Блэквуд жестом попросил Уэста убрать картины с его глаз.

Уэст аккуратно свернул обе и закрепил тесьмой. Положив рулоны на буфет, он вернулся на место. Полковник заметно расстроился увиденным. Уэст не часто наблюдал полковника в смятении чувств и не понимал, что именно в картинах вызвало такую реакцию. Полковник нормальный мужчина, много путешествовал и видел мир. Он учился в Оксфорде и разбирался не только в военных кампаниях, начиная с великих полководцев древнего мира, но и в литературе, искусстве, живописи.

Уэст не мог предположить, что полковник никогда ранее не видел подобных картин. Если бы Блэквуда просто оскорбило их содержание, Уэст бы его понял, но нет, тут что-то еще. Блэквуд резко развернул кресло-качалку и поискал глазами графин с виски.

– Что вы можете сказать мне по поводу художника? – спросил Уэст.

Блэквуд налил себе спиртного и, прежде чем ответить, сделал большой глоток.

– Помимо того, что он сумасшедший и чертовски талантлив? Ничего. Ровным счетом ничего. – Он добавил еще виски в стакан, выпил и мeдлeнно развернул кресло. – Как ты на них набрел? Я думал, что ты уезжаешь из Лондона, чтобы отправиться в школу своей подопечной и затем в Амбермед.

– Так и произошло, и я побывал и там, и там. – Уэст объяснил, где он нашел картины и почему он прихватил их с собой, затем протянул Блэквуду книгу Беквита.

Блэквуд неохотно расстался с виски, чтобы взглянуть на нее. Он перелистал страницы, держа книгу прямо, потом проделал то же самое, перевернув ее, после чего швырнул книгу Уэсту.

– Не видел ничего подобного с тех пор, как вышел из школьного возраста, тем более такие пакости, что заставили бы покраснеть маркиза де Сада. Пристрастия мистера Беквита очевидны, и я не стал бы осуждать человека за его вкусы, если бы он не занимался попечительством учебного заведения для юных леди.

Уэст кивнул:

– И я о том же. Я подумал, что должен показать книгу отцу Иста. Сэр Джеймс мог бы, возможно, что-то мне о ней сказать – когда ее опубликовали и кем, кто изготовил офорты. Не думаю, что ее тираж очень большой.

– Согласен. Ты должен поговорить с ним. Если он не знает, то направит тебя к тому, от кого ты мог бы получить ответы.

Уэсту показалось, что о книге полковник может говорить спокойнее, нежели о картинах. И все же кое-что о картинах он должен сказать.

– Вы узнали женщину на картинах?

Полковник заметил, что Уэст сформулировал свой вопрос в виде утверждения. Он немного отхлебнул из стакана и кивнул:

– Мисс Индия Парр. Ее едва ли можно с кем-то спутать.

Уэст не стал говорить полковнику, что мисс Парр и Рия имели разительное внешнее сходство, как и о том, что их сходство пробудило в нем желание убить автора и владельца заодно.

– Что вы скажете?

– Ничего. Просто непостижимо.

– Я слышал, что есть некий лорд М., ставший ее покровителем.

Блэквуд невесело рассмеялся:

– Вы удивляете меня, Уэст. Я не думал, что вы прислушиваетесь к сплетням.

– Иногда слышишь и то, чего не хочешь. Вы знаете что-то о лорде М.? Насколько мне помнится, о нем упоминали в «Газетт».

– В той же газете напечатали, что Ист помолвлен с некой леди Софией Колли, что является заведомой ложью. Страницы этой газеты надо крепко посолить, прежде чем использовать как пищу для ума.

Уэст хорошо помнил ту историю. Исту пришлось пережить немало неприятных минут.

– Где Ист? – спросил Уэст, потому что ему захотелось немного отойти от темы визита. – Я заехал к нему домой, но не застал его. Никто не мог сказать мне, куда он уехал.

– А я, ты думаешь, скажу?

– Если вы не скажете, то либо потому, что сами отправили его на задание, либо вы действительно не знаете. Если верно последнее, то Ист, должно быть, гоняется за леди Софией. Если сообщение о помолвке и оказалось ложным, то чувства Иста к ней самые что ни на есть настоящие.

Блэквуд вздохнул:

– Последнее верно. Я действительно не знаю, куда он уехал.

Уэст и не думал скрывать своего удивления. Такое положение вещей едва ли устраивало полковника.

– Он скоро объявится, как обычно. Но будет ли с ним леди София или нет, вопрос остается открытым. – Вытянув перед собой ноги, Уэст откинул голову на спинку кресла. Он смотрел на Блэквуда из-под полуопущенных ресниц. – Что касается лорда М., вы не думаете, что художник он?

– Нелогично быть одновременно художником и покровителем мисс Парр.

– Но, если он безумец – вы ведь сами сказали?

– Я выразился фигурально, хотя если так оно и есть на самом деле, я не удивлюсь. Смелые мазки, чистые яркие цвета… свечение, исходящее от мисс Парр, он гениально изобразил, но руку его направлял явно не Господь Бог.

Полковник, как оказалось, мыслил так же, как и Уэст. Жаль. Теперь надеяться не на что.

– Вы не догадываетесь, когда написаны картины?

Блэквуд бросил взгляд в сторону буфета.

– Скорее всего, они сделаны не более трех лет назад. А может, и совсем недавно. Не думаю, что они все еще находились бы в относительно неплохом состоянии, если бы их хранили вот так более длительное время. Ведь ими любуются довольно часто. Ты заметил? Вижу, что не заметил. Краска на обеих картинах стерлась в совершенно определенных местах. Вероятнее всего, вред ей нанесли большие пальцы Беквита. Он разворачивает картину, затем растягивает ее в руках на такой вот манер. – Полковник проиллюстрировал свои слова жестом. – Он скоро разрушит их своим восхищением.

Уэста теперь больше всего волновало, что Беквит может заметить или уже заметил пропажу.

– Тогда мне надо как можно быстрее их вернуть, – проговорил Уэст, обращаясь скорее к себе, чем к полковнику. – Думаю, мне все же стоит выпить. – Встав с кресла, он направился к буфету и налил себе виски. Но Уэст не опрокидывал содержимое в рот одним махом, а смаковал, отпивая мелкими глотками. Он не стал возвращаться на свое место, а подошел к столу Блэквуда и присел на столешницу. – Что вы думаете о мисс Парр? Я имею в виду не ваше мнение о ней как об актрисе, а как о натурщице для картин. Вы думаете, она сама изъявила желание позировать?

– Вы вообще не можете с уверенностью утверждать, что она позировала. – Полковник подкатил кресло к огню. – Вы должны признать, что ее лицо многим знакомо. У нее целая армия поклонников, среди них и сам принц-регент. Вы и сами видели ее всего несколько раз, но узнали ее в женщине на картинах. Что касается тела, то оно совсем не обязательно принадлежит мисс Парр.

– Но вполне может ей принадлежать.

– Да, – неохотно согласился полковник. – Такая возможность всегда присутствует.

– Как я могу узнать правду?

– Зачем вам?

Уэст удивился вопросу Блэквуда.

– Потому что если она не позировала художнику, то она может не знать, что такие картины существуют. Она должна знать, на какое безумие вдохновила ее красота.

– Сомневаюсь, что она вас за это поблагодарит.

Уэст тоже сомневался, но если картины выполнялись без ведома актрисы, то она совершенно законно захочет принять какие-то защитные меры.

– Если она знает о картинах, позировала ли она по своей воле или нет, я хочу узнать подробности. Каким образом Беквит получил их. Кто художник. Как картины находят сбыт. И каким образом все вышесказанное может касаться мисс Петти.

– Ты как-то лихо перескочил с одного на другое. Не вижу, каким образом мисс Парр может вывести тебя на пропавшую девушку.

Уэст пожал плечами:

– Я могу начать путь с любой точки на дороге, чтобы проследить, куда она ведет. Мне надо знать, могу ли я заручиться вашей помощью. Как мне узнать правду о картинах?

Блэквуд ответил не сразу.

– Я думаю, тебе надо самому расспросить мисс Парр.

– Как? Она же в Европе.

– Я уже·говорил тебе, что не стоит всерьез относиться к сплетням. Предлагаю тебе в первую очередь обратиться к Саутертону. Он даст тебе совет, стоит ли с ней обсуждать подобный вопрос или нет.

– Саут? Саут знает, где она? – Уэст, даже если бы хотел, не смог бы скрыть недоумения.

– Попробовал бы он не знать. Она – его задание.

– А он-то понимает? Вы ведь знаете, не так ли, что он одолжил у меня ключи от моего коттеджа – того, в котором мы жили с матерью, – в качестве укромного… Вот так задание получил Саутертон! Он и сейчас с мисс Парр, не так ли?

– Обычно до тебя быстрее доходит. Ты ни о чем не догадывался?

– Нет. Вы можете сомневаться? Я бы не стал приезжать сюда первым делом. Черт возьми, я находился от него совсем близко пару дней назад. Теперь мне снова придется ехать бог знает куда. – Но зато он мог бы повидаться с Рией, внезапно подумал Уэст. Полковник наверняка заметит изменение в его настроении. – Картины как-то связаны с тем заданием, что вы дали Саутертону?

– Возможно. Я не знаю. Я не знал об их существовании, пока ты их мне не показал. Я не знаю, что знает мисс Парр, как не знаю, что она рассказала Сауту. Ты должен вначале поговорить с ним. Я настаиваю.

Уэст кивнул:

– Согласен.

Он знал, что полковник многое скрывает, и по большей части в отношении актрисы. Теперь ему стало понятно, отчего полковник так разволновался, когда ему показали картины. Уэст не стал добиваться, чтобы Блэквуд рассказал ему больше того, что сказал. Какую бы он ни получил информацию, связанную с исчезновением мисс Петти, он ее добудет у Саута. А если нет – тогда придется все равно идти к Блэквуду.

– Вы получили портрет мисс Петти? – спросил Уэст, глядя на полковника.

– И описание тоже, – ответил полковник. – И то и другое я получил вчера.

Уэст презрительно фыркнул.

– Я мог бы сам все привезти. Как-нибудь вы объясните мне, почему разведданные из Рима поступают к вам быстрее, чем сообщения из Гиллхоллоу.

– Все дороги ведут в Рим, – сухо заметил полковник. – В то время как всего одна ведет…

– Я вас понял. – Уэст потягивал виски. – Тогда у вас еще руки не дошли до портних на Ферт-стрит.

– Напротив, я немедленно отправил туда кое-кого.

– И?

– Я жду от нее скорейших вестей.

– Ее? Вы отправили женщину?

Блэквуд рассмеялся коротким смешком.

– Ей ведь надо говорить с портнихами, не так ли? Я решил, что женщина успешнее справится с таким делом, чем мужчина.

Уэст почувствовал, как волоски встали дыбом у него на затылке.

– Могу я спросить, что за женщина?

– Конечно. Вы ведь захотите ее поблагодарить, я надеюсь. Ее зовут Элизабет.

– Леди Нортхем.· – Уэст едва мог поверить, и в то же время он не удивился. – Вы послали жену Нортхема собирать информацию о пропавшей девушке?

– Она все равно собиралась сходить к портнихам, вне зависимости от того, послал бы я ее или нет. В том, что она перед походом к портнихе заехала ко мне, я вижу руку провидения. – Полковник спустил очки на нос и посмотрел на Уэста поверх линз: – Надо ли мне напоминать тебе, что я знаю Элизабет с рождения? Ни ты, ни ее муж не можете похвастаться таким долгим знакомством.

– Тогда Норт знал, что она на задании?

– Понятия не имею, доложила ли она о нем мужу.

Уэст тихо что-то пробурчал. Он знал, что Норт его не поймет, если все выяснится.

– Нортхем мне голову снесет.

Блэквуд не придал словам Уэста особого значения.

– Вначале он снесет мою.

– Готовность прийти друзьям на помощь не исключает готовности порубить друзей в фарш, если они того заслуживают.

Полковник хохотнул и допил виски.

– Не думаю, что Элизабет что-то скажет. Она полна решимости взять реванш за участие Норта в деле Джентльмена-вора.

– Надо понимать, что дело закрыто? Норт нашел того человека?

– Все зависит оттого, с какой стороны посмотреть, но сейчас разрабатывается план, как с ним побыстрее покончить. После встречи с Саутом тебе надо вернуться в Лондон. Потребуются твои особенные способности.

– Что я могу делать такого, что другие не могут?

– Солдат. Моряк. Мастер на все руки. Шпион. Ты кто такой?

Уэст вздохнул. Полковник усмехался с довольным видом.

– Вы и сами знаете. За кем я должен следить?

– За французским послом.

Тон полковника заставил Уэста допить содержимое своего стакана.

– Я пообещал мисс Эшби, что найду ее пропавшую студентку. Я не могу одновременно находиться в нескольких местах. Я и так вынужден задержаться в Лондоне, и не поехал в Гиллхоллоу сразу после похорон, потому что Норт нуждался в поддержке, когда Элизабет от него ушла.

– А теперь им обоим нужна твоя помощь, хотя просят не они, а я.

Уэст не помнил, чтобы полковник его о чем-то просил. Конечно, он сделает все, что потребуется, потому что не в его правилах поступать иначе. И полковник знал твердое свойство его характера – никогда не подводить друзей. Когда-то давно, в Хэмбрик-Холле, он дал клятву и не чувствовал себя свободным от нее с тех самых пор.

– Мы поклялись оставаться друзьями на всю жизнь, – тихо произнес он. – Да, конечно.

– Позже я посвящу тебя в подробности. Пока не все готово. Блэквуд бросил на Уэста мрачный взгляд. – Твое задание требует величайшей осторожности. Нельзя, чтобы тебя поймали.

– Постараюсь.

– Хорошо. Ты должен выполнить свою часть работы до ежегодного зимнего бала в посольстве. Мне кажется, он может пойти на сотрудничество, но решать придется все равно тебе.

Уэста скорее заинтриговали, чем встревожили слова Блэквуда.

– А как насчет других ваших планов? Как продвигается дело Джентльмена-вора и когда избавится лондонский высший свет от того панического страха, в котором вот уже несколько месяцев он пребывает?

– Салоны и будуары высшего света, как и прежде, будут в безопасности. Дамы снова смогут надевать лучшие из своих драгоценностей, а стразы и прочую имитацию оставлять кредиторам.

Уэст усмехнулся и поднялся с кресла; Он ушел лишь после того, как полковник взял с него обещание прийти к нему в гости на обед на Рождество. Уэсту несложно давать обещание. Он знал, что существует лишь еще одно место, где бы он предпочел провести Рождество.

Персивал Бартлетт, достопочтенный виконт Херндон, медленно поднялся с места, чтобы встретить Уэста, которого проводили в его оранжерею. В воздухе стоял густой влажный запах земли, папоротников и заморских цветов. До прихода Уэста Херндон стоял, согнувшись над орхидеей, внимательно изучая нежные лепестки последней на предмет выявления возможных изъянов – первых признаков заболевания. Теперь же виконт нежно сжимал венчик, поглаживая большим пальцем пестик цветка. Со стороны Херндон производил впечатление мужчины, который все никак не может расстаться с возлюбленной – в его манере прикасаться к цветку содержалось что-то до неприличия интимное.

Уэст полагал, что хозяин дома принял его здесь не случайно. Херндон хотел понаблюдать за реакцией гостя, проверить его. Уэст понял, что от него требуется, и прореагировал соответственно.

– А, Уэстфал, – приветствовал его Херндон. – Значит, все же пришли. Я слышал, что вы собирались вернуться в Амбермед после Нового года.

– Новый год только наступил. Еще успею. Вы получили мой ответ на ваше приглашение?

– Да, получил. До меня дошли кое-какие слухи, заставившие усомниться в вашем намерении меня навестить.

– В мои намерения, – весьма прохладным тоном ответил Уэст, – входит держать слово. Вот вы меня и заполучили, Херндон, и что вы хотите со мной делать?

Херндон весь состоял из острых углов. Узкое лицо, прямые квадратные плечи, длинные руки, заканчивающиеся узкими кистями с худыми костлявыми запястьями и удлиненными, аристократически узкими пальцами. Однако полные губы, влажные, с припухлой нижней, словно у капризной женщины, контрастировали со всей его угловатостью и словно выдавали его тщательно скрываемую суть. Виконт Херндон взирал на Уэста, поджав тонкие губы почти до полного исчезновения.

– Вы, несомненно, сын своего отца, – вынес он свой вердикт. – Черт бы меня побрал, если бы вы не говорили в точности как он.

Уэст не стал огрызаться. Он не·мог позволить себе промашку. Приглашение Херндона, столь же неожиданное, сколь и своевременное, пришлось очень кстати, и он решил использовать свой шанс.

– Вы хорошо знали герцога?

– Не лучше и не хуже, чем любой другой, но, конечно, лучше вас.

Надо как-то пойти на сближение, не то Херндон если не буквально, то фигурально изничтожит его. Наверное, стоило сделать Херндону комплимент по поводу предмета его страсти. Следующие полчаса Уэст лишь разгуливал по оранжерее, издавая восхищенные охи и ахи.

Ни Уэст, ни Херндон еще ни слова не сказали об академии мисс Уивер. Уэст искренне восхищался выдержкой Херндона, хотя она шла вразрез с его планами. Вообще-то терпение совсем не отличало членов «Ордена епископов», но, как предполагал Уэст, в случае нужды они могли проявить его, в особенности те, кто добился звания архиепископа. Три года в Хэмбрик-Холле Херндон возглавлял общество.

В конце тура по оранжерее виконт Херндон, порядком умиротворенный, пригласил Уэста последовать за ним в музыкальный салон на чашку чая. После того как подали чай, хозяин дома, наконец, приступил к тому, зачем пригласил гостя.

– Я недавно получил письмо от мистера Беквита, в котором он писал о вашем интересе, касающемся школы в Гиллхоллоу. Он пишет, что вы хотели бы занять место среди учредителей.

– Да, я выразил такое желание.

– Хорошо, значит, можно говорить прямо. Вы ведь знаете, не так ли, что никто из нас не получает компенсации за свои вложения? Напротив, от нас постоянно требуется вкладывать деньги или находить тех, кто может вложить деньги в школу. С нашей стороны школа – чистая благотворительность. Большую часть своего существования она едва могла сводить концы с концами.

– Я понимаю.

Херндон кивнул, его темные глаза оценивающе прищурились.

– Я не сомневаюсь, что мисс Эшби уведомила вас о том, что сама тратит значительную часть собственных средств на студенток. Мне в самом деле интересно, как вы относитесь к ее расточительной снисходительности.

– Сдается мне, что место в совете управления обеспечило бы возможность найти средства борьбы с подобными несчастьями.

– Ваш отец не смог это сделать.

– Я не копия своего отца. – Уэст сопроводил последнее заявление той улыбкой, которая может возникнуть только в общении с очень близким человеком, без слов понимающим некоторые моменты.

– Беквит предположил, что я мог бы держать ее на коротком поводке. После некоторых размышлений я все же постиг ход его мыслей. Поводок бы ей очень пошел.

– И чем туже, тем лучше, верно?

– Точно. – Виконт потер подбородок. – Мисс Эшби – настоящее сокровище. Если в ваши цели входит помешать ей директорствовать в школе, то я не советовал бы вам к нам присоединяться.

– Вы уже поговорили с другими членами правления?

– С большинством, но не со всеми. Только с теми, кто в Лондоне. С другими мы списались. – Херндон потягивал чай. – Между нами существует понимание того, что, приобретая в вашем лице одного из наших членов, мы творим благое дело. Правление на протяжении своей долгой истории сделало много хорошего, и мы продолжаем традицию. Простите за тавтологию, но, нарушая традицию не приглашать посторонних, мы, приглашая вас, призываем увидеть в нашем поступке добрую волю. Вы знаете, что в правление всегда входили люди, являвшиеся родственниками отцов-основателей, но пришло время влить новую кровь.

Любопытно, должен ли он влить в дело свою кровь лишь фигурально, или от него потребуют реального кровопролития?

– Вы оказываете мне большую честь. Я даже не позволял себе надеяться. Я не думал, что меня примут, тем более что моему отцу столь лестного предложения вы не сделали.

Брови Херндона взлетели вверх.

– Я не знал, что вы в курсе желания вашего отца стать членом совета.

– Мисс Эшби мне сказала.

Херндон помолчал.

– Она и посоветовала вам обратиться к мистеру Беквиту?

– На самом деле она меня отговаривала.

– Понятно. – Херндон отставил в сторону чашку и блюдце. – Но она, кажется, говорила вам о других вещах. Например, о студентке, которая покинула школу.

– Да, она упомянула этот факт. Мисс Эшби в самом деле весьма озабочена произошедшим, как и я.

– Тогда вам, наверное, будет приятно узнать, что мистер Литтон, тот человек, которого с нашего одобрения наняла мисс Эшби, недавно опросил всех портних на Ферт-стрит. Как мне кажется, приказ исходил от мисс Эшби, которой удалось узнать какие-то подробности у одной из своих студенток.

– И?..

– И недавно он сделал доклад для меня. Уверен, что еще одна рукописная копия уже направлена экспресс-почтой в школу. Мистер Литтон сообщает мне, что мисс… – Херндон поднял глаза, пытаясь вспомнить имя пропавшей девушки. Когда попытка увенчалась успехом, он снова посмотрел Уэсту в глаза. – Что мисс Петти действительно видели в нескольких ателье в обществе молодого человека, который вел себя в отношении нее как старший брат или опекун. Он приобретал для нее дорожные костюмы, ночные сорочки и другие вещи. У мисс Петти брата нет. Мы можем спокойно предположить, что она вверила себя мужчине, который может себе позволить ее содержать. Мисс Эшби будет весьма неприятно такое известие. Я думаю, она не может рассчитывать на то, что благие семена, которые она сеет, всегда дадут всходы. Хотелось бы, чтобы мисс Эшби не винила себя ни в чем.

– Да, – тихо ответил Уэст. – Мне бы тоже хотелось, чтобы в итоге так оно и вышло.

Уэст прятался в рощице среди деревьев, глядя на окно верхнего этажа, в котором виднелся неровный свет от свечи. Он замерз и переминался с ноги на ногу, чтобы согреться, согревая дыханием зябнувшие руки. Он скакал в Амбермед почти без передышки и сильно устал сам и утомил коня. Снегопад лишь усугублял задачу – мешал видеть дорогу, ложился в сугробы под копытами. Уэст медлил, потому что не знал, как поступить.

Уэст понимал, что так, как он хочет, все равно не получится. Если бы он сумел поговорить с Саутертоном о картинах и ехать своей дорогой дальше, не заходя! Уэст избегал посещать коттедж, в котором вырос, несмотря на то, что после смерти матери управляющий поддерживал дом в порядке и неоднократно звал туда Уэста. Уэст спрашивал себя, зачем герцог не продаст или не снесет дом, когда хозяйки уже нет в живых. Он не вполне понимал чувства герцога. Сейчас он начинал думать, что покойный герцог хранил дом как воспоминание. Дом составлял частичку его прошлого и оставался важным для покойного отца, но не для сына. Если бы Саут не попросил Уэста одолжить ему на какое-то время свой дом, Уэст уже дал бы задание управляющему найти для него покупателя.

Тонкий лунный луч проник сквозь крону и скользнул по затянутым в перчатку рукам, которые Уэст поднес к губам, чтобы согреть дыханием. Уэст сделал шаг назад и вновь оказался в тени.

Скорее всего, и Саутертон, и мисс Парр спали. Он и сам хотел бы лечь. Он вспомнил о Рии. Интересно, как она любит спать? На спине? Свернувшись калачиком? Какой у нее сон: безмятежный? Беспокойный? Видит ли она сны? Черно-белые или цветные? Сейчас глубина и безмятежность ее сна зависела от того, какие сведения она получила от мистера Литтона.

Уэсту придется сообщить ей вести, которые Рии нелегко будет пережить, и едва ли она будет ему за них благодарна.

Стараясь не думать о последствиях своего разговора с Рией, он зашел в коттедж и стал ждать, пока его присутствие не обнаружат. Дожидаться он решил на кушетке в холле. Кушетка куда удобнее седла, которое последнее время стало ему домом.

Саут шел по лестнице почти неслышно, но лишь почти.

Уэст слышал, как друг его пытался каждый свой шаг соотнести с тем гулом, что вызывал ветер, терзавший маленький домик.

– Ты с тем же успехом мог объявить о своем появлении громким криком с верхней мачты, – сухо заметил Уэст, – Земля! Отдать швартовы! Или что там у вас, моряков, принято кричать.

Саут замер, не успев опустить ногу:

– Черт, Уэст! Я мог бы тебя пристрелить.

Уэст смотрел на пистолет в руке Саута без особого волнения:

– Только не с твоим прицелом.

– Если ты пытаешься шутить, прошу тебя, не мучай себя так.

Уэст пожал плечами. Жест не слишком грациозный, если принять во внимание, что он еще лежал на кушетке. Он медленно приподнялся, сладко потянувшись. Саут между тем продолжал спускаться по лестнице. Уэст протянул руку к масляной лампе, стоявшей на столе рядом с кушеткой, и подкрутил фитиль.

– Извини, что разбудил. Я совсем не хотел. Думал тихонько зайти и поспать до рассвета хоть пару часов. – Изначально у Уэста созрел другой план, но стоило ему протянуть ноги, как второй план представился ему более предпочтительным.

– Ты скакал сюда без остановки?

– Я приехал прямо из Лондона.

Саут удивленно приподнял брови, провел рукой по волосам и с трудом подавил широкий зевок.

– Надо полагать, ты здесь не для того, чтобы проверить, в сохранности ли твоя собственность.

– Нет. Я мог бы и позже сюда приехать. Ты был в поместье?

– Вчера утром проезжал мимо. Как мне кажется, там сейчас живет твой брат.

Уэст кивнул.

– Если ты больше не намерен меня убивать, ты мог бы опустить пистолет.

Саут посмотрел на свою руку, в которой держал пистолет, действительно направленный на Уэста. Усмехнувшись, но без чувства вины, Саут положил оружие на стол рядом с лампой и пододвинул к себе табурет.

– Ты из-за Элизабет? – спросил он.

Уэст покачал головой:

– Нет, она в Лондоне с Нортом. Я еще их не видел, но полковник говорит, они до неприличия счастливы.

– Вот и славно.

– Да, возможно.

– Зачем ты приехал, Уэст? Если не для того, чтобы оттяпать у брата весь Уэстфал-Эстейт, тогда зачем же?

Уэст кивнул в сторону саквояжа, стоявшего у стены:

– Там объяснение. Я наткнулся на кое-что, выполняя одну работенку, что подкинул мне полковник. Когда я показал ему то, что нашел, он отправил меня к тебе. – Уэст понимал, что не лжет, но и правдой свои слова он тоже назвать не мог.

Саут видел рулоны в раскрытом саквояже.

– Что ты привез? Карты? – Он беспокойно заерзал на табурете.

– Нет. Ты сам должен посмотреть. – Саут уже стал подниматься, но Уэст остановил, его, положив ладонь на его руку. – Сиди, я сам принесу. – Он встал и пошел к саквояжу. – Мисс Парр спит?

– Если мы ее не разбудили. – Саут слишком поздно сообразил, что Уэст не мог знать имя женщины, делившей с ним кров. – О ней тебе полковник сказал, или я совершил какой-то промах?

– Полковник. И весьма неохотно, уверяю тебя. Я ни за что бы не догадался. Ты хороший конспиратор, Саут. – Уэст наклонился, взял оба цилиндра и принес их Сауту. – Я не знаю, как это понять. Полковник подумал, что ты сможешь. – Он положил один из цилиндров в раскрытую ладонь Саута, но не торопился убирать свою руку. Вначале он взглянул в сторону лестницы, потом другу в глаза. – Я думаю, что, может, оно и к лучшему, что ты меня услышал. Утром все стало бы труднее.

– Из-за присутствия мисс Парр, ты хочешь сказать.

Уэст кивнул. Он смотрел, как Саут снимает тесьму с холста и кладет его к себе на колени. Когда он стал разворачивать картину, Уэст отошел на пару шагов назад, словно хотел, чтобы друг побыл наедине с картиной.

– Господи, – пробормотал Саут то ли как ругательство, то ли как молитву. Он смотрел на холст не мигая несколько секунд, после чего тихо выругался и стряхнул картину с колен.

Уэст подхватил про изведение искусства и быстро его свернул.

– Ты хочешь увидеть вторую?

– А я должен?

Уэст не мог скрыть озабоченности.

– Картина с головой быка более гротескная, чем та, что ты только что увидел, Саут.

И все же Саутертон не имел права задавать последний вопрос. Решение он должен принимать сам, не дожидаясь, пока за него его примет Уэст.

Саут протянул руку:

– Давай.

Уэст колебался. Друг его побледнел: чувства к мисс Парр останавливали его.

– Все в порядке, – наконец проговорил Саут. – Я хочу посмотреть.

Уэст вложил свернутый холст в протянутую руку друга. На сей раз он на друга не смотрел.

Саутертон развернул картину и чуть более внимательно, чем просто мельком, посмотрел на нее.

– Где ты их раздобыл?

– Украл.

– Ты можешь сказать точнее?

Сейчас Уэст лгал, потому что хотел. Ни к чему Саутертону знать имя собственника.

– Могу лишь сказать, что я украл картины у одного посла.

– Маловероятно, что о пропаже будет заявлено.

– Вот и я о том же подумал. – Уэст прислонил картины к стене. Решая, что делать дальше, он почесал затылок по давней привычке. – Ты не поверишь, Саут, но то, что я раскрыл, имеет определенное отношение к епископам.

Саут вскинул голову:

– К епископам? Ты имеешь в виду «Орден епископов»?

– Именно.

Саут покачал головой, взглянув на картины:

– Но не к тем мальчишкам из Хэмбрик-Холла.

– Нет. По крайней мере, я надеюсь, что концы не теряются в школе. Люди, замешанные в этом, уже далеко не мальчики, а взрослые мужчины. – Голос его чуть сорвался.

Саут коротко кивнул.

– Что требуется от меня?

Рия сидела в своем любимом кресле в углу комнаты, свернувшись калачиком, в просторной ночной рубашке. Книга у нее на коленях закрылась, но она успела перечесть ее не один раз. Она даже выучила наизусть некоторые стихи. Закрыв глаза и откинув голову на спинку, она воспроизвела в памяти строчки из «Лилии».

Нет, подумала Рия, ей не сравниться ни с лилией, ни даже со скромницей розой. Скорее уж нескромница, если говорить честно. Но абсолютно честной даже с собой ей быть не хотелось. В последнее время она стала приходить к выводу, что добродетель вообще боится честности, особенно перед собой. Гораздо лучше добродетели подходит уклончивость и софистика.

«Только лилия вся для любви отдана…» Почему эта строка приходит на ум? Она что, влюбилась? И вообще, что такое любовь? Скорее всего – состояние, характерное исключительно для безумных поэтов и совсем юных девиц. Несомненно, Джейн Петти считала себя влюбленной. Должно быть, ее настолько захватил тот самый восторг, настолько дезориентировали те возможности, которые якобы открывало для нее будущее, что она смогла поверить в осуществление своей мечты. Как же, наверное, тяжело той, чьи мечты рушатся как карточный домик, особенно когда мечты разбивает мужчина, которого безумие чувства поставило в центр вселенной! Именно такое разочарование выпало на долю Джейн.

Рия чувствовала, как в горле рождается болезненный спазм – ощущение, которое с недавних пор стало для нее привычным. Слезы заволокли глаза. Рия уже научилась справляться с подобными приступами слабости. Она принялась моргать, прогоняя туман. Справившись со слезами, она подняла голову и прислонила лоб к стеклу. За окном стоял серый зимний день. Небо заволокли тучи, а у солнца едва хватало сил и желания хоть местами пробивать лучами густую серую пелену.

Скоро встанут девочки. Из коридора уже доносились обычные утренние звуки – работали горничные. В кухне уже варится в котле овсянка, а мисс Тейлор и Вебстер уже возвращаются с утренней прогулки – необходимой замены утренней зарядке. Миссис Абергаст терпеть не могла как утренние прогулки, так и овсянку, поэтому старалась не вставать с постели до последнего. Жесткий распорядок дня помогал Рии. Она знала, чего ждать через час, через два, через день и через неделю. Ее устраивало ощущение щепки, которую несет в общем потоке. Не стоило задумываться о глобальных вопросах. Сейчас, например, имело смысл думать лишь о том, что надеть, а затем целиком сосредоточиться на расчесывании волос.

Она искала средство от бессонницы и решила, что скука – лучшее лекарство.

В смежной гостиной послышался негромкий стук, и Рия встревоженно вскинула голову. За стуком последовал другой – тихое ругательство. За ним серия мелких шумов – очевидно, кто-то пытался восстановить поломку, отчего и возник звук номер один. Рия вскочила с места и широко распахнула дверь.

Уэст не поднял головы – он продолжал тереть бедро, очевидно, пострадавшее от острого угла стола.

– Стол здесь в прошлый раз не стоял, – вместо приветствия сообщил он. – Вы передвинули мебель.

– Надеюсь, ваша светлость не пытается обвинить меня в том, что я устроила ему засаду. – Рия чуть улыбнулась. – К тому же сейчас уже день.

Уэст поднял наконец голову:

– Верно.

Улыбка сползла с лица Рии, но не его нахальная улыбочка тому причиной, а все в нем, помимо той самой улыбки. Она шагнула ему навстречу, но Уэст остановил ее жестом.

– Не приближайтесь ради вашего же блага. Я не в лучшей форме.

Рия окинула его взглядом с головы до ног, затем в обратном направлении. Она прикусила губу, чтобы не сказать невзначай лишнего. Не в лучшей форме – весьма мягко сказано. Лицо его покрывала копоть, размытая отчасти потом, что делало его почти неузнаваемым. Черты лица заострились, глаза выдавали крайнюю усталость. От него несло копотью, прядь, упавшая на лоб, склеилась и обгорела. Бежевые бриджи тоже покрывали пятна сажи, копоть въелась в сапоги. Рия подозревала, что под плащом он тоже весь в саже. Единственная непострадавшая деталь его туалета – шляпа-бобрик.

Из всех вопросов, что разом возникли у нее в голове, Рия озвучила лишь один:

– Что я могу для вас сделать?

– Помогите мне снять плащ и найдите какую-нибудь тряпку, чтобы стул застелить, – я хочу сесть.

Можно представить, насколько он устал, если попросил Рию помочь ему снять плащ.

Рия с готовностью выполнила его просьбу и повесила плащ на спинку кресла-качалки. Уэст не глядя швырнул шляпу на стол, блаженно потянулся и размял шею. Рия побежала в смежную спальню за простыней, чтобы накрыть кресло, – не потому, что действительно боялась, как бы он не испачкал мебель, но потому, что знала: он не сядет в непокрытое кресло.

Уэст опустился в кресло, как только Рия накрыла его простыней. Уэст словно растаял – если минуту назад он чувствовал себя в напряжении, то теперь последние силы его оставили. Безвольно опустив руки и вытянув ноги перед собой, он откинул голову и закрыл глаза.

Он очень долго не шевелился, и Рия подумала, что он уснул. Она уже хотела потихоньку встать и уйти, чтобы ему не мешать, как вдруг он крепко сжал ей запястье.

– Нет, – попросил Уэст. – Посидите со мной еще.

Рия послушно села. Она не понимала, откуда вдруг в ней возникло желание плакать. Она смотрела на его руку, на почерневшие от сажи костяшки пальцев, на черные, в копоти ладони, но чувствовала лишь нежность его прикосновения. Она заморгала, прогоняя слезы.

– Что вы делаете? – спросил он. Она не заметила, что он на нее смотрит. – Вы заставляете меня за вас бояться.

– В самом деле? Заверяю вас, я не хотела. – Рия обнаружила, что ей трудно сдерживать дрожь в голосе. – Вы на грани изнеможения, и все же вы здесь. Я не знаю, что за беда с вами случил ась, но сдается мне, вам повезло остаться в живых. И вы нашли в себе силы приехать сюда. Я за вас боюсь, что вполне естественно. В вашей голове столько же здравого смысла, сколько мозгов в стручке фасоли.

Ему не пришлось ее долго упрашивать, она сама прыгнула ему на колени. Белая ночная рубашка Рии тут же стала серой, но она не обращала внимания. «Нет, – напомнила она себе, – ты не лилия, ты нескромная роза».

Она поцеловала его с такой жадной страстью, словно в поцелуе состоял весь смысл ее жизни. Сжав ладонями его лицо, она принялась покрывать поцелуями его щеки, веки, уголки рта, виски, скулы. Но ей все казалось мало. Прижав его губы к своим, она поцеловала его еще сильнее, еще глубже, еще отчаяннее, чем в первый раз. Она чувствовала, как налилась ее грудь, когда он обнял ее и прижал к себе. Шерстяной сюртук его сильно «кусался», пуговицы впивались в тело. Тепло ее тела грозило превратиться в жар.

Он погрузил пальцы в ее распущенные волосы и почувствовал себя так приятно, как в жаркий день, когда опускал руки в чистые воды быстрого ручейка. Он целовал ее жадно, истосковавшись по ее вкусу, запаху, который проникал в него, изгоняя стылый запах дыма. От нее знакомо пахло лавандой и мятой. Он ощущал себя скорее в ее объятиях, хотя она находилась в его объятиях. Если он думал утешить ее, прижимая ближе к себе, то не вполне понимал, что происходит. Теперь он знал, что только она обладала властью утолить его печали и только ее сердце способно укрыть его от невзгод.

Открытая им истина наполнила его собой, она разрасталась в нем, переливалась через край.

Почувствовав перемену в нем, Рия оторвалась от его губ и зарылась лицом в продымленные складки шейного платка Уэста; Она вцепилась в него так, словно боялась, ослабив захват, упустить его навсегда. Так продолжалось несколько долгих секунд. Когда дыхание ее чуть успокоилось, она подняла лицо:

– Надеюсь, вы пришли не затем, чтобы принести извинения.

Уэст с некоторым недоумением обнаружил, что чувству юмора в его душе пока хватало места.

– А я надеюсь, вы не попросите у меня салфетку. Вам понадобится не одна, чтобы стереть с лица копоть.

Рия прикоснулась к своим щекам, затем посмотрела на почерневшие кончики пальцев.

– И здесь тоже. – Уэст прикоснулся к ее губам и показал ей палец как свидетельство. – Вы вся в саже, почище трубочиста.

Она приподняла бровь, выразительно напомнив ему, кто виноват. Но она не могла долго смотреть на него с укоризной. Рия встала и протянула ему руку:

– Пойдем. Я знаю, что сейчас нужно.

Еще пару минут назад он мог бы дать честное слово, что на ноги подняться не сможет, но то ли улыбка Рии, манившая его, как песнь сирены, то ли силы еще остались в нем самом, но подняться ему не составило труда.

Рия привела его в спальню и закрыла дверь. Ни слова не говоря, она помогла ему снять сюртук, рубашку, подвела к кровати, усадила и принялась стаскивать с него сапоги. Чем больше она его касалась, тем грязнее становилась, но ей было все равно.

Уэст опрокинулся на кровать, голый, если не считать кальсон, и уже лежа смотрел, как она, без колебаний избавившись от рубашки, забралась к нему в постель. Белой грудью с розоватыми сосками она, подвинувшись ближе, прикоснулась к его груди, словно приглашая его к любовной игре. Он поднял руки, показав ей черные, в саже, ладони.

– Я испачкаю вашу кожу, если буду вас касаться.

Она молча взяла его за запястья и поднесла его ладони к своей груди. Ладони его, как он и предупреждал, оставили следы сажи. Рия подняла глаза и с полной серьезностью проговорила:

– Ваши отпечатки меня украсят. Сделают меня красивой. Везде, где вы прикоснетесь ко мне.

Уэст мог ответить, что она и так красива, но не стал тратить слов, а просто перевернулся на бок и прижал ее к себе, оставив отметины на ее теле вначале руками, потом губами.

Он приподнял прядь на виске и погрузил пальцы в светлый шелк. Губами он отыскал ямку, где бился пульс, и поцеловал ее, потом кожу, теплую, безупречно гладкую, потом ее лоб, угол глаза. Поймав мочку уха зубами, он чуть потянул, затем коснулся губами того же места. Лизнув место укуса языком, он почувствовал, как участился ее пульс, как перехватило у нее дыхание.

Он улыбнулся и поцеловал ее в шею. За ухом, на шее, он чуть оттянул кожу и втянул ее в себя. След, что он оставил там, отличался от тех отпечатков, что оставили его пальцы у нее на груди, но и он стал как печать, наглядное свидетельство того, кому она принадлежит. Он поцеловал первую свою печать, затем принялся делать другую.

Она металась под ним, и ее желания, понятные без слов, подтверждались ее нетерпением, но он не желал торопиться. Уж здесь вести будет он. Сейчас она не способна оценить его неспешность, но зато потом она изменит свое мнение.

– Ты забавляешься. – Собственный голос звучал для Рии чужим и напоминал хриплый густой шепот.

– М-м-м… – промычал Уэст и прижался губами к ее рту, давая ей возможность ощущать его теплое и душистое дыхание. – Как всегда.

Поцелуй его длился долго, и она замерла, несмотря на то, что он касался ее лишь губами. Уэст ласкал ее рот так, как хотел, – ее чуть припухшую нижнюю губу, обратную сторону губ, язык, ласкал до тех пор, пока он не стал жарким и влажным.

Она схватила его за шею, когда он попытался отстраниться, и прижала к себе. Но он убрал ее руки, запечатлев по поцелую на каждой из ее ладоней. Когда он склонился над ней, ей ничего не оставалось, как изо всех сил схватиться за простыню.

Он опять коснулся губами ямочки у горла, провел влажную дорожку к ее груди. Сердце ее забилось часто и сильно, и он чувствовал его биение тубами, поцеловав там, затем стал целовать ее грудь. Взяв губами сосок, он втянул его в себя, касаясь языком и катая его между губами.

Ладонь его легла на ее бедро, не давая ей подниматься, изгибаясь дугой.

– Тсс, – прошептал он, чтобы ее успокоить. – Ты со мной. Ты всегда будешь со мной.

Он видел, как губы ее разомкнулись, словно она хотела что-то сказать, но она лишь покачала головой. Зрачки ее потемнели, и в них стоял вопрос. Он подумал, что знает, о чем она хочет спросить, хотя о том, какой вопрос может задать Рия, не мог знать наверняка ни один мужчина.

– Когда ты снова дойдешь до предела, – промолвил он, – я дам тебе упасть. И тогда я тебя подхвачу.

Она кивнула, но не потому, что поняла его, а потому, как ему казалось, что доверяла. И от беспредельности того, что она могла позволить ему с ней сделать, у него защемило сердце и перехватило дыхание.

Она спасала его от его самого. Если и оставались у него сомнения, то они исчезли, когда пальцы ее погрузились в темно-рыжую копну его волос, и она тихонько потянула его на себя. Ее чутье, то самое, что связывало ее с ним и позволяло читать в его душе, предопределило его, на тот момент еще неокончательное, решение. Нельзя сказать, что он не желал ее, он просто не хотел ее желать. Он спрашивал себя, чувствует ли она тонкое различие его желаний, если он сам с трудом его осознавал.

Он почувствовал, как она потянула его вновь, и увидел, что уголки ее губ чуть приподнялись в застенчивой улыбке. Она не кокетничала с ним, не манила, как сирена. Ее абсолютная честность делала ее ранимой, но тем самым она ставила их двоих в равноправное положение.

– Колдунья, – произнес он и взял губами второй ее сосок. Уэст радовался, что стоял день и солнечный свет, проникая сквозь щели ставень, играл на роскошном теле Рии. Он провел ладонью по ее бедру, чуть захватывая ягодицы. Она снова зашевелилась. Рука его скользнула вверх, к ее талии, большой палец прошел по нижней части ее живота, чуть нажимая там, где под кожей ощущались сокращения мышц.

Словно созданное для его рук, тело Рии восхищало его, поддаваясь медленному изучению ими изгиба плеча, предплечья, ямочки локтевого сгиба руки. Груди ее, тугие и полные, переливались через его ладони, кожа ее порозовела и приобрела цвет спелого персика.

Ладони его скользнули по внутренней поверхности бедер, с обратной стороны колен. Давление его пальцев, легкое, но настойчивое, побудило ее раздвинуть бедра. Он скользнул вниз, лаская ее уже не руками, а ртом.

Уэст скинул кальсоны и, приподняв ее колени, склонился между ними. Он не просил ее закидывать ноги ему на плечи – она сделала все сама.

Он почувствовал, как она вздрогнула при первом прикосновении его губ, как вздрогнула вновь, когда к губам присоединился язык. Лоно ее, горячее и влажное, ясно говорило о ее желании. Язык его довершал процесс.

Вокруг них кипела жизнь – школа проснулась, студентки спускались в столовую, учителя, как всегда, шикали на них, призывая к тишине. Домоправительница ругала одну из горничных, слышалась уверенная поступь преподавательниц и, в довершение, громкий стук в комнату Рии и озабоченный голос мисс Тейлор, справлявшейся о ее здоровье.

Рия не слышала ничего – лишь звук собственного дыхания и гул в ушах, словно шум моря вдали. Уэст слышал все, но как-то отстраненно, ибо в фокусе его внимания находилась лишь Рия. Все, что творилось за дверью, могло с тем же успехом происходить в другом графстве.

Уэст поднял голову. По тому, как она быстро хватала ртом воздух, по напряжению в ее теле, по прогнутой спине, по тому, как раскрылись ее нежные губы, он понял, что она готова. Он приподнялся, чуть повернув плечо, давая упасть ее ноге, и сжал в ладони ее ягодицу. Она помогла ему, приподнимая бедра, но глаза ее оставались открытыми, она смотрела ему прямо в глаза.

Тело ее готово, чтобы принять его. Уэст нащупал ее руку и поднял ее так, чтобы она могла коснуться его члена в положении эрекции.

– Смотри, – показал он ей. – Смотри, что мы сделаем вместе.