседнюю спальню.

— Позволь мне взглянуть на твою рану. Если она открылась из-за того, что ты встала с постели, мне ничего не останется, как поить тебя ланданиумом самому.

Алексис неохотно согласилась. Клод приподнял ее ночную рубашку и разбинтовал повязку.

— Все в порядке, — сказал он, внимательно разглядывая рубец. — Салли сможет через несколько дней снять швы. Тебе надо быть бережнее к себе, Алексис. Ты очень, очень больна, и не притворяйся, что это не так.

— Обещай, что останешься на ночь у меня.

— Даже не надейся. Если ты не поклянешься мне во всем слушаться Салли, я вообще перестану ночевать в этом доме.

— Хорошо. Ты победил. Как ты думаешь, Салли позволит мне принять ванну?

— Ни за что. Позже она протрет тебя губкой.

— Ну пожалуйста! Я хочу настоящую ванну! Я не выношу, когда меня облизывают.

— Большинству женщин это нравится, — заметил Клод и, вовремя успев увернуться от полетевшего в его голову пера для письма, быстро вышел.

Через несколько минут он вернулся с Салли.

— В чем дело? — строго спросила почтенная женщина. — Если речь идет о том, чтобы разрешить вам вставать с постели, то тут и обсуждать нечего. Нельзя, и все тут.

— Не понимаю, как это люди с таким круглым мягким подбородком могут быть такими жестокими.

Салли смерила Алексис укоризненным взглядом.

— Вообще-то, — веско заметила она, расправляя простыню на постели больной, — на этом острове Алекс Денти и упрямство воспринимаются как синонимы.

Клод засмеялся, а Алексис притворно вздохнула только для того, чтобы не показать, что ей и самой смешно.

— Когда я смогу принять свой корабль, Салли?

— Всему свое время. Траверс подождет. Здесь уж неделей больше, неделей меньше, разницы нет.

— Неделя и ни дня сверх того. Могу я сегодня посетить корабль, посмотреть, как сделаны ремонтные работы?

— Вы свалитесь, не дойдя до двери. И слышать об этом не желаю.

— Тогда о чем же вы желаете слышать? — возмутилась Алексис.

Ей, привыкшей командовать, было странно чувствовать себя зависимой.

— Могу я по крайней мере ванну принять нормальную?

— Нет. Вам нельзя мочить швы.

Клод не замедлил напомнить, что и он говорил то же самое.

— Могу я поработать вместе с Франком над документами компании?

— Да, но оставаясь в постели.

— Мне что, вообще не разрешается вставать?

— Нет. Я не хочу брать на себя ответственность за то, что может произойти.

Алексис сделала вид, что не услышала, как выразительно хмыкнул Клод.

— Считайте, что все улажено, — быстро произнесла она. — Я беру ответственность на себя.

Салли слишком поздно поняла свою ошибку. Готовая заплакать, она обратилась за поддержкой к Таннеру:

— Ну хоть вы-то можете ее вразумить?

— До сих пор мне это не удалось.

— Ладно, ваша взяла, — глухо проговорила Салли, внимательно осмотрев швы. — Только помните, вы сами заставили меня пойти на это.

— Не волнуйтесь. Я не собираюсь предпринимать ничего такого, что потребует от меня большой затраты сил. Наконец-то вы поняли, что я сама способна о себе позаботиться.

Клод даже поперхнулся.

— Салли! Не могу поверить! Не хотите же вы сказать, что позволите ей встать с постели!

Салли лишь руками развела.

— Вы же все слышали. Она освободила меня от ответственности. Пусть делает что хочет.

По всему было видно, что Салли признала поражение; но стоило Алексис на мгновение потерять бдительность, как Клод и миссис Грендон обменялись быстрыми взглядами. Сияющая улыбка Салли могла быть только улыбкой победителя.

Клод посмотрел на закрытую дверь, словно на ней мог прочитать подсказку, но ключа к разгадке так и не нашел. Тогда он переключил внимание на попытки Алексис встать с постели.

— От меня помощи не дождешься, — непререкаемым тоном заявил он.

— По-моему, я ее и не просила, — ответила Алексис.

Ей удалось доковылять до маленького стола вишневого дерева, сервированного для завтрака, но при этом она заметно побледнела и даже закусила губу от боли, когда садилась в кресло.

— Ну зачем так упрямиться, Алексис? — не удержался Клод, садясь рядом с ней. — Ты зря обидела Салли. Не в твоем состоянии отдавать указания и что-то решать!

— Я не собираюсь оставаться в этой комнате ни минутой дольше! — задиристо заявила Алексис.

Клод отодвинул стул и встал из-за стола.

— Куда ты собрался?

— Не знаю. Куда-нибудь. Не хочу быть свидетелем того, как ты себя убиваешь. Ты обещала не делать ничего, что выше твоих сил. С тех пор ты уже умудрилась встать с постели и едва не свалилась на пол. Теперь, полагаю, очередь за другими подвигами.

— Но… Я думала, ты позавтракаешь со мной.

— У меня пропал аппетит, — безжалостно заметил Клод. Он открыл было дверь, но путь ему заступил супруг Салли, и Клоду пришлось отойти в сторону.

Когда Франк понял, что Клод собирается уйти, он отчаянно замотал головой.

— Моя жена сказала, что вы позавтракаете здесь. Она не хотела бы, чтоб Алексис оставалась одна.

— Все в порядке, Франк, — вмешалась Алексис. — Если он хочет уходить, пусть уходит. А вот вас я попросила бы остаться со мной. Только прихватите все эти книги, что вы хотели мне показать.

— О нет, — поспешил ответить Франк. — Это… Это подождет. Необходимо дождаться вестей от Скотта Хансона. Он, на пути из Балтимора. Когда он приедет, мы получим более ясную картину наших успехов.

Алексис хотела было расспросить поподробнее о том, почему Хансон задержался в Балтиморе, и кое о чем еще, но аромат свежеподжаренного бекона, струившийся с подноса, заставил ее передумать. Клод тоже не выдержал и решил остаться поесть.

— Салли сегодня утром испекла печенье, — сообщил Франк. — И вот еще чай — свежезаваренный и горячий, как кипяток, — вы такой любите, Алексис. Салли сказала: чтобы окончательно встать с постели, вам понадобятся силы; так что постарайтесь съесть побольше.

— Вот видишь, Клод, — Алексис взяла чашку, — Салли вовсе не поставила на мне крест. Пусть ее жалуется и суетится, главное, она помогает мне в том, чего я хочу.

Клод не ответил. Сейчас его больше занимал Франк, который, стоя за спиной Алексис, казалось, едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Только тут Клод догадался, какая связь существует между дымящейся чашкой в руках Алексис и недавней торжествующей улыбкой Салли. Ему тоже стало смешно, но, чтобы не выдать себя, он поспешно поднес к губам обжигающий напиток и опустил глаза.

Забавно подмигнув, Франк ушел, и Таннер, уже более не придавая никакого значения рассуждениям Алексис по поводу присутствия чувства долга у Салли и отсутствия понимания ситуации у него, Клода, спокойно наслаждался вкусной едой и ждал развязки. Когда с завтраком было покончено, Клод отодвинул пустую тарелку и, выжидательно глядя на Алексис, откинулся на спинку стула.

— Почему ты так на меня смотришь, Клод? — удивленно спросила Алексис. — Такое впечатление, что ты думаешь, будто я могу в любую минуту свалиться под стол.

— Кажется, этого не избежать.

— Придется тебя разочаровать. Хорошая еда — вот все, что мне было нужно. Я практически вообще не чувствую боли.

— О да, конечно, я убежден, что все дело именно в еде. Поел — и никакой боли. Какие у нас планы: сытный обед, горячая ванна, путешествие на «Принцессу ночи» и достойные похороны, устроенные людьми, за которых ты поклялась отомстить?

— Прекрати! — воскликнула Алексис. — Не будь таким жестоким! Почему ты хочешь представить меня презренной и низкой? Это подло в конце концов! — Алексис со злостью отшвырнула тарелку.

— Презренной! Ты сама выбрала это слово. Ты предпочитаешь, чтобы тебя называли презренной, лишь бы не показать своей слабости. Неужели ты не видишь, что я не хочу тебе зла? Ты считаешь подлым то, что я показал тебе всю извращенность твоего стремления сделать невозможное? Ты называешь меня жестоким потому, что я напомнил тебе о твоем же обещании? — Клод пожал плечами. — Может, я не достаточно сильно тебя люблю, — спокойно заявил он. — Честно говоря, сейчас я даже не уверен в том, что испытываю к тебе хотя бы симпатию. Наверное, надо было просто привязать тебя к кровати и уйти. Тогда мне по крайней мере не пришлось бы выслушивать весь этот бред. Мне и так довелось много чего наслушаться, пока ты была без сознания.

— И о чем же я говорила? — тихо спросила Алексис, вскинув брови.

— Ничего такого, что ты при удобном случае не сказала бы мне в лицо. Впрочем, я все это заслужил. Так уж устроен человек. Ему неприятно, когда его ругают, особенно если ругать в общем-то не за что. А сейчас ты еще и обвиняешь меня в подлости. Мадам, если хотите знать правду, я бы вколотил в вас немного здравого смысла, будь у меня уверенность, что это поможет!

Алексис ошалело заморгала.

— Ты не посмел бы! — запальчиво воскликнула она.

— Еще как посмел бы, — раздельно, нажимая на каждое слово, произнес Клод. — Только бы сработало.

Однако под пристальным взглядом Алексис лицо его постепенно утрачивало суровость и жесткость, черты становились мягче, а глаза добрее.

Алексис сама не понимала, что происходит с ней. Ей казалось, что она тает под его изумрудным взглядом. Она дотронулась ладонью до лба — он был неестественно горячим. Алексис беспомощно улыбнулась, забыв свой недавний гнев, отчасти понимая, что проявила ослиное упрямство, не желая признавать очевидного. Она медленно встала и подошла к Таннеру. Как ни странно, привычной боли не было. Никакой боли. Клод осторожно посадил ее к себе на колени.

— Не сердись на меня, Клод. Я знаю, ты думаешь, что я заслужила твой гнев, но я не хочу, чтобы ты так волновался из-за меня. Со мной все будет в порядке.

— Да, с тобой все будет хорошо, — подтвердил Клод. Она не заметила его улыбки, потому что он спрятал лицо в ее волосах.

— Кстати, о том, что я наговорила тебе в бреду… Я не сказала, что люблю тебя? — прошептала она, уткнувшись ему в грудь. Она не понимала, чему обязана овладевшим ею состоянием эйфории, приписав испытываемое ею чувство легкости и безудержной радости тому, что находилась в его объятиях. Она слушала, как бьется его сердце, прижимая ухо к шелковой рубашке Клода.

— Нет. Об этом ты не говорила.

— Тогда я скажу тебе сейчас.

Алексис подняла голову, обхватила ладонями его лицо и, глядя Клоду прямо в глаза, заговорила, захлебываясь от счастья:

— Я люблю тебя… Я обожаю тебя… Все в тебе.

Клод улыбался.

— Ну вот, наконец-то мы раскрыли страшную тайну.

Алексис радостно ответила на его улыбку.

— Не думаю, что моя любовь была для тебя такой уж тайной.

— Не разочаровывай меня, Алексис, — попросил он, целуя ее в лоб. — Лучше снова повтори то, что ты сказала.

— Я люблю тебя. Я преклоняюсь перед тобой. Я нуждаюсь в тебе. И я никогда не устану говорить это, Клод.

Алексис чувствовала, как приятное тепло разливается по ее телу. Она знала, что лицо ее горит, отражая желание, которое она испытывала всякий раз, когда он был рядом.

— Я люблю тебя, — повторила она еще раз, не дожидаясь просьбы с его стороны, и эти слова звучали так неожиданно ново, так свежо, словно она произнесла их впервые.

— Салли подсыпала лекарства тебе в чай.

— Что?!

То, что должно было прозвучать как возмущенный протест, оказалось лишь слабым стоном разочарования. Она оттолкнула Клода и попыталась встать. На смену эйфории пришла сонливость. Только теперь она поняла, что ее жар вызван не столько присутствием Клода, сколько действием лекарства. Когда Алексис убедилась, что ноги ее больше не держат, она смирилась с поражением и бессильно повалилась к нему на колени, не желая оказаться на полу.

— Да, ты, кажется, прав. И как ей это удалось?

Клод улыбнулся. Он поднял ее на руки и отнес в постель. Укрыв Алексис одеялом, он спросил:

— Ты не сердишься?

— Я в ярости.

Впрочем, утверждение это прозвучало забавно даже для нее самой, тем более что на последнем слоге она сладко зевнула.

— Передай Салли, — слабым голосом попросила Алексис, — что я на нее сержусь. Не надо было ей так со мной поступать. Ненавижу это снотворное. Терпеть не могу, когда мне не дают делать то, что хочу.

— Я знаю, но она предупредила тебя. Ты сама ее вынудила. Не надо сопротивляться. Просто расслабься и отдыхай.

— Не уходи!

Алексис стиснула в ладони руку Клода и не отпускала его от себя. Но он и не думал бежать. Она боролась с дремотой, стараясь удержать открытыми слипающиеся глаза.

— Я так не люблю этого. Противоестественно засыпать от лекарства.

Клод услышал страх в ее голосе и положил руку поверх ее ладони.

— Я останусь с тобой, Алексис. Я буду с тобой, когда ты проснешься. Обещай, что подождешь с делами, пока Салли не скажет тебе, что ты готова.

— Ты слишком многого просишь, — ответила она, опуская отяжелевшие веки.

— Обещай мне, — с мягкой настойчивостью повторил Клод.

— Я обещаю.

Клоду пришлось наклониться, чтобы уловить последние слова, но, услышав их, он расслабился. Он был уверен, что Алексис выполнит то, что сказала.

Много раз на протяжении последующих дней Алексис вслух жалела о своем обещании, возмущалась и жаловалась на то, что у нее выманили его хитростью. Однако, зная ее верность слову, Клод теперь был уверен, что от случайностей она застрахована. Когда Салли объявила Алексис, что она может совершать небольшие прогулки, ее радости не было предела. Однако Салли не пыталась скрыть своего неудовольствия по поводу того, что Алексис предпочитала вместо прогулок посещать корабль. Обе женщины проявляли завидное упрямство и вспыльчивость — даже Клод Фредерик Таннер, человек, которого трудно было бы назвать трусом, предпочитал держаться от их разборок в стороне.

За день до того, как «Принцесса ночи» должна была покинуть Тортолу, Клод и Алексис устроили пикник на пляже, в полюбившемся обоим месте под «вороньим гнездом». Они отдыхали, глядя на море, когда за спиной неожиданно раздалось шуршание песка. Кто-то торопливо шел к ним.

Оба обернулись одновременно, однако реакция при виде незваного гостя у них оказалась совершенно разная. Клод был не слишком доволен вторжением человека, к которому не питал особой симпатии, тогда как Алексис радостно улыбнулась, счастливая: тот, кого ждали уже давно, вернулся в добром здравии.

Алексис встала и с присущей ей грацией легко побежала навстречу гостю. Обхватив его за шею, она воскликнула:

— Уберите от меня этого ужасного Таннера! Я не могу больше с ним оставаться!

Все трое рассмеялись.

— Вы, полагаю, Скотт Хансон? — спросил Таннер, стоя поодаль.

Хансон тут же перестал смеяться. Чуть отодвинув Алексис, он, набычившись, шагнул к Клоду. Тот не двигался.

— А вы, полагаю, тот самый сукин сын, что арестовал Алексис и привел ее к этим ублюдкам: Хоуву, Фартингтону, и — как там его? — какому-то Ричарду.

— Ричарду Грэнджерсу, — уточнил Клод. — Вы забыли Роберта Дэвидсона — еще одного ублюдка.

— Вам лучше знать.

Алексис не дала Клоду продолжить этот не сулящий ничего доброго диалог, задав Скотту вопрос по существу.

— Мистер Хансон, — спросила она, — откуда вам все это известно?

Хансон залез в карман и, достав оттуда несколько сложенных вчетверо газет, швырнул их к ногам Клода.

— Отсюда, капитан. Вот почему я и опоздал. Из Балтимора, услышав о неприятности, происшедшей с вами, я отправился в Вашингтон и оставался там до тех пор, пока не убедился, что все закончилось относительно благополучно.

— Хансон, перестаньте. — Алексис потянула Скотта за рукав. — Не станете же вы нас сейчас заставлять читать все эти газеты! Лучше расскажите сами, что произошло!

Хансону явно пришлось переступить через себя, чтобы выполнить просьбу Алексис, которая, опустившись на песок, предложила ему сесть рядом. Клод отошел чуть в сторону, явно не желая выказывать особой заинтересованности в разговоре. Покосившись на Клода, Хансон начал рассказ.

— Я несколько раз слышал, как ваше имя упоминалось вместе с именем сенатора. Вот тогда я и подумал, что вы, должно быть, в Вашингтоне. Я понял, что беды не миновать, уже в тот момент, когда его люди, — он ткнул пальцем в сторону Клода, — стали наводить о вас справки. Полагаю, мое сообщение до вас так и не дошло?

— Будьте уверены, она его не получала, — сухо бросил со своего места Клод.

Хансон смерил Таннера уничтожающим взглядом, а затем продолжил:

— Я выяснил, что вы были в Вашингтоне, но уехали несколько недель назад, что в Вашингтон он вас привез для того, чтобы вы просили прощения за какие-то преступления, которых не совершали, у людей, даже не имевших права вас допрашивать.

Беннет Фартингтон пробовал свалить всю вину на Президента, на нашего Малютку Джемми. Военный министр Джемми, Юстис, напрочь отрицал свое участие в этом деле и в нескольких других темных делишках, случившихся ранее. Когда Дэвидсон узнал, что Фартингтон выдал с головой всю компанию, надеясь выгородить себя и Хоува, он покончил с собой — предпочел смерть унижению, через которое должен был бы пройти на суде. Но суд тем не менее состоялся. Он длился несколько дней, и после разбирательства членам суда потребовалось около четырех часов, чтобы вынести вердикт. Заговорщикам придется немало лет провести в тюрьме, но если бы суду были представлены доказательства того, что они имели контакт с британцами, их ждала бы виселица.

Алексис не сразу смогла осознать, что произошло.

— Неужели все кончилось? — удивленно пробормотала она. — Они больше не будут преследовать нас, Клод.

И вдруг ее осенила мысль, от которой Алексис и в самом деле сделалось не по себе. Она схватила газету в руки и начала трясущимися пальцами разворачивать ее.

— Что там сказано о капитане Денти? — хрипло спросила она.

Клод подошел к ней, взял ее за руки, стараясь успокоить.

— Не волнуйся, Алексис, я уже просмотрел газеты. Странная смесь гордости и страха не позволила им признаться в том, что они имели дело с женщиной. Беннет Фартингтон под присягой поклялся, что капитан Денти маленький и жилистый, его лицо настолько изуродовано, что он больше не похож на мужчину.

Скотт Хансон с облегчением обнаружил, что теперь может смеяться вместе с Клодом и при этом не держать на него зла.

 

Глава 17

Клоду пришлось немного постоять на пороге, пока он привык к полумраку, царившему в каюте Алексис. Вместо лампы в ней горели свечи, и, если бы Клода попросили обрисовать атмосферу каюты одним словом, он выбрал бы единственно верное — обольщение

Алексис стояла у стола, чуть склонив голову, поправляя свечу в бронзовом подсвечнике. Пламя бросало нежные отсветы на ее лицо. Клод улыбнулся, уловив на нем знакомое решительное выражение. Взгляд его скользнул ниже, вдоль горла, на котором, словно подмигивая ему, сверкало серебряное колье. Незамеченный, он продолжал любоваться ею и тогда, когда Алексис, поставив подсвечник на стол, отошла на шаг, чтобы оценить сделанную работу. Подняв глаза от свечи и увидев Клода, она не удивилась. Восхищение в теплом свете его взгляда было отмечено лишь опущенными в знак благодарности ресницами. Обогнув стол, Алексис сделала к нему несколько шагов. Небесно-голубой наряд издавал при каждом ее движении шелест, напоминавший шепот, а распущенные по плечам волосы колыхались золотым ореолом. Глаза ее блеснули ярким, тревожным огнем, когда он взглядом спросил о том, о чем не решался спросить словами.

Алексис протянула руку, и Клод, крепко сжав ее, повел Алексис назад, к столу. Там их ждали два бокала, доверху наполненные темно-красным вином.

— Сегодня у нас праздник, — тихо сказала она, поднимая свой бокал.

Хрусталь коснулся хрусталя, и это касание было таким же интимным и нежным, как встреча их рук.

— Повод? — спросил Клод, задерживая бокал у губ.

— Несколько сразу.

Алексис пригубила вино, наслаждаясь волшебными оттенками его вкуса.

— Несколько часов назад я закончила свой первый, после возвращения к жизни, день в качестве капитана.

— А кажется, словно ты никогда и не прерывала это занятие.

— Благодарю. Еще мы пьем за то, что находимся всего в неделе хода от Нового Орлеана, а значит, надеюсь, и от Траверса.

— За окончание поисков.

— Да. И еще мы поминаем «Надежный».

— Кто сказал тебе?

— Пич. Ты мог бы и сам рассказать мне это, Клод.

— Я сделал только то, что был в состоянии сделать, не более.

— И наконец, — Алексис снова подняла бокал, — за то, что мы вдвоем.

— Действительно вдвоем?

— Прошлая ночь была последней, которую мы провели в разных каютах.

— Вот это, — с энтузиазмом воскликнул Клод, — стоит отпраздновать.

— Совершенно с тобой согласна.

Подойдя к нему, Алексис оттянула воротник его полотняной рубашки так, что показалась бронзовая от загара грудь; она прижалась к ней губами, слушая, как под солоноватой теплотой плоти бьется сердце.

Клод засмеялся глубоким, грудным смехом. Она подняла свои золотые, с чуть туманной поволокой глаза. В глубине ее черных зрачков играл огонек — тот бесовский огонек, что побуждал к действию. Клод не шевельнулся, ни жестом, ни взглядом не давая ей понять, что ему приятна ее близость. Она хотела победить его, и Клод поступал так именно потому, что она все еще считала необходимым побеждать. Он спокойно поднес бокал к губам и сделал большой глоток. Поставив вино на стол, он сказал:

— Мне нравится, когда ты так на меня смотришь.

— Как?

— Ты не догадываешься?

Алексис отрицательно помотала головой. Корабль покачивало, и пряди ее золотистых волос тоже покачивались, касаясь ее щек и губ. Клод чуть улыбнулся, убирая ей волосы с лица.

— Не догадываешься, чем ты сразила меня в тот самый момент, когда я вошел к тебе?

— Сразила тебя? — недоверчиво переспросила Алексис.

— Да, именно так.

— Нет.

Взяв ее за подбородок, Клод большим пальцем нежно погладил приоткрывшиеся ему навстречу губы.

— Когда ты смотрела на меня, у тебя было такое знакомое выражение. Оно бывает всегда, когда ты сталкиваешься с чем-нибудь, что воспринимаешь как вызов себе, своим силам. Не так смотрит женщина, которой владеет желание. Нет, твой взгляд куда целеустремленнее, и мне это нравится. Мне нравится, что ты воспринимаешь меня как вызов, как цель своих устремлений.

Тем же неторопливым движением он провел ладонью по ее лицу, коснулся мочек ушей, провел кончиком пальца по бровям.

— И эти глаза — совсем не такие, как у других. Веки твои не наливаются тяжестью, изнемогая от чувственности; они подняты и напряжены, словно ты боишься моргнуть, чтобы пропустить нечто важное. Твоя чувственность выражается в кристальной ясности взгляда. За этой дымкой желания остается твердость, решимость и ясность сознания. Я так люблю этот особенный, только тебе присущий свет, который загорается в твоих глазах, когда ты чего-то очень хочешь.

— — — Свет? О н-евйчаесть? Ты видан его?

— Да.

— Хорошо, — прошептала она, лаская губами его ладонь. — Я хочу тебя.

Она сказала то, что он знал прежде, чем зашел к ней, то, чего Хотела и что собиралась сделать она с тех самых пор, как вернулась к себе в каюту. Руки ее вспорхнули, как крылья бабочки; она начала расстегивать его рубашку до самого конца, пока полы ее не разошлись. Ослабив ремень на его брюках, Алексис приникла губами к его груди, руками лаская живот, и Клод вздрогнул от подаренного ею наслаждения.

— Ты всегда получаешь то, что хочешь? — спросил он, целуя ее лицо.

— Если бы!

Теплое дыхание ее ласкало ему затылок. Она обвила его руками, осторожно касаясь пальцами шрамов на спине.

— Врунья, — сказал он так, словно называл ее ласковым прозвищем.

Алексис осознала, что он успел расстегнуть ее платье, только когда оно упало к ее ногам. Она вздрогнула от прикосновения его рук. Раздев Алексис, он нагую отнес ее на кровать, но она не желала отпускать его и потянула за собой, перекатившись на него сверху, покрывая быстрыми горячими поцелуями его лицо, шею, грудь.

Клод приподнялся под ней, помогая ей снять с себя брюки стащив их, Алексис начала ласкать его бедра, колени, икры. Губы ее были горячими и влажными, ласки уверенными, и Клод, хотя и наслаждался ее агрессивностью, больше не мог ни мгновения оставаться пассивным. На жадные жаркие ласки подруги он ответил долгим нежным поцелуем, потом коснулся языком шрама на ее плече, а пальцем провел по только-только зажившему свежему рубцу.

— Ты красивая, — пробормотал он, уткнувшись лицом в ее плечо.

— Вся в шрамах.

— Я тоже.

Он взял ее руку и заставил коснуться своей спины, словно доказывая правоту этого утверждения.

— Ты тоже красивый, — сказала она.

Губы ее нашли его губы, и они слились в поцелуе, нежном и горячем.

Неторопливыми круговыми движениями он ласкал ее грудь, поддразнивая ее, трогая ее соски, заставляя со стоном выгибаться навстречу его ладоням. Клод улыбался, любуясь тем, как она выражает свое наслаждение, той решимостью, с которой она отдавалась ему. Накрыв губами ее сосок, Клод ласкал его нежную мякоть языком, и она со стоном, не в силах более выносить эту изысканную пытку, попыталась оттолкнуть его от себя.

— Ты нужен мне сейчас, — задыхаясь, произнесла она.

Клод или не слышал или сделал вид, что не слышит. Отпустив левую грудь, он принялся за правую, лаская ртом так же, как до этого левую сестру, рукой поглаживая бедра. Повинуясь настойчивости его ласк, Алексис раскрылась ему навстречу, и он убедился, что она готова к любви. Ее тепло, ее энергия возбуждали его, и он позволил ей ощутить, что она с ним делает.

— Ты нужна мне, Алекс. Ласкай меня.

Алексис не заставила уговаривать себя. Она с жадной готовностью вернула ему его ласки. Руки ее, губы ее, то нежно и легко, словно перышко, то с настойчивой силой ласкали его, и то, как он подбадривал ее, как учил ее, возбуждало Алексис, поощряло на самые интимные ласки, для которых в ход шли и руки, и губы, и язык. Алексис извлекала немалое наслаждение из того, что могла отомстить ему за ту эротическую пытку, которой он уже подверг ее. И она добилась своего, она сломила его волю: с глухим стоном он оттолкнул ее и перевернулся так, что она оказалась под ним.

Их тела встретились, вжались друг в друга с той страстью, с той решимостью, с которой Алексис вступила в их первую после долгих недель ожидания ночь любви.

Когда после всего они, усталые, в изнеможении лежали в объятиях друг друга, Клод неожиданно сказал:

— Давай поженимся.

Эти слова прозвучали как гром, в один миг уничтожив ту атмосферу согласия и мира, которая воцарилась между ними. Их действие было похоже на действие острого ножа, входящего в тело. Вначале ты не чувствуешь боли, и только когда в поле зрения попадают и нож, и кровь, возникает представление о размерах причиненного вреда. Клод лежал, прижавшись щекой к ее груди. Ей больно было смотреть на него в эту минуту, и, когда она заставила себя сделать это, ее начало знобить.

— Алекс?

Клод едва расслышал собственный голос, так сильно билось ее сердце.

— Нет, Клод.

Он медленно стал поднимать голову, но Алексис вцепилась ему в волосы, не желая отпускать от себя. Она все еще не могла заставить себя заглянуть ему в глаза. Она не знала, хватит ли у нее сил повторить то, что она сказала, если придется смотреть ему в лицо.

— Я не понимаю.

Клод старался говорить спокойно, но ему это не очень удавалось.

— Послушай, я все обдумал. Ты можешь передать командование Джордану, и он поженит нас на корабле. Или, если хочешь, мы могли бы через неделю обвенчаться в Новом Орлеане. Почему ты сказала «нет»? Ты ни разу не дала мне повода думать, что твой ответ будет таким.

— Прошу тебя, Клод, не надо. Я сказала так, потому что догадалась о твоем желании пожениться как можно быстрее.

Алексис замолчала, ожидая, пока пройдет спазм. Когда она продолжила, ее голос был чист, но свидетельством испытанной ею боли остались непрошеные слезы, поблескивавшие в уголках глаз.

— Ты хочешь жениться до того, как мы найдем Траверса. Так?

— Да.

— Почему?

Клод не стал отвечать. Рука его бессознательно потянулась к заживающему шраму. Когда он понял, что делает, то резко отдернул руку. Но было поздно. Его руки сказали все, о чем он хотел промолчать.

— Потом, Клод. Я выйду за тебя после.

— Я не могу заставить тебя передумать?

— Нет. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы быть твоей женой лишь на короткий срок.

— Тогда не гонись за Траверсом.

В голосе его звучала горечь.

— Не смей мне больше об этом говорить.

— Я ненавижу его.

Клод поднял голову, жадно вглядываясь в ее лицо. Он видел ее слезы — капли крови ее израненных чувств. Он сел, притянув ее к себе, и Алексис беззвучно плакала у него на груди, промывая раны и облегчая боль. Когда слезы кончились, он долго целовал ее, и его поцелуи были целительнее любой мази, успокаивали лучше любого лекарства. Потом они снова любили друг друга — нежно, не торопясь, и сон, последовавший за этим, был крепок и спокоен: Алексис не видела больше причин бояться чего бы то ни было.

Ливень хлестал Алексис по лицу, впиваясь в кожу тысячами мелких иголок, ветер раздувал плащ. Чтобы удержаться на ногах под его яростными порывами, ей приходилась сгибаться почти пополам. Прошло всего шесть дней с тех пор, как она снова приняла командование кораблем, и вот уже шторм смеялся над ней, над ее мастерством, превращая в ничто ее усилия по обузданию стихии.

— Капитан, вода прибывает. Корабль больше не выдержит этого водопада.

— Все насосы работают?

— Конечно!

Джордану приходилось кричать изо всех сил, чтобы быть услышанным сквозь завывание ветра и грохот волн.

— Они все равно не успевают откачивать всю воду!

И Алексис, и Джордан промокли насквозь. Алексис щурилась, чтобы хоть что-то рассмотреть сквозь густую завесу дождя. Казалось, мачты «Принцессы ночи» пробивают небо, бросая вызов стихии,

— Мы меняем курс, мистер Джордан, — крикнула Алексис. — Единственный наш шанс — Баратария.

— Но это…

— Да, Лафитт. Или он, или его величество Нептун.

Джордан колебался недолго: Лафитт был, разумеется, предпочтительнее, чем дно Мексиканского залива; он тут же сказал об этом Алексис. Она засмеялась и, покачиваясь под напором ветра, направилась к стоящему у руля Уилксу. Ей пришлось несколько раз повторить команду, надрывая голос, чтобы Уилкс понял, что от него требуется.

Алексис поскользнулась, возвращаясь к Джордану, но сильные руки подхватили ее, удержав от падения.

— С вами все в порядке, капитан? — участливо спросил Редлэнд.

— Ну да! А что вы тут делаете?

Редлэнд уступил первое слово грому и лишь потом ответил:

— Я пришел доложить о юнге! Он упал с высоты и сломал ногу. Таннер оказывает ему помощь у вас в каюте!

— Пойду взгляну. Джордан, проследите за новым курсом. Я ненадолго.

Алексис поплотнее запахнула плащ и, склонив голову, пошла навстречу ветру. Редлэнд держался рядом с капитаном, вытягивая руки перед собой на случай, если она поскользнется. Предчувствие не обмануло его, но только поскользнулась не она, а он сам. Покачнувшись, он упал на борт. Алексис не промедлила и секунды.

— Вот моя рука. Держитесь!

Редлэнд ухватился за протянутую руку. Если бы он чуть опрокинулся на палубу, его бы швырнуло в волны. Алексис рывком помогла ему подняться.

— Спасибо, капитан.

Слова благодарности потонули в очередном громовом раскате. Джордан бросился к ним.

— Господи! Я уже думал, что мы вас потеряли!

— Я был чертовски к этому близок! — крикнул в ответ Редлэнд.

Все трое ухватились за канаты и постояли немного, чтобы отдышаться и выбрать наиболее безопасный маршрут среди перекатывающихся по палубе потоков воды, а затем стали пробираться к люку, ведущему вниз, в кают-компанию. Редлэнд сделал шаг к люку, и в этот момент сверкнувшая молния попала в бизань-мачту, ее верхушка обломилась от страшного удара. Алексис, ослепленная на мгновение яркой вспышкой, успела поднять голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как огромная пика летит прямо на них. Инстинктивно все трое отскочили, но в это время очередной вал накрыл корабль. Людей, как щепки, подбросило в воздух; каждый из них ожидал не слишком приятного приземления на жесткие доски палубы, но тут Алексис, Джордан и Редлэнд с ужасом обнаружили, что они уже по ту сторону борта и вот-вот их поглотит море.

Члены команды, оказавшиеся достаточно близко, чтобы заметить случившееся, тут же выбросили им спасательные леера. Драгоценные минуты были невозвратно потеряны, пока те, кто пытался спасти троих несчастных, поняли, что их товарищи за бортом не в состоянии разглядеть протянутую им помощь. Петерс, сообразивший первым, в чем дело, торопливо принялся отсоединять шлюпки от шлюпбалок. Рендала и Брэндона, не без риска, спустили вниз, в шлюпку, но и эти меры оказались напрасными. Сейчас только чудо могло помочь найти капитана и двоих товарищей в штормовом море.

Брэндон, напрягая зрение, смотрел туда, где, по его мнению, должны были находиться попавшие в беду. Когда на помощь ему пришла молния, Брэндон выругался — все, что он успел заметить при ее вспышке, это белую пену волн. Предположения Петерса о том, что он свалял дурака со шлюпкой, превратились в уверенность, когда ее подбросило волной и швырнуло о борт корабля. Шлюпку принялись немедленно поднимать, но ее болтало и с треском било о корпус «Принцессы». Брэндон и Рендал вцепились в бортовые канаты с полным сознанием того, что их жизнь сейчас целиком зависит от того, насколько крепкой будет их хватка. Как раз в тот момент Рендал увидел отчаянно борющегося с волнами человека. Пока Петерс втаскивал шлюпку на борт, моряк успел схватить весло и протянуть его товарищу. Теперь он мог держаться только одной рукой, и канат врезался в его ладонь почти до мяса.

Лодка под ним качнулась, но утопающий уже успел схватить весло. Сверху доносились крики матросов, подбадривавших Рендала, а когда молния вновь осветила море, он увидел, что тащит из воды Джордана. Рендал подтянул его поближе, с корабля бросили еще один леер, и, убедившись, что Курт прочно ухватился за канат, Рендал отпустил весло. Спасенного потащили вверх, на корабль.

Джордан почувствовал, как крепкие руки товарищей перекинули его через борт на палубу. Покачиваясь, он попытался подняться на ноги, но в ту же минуту упал, как подкошенный.

Как раз в этот момент на палубе появился Клод. Люди, окружившие Джордана, расступились, и Клод увидел перед собой лежащего без сознания первого помощника и склонившегося над ним Петерса.

— Что случилось? — крикнул он, пытаясь преодолеть шум волн.

Вначале Пич, затем Джордан. Этот шторм приносил им все новые и новые беды.

Ответом ему была какая-то странная, повисшая посреди всеобщего грохота тишина. Не просто молчание, как успел заметить Клод, а откровенное смятение. Значит, было что-то еще, кроме шторма и Джордана. Кое-кто из моряков поспешил вернуться к работе, старательно избегая поворачиваться в его сторону. Но и те, кому он успел заглянуть в глаза, смотрели как-то сквозь него, словно перед ними был не человек, а пустое место. Клод присел рядом с Петерсом.

— Он жив? — спросил Клод.

— Да, он выживет, — хмуро ответил Петерс, выдавливая из легких и желудка Джордана морскую воду.

— Так что все-таки случилось? — повторил Клод уже более требовательно.

Петерс указал на сломанную верхушку бизань-мачты:

— Молния. Выломало часть ограждения. Они упали за борт.

— Они?

Клод поднял голову и обвел глазами лица находившихся поблизости людей, затем снова обратился к Петерсу. Тот был смертельно бледен. То, что Клод принял за следы дождя, когда впервые взглянул на врача, оказалось следами слез. Клод почувствовал, что почва уходит у него из-под ног, но даже не пытался бороться с подступившей слабостью.

— Они! Кто они?! — кричал он, тряся Петерса за плечо. Петерс не пытался высвободиться.

— Редлэнд, — бесцветным голосом сообщил он, — и капитан Денти.

— Господи! — воскликнул Клод и, отпустив Петерса, в один момент очутился возле борта.

— Таннер! — изо всех сил закричал Петерс, хватая Клода. — Мы пытались! Ты ничего не сможешь сделать!

Клод стряхнул руку Петерса, как пушинку.

— Кто-нибудь! — заорал во всю мочь моряк. — Ради Бога, остановите его!

Брэндон сбил Клода с ног и повалил на палубу, но вскоре стало ясно, что Клод может выйти победителем и из этой схватки. Тогда на Таннера навалилось еще трое.

— Пустите меня! Будьте вы неладны! — кричал он. — Вы не можете оставить ее там!

Клод боролся, стремясь высвободиться, до тех пор, пока окончательно не лишился сил. Словно безжизненная кукла, лежал он на палубе, и дождь хлестал его по лицу, унося с собой надежду, энергию, желание жить. Брэндон помог капитану подняться, и его протянутая рука сказала больше, чем могли бы сказать слова.

Держась за поручень, Клод подошел к Джордану.

— Отнесите его в каюту, — тихо сказал он Петерсу. — Да заодно осмотрите юнгу.

Петерс кивнул, скорее поняв по губам, чем расслышав слова Клода, и подал знак Дэвиду Брэндону, чтобы тот помог ему. С трудом удерживаясь на качающейся палубе, они подняли Джордана и понесли его к люку. Перед тем как спуститься, Петерс оглянулся через плечо на Клода. Тот смотрел на упавший кусок мачты, кулаки его были сжаты. Казалось, каждый мускул в нем напряжен. Клод в отчаянии подставил лицо ветру, словно бросая вызов стихии. Он медленно поднял руку, будто хотел пригрозить тем силам, что забрали у него Алексис, а губы его скривились словно для того, чтобы произнести проклятие. Таннер имел вид человека, готового, убивать. Но, к удивлению Петерса, он лишь сказал, сопроводив слова, решительным взмахом руки:

— Уберите это прочь!

Спускаясь внутрь корабля, Петерс слабо улыбался, чувствуя на губах горько-соленый привкус слез. Клод принял командование на себя. У него оставался корабль. У него оставалась команда, которая готова была следовать за ним, и Траверс не уйдет от расплаты.

— Что там, Пьер? — слабым голосом спросил Лафитт, перешагивая через край ванны. Он взял полотенце, которое протянул ему слуга, и стал вытираться. — У тебя появилась дурная привычка беспокоить меня в самые неподходящие моменты.

— Ах, Жан, скажи, хотя бы раз повод не стоил того?

— Сдаюсь, mon frere.

Отшвырнув полотенце в сторону, где его с поразительным проворством поймал слуга, опасаясь, как бы капли воды не попали на начищенный до блеска паркет, Лафитт начал одеваться.

— Что за повод на этот раз? Губернатор Клэйборн выписал очередной ордер на мой арест?

— Ты все шутишь, — вздохнул Пьер, усаживаясь в дорогое кресло в стиле Людовика Четырнадцатого, и потянулся всем своим некрупным гибким телом так, что сразу напомнил Жану кота.

— А разве есть что-то, из-за чего стоит волноваться? — удивился Лафитт.

Впрочем, можно было бы и не говорить об этом. Жан не припоминал повода, по которому его брат выказал бы слишком большое волнение.

— Как раз сейчас проблему улаживают.

— Тогда зачем ты беспокоишь меня?

— Потому что одна часть… нет, вернее, вся проблема требует твоего участия.

— Довольно, — резко остановил брата Жан. — Не говори загадками. В Баратарию явились непрошеные гости?

Лафитт натянул свежую рубашку и сейчас испытывал раздражение сразу по двум поводам: застежка оказалась слишком тугой, а брат никак не мог научиться сразу переходить к делу.

— Помоги ему, Андре, — сказал Пьер, наслаждаясь замешательством брата.

Слуга кинулся на помощь Лафитту, а Пьер между тем продолжил:

— Вы помните капитана Денти?

— Что за вопрос? Без меня она вообще никогда бы не стала капитаном.

— Ее корабль здесь, — продолжал Пьер так, будто Лафитт вообще ничего не сказал. — По крайней мере именно это говорят ее люди.

— Тогда к чему сомнения?

— Один из них назвался Таннером Клодом. По-моему, именно это имя ты упоминал, когда рассказывал об Алексис. Разве не так звали командира корабля, с которого она сбежала?

— У тебя хорошая память, Пьер.

— Вот я и подумал, не уловка ли это, чтобы найти ее.

Жан, глядя в зеркало, поправил воротник рубашки и бросил слуге:

— Больше ты мне не нужен, Андре. Иди к Жаннин и передай ей, что к ужину у нас будут гости.

Андре слегка поклонился и вышел из комнаты. Жан повернулся к брату лицом.

— Возможно, ты прав, Пьер. Из того, что рассказывала о нем Алексис, я понял, что это человек весьма решительный. Ты говоришь, он хочет меня видеть?

— И не только он один. Вся команда хочет тебя видеть. Их корабль потрепало во вчерашнем шторме. Они дрейфовали в Баратарской бухте, когда мы натолкнулись на них. Надо сказать, что драку затевать они не стали, потому что будто бы направлялись к нам, и шторм только ускорил встречу.

— Где они сейчас?

— В заливе. Я не позволил им покидать корабль, пока не станет ясно, что у них на уме. На мои вопросы они отвечать отказались, но пообещали, что все расскажут тебе лично.

— Это хорошо, что они решили довериться тому, кому можно доверять, — усмехнулся Лафитт. — Впрочем, довольно. Пойдем побеседуем с этими людьми. До сих пор нас трудно было обвинить в излишнем гостеприимстве.

Пьер заткнул за пояс пистолет и следом за Жаном вышел из дома, направляясь к неожиданным гостям.

Поднявшись на вершину холма, с которого открывался вид на бухту, Лафитт остановился и пристально посмотрел на корабль, стоявший рядом с тем, который принадлежал Пьеру. Он заметил и изодранные паруса, и проломы в ограждении борта. Форма корабля и раскраска бортов ясно указывали на то, что перед ним было торговое судно Квинтонов.

— Mon Dieu! — еле слышно проговорил Лафитт, сдвинув темные брови. — Это ее корабль, Пьер. Она кое-что перестроила соответственно своей задаче, но, клянусь, это тот самый корабль, который я собственноручно ей передал.

— Тогда где она сама? — удивился Пьер.

Жан нахмурился, пристально глядя на брата. Оба подозревали худшее.

— Вот это мы сейчас я выясним.

Лафитт быстро пошел к морю, и шаг его, убыстряясь, постепенно перешел в бег. Он вспоминал золотые волосы и сверкающие глаза, которые часто сравнивал с искрящимся шампанским. Как смущалась Алексис, когда он позволял себе делать комплименты ее внешности! А ее облик: гордая посадка головы, решительно вздернутый подбородок, холодный взгляд, которым умела она удерживать на расстоянии мужчин. Но самым запоминающимся в ней было не это; она покорила его своей целеустремленностью, своей решимостью вернуть утраченное. В шлюпке, на пути к кораблю, Лафитт вспоминал о том времени, когда они были вместе и он давал ей уроки пиратского мастерства. Как жадно ловила она каждое его слово, как впитывала знания, понимая, что от того, насколько хорошо она усвоит урок, зависит ее жизнь — ни больше, ни меньше. Пьер нередко подсмеивался над братом за неподдельный интерес, который тот проявлял ко всему, что касалось Алексис, но Жан не сердился на него — ведь Пьер ни разу не видел капитана Денти. Только благодаря самому глубокому, самому искреннему уважению к Алексис всей команды, Лафитт смог пойти на отчаянный шаг и, не опасаясь бунта, вернуть Алексис ее корабль. К чести служивших у него матросов, Лафитту ни разу не пришлось услышать упрек в том, что он проявил слабость и пошел на поводу у женщины, распорядившись совместно завоеванной добычей. Более того, без всякого принуждения с его стороны, баратарцы снабжали Алексис информацией о перемещениях Траверса, и именно они, а не сам Лафитт, приняли решение не трогать суда Квинтонской компании. Все его люди с гордостью узнавали об очередном похождении капитана Денти, чувствуя себя причастными к ее славе.

Лафитт ухватился за канат, брошенный ему с борта, и полез наверх, решив про себя, что поубивает мерзавцев, если окажется, что это трюк и команда хочет как-то навредить Алексис.

Легко спрыгнув на палубу, он бегло оглядел собравшихся вокруг людей. Их лица, утомленные и угрюмые, только усугубили подозрения короля пиратов. Он интуитивно почувствовал, что с Алексис случилось нечто такое, чего предотвратить он не в силах.

— Я Жан Лафитт, — представился он. — Мой брат сказал, что вы хотите меня видеть.

Пьер держался позади, всегда готовый прийти брату на помощь. Отыскав взглядом Клода, он выступил вперед, чтобы представить Лафитту человека, принявшего на себя командование кораблем. Лафитт, однако, уже понял, кого из моряков «Принцессы ночи» величают Таннером Фредериком Клодом.

— Вы капитан Клод, полагаю, — сказал он, протягивая руку для приветствия.

Клод ответил крепким рукопожатием.

— Вы не ошиблись, я действительно капитан Клод. Но откуда вы знаете?

Клод не стал говорить, что тоже сразу узнал пирата по насмешливым серо-зеленым глазам и приподнятой брови, как-то вскользь упомянутым Алексис.

— У нас есть общая знакомая, не так ли? — полуутвердительно заметил Лафитт, резко отпустив руку Клода. — Вы вполне подходите под ее описание. Только вы могли помешать ей исполнить то, что она намеревалась сделать, отшлепав, как непослушную девчонку.

Лафитт заметил, как Клод болезненно поморщился.

— Не могу понять, что должна означать эта ваша мина: вам неприятно или… — Голос Лафитта сорвался. Жан боялся произнести вслух то, о чем подумал. Он заговорил вновь, на этот раз поставив вопрос ребром: — Капитан Клод, что вам понадобилось у меня в Баратарии?

— Мы хотим отремонтировать корабль. Как видите, он получил повреждения во время шторма.

— Насколько я помню, это тот самый корабль, который я лично передал капитану Денти, не так ли? — спросил Лафитт.

— Это ее корабль, — ответил Клод.

— Тогда что здесь делает офицер американского флота? И где капитан Денти?

— Мы могли бы пройти с вами в каюту? Мне кое-что надо вам объяснить.

Лафитт не знал, как поступить. Ситуация могла сложиться не в его пользу. Что, если это ловушка? Однако, переглянувшись с Пьером, Жан все же решил согласиться.

— Все в порядке, Пьер. Я иду с капитаном. — Он кивнул Клоду, чтобы тот шел первым, а сам быстрым шагом отправился следом.

Жан Лафитт не был человеком сентиментальным, но, оказавшись в капитанской каюте, вдруг почувствовал, как сердце защемило от воспоминаний. Вся обстановка носила на себе отпечаток ее присутствия. На столе лежал открытый корабельный журнал с записью, сделанной рукой сильной и крепкой. Это была ее обитель, никаких сомнений. Лафитт сел, и Клод последовал его примеру. Затем Лафитт повторил вопрос.

— Алексис умерла, — сказал Клод бесцветным голосом, концентрируясь только на том, чтобы воспроизводить звуки, но никак не на содержании. — Мы шли в Новый Орлеан. У нас были основания считать, что Траверс сейчас находится где-то здесь.

Клод посмотрел на Лафитта, давая понять, что ему известно, кто являлся источником информации. Тот слегка кивнул. Два капитана прекрасно поняли друг друга.

— Шторм сбил нас с курса, и Алексис решила попытаться направить корабль к Баратарии. К этому времени у нас уже было насколько повреждений, и она посчитала, что мы могли бы подремонтироваться у вас. Молния попала в бизань-мачту, и ее верхняя часть, падая, снесла ограждение. Капитан Денти, первый помощник и еще один матрос упали за борт. Нам удалось вытащить Джордана. Но для Редлэнда и Алексис мы ничего не смогли сделать.

Сидя неподвижно, Лафитт слушал этот глухой, лишенный выражения голос. Глаза говорившего, измученные, уставшие, могли быть только у того, кто испытал огромное горе. Очевидно, Клод не спал этой ночью. Этот человек лишился чего-то очень дорогого и еще долго не сможет смириться с потерей.

— Что вы делаете на борту ее корабля? Вы должны понять: мне необходимо быть уверенным в том, что…

И вновь Лафитт не смог выговорить до конца то, что собирался.

— Что я не придумал все это? Что я не сочинил всю эту жуткую историю лишь для того, чтобы заполучить Алекс?

Клод чувствовал, как в груди у него закипает гнев, но он сумел овладеть собой. Вероятно, Лафитт стремится защитить женщину, которую вопреки очевидному не желает считать погибшей. Вкратце он рассказал пирату всю историю их с Алексис отношений, остановившись поподробнее на событиях, приведших его на борт корабля капитана Денти. Когда рассказ был закончен, Лафитт кивнул и встал.

— Мне очень жаль, — тихо сказал он. — Хотел бы я считать, как Пьер и как вначале я сам, что вы здесь только для того, чтобы разузнать о ее местонахождении. Лучше бы мне вам не верить.

Оба молчали, думая о своем, о личном, но странно, они оба чувствовали, что думают об одном и том же.

Первым тишину нарушил Лафитт.

— Пойдемте. Вы и ваша команда будете моими гостями на несколько ближайших дней. На ремонт корабля потребуется некоторое время, за которое мы, возможно, что-нибудь узнаем о капитане Траверсе. Я полагаю, что эти сведения все еще представляют для вас интерес.

Клод кивнул.

— Bien. Только такого решения она ждала бы от вас — ведь и она мстила не за себя, а за тех, кого любила. Завтра здесь должен появиться представитель Королевского флота. Его визит может оказаться полезным для вас.

Обед прошел в непринужденной атмосфере. Клод внимательно вслушивался в беседу Жана и Пьера, которая главным образом была посвящена скорому прибытию капитана британского флота. Очевидно, британцы задумали ту самую сделку, от которой Хоув, будь он сейчас при деле, пришел бы в восторг. Они хотели заручиться помощью пирата, чтобы организовать постоянно действующую надежную военную базу в Новом Орлеане. Британцы намерены были провозгласить пиратские территории собственностью короны и милостиво предоставить Лафитту и его сподвижникам резиденцию в британских колониях. Братья весело шутили по поводу самонадеянности англичан и абсурдности подобного предложения. Жан собирался встретиться с представителем Британии именно для того, чтобы раз и навсегда поставить точку в этом вопросе.

Клод был благодарен братьям за то, что они подняли тему, никак не связанную с Алексис, и потому не причиняющую ему боль. На обед были приглашены также Джордан и Петерс, и Клод не раз замечал, что их взгляды направлены куда-то в глубь себя, в то время как моряки делали вид, что наслаждаются изысканными яствами, которыми потчевал их Лафитт. Джордан не выдержал первым; он извинился за отсутствие аппетита, объяснив это тем, что еще не вполне оправился после купания в море со всеми вытекающими последствиями. Хозяева тактично приняли эту отговорку. Петерс также решил уйти с обеда пораньше ввиду необходимости проведать Пича, которому требовалась перевязка. Его также никто не стал удерживать. Когда Джордан и Петерс ушли, в комнате повисла неловкая тишина.

— А вам не хочется смотаться отсюда? — напрямик спросил Лафитт, наполняя бокалы.

— Очень хочется, — честно признался Клод. — Но я до сих пор не мог придумать, как это сделать.

Братья рассмеялись, и Жан сказал:

— Всякому чувству свое время и место, чувство такта — не исключение.

Рука Жана легла на запястье Клоду. Словно предлагая поддержку, Лафитт произнес:

— Церемонии не уместны здесь, между теми, кто разделяет вашу скорбь. Я предлагаю вам пройтись и посмотреть Баратарию. Это довольно красивое место, особенно сейчас, на закате. Вам здесь многое должно понравиться.

Жан намеренно не стал говорить Клоду о том, что путешествие по Баратарии ему предлагается совершить в одиночестве.

— И еще я настаиваю на том, чтобы ночь вы провели в доме. Для вас приготовят комнату и все, что необходимо. Когда вы вернетесь, у меня уже будет информация относительно личности парламентера.

В ответ Клод только кивнул, выразив свою благодарность не словами, а взглядом. Покинув просторную столовую, он прошел через широкое фойе в открытую галерею. Воздух был свеж и прохладен, и Клод с наслаждением вдыхал аромат моря, смешанный с ароматом цветущих растений.

Он брел без всякой цели, засунув руки в карманы, подставив ветру лицо. Вдруг, сам не сознавая почему, он остановился на вершине поросшего травой холма, с которого открывался вид на бухту. Солнце, уже почти опустившееся за горизонт и еле видимое из воды, окрасило небо в целую палитру цветов — от красного, оранжевого, местами розовато-лиловатого до густого индиго. Силуэты двух кораблей на фоне бушующего красками неба казались удивительно мирными, чего нельзя было сказать о голосах, доносившихся с одного из судов и из-за близости воды слышимых удивительно отчетливо. Эти голоса были слишком громкими, слишком развязными, чтобы принадлежать баратарцам, матросам с корабля, старшего из братьев Лафитт, Пьера. То команда «Принцессы ночи» за громким смехом и солеными шутками пыталась спрятать растерянность и горе, но, увы, им едва ли удавалось обмануть даже себя.

Клод сел на траву и стал смотреть на воду. Здесь он чувствовал себя удивительно спокойно, издалека наблюдая за вверенным ему кораблем и вверенными ему людьми.

Он вскинул голову, почувствовав чье-то присутствие еще до того, как услышал шуршание травы, предвещавшее появление постороннего. Отчего-то, услышав голос Лафитта, раздавшийся за спиной, Клод испытал облегчение.

Лафитт сел рядом на траву.

— Я не сомневался, что найду вас именно здесь. Вы ведь думали о ней?

— Да.

Клод сам удивился своему ответу. Вплоть до сего момента он совершенно не сознавал, что думает именно об Алексис.

— На Тортоле у нее было любимое место, очень похожее на это. Она называла его «вороньим гнездом». Она могла часами сидеть, смотреть на море, наблюдая за кораблями, и строить планы на будущее. Она всегда думала, что будет в безопасности в своем гнезде… что никто и никогда не сможет причинить ей вред.

Клод замолчал, набирая в легкие воздух.

— Она ошиблась, — мрачно закончил он.

— А вы? — тихо спросил Лафитт. — Вы испытываете здесь нечто похожее? Ощущаете себя под защитой? В безопасности?

— Да, у меня в самом деле возникло подобное чувство, но ненадолго: мгновение — и иллюзия рассеялась. Увы, нет на свете места, где человек мог бы быть защищен от горестей жизни.

— Одно время я думал, что Баратария и есть то самое место, — словно продолжая мысль Клода, задумчиво сказал Лафитт. — Убежище от всего мира. Но это не так. Мир постоянно врывается сюда.

Клод услышал в этих словах сожаление, но не горечь. Это были воспоминания, о которых не имело смысла рассказывать. История о семье Лафитта, убитой испанцами, была хорошо известна. И все же у Клода складывалось впечатление, что дело не только в воспоминаниях: этот человек решил отгородить себя от мира и сделал то, что задумал, но сейчас первый шаг к сближению делал тоже он, Лафитт.

Клод вытянул вперед ноги и прилег, опираясь на локти. Он молчал, и из этой тишины, более не казавшейся никому из них двоих неловкой, рождалось высокое чувство настоящей мужской дружбы.

— Вы говорили, что кое-что разузнаете к тому времени, как я вернусь, — напомнил Клод. — Как я понял, вы не хотели дожидаться моего возвращения и желаете сообщить мне это прямо сейчас.

— Да, — кивнул Лафитт. — Насчет британского представителя. Я говорил вам, что англичане весьма озабочены моей персоной.

— И также дали мне повод думать, что вы от этого не в восторге.

— Это верно. Алекс была права насчет меня, как правы и те люди, которые пытались вас использовать. Я приму решение, когда придет срок. Возможно, британцы этого не понимают, да и американцы, как мне кажется, тоже не испытывают радости оттого, что я считаю себя одним из них. Однако с тех пор как Джефферсон купил у Франции Луизиану, вопрос о моем гражданстве решился автоматически.

— Я рад.

— А теперь слушайте самое главное: имя парламентера — капитан Траверс.

Лафитт засмеялся каким-то пустым смехом.

Клод резко приподнялся. Казалось, он должен был бы радоваться тому, что Траверс сам идет к нему в руки; но что-то в тоне Лафитта его насторожило.

— Вы должны понять, Таннер, почему вам не удастся осуществить свою вендетту на баратарской земле. Не важно, насколько мне противно предложение англичан, не важно, что мне самому хочется проткнуть этого Траверса шпагой. Я не позволю ни вам, ни себе сделать это здесь, так как дал слово их главнокомандующему, что, кого бы они ни послали в качестве парламентера, ни я, ни мои люди не причинят ему вреда.

— Вы шутите! Когда Траверс у нас под носом… Я не могу поверить в то, что вы говорите серьезно.

— Я говорю то, что думаю, и то, что будет, — с металлом в голосе ответил Лафитт. — Вы вынудите меня удерживать вас и вашу команду на корабле силой, если не сможете гарантировать мне, что не станете охотиться за парламентером, пока он находится здесь.

Клод поднял камень я швырнул его в воду, словно желая сорвать злость. Но, будто в отместку, он почувствовал еще большее раздражение, когда камень, просвистев в воздухе, упал в песок, в нескольких ярдах от кромки воды. Таннер молчал, угрюмо глядя вдаль.

— Ваше слово, капитан, — настаивал Лафитт. — Вы мне его даете?

Клод зарычал от ярости:

— Как вы можете допустить, чтобы этот мерзавец опоганил вашу землю? Как вы можете требовать от меня столь многого, зная, чем она была для меня… для ее команды, для…

— И для меня? У меня к ней особые чувства. Я следовал ее маршрутами с того самого дня, как мы расстались. Я не хотел для нее ничего, кроме того, что она желала для себя сама. Я снабжал ее информацией. Мои люди проследили за тем, чтобы ее бизнес процветал. Но я не мог исправить того, что какой-то полоумный негодяй оказался у нее на пути. Мне вовсе не просто будет, принимая его здесь и зная, что он сделал с ней, держать себя в руках. Но я дал слово. А теперь я прошу, чтобы вы дали свое.

— Сколько дней он пробудет здесь? — медленно спросил Клод.

План действий пока вырисовывался только где-то на грани между сознанием и подсознанием. Лафитт отреагировал мгновенно. Та же самая идея задолго до этого уже была им обдумана в деталях.

— Сколько времени вам потребуется на ремонт, корабля?

Клод улыбнулся и посмотрел в уже ставшие знакомыми насмешливые светлые глаза.

— Я даю вам слово, — сказал Клод. — Ничего не случится с капитаном Траверсом, покуда он будет вашим гостем.

— Капитан, там что-то за бортом! — говоривший, безусловно, не был американцем: его речь выдавала в нем уроженца одного из центральных графств Англии.

Капитан отложил в сторону корабельный журнал и, угрюмо глядя на молоденького лейтенанта, сказал:

— Что-то для меня все равно, что ничего. Что, по-вашему, вы видели?

— Похоже на тело, сэр. Но мы не уверены. Хотите посмотреть сами?

— Да уж придется, — со вздохом сказал капитан. — Спустите на воду одну из шлюпок.

Когда лейтенант ушел, капитан со злостью захлопнул журнал. Сначала задержка из-за шторма, а сейчас еще и это — непонятно что. Так можно вообще никогда не добраться до места.

В приступе ярости капитан швырнул на пол один из стульев. Он появился на палубе в том мрачном расположении духа, в котором пребывал практически постоянно и к которому давно успела привыкнуть команда.

Стоя у борта, командир корабля наблюдал в подзорную трубу за тем, как его люди в шлюпке приближаются к качающемуся на воде предмету. Солнце, отражаясь от водной глади, слепило глаза, не давая возможности разглядеть получше таинственный объект. Сейчас трудно было поверить, что ночью бушевал шторм. Капитан поднял подзорную трубу и навел на незнакомый предмет вновь. Разглядеть ясно, к чему приближались его люди, по-прежнему не удавалось. Быть может, это была всего лишь какая-нибудь плавающая рухлядь? Капитан тихо выругался. Если они потратят время зря, лейтенанту не сносить головы.

Между тем матросы перестали грести, и один из них потянулся к воде. Капитан все пытался получше рассмотреть, что именно они собирались поднять в шлюпку.

— Тела, — бесстрастно сообщил он стоящему рядом с ним лейтенанту.

— Тела?

— Да, два тела, и оба были привязаны к обломку мачты. Скорее всего матросы с потопленного штормом корабля.

Помолчав, он опустил трубу.

— Одного они сбросили за борт, а второй, наверное, жив.

— Позвать врача? — спросил лейтенант и тут же пожалел о своей поспешности — капитан не терпел сочувствия к ближним, рассматривая его как проявление слабости. Уже не в первый раз молодой офицер задумался над тем, как случилось, что после всех в высшей степени достойных людей, под командованием которых ему довелось служить, судьба послала ему в начальники столь грубого и жестокого человека. Ответ командира не замедлил оправдать опасения его помощника.

— Подождем, пока тело доставят на корабль. Может, к тому времени лечить будет некого. Для того чтобы констатировать смерть, врач не нужен. У нас здесь полно народу, способного отличить живого от мертвеца.

— Да, сэр, — тихо ответил лейтенант.

Весть о спасенном быстро разнеслась по кораблю. Команда сгрудилась у борта, стараясь получше рассмотреть происходящее. Шлюпку быстро подняли вровень с бортом, и перед глазами матросов предстал человек, прежде столь хорошо знакомый команде «Принцессы ночи».

— Господи, да это женщина! — одновременно раздалось несколько голосов.

Матросы, по двое с каждой стороны, подхватили спасенную, чтобы передать ее стоящим на палубе.

Почувствовав на себе чьи-то руки, Алексис приподняла голову и жестом дала понять, чтобы ее оставили в покое.

— Сама, — с трудом проговорила она. — Я переберусь сама. Голос ее был хриплым, но по-прежнему властным.

Ей дали возможность двигаться самостоятельно, однако увидев, что придется прыгать, чтобы преодолеть пространство между кораблем и шлюпкой, Алексис взглядом попросила поддерживающих ее матросов о помощи.

Оказавшись наконец на твердой поверхности и дав понять, что более не нуждается в поддержке, Алексис огляделась. На палубе стояла мертвая тишина: матросы молча взирали на нее. Алексис стало трудно дышать — то ли от недостатка воздуха, то ли от этой гнетущей тишины. Она изо всех сил старалась превозмочь подкатившую к горлу тошноту. В тот момент, когда ей показалось, что она вот-вот упадет, кто-то протянул ей руку помощи.

— Ведите ее в мою каюту, — сказал молодой лейтенант, именно в этот момент пробившийся сквозь кольцо матросов. — Генри, позови врача.

Алексис слышала эти слова; она уже готова была повиноваться… И тут она увидела его.

Он вошел в центр круга, и моряки расступились, давая ему пространство. Он смотрел на нее так, будто перед ним было привидение.

Алексис подумала, что она, должно быть, смотрит на него с тем же выражением.

Она оттолкнула руку лейтенанта. Собрав в кулак всю свою волю, она шагнула к нему. Ее янтарные глаза превратились в щелки, похожие на иглы, и Алексис впилась ими в его черные холодные зрачки.

— Капитан Траверс, — тихо сказала она и плюнула на его до блеска начищенные ботинки.

Лейтенант Ян Смит сокрушенно смотрел на женщину, лежавшую на его койке. Лицо ее было мертвенно-бледным, тело вялым, почти безжизненным.

— Как вы думаете, доктор Джексон, почему она это сделала? — спросил он.

Хью Джексон как раз заканчивал развешивать мокрую одежду Алексис, используя для этого стулья.

— Откуда же мне знать? Вы сказали, она назвала капитана по имени?

— Да. А потом плюнула и упала в обморок.

Лейтенант невесело рассмеялся.

— Да уж, — продолжил он, — эта сцена не из тех, что легко забывается. Надо было видеть лицо нашего капитана. Я думал, нам придется спасать его, а не ее.

Ян подождал, пока стихнет смех Джексона. Их объединяла общая нелюбовь к капитану; хотя на корабле, пожалуй, нашлось бы от силы три-четыре человека, которые были по-настоящему привязаны к Траверсу, говорить о своих чувствах врач и старший помощник могли только друг с другом.

— Как вы думаете, они могли прежде встречаться?

Хью Джексон вздохнул.

— Ты задаешь мне вопросы, на которые может ответить только капитан или эта женщина.

Лейтенант собирался спросить о шрамах на ее спине, но передумал. На этот вопрос тоже пока нет ответа. Он решил сменить тему.

— Капитан Траверс хочет знать, когда она будет в состоянии двигаться. Она не может оставаться здесь, и мы должны поместить ее в трюм.

— Ему придется потерпеть, как и нам всем. Если принять во внимание, сколько длился шторм, она могла находиться в море часов двенадцать. Я с трудом представляю, как в этой ситуации вообще можно выжить. Впрочем, судя по этим отметинам у нее на спине, ей довелось пройти и через более жестокие испытания.

Последнюю фразу Джексон проговорил шепотом, словно боялся, что девушка может его услышать: она заворочалась на койке, и врач поспешил укрыть ее.

— Не могу понять, почему он хочет запереть ее в трюме. Чего он боится?

— Теперь вы задаете вопросы, ответа на которые я не знаю. Пошлите за мной, когда она очнется. Тогда и решим, достаточно ли она оправилась, чтобы ее можно было забирать отсюда.

— Где сейчас капитан? — спросил Джексон.

— У себя в каюте. Бесится. Злится из-за задержки. Он настроен на то, чтобы явиться к Лафитту без опозданий, непременно завтра после полудня — тютелька в тютельку как было назначено, прямо по расписанию и не важно, какой ценой.

Джексон взъерошил свои темные волосы, кое-где присоленные сединой. Сквозь стиснутые зубы он пробормотал:

— Хорошо. Чем дольше она пробудет здесь, тем лучше.

Лейтенант кивнул и вышел, решив проверить, не найдется ли кто-нибудь из команды, кто мог бы пролить свет на отношения этой девушки и капитана Траверса. Но и шесть часов спустя он знал не больше, чем вначале. Почти все матросы служили на «Шмеле» уже несколько лет, тогда как Траверс принял командование фрегатом всего полтора года назад. Более того, расспрашивать можно было не каждого: если бы о любопытстве старшего помощника стало известно Траверсу, его ждали бы серьезные неприятности. Надо сказать, что на кораблях, где командовал Траверс, не существовало разницы в дисциплинарных взысканиях ни для матросов, ни для младших командиров, а способ укрепления дисциплины был один — порка.

Вернувшись в каюту, лейтенант Смит застал Алексис сидящей на кровати. Она мирно пила бульон из жестяной кружки.

— Честно говоря, не ожидал увидеть вас в добром здравии, — полушутливо заметил он.

Алексис улыбнулась в ответ, и молодой человек неожиданно покраснел от смущения. Алексис вспомнила, что именно этот парень предложил ей руку до того, как подошел капитан. Он был всего на несколько лет старше ее, круглолиц, по-мальчишески симпатичен и не потерял способности смущаться от женской улыбки. В нем не было ничего жестокого и грубого, не было скорбных складок в уголках рта и тоски в глазах — всего того, чего можно было ожидать от внешности человека, служившего под началом ненавистного ей Траверса, Взгляд его был полон достоинства, которое, как она предполагала, Траверс должен был бы растоптать еще несколько лет назад. И еще в глазах у этого светловолосого парня Алексис подметила огонек рвения, который присутствовал у многих моряков, служивших у нее на судне… даже у Клода.

— Вы ведь недавно с ним? — вдруг спросила она.

Брови молодого человека поползли вверх, в голубых глазах появилось любопытство.

— Вы имеете в виду капитана Траверса?

— Да, его.

— Всего шесть месяцев.

— Я так и думала. Вас назначили на этот корабль перед тем, как он отплыл из Ливерпуля.

Доктор и лейтенант обменялись озадаченными взглядами.

— Верно. Но как вы узнали? — спросил Смит.

Алексис протянула доктору кружку и легла, подоткнув под себя одеяло.

— Будем считать, что это написано у вас на лице, — усмехнулась она. — У вас вид человека, который до сих пор наслаждается морем. Скоро он убьет в вас эту способность радоваться жизни. Вы, доктор, насколько я могу судить, с Траверсом уже не один год. Смею думать, что у вас не было бы столько седины, если бы вы служили под началом у кого-то другого. Любой человек поседеет, если ему придется смотреть на такое количество окровавленных спин.

Джексон открыл было рот, чтобы сказать что-то, но быстро спохватился. Он все же оставался британским офицером, и не в его правилах было раскрывать душу перед посторонними.

— Догадаться о том, что один из вас попал к Траверсу именно в Ливерпуле не составляет труда — ведь в это плавание ваш фрегат отправился оттуда.

— Кто вы? — воскликнул лейтенант, уже не думая о возможных последствиях — ему вдруг стало все равно.

Алексис ответила с едва уловимой улыбкой:

— Вы все равно не поверили бы мне, скажи я вам правду.

Джексон готов был настаивать, но Смит остановил его.

— Капитан не велел с ней разговаривать. Это касается и нас.

— Понятное требование, если учесть сопутствующие обстоятельства, — снова усмехнулась Алексис. — Он вам ничего обо мне не рассказывал?

— Ничего.

— И вряд ли расскажет. Это очень на него похоже. Скорее всего он просто забыл об одном досадном эпизоде, а я не собираюсь ничего объяснять.

Смит хотел было спросить, что она имела в виду, но только махнул рукой и сказал:

— Вас придется перевести отсюда. Капитан не хочет, чтобы вы оставались…

Но тут Джексон вступился за свою пациентку.

— Не стоит так спешить — она еще очень слаба. Не смотрите, что держится адмиралом, — это просто бравада. Утром, может быть, но не раньше.

— Куда меня собираются перевести? — спросила Алексис. — Он что, хочет запереть меня где-нибудь?

Она почти смеялась. Наверное, мысль о том, что ее надо посадить под замок, показалась Алексис на редкость забавной, так же как и воспоминание о растерянном, недоуменном и наконец обескураженном выражении, которое появилось на физиономии Траверса, когда она плюнула ему на сапоги. Алексис успела лишь мгновение полюбоваться этим зрелищем, наблюдая, как его лицо с носом наподобие орлиного клюва и маленькими черными глазками позеленело от злости, но и этих впечатлений ей хватило, чтобы насладиться вполне. Потом она потеряла сознание.

Смит покачал головой и засмеялся, обдумывая тот очевидный факт, что Траверс определенно испытывал страх перед этой стройной женщиной с глазами редкого янтарного цвета, казавшимися золотыми при перемене освещения. Странные это были глаза. Лейтенант старался более не думать о том, чем они его поразили, и, продолжая разговор с ней, смотрел на выбранную им самим точку за ее головой.

— Вам придется получить ответы на все ваши вопросы у капитана, — сказала Алексис скорее себе, чем собеседникам, — а я должна буду подготовиться к тому, чтобы поприветствовать его как полагается.

Она говорила так, как говорят люди, целиком ушедшие в собственные мысли и оттого проговаривающие некоторые из них вслух. Доктор встал и принес еще одеяло, чтобы укрыть ее. Только очнувшись от своих раздумий спустя некоторое время, Алексис заметила, что ее новые знакомые ушли.

— Что вы о ней думаете? — спросил доктор, когда они вышли из каюты. — Похоже, она хорошо знает, что за человек наш капитан.

— Даже слишком хорошо. Откуда ей известно, что фрегат называется «Шмель»? Вы ей сказали?

— Нет.

— Тогда кто?

Смит развел руками.

— Я ничего не понимаю, Хью, — заключил он. — Ничего.

Доктор смерил товарища взглядом:

— Вы думаете, я что-нибудь понимаю?

После этого он удалился в свою каюту и вооружился зеркалом, решив найти ответ на вопрос: действительно ли годы, проведенные с Траверсом, наложили на его лицо столь существенный отпечаток.

Смит едва мог думать о чем-либо, кроме молодой женщины, лежавшей на его постели. Вскоре после полуночи он вернулся к себе в каюту, сел на стул и задремал. Ему показалось, что он успел проспать всего несколько минут, когда почувствовал, как кто-то трясет его за плечо. Протерев глаза, Ян удивленно уставился на стоящую рядом женщину.

Алексис, несколько смущенно улыбаясь, объяснила ему, что ей хочется попить еще немного бульона.

Лейтенант потянулся за кружкой и едва не опрокинул ее в темноте. Пробормотав извинения по поводу того, что бульон остыл, он тут же изъявил готовность сходить и подогреть его.

— Не стоит нарываться на неприятности, — усмехнулась Алексис, принимая кружку из его рук.

Сделав несколько глотков, она спросила:

— Который час, мистер…

— Смит. Лейтенант Ян Смит. Сейчас два часа ночи, и, надо сказать, я удивлен, что вы не знаете ни времени, ни моего имени. Я уже было подумал, что вам известно все.

— Вовсе нет, лейтенант.

— Верится с трудом.

— И все же я задам вам один вопрос. Куда направляется фрегат?

Ян засмеялся.

— Этого я не скажу вам…

Он сделал паузу, ожидая, впрочем, почти без всякой надежды, что она подскажет свое имя, и был очень удивлен, услышав его.

— Так вот, Алексис, вы должны меня понять: откуда мне знать, что вы не имеете привычки захватывать суда его величества короля Британии, проникая на них под видом несчастной утопающей?

— Вы действительно так думаете?

— А что мне еще остается? Версия не лучше и не хуже, чем все остальные.

— Да, пожалуй, она вовсе не плоха.

Ян закрыл глаза, а когда открыл их, в комнате было все так же темно, и неведение его оставалось все таким же полным.

— Я так ничего и не понял, Алексис, — сказал он наконец.

— А вам и ни к чему. Кстати, капитан Траверс тоже вовсе не жаждет вашего прозрения. Так что позвольте мне поблагодарить вас за мое спасение, и на этом поставим точку.

Алексис опустила кружку на стол.

— Утро вечера мудренее, — почему-то добавила она, и Яну показалось, что в ее голосе прозвучали угрожающие нотки.

Почувствовав, что уже достаточно времени провел в каюте, он пошел вновь бродить по палубе.

Алексис лежала с открытыми глазами и, хмурясь, смотрела в темноту. Отчего-то мысли ее были заняты сейчас не Траверсом, а Клодом. Прислушиваясь к своим ощущениям, проверяя, достаточно ли отдохнули мышцы, не подведут ли ее в решительный момент, она задавалась одним вопросом: стоит Траверс ее готовности к опасности, к близкой разлуке, всего того, что отравляло ее отношения с Клодом, или нет. Иногда ей приходило в голову, что для нее сейчас важнее знать, как Клод пережил шторм, чем видеть Траверса убитым ее собственной рукой.

Теперь, когда Алексис могла спокойно обдумать разговор, состоявшийся у них той последней ночью, она начала догадываться, о чем он пытался ее предупредить. Нет, он даже вполне ясно говорил ей, что именно так все и будет. Клод будто хотел запомнить ее навек, запечатлеть в памяти рук, тела, и она, не сознавая того, делала то же самое. В ту ночь наслаждение страстью было вторично, первичным было наслаждение от ощущения близости.

Алексис встала с постели и, наталкиваясь в темноте на различные предметы, начала искать одежду. Наконец, обнаружив под одним из стульев сапоги, она пошарила в них и нащупала кинжал. Никто не обыскивал ее вещи, считая, что это ни к чему. Алексис осторожно потрогала лезвие, и ей показалось, что холодная сталь обрела тепло под ее пальцами.

— Последний шанс, — прошептала она, поднося кинжал к губам. — Если я проиграю, но все же останусь жива, любовь моя, я не стану повторять это вновь. Но эту последнюю попытку я должна сделать. Ты понимаешь? Должна.

Алексис надела рубашку и брюки, натянула сапоги и опустила нож за голенище. Движения ее были неторопливыми, скупыми и четкими, словно она выполняла какой-то таинственный ритуал.

Одежда все еще была немного влажной. Алексис вернулась в постель и укрылась одеялом. Может, дело было не в одежде, а в ней самой? Может быть, сердце ее превратилось в лед и замораживало ее изнутри? Перед тем как уснуть, она еще раз произнесла про себя имена людей, во имя которых желала смерти Траверса, добавив к списку имена Джордана и Редлэнда.

 

Глава 18

Проснувшись утром, Клод обнаружил, что брюки его мистическим образом приведены в идеальный порядок, рубашка постирана, накрахмалена и выглажена, а сапоги начищены до блеска. На туалетном столике лежали черепаховый гребень и щетка. Причесавшись, Клод дотронулся до лица, покрытого неопрятной щетиной. Не мешало бы еще и побриться, подумал он, и в тот же момент, словно прочитав его мысли, на пороге комнаты возник Андре с горячим полотенцем, бритвой и помазком.

— Месье Лафитт приказал мне позаботиться о вас, — сообщил слуга, ответив на вопросительный взгляд Клода.

— В этом нет необходимости. Я сам могу о себе позаботиться.

— Я делаю это не для вас, — несколько высокомерно ответил француз.

Неужели эти американцы настолько неотесанны, что не понимают, как следует себя вести? Андре попытался представить, что Лафитт бреется сам, но не смог. Жестом он пригласил Клода сесть.

Едва только щек его коснулось горячее полотенце, у Таннера пропало желание протестовать. Он расслабился, отдавшись прежде неведомому удовольствию. Руки Андре порхали над его лицом, и вскоре от щетины не осталось и следа. Посмотрев в зеркало, услужливо протянутое ему, Клод с удовлетворением отметил, что вновь стал похож на человека, и улыбнулся.

Более не споря с Андре, он безропотно проследовал за ним в столовую, где уже завтракали братья Лафитт. Разговор шел о предстоящем визите и о парламентере.

— Есть ли опасность, что вас узнают? — спросил у гостя Лафитт.

— Не думаю, — ответил Клод. — Траверс видел меня больше двух лет назад, если это вообще можно принимать в расчет: я был без сознания и лежал лицом вниз.

Он замолчал, решительным движением разделяя вилкой лежащее на тарелке яйцо.

— Я дал вам слово, Жан, и помню это, но мне все же не хотелось бы находиться здесь одновременно с Траверсом. Искушение может стать сильнее меня. Лучше я побуду на корабле, помогу команде быстрее управиться с ремонтом.

— Как желаете. Возможно, так будет даже лучше. Вы справедливо заметили: не стоит искушать судьбу. К тому же, — добавил Лафитт, — кто может вас за это винить? С моей стороны было достаточно бестактно просить у вас не убивать его здесь.

— Забудем об этом. Я все понимаю. «Принцесса ночи» будет готова к отплытию через три дня. Сможете вы задержать его здесь на это время?

— Безусловно.

— Где я могу встать на якорь? Траверс не должен видеть мой корабль — он может его узнать.

— Я собираюсь встретить его у входа в Баратарскую бухту на собственном корабле, — ответил Пьер. — Затем по одному из обводных каналов, которым мы редко пользуемся, я проведу его к пристани. Наши корабли швартуются с противоположной стороны Баратарского мыса, так что он ничего не увидит.

— Вот и отлично.

Пьер в ответ только пожал плечами.

— Я всего лишь выполняю его приказы, — сказал он, поглядывая на брата. — Пусть приятные, но все же приказы.

Лафитт похлопал брата по плечу.

— Ах, как некоторые любят притворяться бессловесными исполнителями… Зато когда мы остаемся один на один, тон всегда задает мой скромница старший брат. Мне остается только подчиняться его желаниям.

Пьер засмеялся.

— Лафитт хочет сказать, что у меня есть привычка мешать ему в самые пикантные моменты, заставляя заниматься делом, вместо того чтобы получать удовольствие. Ты помнишь тот эпизод с мадам Дюпон, Жан?

— Довольно, Пьер. Капитан не хочет слушать твои гнусности.

Пьер притворился обиженным, но насмешливая, такая же как у брата, улыбка, все не гасла в его серых глазах.

— Мои гнусности? И это говорит мой брат Жан? О мой Бог!

Пьер готов был развить тему, но Клод, извинившись, перебил его — ему пора было возвращаться на корабль.

— Приходите вечером, — крикнул вслед ему Лафитт, — я расскажу вам о встрече. Мои люди позаботятся, чтобы вы не встретились с Траверсом.

Поблагодарив братьев, Клод вышел. Когда он закрыл за собой дверь, Жан обратился к Пьеру:

— Тебе придется побыть со мной во время переговоров.

— Если ты этого хочешь. Думаешь, с этим Траверсом могут быть неприятности?

Жан был явно удивлен таким предположением.

— Неприятности? Нет. Ты будешь здесь для того, чтобы не дать мне прежде времени разделаться с ним.

С этими словами Жан резко встал и вышел из столовой, оставив Пьера на досуге размышлять о том, каким образом эта женщина, капитан Денти, управляет мужчинами даже из могилы.

В то время как Клод торопливо шел к «Принцессе ночи», Алексис с холодной ненавистью рассматривала моряка, стоящего всего в нескольких футах от нее. Он смотрел на Алексис столь же холодно и оценивающе. Впрочем, судя по некоторым признакам, оценка оказалась достаточно высокой. Ни один из них не проронил ни слова. Алексис не спускала прищуренных глаз с узкого надменного лица. Сейчас, когда Траверс, судя по всему, оправился от шока, ее присутствие на борту больше не казалось ему особой проблемой. Как полагала Алексис, он воспринимал ее появление как мелкую, но досадную неприятность, с которой, впрочем, можно легко и без особых сложностей покончить, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Алексис давно, с той самой минуты, как он вошел в каюту своего помощника, хотелось сказать ему, что это будет не так просто сделать. Но вместо этого она произнесла:

— Странно, что вы помните меня, капитан Траверс. Все-таки прошло больше двух лет с тех пор, как мы расстались, а вы, я полагаю, не сентиментальны.

— Вы льстите себе. Я вообще о вас не вспоминал. Зато у меня хорошая память на лица, только поэтому я вас узнал, когда увидел посреди Мексиканского залива в весьма непрезентабельном виде.

Алексис непроизвольно поежилась. Звук его голоса напоминал звук скребущего по стеклу железа. Перед ее глазами непроизвольно всплыли картины того ужасного дня на Тортоле.

— Почему вы запретили своим людям разговаривать со мной?

Неужели это она сказала? Такой холодный, такой отчужденный тон… И тем не менее Алексис не хотела обманывать себя: это ледяное презрение — всего лишь способ, чтобы скрыть страх, страх, который она ощущала каждой клеточкой своего тела. Но откуда он, этот страх? Клод. Вот кто был причиной. Не Траверса боялась она — она боялась больше никогда не увидеть Клода. Алексис расправила плечи и напрягла ногу в голенище сапога, чтобы почувствовать металл клинка. Состояние ее изменилось. Теперь она знала, что не проиграет.

— Полагаю, я ничего не потеряла бы, если бы рассказала, как вы убили мою мать, моего отца, моего единственного друга. Может быть, вы не хотите, чтобы ваша команда узнала о том, как вы подняли плетку на женщину? Вдруг кто-нибудь решит, что в вас недостаточно мужества, чтобы называться мужчиной…

— Заткнитесь! — рявкнул Траверс.

Небрежно облокотившись о столешницу, он продолжал разглядывать Алексис. Он не обманул ее, сказав, что не вспоминал о ней ни разу. Траверс с трудом мог бы воспроизвести последовательность событий того дня — все подернулось туманной дымкой, все, кроме ее глаз. В тот момент, когда она, казалось, должна была признать поражение, в этих янтарных глазах светился вызов, и сейчас они смотрели на него с тем же выражением. В нем созрело решение раз и навсегда покончить с этим, сделать что-нибудь, чтобы она больше никогда не смела смотреть на него так. Он приучит эту девку к покорности.

— Вы попросили меня замолчать? — холодно поинтересовалась Алексис. — И как долго, по-вашему, я буду хранить молчание?

«Чего я жду? — спрашивала себя Алексис. — Надо только достать нож». Но отчего-то она не могла решиться.

— Честно говоря, я удивлен тем, что вы все еще никому ничего не рассказали. У вас было достаточно времени, чтобы обсудить ваши проблемы с доктором или с моим первым помощником. Мне даже отчасти жаль вас. Вы упустили свой последний шанс. В том, что иных возможностей у вас не будет, можете не сомневаться. Я уже решил, как поступлю с вами. Боюсь, что в адмиралтействе будут обо мне не слишком высокого мнения, если до них дойдет слух о том, что произошло на Тортоле.

— Я не собираюсь жаловаться на вас в адмиралтейство.

Алексис не стала говорить ему о том, что он опасается зря: едва ли за такую провинность его ждало разжалование: самое большее — это выговор или почетная отставка.

— Разумеется. В противном случае вы давно бы сделали это. Скажите мне, как это так случилось, что вы оказались в открытом море вдвоем с этим матросом?

— Это не ваше дело.

— Вы ошибаетесь. Я хочу знать, на каком корабле вы находились? Корабль затонул?

— Откуда мне знать?

— Кто остался на борту? Братья? Семья? Муж?

— У меня нет братьев. Семью мою убили вы. Я не замужем.

— Значит, вы все еще мисс Квинтон. Полагаю, судно, на котором вы плыли, — одно из судов вашей компании. Должен заметить, что если даже вашему кораблю удалось уцелеть во время шторма, ваши друзья на борту наверняка считают вас погибшей.

— Ах вот как — бравый капитан боится!

— Звучит так, будто мне есть чего бояться. Сомневаюсь, мисс Квинтон. Едва ли ваше нынешнее положение на борту моего судна позволит вам воплотить в жизнь ваши угрозы.

Траверс окинул Алексис пристальным взглядом.

— Ваша кожа довольно смуглая. Полагаю, вы много времени проводите вне дома.

Алексис была настолько удивлена неожиданным поворотом разговора, что даже не нашлась, что ответить. Траверс между тем продолжал:

— А как насчет тех следов на спине, оставленных моей плетью? Они зажили?

Зачем он спрашивает о таких вещах?

— Они зажили, но работа ваша все еще видна, если вы это хотите знать.

— Именно так. Все складывается очень удачно — в полном соответствии с моим планом.

— О чем вы говорите?

— Через несколько часов мы достигнем места назначения. Я собираюсь вас там оставить.

— Где именно?

— Это не важно. У вас все равно не будет выбора, — сказал Траверс и с загадочной улыбкой добавил: — Рабам не дано выбирать.

Траверс уже повернулся, чтобы уйти, когда до сознания. Алексис дошел смысл его слов Рабыня! Он собирался избавиться от нее, продав ее в рабство! Сомнений не осталось. Теперь она готова была сделать то, что следовало сделать с самого начала. Алексис достала кинжал и легко подбросила его на ладони. Приготовившись к броску, она окликнула Траверса.

Увидев клинок, тот инстинктивно пригнулся, но Алексис заранее подготовилась к этому движению и метнула оружие чуть ниже той точки, где должно было находиться сердце Траверса. Чего она никак не могла учесть — так это того, что в момент броска в свою каюту вернется Ян Смит. Ничего не подозревая, Смит не стал стучать — в результате он, спасая жизнь своего капитана, едва не лишился собственной.

Алексис уже ничего не могла изменить. Клинок находился в воздухе в тот момент, когда Смит возник на пороге. Она с ужасом смотрела на то, как Траверс, сбитый с ног своим помощником, летит на пол невредимый, а клинок вонзается в живот несчастного лейтенанта.

Не спуская глаз с Алексис, Смит попятился к двери. Еще до того, как лейтенант упал, Алексис, оказавшись рядом, подхватила его и осторожно опустила на пол. Траверс тем временем успел вскочить на ноги и стоял над ними с перекошенным лицом и сжатыми кулаками. Взгляд его как магнит притягивала торчащая из тела лейтенанта рукоять кинжала, предназначавшегося для него, Траверса.

— Паскуда! — прошипел Траверс и замахнулся на Алексис. Алексис подняла голову, прямо глядя Траверсу в глаза и не пытаясь уклониться от удара.

— Ну, решайтесь скорее, бить или не бить. И пошлите срочно за доктором!

Несколько мучительных мгновений, показавшихся Алексис вечностью, Траверс стоял неподвижно. Затем рука его медленно опустилась. Но когда он покидал каюту, Алексис знала, что Траверс всего лишь отложил время своего торжества. Она промокнула испарину на лбу Смита и, покачав головой, с глубокой грустью в голосе сказала:

— На вашем месте должен был быть он. Я не хотела вам зла.

Слезы ее упали лейтенанту на грудь. Превозмогая острую боль, он спросил:

— Почему? Почему вы его так ненавидите?

— Не сейчас. Вам нельзя говорить. Пожалуйста, не умирайте. Тогда и я не смогу жить. Я никого никогда не убивала, а если и желала смерти, то только ему одному!

Смит слабо улыбнулся, сжав ладонью рукоять ножа.

— Я буду жить, если вы расскажете мне правду.

— Что вы хотите знать? — С тоской она глядела сквозь влажную завесу слез на это бледное лицо, вовсе не казавшееся больше мальчишеским, на эти черты, искаженные болью… — Что конкретно?

— Ваше имя.

Алексис наклонилась над ним, касаясь губами мочки его уха. Хриплым от волнения голосом она назвала себя. Когда она подняла голову, чтобы увидеть в его глазах удивление, может быть, страх от столь ошеломляющей новости, она не увидела ничего: глаза лейтенанта были закрыты. Он потерял сознание.

Алексис не протестовала, когда ее увели от раненого. Она не возмущалась и тогда, когда ее отвели в небольшую каморку рядом с кладовой и заперли там. Сидя в уголке и прислушиваясь к звукам шагов уходящих матросов, Алексис гадала, сколько еще ей суждено промучиться до того, как Траверс сумеет от нее избавиться. Но о чем бы она ни думала, перед ней стояло одно лицо — лицо несчастного лейтенанта. На время она забыла о существовании Траверса, всего остального мира и даже Клода.

— С ней проблем не было? — спросил Траверс своих людей, когда они вернулись. — Отлично. Держитесь от нее подальше. И передайте каждому, чтобы никто не смел даже приближаться к этой дряни. Она ненормальная! Она хотела убить меня!

Смита успели уложить в постель, и врач хлопотал над ним.

— Будет жить? — спросил Траверс.

— Я думаю, да, капитан. Рана не так опасна, как можно было ожидать.

— Держите меня в курсе относительно него.

— Я хотел узнать насчет девушки, — решился спросить Джексон. — Надо ей что-нибудь принести? Пищу? Воду?

— Нет! Ничего! Ей ничего не нужно! Я же сказал: она сумасшедшая!

После ухода капитана Джексон, промывая рану больного, с недоумением спрашивал себя, кого хотел Траверс убедить своим криком о невменяемости девушки: себя или его, врача?

Клод встретился с Лафиттом в комнате, смежной со спальней пирата. Он до изнеможения устал от работы, впрочем, не больше, чем остальные члены команды: Даже Пич не захотел оставаться в постели. Джордан смастерил ему костыль, и мальчик смог оказывать посильную помощь, зашивая паруса и подавая гвозди. В результате столь дружной работы основные поломки на корабле были устранены достаточно быстро.

— Трудный день? — спросил Лафитт, глядя, как Клод тяжело опускается в кресло.

— Очень. Но мы не стоим на месте. Быть может, управимся даже раньше, чем рассчитывали.

— Отлично. Траверс, похоже, не в восторге от моего приема. Думаю, что он мечтает покинуть меня как можно быстрее.

— Не дайте ему этого.

— Я сделал все, что в моих силах, — с улыбкой ответил Лафитт, — хотя это и пытка, мой друг, находиться с ним под одной крышей.

— Я мог бы избавить вас от этой необходимости.

— Нет. У вас будет такая возможность позже — подальше от Баратарии. А сейчас отдыхайте. На завтрак я вас не приглашаю: Траверс вернулся на корабль, сославшись на дела, но утром он будет у меня. Поверьте, более неприятного типа я еще не встречал. Даже всегда такой выдержанный Пьер едва сдерживается, чтобы не сорваться. Сегодня он сказал, что его уже заранее тошнит от предстоящей встречи с Траверсом.

— Думаю, со мной было бы то же самое.

— Когда ваш корабль сможет выйти в море? Этот британец очень жестокий человек. Он говорит о своих методах поддержания дисциплины, сводящихся к порке, так, словно этим хочет завоевать мою симпатию. Удивительно, — со вздохом добавил Лафитт, — какое неверное представление имеют некоторые люди о пиратах. Их почитают за кровожадных чудовищ.

Клод громко расхохотался, и Жан остался доволен тем, что к его гостю вернулось бодрое расположение духа. Наступала ночь, и пора было ложиться спать.

Вечером следующего дня, когда Клод вернулся с корабля, Лафитт сообщил ему, что парламентер теряет терпение.

— Завтра к вечеру мы закончим, — заверил его Клод. — Вы не могли бы подержать англичанина еще день?

— Команда управится без вас? — вопросом ответил Лафитт.

— Конечно. Джордан останется за старшего.

— Хорошо. Я хочу, чтобы вы встретились с Траверсом.

— Какого черта, Жан? Почему вы меня об этом просите?

— Я уже уговорил его остаться еще на день, сообщив, что получил весьма заманчивое предложение от американцев и ожидаю завтра прибытия их представителя. Вы должны помочь мне разыграть этот спектакль.

— Идет, — неохотно согласился Клод. — Когда я должен появиться?

— К обеду, я думаю. Жаннин приготовит совершенно потрясающую ветчину. Вам понравится.

— Если кусок полезет мне в горло.

Траверс проводил уже третий день в гостях у Лафитта, и Хью Джексон решил, что настало время проверить, в каком состоянии находится Алексис. Он шел, оглядываясь, не видит ли кто-нибудь, куда он направляется. У Траверса было несколько полностью преданных ему людей, и врач опасался капитанского гнева.

Прислушавшись к тому, что происходит за дверью, и не услышав ничего, кроме глухих всхлипываний, Джексон решил отпереть засов. Подняв фонарь высоко над головой, доктор ступил внутрь. Но буквально на пороге на него набросился кто-то из темноты и свалил с ног. Упав, фонарь покатился по грязному полу, но, к счастью, не погас, и Алексис смогла разглядеть, что за ней явился не Траверс, а всего лишь доктор.

— Простите, док, — слабым голосом пробормотала она. — Я думала, что это капитан.

Джексон поднялся с пола и отряхнулся.

— У вас, кажется, вошло в привычку совершать такие ошибки. Я был бы не прочь оказаться на месте капитана, если бы в ваши намерения не входило убить его.

Он наклонился, взял фонарь и огляделся.

— Господи! Что с вами?

Правый глаз у Алексис заплыл и почернел, скулы опухли. Когда-то белая рубашка и бежевые брюки все были в пятнах крови, одежда кое-где порвана — очевидно, тут поработали плетью.

Алексис только рукой махнула в ответ на удрученный взгляд Джексона. Впрочем, он успел заметить, что она едва держится на ногах.

— Прошу вас, доктор, скажите, как там Смит, — Траверс не говорит мне о его состоянии.

— Ему гораздо лучше. Упрямый он человек, доложу я вам. Хотел прийти сюда, но я ему сказал, что сделаю это сам. Вам повезло, что Смит выжил, иначе вас бы повесили на рее без суда.

— Я знаю, — сказала Алексис и вздохнула. Теперь, когда ей стало известно о том, что Смит не погиб и идет на поправку, она почувствовала глубокое облегчение, но приятная весть имела и совершенно неожиданный эффект: в полную меру дала знать о себе боль от многочисленных синяков и ушибов, и Алексис больше не могла сдерживаться. Застонав, она начала медленно оседать на пол.

Джексон подхватил ее в последний момент и бережно усадил, поставив рядом фонарь. От застоявшейся вони в тесной кладовке его тошнило, но, человек бывалый, он справился с брезгливостью, привлек Алексис к себе, обнял и стал успокаивать, поглаживая по голове. Он не прихватил с собой лекарств и сейчас раздумывал над тем, стоит ли ему рисковать, возвращаясь за ними.

— Я хочу помочь вам, — сказал он тихо, — но не знаю, что смогу для вас сделать.

— Я понимаю. Вам не следовало сюда приходить. Если капитан узнает, вы не избежите наказания.

— Вам пришлось на себе испытать, что это такое, не так ли?

Алексис кивнула.

— Тогда, в ту первую ночь… после того, как я ранила Смита… он спустился сюда. Он сказал, что не хотел наказывать меня перед всеми.

— Тихо. Не надо разговаривать. Вы что-нибудь ели? Нет, не говорите, только кивните. Так, понятно. А пить вам давали? Тоже нет? Господи! Чего он от вас добивается?!

— Он хочет, чтобы я вы-мо-ли-ла у него прощение.

Алексис била дрожь, и Джексон, сняв китель, укрыл ее.

— Я вернусь, — сказал он, помогая ей лечь. — Возьму лекарства и…

— Вы не должны. Капитан…

— Насчет этого не волнуйтесь. Вы не выживете без медицинской помощи.

— Нет!

— Тихо! Я врач, и мне решать, нужна вам помощь или нет.

Алексис протянула к нему руку и схватила за край одежды.

— Не возвращайтесь! Я не хочу, чтобы вы пострадали из-за меня.

— С чего вы взяли, что капитан накажет меня? Я врач, и я ему нужен.

— Такой человек, как он, не станет об этом думать. Он ведь и меня порол, да еще как.

Джексон осмотрел следы от плети, видимые в прорехах одежды. Едва ли Траверс старался в этот раз в полную силу — кожа была оцарапана, но не изранена.

— Это не в счет, — сказал Джексон. — Я видел рубцы и пострашнее. Но только ваши ссадины надо обработать, чтобы они не воспалились.

— Нет, вы не поняли. Я не имела в виду то, что он сделал со мной сейчас. Моя спина. Вы видели шрамы? Как вы думаете, кто их мне оставил?

Джексон не успел ответить. Его внимание привлек звук шагов в коридоре. Торопливо накинув китель и взяв фонарь, он пошел к двери, пообещав Алексис на прощание, что непременно вернется и принесет ей что-нибудь. На счастье, ему удалось выскользнуть и даже запереть за собой дверь, оставшись незамеченным. Буквально через минуту после его ухода дверь снова отворилась. На пороге стоял великан матрос. Ни слова не говоря, он без всяких церемоний поднял Алексис с пола и вынес из помещения.

— Ну от вас и несет, — брезгливо поморщившись, сообщил он ей по дороге в капитанскую каюту.

Алексис хотела было возразить, что от него несло бы не лучше, если бы он пробыл взаперти три дня, но она была слишком слаба даже для такой короткой речи.

— Мойтесь, — сказал матрос, кивнув в сторону медной ванны, стоявшей в дальнем углу комнаты. — Капитан велел передать, что вы скоро с ним встретитесь. Он сказал, чтобы вы привели себя в порядок. Все, что вам нужно, найдете на кровати.

Алексис взглянула на приготовленную для нее одежду — простое хлопчатобумажное платье с короткими присборенными рукавами и круглым, отороченным кружевами воротом. Платье имело неприятный желтоватый оттенок — словно у неочищенного сахара. Алексис невольно подумала о той, в чей наряд ей предстоит облачиться.

— Капитан купил его для сестры, я думаю, но уж никак не для любовницы, — сказал моряк ободряющим тоном, точно этот факт мог порадовать Алексис. — Я вернусь через два часа, — он смерил пленницу выразительным взглядом: ее спутанные волосы, изорванную одежду, через которую просвечивало грязное в ссадинах тело. — Вам придется что-то с собой сделать за это время.

Алексис наконец обрела голос.

— А поесть он мне ничего не оставил?

— Насчет этого капитан не давал мне никаких указаний.

Алексис решила проявить стойкость и не опускаться до унизительных просьб. Оставалось надеяться, что вода в ванне будет не морской.

— Куда вы собираетесь меня отвести?

— К капитану.

— Я знаю. Но где он? Где мы находимся?

— Капитан сказал, что это будет сюрпризом для вас.

Как и предполагалось, окорок оказался изумительно вкусным, и Клод целиком сосредоточился на процессе еды — так было проще отключиться от происходившей за столом беседы.

Впрочем, тема была вполне обычная для застольных бесед: мужчины говорили о женщинах. Судя по всему, Пьер и капитан «Шмеля» не сошлись во взглядах. Дискуссия настолько захватила обоих, что они даже забыли о том, ради чего собрались вместе, — а именно о переговорах между королем Баратарии с одной стороны и Британским правительством с другой.

— Когда вы заходили в Новый Орлеан, — спрашивал Пьер, — неужели вам не довелось посетить бал креолок?

— Нет. Но я наслышан довольно о красивых женщинах, которых можно купить в здешних местах. Это у вас обычная практика?

— В Новом Орлеане — да.

— А как насчет самих женщин? Они не против того, что их продают?

— Что вы! — Вопрос, похоже, рассмешил Пьера. — Эти женщины считают, что им несказанно повезло. Ведь их продают мужчинам, которые берут их к себе в качестве любовниц, а к любовницам, как известно, зачастую относятся лучше, чем к женам. Матери сами ведут своих дочерей на бал, и, уверяю вас, за это их трудно осуждать.

— Как я понял, женщины эти смешанной крови?

— Да. Они негритянки только на четверть или даже на одну восьмую. Кожа у них цвета кофе с молоком или запыленного золота, — с мечтательной улыбкой поведал Пьер. — Они в самом деле очень хороши собой.

— И вы были бы не прочь заполучить такую женщину? — спросил Траверс, сдерживая волнение.

К этому времени выловленная им в море красотка уже должна была соответствующим образом подготовиться. Ее вот-вот приведут, и Траверс решил на всякий случай проверить, правильными ли были его предположения относительно наклонностей братьев Лафитт. Было бы совсем некстати, если бы они отказались принять его дар. Траверс уже почти пожалел о том, что избил ее. Впрочем, синякам и шишкам легко подыскать правдоподобное объяснение.

— У Пьера уже есть любовница, — вмешался Жан. — О чем речь, капитан? С трудом верится, но, кажется, вы хотите предложить нам креолку.

Траверс засмеялся.

— Едва ли я стал бы покупать ее для себя, но так уж случилось… на борту моего корабля имеется весьма привлекательная безбилетная пассажирка.

— Пассажирка? У вас? — удивленно воскликнул Лафитт.

— Совершенно верно. Она спряталась на борту фрегата в Новом Орлеане. Мы обнаружили ее в трюме после шторма. Она была вся в синяках — наверное, ее изрядно помотало во время шторма. Я не могу возить ее с собой — вот и подумал, не оставить ли ее у вас? Здесь ей, верно, будет лучше, чем у прежнего владельца.

Клод едва не подавился, настолько неожиданно прозвучали эти слова искренней заботы из уст Траверса.

— Девушка негритянка? — не удержался он от вопроса.

— Да, но очень светлокожая. Я думаю, негритянской крови у нее не больше, чем на одну восьмую.

— Она сама вам об этом сказала? — спросил Пьер.

— Нет. Она вообще очень мало говорит, бормочет, бедняжка, что-то невразумительное. Похоже, она не совсем здорова. Как я уже говорил, ее изрядно потрепало в трюме, и нашему корабельному врачу пришлось над ней потрудиться. У нее на спине шрамы от плетки, оставленные, как я понимаю, прежним владельцем.

— И вы хотите сплавить ее мне? — спросил Лафитт.

— Буду вам очень признателен, если вы согласитесь принять ее, — ответил Траверс. — Мне бы не хотелось отправлять бедняжку назад в Новый Орлеан, но и оставлять на корабле тоже не могу. Сами понимаете, в команде одни мужчины, и женщина на борту…

— Хорошо, — согласился Жан. — Я беру ее. Она будет помогать Жаннин на кухне.

— Как только вы ее увидите, месье, сомневаюсь, что вы захотите использовать ее только в качестве прислуги.

— Это уж мне решать, — холодно заметил Жан. — Пьер, идите с капитаном и приведите девушку. Мы с месье Клодом подождем вас здесь.

— Она, должно быть, уже здесь. Я велел одному из своих матросов привести ее.

— Вы были настолько уверены в том, что я ее возьму?

— Не в этом дело. Я просто хотел, чтобы вы на нее посмотрели, а там вам решать.

Лафитт вздохнул. Общество британца с каждой минутой становилось все труднее выдерживать.

— Ею займутся, а вы пока можете пройти в гостиную вместе с нами. Пьер, приведи ее и попроси Андре приготовить для нее комнату. Если она чувствует недомогание после морского путешествия, пусть отдохнет. Я поговорю с ней утром.

Трое мужчин перебрались в гостиную для того, чтобы там наконец перейти к делу, в то время как Пьер вышел в холл. В галерее, за вестибюлем он сразу заметил женщину. На ней был широкий плащ, скрывавший фигуру. Она стояла, прислонившись к колонне. Создавалось впечатление, что она с трудом держится на ногах и нуждается в опоре. Матрос, находившийся рядом с женщиной, заметив Пьера, предложил женщине руку. Помощь, судя по всему, оказалась кстати.

Пьер торопливым шагом приблизился к ней и, отпустив матроса, осторожно поддерживая женщину, спросил:

— Скажите, вы в состоянии двигаться?

Алексис откинула капюшон плаща и прямо взглянула в глаза человеку, который, казалось, отнесся к ней с живым участием. Пьер затаил дыхание. Что бы там он ни думал о Траверсе, одно было бесспорно: у капитана действительно оказался хороший вкус. То, как крепко она держалась за его локоть, не совсем соответствовало измученному виду незнакомки. Пьер осторожно убрал с ее лица золотые завитки, стараясь не касаться ссадины на щеке и возле глаза. Он решил, что непременно разузнает о ней побольше, когда девушка выздоровеет — сейчас она, вне сомнений, была слишком слаба. Едва ли в ее жилах текла негритянская кровь: Пьер еще не видел креолок с золотистыми волосами и глазами медового цвета.

— Пойдем, дружок. Тебе не придется возвращаться в Новый Орлеан. Теперь ты в безопасности.

Алексис хотелось завизжать от отчаяния, но силы оставили ее, страх сковал уста. Где она? Что будет с ней? Какой смысл что-то объяснять сейчас людям, которых Траверс, вероятно, убедил в том, что она всего лишь беглая рабыня. Теперь ей уже никто не поверит.

Опираясь на руку Пьера, она вошла в холл.

— Подождите здесь. Я велю слуге приготовить комнату и вернусь за вами через пару минут.

— Благодарю, — пробормотала Алексис.

Оставшись одна, она обвела взглядом помещение. Кем бы ни были эти люди, которым собирался продать ее капитан Траверс, одно было очевидно — они очень богаты. Увы, в вестибюле негде было сесть, и Алексис, чувствуя, что вот-вот упадет, подошла к закрытой двери слева от нее.

Алексис слышала голоса за дверью, но ей было уже не до формальностей, и она вошла, не спрашивая разрешения. То, что она увидела, заставило ее подумать, что она действительно сошла с ума. Мужчины были настолько увлечены разговором, что появление закутанной в плащ фигуры заметили не сразу. Первым спохватился Траверс.

— Джентльмены, — сказал он, поднимаясь с кресла, — вот та самая девушка, о которой я говорил.

Несмотря на то что в тоне его проскальзывала некоторая неуверенность, это был голос хозяина. Траверс опасался, что Алексис попытается защитить себя, доказать, что она вовсе не та, за кого ее выдают, но этого не произошло. Его пленница только беспомощно переводила взгляд с Жана на Клода и обратно. Но и тот, и другой, по-видимому, понимали, что происходит, не лучше, чем сама Алексис.

Внезапно она почувствовала, как кто-то подошел к ней сзади и взял за талию.

— Прости, Жан. Она, должно быть, забрела сюда сама. Ты видишь, она и вправду нездорова. Эй, что с вами? У вас такой вид, будто вы увидели призрак!

Слов Пьера оказалось достаточно для того, чтобы вывести Лафитта и Таннера из оцепенения. Клод бросился к Алексис, прижал ее к себе.

— Алекс! — воскликнул он, не выпуская ее из объятий.

— Алекс? — переспросил Пьер, в недоумении глядя на брата. — Капитан Клод знает эту девушку?

— Пьер, капитан Траверс, — убийственно спокойно произнес Лафитт, — позвольте представить вам капитана Алекса Денти.

Траверс облизнул пересохшие губы и свистящим шепотом повторил грозное имя. Тут уже и Пьер понял, во что хотел втравить их британский парламентер. Поэтому он нисколько не удивился, когда его брат снял со стены две шпаги и протянул одну из них Траверсу. Пьер знал, что теперь, что бы он ни сказал, остановить брата и предотвратить убийство парламентера будет невозможно. Рассудив здраво, он направил свои усилия на то, чтобы освободить пространство от лишней мебели. Мельком бросив взгляд на женщину, ставшую известной ему под именем капитана Денти, Пьер внезапно понял, как может она командовать мужчинами даже в свое отсутствие.

Таннер отстранился от Алексис в тот самый момент, когда услышал звон оружия.

— Нет, Жан, — сказал он, не спуская глаз с Траверса. — Сперва этот мерзавец даст отчет мне.

Лафитт перевел взгляд с Траверса на Клода, затем обратно. Британский капитан приготовился к дуэли, и ему, похоже, было совершенно безразлично, с кем сражаться.

— Как угодно, — ответил Лафитт, протягивая Клоду свою шпагу. — Можете убить его здесь: при данных обстоятельствах ваше обещание теряет силу.

— Клод, нет! — Алексис попыталась схватить его за одежду, но тщетно: Клод в один миг оказался на середине комнаты.

Лафитт нежно, но решительно заставил Алексис прилечь на кушетку.

— Вы не должны его останавливать, как он не стал бы останавливать вас, капитан Денти.

Траверс и Клод посмотрели друг другу в глаза.

— Почему вы зовете ее капитаном и откуда это странное имя?

— Так ее зовут, Траверс, с тех самых пор, как вы навестили ее остров, — угрожающе тихо ответил Клод и дал знак Пьеру, чтобы тот отошел; теперь ничто не мешало ему начать атаку на Траверса.

— Но ее фамилия Квинтон.

— У вас хорошая память, и этого довольно. У меня есть дело поважнее. Я слишком долго ждал этого момента!

Шпага Траверса с тихим свистом прорезала воздух. Клод ответил молниеносным уколом, который, впрочем, оказался не смертельным. Он и не был задуман Клодом как таковой. Траверс тоже всего лишь разминался, примерял оружие к руке. Каждый из них прощупывал соперника, проверяя, насколько тот опасен. Ответные выпады Клода убедили Траверса в том, что силы их примерно равны: на стороне Клода была молодость, на его стороне — опыт.

— Вы наглый лжец! — бросил Клод своему врагу. Легко уклонившись от атаки британца, он начал наступать, оттесняя его к камину. — Она не пряталась у вас на борту! Во время шторма Алексис сбило волной с палубы ее собственного корабля! Лучше скажите, откуда у нее синяки на лице?

Траверс не отвечал. Возмущение противника работало на него. Умело воспользовавшись мгновенной заминкой Таннера, Траверс вышел из неудобной позиции и теперь располагал столь нужной ему свободой движений. Выпад — и его шпага достала предплечье Клода.

И вновь Лафитт был вынужден придержать Алексис, не позволяя ей подняться. Жан не мог не восхищаться этой женщиной. Она всей душой переживала за возлюбленного, но не произносила ни звука, понимая, что стоит ей окликнуть Клода, и это может стоить ему жизни. И все же в ней было нечто, не поддающееся объяснению. Со стороны казалось, что она способна лишь одной своей силой воли поставить Траверса на колени и даже убить.

— Вы могли бы нанести удар и получше, капитан, — с небрежным смешком заметил Клод. — Вам ведь все еще хочется покинуть Баратарию живым, не так ли? А знаете ли вы, что флот его величества потерял немало кораблей только потому, что капитану Денти нужны были вы?

Кончиком шпаги Таннер задел противнику плечо. Следуя правилам джентльменского боя, он дал возможность Траверсу прийти в себя.

— Вижу, вы ничего не знали, — как ни в чем не бывало продолжил Клод. — Иначе вы не спали бы так спокойно все эти годы после того, как убили ее родителей.

Траверс заставил себя забыть о боли в плече и решительно наступал на Клода.

— Что еще за глупости она вам наболтала?

— Траверс, вы сами глупец! Я был там лично и все видел.

Траверс на миг замер. Это промедление стоило ему еще одной раны.

И снова Клод дал Траверсу возможность оправиться.

— Это вам за ее родителей, Траверс, — назидательно проговорил Клод. — Хотя такие отметины ничто по сравнению с теми, что вы оставили на ней.

Клод сделал выпад, но промахнулся и, потеряв равновесие, упал. Траверс не стал терять времени даром и нанес удар, но Клод, успев откатиться в сторону, легко вскочил на ноги.

— Вы упустили верный шанс, а ведь за вами еще один должок — смерть ее друга.

Алексис смотрела во все глаза на продолжающийся поединок. Больше уже никто не тратил сил на слова — оба противника понимали, что один из них сегодня умрет. Единственное, что можно было сейчас услышать, — это тяжелое дыхание сражающихся, свист прорезаемого шпагами воздуха да звон скрещивающихся клинков.

До сих пор Клод щадил Траверса. Раны, которые он нанес ему, можно было бы назвать царапинами, по крайней мере боль не была настолько сильна, чтобы помешать англичанину сопротивляться.

Алексис успела позабыть о присутствии Лафитта, когда он, не замечая того, с силой сжал ей плечо — Траверс глубоко вонзил клинок в бедро Таннера. Алексис была даже благодарна Лафитту за причиненную ей боль, потому что она на мгновение отвлекла ее от созерцания того, как намокает от крови одежда Клода.

К счастью, Клод сумел сохранить равновесие. Опираясь на здоровую ногу, он предпринял еще одну атаку и оттеснил Траверса к двери. Битва перешла в вестибюль, куда за дерущимися пришлось последовать и зрителям. При этом, заметив, что Алексис не в силах идти сама, Лафитт быстро подхватил ее на руки и вынес из гостиной.

Тем временем, оказавшись прижатым к перилам широкой лестницы, Траверс решал, подниматься ли ему вверх или спускаться вниз. И тут Клод, воспользовавшись секундным замешательством, использовал наконец предоставившуюся ему возможность. Сделав быстрый, как молния, взмах шпагой, он вонзил лезвие глубоко в грудь Траверса.

Траверс повис на перилах, шпага выпала у него из рук и с громким звоном покатилась по до блеска натертому полу. Однако капитан был еще жив. Схватив обеими руками клинок, торчащий у него из груди, он вытащил его, прожигая Клода горящим ненавистью взглядом, и сделал последнюю отчаянную попытку достать противника его же оружием. Однако Клод успел вовремя отступить, и окровавленная шпага упала к ногам победителя.

— Вот теперь и за Пауля, — тихо сказал Клод, глядя, как Траверс, пытаясь выпрямиться, не удержался и покатился вниз по ступеням.

Лафитт отпустил Алексис, и она побежала к Клоду, встретившему ее распростертыми объятиями. Казалось, для нее все перестало существовать: она не видела ни трупа Траверса, ни стоявших у подножия лестницы братьев Лафитт… Поцелуй Клода вдохнул в нее жизнь, и Алексис позабыла о том, что пережила в течение последних трех дней, запертая в трюме британского фрегата. Она забыла обо всем, кроме своей любви.

— Твоя нога, — проговорила она, уткнувшись Клоду в грудь.

— А твой глаз? — шепнул он, целуя ее волосы.

— Это ерунда, вот твоя рука…

— Пустяки, зато твои синяки…

Со смехом Алексис оттолкнула его. Тогда Клод взял ее за руку и повел вниз мимо удивленно глядящих на них Жана и Пьера. В гостиной, повалившись на диван, Клод и Алексис смотрели друг на друга, радуясь тому, что могут так весело смеяться, и тому, что время их наконец пришло.

Клод вытер слезы, появившиеся в уголках глаз подруги, и, повернувшись к Лафитту, сказал:

— Жан! Вы так и будете пялиться на нас, будто мы парочка ненормальных, или все-таки распорядитесь, чтобы о наших ранах позаботились?

— По-моему, вы оба так замечательно себя чувствуете, что даже не смущаетесь присутствия посторонних, — заметил Жан, но тем не менее отправил Пьера за Андре.

— Что решим насчет Траверса, Жан? — спросила Алексис, когда тот, придвинув стул, сел напротив.

— Я возьму на себя ответственность за его смерть. Собственно, от меня давно ждали чего-то подобного.

— Нет! — разом воскликнули Клод и Алексис.

— Другого пути я не вижу. Мне не трудно будет защитить себя — я в своем государстве, а вас могут достать британцы. Кстати, Алексис ведь все еще считается преступницей.

— Полагаю, есть иной выход. — Алексис на мгновение задумалась. — Не могли бы вы привести сюда со «Шмеля» корабельного врача и первого помощника капитана? Лейтенанта зовут Ян Смит. Я думаю, мне удастся убедить их принять версию, которая удовлетворит и адмиралтейство, и команду корабля.

— И что вы хотите им предложить? — скептически заметил Лафитт.

— Пока не знаю. Знаю лишь, что они оба ко мне расположены. Доктор Хью Джексон готов был многим рискнуть, чтобы обо мне позаботиться.

В комнату вошел Андре и принялся промывать и бинтовать ногу Клода. Пока он работал, Алексис вкратце рассказала, что произошло на борту «Шмеля» и каким образом Смит узнал о том, кто она такая.

Внимательно слушая, Лафитт пришел к выводу, что в предложении Алексис есть резон.

— Пьер, — сказал он, — пошли кого-нибудь за этими двумя. Ничего им не говори. Мы все объясним, когда они появятся здесь.

Закончив с перевязкой, Андре принес оттоманку, чтобы Клод мог положить на нее больную ногу. Затем он обратился к Алексис.

— Чем я могу помочь вам, мадемуазель?

— О, со мной все в порядке.

— Я думаю, вам будет удобнее, если вы снимете плащ.

Но Алексис вовсе не хотелось демонстрировать им царапины на руках и груди.

— Что-то не так? — спросил Клод, видя, как она медлит.

— Да нет, я сейчас.

Алексис расстегнула пуговицу у ворота и, поднявшись, бросила плащ на стоявший рядом стул.

— Господи! Это все Траверс? — воскликнул Лафитт.

Алексис, кивнув, села.

— Пусть благодарит Бога за то, что он мертв, — сквозь зубы пробормотал Клод.

Андре сделал Алексис примочку на глаз, обработал царапины на руках и наложил мазь, но когда дело дошло до груди, он покраснел и смутился.

— Не беспокойтесь, об остальном я позабочусь позже, — благодарно взглянув на него, сказала Алексис.

Отпустив слугу, Лафитт спросил:

— За что он вас так?

— Чтобы наказать — ведь я пыталась его убить. Но теперь это уже не имеет значения. — Сладко улыбнувшись, Алексис забралась с ногами на диван и прижалась к Клоду.

— Жан, спасибо вам за то, что вы позаботились о моей команде.

— Мне было приятно это сделать для вас.

— Могу я еще немного злоупотребить вашим гостеприимством и попросить чего-нибудь поесть? Я ела последний раз… не помню сколько дней назад.

Жан вскочил на ноги.

— Почему вы раньше не сказали?

Он быстро вышел, чтобы отдать необходимые распоряжения. Клод и Алексис остались вдвоем. Клод тихо рассмеялся.

— Твой друг как-то сказал мне, что мы можем обходиться без церемоний, Алексис. Если ты хотела побыть со мной наедине, так бы и сказала.

— Я и сказала бы, если бы хотела именно этого. Но я на самом деле страшно голодна. Мне пришлось пить воду, предназначенную для купания.

Алексис пожалела о том, что проговорилась. Глаза Клода почернели от боли за нее. На мгновение он закрыл их, поглаживая ее руку, а когда открыл, боль снова ушла.

— Ты нанесла существенный удар по моему самолюбию, — с улыбкой сказал Клод.

— Ничего, ты выдержишь.

Алексис погладила его по бедру, сопровождая многозначительный жест столь же многозначительным взглядом.

— Я об этом позабочусь.

Когда Лафитт вернулся с подносом, полным еды, Алексис соскользнула на пол, устроившись у ног Клода, а поднос поставила на диван. Мужчины с заметным удовольствием наблюдали за тем, как она жадно набросилась на холодное мясо, хлеб и сыр. Она не могла и подумать, каким наслаждением было для них видеть ее после того, как оба они уже успели поверить, что потеряли ее навсегда.

Покончив с едой, Алексис отодвинула поднос, а сама села рядом с Клодом. Все трое беседовали за бокалом вина. Таннер и Лафитт рассказывали друг другу о том, что каждому из них довелось пережить за эти годы. Разговор был прерван появлением Пьера в сопровождении доктора и лейтенанта.

— Что случилось? — спросил Смит, когда Алексис, вскочив, потащила его за руку к креслу.

— Сейчас все узнаете. Но сначала: как вы себя чувствуете? Я бы не хотела, чтобы приход сюда вам повредил.

— Я же сказал вам, что со мной все будет хорошо.

— Да, верно. А вы помните, что я вам сказала?

Смит замялся и оглянулся на Клода и Лафитта.

— Это наши друзья, они знают, кто я такая, а вот доктор Джексон…

Джексон засмеялся и сразу помолодел на добрый десяток лет.

— Я тоже знаю, капитан Денти. Не вините Яна. Я был очень настойчив. Да и визит к вам в трюм на многое открыл мне глаза. Теперь передо мной довольно ясная картина происшедшего.

— Я готова рассказать вам все в обмен на одно одолжение. Наверное, с моей стороны бессовестно делать подобные предложения, но у меня нет выбора… Итак, я хочу воспользоваться нашим коротким знакомством и, надеюсь, взаимной симпатией, в равной мере как и нашей общей антипатией к вашему капитану. Вы не присядете, док?

Алексис без лишних формальностей представила присутствующих. Затем коротко объяснила ситуацию доктору и Смиту, предварив рассказ подробным описанием того, что побудило ее превратиться в капитана Денти. Чувствуя поддержку Клода, она не упустила ни единой подробности. Джексон и Смит внимательно слушали, не перебивая.

В какой-то момент Алексис почувствовала, что ей стало трудно говорить, и Клод закончил рассказ за нее.

— Ваш капитан сказал нам, что Алексис — беглая рабыня, прятавшаяся в трюме корабля. Он собирался избавиться от нее, а вместе с ней и от опасности быть привлеченным к ответственности за все происшедшее по его вине на Тортоле. Я лишь довершил то, что Алексис пыталась сделать на борту вашего корабля.

— А я не возражал против этого, — добавил Лафитт, не желая перекладывать на Клода всю ответственность. — Дуэль была справедливой. Ваш капитан сражался как настоящий моряк. Капитану Клоду тоже кое-что осталось на память.

Смит кивнул и посмотрел на Джексона.

— Ты видишь проблемы, Хью?

— Справедливый поединок. Никаких вопросов.

— Согласен. Месье Лафитт… Капитан Клод… Капитан Денти… На борту «Шмеля» найдется очень немного людей, которые захотят оплакивать смерть капитана Траверса. В какой-то мере вы освободили нас от цепей. Мы с доктором позаботимся об усопшем. Его с почестями похоронят в море, а причину смерти мы придумаем. Командование будет удовлетворено. И вот еще что, джентльмены: в обмен на наше молчание мы хотели бы взять слово с капитана Денти, что она выйдет в отставку. Это возможно?

— Карьера капитана Денти закончена, мистер Смит, — сказала Алексис чуть дрожащим от волнения голосом. — Я не стану мстить людям, которые были вместе с ним в тот день. Думаю, совершенное преступление и без того тяжелым грузом легло на их совесть — пусть боятся высшего суда, а меня им бояться нечего.

— Что ж, большего нам и не требуется. Месье Лафитт, что я должен передать командованию относительно дела, ради которого нас командировали к вам?

— Мой ответ — нет. Я не стану оказывать помощь Британии. Можете передать начальству, что я тверд в своем решении.

Смит кивнул, затем повернулся к Клоду.

— А вы, капитан? Могу ли я просить вас дать нам возможность покинуть здешние воды без боя?

— Вы вправе сделать это. Даю вам слово, что не буду вас преследовать.

Смит встал и, пробежавшись рукой по светлым волосам, тряхнул головой. От Алексис не ускользнул задорный огонек, блеснувший в его глазах. Он был готов принять на себя командование, и она желала ему удачи.

— Больше у меня нет вопросов, — сказал Смит. — Если нам с доктором помогут донести тело, мы могли бы прямо сейчас вернуться на корабль.

После короткого прощания Алексис вышла проводить гостей в галерею, и там каждый из них перед уходом шепнул ей что-то на ухо.

— Что они тебе сказали? — почти одновременно спросили Лафитт и Клод, едва только английские моряки скрылись из виду.

— Доктор Джексон сказал, чтобы я не забыла про компресс.

— А Смит? Что сказал он?

Алексис улыбнулась.

— Лейтенант сказал, что будет лелеять шрам, оставленный ему на память, — ведь он встретился с самим капитаном Денти и остался жить.

Выслушав рассказ Клода об окончании ремонтных работ на корабле и о том, что Джордан в порядке, а Пич быстро идет на поправку, Алексис наконец почувствовала, что доведена до полного изнеможения.

Позже в спальне, в которой Лафитт разместил Клода, она позволила Таннеру раздеть себя и наложить лекарство. Приятно расслабившись, Алексис едва не мурлыкала от удовольствия.

— На этот раз он обошелся с тобой далеко не так сурово, — заметил Клод, втирая мазь. — Просто не верится, если учесть то, что ты пыталась с ним сделать.

— Он хотел лишь, чтобы я попросила у него прощения.

— И что же?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, он хотел невозможного.

— Ты прав.

Клод поставил бутылку с притираниями на туалетный столик и, раздевшись, лег рядом с Алексис, накрыв их обоих простыней. Алексис задула свечи и свернулась клубочком рядом с ним.

— Я думал, ты умерла, — после долгого молчания сказал Клод.

— Я знаю, — тихо ответила Алексис. — Я думала о тебе все время, пока была на корабле Траверса. И я поняла, что месть не стоит того, чтобы лишиться возможности увидеть тебя вновь. У меня не дрогнула бы рука убить Траверса с самого начала, если бы не эти мысли. Я никак не могла решиться на это, пока он не сказал, что хочет продать меня как беглую рабыню. Тогда только все вернулось: ненависть, отвращение — все.

— Теперь с этим покончено, и мы свободны.

— От всего, кроме самих себя.

— Это верно. Ты моя теперь. Не возражаешь?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, нам надо пожениться.

— На этот раз ты прав.

Усталость, изнеможение, боль — все было забыто под натиском неудержимой жажды высказаться наконец, объяснить, что каждый из них значит друг для друга. Легкие прикосновения Клода вызывали ее нежные стоны. Губы его заглушали ласковый шепот, срывавшийся с ее уст, дарили горячие поцелуи шее, груди, а она все никак не могла наговориться. Она обнимала его, прижимала к себе, ерошила его медного цвета волосы.

— Когда мы вместе… как сейчас, я чувствую, что живу, — сказала Алексис почти неслышно, чтобы не испортить значительности момента. — Ты знаешь, что я имею в виду?

Клод приподнял голову и, заглянув в ее глаза, ответил так же тихо:

— С самого начала я знал, Алекс. Я всегда знал, что ты нужна мне, нужна как воздух, как море. Я боялся лишь твоего отказа признать, что ты чувствуешь то же.

— И я боялась.

— Знаю.

Клод поцеловал ее легко, едва касаясь.

— Ты всегда была такой — смелой до отчаяния в одном и столь же отчаянной трусихой в другом.

Возвращая ему поцелуй, Алексис словно просила прощения за то, что у нее не хватало храбрости быть честной перед самой собой. Она чувствовала, Как дрожат его пальцы, и заметила, что ее пальцы тоже дрожат.

Тело ее изогнулось навстречу ему, нежное, ранимое, трепещущее от потребности как можно полнее удовлетворить его желание, столь же сильное, сколь и ее собственное. И когда тела их встретились, у них не было более ощущения битвы, борьбы. Теперь бал правило одно лишь наслаждение. Алексис, первой почувствовав приближение пика, была уже не в силах противостоять силе, подхватившей ее, заставлявшей конвульсивно сжиматься мышцы, и в этот миг он присоединился к ней.

Потом, когда их дыхание успокоилось и сердца забились в обычном ритме, Клод коснулся серебряного колье на шее Алексис.

— Я люблю тебя.

Вздох ее был так же легок и свободен, как только что произнесенные слова. Она обняла крепче своего возлюбленного, и волосы ее упали ему на грудь.

— Этот вздох, он мой навсегда.

— Тебе всегда придется работать так же усердно, как сегодня, чтобы вызвать его к жизни. Тебя это не смущает?

Клод тихо засмеялся в темноте и поцеловал ее в висок.

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что я нашла то, что хотела.

— Ты права.

Все горькие воспоминания ушли прочь, и в душе Алексис воцарились покой и безмятежность. Тот мир, тот покой, что знала Алексис лишь в своем «вороньем гнезде», она обрела теперь в объятиях Клода. И, почувствовав ее мысли, Клод крепче обнял возлюбленную, словно желая заверить в том, что она наконец нашла свое место в жизни — теперь уже навсегда.