Семен Михайлович Буденный был самым везучим, а может, и самым счастливым, из всех «красных маршалов». Его не уничтожили, как это случилось с Тухачевским, Егоровым и Блюхером. Он не стоял на краю пропасти, не навлекал на себя сталинский гнев, как его верный друг, соратник и учитель Ворошилов во время финской кампании, когда вскрылись все недочеты в подготовке, обучении и руководстве Красной Армией. Нет, любимая и водимая Буденным конница всегда была на высоте, и если во время Великой Отечественной войны конница не могла сбивать шашками самолеты и рубить вражеские танки, то вина в этом отнюдь не Буденного. Его, как говорится, за это и осуждать не надо.

Пронесся лихой кавалерист Буденный по фронтам гражданской войны, сплясал под гармошку на партийных большевистских съездах под хлопки и улыбки Сталина и Ворошилова, удержался «в верхах» во время Великой Отечественной; остались в память о нем шлем-буденовка, буденовская порода лошадей и три тема мемуаров, за которые на старости лет пытались привлечь его к судебной ответственности за клевету на погубленных якобы им же других героев и рубак, верных ленинцев и сынов трудового народа. Но эта «жалкие потуга» ревнителей правды так и остались для «первой сабли» Красной армии, усатого маршала Семена Буденного «жалкими потугами». Место свое в истории он занял прочно. Трижды Герой Советского Союза, живая легенда, наставник молодежи. «Передавайте воинам-ракетчикам кавалерийский привет!»…

Родился Семен Буденный в 1883 году в хуторе Козюрине Платовской станицы в семье иногороднего батрака, выходца из Воронежской губернии С детства окунулся в атмосферу сословной розни, неравенства. А все из-за земли. За полтора века до рождения будущего маршала завоевали казаки эта степи, щедро полили их своей кровью и кровью ногайцев и черкесов. На всех пришлых, затопивших Юг России после отмены крепостного права, смотрели косо: «Понабежало всякой сволочи… Вся зараза от них: воровство, пьянство…» Земли пришлым не давали. Наоборот, если кто поселится в казачьем хуторе, платит казакам, всему обществу, за пожилое. А как иначе? Казаку в армию идти — коня, форму, снаряжение, холодное оружие за свой счет приобретать. Тут любой лишней копейке рад будешь. Это пришлого, «иногороднего», в армии с головы до ног оденут-обуют..

На всю жизнь запомнил Буденный, потом в мемуарах вспоминал: «Вся земля на Дону издавна принадлежала казакам и помещикам. Уделом иногородних было батрачество. В поисках сезонной работы они метались по краю. Среди привилегированного казачества иногородний крестьянин-батрак был совершенно бесправным человеком. Казак мог безнаказанно избить и даже убить его. А каких только налогов не придумывали казацкие атаманы для иногородних за землянку — налог, за окно — налог, за трубу — налог, за корову, овцу, курицу — налог». Ну, это красный маршал, конечно же, загнул. Безнаказанно в России в те времена ни убить, ни избить нельзя было. Как раз в те времена проводилась судебная реформа, укреплялись законы, и перед царским судом все были равны — и казаки, и крестьяне, и дворяне.

И еще один слой населения был на Дону, о котором Буденный почему-то не упоминает. Во времена царицы Екатерины стали верстать «в регулярство» слободских малороссийских казаков, что вышли во время оно с Украины в российские пределы и охраняли донецкую степь и Приднепровье от крымчаков. Заволновались слободские казаки, убоялись солдатчины и побежали дальше на юг, на Дон и за Дон, в поисках вольной привычной жизни. На Дону их встретили неприветливо. «Жить — живите, но платить нам будете». Кто в станицах осел (таких мало было), потихоньку с донцами поравнялся, в донское казачество записался, а остальных донские помещики закрепостили, заставили на себя работать. И появились на Дону «коренные крестьяне». Эти имели свою землю. После отмены крепостного права нарезали им донские помещики. Каждый четвертый на Дону — коренной крестьянин, а в просторечии — «хохол». Помнили казаки их малороссийское происхождение.

Между «хохлами» и донскими казаками особой любви тоже не наблюдалось. Копались «хохлы» на своих участках, поглядывали на бескрайнюю, местами еще и непаханную степь. Сколько земли пропадает! Разве ж казаки обработают столько? Им все некогда, у них служба… И казаки все это давно приметили, зло зубы скалят: «Ага! Мы б служили, а вы б нашу землю к рукам прибирали… И не мечтайте!»

С девяти лет определили Семена Буденного мальчиком к купцу Яцкину, Отмотал он свое на побегушках, потом, когда подрос, определил его хозяин в кузницу подручным кузнеца и молотобойцем. Позже работал набравшийся силенок Семен на молотилке смазчиком, кочегаром и машинистом. Хозяйский приказчик научил его читать и писать, за что будущий маршал отслужил ему — чистил обувь, мыл посуду, комнату убирал.

Осенью 1903 года забрали Семена Буденного в армию. Уроженцев южных губерний, малороссиян, помня их казачье прошлое, охотно брали в кавалерию, и Буденный попал туда же. В своих воспоминаниях Буденный пишет, что попал в Маньчжурию на пополнение 46-го казачьего полка, который охранял коммуникации и гонял за хунхузами. Но в то время 46-го полка в Маньчжурии не было, и не совсем ясно, как иногородний мог очутиться в казачьем полку.

Как бы там ни было, но после русско-японской войны, как писал Буденный, казаков отправили домой, а герой оказался в Приморском драгунском полку, где отслужил срочную службу. В 1907 году он был направлен в Петербург в школу наездников при Высшей офицерской кавалерийской школе. После окончания такой школы Буденный должен был наблюдать за выездкой молодых лошадей.

Само направление в школу показывает, что Буденный был лучшим наездником полка. Кому другому доверят неуков объезжать? Мечтал Семен избавиться от нелегкой батрацкой доли, устроиться после службы тренером на какой-нибудь конный завод. Год обучения и первое место на соревнованиях по выездке давали ему возможность остаться в самой школе в Санкт-Петербурге. Об этом он тогда, видимо, и мечтать не смел. Но из школы недоучившегося драгуна затребовали обратно в полк, сочтя, что он и так хорошо подготовлен, если первые места занимает.

До четырнадцатого года служил Буденный на Дальнем Востоке, объезжал неуков, состоял на должности вахмистра, но чины ему шли туго. Как получил старшего унтер-офицера, так и остался до самого большевистского переворота, невзирая на многочисленные награды за храбрость.

В канун мировой войны приехал Буденный в отпуск, в станицу Платовскую, но отдыхал недолго. Началась война, и загремел сверхсрочный унтер в запасной дивизион, а оттуда после беспорядков, которые, если верить буденновским мемуарам, закончились убийством какого-то офицера и разгромом Армавирской тюрьмы, — на фронт в 18-й Северский драгунский полк Кавказской кавалерийской дивизии.

Кавказская кавалерийская дивизия под командованием незадачливого генерала Шарпантье начала войну на Западном фронте, но вскоре ее перебросили против турок. Буденный воевал храбро, заслужил четыре Георгиевских креста и четыре медали. Был у него и пятый: крест. Вернее, был то крест самый первый, но сорван он был торжественно у Буденного с груди перед строем всей дивизии за то, что Семен Михайлович ударил вахмистра, который зверствовал и постоянно придирался к драгунам. Грозил за это Буденному военно-полевой суд и расстрел, но ограничились тем, что отобрали «Георгия». Тоже какая-то странная история…

Крест Буденный «восстановил» и еще три выслужил, за что полагалось вообще-то по Георгиевскому статуту ему производство в высший унтер-офицерский чин подпрапорщика, но и здесь неувязка вышла. Чин старшего унтер-офицера стал для него в царской армии предельным.

Весной 1917 года дивизия вернулась на фронт против немцев. Прибыв из Персии, где прошла для Буденного большая часть мировой войны, в Россию, драгуны узнали, что царя свергли, что в России новое правительство и массу других головокружительных новостей.

Семен Буденный стал председателем полкового комитета, связался с местными Советами и с большевистской организацией, тогда же познакомился с М. В. Фрунзе. Новая власть открывала новые перспективы. «Дураки вы, если думаете, что можно жить без начальства», — говаривал Семен Михайлович своим драгунам на митингах. Главное, чтоб начальство было свое, проверенное. И Буденный охотно брался олицетворять это новое начальство.

Но в армии новой демократической России карьеру сделать не удалось. Дивизия, судя по всему, самовольно демобилизовалась, драгуны разъехались. Во второй половине ноября 1917 года, за несколько месяцев до официальной демобилизации русской армии, Буденный вернулся в Платовскую, прихватив с собой из части седло и оружие.

С приездом Буденного в Платовской местные иногородние организовали Советскую власть, случилось это 12 января 1918 года. Казачье население Платовской в основном состояло из калмыков, получивших статус казаков. Калмыки, чуждые местному населению и по языку, и по вере, и по культуре, всегда держались замкнуто и очень осторожно. С властью государственной предпочитали не спорить, И в данный момент отмолчались. Лишь один, Ока Городовиков, инструктор при станичном правлении, как и Буденный, обучавший молодых верховой езде и владению холодным оружием, примкнул к новой власти.

Гражданская война зарождалась вблизи крупных городов и промышленных центров. Красная гвардия и присыпаемые с фронта «революционные войска» боролись за власть с дружинами, состоявшими из офицеров, юнкеров, студентов. И к «красным» и к «белым» в ту зиму шли люди либо идейные, либо неприкаянные, либо просто любители половить рыбу в мутной воде. И Красная гвардия, и белые «партизаны» были крайне малочисленны. Основное боеспособное население, демобилизованные солдаты и казаки, измученные многолетней окопной жизнью, потерпевшие поражение в мировой войне, отъедались и отсыпались у родных очагов. Воевать друг с другом им пока было не за что. Не снег же на полях делить?

Но в феврале, только-только установили советскую власть в окружной станице Великокняжеской, гражданская война подошла и к калмыцким станицам, докатилась до сальской и манычской глухомани. Выбитый из Новочеркасска отряд донского походного атамана Попова, последние из не признавших новое большевистское правительство донских казаков и офицеров, приближался, надеясь укрыться в Сальской степи от победителей-большевиков и дождаться, как надеялся генерал Попов, «пробуждения казачества».

Попов совершенно справедливо полагал, что весной осмелевшие иногородние, прикрываясь лозунгом «Земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает», выйдут на поля делить помещичьи земли и запас казачьих станиц, который они всегда у казаков арендовали. Казаки же, естественно, не потерпят…

По дороге отряд Попова разгонял Советы и немилосердно карал «советчиков». Те в свою очередь кинулись создавать отряды самообороны. Буденный изначально занимался сбором оружия для местной Красной гвардии и при этом чуть было не попал в руки белых. Красногвардейские отряды были разбиты на реке Маныч, калмыки изменили и ушли к Попову. Красногвардейцы и все сочувствующие Советам стали откатываться к крестьянским слободам Орловке и Мартыновке, надеясь найти там поддержку против казаков.

Буденный же, собрав несколько надежных ребят, ночным налетом захватил родную станицу и всех, кого белые успели посадить под замок за сочувствие большевикам, освободил. Из освобожденных он создал свой отряд.

Отряд Попова загнали в глубь Сальской степи при помощи царицынских большевиков. Местные красногвардейцы несколько раз пытались объединиться, но между командирами начиналась грызня за власть. Большинство командиров — унтера-сверхсрочники. В отряде у каждого свои местные, братья, сваты, кумовья. Подчиняться будут только тому, кого сами выбрали. И у Буденного в отряде была почти вся его семья, родные, близкие, соседи. Кое-как свели отрядики вместе. Командиром поставили Никифорова, служившего раньше с Семеном Буденным в одной дивизии, а самого Буденного — командиром эскадрона, доверили ему всю отрядную конницу.

Военные действия шли вяло, Попов от боев уклонялся. Да и Красная гвардия особо не активничала. Боеспособностью она пока не отличалась.

Весной, как и предполагал генерал Попов, казаки восстали. Иногородние в свою очередь побежали в красногвардейские отряды, стоявшие в слободах и станицах. Эскадрон Буденного увеличился вдвое.

В мае казаки при помощи белогвардейского отряда Дроздовского освободили свою столицу Новочеркасск, собрали Круг Спасения: Дона, избрали Войскового Атамана, генерала Краснова, и тог весь положенный ему от Бога талант организатора и военачальника направил на очищение донских станиц от Красной гвардии. Пожар казачьего восстания затрещал по хуторам и станицам, борьба разгорелась нешуточная: стенка на стенку, без жалости, без пленных. Казаки, профессиональные вояки, под началом боевых офицеров погнали Красную гвардию. Ее отряды под казачьими ударами стали жаться друг к другу, объединяться. Крестьяне, иногородние и коренные, со всем хохлацким упорством, отбивались, а если уходили под казачьих напором, забирали с собой семьи и все, что удавалось, из скарба Отряды, обозы, гурты скота — все это потянулось к железной дороге под прикрытие присланных из Царицына бронепоездов и дальше на северо-восток, к самому Царицыну.

На станции Куберле в очередной раз реорганизовались и объединились красные отряды. Встал во главе дослужившийся на фронте до офицерского чина местный «хохол» Шевкоплясов, конницу отдали под начало Бориса Думенко из хутора Казачий Хомутец, Буденного приставили к Думенко заместителем.

Борис Мокеевич Думенко — яркий образ. Из местных «хохлов». Коренной крестьянин. Любитель и знаток лошадей не хуже Буденного. До действительной службы на конном заводе неуков объезжал. Б армии — конный артиллерист, вахмистр-сверхсрочник. Тоже, небось, не одну рожу разбил. К казакам лютая ненависть. Помыкался малолеткой с отцом в батраках на казачьем хуторе. Военное дело любил беззаветно. Из армии пришел с двумя «Георгиями», нацепил сам себе офицерские погоны. Уже в разгар гражданской войны, когда офицеров за одни только погоны резали, врал в анкетах: «Я — штаб-ротмистр, начальник штаба Кубанской бригады..» Высок Думенко, строен, красив, породистое лицо наголо бреет, ни усов, ни бороды. Низкорослый, скуластый, усатый. Буденный из-за него, как кот из-за хозяина, выглядывал. Но особо не поддавался, свою линию гнул, на свою родню опирался.

Уходили донские «хохлы» по-над железной дорогой на Царицын, тянулись за ними огромные обозы. Прямо переселение народов. По жаре в безводной степи с бабами да детьми — тяжело. Казаки жизни не давали. Налетали, норовили отрезать, забрать, посечь шашками. В коннице у них неисчислимое преимущество. Думенковской коннице, 1-му Крестьянскому социалистическому карательному полку, — ни сна, ни покоя. Только на отчаяние да на личный опыт опора.

На действительной службе вымотали конному артиллеристу Думенко душу одним приемом. Должен был он на всем скаку вылететь со своими пушками в чисто поле, развернуться перед ошеломленным от такой дерзости противником и из всех стволов врезать прямо в упор картечью. Действовало безотказно. Противник шарахался, наша конница с гиком кидалась его преследовать. Требовалось для этого приема великое мастерство наездника: вылететь, крутнуться на месте, да так, чтоб пушку при повороте не опрокинуть, мигом сняться с передков, мигом взять в случае чего орудие на передки.

Одно плохо — не было у него ни такого количества пушек, ни выезженных лошадей, ни тренированной прислуги. И додумался он — вместо орудийных упряжек установил пулеметы на бричках. Попробовал — очень, неплохо получается. И началось. Выносились перед думенковскими эскадронами пулеметные тачанки «и с налета, с поворота» открывали шквальный огонь, расплавляя пулеметные стволы. Лава противника, ужаленная сотнями свинцовых шмелей, опрокидывалась, а вслед за ней с гиком неслась думенковская братва, потомки слободского казачества, в недавнем прошлом — драгуны, уланы и гусары царской службы. Гнали и рубили «до дна», пока кони не уморятся.

На поле кровавом шел вековечный спор между регулярной кавалерией (вернее ее слабым пока подобием в лице думенковских ребят) и иррегулярной конницей: драгуны казаков или казаки драгун. Издревле соревновались. У каждого свой навык, своя манера. Даже удары шашечные отличались: по-драгунски, наотмашь, вознося клинок на прямой руке, напрягая до предела правую сторону груди, лопатку и «закрылки», или по-казачьи, сплеча, из-за левого уха, всем плечевым поясом, рукой, кистью и даже особо отставленным мизинцем. Последний удар — режущий, страшный. Казаки так и говорили: «Резанул я его…»

В последние годы, перед самой германской войной, взяли казаки верх — всю кавалерию велено было обучать на казачий манер. Но старые кавалеристы знали за казаками слабинку: затяжного рукопашного боя не выдерживают, шашки у них не те, не рассчитаны на соприкосновение с оружием противника. Первый же принятый удар грозит казачку потерей пальцев — гарды у шашки казачьей нет, чуть оскользнется сталь по стали, и нет пальцев. Отсюда и тактика — налететь, резануть, отскочить и рассеяться, замотать, обессилить врага. И зная всю эту премудрость, кидался Думенко на казаков как бешеный, любое дело старался довести до удара холодным оружием.

Славен был Борис Думенко. И тщеславен. Донскому атаману Краснову послание написал. Не зная других форм, озаглавил: «Рапорт». Давай мол сойдемся один на один. На тебе весь белый фронт держится, на мне — весь красный. Чего ж народу зря мучиться? Ударимся, кто выживет, к тому все войска побежденного перейдут.

Нет, не обойти Буденному такого орла. Видно, судьба такая — в помощниках ходить.

Приглядывался Семен Буденный. Сверхсрочная унтерская служба многому его научила. Прежде всего — начальство с полуслова понимать. А начальство на горизонте нарисовалось покрупнее Думенко. С подходом к Царицыну попали сальские партизаны в ведение и подчинение Царицынской группы войск и Военного Совета Северо-Кавказского военного округа, а короче — под Ворошилова и Сталина.

Сталин и Ворошилов высшей военной власти — Реввоенсовету Республики во главе с Львом Троцким — подчинялись не особо охотно, но в своей «епархии» неподчинения не терпели. Прибрали партизан к рукам. Те, естественно, противились. Вспомнили о полковых комитетах времен Керенского. Не худо бы и в царицынских войсках их ввести. На совещании в Дубовском в присутствии Сталина и военспеца Снесарева всплыл этот вопрос. Буденный же, сам в прошлом председатель полкового комитета, почуял откуда ветер дует, встал и предложил инициаторов этого дела арестовать и в Царицын, в Реввоенсовет отправить. Обалдевшие «комитетчики» зашумели. Когда шум смолк, председательствующий сказал:

— Слово предоставляется товарищу Сталину.

Из угла помещения выступил смуглый, худощавый, среднего роста человек и спокойно, неторопливо, с заметным кавказским акцентом проговорил:

— Вистулление товарища Буденного в основном правильное..

Инициаторов собрания, конечно же, не арестовали, убедили собравшихся, что гораздо лучше полкового комитета иметь в полку политического комиссара, «политкома».

После совещания Сталин Буденному два раза руку жал и о жизни расспрашивал. «Я доложил все, что его интересовало», — вспоминал потом Буденный.

— Ну вот теперь мы с вами хорошо знакомы, — сказал Сталин. И запомнил Буденного.

Тогда же перед рейдом на Мартыновку, куда ходили освобождать местных севших в осаду «хохлов», познакомился Буденный с командующим Царицынской группой войск Климом Ворошиловым. Приехал тот в полк, Буденный ему сразу же предложил выступить перед бойцами. Писал потом, что моментально почувствовал к Ворошилову расположение. «Я видел перед собой революционера-большевика с большим политическим кругозором и твердой верой в победу революции, которой он посвятил себя всего без остатка».

После освобождения мартыновцев 1-й Крестьянский кавалерийский полк развернули в 1-ю Донскую кавбригаду. Думенко — командир, Буденный — опять помощник.

Пока ходили в рейд, пока выводили из окружения мартыновцев, белые начали наступление на Царицын, обложили город плотно. Пришлось опять всей дивизией со всеми беженцами к городу пробиваться…

До глубокой осени 1918 года дралась бригада под Царицыном, отражала красновское наступление. Войска, оборонявшие город, теперь называли 10-й армией. Во главе армии стоял хронически конфликтовавший с Троцким Ворошилов.

В ноябре за разгром Астраханской дивизии генерала Виноградова под Гнилоаксайской Буденного наградили орденом Красного Знамени. Поравнялся с Думенко, тот одним из первых во всей Республике такой орден получил.

Тогда же, в ноябре кавалерию 10-й армии свели в одну дивизию армейского подчинения. К думенковской бригаде добавили вторую из прорвавшейся к Царицыну с Кубани конницы Стальной дивизии Дмитрия Жлобы и Крымского конного полка старой армии, влившегося в вооруженные силы Республики во главе со своим новым командиром, будущим маршалом С. К. Тимошенко. Новую дивизию назвали Сводной. И опять Думенко — начдив, Буденный — помощник. Бригадными — Городовиков и Тимошенко.

Реально собрать вместе все указанные части удалось лишь под Новый год. Весь декабрь метались по фронту, латали дыры, прорванные казачьими атаками…

В январе Буденного во главе 1-й бригады дивизии послали на северный участок фронта, закрыть брешь, проделанную казачьей конницей в направлении Камышина, Стрем тельным ударом разметал он полки генерала Кравцова, два дня дрался с отрядом генерала Голубинцева и потеснил его. На помощь Буденному уже спешила подчиненная Думенко Доно-Ставропольская бригада Константина Булаткина, бывшего донского офицера, племянника генерала Попова. Вдвоем они вышли к Камышинскому боевому участку, прикрыли разрыв фронта Здесь к Буденному присоединился Иловлинский казачий полк Колосова, и все пять полков потрепали белых казаков полковника Якеовлева. В бою под станицей Иловлинской Буденный был ранен в руку и ногу, но остался в строю.

Далеко забрались, до Дона дошли, до казачьих станиц, Стали обратно прорываться. По дороге освободили целиком попавшую в плен бригаду 39-й красной дивизии. 11 февраля, проведя месяц, в тылах противника, вернулись к своим. Пригнали пленных, притащил и трофейные пушки и пулеметы, даже отбитые у казаков гурты скота с собой привели.

Вернувшись, узнал Семен, что Думенко лежит в тифу, и стал вместо больного командовать дивизией, переименованной в Отдельную.

Зима 1918–1919 годов была богата на события, В Германии революция разыгралась. Казалось, что весь мир скоро будет под красными знаменами, а пока нагнали с других фронтов войск и пошли душить донскую контрреволюцию, а также искупать белую контру в Черном море. Командование в 10-й армии новое, вместо Ворошилова, отправленного на Украину, во главе встал Егоров, кадровый царский офицер.

Пошла Отдельная дивизия левым берегом Дона, погнала перед собой разложившиеся донские части. По пути шло переформирование. Пока Буденный и Булаткин по белым тылам гуляли, 'Городовиков фронт держал. Растрепали казаки его бригаду, развеяли. Теперь с трупом остатки подбирали. Рассказал Городовиков, что отец Буденного, бывший с беженцами, хотел уйти от казаков за Волгу, но не дошел, вернулся больной тифом, местные кулаки его избили и бросили на дороге. К тифу добавилось воспаление легких. 19 января он скончался.

17 февраля в хуторе Ляличев Буденный разгромил корпус генерала Толхушкина, за самим генералом погнался, позавидовав генеральскому красавцу-коню. Толкушкин коня бросил и пешком ушел по льду за Дон. Постреляли за ним, но так и не попали.

25 февраля вернулся в дивизию выздоровевший Думенко. Вместе с ним под станицей Нагавской опрокинули и погнали пришедших на помощь донцам кубанских казаков…

Под Нагавской казаки стали пересолить на сторону красных. Не все. А те, кто перешли, привели Буденному в подарок коня, на котором Буденный провоевал всю гражданскую. Потом конь Казбек стая известен в Советской Республике не меньше своего хозяина.

После станицы Романовской Думенко снова свалился в тифу, и Буденный сам повел дивизию на Великокняжескую, на окружной центр.

В дивизию Думенко уже не вернулся, выздоровев, пошел на повышение — помощи юсом начальника штаба армии по кавалерийской части. С 24 марта 1919 года утвердили Буденного начальником дивизии, дивизии присвоили номер — 4-й.

Победителем вернулся Семен Буденный в свою станицу Платовскую и, не задерживаясь, рванул дальше. Был приказ форсировать Сал и Маныч и выйти к Ватайску, окружив тем самым белую Донскую армию и отрезав ее от войск Деникина.

Лихо налетел начдив Буденный на отступавших, разложившихся белых, помел их перед собой, искупал их в разлившемся Маныче. На плечах бегущих форсировал реку и остановился лишь в виду станицы Хомутовской, нависнув над поколебленным флангом всей Донской армии.

В Хомутовской стояла? кубанцы и терцы генерала Покровского, пришедшие на помощь донским казакам. Эти пришли на Дон и Маныч после победоносной кампании на Кубани и Северном Кавказе и оказались крепким орешком. Два дня шел бой. Сам Буденный считал его самым тяжелым за весь 19-й год. Комиссар дивизии Кузнецов, комбриг Городовиков и комполка Стрепухов были ранены.

Пришлось все же Буденному после ряда боев уйти обратно за Маныч. Так и остановился красный фронт по Донцу и по Манычу. Белых окружить и уничтожить не удалось. В тылу восстали доведенные террором и расказачиванием до отчаяния донские казаки, дрались озверело. Деникин, объединивший в своих руках командование на белом Юге, сам готовился наступать. Генералы его прощупывали красный фронт на прочность.

В первых числах мая генерал Улагай ударил по левому флангу красных войск на Маныче. Конницу Буденного и новую кавалерийскую дивизию Апанасенко, бывшую кавалерию 11-й красной армии, бросили на перехват кубанцев Улагая. Пока гоняли за Улагаем, Врангель форсировал Маныч у Великокняжеской. Помчались затыкать очередную дыру, но Врангель встретил красную конницу артиллерийским огнем, а сверху ястребами налетели белые аэропланы…

Покатилась Красная армия обратно к Царицыну. Командарма Егорова и помощника его по кавалерии Бориса Думенко, раненных разрывом одного снаряда, увезли в тыл. Занявший место Егорова военспец Клюев уводил армию под прикрытие царицынских укреплений, оставшийся во главе конницы Буденный дрался в арьергарде. Люди сутками не спали, не было времени поесть, покормить лошадей. Случилось так, что однажды Буденный выделил на отдых двум дивизиям, своей и начдива Апанасенко, ровно двести сорок минут, и пока изнемогшие люди свалились спать, сам сторожил и охранял весь спящий корпус.

Через три недели пришли к Царицыну. Здесь 4-ю и 6-ю кавалерийские дивизии официально свели в корпус и дали название «Конный корпус Буденного».

Под Царицыном корпус Буденного прикрывал правый фланг 10-й армии, отгонял казаков Мамонтова, которые хотели выйти к Волге выше города и отрезать красные войска. Царицын все же сдали и стали отходить на север к Саратову. Казаки преследовали, дрались отчаянно. «Донские мятежники дрались куда ожесточен нее, чем кубанские и терские казаки армии Врангеля, — вспоминал Буденный. — Если у терцев и кубанцев их родные места были далеко позади, то казаки в верховьях Дона, рек Медведицы, Хопра и Иловли сражались непосредственно за свои станицы и хутора, их толкала вперед лютая ненависть к иногородним и коренным крестьянам Дона, составлявшим основной костяк 10-й армия. И теперь, когда эта армия, причинившая, по их мнению, наибольшее зло казачьему Дону, была ослаблена, они торопились добить ее, или, как говорил мне один пленный офицер, изрубить на куски и потопить в Волге».

Уходила 10-я армия вверх по Волге, а на нее из-за речки Иловли налетали усть-медведицкие казаки генерала Голубинцева, все отрезать норовили. «Завязался исключительный по своему ожесточению кавалерийский бой. Белогвардейцы, особенно казаки-старики, дрались с отчаянным упорством. Они лавой бросались на наши пулеметы и, несмотря на большие потери, остервенело лезли вперед», — писал потом Буденный (или за него писали).

К началу августа отступление закончилось. 10 армия остановилась, уперевшись флангами в реки Волгу и Медведицу. Конный корпус Буденного встал позади центра позиций, готовый кинуться туда, где трудно.

В середине августа Южный фронт красных при помощи подошедших с Урала частей вновь перешел в наступление на Донскую область, имея главной целью уничтожение живой силы противника, т. е. казаков, которые одни тогда оказывали Деникину массовую поддержку.

Буденный рвался на Царицын, но командование армией направило его с корпусом вниз по реке Медведице, в гущу казачью станиц к хуторов, чтобы там он соединился с наступавшей с севера 9-й армией к прикрыл бы фланги двух армий, 9-й и 10-й.

Обнаружив в себе задатки стратега, подумывал Буденный прорвать белый фронт, форсировать Дон и идти на важную железнодорожную станцию Миллерово, где, по слухам, находилось командование Донской армии, а оттуда вдоль по железной дороге возвратиться к своим в район Воронежа. Интересный был план, но ни к выполнению, ни даже к обсуждению не приступили. Опоздали. Генерал Мамонтов с лучшей донской конницей опередил, прорвал красный фронт и пошел по тылам, захватывая склады, распуская мобилизованных и нарушая связь и коммуникации. А в Саранске восстали мобилизованные в Красную армию казаки и во главе с комкором Мироновым, казачьим офицером, пошли на фронт, обещая бить и Деникина и коммунистов. Тут не до рейдов по тылам противника, свои бы уберечь…

Что касается мироновских казаков, то они сами шли в расположение корпуса Буденного. Миронов до того, как его назначили командовать красными казаками и формировать в Саранске корпус, более полугола командовал Усть-Медведицкой (на тот момент — 23-й) дивизией, имел в ней своих людей и теперь шел к ней на соединение. А дивизия располагалась прямо вблизи буденновского корпуса. Сто лет бы Буденному объявленный вне закона Миронов не нужен, но шел с Мироновым вместе бывший буденновский комбриг Костя Булаткин, племянник генерала Попова.

От Булаткина через верных мироновских казаков, пробравшихся в 23-ю дивизию, получил Буденный письмо. Писал Костя, что Миронов, выступивший против белых и против коммунистов, — настоящий народный заступник и великий пророк, и предлагал Буденному присоединиться.

Буденный, человек трезвомыслящий, все эти казачьи колебания в грош не ставил. Знал, что на Москву казаки не пойдут, и потому в победу белых не верил. Реальной властью, которую признала вся крестьянская Россия, была власть большевиков. Мужики, конечно, воют от большевистских поборов, но когда надо выбирать между красными и белыми, неизменно выбирают красных. А о том, что такое народные заступники из казачьих офицеров, Семен Буденный имел особое мнение. В общем, попадись ему Миронов, не сердясь, велел бы его пристрелить, поскольку объявлен тот вне закона. Но Костя Булаткин подвел под монастырь, вылез со своим письмом. Схватят Миронова, и не дай бог всплывет, что мироновский подручный Булаткин Буденному писал. Время военное, нравы крутые, разбираться не станут. В лучшем случае от командования отстранят, в худшем поставят к стенке рядом с Мироновым и тем же Костей. Выход один — самому поймать Миронова с его бандой, шлепнуть, пользуясь тем, что вне закона, и — концы в воду.

Меж тем пришла директива корпусу Буденного идти на Новохоперск и ловить там Мамонтова. Путь на Новохоперск Буденный рассчитал так, чтоб встретить по дороге идущий к фронту отряд Миронова. И встретил, как ни странно… Разъезды Городовикова столкнулись с мироновцами. Те начали было митинговать, призывать идти за Советы, но без коммунистов. Прискакал сам Миронов:

— Почему вы нас не пропускаете?

Городовиков с бесстрастный калмыцким лицом твердил одно:

— У меня приказ. Не пущу.

— Ах, так? Давай тогда разойдемся на четыре версты и ударимся!..

Калмыка уговаривать не пришлось. Вмиг развернул пулеметные тачанки. Под пулеметами не помитингуешь…

Корпус стал на дневку. Буденный приказал Миронова расстрелять, а сподвижников его отдать под трибунал. Но тут сам Троцкий примчался и увез Миронова с собой. Объяснили потом, что война идет не только с казачеством, но и за казачество. Перетянуть казаков на свою сторону, лишить Деникина живой силы. А убей Миронова, последние красные казаки к белым уйдут.

Нет! Судили Миронова со товарищи показательно, приговорили к расстрелу, а потом, выдержав двое суток, объявили о помиловании. Вот какая Советская власть гуманная!..

Буденный же, поймав «изменника» и реабилитировавшись в глазах власти, всеми этими тонкостями уже не интересовался. Шел Мамонтова ловить.

Попутно прикрыли стык 8-й и 9-й армий, нарубили кучи белых у станицы Казанской. Отсюда Буденный вновь порывался уйти в рейд на Миллерово, но командование напомнило: «А как же Мамонтов?» Пришлось идти ловить.

В начале октября белые корпуса Мамонтова и Шкуро сосредоточились у захваченного ими Воронежа. Буденный напирал на них с востока. Гражданская война на Юге вступила в решающую фазу. Белые рвались к Москве, большевики, сняв с соседних фронтов все, что можно, держались и уже готовили ударную группу, которая должна была переломить ход боев.

Под Воронежем несколько дней дрались с кубанцами и терцами генерала Шкуро. Потеснив Шкуро, передохнули. Погода стояла ненастная, дожди лили непрерывно, вся местность вокруг Воронежа казалась сплошной сетью озер и болот. В такой ситуации лучше обороняться, чем наступать. Простояли, ожидая белого наступления. Те не наступали. У казаков одна думка — как бы награбленное домой переслать. А Воронеж город большой и красивый. Чего из него в чистое поле по такой погоде лезть? Пришлось самим бить на Воронеж.

Предварительно послали генералу Шхуро письмо, где путали его и ругали и обещали завтра взять Воронеж. Отвез письмо переодетый офицером лихой кавалерист Дундич. Попутно шнырнул в окна штаба Шхуро несколько гранат.

Шкуро «отреагировал», вышел со своими казаками из города и атаковал Буденного. В утреннем тумане без поддержки артиллерии и пулеметов (видимости никакой) схватились в рукопашном бою две конные массы. Но не тот уже настрой был у казахов. И люди устали, и кони притомились. Опять же за спиной в Воронеже обозы от барахла распухли. Нет-нет, а оглянутся казаки на добытое в походе добро… Сбили буденновцы казаков. 24 октября на рассвете заняли сам город.

Со взятием Воронежа обстановка на Южном фронте изменилась к лучшему. Конница Буденного нависла над правым флангом рвущейся к Москве группировки белых. Опасаясь за фланги, деникинцы так и не усилили нейтрального московского направления. Наоборот, стали оглядываться — не ударит ли Буденный по тылам, по растянутым коммуникациям.

Буденный и впрямь форсировал вскоре Дон и пошел, подсекая белый фронт, на запад. В первых числах ноября, в пургу, вышли на важный железнодорожный узел Касторная. Белые дрались упорно. 15-го буденновцы узел все же взяли. Белый фронт отныне был окончательно надломлен.

От Касторной пошли на юг, преследуя отступающего противника. В корпус влили еще одну дивизию, 11-ю кавалерийскую. 22-го ноября, вступив в город Старый Оскол, Буденный узнал, что есть приказ Реввоенсовета Южного фронта создать из кавалерийских частей фронта Конную армию. Членами Реввоенсовета новой крупной войсковой части поставили К. Е. Ворошилова и Е. А. Щаденко. Базой для создания 1-й Конной армии должен был стать корпус Буденного.

19-го ноября вышел приказ о создании 1-й Конной армии, а командный состав и Реввоенсовет смогли встретился лишь 6 декабря. Присутствовал командующий фронтом Егоров, который сказал, что новая армия создается как оперативно-стратегическая подвижная группа войск для решения главной идеи плана разгрома Деникина. Идея заключалась в следующем: рывком на юг пройти рабочий Донбасс и выйти к Ростову и Таганрогу, отрезав тем самым Донскую армию от белогвардейцев, действующих на Украине.

Армии придавались стрелковые дивизии, бронепоезда, даже авиация. Огромная сила! Пошел Буденный по Украине тараном. Противостоящая ему, сведенная в корпуса казачья конница — противник грозный. По индивидуальной подготовке любой казак красноармейца превосходит. Тот же Городовиков, сам из казаков, вспоминал, как на царских маневрах он один трех драгун «спешил», с лошади свалил. И подкрепления из Центральной России в Конную армию приходили слабые. Лозунг такой был: «На коня, пролетарий!» Ну, сядет он на коня (если коня кто-то подержит), а дальше что? Как в такой ситуации воевать? Буденный нашел выход. Шла армада — пехота, артиллерия, бронепоезда — понад железной дорогой, а вокруг, как охотничья собака вокруг хозяина, туда-сюда конница разъезжала. Налетала на белых и отскакивала, завлекала под шквал огня. Передвижения армии стали медленными, высшее командование так и сыпало телеграммы: «Быстрее… Быстрее..» Но двигались верно.

Член Реввоенсовета армии Клим Ворошилов быстро всех к рукам прибрал. Под стать Буденному низкорослый, плотный, крепкий, по характеру волевой, взрывной. Среди большевистской верхушки свой из своих, в партии с 1903 года, за границей на съездах бывал. Пролетарий. Хоть на выставку его!

Была в Красной армии борьба за власть, была борьба честолюбий. Унтера-сверхсрочники, выскочившие на грязи в князи, прихватили с собой на прошлой жизни опыт подсидок, подставок, грызни, интриг. Оберегая свалившуюся на них власть, высокий пост, готовы были на многое. Буденный, Думенко, Жлоба, Миронов и другие славные красные конники, мягко говоря, недолюбливали друг друга. Но одни, «возомнившие о себе», ограничивались презрением к более мелкой, как они считали, братии. Другие были поактивнее…

С приходом Ворошилова в армию Буденный с ним бороться за власть не стал. Упаси бог? Это Думенко, считавший себя незаменимым, Троцкого в глаза «дураком» называл. Чем-то Думенко кончит… И Миронов, уверовавший в «свободу слова», письмами и телеграммами большевистских вождей забрасывал, советы давал, как дальше жить. Самому-то сколько осталось?.. Нет, Буденный видел, кто в стране хозяин. И кадровую политику давно понял. Комиссаром может быть любой, лишь бы преданность партии имел, а на командные посты с недавнего времени ставили лишь имевших военное образование. Откуда оно у Буденного? Только практика, набитая на уничтожении себе подобных рука, да незаконченная школа наездников. Понимал Буденный, что поставили его командовать такой громадиной, как Конная армия, только за преданность его, за беззаветную службу новой власти. А с Ворошиловым надо дружить. Иначе…

Белые к зиме 1919-го года уже надорвались. Казачьи корпуса вдали от родных куреней дрались вяло. Кубанцы, повздоривши с Деникиным, и вовсе фронт стали бросать.

Взявший в свои руки командование Добровольческой армией Врангель тасовал командный состав. Шкуро меняя на Мамонтова, Мамонтова — на Улатая. Ничего не помогало. Белые казаки своих начальников оценивали по-своему: «Шкуро — хороший человек. Сам пьет и другим щедро наливает. Мамонтов тоже ничего.

Сам не пьет, но другим не мешает. Улагай — редкая зараза. Сам не пьет и другим не дает…»

Буденновского натиска казачьи корпуса не выдерживали. Уходили, не принимая боя. А вот левее, по территории Донской области, красные шли с боями. Выздоровевший Думенко собрал новый корпус — Конносводный — из трех бригад и с ним рвался впереди 9-й армии на донскую столицу Новочеркасск. Под Рождество оказались думенковцы у стен стольного града. Буденный к тому времени вылетел с украинской территории прямо на Ростов.

Опомнились донцы, обернулись и стали грудью. В районе Генеральского Моста вернувшийся на фронт Мамонтов встретил Конную армию по-настоящему. 7-го и 8-го января в пургу, в метель, дрались лоб в лоб ожесточенно. Одновременно Думенко атаковал белых под Новочеркасском. И там сцепились яростно.

Мамонтов, разметав приданную Конной армии пехоту, бросился на выручку Новочеркасска, но опоздал. Оттепель, лед на Дону тонок. И не желая рисковать, быть отрезанными непредвиденным ледоходом, отскочили казаки за Дон, Новочеркасск и Ростов оставили.

Вечером 8-го января вошла Конная армия в Ростов…

Попав в богатый торговый город после тяжелого зимнего похода по голодному Донбассу, бойцы, естественно, «расслабились». Надолго запомнил Ростов-на-Дону занятие свое славными буденновцами!..

Отойдя за Дон, казахи сплотились, дальше отступать им было некуда. Дезертиры вернулись в части. Деникин переформировал свои войска. Понесших на Украине огромные потери «добровольцев» свел в один корпус, подчинил командарму Донской Сидорину. На Кубани формировались и уже выдвигались к донской границе новые кубанские корпуса, готовились защищать родную землю от подступавших со стороны Царицына большевиков.

Высшее командование понукало Конную армию на плечах бегущего противника перескочить Дон и, не давая белым опомниться, гнать их дальше, на Кубань, Но время было упущено. Только через неделю после занятия Ростова пошла Конная армия через Дон на Батайск по низине, по топи, по сплошному месиву грязи, льда и воды. Пять дней дрались, неся потери. 23 января направили Ворошилов и Буденный вверх телеграмму, что «Конармии приходится барахтаться в невылазных болотах, имея в тылу единственную довольно плохую переправу через Дон», и предупредили — «мы уничтожаем окончательно лучшую конницу республики и рискуем очень многим».

Конную армию перекинули восточнее, приказав форсировать Маныч у станицы Багаевской и ударить белым во фланг. Еще восточнее Маныч должен был форсировать корпус Думенко, Ворошилов и Буденный стали просить командование фронтом, чтобы Думенко был подчинен им в оперативном отношении. Очень хотелось Семену Михайловичу покомандовать своим бывшим начальником. Пока шли переговоры по телеграфу, Думенко, не желая попасть в подчинение «Сёмке», форсировал Маныч и ввязался в бои.

Белые имели за линией фронта подвижный резерв — 4-й Донской корпус Мамонтова и конницу 2-го Донского корпуса. Этим конным кулаком они били на выбор в любом направлении, где противник пытался переправиться. Думенковскую конницу опрокинули и выбросили за Маныч. После Думенко стал переправляться «в гости к белым» Буденный. Вся белая конница встретила его, как и подобает встречать достойного противника. Бой шел на равных. Ни пехоту, ни тем более бронепоезда с собой за Маныч не потащишь. Сошлись в конном бою, закружился хоровод коней, засверкали шашки. Сбили Конную армию и отбросили на исходные позиции. Народу погибло — море.

В станице Багаевской сел Буденный лично Ленину писать, жаловаться:

«Я должен сообщить Вам, тов. Ленин, что Конная армия переживает тяжелое время. Еще никогда так мою конницу не били, как побили теперь белые. А побили ее потому, что Командующий фронтом поставил Конную армию в такие условия, что она может погибнуть совсем…»

Повторная попытка форсировать Маныч закончилась так же. Конная армия Буденного и Конно-сводный корпус Думенко действовали вразнобой, а белые их поочередно били.

Все это время Ворошилов через своего друга Сталина добивался смещения командующего фронтом Шорина, который, как казалось Ворошилову и Буденному, невзлюбил Конную армию, обвинял ее в пьянстве и мародерстве.

Сталин добился смены фронтового командования. На Кавказский фронт послали Тухачевского, и тот, сразу поняв все сильные и слабые стороны буденновской конницы, перебросил ее вверх по Манычу к железной дороге. Там наступали красные войска из Царицына, и Буденный, поддержанный ими, должен был прорваться в тыл к белым на стыке донских и кубанских войск.

Судьба Кавказского фронта, белых армий на Юге России, а может быть, и всей Советской Республики зависела от боев на Маныче. Красные, заняв Ростов и Новочеркасск, оторвались от своих баз, распутица и транспортный паралич превратили промежуток между их группировкой на Дону и центральными укрепленными районами под Москвой и Тулей в непроходимое болото, в зияющую пустоту. Если оправятся белые и выбьют большевиков из Ростова, пропадать всей Красной армии на берегах Донца и Дона по весенней распутице.

В середине февраля неожиданно прижали морозы. Понеслась над заснеженной степью поземка. Белые знали о движении Буденного и бросили наперерез ему по степи конную группу генерала Павлова, сменившего умершего Мамонтова. Донские генералы, молодые, горячие ребята, советовали Павлову перейти на правый берег Маныча и насесть коннице Буденного на хвост. Но Павлов поперся напрямик по степи, без дорог, без баз. Потеряв четвертую часть замерзшими и обмороженными, он атаковал Буденного в Торговой, но измотанные лошади «не шли». Развернутые сотни кричали «ура» и оставались на месте, не имея сил двинуться даже шагом.

Отбросив Павлова, Буденный разнес противостоявшие ему за Торговой кубанские корпуса и вновь обратился на Павлова, свернул на запад, подрезая весь белый фронт под Ростовом.

У станицы Егорлыкской устроили кавалерийское побоище «большого стиля». Попеременно налетали друг на друга и отскакивали, встреченные пулеметным огнем. В горячке боя забылись новшества и нововведения. Очевидцы вспоминали, что и белые, и красные, развернувшись в боевые порядки по уставу старой армии, кидались в шашки, строем валились под свинцовым градом.

Сражение, самое крупное кавалерийское сражение XX века, закончилось вничью. Ночью подошла красная пехота, дивизия Майстраха, и тихо заняла оспариваемые пункты.

Белые, утеряв надежду на победу, покатились к морю.

1-я Конная армия дошла, преследуя их, до Майкопа. Отсюда ей предстояло возвратиться обратно в Ростов и идти на фронт против поляков, которые под шумок планировали уже возрождение Великой Речи Посполитой от моря до моря, от Черного до Балтийского.

Победители-большевики заодно расправлялись с неугодными и возомнившими о себе «народными вожаками». Взяли Думенко. Якобы причастен тот был к убийству комиссара корпуса. Вместе с Думенко пересажали весь его штаб. Буденного и Ворошилова вызывали как свидетелей. Буденный дал показания расплывчатые: «Со стороны Думенко наблюдались некоторые недовольства к политработникам, хотя их было очень мало… Приказы исполнялись Думенко не все аккуратно. По его мнению, не все они были правильными. Недовольство Думенко на высшее командование выливалось только на квартире, но отнюдь не в штабе и не публично». Знал, Семен Михайлович, что помнят его конники Думенко и считают главным организатором красной конницы. Его, Буденного, тоже уважают, но за глаза (особенно в 4-й дивизии) называют «подхалимом».

В Ростове, когда проходили город в мае, на ипподроме парад устроили, но 4-я дивизия заволновалась: «Выпустите Думенко! За что арестовали?!» Буденный стал уговаривать. Ему из рядов ответили: «Ты, Семен, не плети тут, а иди Ворошилову «Барыню» на гармони сыграй. Мы тебя выдвинули, мы тебя и задвинем…» Выручил Городовиков, предложил оставить от каждого эскадрона представителей в Ростове, чтоб присутствовали на суде, когда Думенко судить будут, а остальным идти дальше на польский фронт. Так и поступили.

Представителей, конечно же, на суд не пустили. А Думенко приговорили и расстреляли 11 мая 1920 года.

На польский фронт Конная армия пришла значительно пополненная пленными белыми казаками. Целую дивизию из них сформировали, 14-ю кавалерийскую.

Под Уманью прорвались сквозь польские позиции и пошли рейдом по Украине подобно лавине снеговой. Пленных, взятых с первого же боя, беззлобно порубили. Раздевать и обижать их нельзя, накажут вплоть до трибунала, а с убитого и сапоги и одежду снять можно, никто ничего не скажет. Вот и посекли их, бедолаг, пока политкомы списков составить еще не успели. Одежде, сапогам позавидовали. Одели и обули французы польскую армию на славу, несчастным пленным — на погибель.

Ошеломленные такой первобытной жестокостью, поляки побежали. Драли перед Буденным, перед его конницей, как перед нечистой силой. Насквозь, до старой австрийской границы прошел Буденный Украину за полтора месяца, А на границе, у захолустного городишка Броды, остановилась Конная армия, как споткнулась. Месяц туда-сюда мыкались у злосчастного городка. Впереди манил богатый Львов, вот где прибарахлиться можно. Справа ломил на Варшаву Тухачевский, его конница уже обскакивала город, брала в кольцо. А Конная армия топталась меж Львовым и Бродами, как привязанная. Что такое?..

Варшава пять лет назад русским городом была, и казаки буденновские и другие красные бойцы это прекрасно помнили, а Львов — австрийский город. Приключилась с красными бойцами «пограничная болезнь». «Чего мы в чужих землях забыли?» С опозданием сняли буденновскую конницу из-под Львова и перебросили севернее, на поддержку Тухачевскому, но опоздали. Собрались поляки с силами, перешли в контрнаступление. Две полевые армии и конный корпус, подчиненные Тухачевскому, были отрезаны и ушли в Восточную Пруссию, сдались там немцам.

И Буденный чуть в полное окружение не попал. Вырвались кое-как красные бойцы…

Злобу за поражение сорвали на местных евреях. Писали очевидцы, что ни одна власть таких погромов не устраивала, как красные казаки из армии Буденного. Целую дивизию пришлось расформировать, начдива Апанасенко под суд отдали, человек сто под расстрел пошли…

С поляками заключили перемирие, а Конную армию перебросили на Южный фронт против Врангеля.

Командующий фронтом против Врангеля М. В. Фрунзе придумал хитрый план. Союзники Красной Армии, войска батьки Махно, должны были прорваться сквозь врангелевские боевые порядки, выйти к перешейкам, соединяющим Крым и Таврию, перекрыть их и отрезать врангелевцев в Таврии. Общее наступление должно было отбросить Врангеля на Махно, и тогда либо Врангель истребит махновцев, либо махновцы перебьют врангелевцев, либо и то и другое вместе…

Батька Махно, хитрейший человек, раскусил весь этот план и сорвал его. В самый последний момент, когда до начала операции оставалось менее суток, войска заняли исходные позиции и ждали сигнала, Махно сообщил, что выступить сможет через несколько дней, кони у него расковались, тачанки требовали срочного ремонта, патронов мало, пятое, десятое…

Остановить запущенную военную машину не было возможности. Задачу, возложенную ранее на Махно, перепоручили Буденному.

Буденный прорвал врангелевский фронт, вышел к перешейкам и «оседлал» их. Врангелевцы, прорывавшиеся из мешка в Крым, ударили по 1-й Конной армии всей своей мощью. Самому Ворошилову пикой чуть бок не попортили. Буденный с конвоем и ординарцами кидался в контратаки, других резервов не оставалось.

Часть белых все же прорвалась в Крым, предварительно искупав некоторое полки Конной армии в Сиваше. Расстроенную буденновскую конницу вывели из боя. В последующей операции, штурме Перекопа, она не участвовала В Крым вошла, когда судьба Врангеля уже была решена.

С разгромом Врангеля гражданская война считалась оконченной. Но Семену Михайловичу во главе его армии еще долго пришлось гоняться за «бандами» Махно, «советизировать» Северный Кавказ, бороться со своими «изменниками», бойцами и командирами 1-й Конной, которые, не выдержав порядков «военного коммунизма», бежали из армии, создали повстанческие отряды и стали убивать коммунистов и продотрядников.

В октябре 1923 года 1-я Конная армия была расформирована. Начинался новый этап в биографии С. М. Буденного. Какое-то время он служил в войсках Северо-Кавказского округа, затем был переведен в Москву. Опираясь на него, а особенно — на Ворошилова, Сталин прибирал к рукам Красную армию.

Командование Московским военным округом, руководство инспекцией кавалерии Красной Армии — вот ступени его служебной лестницы. Спаянный во время гражданской войны командный состав 1-й Конной армии и в мирной жизни оставался компактной, славной взаимовыручкой группой, почти кастой. Сталин всегда привечал «первоконников» и противопоставил их другой спаянной группе — Тухачевскому, Якиру, Примакову, Корку, Уборевичу — когда начал чистку Красней армии во второй половине 30-х годов. Ворошилов, Буденный, Щаденко, заседая в военных трибуналах, «чистили» Красную армию от «немецких», «английских» и «японских» «шпионов».

Один из уцелевших написал потом Буденному, прочитав первую книгу его воспоминаний «Пройденный путь»: «В своем «Пройденном пути» ты, конечно, все это обойдешь, не расскажешь, как возглавлял «тройку», как каждую ночь обрекал на смерть сотни людей, причем без вызова в суд, без всякого разбора, по спискам кадровиков… Под утро с Ворошиловым мчались к Сталину с рапортичкой, спешили выслужиться. Большая бы книга вышла из этого и правдивая, без твоей брехни, что ты в гражданскую войну был неплохой рубака врагов революции, но потом свои заслуги замарал преступной службой личности диктатора, поднявшегося с помощью таких идолопоклонников, как ты».

После гражданской войны Семен Михайлович был награжден вторым орденом Краснело Знамени (1923 г.), а вскоре и третьим в честь десятилетия со дня создания 1-й Конной армии. Венцом его военной карьеры стал 1939-й год, когда Буденного назначили первым заместителем Наркома Обороны СССР. И нарком был из своих — Тимошенко, бывший начальник 6-й кавалерийской дивизии, новый маршал; от первых пяти уцелели двое, Ворошилов и Буденный.

Когда началась Великая Отечественная война, Сталин послал своих верных маршалов на самые трудные направления. Ворошилова — на Северо-Западное, Тимошенко — на Западное, Буденного — на Юго-Западное. Но эта война не принесла Буденному большой славы. Юго-Западное направление прикрывало Украину, Киев. В сентябре 41-го немцы разбили войска направления, одних пленных они взяли более полумиллиона. Буденного перебросили под Москву, передали под его командование Резервный фронт. Под Вязьмой большая часть войск фронта попали в окружение и снова сотни тысяч пленных пошли в немецкие лагеря…

Жуков, встретивший Буденного под Москвой, когда тот разыскивая свои армии, вспоминал: «Было видно, что Семен Михайлович многое пережил в эти тяжелые дни».

Буденного сместили, на его место назначили Жукова…

В конце концов Сталин нашел ему место — назначил командующим кавалерией всей Красной армии. На этом посту и закончил Семен Михайлович Отечественную войну.

Новый шквал наград обрушился на Буденного после войны. В 1958, 1963, 1968 он был трижды награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза.

В 50-е годы он начал работать над своими мемуарами. В отличие от Ворошилова, который в воспоминаниях смог дойти лишь до начала революции, Семен Михайлович успел издать три тома, в которых описал свою жизнь до начала 30-х годов.

Посыпавшиеся на него обвинения в клевете и искажении исторической правды омрачили последние годы жизни славного маршала. Думенко и Миронов были реабилитированы, их уцелевшие соратники потребовали восстановления исторической справедливости. «Буденновцы», «мироновцы», *думенковцы» обвиняли друг друга во всех смертных грехах…

Семен Михайлович Буденный скончался на девяностом году жизни в 1973 году, пережив всех своих товарищей и соперников. Он был последним из «красных маршалов».