Когда следующим утром Тельвин вышел на патио, сильный холодный дождь падал стеной и совершенно не собирался прекращаться. Он был очень разочарован, когда увидел дождь из окна своей комнаты, посколько чувствовал, что ему необходимо быть дома. Карендэн вольно раскинулась на половине патио так, что она могла видеть лестницу и сад внизу. Маленькие ветви и листья, сорванные с деревьев и кустов силой урагана, усеивали отполированные дождем камни дворика.

— Ты закончил свои дела здесь? — спросила Карендэн, поднимая голову при его приближении.

— Да, — ответил Тельвин. — А ты в состоянии лететь?

— Я с удовольствием улечу отсюда, если ты это имеешь в виду. От этого дождя мне не жарко и не холодно, а ты можешь надеть свои доспехи, пока я пробиваюсь через облака.

Тельвин легко мог себе представить, как Карендэн устала, будучи вынуждена ползать под потолком во время бесконечного проливного дождя. Это патио не шло ни в какое сравнение с ее логовом в его доме, которое было настолько велико, что она могла в нем свободно двигаться и где у нее были книги и другие развлечения.

Он поторопился надеть на Карендэн седло. Места было мало, она ничем не могла помочь, а даже ему было совсем не просто поднять массивное седло ей на спину и закрепить на плечах. Как только все ремни седла были туго натянуты, Тельвин телепортировал на себя все допехи Повелителя Драконов, включая шлем. Карендэн медленно выползла во двор; по всей видимости дождь мешал ей больше, чем она думала. Тельвин вскочил в седло, леди-дракон раскинула широкие крылья и прыгнула в темное небо. Она начала подниматься вверх по крутой спирали, энергично работая крыльями.

Дождь, на который Тельвин глядел через кристаллические пластинки шлема, был так плотен, а небо настолько темное, что город Тиатис под ними исчез буквально за минуту. Карендэн очень быстро добралась до нижней границы облаков, но в течении нескольких долгих минут ей пришлось пробиваться вверх через плотную массу грозовых туч. Синевато-серый туман был так плотен, что сквозь него не было видно ни головы, ни большей части крыльев, и оставалось только терпеливо ждать, пока они не вырвались из облаков на чистый воздух. Чувство направления Карендэн было безупречно; она могла лететь долгие мили вслепую, не видя земли, и тем не менее идти прямо на цель.

Тельвин летал с Карендэн долгие годы и полностью доверял ей, вот и сейчас его совершенно не взволновало то, что он не может понять, где они находятся. Вместо этого он погрузился в собственные мысли, даже не замечая, что творится вокруг. Переговоры с Императором Корнелиусом дали ему много материала для обдумывания.

С неудовольствием он вспомнил свои первые дни как капитана и советчика Маарстена, когда эрцгерцог запугал герцогов и опираясь на свой резко возросший авторитет резко урезал их права и вольности. Тельвин сознавал, что его присутствие при этом было молчаливой угрозой, невысказанным предположением, что сила и мощь Повелителя Драконов может быть использована, чтобы заставить непокорных признать власть Маарстена. Как-то раз Джерридан обвинил его в двусмысленности и потребовал полной лояльности к себе и своей власти. Тельвин вспомнил, как он был шокирован и глубоко задет этим обвинением, настолько, что почувствовал необходимость доказать королю свою преданность. Зато сейчас он осознал, что, похоже, сделал ошибку, с такой горячностью доказывая свою полную преданность Джерридану. Поступив таким образом он, с точки зрения короля, стал его преданным подданным, и, следовательно, опасным и могущественным оружием в руках Джерридана.

Смутные опасения неспокойных мыслей. Тельвин вспомнил, что он начал свою службу у Короля Джерридана точно с такими же опасениями, но потом выбросил все из головы и спокойно делал все, что только от него требовали. При этом ему всегда казалось, что король хорошо понимал, что есть пределы его службе, и не требовал большего. А теперь Тельвин спросил себя, а не было ли это соглашение односторонним, быть может он по ошибке поверил, что все — и самое главное король — понимают, что он может выполнять свой долг перед миром только не будучи лично или политически чем-то кому-то обязан.

Император Корнелиус указал ему на это, но проблема в том, что такое недопонимание может расти и расти до тех пор, пока его понимание этих границ и ожидания Джеррадина не станут совершенно различными. Тельвин считал себя защитником населения всего мира без всякой связи с политикой, в его обязанности при дворе входили доставка самых срочных сообщений и должность дипломатического арбитра при разрешении запутанных споров в то время, когда он не был занят своей главной работой — быть Повелителем Драконов. И теперь он был вынужден признать, что, намеренно или нет, король использует престиж Повелителя драконов, чтобы убедить и мягко устрашить своих соседей.

За последние пять лет Хайланд здорово развился. Правители других государств стали считаться с Джерриданом, и Тельвин начал спрашивать себя, а не был ли он слишком неопытным и юным, и не сообразил, что они могли просто опасаться, что Джерридан может лишить их защиты Повелителя Драконов, которую они все имели со времени атаки драконов-хулиганов.

Не его дело судить о том, будет ли война Флемов с Альфатией к добру или ко злу, является ли она необходимой или нет, но его долг состоит в том, чтобы ни драконы, ни Повелитель Драконов не участвовали в ней. Судьба драконов, какой бы она ни могла стать, была настолько неопределенным делом, что участие как его самого, так и драконов в такой войне легко могло привести к катастрофе. Он должен быть уверен, что его не собираются вовлечь в эти смертельные игры.

Наконец Карендэн проломилась через облачный покров и полетела над фантастическим ландшафтом из глубоких ущелий и высоких пиков бури. В от теперь Тельвин заметил, что они действительно невероятно высоки, возможно самые высокие из тех, над которыми они пролетали вместе. Он подождал еще минуту, чтобы драконица высохла после своего головокружительного полета через облака, потом освободился от вооружения. Они были очень высоко, воздух был очень холодный и его было мало, настолько мало, что большинство людей задохнулось бы через несколько минут. Но не Тельвин, что еще раз доказывало, что он происходил из совершенно замечательной расы. Даже драконы предпочитали не оставаться так высоко слишком долго.

Карендэн бросила на него мгновенный взгляд. — Похоже, ты торопишься домой.

— Да, и мне надо подумать о кое-чем очень важном, — серьезно ответил Тельвин. — Я обнаружил кое-что такое, что никогда не предвидел, но обязан был ожидать.

— Тогда я подозреваю, что знаю, о чем ты говоришь.

— Ты — самый проницательный дракон в мире, — прокомментировал Тельвин. — А вот почему ты так торопишься вернуться домой?

— Она оглянулась во второй раз. — Я золотая, драконица гор и северных земель. Тепло и сырость проникают даже через мою броню.

Весьма краткий ответ, учитывая что у ней буквально чесались крылья, только бы улететь. Тельвин слышал много чего о драконьей чешуе, и прекрасно знал, что она никогда не промокает, и к тому же защищена большими пластинами, что-то вроде твердого кожаного панциря.

Это мысль повлекла за собой другую, о взаимном непонимании и недоразумениях в отношениях с драконами. Карендэн никогда не рассказывала о своем прошлом, ограничиваясь несколькими словами в самых необходимых случаях, ничего не говорила и о повседневной жизни драконов, только как-то раз сказала, что есть множество секретов, которые она не может открыть ему, пока. Тем не менее Тельвин знал достаточно много, чтобы понимать, что образ дракона, спящего в пещере посреди своих сокровищ, и вылетающего оттуда только для еды, грабежа или сражения со странствующим рыцарем весьма и весьма упрощает реальную жизнь.

Только драконы-ренегаты — сумашедшие, агрессивные создания, которые были изгнаны из драконьего общества и вели одинокую тяжелую жизнь — жили так. С тех пор, как он стал Повелителем Драконов, Тельвину пришлось сразиться с полудюжиной ренегатов, согласно условиям его договора с драконами, и Карендэн сопровождала его в каждом сражении.

Он знал, что драконы обладают обширной, древней и сложной цивилизацией, история коллективной мудрости которой простирается далеко назад, в глубины времени. Они были уже древней расой, когда в мире появились первые племена людей или эльфов. Они должны были оказаться перед лицом полного уничтожения где-то четыре тысячи лет назад, во времена первого Повелителя Драконов, во время века Блэкмура, и Тельвин даже не преставлял себе, как они пережили падение Блэкмура и Огненный Дождь. Но он твердо решил, что не допустит их уничтожения, тем более что они и так были в отчаянном положении после исчезновения Великого, их единственного Бессмертного Покровителя. Но Тельвин знал кое-что, что знал не каждый дракон — Великий не исчез навсегда, а удалился на время; быть может часть какого-то плана, известного только ему.

Тельвин боялся того, что может случиться, если Великий не сумеет вернуться или решит, что для выполнения своих планов он должен по-прежнему оставаться вне досягаемости драконов. Хотя он мог только гадать, но Тельвин подозревал, что настоящая причина для исчезновения Великого была в том, чтобы заставить Повелителя Драконов защищать их ото всех, даже от них самих, в это безусловно очень опасное время. Так что он твердо собирался не дать ни Джерридану, ни Волшебникам Огня и ни любому другому вовлечь драконов в войну, до которой им не было никакого дела.

Тут его мысли соскользнули на его собственного тайного покровителя. В течении пяти лет он пытался определить, кто из Бессмертных посчитал секретные планы Великого на судьбу драконов настолько важными, чтобы самому глубоко заняться этим делом. Все его поиски в этой области привели только к тому, что он узнал о существовании намного большего числа бессмертных, чем он мог себе представить, причем многие из них даже не имели жрецов. Было много таких, которые вообще не вмешивались в дела смертных на протяжении многих столетий — быть может ушли в другие миры и на другие планы существования.

С такими мыслями занимавшими его, Тельвин обнаружил, что они прилетели домой быстрее, чем он ожидал. Карендэн приземлилась во дворе его дома вскоре после полудня, и Тельвин поторопился помочь ей с седлом. Она потянулась, выгибаясь своим гибким телом от динной шеи до кончика хвоста, а потом медленно заковыляла к двери склада.

— Ты бы хотела, чтобы мы пообедали вместе? — спросил Тельвин.

Она поглядела на него через плечо. — Пообедать вместе, как романтично!

— Есть кое-что, о чем я бы хотел поговорить с тобой, — быстро объяснил он.

Хотя она никогда не жаловалась и не критиковала его, Тельвин чувствовал себя немного виноватым, что проводил с ней не так много времени. Она многим пожертвовала ради него самого, ради его долга как Повелителя Драконов, она была лишена привычной компании и общения с другими драконами. Ее старший брат, Мартэн, как-то сказал ему, что Карендэн, одна из старших жриц Великого, была любимицей всех драконов. Тельвин ничего не знал ни о ее друзьях, но о ее семье; быть может она даже бросила своего любовника или мужа ради службы ему. Легенды говорили, что драконы живут по одиночке и не заводят семьи, но он уже давно заметил, что легенды обычно ошибаются во многих отношениях.

Он хорошо понимал ее одиночество, так как и сам был таким же. Он вырос под опекой деревни Грец, в которой его мать умерла через час после его рождения, оставив его сиротой неизвестной расы и происхождения. Черты его лица напоминали эльфийские, но он был слишком высок и могуче сложен, чтобы быть эльфом; он был даже выше большинства людей. У него были черные волосы и большие, темные глаза, которые были темно-синими там, где они должны были быть белыми, хотя большинство людей даже не замечало этой странной особенности.

Была возможность, что он был полуэльфом, так как совершенно точно не был ни эльфом, ни человеком, зато обладал лучшими качествами обеих рас. Конечно, уверенности в том, что он полуэльф, не было никакой, особенно учитывая тот факт, что полуэльфов вообще не существовало. Оставлась еще возможность, что он происходит из исчезнувшей расы волшебников Блэкмура, что могло бы объяснить то, что Бессмертные выбрали его наследником первого Повелителя Драконов. Его мать умерла, родив его, и она говорила на никому непонятном языке, так что она не могла никому рассказать о его настоящем происхождении. Тельвин подозревал, что его происхождение так и останется тайной, пока он в конце концов не соединится со своим народом. Но он не ожидал, что это случится завтра.

Тельвин очень хотел, чтобы Сэр Джордж был здесь, чтобы посоветоваться с ним, но старый рыцарь уехал несколько недель назад и собирался вернуться очень нескоро. Теперь, когда его ответственность как Повелителя Драконов опять вышла на первое место, он обнаружил, что скучает по старым друзьям больше, чем обычно. В принципе Сэр Джордж жил вместе с ним в большом доме Тельвина в этом богатом районе Брайера, но на самом деле старый рыцарь большую часть времени проводил в дороге. Сольвейг Бело-Золотая стала скорее деловым партнером, чем обыкновенным наемником, и она крайне редко наведывалась в Хайланд, так как управляла своей частью бизнеса Сэра Джорджа из его резиденции в Даркине. Коринн давным давно вернулся домой к своим обязанностям, как младшего сына Короля Даробана, но заставил Тельвина поклясться, что время от времени тот будет появляться в Рокхольме, так что он достаточно часто видел юного дварфа.

Несмотря на отсутствие старых друзей, Тельвин не страдал от отсутствия компании или недостатка советов. Карендэн стала его другом и советником с того самого момента, как она присоединилась к их команде. Казалось, что она делала для своего друга все, в чем он нуждался. Она отдавала свою любовь и преданность полностью и без колебаний, как если бы она не хотела для себя лучшего друга. Иногда он поражался этому, вспоминая, что она была из породы драконов, расы, имевшей репутацию жестокой и высокомерной. А если к этому добавить, что он был Повелитель Драконов, самый страшный и ненавидимый враг, которого ее народ когда-либо знал, это делало их дружбу совершенно неправдоподобным явлением.

Тельвин не винил Карендэн за то, что она не предупредила его пораньше о состоянии дел между драконами и Альфатианами. Ее назначили ему в товарищи, как старшую жрицу Великого, именно таким образом она служила своей расе. Политически ее отношения с Тельвином были намного больше, чем обыкновенное посольство. Она была не только посредником между Повелителем Драконов и Великим Парламентом Драконов, ее главная задача состояла в том, чтобы успокаивать страхи ее народа по поводу Повелителя. При этом она была вынуждена хранить свои секреты, и Тельвин никогда не ожидал — и не хотел — чтобы она предала собственное племя. На самом деле он подозревал, что она и так часто выходила за разрешенные ей драконами границы того, что можно, а чего нельзя говорить ему.

Вскоре после того, как они вернулись с юга, повар приготовил обед, включающий бедро оленя, купленное на рынке. Как и все драконы, Карендэн предпочитала лосей. Но так как после их возвращения у нее не было времени на охоту, пришлось удовлетвориться оленем, а не своей любимой едой. Собственный обед Тельвина принесли на стол, находившийся в логове Карендэн, но предназначенный только для него, пока леди-дракон полулежала в кровати на огромных кожаных подушках.

— Похоже, что твой визит в Тиатис очень обеспокоил тебя, но ты все еще не рассказал мне, что ты там узнал, — заметила Катендэн после нескольких минут усиленной работы челюстями.

— Это очень похоже на то, чего ты ожидала, — ответил Тельвин. — Капитан Дариус случайно оказался свидетелем атаки отряда драконов на флот Альфатианских военных кораблей. Похоже, что они обыскали корабли, прежде, чем потопить их. Дариус допросил нескольких спасшихся, которые сказали, что драконы уже какое-то время тревожат большие поселения Альфатиан на севере, хотя сами они понятия не имеют, что они такого сделали против драконов.

— Я тоже не знаю, что именно послужило причиной этих событий, — сказала Карендэн. — Но я знаю политическую ситуацию там, так что я сумела угадать природу неприятностей, когда мы впервые получили вызов из Тиатиса.

— Тебе нет нужды оправдываться передо мной, — взволнованно сказал Тельвин. — Я прекрасно знаю, что ты часто оказываешься в тяжелом положении из-за конфликта между твоим долгом передо мной, перед Великим и перед твоим собственным народом. Я всегда благожелательно отношусь к драконам, и ты, конечно, можешь хранить твои секреты, я никогда не потребую от тебя, чтобы ты предала доверие твоего народа, и не имеет значения, в насколько отчаянной ситуации мы находимся.

— О, я высоко ценю это, — уверила она его. — Но если говорить начистоту, я скорее недовольна тем, что парламент не доверяет мне, зная насколько переменчива и непостоянна может быть ситуация. Даже если они правы, вряд ли драконы могут ожидать, что война закончится для них без тяжелых и, может быть, ужасных последствий. И если они хотят, чтобы я защищала их от гнева Повелителя Драконов, они должны держать меня в курсе происходящих событий.

— Я сказал Императору Корнелиусу, что верю в то, что драконов спровоцировали, их втянули в эту войну, — продолжал Тельвин. — Учитывая, что во всем мире не любят Альфатиан, он хотел бы считать, что Альфатиане получают именно то, что они заслужили. Я сказал ему, что склонен остаться в стороне и дать драконам самим разрешить свои противоречия с Альфатианами, при условии, что их мщение не выйдет за границы разумного и война не распространится на другие страны.

— Возможно это самое лучшее решение, — согласилась Карендэн. — Я думаю, что Мартэн разрешит проблему быстро и справедливо.

Тельвин кивнул. — Я уверен, что драконы не захотят продолжать сражаться дольше, чем необходимо. Я прекрасно понимаю, что они не хотят никаких контактов с внешним миром, но если делают это, то только для того, чтобы защитить свои секреты. И тем не менее я очень опасаюсь, что другие научатся действовать так, чтобы натравить драконов на своих врагов. Я чувствую, что должен послать тебя поговорить с твоим братом. Ты расскажешь ему все, о чем мы с тобой говорили. Я не ожидаю, что он выдаст мне какие-то страшные тайны, но мне нужны его слова о намерениях драконов, чтобы я смог сопоставить его официальное заявление с условиями договора. Объясни ему, что я делаю это ради самих драконов, чтобы защитить их от возможно незаслуженного возмездия.

— Это справедливо.

— Наедине ты должна напомнить ему, драконы и так нарушили договор, начав войну не посоветовавшись со мной, — добавил Тельвин. — Я не ожидаю, что Мартэна сможет ответить на это обвинение. Но я хочу напомнить ему о его собственной мудрости, о том, что необходимо избежать взаимного недопонимания. Если у драконов есть справедливые жалобы на любую страну, я сам займусь этим делом в терминах нашего договора, и я по-прежнему желаю сделать что-нибудь для них.

Во взгляде Карендэн читалось сильное сомнение. — Не думаю, что драконы готовы полностью посвятить тебя в курс дела, полностью поверить тебе.

— Нет, я и не ожидаю этого, — согласился Тельвин. — Я просто хочу, чтобы они поняли, что я поддержу их даже в том случае, если они не правы. Мне нужно завоевать их доверие, нужно, чтобы между мной и драконами не было недопонимания, и поэтому, в данном случае, я думаю, что самое лучшее не вмешиваться в их дела.

— Я полечу завтра утром, — сказала она, встряхнув головой, когда он собирался запротестовать. — Я отдохну попозже, дело слишком срочное.

— Даже более срочное, чем ты, быть может, думешь, — сказал он. — Джерридан, похоже, в состоянии создать союз против Альфатии. Корнелиус, видя проблемы Альфатиан с драконами, немедленно задумался о том, что они таким образом будут почти беззащитны от прямого вторжения. Если все это случится, самое лучшее, о чем мы с Мартэном можем договориться, чтобы в этом союзе — и в этом вторжении — драконы не участвовали. Пока тебя не будет, я собираюсь заставить Джерридана понять и принять мою позицию в этом деле.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Карендэн, вопросительно вздергивая голову.

— У меня был разговор по душам с Императором Корнелиусом, без свидетелей, — объяснил он. — Если суммировать, получится следующее: Я всегда предполагал, что желание Короля Джерридана воевать с Альфатианами почти наверняка не получит поддержку у других государств, и все мои усилия в этом деле были напрасной тратой времени. Но теперь мне сказали, что Тиатис поддержит эти усилия. Более того, Корнелиус сказал мне, что он и я, вместе, можем собрать необходимые силы для вторжения, если попросим другие страны о поддержке.

— Правитель любой страны отнесется к просьбе Повелителя Дракона с большим уважением, — сказала она.

— И с большим страхом, — добавил Тельвин. — Я раз и навсегда решил для себя, что Джерридан никогда не сможет использовать меня таким способом, как общаясь со своим собственным народом, так и с королями других стран. Однако, я никогда не думал о том, что это влечет за собой страшную угрозу; не думал, что другие могут задуматься о том, что будет с их государствами, если я лишу их своего покровительста, перестану защищать от диких и буйных драконов любую страну, которая не посчитается с мнением Короля Хайланда. Такой подход к этому делу совершенно меня не устраивает. Будет ли война с Альфатией справедлива или нет, я совершенно точно не осмелюсь ввязаться в нее. И даже речи нет о том, чтобы просить Нацию Драконов поддержать ее.

Карендэн насмешливо хмыкнула длинным носом. — Если Джерридан попытается втянуть в это дело драконов, он окажется перед такими неприятностями, что по сравнению с ними все его жалобы на Альфатию покажутся ерундой.

Тельвин потряс головой. — Проблема не в этом. Все это связано с моими обязанностями перед Джерриданом или, точнее, тем, что король от меня ожидает, как от своего лояльного подданного. Я боюсь, что большая часть вины моя собственная. Возможно, что на протяжении этих пяти лет я слишком рьяно пытался доказать свою преданность королю, которую я пообещал ему, когда он предложил мне переехать сюда. И теперь я совершенно ни в чем не уверен. Возможно он думает, что у меня можно попросить все, и я со всех ног помчусь выполнять его просьбу. Единственное, что я могу сказать в свою защиту, что огромная сила и ответственность свалились на меня без всякого предупреждения, я никогда не готовился к такой жизни. Добрые жители деревеньки, в которой я вырос, собирались сделать из меня кузнеца.

Карендэн кивнула. — Твердо стой на своем, это будет лучший ответ на все проблемы. Ты не говорил так, но из твоих опасений следует, что ты подозреваешь Джерридана в том, что он попытается втянуть тебя в его дела сильнее, чем ты можешь это позволить. И я спрашиваю себя, должна ли я предупредить драконов о том, что король хочет вовлечь их в войну с Альфатией.

— Есть и еще одно обстоятельство, о котором я никогда не забываю, — добавил Тельвин. — Никак не могу выбросить из головы Волшебников Огня. Ты можешь быть полностью уверена, они интригуют и строят плант, преследуя свои собственные цели. Конечно, они хотят больше силы для короля и для себя, но самое главное, что они хотят уничтожить Альфатию и создать империю Флэмов. Мне надо действовать очень осторожно, чтобы Калестраан не наполнил голову короля глупыми идеями о том, чего я или драконы могут сделать для него.

Ранним утром следующего дня Карендэн улетела, остатвив Тельвину обещание, что она вернется так быстро, как только возможно. Он подозревал, что это означает, что у нее заготовлены очень колючие слова для ее брата Мартэна. Он не сообщает ей и Повелителю Драконов ничего, а сам предпринимает действия, которые могут иметь огромные и самые ужасные последствия на судьбу мира вообще и судьбу драконов в частности. Не хотел бы он быть на месте золотого дракона. Но сейчас, рано утром, он должен прежде всего идти во дворец и попытаться переговорить с королем прежде, чем начался деловой день, прежде чем Маг Калестраан будет в курсе происходящих событий и встанет между Повелителем Драконов и королем.

Дворец эрцгерцога, здание из холодного серого камня, раскинулся в западной части города. На самом деле, как и Академия Магии на восточной стороне Брайера, массивная стена дворца составляла немалую часть внешней городской стены. Как и большинство других зданий Флэмов, это было жесткое и функциональное, без излишних украшений задание, казавшее чуть ли не бедным по сравнению замками и поместьями аристократов других стран. Самые большие залы и комнаты находились в центре дворца, где главные двери открывались в закрытый двор. В левом и правом крыльях располагались личные резиденции короля и его ближайших советников, а также комнаты для чиновников и слуг, живших во дворце, и для благородных гостей.

Едва Тельвин переступил порог главных дверей, как его перехватил Тэрин, личный слуга эрцгерцога, молодой парень с огненно-рыжей шевелюрой своих предков-Флэмов, по-видимому ожидавший его. Ему едва исполнилось шестнадцать, он весь горел рвением, был честен и открыт, совершенно лишен двуличности и болезненно напоминал Тельвину его самого, каким он был пять лет назад. Такая простота была настоящим счастьем и удовольствием для слуги, но могла быть смертельной для Повелителя Драконов.

— Эрцгерцог посылает вам свои приветствия, — начал Тэрин, обычное вежливое введение к настоящему сообщению. — Он просит вас как можно быстрее придти в его личные аппартаменты.

Они быстро пошли вдоль стены, избегая толпы придворных, которая уже текла в зал для приемов. Вскоре они оказались в коридоре, ведушим на север, в личную королевскую резиденцию. Тэрин торопился и шел очень быстро, его сапоги гулко стучали по полу пустого коридора. Он шел намного быстрее, чем позволяли себе идти важные лорды и волшебники королевства, но он знал, что Тельвина не волнуют такие вещи.

Тэрин привел его прямо в личный кабинет эрцгерцога и открыл перед ним дверь. Комната была достаточно велика, стены обшиты темным деревом, вдоль них стояли книжные шкафы, а в центре находился массивный стол эрцгерцога и стулья для посетителей. Маарстена еще не было, но старший Волшебник Огня, Бвен Калестраан, уже сидел в углу, читая книгу заклинаний. Как и все остальные волшебники, каждую свободную минуту он был вынужден возобновлять заклинания в памяти.

Войдя в комнату, Повелитель Драконов на мгновение заколебался. Он не мог забыть, что именно Калерстраан разработал план послать Тельвина и его товарищей на верную смерть, снабдив их фальшивым артефактом силы, который якобы можно было использовать против драконов. Тм не менее политика диктовала ему вести себя так, как если бы это событие никогда не происходило. Он уселся на один из стульев, находившийся достаточно далеко от волшебника, но не настолько далеко, чтобы оскорбить его.

— Эрцгерцог просил передать, что будет здесь с минуты на минуту, — сказал Тэрин, потом вежливо поклонился волшебнику. — Есть что-нибудь, что я мог бы сделать для вас, Учитель?

— Нет, благодарю тебя, парень, — к большому изумлению Тельвина ласково сказал Калестраан.

Терин опять поклонился, прежде чем выйти и аккуратно закрыть за собой дверь. В следующий момент они услышали эхо его башмаков, быстро бегущих по каменному полу зала. Волшебник помедлил какое-то время, прежде чем с доброй улыбкой опять уставился в свою книгу. Потом он бросил быстрый взгляд на Повелителя Драконов, как если был смущен, когда его поймали на доброй мысли.

— Вы вызвали множество недобрых разговоров, уехав так быстро и не объяснив ничего, — грубо начал он. — Учитывая это я поколебался бы сказать, что ничего не случилось и вы ничем не озабочены.

— Драконы начали войну, — спокойно сказал ему Тельвин, впившись в него взглядом, чтобы увидеть малейшие оттенки реакции мага на это потясающее изветие. — Но, похоже, они только защищают себя, и я не собираюсь вмешиваться.

— Но никто не может надеяться сражаться с драконами и…. — Калестраан начал было говорить, но оборвал себя, выглядя смущенным и немного испуганным.

— Альфатиане вторглись в их земли.

Это вообще заставило волшебника замолчать. Будущее с воющими драконами было очень страшное будущее, и Тельвин с радостью увидел, что Калестрааан понимает это, хотя в прошлом Волшебники Огня не постеснялись использовать нападения драконов как часть своих политических заговоров. Возможно, что у него родилась и другая мысль, что теперь Альфатиане ослаблены, и их можно покарать, призвав других присоединиться к десанту Флэмов. В этот момент дверь открылась и они оба взглянули на вошедшего короля.

— Наконец-то вы здесь, — сказал Джерридан, топропясь сесть за свой стол, чтобы побыстрее узнать новости о путешествии Тельвина. — Ваше послание было весьма туманным и непонятным.

— Я сам ничего не знал, пока не прилетел туда, — объяснил Тельвин.

Он быстро рассказал все, что знал о войне между драконами и Альфатией. Потом он повторил рассуждения Императора Корнелиуса о возможности союза против Альфатии. Он предпочел бы оставить это на последок, зная, насколько рьяно они оба, король и Калестраан, могли бы ухватиться за такую возможность, но решил, что лучше всего сразу прояснить для них свою позицию в этом вопросе. Волшебник сидел на своем стуле не двигаясь и не произнося ни единого слова, как если бы не услышал ничего тревожного или удивительного. Но Джерридан все более и более возбуждался по мере его рассказа; наконец он не выдержал и стал ходить, не в силах сдерживать свой энтузиазм.

— Конечно, Корнелиус только предполагает, что такое возможно, — специально напомнил Тельвин им обоим. — Он сказал все это мне, чтобы я передал вам его предположения. Он говорит, что Тиатис и так страдает от экспансии Альфатианской Империи. Агрессия Альфатиян требует ответных мер от Тиатиса, хотя бы только ради собственной безопасности. Если другие народы и государства захотят бросить свои силы на войну с Альфатией, Тиатис скорее всего поддержит эту попытку. Но он хочет напомнить вам, что он не желает воевать с Альфатией только из-за старинной ненависти, и ни в коем случае он не хочет участвовать в полном уничтожении Альфатиан как расы.

Калестраан выглядел оскорбленным предложением помощи на таких условиях, но король вероятно нашел это приемлимым и только кивнул. — Это достаточно честно с его стороны.

— Вынужден не согласиться, — прервал его волшебник. — Война с Альфатией — наша высшая честь и священная обязанность, и я желаю, чтобы уничтожение было полным, абсолютным. Я не могу поверить, что можно доверять союзнику, который в свою очередь не доверяет нам до конца.

Джерридана это не заинтересовало. — Лично я хорошо понимаю, что Корнелиус вообще не хочет участвовать во вторжении в Альфатию, пока не будет уверен, что драконы ослабили их настолько, что они станут уязвимы. Человек, который говорит то, что думает, говорит правду.

— Но тогда почему он не хочет абсолютного уничтожения? — спросил Калестраан. — Я вынужден настаивать на этом, ведь мы знаем, что Тиатис или любые другие союзники боятся Альфатии, и этот страх может уменьшить их поддержку в самый опасный момент.

— Это называется ожидать от союзников больше, чем вы ожидаете от самого себя, — заметил Тельвин. — Лично у меня создалось впечатление, вы сами собираетесь сражаться с Альфатией в первую очередь потому, что боитесь ее. Ведь у вас нет и не может быть других жалоб на нее. Имейте в виду, что, в некоторой степени, Тиатис воевал с Альфатией уже несколько столетий, прежде чем Флэмы вообще появились в этом мире.

Калестраан посмотрел на него так, как будто он был ребенком, который заговорил невпопад; на его лице было скорее выражение удивления, чем злости. Тем не менее Тельвин твердо решил, что не даст этому волшебнику глядеть на себя как на того, кто находится не на своем месте.

— Хорошо сказано, я вынужден согласиться, — признался король. — А сказал ли Корнелиус что-либо более конкретное, а не только общее предложение о намерениях?

— Есть кое-что более практическое, что заботит его, — ответил Тельвин. — Когда мы обсуждали это дело поздно ночью, он сказал, что если объединенные силы союзных государств в силах получить полный контроль над землями Альфатии, тогда мы уже сейчас должны определить, кому эти земли достанутся в конце концов. Он сказал, что сражаться всем вместе с Альфатией это одно, но он ни в коем случе не хочет, что потом мы сражались уже друг с другом.

— Альфатиане наши старинные враги, — немедленно заявил Калестраан. — Естественно, что все их земли и имущество будут принадлежать нам.

— Это необходимо обсудить со всеми нашими союзниками, — ответил Джерридан. — Я сам думал об этом деле, и пришел к заключению, вопрос о том, что делать с териториями Альфатии после войны почти так же сложен, как и то, как завоевать их. Мы не в состоянии удержать эти огромные земли в одиночку, и я никогда не ожидал, что наши союзники отдадут их нам за спасибо. Я предлагаю, чтобы объединенные силы союзников управляли землями Альфатии вместе в течении какого-то времени, быть может долгого.

Волшебник выглядел сбитым с толку. — Но что тогда мы будем иметь с этого? Мне представляется, что мы должны взять столько земли, сколько мы в состоянии, и осваивать ее.

Джерридан безнадежно махнул рукой. — Я не могу не обращать внимания на то, что в военном отношении мы самое слабое государство западе. Отсюда мы не можем удержать ни одной части Альфатии. Но если земли Альфатии будут открыты для нас, почему мы вообще должны оставаться здесь? Пока никто другой не предъявит на них права, мы могли бы посылать туда группы переселенцев и основывать колонии прежде, чем кто-нибудь другой узнает об этом. Мне представляется, что это намного лучше, чем провозглашать Альфатию своим владением.

Тельвин решил не говорить ничего; он знал, что Флэмы всегда строят планы, и чем грандиознее, тем непрактичнее. Он даже спросил себя, а не будет ли на самом деле хорошо, если Флэмы и Альфатиане нападут друг на друга. Тогда они могли бы совершенно замечательно уничтожить друг друга не вовлекая в это дело остальной мир, хотя он по-прежнему сомневался, что дело зайдет настолько далеко.

— Хорошо, но это все еще слишком далеко от нас, — продолжал Джерридан, меряя комнату своими длинными ногами. — Непосредственно сейчас меня больше всего заботит как бы приобрести союзников, которые помогут нам в войне с Альфатией. Говорил ли Император Корнелиус об этом?

— Да, упоминал, — ответил Тельвин, тщательно выбирая слова. — Он просил передать, что в этом отношении есть несколько обнадеживающих новостей. Он верит, что его влияния вполне достаточно, чтобы убедить некоторые другие государства присоединиться к союзу против Альфатии. Он ничего не сказал, как он собирается добиться этого, но я сомневаюсь, что он сказал бы такое без серьезных оснований.

— Это обнадеживает, — согласился король. — Я спрашиваю себя, а не могли бы и мы использовать наше собственное влияние… Я не льщу себе, я прекрасно знаю, что в других странах меня не ставят слишком высоко, зато Повелителя Драконов…

Тельвин попытался скрыть немедленное чувство вины. Пришло время для него высказать свою собственную позицию, но только сейчас он осознал, что изо всех сил надеялся избежать этого.

— Да, я полагаю, что мои слова могут произвести впечатление, — осторожно ответил Тельвин. — Проблема в том, что я никогда не осмелюсь использовать свое влияние для чего-нибудь плохого и неправильного. Как Повелитель Драконов я отвечаю только за них и за то, чтобы они не нарушали договор. Я никогда не осмелюсь дать драконам полную свободу и тем более натравить их на кого-нибудь. Вы должны помнить в каком отчаянном положении мы были пять лет назад, когда казалось, что мы уже ничего не можем сделать, чтобы спасти себя.

— Да… Я помню это, даже слишком хорошо, — согласился Джерридан. — Насколько я понял, вы утверждаете, что если будете вовлечены в войну с Альфатианами, это может разрушить доверие, которое питают к вам драконы?

— В точности, — согласился Тельвин. — Нравится это нам или нет, но драконы являются намного большей опасностью, чем Альфатиане когда-либо будут. Против Альфатиан у нас, по меньшей мере, есть шансы.

Маг Калестраан мгновенно запозрил что-то недоброе. — Это ваше мнение или драконы запугали вас?

— Карендэн полностью согласна со мной, — твердо сказал Тельвин. — По ее мнению я не должен вмешиваться, и я считаю, что ее мнением нельзя принебрегать.

— Я вынужден согласиться, — задумчиво сказал Джерридан. — Я понимаю важность вашего положения и не осмеливаюсь требовать большего. Хорошо, на эту тему достаточно.

Калестраан выглядел разочарованным, но не сказал ничего. Со своей стороны Тельвин был рад, что наконец-то высказался и отделался довольно легко. По всей видимости король действительно понимал важность долга Тельвина, как Повелителя Драконов; не зря он напоминал ему об этом раз за разом. Маг Калестраан совершенно точно не понимал, но как раз этого Тельвин и ожидал. Даже во время рейдов драконов волшебники использовали любую возможность, интриговали и строили заговоры, лишь бы получить какую-нибудь выгоду от этого и увеличить свою власть. Последствия такой политики их не волновали.

Калестраан встал и низко поклонился. — Прошу меня извинить, но мне действительно необходимо вернуться в Академию. Я уверен, что вы оба вполне сумеете объясниться без моего участия.

Тельвин решил, что слова Калестраана звучат так, как будто он решил устраниться от обсуждения нынешего положения дел, так как все идет совсем не так, как он, по-видимому, предполагал. Но он довольно искуссно попытался скрыть свое разочарование, и Король Джерридан ничего не заметил. Маарстен посмотрел на карту, висевшую над полкой камина, без сомнения думая о каждом государстве запада и прикидывая, сможет ли влияние Тиатиса привлечь их к будущему союзу. Тельвин ожидал, не говоря ни слова, хотя волшебник уже ушел. Он вообще не часто использовал свое влияние в политике, и еще реже отстаивал свою точку зрения в дискурсиях. Эта опасная встреча прошла легче, чем ожидалось, но он хорошо понимал, что в будущих конфликтах все будет совсет не так легко.

— Ну хорошо, это вдохновляет, — наконец сказал Джерридан. — Теперь я спрашиваю себя, какой будет наш следующий шаг.

— Я не уверен, но мне представляется, что следующий шаг за Императором Корнелиусом, — рискнул Тельвин. — Зато я совершенно уверен, что вы ничего не можете сделать, чтобы изменить или как-то повлиять на его решения, так что будет не слишком умно попытаться надавить на него, любым спосом. Корнелиус очень умный и жесткий человек, но он очень открыт и честен для правителя, обладающего такой силой и властью.

Джерридан улыбнулся. — Если вы намекаете на то, чтобы я не пытался манипулировать им или как-то запугивать его, считайте, что я предупрежден. Откровенно говоря, мои мысли текут в совершенно другую сторону. Я думаю о том, что, как Король Государства Флэмов, я несу ответственность перед нашими союзниками, и я должен сделать что-то большее, чем сначала кричать и умолять их принять участие в войне с Альфатией, а потом сидеть и смотреть, как наши новые друзья воюют вместо нас. В прошлом вы уже приносили мне дипломатические послания на тему о войне. Не обвинял ли в этом меня кто-нибудь из них?

— Не при мне, — твердо сказал Тельвин. — Но я должен сказать, что некоторые из наших возможных союзников наверняка так думают. Я сам не раз спрашивал себя, что по-настоящему Флэмы могут внести в это дело кроме разговоров.

— Мы должны как следует обдумать это, — сказал король. — Говоря практически, ради нашей собственной чести и престижа, и чтобы показать всем свое желание сражаться, мы должны что-то сделать, каким-то образом доказать нашу полезность. Это должно быть что-то такое, что во-первых мы можем сделать, и достаточно эффективно, а во-вторых сделает Альфатию более уязвимой к будущей атаке.

— Альфатияне ваши старинные враги, — напомнил ему Тельвин. — Возможно пришло время послать ваших волшебников: пусть они заглянут в самые старые книги. Но одновременно они не должны забывать о том, что один мир они уже уничтожили. И было бы неплохо, если эти волшебники смогут найти такой способ действия, что и Альфатиане будут не в состоянии уничтожить Мистару.

— Вам не надо слишком сильно переживать об этом, — объяснил Джерридан. — Большая часть нашей самой могущественной магии потерялась во вемя ссылки. Поэтому Волшебники Огня собрали огромную библиотеку, пытаясь восстановить свою утраченную силу. Я подозреваю, что Волшебники Воздуха из Альфатии находятся примерно в таком же положении. Во всяком случае во всех конфликтах они использовали только самое простое магическое оружие. Я знаю, насколько жадно они стремятся к силе, и верю, что они не задумались бы ни на секунду, чтобы использовать любую силу, оказавшуюся в их распоряжении.

— Спасибо, вы здорово успокоили меня, — признался Тельвин. — Не говоря уже о моем долге как Повелителя Драконов, я не хотел бы участвовать в любых делах, которые могли бы привести к таким кошмарным разрушениям.

Джерридан засмеялся. — Я надеюсь, что вы должны доверять мне получше в делах, где нужен простой здравый смысл. Моя ненависть к Альфатии не настолько велика, чтобы я хотел уничтожить их любой ценой. Мой первый долг — защита моего народа, а потом уже все остальное.

Тельвин не сказал ничего, зато, услушав это, кое-что осознал. Всю свою жизнь он прожил среди Флэмов, и прекрасно знал, что они просто лишались своего природного здравого смысла, когда речь заходила об их ненависти к Альфатии. По правде говоря, он всегда подозревал, что они готовы на все, лишь бы уничтожить своего старинного врага. И теперь он знал совершенно точно, что они, к счастью, не обладают очень опасным магическим оружием. И к тому же, если бы они действительно могли бы призвать себе на помощь могучую магию, они без сомнения сделали бы это пять лет назад, во время отчаянной битвы с драконами, битвы не на жизнь, а на смерть.