Пробираясь с Лилой по лабиринту молодежного отдела магазина «Сакс» мимо джинсов-варенок, футболок и усыпанных стекляшками джинсовых курток, Грейс думала: "Не имеет никакого значения, что я куплю для Ханны. Она все равно возненавидит любую вещь и меня заодно – за то, что я стараюсь расположить ее к себе".

Чтобы подарить шестнадцатилетней Лиззи Борден по случаю праздника Ханнукка, когда сама его не отмечаешь? Набор ножей? Или цепную пилу? Или билет в один конец до Ботсваны?

– Как ты думаешь… зеленую или голубую? – Лила держала две блузки одного фасона, но разного цвета.

– Честно? – спросила Грейс.

– Я что, похожа на человека, который хочет, чтобы его обманывали? За исключением, конечно, парней, которые смертельно боятся брачных уз и симулируют серьезные намерения только для того, чтобы переспать со мной. А если парень попадется симпатичный, я поверю, даже если он скажет, что Папа римский – еврей. Так что?

Грейс рассмеялась.

– Тогда никакую!

Оба цвета никак не гармонировали с термоядерной прической Лилы – седовато-белокурыми иглами, торчащими во все стороны. По паспорту Лиле было тридцать шесть, но в обтягивающих черных лосинах и ковбойских ботинках, в кожаном жакете, накинутым на шелковую ядовито-зеленую блузку, и в черной мини-юбке из джерси она как нельзя лучше соответствовала образу покупательницы молодежного отдела. И только вблизи заметны были морщинки вокруг глаз и рта, едва различимые, как и собачьи шерстинки, прилипшие кое-где на одежде.

Лила Ниланд, владелица парикмахерского салона для собак. Грейс улыбнулась, вспоминая заведение лучшей подруги. Салон "Длинные хвосты" каким-то образом стал модным, масса актеров, музыкантов и людей из мира моды шли туда отчасти, как подозревала Грейс, потому, что Лила намного больше заботилась о собаках, чем о тех, кто находился на другом конце поводка.

Они познакомились с Лилой десять лет назад, когда Грейс привела к ней для стрижки свою колли, Харлей. Лила заметила, что Грейс чихает, и обратила внимание на ее красные и опухшие глаза.

– Это у меня "сенная лихорадка", – пояснила Грейс.

Лила отрицательно покачала головой и пальцем указала на Харлей. Лила, как выяснилось, оказалась права. Грейс страдала аллергией на собачью шерсть. И разве Лила не доказала, что она – ангел во плоти, содержа Харлей бесплатно, пока Грейс сдавала пробы на аллергию? А потом, когда Грейс металась в муках, что делать с собакой, именно Лила опять спасла ее, предложив взять Харлей себе, благородно оставив за ней право на посещения.

И теперь она молилась, чтобы Лиле удалось помочь ей не только найти подарок Ханне, но и распутать клубок, в который превратилась ее жизнь.

– Тогда, может быть, купить ее Ханне? – настаивала Лила, помахивая блузкой.

– О, Боже, ты шутишь!

– А что в ней плохого?

– Ничего, если тебе нравится кислотный дождь или отравленные отходы. Послушай, Лила, мне кажется, мы на ложном пути. Дело в том, что я сомневаюсь, примет ли Ханна вообще что-нибудь, к чему прикасалась моя рука.

– Дела так плохи?

– Представь себе, вчера мы ужинали у «Микаэлса», и едва подали горячее, она удрала в дамскую комнату. И не вышла оттуда, пока не принесли счет. И что мне делать? Извиняться за свои чувства к ее отцу? – Грейс вздохнула. – Что касается Джека, то не знаю – то ли я влюблена, как сумасшедшая… то ли просто рехнулась.

– Пойдем примерим вот это.

Лила схватила рубашку с вешалки и направилась с ней в примерочную.

– Но я не… – запротестовала было Грейс, но потом поняла, что это просто способ Лилы сделать передышку. И, кроме всего прочего, разве примерочные для женщин не равносильны исповедальням?

Внезапно Грейс страстно захотелось отвести душу. Возможно, Лила грубовата в своей прямоте, но у нее хорошее сердце и больше здравого смысла, чем морщин. А Грейс так устала переживать все в полном одиночестве.

– Ты знаешь, что самоубийств накануне Рождества больше, чем в другое время года? – заметила Лила, когда они оказались одни в крошечной примерочной пластиковой кабинке, с трудом вмещающей одного человека.

– Спасибо, мне от этого сразу стало лучше. – Грейс прищурилась, глядя на свое отражение в зеркале. – А, кстати, они специально делают такие зеркала, чтобы заставить тебя прыгнуть с моста?

– Да! – Лила рассмеялась. Она схватила Грейс за плечи так, словно та – упрямый терьер, который пытается выскользнуть из ее крепких рук. – Да что с тобой? Мне кажется, что ты на ушах стоишь.

– Да, стояла и стою. – Грейс вздохнула. – Все так сложно.

– Из-за Ханны, да? – Лила приподняла выщипанную бровь.

– О, Лила…

Грейс изо всех сил захотелось рухнуть прямо на пол среди этикеток, крючков и обрывков веревок. Прости меня, Отец наш, за мои прегрешения… Но за какие прегрешения? Она ничего не сделала, кроме того, что влюбилась в мужчину, в такого же, как и она сама, с теми же проблемами – разведенного и с детьми. Лила кивнула понимающе.

– Что ты ей сказала, когда ужин закончился, черт бы ее побрал?

– Что я могла сказать? Мне хотелось задушить ее. Но я взрослый человек, не так ли? Подразумевается, что я – благоразумна и должна сохранять спокойствие.

– Хрен со всем этим. Послушай, Грейс, стань сама собой. Скажи ей то, что она заслуживает.

– А что конкретно?

– Выскажи ей все!

Грейс уголком глаза заметила свое отражение в зеркале. Маленькая женщина в вязаном шелковом желтом свитере, в брюках шоколадного цвета со штрипками, с бледными щеками и рукой, которую она подняла, повернув ладонь так, как будто собиралась кого-то ударить. Внезапно ей стало стыдно.

Есть и другой выбор, сказала она себе. Можно выйти отсюда и пойти прямо к ближайшей телефонной будке. Позвонить Джеку и отменить планы на этот вечер. На День Благодарения и на Рождество тоже. В самом деле, взять и отменить все.

Но мысль о том, что придется проводить каждое утро и все вечера и выходные без Джека, подействовала на нее, словно глоток ледяной воды на пустой желудок.

– По крайней мере, это будет честно, – услышала она голос Лилы словно издалека.

Грейс посмотрела на нее.

– Тогда Ханна по-настоящему возненавидит меня.

– Ничего, хуже не будет. А когда вы с Джеком поженитесь…

– Он не делал мне предложения, – прервала ее Грейс. – И если достаточно умен, то и не сделает.

– Грейс, чего ты так боишься? Ханна вырастет и уйдет от вас. То же самое однажды произойдет и с Крисом. А вы с Джеком и ссориться будете, и мириться, и любить друг друга. Это все и называется замужество.

– Ой, я уже испытала это.

– С Уином? – Лила пренебрежительно махнула рукой. – Ты и Уин, вы никогда не боролись друг с другом. Ваши отношения напоминали катание на льду без коньков. Разве это настоящий брак?

– А с Джеком будет настоящий?

– Не знаю. Вам еще предстоит себя проверить. – Она лукаво взглянула на Грейс. – Одно я знаю наверняка: Джек – один из лучших парней, которых я когда-либо встречала в этом мире дикарей в костюмах в полоску, и если ты не займешься им, то я уж точно попробую вскружить ему голову.

Грейс почувствовала, как невзгоды потихоньку отступают. Рядом с Лилой трудно оставаться в подавленном состоянии. Она излучает столько энтузиазма и жажды жизни. И любви – неважно, к двуногим или четвероногим.

– Давай-ка выбираться из этой клетки для хомячков, – сказала Грейс подруге. – Мне все-таки надо купить подарок.

– Подружка, ты и в самом деле веришь в то, что рождественские покупки надо совершать заранее? Что до меня, то я жду до самого последнего момента. Неужели тебе не хочется увидеть настоящее умопомешательство, пробежаться по залам «Мейси» за час до того, как магазин закроется на Сочельник?

Спускаясь вниз на эскалаторе, среди толпы женщин в норковых шубах, Лила пробормотала:

– У меня аллергия на мех.

Грейс рассмеялась:

– Это у тебя-то?

– Совсем не то, что ты думаешь. Это непреодолимое желание упасть на четвереньки и набрасываться на каждого, кто окажется одетым в меха. Знаешь, что я однажды устроила? – Она сняла прядь со своего пиджака, похожую на шерсть колли. – Я проходила мимо одного из салонов на Двадцать восьмой или Двадцать девятой улице и увидела женщину, примеряющую шубу до пят из серебристой чернобурки. Она выглядела в ней ужасно… просто отвратительно. И я вдруг почувствовала, что не могу допустить даже мысли, что эти прекрасные животные отдали свою жизнь ради такого уродства, на которое кто-то собирается потратить целое состояние. И я…

– Дай-ка я угадаю! – Грейс рассмеялась. – Ты влетела туда и окатила помещение краской?

– Лучше! Я направилась через улицу к телефонной будке и позвонила ей.

– Да ну?

– Я попросила к телефону леди, которая примеряла шубу из лис. Я видела через окно, как продавец протянул ей трубку, и сказала, что если она купит шубу, то совершит самую большую ошибку в своей жизни.

– А ей не захотелось узнать, с кем она говорит?

– Да, я сказала ей: "Это голос вашей совести". – Лила ухмыльнулась. – Шубу она так и не купила. Я видела, как она почти швырнула ее продавцу и торжественного удалилась, вся бордово-красная.

– Ты – зло, знаешь об этом?

– Знаю, поэтому мы с тобой и ладим.

Они спустились на первый этаж и попали в разноголосую толпу мрачных покупателей, нагруженных малинового цвета пакетами с факсимильной подписью хозяина – «Сакс». Двигаясь вдоль рядов с галантерей, Лила рассказывала одну из историй салона "Длинные хвосты" – о каком-то «крутом» продюсере, который однажды привел красивого золотистого ретривера с проплешиной на крестце, которая, по утверждению некоторых ветеринаров, никогда не зарастет. Парню хотелось знать, делают ли трансплантацию волос собакам?

– Я посоветовала ему взять волосы из собственной подмышки!

Она рассмеялась над собственной репликой. Лила не нуждалась в зеркалах – она видела свое отражение в глазах людей, окружающих ее, которые оборачивались вслед, чтобы улыбнуться ей.

Они пробрались сквозь толпы у прилавков с косметикой и с трудом проложили себе дорогу к выходу на Пятую авеню. Грейс сунула пару долларов в ящичек Армии Спасения, как бы в благодарность за то, что удалось вырваться из магазина.

Она почувствовала себя лучше, когда взглянула на витрины магазина, представлявшие собой захватывающее зрелище. В этом году главным типажом праздника стал плюшевый заяц, который ожил, потому что его искренне любили. Изысканно одетые механические фигурки двигались на фоне роскошных декораций.

Грейс почувствовала внезапное вдохновение. Кукла! Что, если подарить Ханне одну из кукол ручной работы, такую, какие привыкла коллекционировать ее тетя Сельма? Такая кукла – скорее украшение, чем игрушка. Скорее всего, безумно дорогая, но что с того?

– Пойдем, – сказала она, хватая Лилу за руку. – Я кое-что придумала.

– Надеюсь, что это связано с едой. Я проголодалась!

– Это важно.

– Важнее, чем крошечный хот-дог с горчицей и кислой капустой? Ты нашла место, где можно купить туфли Маноло Блахника за полцены?!

– Маноло Блахник? Чепуха! Я говорю об игрушках, а не о туфлях.

В магазине Шварца народу оказалось еще больше, чем в «Сакс», но Грейс едва замечала это. Пройдя мимо огромных плюшевых зверей, собранных за оградой в углу первого этажа, они поднялись эскалатором на второй, где обнаружили разрекламированных коллекционных кукол. Рядами, расположенными один над другим, красовались маленькие принцессы с фарфоровыми личиками и с ярко-красными губами, демонстрировали кринолины и шляпки из итальянской соломки, из-под которых выбивались крутые локоны. Викторианская эпоха, эпоха Регентства, моды всех времен.

– Кажется, меня сейчас вырвет, – пробормотала Лила. Грейс огрызнулась:

– Хороша помощница!

– Это совершенная правда. – Лила резко повернулась лицом к ней, и Грейс впервые заметила серебряную сережку в форме собаки, качающуюся в ее правом ухе, в то время как зеленый изумруд на штифте сверкал в другом. – Грейс, ты ненормальная? Речь идет о шестнадцатилетней девушке! Когда я была в ее возрасте… Если бы кто-нибудь подарил мне куклу, то стал бы моим врагом на всю жизнь. Ты хочешь установить нормальные отношения с Ханной или вселить в нее еще одного беса?

Грейс почувствовала, как ее энтузиазм стал увядать. Лила права. О чем она думала?

Она увидела, что взгляд Лилы обращен на дошкольника в метре от них, который, бросившись на пол, молотил руками и ногами, в то время как его мать с раскрасневшимся лицом наклонилась над ним, пытаясь утихомирить. Неожиданно Лила умышленно слегка задела мать, заставляя ее повернуться, и в тот же момент подняла указательный палец и наставила его на малыша, будто бы прицеливаясь в него. Он перестал вопить и в изумлении смотрел на нее расширенными глазами, раскрыв рот, уголки которого приопустились в неподдельном удивлении. Мать, которая не заметила Лилу, обняла его и помогла встать, ласкового приговаривая:

– Ты получишь любую плюшевую зверушку, какую только хочешь, Тэтчер. За то, что ты такой хороший мальчик и делаешь то, что тебе говорит мамочка.

– Как тебе это удалось? – прошептала в удивлении Грейс.

Лила пожала плечами.

– Собаки и дети. Между ними нет разницы. Им надо дать понять, кто хозяин. Если они заметят брешь в твоей обороне, они тут же вцепятся тебе в горло. То же и с Ханной. Насколько я понимаю, ты даешь ей слишком много воли. Разрешаешь ей огрызаться.

– Ты предлагаешь дать ей сдачи?

– Нет, но ты должна постоять за себя. За это она тебя станет уважать, поверь мне.

– Я уважаю Шугар Рей Леонарда. Это не значит, что я хочу жить с этим музыкантом. – Она остановилась. – Эй, что ты делаешь?

Лила сняла с себя кожаный жакет с бронзовыми заклепками в форме музыкальных нот и запихнула его в сумку с покупками, в которой уже лежали джинсы и фланелевая рубашка, которые Грейс купила для Криса. Этот жакет подарил ей никто иной, как сам Брюс Спрингстин прямо со своего плеча – предположительно в благодарность за спасение своего лабрадора-ретривера.

– Я спасаю твою задницу, – сухо ответила Лила. – Не говори ей, что это от меня. Скажи, что от Брюса. Она может падать на колени и целовать компакт-диски с его записями… но, как только она наденет это, думать она станет только о тебе.

Грейс уставилась на Лилу и рассмеялась чуть ли не до слез. Она чувствовала себя ребенком, бьющимся в истерике, – не могла удержаться от смеха, несмотря на покупателей, бросающих на них любопытные взгляды.

Она оказалась в объятиях Лилы, от которой попахивало собакой, но запах этот казался милым и уютным. Лила быстро и крепко сжала Грейс и отпихнула от себя.

– Это такая мелочь. Поэтому не хочу ничего слышать.

– Лила…

– Заткнись! Я не спала с Брюсом, если это то, о чем ты думаешь.

– Я никогда…

Когда она повернулась, то увидела, что Лила улыбается. Ясно. Вопрос закрыт.

Грейс несла сумку с покупками так, словно в ней лежала чаша Грааля. Ханна подпрыгнет до потолка, когда увидит жакет. Но он не сможет разрешить все проблемы.

Потому что даже если ей удастся одержать верх над Ханной, то что будет, если Джек навсегда займет выжидательную позицию? Она наслышалась рассказов незамужних подруг о парнях, которых вполне удовлетворяло встречаться с ними годами, пока женщины наконец не признавали себя побежденными.

Но Джек совсем не такой, сказала она себе твердо. Он любит меня.

Да? – с издевкой спросил ее внутренний голос. То же ты думала о Уине.

Универсам «Бальдуччи» напоминал сумасшедший дом.

Грейс и Джек протискивались мимо покупателей, зажимающих в ладонях номера в списке очередников, словно выигрышные лотерейные билеты, выстроившихся в очередь к прилавку с холодными закусками. Грейс намеревалась взять только суп «Кэмпбелл», но ее пьянили запахи, исходящие от импортного сыра, громадных колец сосисок, глиняных кувшинов с блестящими оливками, молотого кофе экзотических сортов. Блюда с переполняющими их салатами из овощей, риссото и телятины бросались в глаза. А при входе в магазин стояли корзины с такими редкими в это время года фруктами и овощами, как свежие фиги из Турции, бурые помидоры из Израиля и персики, которые выглядели так, словно их три минуты назад сорвали с дерева.

– Постой за сыром, пока я схожу за хлебом, – попросила она Джека, который нес здоровенную сумку, нагруженную продуктами.

Джек совсем не выглядел нетерпеливым или измотанным. Он улыбнулся, забирая пакет с макаронами, который она держала, и бросил в корзину.

– К вашим услугам, мадам. Хотя если народу прибавится, придется объявить территорию магазина зоной военных действий.

Она привстала на цыпочки и прикоснулась легким поцелуем к его губам.

– Это на случай, если тебя захватят в плен и уведут на территорию противника, и я никогда тебя снова не увижу.

Она ушла, пробравшись бочком мимо полной женщины в шубе, толкающей тележку, нагруженную до краев.

Спустя несколько минут, неся несколько буханок хлеба и пакет с булочками с шоколадной начинкой для завтрака на следующее утро, она догнала Джека у кассы, где он стоял и оживленно беседовал с белокурым мужчиной в ермолке.

Увидев Грейс, Джек обхватил ее за плечи.

– Грейс, это Ленни. Помнишь, я говорил тебе о кузене, Леонарде? Из Боро-Парка?

– О его кошерном кузене! – рассмеялся Ленни, обнажая зубы, слишком ровные и белые, чтобы не быть протезами. – Я пришел сюда за рыбой, но не говорите родственникам моей жены. Для них трагедия даже ступить ногой туда, где продают сосиски. – Он стукнул Джека по руке. – А как ты, где скрываешься? Мы тебя не видели на праздники, на которые ты обычно…

– Да так, был немного занят.

– А, понимаю.

По лицу Ленни видно было, что он знает всю их историю. Стареющего еврейского мужчину соблазнила богиня-шикса. Джек не так уж стар, а она – не богиня, но, тем не менее, Грейс почувствовала, что раскраснелась от излишней духоты, из-за давки, созданной покупателями, протискивающимися мимо них.

– На Пурим, – сказал Джек, – уговори Дебору приготовить одну из этих божественных хаманташен, которые она обычно делает, и это сразит меня. Тебе даже не придется принуждать меня.

– Приводи с собой Грейс, – улыбнулся ей Ленни. Грейс улыбнулась в ответ, но почувствовала, что ей невзначай напомнили о том, кто она такая, а скорее, кем она не является. Джек ничего не заметил.

– Договорились, – сказал он, пожимая кузену руку.

Ленни оживился:

– А зачем ждать? А что вы оба делаете завтра вечером? У нас на ужин приглашено несколько человек, приходите и вы, мы будем больше чем рады.

Почувствовав внезапно дух противоречия, желая встряхнуть его так, чтобы с него слетело самодовольное выражение, Грейс заговорила, прежде чем Джек успел что-то сказать.

– Мы бы с удовольствием, Ленни, но у меня представление в цирке. Номер на трапеции, – добавила она с озорством.

Ленни, к его чести, удалось справиться с потрясением, которое он наверняка испытал. Не только шикса – но еще и на трапеции! Но как только он все понял, то тут же разразился искренним смехом.

– На это стоит посмотреть!

Ленни помахал им на прощание, проталкиваясь наружу. Наблюдая за ним, Грейс почувствовала себя удивительно опустошенной. Он старался казаться милым, она испытывала это и раньше, общаясь с братьями Джека, но для них она чужая и никогда не станет своим человеком.

Джек воспринимал ее так же?

– Ничего не говори, – сказал Джек в такси по дороге к ней домой. – Я знаю, что ты думаешь.

Хоть он и говорил беззаботным тоном, Грейс напряглась.

– Да?

– Ты удивляешься, как у такого молодого парня, как я, может оказаться такой старый кузен, как Ленни, правда?

Грейс расслабилась. Такси тащилось по дороге Шестой авеню.

– На самом деле он всего на шесть лет старше меня. – Джек посерьезнел. – И наполовину глухой. У него слуховой аппарат, ты не заметила? То же самое через пару лет может случиться и со мной.

– Зачем вообще шутить о таких вещах? – пожурила его она. – Будь ты хоть Мафусаилом, меня это не волнует.

– Это еще не известно, – сказал он мягко. Было заметно, что он чего-то не договаривает.

– Джек, в чем дело? – настаивала она. – Тебя что-то гложет?

Он тяжело вздохнул.

– Я все время думаю о предстоящей встрече завтра с Роджером Янгом и его агентом.

– С Роджером? Я видела его сегодня на генеральной репетиции. Он готовил какой-то номер.

Она знала об истеричном характере Роджера Янга, пользующегося дурной славой, и о его чрезмерных запросах. Когда-то их познакомили на праздновании пятидесятой годовщины издательства «Кэдогэн», и тогда она нашла его обаятельным… если не считать легкого сходства с рептилиями. Но нельзя сбрасывать со счета тот факт, что его книги продаются лучше всех.

– Это будет укрощение льва, – проворчал Джек. – Льва, который пропустил обед и находится не в лучшем расположении духа.

Грейс спросила обеспокоенно:

– Джек, но он не уходит в другое издательство?

– Я почти хочу, чтобы ушел. – Лицо Джека в ослепительном свете фар машин, проносящихся мимо, внезапно постарело. – Он… грубо обошелся с одной из наших представительниц. Пытался изнасиловать ее, как она говорит, и я ей верю. Он – настоящий подонок. Что мне хотелось бы сделать, так это избить его как следует… Но это не так просто.

– Что ты собираешься делать? – спросила она, испытывая одновременно тревогу и чувствуя себя оскорбленной за женщину, с которой даже никогда не встречалась.

– Еще не знаю, приходится играть на слух. Однако в одном ты можешь не сомневаться, – добавил он хмуро, – ему больше не предоставится возможность делать гадости, пока я в состоянии что-нибудь предпринять.

– О, Джек, прости меня… – Она пододвинулась и запустила пальцы в его волосы, падающие сзади на воротничок рубашки, не впервые испытывая совершенно незнакомое чувство – легкое волнение от удивления, что они такие мягкие и, как у молодого человека, упругие. – Мои проблемы так меня поглотили, что мне не пришло в голову спросить о твоих делах.

Уголки его губ изогнулись в полуулыбке.

– Бывало и хуже.

Грейс отодвинула в сторону сумку с покупками, которая стояла на полу между ними, и обвила руки вокруг Джека, прижавшись губами к его губам. Что хорошего в Манхэттене? В том, что ты можешь целовать мужчину на заднем сиденье такси, даже раздеться и заниматься любовью, а водитель даже не моргнет… Если не забыть о чаевых.

Поцелуй Джека оказался теплым и нежным, но не слишком. Его губы слегка приоткрылись, прижались к ее губам в слегка дразнящем поцелуе, и теперь его язык касался ее нижней губы со сладкой, сводящей с ума нежностью. Обхватив рукой ее подбородок снизу, он легким движением привлек ее поближе, покрывая все более страстными поцелуями.

Она задрожала, охваченная внезапным лихорадочным ознобом. Не имеет никакого значения, как долго это продлится у них с Джеком. Сейчас она могла думать только об одном – он целуется по мировому классу. Давно, еще в школе, когда у них с подругами хватало глупости хвастаться любовными победами, она думала, когда ее целовал очередной парень: "Четыре, возможно, четыре с плюсом, нет, это не претендент на звание чемпиона". Но с Джеком в этом смысле не возникало сомнений. Просто он – лучший изо всех.

Прижимаясь к нему всякий раз, когда машину подбрасывало на выбоинах, она вспомнила их первое свидание, почти шесть месяцев тому назад. Оно началось как деловая встреча. Он присоединился к ней и ее редактору, Джерри Шиллеру, чтобы за рюмочкой помочь им решить некоторые проблемы, связанные с ее планом, над которым она трудилась не покладая рук последние два года. Выпивка переросла в ужин, и в какой-то момент Джерри умчался, чтобы не опоздать на поезд. Джек стал настаивать на поездке домой на такси вместе с ней, чтобы убедиться, что она добралась домой в целости и сохранности. Грейс, которая, не задумываясь, спускалась в метро после двенадцати ночи, оборвала его.

– Я четыре квартала гналась за парнем, который пытался вытащить у меня кошелек, – сказала она ему, – и наподдала ему как следует зонтиком. Возможно, это мне следует проводить вас.

– А мне ничего не грозит? – поддразнил он.

– Гарантирую, что грозит.

Они оказались у него дома. Она действительно не собиралась ложиться с ним в постель в тот вечер. Но обнаружила, что и у него на уме ничего подобного нет – у него оказалось не убрано и он так нервничал, что забыл вставить фильтр в кофеварку. Молотый кофе и кипящая вода растеклись по столу, что очаровало ее и нелепым образом привлекло к нему. Она почувствовала себя соблазненной.

И в заключение – радость. Потому что с Джеком она приобрела то, что, как думала, безвозвратно потеряла, – счастье просыпаться утром рядом с любящим, привлекательным мужчиной.

– В котором часу Крис возвращается домой? – спросил он, отрывая ее от воспоминаний.

– Наверное, не очень поздно: Уин поведет его после ужина в кино. А что? У тебя что-то на уме?

Джек хитро усмехнулся и снова поцеловал ее. Вкус его поцелуя еще хранил теплый запах ржаной булки, кусок от которой он оторвал, пока они стояли в очереди в «Бальдуччи». От этого ей захотелось есть сильнее, чем от великолепных запахов, исходящих из сумок с покупками у ее ног.