В каюте Куффари оба маэстро Рубетти и монахиня. Певица пригласила их на чай, но главным образом для того, чтобы поговорить о великой Тетуа.
Во время рассказа Рубетти Ильдебранда буквально смотрит ему в рот: так велико ее желание постичь тайну, принесшую бессмертие покойной знаменитости.
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. И вот она от обыкновенного ля переходит все выше, выше, до ми бемоль… потом до ми и наконец берет фа в третьей октаве.
Всем разливают чай еще раз.
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Нет-нет, достаточно.
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Свершилось чудо! Оркестр почти смолк, публика замерла, затаила дыхание… Да я и сам слушал словно зачарованный… Никогда в жизни мне этого не забыть!
КУФФАРИ. Но простите, маэстро, как это возможно? Диапазон почти в три октавы, без всякого усилия… обыкновенному человеку такое не дано!
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. А кто говорит, что Эдмея была обыкновенной женщиной? Сколько народу голову себе ломало, пытаясь понять ее!
КУФФАРИ. Должно быть, она обладала каким-то секретом. Именно это я как раз и хотела узнать, маэстро… Я хотела спросить вас, как родного отца… А я… я могла бы сделать что-нибудь подобное?
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Вот послушайте. Как-то ночью Эдмея поделилась со мной… Она сказала, что во время пения у нее перед глазами появляется морская раковина…
КУФФАРИ. Раковина?
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Да, так она и сказала: «Я вижу морскую раковину… я слежу за ее изгибами — виток за витком…
Ильдебранда жадно впитывает в себя эти слова, она вся внимание, и чувствуется, что ее мучит ревность, даже зависть…
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ…и голос сам поднимается, следуя за ними, без всяких усилий». Понимаете, дорогая моя? Дело было не только в ее легких, диафрагме, голосовых связках… Этот феномен можно назвать катализацией энергии.
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ (за кадром). Что бы там ни говорили, а я знаю одно: Эдмея была не такая, как все, она неповторима. Таких певиц, как она, больше не будет!..
От этих слов на красивом, тонком лице Ильдебранды Куффари становится заметней печать тяжелых душевных переживаний.
Но вот певица остается одна. Она так погружена в свои мрачные мысли, что, когда раздается стук в дверь, откликается едва слышно:
— Да…
Входит ее галантный концертмейстер.
КОНЦЕРТМЕЙСТЕР. Можно? (Закрыв за собой дверь, он приближается к Ильдебранде.) Что это ты так притихла? У тебя лицо сейчас — как у чудесного египетского сфинкса.
Куффари со злостью оборачивается, медленно поднимается с кресла, в упор как-то странно смотрит на концертмейстера и, когда тот добавляет: «Ты восхитительна!», вместо ответа дает незадачливому красавчику звонкую пощечину.