Третьего сентября 1983 года Инга праздновала свое девяностолетие. В местной газете на первой странице появилась статья о ней с фотографией, по поводу которой она очень жаловалась, говоря, что на самом деле не выглядит такой старой. А когда ее пришел поздравить мэр, она радостно сказала: «Приходите, когда мне исполнится сто лет, большое вам спасибо». Инга совершенно не утратила присущей ей живости и ясности ума.

На неделе, начавшейся в День Труда, в мотеле не было туристов. Инга специально держала Юго-Западный Мотель пустым, чтобы ее могли навестить друзья. Для того чтобы отпугнуть случайных постояльцев, над входом была зажжена видная отовсюду надпись «Мест нет». Вскоре все домики были заняты гостями по ее собственному выбору. Из Тель-Авива прилетели Тамара, Дэни, Шмария, Ари и Сисси и двое их детей, а из Ливана – родители Наджиба. Дэлия и Наджиб со своей дочкой Джэсмин, которой скоро исполнится два годика, прибыли из Манхэттена.

Они прилетели тихо, даже скрытно, на самолете Наджиба, чтобы не привлекать внимание прессы.

Предполагался скромный семейный праздник. На нем не было ни официантов, ни музыкантов, и никого из местных, кроме Оты, которая согласилась управлять мотелем только из уважения к возрасту Инги. Застолье состоялось в самом большом помещении – кухне Инги, – куда сумели втиснуться все приглашенные. Под потолком были развешаны вырезанные из бумаги разноцветные гирлянды, а Сисси задрапировала красивой тканью простые обеденные стулья, которые Инга не разрешила выносить. Тамара украсила спинки стульев матерчатыми бантами, а Дэлия расставила огромные, похожие на ведра, емкости с пышными букетами цветов.

Ассортимент поданных блюд был поистине международным. Сисси приготовила свое «фирменное» еврейское блюдо – белую рыбу, суп с клецками и красную капусту, а мать Наджиба поджарила ногу ягненка на ближневосточный манер и приготовила бистеллу. Вкладом Оты была курица, зажаренная по-южному, кукурузный хлеб и сосиски в тесте – для детей. Наджиб привез корзину восточных сладостей и две огромные банки икры – осетровой и белужьей, присовокупив к этому ящик шампанского «Дом Периньон». Тамара и Дэлия испекли и украсили именинный торт, и, хотя он получился не очень профессионально – с одного бока стекла глазурь, – все долго ахали по его поводу.

В течение всего дня и вечера семья предавалась застолью, сплетничала и кудахтала над детьми; привычная английская речь перемежалась экзотическими пассажами на иврите и арабском. В конце концов, семья представляла собой Организацию Объединенных Наций в миниатюре. Третий год подряд они собирались все вместе на Кейп-Код, чтобы отметить день рождения Инги, таким образом 3 сентября стало – пусть неофициальным – днем сбора всей семьи. Инга не была связана с ними узами родства, но она испытывала к ним не менее сильные чувства любви и привязанности и всегда ждала этого дня, хотя знала, что потом будет валиться с ног от усталости. Однако на день-два у нее сил хватало. Сейчас она была в центре этой шумной и веселой компании и самым бессовестным образом потворствовала всем выходкам детей.

Вот если бы Сенда могла все это видеть, с тоской думала Инга. Какую гордость она бы ощутила! Семейство Боралеви превратилось во что-то особенное. Она обвела взглядом собравшихся на кухне людей. Два поколения кинозвезд – Сенде бы это понравилось. А еще – один миллиардер, один археолог, и Дэни, и Шмария…

Сенда и Шмария были слишком молоды, размышляла она, и жизнь отняла их друг у друга. В иные времена и при иных обстоятельствах их любовь окрепла бы. Инга с улыбкой смотрела на трех малышей – Джэсмин, Руфь и Азу. За ними будущее; только время и Господь Бог знают, что из них получится. «Что-нибудь да получится, – подумала она. – Об этом-то я как раз могу не беспокоиться. Это у них в генах».

Слезы выступили у нее на глазах, когда мысли снова вернулись к Сенде: жаль, что она не может присоединиться к празднику и ощутить на себе эту любовь. Впрочем, ее дух, может быть, невидимо витает где-то здесь. Инга очень надеялась на то, что это так и есть.

– Инга! – Дэлия склонилась над ней. – Ты, случайно, не плачешь?

Инга подняла голову, и ее васильковые глаза заблестели.

– Ты меня слишком хорошо знаешь, Дэлия, чтобы задавать такие вопросы, – возмущенно сказала она.

Дэлия с чувством поцеловала ее в щеку.

– Солнце уже садится, мы тут собрались немного погулять по пляжу. Ну? – Она ждала ответа. – Ты идешь или нет?

– Минутку, минутку, – забормотала Инга, отворачиваясь и жалея о том, что не может остаться одна и вытереть слезы незаметно для всех.

Ота осталась в доме, чтобы зажечь свечи на именинном пироге к их возвращению, а остальные босиком побрели по пляжу, стараясь не спешить, чтобы Инга, Шмария и пожилая чета Аль-Амиров смогли поспевать за ними. Впереди бежал Хэппи, пес Инги, который время от времени с лаем плескался в воде или грыз выброшенные на берег куски дерева. В море виднелась огромная яхта, удалявшаяся навстречу золотисто-красному закату. Сисси говорила что-то Руфи и показывала на нее пальцем, а в это время малыш Аза тянул ее за юбку, требуя внимания к себе.

От этой сцены у Инги стало тепло на душе. Она напоминала произведение живописи, выполненное в мягкой манере, – картину, изображавшую мать и ее детей. Загорелая Сисси была в стиле раннего Пикассо. Ее темно-коричневая кожа свидетельствовала о многих часах, проведенных под палящим солнцем на археологических раскопках. В своей работе по поиску ископаемых древностей она была близка к международному признанию – недавно ей удалось обнаружить остатки доселе неизвестного древнего поселения в Самарии.

Инга перевела взгляд на Ари. За последние три года муж Сисси стал солиднее – он уже не тот худой подвижный израильтянин, что раньше, по-прежнему очень красив. Это был уже не юноша, а взрослый мужчина, знающий себе цену. Он упорно делал себе карьеру в израильском парламенте.

Впереди шагали Дэлия и Наджиб. Его рука обвивала ее шею, а Дэлия обнимала его за талию, их босые ноги поднимали соленые пенистые брызги. Другой рукой Наджиб поддерживал Джэсмин, сидевшую у него на плечах, держась за его волосы. Инга с удовлетворением кивнула: Дэлия и Наджиб хорошо подходят друг другу. Для того чтобы карьера каждого из них и связанное с этим долгое отсутствие не мешали их семейным отношениям, они сделали умную вещь – поселились в Лондоне на два месяца – то есть на срок съемки натурных сцен в ее последнем фильме. Это был брак ответственных, любящих и уважающих друг друга людей.

В небесах отражались разливы расплавленного золота, качавшиеся на зеленых волнах. Кружевные пенистые гребешки завивались, мчались вперед и исчезали, ударяясь о пологий берег с глубоким вздохом. Инга кивнула собственным мыслям. «Вот так и в жизни, – подумала она. – Все мы – волны. Мы появляемся там, далеко, за горизонтом, а затем движемся по жизни сами по себе».

Слыша обрывки доносившихся до нее разговоров и крики чаек над головой, она улыбалась. На мгновение времена смешались, и прошлое встало рядом с настоящим. Эти дюны вполне могут быть снежными сугробами, за которыми прячутся сказочные дворцы. Пески… снега… океаны и границы… все на свете одно и то же.

Странно, что ей понадобилось столько лет, чтобы убедиться в этом.

Отдельные эпизоды прошлого начали постепенно подергиваться дымкой и уже меньше волновали ее, чем тогда, в те времена, когда все это было реальностью. Воспоминания. Они буквально роились в ее мозгу. Шмария – такой молодой и необузданный; Сенда, попавшаяся в сети, расставленные князем Вацлавом, поставленная перед выбором: спасти Шмарию и потерять его или дать ему погибнуть и все равно потерять его. Пожертвовавшая своими корнями и своей религией ради сцены. Затем – Женева… Нью-Йорк… Голливуд. Головокружительный успех Тамары, трагическая потеря Луиса и, наконец, счастливое возвращение к своим корням и в лоно своей религии – ко всему тому, чем пожертвовала ее мать. И вот теперь Дэлия – такая непоколебимая в своих убеждениях и, одновременно, готовая нарушить все правила и пересечь все границы, для того чтобы выйти за человека, которого любит. Инга покачала головой. Прошло столько лет, и воспоминания больше не отзывались болью: время и редкие моменты счастья приглушили их.

Жизнь продолжалась.

Новые поколения волн совершали свой путь к берегу.

– С днем рождения тебя, дорогая Инга.

Свет в кухне погас и Ота гордо внесла торт, на котором трепетало пламя девяноста тоненьких свечей. И снова времена смешались в воображении Инги. Этот торт похож на одну из люстр в княжеском дворце, подумалось ей. Целые коридоры были увешаны такими, похожими на перевернутые ярусные торты, люстрами…

Голос Тамары прервал ее воспоминания.

– Ты будешь задувать свечи? Инга сурово посмотрела на нее.

– Тамара, дай мне посмотреть, как они горят, ладно? Как ты думаешь, сколько раз мне еще придется смотреть на именинный торт? – Она расплылась в улыбке и под громкие крики и аплодисменты нагнулась над тортом и стала задувать свечи. В этом ей помогали все, кроме Дэлии.

Свечки было погасли, однако через мгновение вспыхнули вновь, разгоревшись ярче прежнего. Дэлия прикрыла рот ладонью, стараясь подавить вырвавшийся у нее смешок.

В смущении все придвинулись поближе к торту и стали дуть. Свечи погасли. А затем весело разгорелись опять.

Дэлия так хохотала, что даже прослезилась.

Остальные стали дуть в третий раз, и к этому времени они уже все прямо-таки выли от смеха. Прошло целых пять минут, пока бурное веселье поутихло.

Когда смех умолк, перешли к шампанскому. «Дом Периньон» было разлито по высоким бокалам и вручено каждому персонально – настоящий ритуал. Правда, пожилая чета Аль-Амиров, будучи строгими последователями мусульманских обычаев, получила бокалы с яблочным соком и минеральной водой.

Наджиб отодвинул стул, встал и поднял бокал.

– Я хочу предложить тост, – объявил он и обратил взгляд на Ингу, которая попыталась скрыть удовольствие, строго посмотрев на него, – за эту замечательную женщину, приемную бабушку и благодетельницу нашего семейства, не будь которой, мы бы не собрались сегодня за этим столом… – Он еще выше поднял бокал. – За Ингу Мейер, самого замечательного человека среди нас!

– Ура! – крикнула Тамара.

Все чокнулись с Ингой и друг с другом и стали медленно, смакуя, потягивать шампанское. Оно было выдержанным и очень холодным.

– Спасибо, Наджиб, – сказала Инга, раскрасневшись от знаков внимания. Когда он опустился на свой стул, она добавила с притворным отчаянием: – Постарался, нечего сказать. Я чувствую себя совсем древней старухой. – И она похлопала его по руке.

– За Ингу! – Теперь настала очередь Шмарии. Он поднял бокал, выдержал паузу, заложив левую руку за спину, и посмотрел на нее. – Ты была объединяющим началом нашей семьи – в годы войны и революции, в хорошие и плохие времена. Не будь тебя, нас разметало бы по свету, и, когда мы говорим, что нам всем есть за что тебя благодарить, мы подразумеваем именно это. – Он улыбнулся ей и по ее отстраненному взгляду понял, что они оба сейчас вспоминают прошлое. Они оба видят Сенду. Воспоминания налетели на них, подобно нежному бризу, и перед их глазами встали четкие картины прошлого, как будто с тех пор прошло не шесть десятилетий, а несколько дней. Перед их затуманенным взором, как призрак, кружилась в вальсе и куда-то плыла Сенда.

Присутствующие стали по очереди произносить тосты. После того как все было сказано, был разрезан торт, разложен на тарелки с золотыми ободками и предложен гостям. Попробовав торта, гости гурьбой вышли из-за стола в соседние комнаты и вернулись, неся красиво упакованные подарки. Ингу, конечно, заставили все развернуть и посмотреть. Все это очень напоминало Рождество. Инга была в смятении.

– Ну зачем, право, не стоило этого делать! – бранила она всех. Слезы счастья катились по ее щекам. – Но я так рада, что вы это сделали!

Защелкали фотоаппараты и зажужжали видеокамеры, запечатлевшие это событие. Внезапно Джэсмин выбежала на середину и стала комично позировать снимающим. Она буквально купалась во всеобщем внимании и беспрестанно вертелась от удовольствия.

Наблюдая за своей внучкой, Тамара почувствовала, как что-то шевельнулось у нее в сердце.

Вот этот природный дар – играть «на камеру», не замечая никого вокруг.

Джэсмин не на шутку разошлась, подражая телодвижениям персонажей своих любимых мультфильмов. Тамара наблюдала за ней со смешанным чувством удивления и восхищения.

Необыкновенная легкость в подражании. Естественный контакт между объективом и исполнителем.

Хитрый взгляд, желающий убедиться во всеобщем внимании.

По обнаженным рукам Тамары пробежали мурашки. В изумлении она посмотрела на Дэлию, чтобы увидеть ее реакцию. Дэлия поймала ее взгляд, они переглянулись и покосились на Ингу. Теперь уже три женщины одновременно обратили внимание на Джэсмин, а потом снова переглянулись. «Возможно ли это?» – прозвучал немой вопрос.

Когда Джэсмин закончила свое представление, Инга схватила ее и прижала к своей груди.

– Вот что я скажу: ты точно унаследовала талант Боралеви, – прошептала она, улыбаясь. Она нежно погладила ребенка по блестящим черным волосам своей узловатой, испещренной старческими пятнами рукой. – Конечно, еще рано об этом говорить, но в тебе, барышня, есть понемногу от Сенды, Тамары и Дэлии. Что скажешь? Хочешь стать звездой, когда вырастешь?

Волшебное мгновение накатилось на них. Подобно большой теплой волне. Как будто притянутые магнитом, все четверо – Инга, Тамара, Дэлия и Джэсмин – шагнули друг к другу и обнялись.

«Мы – звенья одной цепи», – радостно подумала Инга, глядя на них затуманенным взором. Видишь, Сенда? Ты здесь, с нами. Часть твоей жизни – в каждой из нас, и точно так же часть нас будет жить в памяти Джэсмин и ее детей, и детей ее детей. Так было и так будет всегда.

– Теперь давай, иди с тетей Ингой, – наконец прошептала Инга, наклоняясь к Джэсмин. – Уже поздно и пора баиньки. Я укрою тебя, а потом мы будем спать, ладно? – Она взяла девочку за руку. – Нам надо отдохнуть, ведь завтра мы идем по магазинам. Тетя Инга собирается купить тебе глассное новое платье.

Тамара и Дэлия улыбнулись им вслед. Многое изменилось за эти годы, но, когда Инга начинала волноваться, она всегда коверкала английские слова.