Наши дни

Он вполне мог сойти за неприметного мужчину средних лет, который сидит за столиком у окна и наслаждается едой: устрицы Джад Коув, жареная камбала с растопленным сливочным маслом и шалфеем, а на гарнир стручковая фасоль. Ни о каких плебейских ребрышках и речи быть не может — только изысканная пища. Эллис пришла к такому выводу, глядя, как он аккуратно накалывает на вилку кусочек рыбы и отправляет его в рот. Издалека в облике Оуэна Уайта не было заметно и намека на угрозу. Он не был здоровенным громилой, внушающим чувство опасности. Напротив, он выглядел скорее беззащитным в своей инвалидной коляске, и сильные руки казались непропорционально большими по сравнению с обвисшим животом. Он казался таким душкой по сравнению с мужчинами, посещавшими ее знакомых в Пайн Ривер. Те сплошь были покрыты татуировками и пирсингами, но рту у них недоставало зубов, а на лица, как на карту, были нанесены основные вехи нелегкого жизненного пути.

Но при этом она знала, на что способен Оуэн Уайт.

Даже сидя в сторонке и ни с кем не заговаривая, он одним своим присутствием умудрился учинить переполох. От него, как от брошенного в воду камня, расходились круги по всему ресторану. Посетители исподтишка поглядывали на него и перешептывались между собой. Вернувшись домой, они тут же схватятся за трубки телефонов — и скоро все на острове будут знать…

«Будут знать о чем?» — подумала Эллис. Не похоже было, чтобы мэр собирался учинить скандал. Скорее наоборот, всем своим видом он показывал окружающим, что не желает ворошить прошлое. Более того, он был воплощением благородства, не говоря уже об определенной степени доверия, которое он выказал, пробуя еду, что приготовила Эллис.

В сердце Эллис на миг даже закрались сомнения. А не сделала ли она из мухи слона? Не подозревала ли тайный умысел там, где его не было? Но когда секундное помрачение прошло, она отчетливо поняла, что Оуэн что-то замышляет, — причем уверенность эта основывалась не на логических заключениях или внешнем виде, а шла изнутри. Теперь она почти точно знала, что за тем, что происходит сейчас с Джереми, стоит Оуэн Уайт. А иначе зачем окружному прокурору занимать такую жесткую позицию, словно он имел дело с матерым уголовником, а не с шестнадцатилетним мальчишкой, самой тяжелой провинностью которого было выкрикнуть в классе с места? Но если Оуэн и задействовал свои рычаги влияния, было не совсем ясно, чего он пытается этим достичь. Было ли это местью в чистом виде, и он использует Джереми как ее наиболее уязвимое место? Или это часть другого, гораздо более изощренного плана?

Внезапно она остро ощутила собственное бессилие. Похожее произошло с ней в тюрьме. На несколько месяцев она впала в полнейшую апатию, когда поняла, что надеяться на повторное слушание бессмысленно и выбраться отсюда уже невозможно. Был пи у нее выход теперь? Или круг замкнулся и она обречена переживать одно и то же снова и снова?

Эллис очнулась и поняла, что рядом стоит Джереми. Она повернулась и поймала на себе его обеспокоенный взгляд. И испытала состояние дежа вю, вспомнив, как тогда он вот так же был рядом, а неподалеку стоял Оуэн… Джереми пытался понять, какими будут ее дальнейшие действия.

Одно Эллис знала точно: она сейчас спрячется в кухне, как мышь в норе. Изобразив на лице некое подобие спокойствия, она сказала:

— Надо узнать, чего он хочет.

— Может, он пришел просто так. Просто услышал, что здесь хорошо кормят, — неуверенно предположил Джереми.

— Может быть, — ответила она. — Но готова поспорить, что после этого к нам нагрянет проверка. В поисках крыс.

— Здесь есть только одна крыса, и она сидит вон там, — пробормотал Джереми, бросая на мэра сердитый взгляд. Эллис не рассказывала ему о своих подозрениях, но у него явно были свои соображения насчет Оуэна Уайта. Он не забыл, что это из-за него погиб брат, а его самого разлучили с матерью.

Эллис прошла через двустворчатые двери в общий зал ресторана. Она понимала, что нужно быть сильной. Если она покажет свою слабость, то много потеряет в глазах Джереми. А это было бы хуже, чем даже расправа Оуэна. Поддерживаемая этой мыслью, она прошла к его столику.

В Пайн Ривер она научилась тщательно скрывать свои чувства. Заключенные обладали нюхом, которому позавидовала бы и гончая. А стоило им уловить чей-то страх или слабость, как они моментально начинали на этом играть. Поэтому умение утаивать свои эмоции было вопросом выживания. И сейчас, несмотря на то что внутри, норовя вырваться наружу, бурлил и кипел страх, лицо ее не выражало ничего, кроме холодного профессионализма.

— Мистер Уайт, надеюсь, вам у нас нравится.

Оуэн Уайт оторвал взгляд от булочки, которую как раз намазывал маслом, и взглянул на Эллис. На его лице не было и тени удивления. Он явно ожидал этой встречи. Он проглотил кусочек, который уже был во рту, и его тонкие губы растянулись в широкой улыбке, которая могла бы показаться искренней, если бы не застывший в глазах лед. Это была улыбка политика, дающего лживые обещания, или директора крупной компании, который собирается растоптать противника. Или человека, которому есть что скрывать и который готов практически на все, чтобы только его тайна не выплыла наружу.

— Все просто отлично, — сказал он без тени иронии. — Если честно, то это самое вкусное из того, что мне приходилось пробовать за последнее время.

Стоило ему заговорить, как все присутствующие замолчали. В наступившей тишине голос Оуэна Уайта звучал достаточно отчетливо, чтобы его мог расслышать каждый.

Она ответила на похвалу легким кивком.

— Спасибо. Я рада, что вы получили удовольствие.

— Я также хочу отметить перемены в интерьере. Они, без сомнения, говорят о богатом воображении. — Он окинул зал восхищенным взглядом, а потом подался к ней и заметил негромко: — Но мы все и без того знали, что воображением природа вас щедро наделила. — В голосе его, несмотря на напускную теплоту, послышались угрожающие нотки.

Он играл на самом большом страхе Эллис: что, возможно, она и в самом деле сошла с ума. Она пережила сильнейшее нервное потрясение, к тому же это она сидела за решеткой, а не Оуэн. Как после этого не усомниться в собственной нормальности? Однако сейчас, слушая его, она больше не испытывала сомнений. Она ничего не придумала! Если Оуэну действительно нечего скрывать, то зачем же идти на такие ухищрения, лишь бы всех в этом убедить? Понимая, что внимание посетителей сейчас приковано к ним, Эллис невозмутимо, хотя сердце бешено билось в груди, а нервы были натянуты как струны, ответила:

— Принести вам что-нибудь еще? Кофе? Десерт? У нас сегодня восхитительный крем-брюле.

— Искушение велико, но я вынужден отказаться. — Он похлопал себя по животу. — Мне следует быть сдержаннее в еде. Очень легко набрать лишний вес, если не можешь передвигаться самостоятельно.

Он сказал это без всякой враждебности, но Эллис понимала, что ей только что указали на то, что именно по ее вине он обездвижен. Вот так единственным, невинным с виду замечанием он загнал ее в угол. Если она не изобразит раскаяния, то прослывет бессердечной. Если же разозлится на то, что ею пытаются манипулировать, то покажет себя мстительной, даже неуравновешенной.

— В таком случае я попрошу Кэти завернуть вам кое-что с собой, — сказала она с застывшей на лице, словно высеченной резцом скульптора улыбкой. — Кусочек сырного пирога, например. Подарок от заведения.

Она подала знак Кэти, и та тут же поспешила в кухню. Судя по обеспокоенному выражению ее лица, девушка понимала, что происходит. За время беседы ни разу не был повышен тон и не проскользнуло ни одного резкого слова, но тем не менее это был решающий поединок, и все, кто это слышал — Джо Майнер из «Айленд Экскавэйтинг», начальник порта Роман Дэльгадо с женой Джен, Даника и Курт Фэллоус, владельцы гостиницы «Олд Депот Инн», и многие другие, — наверняка это поняли.

И только когда Эллис наконец оказалась в кухне, что-то внутри у нее дрогнуло и ее начало трясти. Она взялась за нож, но подошел Джереми и мягко его забрал.

— Давай лучше я, — сказал он. В его взгляде сквозило уважение.

— Осторожнее, он острый, — предупредила она, когда сын принялся дорезать зеленый лук, от которого ее отвлек приход Оуэна Уайта.

Он поглядел на нее с лукавой полуулыбкой:

— Расслабься, мама. Я знаю, что делать. Как ты думаешь, кто готовил, когда папа был в разъездах?

Он сказал это без всякого умысла, но Эллис восприняла его слова как новое неприятное напоминание о тех годах, что она отсутствовала, и о сборах за семейным столом, которые она пропустила. Как она уже успела заметить, Рэнди и Джереми в ее отсутствие жили как пара холостяков, лишенные домашнего уюта, а все из-за поступка, занявшего считаные секунды и ставшего несчастьем всей ее жизни.

— Пойду посмотрю, как там Кальперния, — объявила она, после того как с минуту бесцельно бродила по кухне в поисках какого-нибудь безопасного занятия, во время которого она не отрежет себе ненароком палец и не получит ожог третьей степени.

— Мама…

Эллис остановилась и повернулась к сыну, ожидая услышать от него что-нибудь, касающееся Оуэна Уайта, но он лишь спросил:

— Ты давно разговаривала с тетей Дениз?

— Буквально на днях, а что?

— Просто Райан ненароком обмолвился… Похоже, она слишком увлеклась этой штукой со Спринг-Хилл.

— А, ты об этом, — вздохнула Эллис. — Ты же ее знаешь, она все принимает близко к сердцу.

Эллис и самой это не нравилось. Как и Дениз, она больше всего хотела, чтобы последний уголок настоящей дикой природы на острове превратили в заповедник. С этим местом были связаны сентиментальные воспоминания о том, как она ловила головастиков в ручье и как бабушка водила их с Дениз туда гулять. Но сейчас у нее были заботы посерьезнее, чем грядущая застройка Спринг-Хилл.

— А что еще говорил Райан?

— Да так, ничего интересного.

Джереми принялся старательно крошить лук. Он казался Эллис озабоченным, и она подумала, что брат сказал ему что-то такое, о чем неудобно рассказывать. Наверняка это «что-то» было связано с напряжением, которое в последнее время возникло между Дениз и Гарри.

— Я ей сегодня позвоню и узнаю, как дела, — сказала Эллис.

Джереми, склонившись над разделочной доской, буркнул:

— Я, наверное, тоже позвоню.

Бульдозеры на земле, отведенной под застройку на Спринг-Хилл, появились неделю назад. Горстка активистов, которые приковали себя цепями к деревьям, добились только отсрочки неизбежного. Они бы продержались и дольше, но погода внезапно испортилась. Начались резкие перепады температуры, пошел дождь со снегом — в таких условиях даже самые стойкие вынуждены были уступить и позволить полиции себя расковать.

Дениз оказалась бы в числе протестующих, если бы в последний момент не вмешался Гарри и не заявил, что уже созрел для того, чтобы арестовать собственную жену. В конце концов Дениз все-таки осталась дома, но когда прислали бульдозеры, буквально погрузилась в траур. Рев машин доносился в стороне от главного тракта — они месили грязь на проселочных дорогах, которые из-за дождя превратились в кашу. По пути бульдозеры выкорчевывали деревья и выворачивали валуны, которые лежали нетронутыми, возможно, с момента формирования земной коры, когда отдельные пласты поднимались над уровнем моря, формируя рельеф. Дождь лил не переставая, и старожилы поговаривали, что это действует проклятие индейцев оркас, которые когда-то населяли этот остров и чьи предки были похоронены на Спринг-Хилл.

На второй неделе проведения работ ковши бульдозеров вырыли груду полуразложившихся костей, которые и в самом деле оказались человеческими останками. Похоже, слухи нашли свое материальное подтверждение. Но затем их обследовал судмедэксперт, специально приехавший с материка, который определил, что скелету от силы лет пятьдесят-шестьдесят и принадлежит он мужчине среднего возраста, ростом примерно сто восемьдесят три сантиметра, который был убит из огнестрельного оружия.

Эта находка вызвала массу мыслимых и немыслимых предположений. В итоге все свелось к тому, что безымянной жертвой мог быть заезжий бродяга или же один из наемных сельхозрабочих. Больше некому. Будь он жителем острова, его бы хватились, но пропавших без вести на острове не было.

Или же почти не было.

Когда анализ зубной формулы позволил идентифицировать покойного с давно исчезнувшим Лоуэллом Уайтом, эта новость потрясла остров с такой же силой, как землетрясение в восемьдесят восьмом году. Получается, тогда Лоуэлл не уехал в какую-то из стран Латинской Америки, чтобы купаться там в роскоши со своей любовницей. А был убит.

Работы были временно приостановлены, и дело передали в полицию. Оуэн Уайт сделал публичное заявление, что хотя он искренне огорчен известием о смерти отца, но все же доволен тем, что все наконец-то прояснилось. И даже если дело не будет раскрыто, по крайней мере репутация его отца будет восстановлена.

А Эллис тем временем наслаждалась временной передышкой. День судебного слушания по последнему ходатайству Колина был перенесен из-за резкого увеличения числа арестованных. Под стражу заключались протестующие, которые пытались остановить работы на Спринг-Хилл. Пользуясь временным затишьем, в понедельник, когда ресторан не работал, Эллис решила навестить Колина. С тех пор как дела пошли в гору, она была так занята, что никак не могла выкроить время с ним поговорить, не считая встреч, во время которых они обсуждали проблему с Джереми. В знак благодарности она испекла Колину пирог, зная, что плату за услуги он все равно не возьмет. «Это самое меньшее, что я могу сделать», — сказала она себе. Однако глубоко внутри она прекрасно понимала, что ищет повод увидеться с ним.

С того самого вечера в ресторане, когда она почувствовала, как между ними пробежала какая-то искра, причем настолько сильная, что стала для Эллис настоящим потрясением, она старалась держать Колина на расстоянии. Она решила, что у нее и без того достаточно проблем в жизни, чтобы добавлять к ним еще и влюбленность. Но все равно не могла не думать о нем. Она снова и снова прокручивала в памяти тот удивительный миг, представляя, что было бы, если бы он ее тогда все же поцеловал. Она уже так давно не ощущала вкуса мужских губ, мужских прикосновений, что почти забыла, каково это, — в свои тридцать девять лет она словно заново стала девственницей. А теперь, похоже, та часть ее, которая так давно впала в спячку, что она даже забыла о ее существовании, очнулась от сна. Она врывалась в мысли и сны Эллис. И это она толкнула ее за порог и вела к дому Колина, несмотря на все мысленные заверения Эллис, что она совершенно не собирается спать с Колином.

И только проезжая поворот к дому Дениз, она ненадолго отвлеклась, подумав о сестре и Гарри, который в последнее время определенно был на взводе. Эллис вспомнила его недовольную реакцию, когда буквально вчера подошла к нему, надеясь получить подтверждение своим подозрениям относительно Оуэна.

— Я бы на твоем месте бросил это дело, — холодно посоветовал ей зять.

Они отправились на его патрульной машине в такое место, где могли бы спокойно поговорить один на один, и он остановил машину на отдаленном участке трассы, возле Маунтин-лэйк.

— Почему? Неужели все так запущенно? — продолжала она и дальше на него давить. — Ну же, Гарри, мы оба знаем, почему я получила максимальный срок. Десять лет, Гарри. Десять лет! Я бы до сих пор сидела, если бы меня не выпустили досрочно. Неужели ты думаешь, что я бы точно так же гнила в тюрьме, если бы на месте Оуэна был кто-то другой? У него есть связи. Он знает, на какие рычаги нужно нажимать.

— Если ты ищешь виноватых, то почему бы не обвинить в первую очередь себя? — отрезал Гарри. В лобовое стекло машины светило солнце, и видно было каждое пятнышко на нем, каждый след от раздавленного насекомого. Глаза Гарри запали, кожа вокруг них опухла. — Ты сама заварила эту кашу. И не ты одна пострадала. Господи, подумать только, сколько Дениз не спала ночей, сколько плакала в подушку! А твоя мать, которая должна была со всем этим справляться, еще и с умирающим мужем на руках. Не говоря уже о Джереми.

Эллис больно задели его слова.

— Я знаю, что причинила близким много страданий, — мягко сказала она. — И очень об этом сожалею, на самом деле сожалею. Но если тебе небезразличен Джереми, то почему бы ради него не выяснить, правда ли то, что я говорю?

Но новый Гарри, который занял место ее прежнего, чуткого к чужому горю зятя, пренебрежительно рассмеялся.

— То есть ты так представляешь себе помощь — гоняться за вымышленными врагами? Это больше смахивает на параноидальный бред. Боже, Эллис, иногда мне кажется, что мальчику было бы лучше, если бы ты осталась в тюрьме.

Эллис больше поразила перемена, произошедшая с Гарри, чем его ужасные слова. В былые времена он никогда бы не стал так с ней разговаривать. Он всегда выполнял в семье роль миротворца, если Дениз ударялась в очередную крайность или нужно было разрешить спор между детьми. У него была репутация человека, способного уладить домашние конфликты, не породив при этом новых, нейтрализующего взрывоопасные ситуации и делающего поблажки автомобилистам, если у тех были весомые основания для превышения скорости.

Гарри и сам, похоже, понял, что зашел слишком далеко, поэтому его тон заметно смягчился:

— Хорошо, просто ради интереса предположим, что в твоих словах есть доля правды. Но если ты начнешь совать нос куда не надо, то легко можешь перейти дорогу влиятельным людям.

Эллис насторожилась.

— Значит, здесь действительно что-то неладно.

— Заметь, я этого не говорил, — сказал он.

— А что же тогда ты хотел этим сказать?

— Ничего.

Он плотно сжал губы и уставился в облепленное насекомыми лобовое стекло, словно видел перед собой не гальку, на которой стояла машина, а что-то совсем другое.

Она тронула его за руку. Мышцы были настолько напряжены, что практически вибрировали, как воздушный кабель от сильного ветра.

— Если ты знаешь что-то, хоть что-нибудь, пожалуйста, скажи мне. Обещаю, что никто не узнает, от кого я это услышала. Даже Дениз.

— Теперь ты хочешь, чтобы я скрывал что-то от жены? — Он рывком стряхнул ее руку, словно это было жалящее насекомое. — Боже, Эллис, сама послушай, что ты говоришь. Ты хочешь, чтобы люди забыли о прошлом. Тогда перестань вести себя как ненормальная. И прекрати водиться с бывшими заключенными. Эта твоя подруга Большая мамочка…

Эллис больше переживала за него, чем злилась. Гарри ужасно напряжен. Но в чем причина? Может, это связано с тем, как ведет себя в последнее время Дениз? Или на него оказывают давление на работе?

Когда Эллис добралась до дома Колина, то обнаружила приколотую к двери записку, которая гласила: «Ушел рыбачить», и решила спуститься по тропинке в бухту. Она приложила ладонь к глазам, потому что солнце после череды дождливых дней буквально ослепляло. Наступило время отлива. Вода была спокойной и блестела на солнце мириадами звездочек. Внизу она увидела Колина. На нем была куртка с капюшоном и резиновые сапоги, в которых он бродил по мелководью вдоль полихлорвиниловых трубок, которые воткнул ровными рядами. Все это напоминало кукурузное поле с едва проклюнувшимися ростками. Шеп расположился на суше и наблюдал за ним с безопасного расстояния. Колин заметил ее, помахал рукой и зашлепал по воде в ее сторону.

— Поймали что-нибудь? — спросила она, кивая на пластмассовое ведро у него в руках.

— Только морских звезд.

— А я и не знала, что они съедобные.

— Я вообще-то не собирался их готовить, это они довольно прожорливые. — Он пояснил, что для морских звезд и прочих хищников его не так давно созданная устричная ферма — это не что иное, как огромная закусочная. — Вот я и сокращаю их число, чтобы дать моим ребятам шанс выжить. Можете не беспокоиться, — заверил он, — я не понесу их в сувенирную лавку, а выпущу в залив. — Он указал на ту сторону бухты.

От работы на воздухе у Колина появился румянец. В последнее время он вообще стал лучше выглядеть, плюс ко всему на лице была написана умиротворенность.

— Очень великодушно с вашей стороны, — сказала она с улыбкой. — Должно быть, хорошо, что они не сопротивляются. Я имею в виду, это не та схватка, что описана в «Старик и море».

— Не уверен. — Он достал из ведра морскую звезду, с которой капала вода, и сказал: — Вот эта, например, выглядит весьма устрашающе. Не хотел бы я, чтобы она дотянулась до меня одной из своих присосок. — Он помахал рукой, словно в знак протеста, и бросил чудовище снова в ведро. — А как вы смотрите на то, чтобы проехаться в одно место и показать этим ребятам их новый дом?

— Я готова, только если не придется брать в руки ничего скользкого.

— Вся грязная работа будет на мне, — сказал он, поднимаясь по тропинке. Шеп бежал следом. Похоже, пес свыкся с ролью домашнего любимца и воспринимал Колина если не как хозяина, то по крайней мере как союзника. Он благовоспитанно дождался приглашения и только потом запрыгнул в «вольво» Колина и устроился на заднем сиденье.

Поездка заняла от силы полчаса, и к обеду они вернулись назад.

— Надеюсь, вы не очень торопитесь, — сказал Колин, когда они вышли из машины. — Я мог бы придумать что-нибудь к пирогу, который вы принесли.

— У меня сегодня выходной, — напомнила она. У нее был огромный список дел, которые еще предстояло сделать, но сейчас для нее не было лучшего занятия на вечер, чем провести его с Колином.

— Я готовлю не так хорошо, как вы, но могу изобразить какой-нибудь простенький салат из креветок, — сказал он, заходя в дом через черный вход, снимая в прихожей сапоги и обувая старые мокасины.

На кухне он принялся выкладывать на стол кульки с зеленью и всевозможные бутылочки со специями.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила она.

— Нет, посидите пока. У вас сегодня выходной, и я не позволю вам работать. — Он махнул рукой на стулья в старой кухонной нише, где она и устроилась, с улыбкой наблюдая, как он неуклюже рвет листья салата, режет овощи и чистит отваренные креветки.

— Вкусно, — похвалила она, отправляя в рот первую порцию. — А то, что мне и пальцем не пришлось пошевелить, чтобы это приготовить, делает все еще вкуснее.

— Вы внесли свою лепту, принесли десерт. Как вы догадались, что я обожаю тыквенный пирог?

— Вообще-то он из сладкого картофеля, — засмеялась она.

— Какая разница, от этого он смотрится не менее аппетитно. Нужно будет заказать его в следующий раз, как я приду к вам в ресторан.

— Этого пирога нет в меню. Я готовлю его только для членов семьи.

Он улыбнулся, и от этой улыбки у нее запылали щеки.

— В таком случае я вдвойне рад.

Выпив кофе с пирогом, они вышли на улицу. Было довольно прохладно, но после нескольких недель дождливой, тоскливой погоды солнце, пробивавшееся сквозь тучи, казалось неожиданным подарком. Закутавшись в куртки, они уселись в кресла на крыльце и, закинув головы, наслаждались его благословенными лучами. Шеп дремал, вытянувшись на старом дощатом полу у ног Колина.

Как обычно, разговор зашел о Джереми.

— Кантвелл требует установить дату судебного заседания, — сказал Колин. — Не знаю, сколько я еще смогу это затягивать. Я подал ходатайство о продлении срока, чтобы суметь опросить как можно больше свидетелей, но не уверен, что судья мне его предоставит.

— И что тогда? — взволнованно спросила Эллис.

— Будем надеяться, что наши доказательства окажутся весомее.

Глядя в его обеспокоенное лицо, она спросила:

— Что такое? Вы чего-то не договариваете?

Помедлив секунду, он сказал:

— Я только что получил заключение по составу доказательств изнасилования от нашего специалиста. Это судмедэксперт из Спокана, я вам о нем говорил. Это неплохой специалист, — поспешно заверил он. — Просто я надеялся, что полученное заключение будет более убедительным.

— Но если доказательства изнасилования не совсем убедительны, значит, и доказательства обвинения недостаточно весомы?

— Это зависит от того, кого из экспертов присяжные сочтут более надежным.

— А этот врач из Спокана, что он собой представляет?

— Вообще-то это женщина. Она кажется мне весьма компетентной и, кстати, во многом похожа на вас. Сильная и решительная.

Эллис несколько смущенно рассмеялась.

— Забавно. Хотя зачастую мне кажется, что я даже не знаю, какой ботинок на какую ногу нужно надевать.

— В таком случае, внешность обманчива.

Колин улыбнулся, и в уголках его глаз залегли крошечные лучики-морщинки.

Эллис обдумывала каждое его слово, словно трогала сияющие сокровища, на которые случайно набрела. Неужели у него действительно создалось такое впечатление? Но она не могла предаваться долгим размышлениям и вновь перевела разговор на дело Джереми, спросив:

— Какова вероятность того, что суд будет справедливым?

— Зависит от обстоятельств. — Колин нахмурился, глядя вдаль, на бухту.

— От каких?

— Оправдаются или нет наши подозрения относительно вашего приятеля Оуэна. — Он поглядел на нее. — Вы что-нибудь выяснили?

Эллис вспомнила неприятный разговор, который состоялся у них с Гарри, и покачала головой.

— Пока ничего, но я работаю над этим. — Ей была противна сама мысль о том, что придется идти к Дениз в надежде, что у сестры больше шансов повлиять на мужа. Но другого выхода Эллис не видела. Она вздохнула. — Проблема в том, что пока у нас на руках не будет убедительных доказательств, никто не поверит, что за всем этим стоит Оуэн. Особенно сейчас, когда все активно сочувствуют ему из-за отца.

— Это создает нам дополнительные трудности, — согласился Колин.

— Думаете, они смогут докопаться до правды? — спросила она из чистого любопытства.

— Убийство, произошедшее полвека назад? Нет ни оружия, ни свидетелей, ни даже подозреваемых. — Колин покачал головой. — Они скорее раскроют тайну исчезновения Амелии Эрхарт.

— Наверное, вы правы. И все же я не перестаю думать: а вдруг он сейчас на острове? Убийца, я имею в виду. Случайный прохожий на улице, с которым можно столкнуться и пройти мимо, не придав этому никакого значения. Может, даже кто-то знакомый.

Возможно, как и она, этот человек не был закоренелым преступником, а просто сломался под давлением обстоятельств. Странно, но мысль об этом ее почему-то утешила. Это означало, что не она одна способна на безрассудные поступки.

— Даже если он все еще жив, сейчас это уже старик, — заметил Колин. — Мы даже не знаем, он ли это. Может, это была она.

Она задумчиво кивнула.

— Может, какая-то женщина, с которой у него была связь. Он мог пообещать, что бросит ради нее жену, а когда выяснилось, что он лжет, она могла страшно разозлиться и застрелить его. Прямо как Джин Харрис и тот диетолог.

Он с улыбкой повернулся к ней:

— Так вы считаете, что это было убийство на почве ревности?

— Я слышала, что он был тем еще ловеласом.

— Если это так, то ваша версия имеет смысл.

Оба умолкли, и долгое время был слышен лишь шум ветра в кронах деревьев, словно шепчущих о чужих секретах, да крики чаек. Спустя некоторое время Колин сказал:

— Это было любимое дедушкино место. Ему нравилось сидеть здесь после дня, проведенного за мольбертом. Особенно в хорошую погоду.

— Ему, наверное, было одиноко без вас, — сказала она, представляя длинные зимние месяцы затворничества в этом отдаленном, пустынном месте.

Колин пожал плечами.

— Возможно. Но он никогда этого не говорил. Он не хотел, чтобы я чувствовал себя виноватым в том, что не навещаю его.

— А ваш отец? Он часто приезжал?

Колин редко говорил о своей семье. И Эллис только сейчас поняла, как мало о нем знает.

— Нет. Никогда. — Из того, как резко это прозвучало, стало ясно, что за этим, по-видимому, стояла застарелая вражда. — Бабушка об этом позаботилась. Она настроила против него моего отца.

Эллис сочувственно вздохнула:

— Наверное, развод был просто безобразен.

И она подумала об их с Рэнди разводе — случившееся больше напоминало медленное угасание чувств.

— Да, но что странно, я так и не знаю, из-за чего они разошлись. Это не та тема, на которую бабушка станет с радостью говорить. Кстати, она до сих пор настаивает на том, чтобы в ее присутствии даже имя деда не произносили. А что до него… Он был слишком джентльменом, чтобы говорить что-то такое, что могло выставить ее в дурном свете.

— Вашему отцу, наверное, пришлось несладко.

— Что да, то да. — Она заметила, как напряглось лицо Колина. — Хуже всего было то, что бабушка переехала в Нью-Йорк. После этого папа не виделся со своим отцом.

— Почему?

— Во-первых, они жили на разных концах материка, а тогда путешествовать было не так-то просто. Для отца это означало многочасовой перелет, а ведь он был еще совсем мальчишкой. — Колин с грустью покачал головой. — Когда он подрос, то было уже поздно. Бабушка сделала свое дело.

— А как же вы наладили связь с Уильямом?

— Это все благодаря моей матери. Она считала недопустимым то, что мы росли, не зная собственного деда. Это она заставила отца разрешить нам поехать. Правда, в результате поехал только я. У брата постоянно были какие-то дела: малая лига, команда юниоров, соревнования на пересеченной местности… А стоило Патрику поближе познакомиться с девушками, как его невозможно стало от них оторвать, особенно когда он начал заниматься сексом. Уж здесь он не терялся, можете мне поверить. Когда Пат и Джинни сбежали из дома, она была беременна, хотя оба они только-только закончили школу.

— Наверняка, родители были в восторге, — заметила Эллис сухо, думая о ситуации с Джереми.

— Вы бы только видели… Я думал, они лопнут от злости, — Колин покачал головой и тихонько засмеялся, словно вспомнил что-то. — Вы наверняка думаете, что этот брак был обречен изначально. На удивление, они до сих пор вместе и совсем недавно отметили двадцатую годовщину совместной жизни. Их старший сейчас учится в колледже, а Микки только закончил школу.

— Вы часто с ними видитесь?

— Не так часто, как должен бы. Я ведь на некоторое время выходил из строя. Я даже несколько лет не навещал деда, а когда собрался, то было уже поздно.

Судя по горестному выражению его лица, Колин явно сожалел, что так случилось.

— Я не знала вашего деда, — сказала она мягко. — Но, судя по вашим рассказам, он был человеком, который смог бы вас понять. Главное, что вы перестали пить. Уверена, он бы очень этому обрадовался.

Колин какое-то время ее разглядывал, на губах его играла легкая, задумчивая улыбка.

— Для «нормика» вы слишком много знаете. — Поймав ее непонимающий взгляд, он пояснил: — Я имел в виду, для нормального человека. Так анонимные алкоголики называют тех, кто не пьет.

Она невесело улыбнулась.

— Я вряд ли бы назвала себя нормальной. Более того, я бы назвала себя кем угодно, только не нормальным человеком.

— Может, именно это мне в вас и нравится.

— Неужели? А я-то думала, только то, что я хорошо готовлю.

Он улыбнулся еще шире.

— И это тоже.

Эллис заметила, что тени становятся длиннее. Солнечное пятно, в котором лежал Шеп, сжалось до размеров долларовой банкноты и светилось на меховом бугорке, в который превратился колли, свернувшийся клубком на крыльце.

— Мне нужно идти, уже поздно, — сказала она с неохотой.

Колин не уговаривал ее остаться, и это натолкнуло Эллис на мысль, что она уже засиделась, злоупотребив его гостеприимством. Она поднялась, испытывая странное разочарование. Она ничего такого не ожидала — к тому же сейчас ей это было меньше всего нужно, — но втайне надеялась, а вдруг… Но что бы она ни испытывала, это не было взаимным. Наверное, глядя на нее, он видел просто немолодую женщину, лучшие годы которой прошли за решеткой.

Она повернулась, собираясь уходить, как вдруг почувствовала, что он взял ее за локоть.

— Эллис…

Стоило ей услышать свое имя, произнесенное мягко, словно шепотом, как она сразу все поняла. Ей не почудилось — он действительно ее хотел. Понимание этого вызвало такую радость, что ей понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться, прежде чем повернуться к нему лицом.

Колин выглядел каким-то нерешительным, словно внутри него происходила борьба. Наконец уголки его рта приподнялись в улыбке — исполненной надежды и робкой одновременно.

— Я просто подумал… как вы отнесетесь к тому, если я вас поцелую?

Эллис молча смотрела на него. В голову не приходила ни одна шутливая фраза. Видно, времена, когда флиртовать для нее было так же естественно, как дышать, а ответные реплики рождались на одном дыхании, давно миновали. В конце концов она не придумала ничего лучше, чем сказать правду:

— Я даже не уверена, что помню, как это делается. Слишком много времени прошло.

— Вообще-то я тоже. — Он сунул руки в карманы вельветовых брюк, словно не зная, куда их девать.

Все веские доводы, с помощью которых она пыталась убедить себя, что сейчас не время заводить роман, вся линия защиты, которую она выстраивала не менее кропотливо, чем Колин в случае с Джереми, моментально испарились у нее из головы. Она сделала глубокий вдох и сказала:

— Тогда почему бы нам не попробовать?

Он взял ее руки в свои, очень осторожно и неуверенно. Она закрыла глаза, и он прикоснулся к ее губам. Потом поцелуй стал глубже, и внезапно Эллис поняла, как сильно влипла. Ей казалось, что она падает, словно летит в пропасть. Как ни странно, ее это совсем не пугало. Напротив, она с удивлением поняла, что хочет продолжения.

Она обвила руками шею Колина, притягивая его поближе. Как она умудрилась прожить без этого так долго? Как докатилась до того, что даже основные человеческие потребности стали казаться ей непозволительной роскошью? Теперь ее переполняло пьянящее ощущение свободы.

Она чувствовала, что Колин тоже не был готов к тому, с какой силой их накрыло… Его руки, которые он поначалу не знал куда девать, неожиданно осмелели и заскользили по ее телу, касаясь мест, которые давно уже никто не трогал. Его пальцы ласкали ее кожу так, что все ощущения невероятно обострились. Он целовал ее шею, мочки ушей, впадинку на горле, где бешено бьющийся пульс говорил, что ему позволено все… Но она и без того открыла ему дорогу своими прикосновениями и поцелуями. А он осыпал ее жадными поцелуями, как человек, который долго странствовал по пустыни забвения.

Там, на веранде, среди сгущающихся теней, они нашли то, что, сами того не сознавая, так давно искали: место, где можно сбросить бремя с плеч, временное убежище от преследовавших их призраков. Любви там могло и не быть. Эллис знала, что это чувство может прийти к ним позже. Сейчас главным было то, что они хотя бы на миг избавились от своего одиночества.

— Пойдем внутрь? — прошептал Колин, когда они наконец смогли оторваться друг от друга.

— Пойдем, если не хотим давать соседям настоящую пищу для сплетен, — сказала она, беззвучно рассмеявшись. Неважно, что ближайшие соседи жили в километре отсюда.

Внутри царила тишина, которую нарушало только тиканье каминного хронометра и жужжание мухи, бьющейся в стекло. Колин повел ее в спальню, пропитанную духом старины. Эллис почувствовала, как она накрывает ее, словно толстое стеганое одеяло.

Последние лучи заходящего солнца, пробивающиеся сквозь занавески, погасли, но Колин не стал зажигать лампу. В мягком полумраке сумерек он расстегнул на Эллис рубашку и ослабил ремень джинсов. По мере того как она избавлялась от очередной детали одежды, у нее рождалось чувство, что она сбрасывает с себя оковы, которые держали ее все это время. В кои-то веки она перестала гадать, что ждет ее в будущем. Она не задумывалась над тем, что движет ими. Она полностью растворилась в наслаждении и вкушала это новое, головокружительное ощущение свободы. Она открывалась навстречу его рукам, которые скользили по ее обнаженной коже, и его губам, которые сначала так нежно касались ее губ, а теперь с не меньшей нежностью исследовали ее тело.

Она тоже изучала его. Длинный и крепкий торс, руки, обросшие мускулами от физического труда, волосы на груди, которые, постепенно сужаясь, спускались вниз и переходили в мягкую дорожку на животе. Каждая впадинка, плоскость, бугорок становилась для нее новым волнующим открытием. Колин был крупнее Рэнди и более искушенным. В постели он был отнюдь не робок и, направляя ее, показал, что приятно ему, и позволил показать, что нравится ей.

Он проник в нее двумя пальцами, и Эллис застонала, двигая бедрами, чтобы почувствовать его глубже в себе. Она чувствовала, что может испытать оргазм даже от этого. И спустя секунду это произошло: ощущения накатывали волнами и были настолько сильными, словно ее выворачивало наизнанку. Когда все закончилось, она откинулась назад, тяжело дыша. Но тут же перевела дыхание и прошептала:

— Теперь ты.

Но Колин мягко отстранил ее:

— В другой раз.

Он смущенно пояснил, что не додумался купить презервативы. В его планы не входило ее соблазнить.

— То есть ты планировал меня только поцеловать? — подколола она его.

— Я этого не говорил. Но эротические фантазии могут тебя довести до беды, — сказал он, покусывая ее за ухо.

Затем он показал, как доставить удовольствие ему. Ей это показалось еще более волнующим, чем если бы они просто занимались любовью. Но даже после этого им обоим было мало. Он бережно уложил ее на спину и еще раз повторил то, что делал раньше, только уже ртом. После этого Эллис едва могла пошевелиться. У нее было такое чувство, будто ее накачали наркотиками.

Наконец она смогла повернуться на бок. Колин лежал на спине, уставившись в потолок, и на его лице играла довольная улыбка насытившегося человека. Но она чувствовала, что мыслями он далеко.

Эллис тронула его за плечо:

— Ты ведь не жалеешь?

Он повернул голову и посмотрел на нее:

— Господи, конечно же, нет! А ты?

Казалось, она должна была бы успокоиться, но ей не понравилась то, как быстро он ответил, и мимолетное чувство вины, промелькнувшее у него на лице. Он думал о жене. Думал, несмотря на то что она была мертва, а женщина, лежащая рядом, полна жизни. Она была живее, чем когда-нибудь прежде.

Не желая страдать, Эллис отодвинула эмоции в сторону.

— Мы взрослые люди и, насколько мне известно, свободные…

Она постаралась, чтобы голос звучал легко и непринужденно, в духе laissez faire.

Она ожидала услышать что-нибудь в ответ, но он с тем же задумчивым, отстраненным видом продолжал смотреть в потолок. Мысленно он уносился туда, куда она не могла за ним последовать. Наконец он перевернулся на бок и, лежа к ней лицом, погладил ее по голове, сказав:

— Это было великолепно. Но должен предупредить: программа такие вещи не приветствует, только после того как продержишься по крайней мере год.

— Мы же не нарочно, все вышло как-то неожиданно…

— Я знаю. Просто предупреждаю, чтобы ты знала, во что ввязываешься. Я не лучший материал для построения отношений.

Удовольствие, которое Эллис только что испытывала, сразу померкло.

— В моей ситуации даже думать о том, чтобы начинать отношения, не стоит, — заметила она с улыбкой. — По крайней мере, на этот счет можешь не переживать. Все было очень мило, но я не ищу ничего постоянного.

«Это правда», — сказала она себе. Но тогда откуда чувство, будто она лжет, говоря это?

Лицо Колина смягчилось.

— Эллис… — начал было он.

Она не дала ему договорить.

— Ты видел, сколько сейчас времени? Теперь мне точно пора! — воскликнула она, поглядев на часы.

— Так быстро? — спросил он и одновременно почувствовал, как какая-то часть его испытала облегчение. Та, которая хотела остаться наедине со своими мыслями.

— Я бы с удовольствием осталась, но мне еще так много нужно сделать по дому, — сказала она с деланным оживлением, собирая раскиданные по полу вещи.

Оба оделись в напряженном молчании, которое было нарушено только тогда, когда она уже направлялась к двери.

— Осторожнее на дороге, — сказал он, легонько целуя ее в губы.

Эллис едва не расхохоталась. Осторожнее на дороге? Лучше бы он предостерег, чтобы она не давала воли своему сердцу.

После того как Эллис уехала, Колин еще долго сидел на диване и, рассеянно потирая подбородок, размышлял о случившемся. И дело бы не в том, что Надин не одобрила бы его поступок. Скорее наоборот. Однажды, когда они играли в игру «что, если…», она шутя перечислила тех своих подруг, которые, на ее взгляд, могли подойти ему на роль жены.

Он решил, что если у кого и были проблемы с другими женщинами, так это у него. Он не был готов к чувствам, которые пробудила в нем Эллис. Словно он предполагал, что иссушен до предела, что ни одной слезинки у него больше не осталось, и вдруг внутри открылся новый колодец скорби.

Лишь однажды, на корпоративной вечеринке в офисе по случаю Рождества, он сильно напился и переспал с одной из сотрудниц, но это был секс на одну ночь. На следующий же день, помимо обычных угрызений совести «после вчерашнего», он никаких чувств не испытывал, а уж тем более таких сложных, как сейчас. Потому что у той женщины не было таких шансов затмить в его памяти образ Надин, какие были у Эллис.

Эллис была не просто телом, способным отвлечь его от тягостных мыслей. Она на самом деле кое-что для него значила. Что именно, он еще пока сам не мог понять, но одно было ясно: он не хотел, чтобы ей было больно.

Его куратор предупреждал об этом.

— Через полгода тебе покажется, что все позади. Вот именно тогда и следует быть особенно осторожным, — сказал ему тогда Дэйв Кофей, эдакий крепкий здоровяк, бывший байкер с неопрятными седыми волосами, стянутыми в хвост на затылке. Колину еще не приходилось видеть столько татуировок у одного человека, сколько было их у него. Но он знал, о чем говорит.

Только Колин расслабился, позволил себе поверить в то, что все неприятности уже позади, как вдруг, как и предсказывал Дэйв, его обуяла знакомая жажда, такая же сильная, как в первые недели воздержания. У него дрожали руки и пекло в горле. Он чувствовал, что тело вот-вот начнет отплясывать танец Святого Витта, словно собираясь выпрыгнуть из кожи.

Колин посмотрел на старинный шкафчик вишневого дерева, в котором дед хранил небольшой запас ликера для случайного гостя. Колин не знал, сколько там осталось и осталось ли что-нибудь вообще, — ему не было нужды проверять. Зачем лишний раз искушать судьбу? Ему хватило рандеву с зеленым змием. Но сейчас он поймал себя на мысли, а лежит ли еще ключ от шкафчика там, где раньше.

Он зажмурился, лихорадочно выискивая повод не пойти и не открыть шкафчик. Это сведет на нет все восемь месяцев воздержания, отбросит его в самое начало пути. Как только он ступит на эту дорогу, новая жизнь, за которую он так усиленно борется, пойдет насмарку. Он подведет людей, которые от него зависят, таких как Эллис и Джереми, и своими руками уничтожит доброжелательность, с которой к нему отнеслись жители острова.

Колину казалось, что он уже целую вечность сидит вот так, зажмурившись и сжав руки в кулаки. На лбу выступил пот, его знобило. Перед глазами стояла Надин — ее ангельское лицо с бесовской улыбкой, лукаво поблескивающие глаза и призывный, манящий взгляд. Такой он видел ее в последний раз. Он старался сохранить это видение как можно дольше, а когда оно исчезло, с огромной неохотой снова открыл глаза.

С глубоким вздохом облегчения — а может, и сожаления — он поднялся с дивана и направился к шкафчику.