Июль, 1943

В войне наступило некое затишье, но все разгорелось снова, когда в мае — на той же неделе, что и решающая битва при Мидуэе, — японцы заняли Алеуты, острова неподалеку от Аляски, захватив контроль над двумя островами. Для жителей Грэйс Айленд такое развитие событий придвинуло войну еще ближе к дому — теперь она была практически у них во дворе! — и сподвигло на новые подвиги. Цены на акции достигли рекордной высоты, так же как и выработка металла, бумаги и резины. Отряды местной обороны удвоили усилия, и бункеры, отрытые на Пиджен Пойнт, теперь охранялись особенно тщательно: там круглосуточно дежурили двое караульных, наблюдая за любыми подозрительными действиями. Это привело к нескольким неприятным происшествиям, поскольку нервы у всех были на пределе. Например, рыболовный траулер Эрни Сайкса в густом тумане был ошибочно принят за немецкую подлодку. Бедняга Эрни уже испугался за свою жизнь, когда туман немного рассеялся и он обнаружил, что находится в окружении катеров береговой охраны.

Однако угроза оказалась непродолжительной. В течение нескольких недель американские войска вернули контроль над Алеутами. В то же время гораздо менее масштабная драма разыгралась на Грэйс Айленде. Один из десятков необитаемых маленьких атолловых островков, окружавших Грэйс Айленд со всех сторон, — клочок камня и сосны — вдруг на время оказался в центре всеобщего внимания, когда Коммерческая палата получила одобрение на свою петицию, поданную губернатору штата Вашингтон, переименовать островок в связи с его неудачным прежним названием — Японский остров. Разгорелись жаркие дебаты, как назвать остров, и только летом того года решение было наконец принято. Остров назвали островом Виктории — в честь всех мужчин и женщин острова Грейз, преданно служивших родине.

Одним из немногих, кто не пошел на официальную церемонию переименования, проходившую в порту, на которой держали речь мэр и директор порта, был Уильям МакГинти. Прошло несколько недель с тех пор, как его жена увезла ребенка в Нью-Йорк якобы навестить родителей, и ему уже надоели постоянные расспросы, когда же они вернутся. Он устал давать объяснения, которые потом, когда правда откроется всем, покажутся еще более жалкими, чем они были сейчас. Уже не было никаких сомнений в том, как этим все закончится. В нескольких коротких телефонных разговорах Марта ясно дала понять, что примирение невозможно и что Уильям не сможет уговорить ее вернуться.

Он бы смирился с этим, если бы не Дэнни. Уильяму нестерпима была мысль о том, что он так далеко от сына. Именно по этой причине он предлагал Марте посмотреть на вещи здраво и приехать назад: он предложил оставить ей дом и отдавать значительную часть доходов. Но она отказалась это даже обсуждать. Они с Дэнни на неопределенный срок останутся у ее родителей. И еще Марта добавила, что если он захочет что-то ей сообщить, то ему придется сделать это через ее адвоката.

Единственным, что не давало Уильяму впасть в отчаяние, была мысль о том, что, когда все утрясется, он сможет жениться на Элеанор. До тех пор они договорились не видеться. И дело было не только в его приближающемся разводе. Остров полнился слухами об исчезновении Лоуэлла Уайта. Некоторые говорили, что он упал за борт и утонул, хотя это было маловероятно, учитывая то, что его лодку нашли пришвартованной у берега. Вторая версия, от людей осведомленных, гласила, что Лоуэлл, известный бабник, убежал с любовницей. Это показалось всем еще более похожим на правду, когда «Сиэтл Таймс» опубликовала новость, что тридцатилетняя женщина из Порт-Таунсенд исчезла без вести. Статью сопровождала фотография симпатичной блондинки.

Он знал, что со временем слухи утихнут и сменятся новыми, когда всем станет известно о его отношениях с Элеанор. Его, естественно, будут описывать как невежественного развратника, а ее — как веселую вдову. Им нельзя спешить, чтобы не разжигать это пламя (он не очень-то беспокоился о собственной репутации, но нужно было подумать и о детях). Но и это когда-нибудь пройдет. На что потребуется гораздо больше времени, так это на восприятие их детьми перемен в жизни. Он не тешил себя надеждой, что Люси тут же бросится ему в объятия, особенно принимая во внимание то, насколько она была привязана к Джо. О Дэнни и Элеанор говорить не приходилось. Но он верил, что в конце концов их с Элеанор любовь возьмет верх. А до тех пор нужно просто набраться терпения.

Но это было не так-то просто — он скучал по ней намного сильнее, чем предполагал. И у него даже фотографии ее не было, чтобы можно было как-то скрасить часы ожидания. Он уже несколько недель не брал в руки кисть. Словно Марта, разрушив вещь, которая была ему так дорога, лишила его творческих порывов. Все, что у него осталось, — это Лэрд, хотя Марта наверняка и его отберет, если только у ее матери не окажется аллергии на собачью шерсть. Уильям и не думал, что Лэрд может стать для него настолько большим утешением. Он словно понимал, какие муки испытывает Уильям, и редко оставлял его одного. Каждый вечер он клал голову хозяину на ноги, сворачивался калачиком, выгнув черно-белую спину, и засыпал.

Однажды ему неожиданно позвонила Элеанор и сказала, что им необходимо встретиться. Они уже несколько недель не виделись, и ее голос подействовал на него словно тоник, впрыснув в вены невероятное количество адреналина и освобождая разум от опутавшей его паутины. Он тут же поехал бы к ней, если бы она не настояла, что приедет сама.

Уильям, окрыленный скорой встречей, вырывал в саду сорняки, о которых не вспоминал последние несколько недель, когда Элеанор появилась на стареньком пикапе «форд», принадлежавшем когда-то Джо. Из-за кустов мальвы он наблюдал, как она вышла из машины. На ней было желтое в клеточку платье, выцветшее от множества стирок. Ее волосы были небрежно заколоты на макушке, и редкие завитки отражали солнечные лучики, игравшие у нее на шее и щеках. Она была прекрасна, как всегда, но тени под глазами выдавали, что эти несколько недель не прошли для нее бесследно. И частично это было из-за Лоуэлла. А еще он подозревал, что она винила себя из-за Марты.

— Элеанор! — позвал он.

Она вздрогнула. Взгляд ее заметался по сторонам, прежде чем она наконец-то его увидела. Уильям поднялся с колен и стряхнул грязь со штанов цвета хаки, в душе ругая себя за то, что не переоделся во что-то более приличное, — он был настолько рад ее приезду, что даже не подумал об этом.

Он поспешил ей навстречу.

— Я не шпионил за тобой, — с улыбкой сказал он, заметив неодобрение в ее глазах. — Просто наслаждался тем, что ты идешь по моей дорожке. Ты смотришься здесь как дома.

Он хотел ее обнять, но что-то в ее взгляде не позволило это сделать.

— А ты выглядишь похудевшим… — Пальцы Элеанор пробежали по его руке. Ее прикосновение было таким легким, что он едва ощутил его под плотным рукавом рубашки. — Как тебе здесь? Наверное, очень одиноко?

Она улыбалась, но выглядела чем-то взволнованной. Глубоко внутри он ощутил легкую искорку беспокойства. Могли ли ее чувства к нему измениться? Он тут же отмел эту мысль, сказав себе, что это всего-навсего работа его воспаленного воображения.

— Бывает иногда, — признался он, — но я не один. — Он обернулся и посмотрел на Лэрда, который, положив голову на лапы, по привычке устроился подремать в пятне солнечного света на крыльце и полуприкрыв глаза следил за передвижениями Уильяма. — Ты правильно сделала, когда выбрала его для Дэнни. И откуда ты знала, что в итоге он станет моим псом?

Она посмотрела на Лэрда, уперев руки в бока и слегка склонив голову.

— Я здесь ни при чем. Он сам выбирал, не я. — Лэрд поднял голову, словно понял, что речь идет о нем. — Некоторые собаки такие. Они преданы одному человеку, и это на всю жизнь.

Их взгляды встретились, и Уильям понял, что она говорит не только о собаках. Он почувствовал облегчение. Так она сообщала, что любит его, что ничего не изменилось.

— Пойдем в дом? — спросил он.

— Может, посидим на крыльце? Здесь так хорошо.

Она села на один из стареньких табуретов, а Уильям пошел в дом, чтобы принести что-нибудь попить. Когда он вернулся, она сидела, закрыв глаза и откинув голову назад, подставляя лицо солнечному свету. Летом дожди, моросившие почти круглый год, уступали место ясному небу и сухой, солнечной погоде. Сегодняшний день не был исключением. Небо над вершинами сосен, росших вдоль горного кряжа, было темно-голубого цвета, а в бухте неподалеку купались лучики солнца. Она открыла глаза и смущенно посмотрела на Уильяма, словно ее поймали на чем-то, что она не должна была делать.

— Надеюсь, не слишком сладкий для тебя, — сказал он, вручая ей стакан лимонада и усаживаясь в кресло напротив. — Сам сделал. Я не знаю, сколько ты любишь сахара.

Она сделала глоток и сказала:

— Отлично. Как раз такой, как я люблю.

Так вежливо. Словно они никогда и не занимались любовью. Словно человек, которого он убил ради нее, не был похоронен на холме за ее домом.

— Как дела у Люси? — Он поддержал ее игру, словно все так и было, словно они были старыми друзьями, встретившимися впервые за долгое время.

— Растет не по дням, а по часам.

— А Йоши?

— Трудолюбивый как обычно. Я и представить не могу, что буду делать без него, когда война закончится. — Она повернулась к Уильяму. На ее лице было выражение вежливой заинтересованности, которое никоим образом не скрывало беспокойство, которое он заметил раньше. — А ты? Должно быть, скучаешь по семье?

— Я скучаю по Дэнни, — сказал он, во избежание каких-либо неясностей в вопросе о его привязанностях.

Она сделала еще глоток лимонада.

— Как он все это воспринимает?

— Когда мы говорим по телефону, сложно что-то понять. Но ему наверняка нелегко. А Марта ничем ему не помогает.

— Она обижена. Ей хочется тебя наказать. Когда она придет в себя… — Элеанор умолкла при виде недоуменного лица Уильяма.

«К чему она клонит?» — подумал он, начиная паниковать. Неужели она хочет, чтобы он помирился с женой? Единственная причина, по которой она могла этого хотеть, — это если ее чувства к нему изменились. Внезапно он испугался того, о чем она приехала ему сказать.

Телеграмма в кармане Элеанор была словно раскаленный уголь, жегший ее сквозь ткань платья. Телеграмма пришла позавчера, и с тех пор Элеанор места себе не находила. Она ходила туда-сюда по дому, не в состоянии усидеть на месте больше пары минут. Она то была безмерно счастлива, то вдруг становилась невероятно несчастной.

Не успевала картина ее будущего проясниться, как затуманивалась вновь, и она снова начинала протаптывать дорожки по ковру. И только сегодня утром, после очередной бессонной ночи, Элеанор приняла решение. И именно поэтому она была здесь. Чтобы сказать об этом Уильяму.

Он ей в этом нисколько не помогал. Твердым голосом он сказал:

— Между мной и Мартой все кончено.

Он посмотрел на нее поверх маленького столика между ними, на котором нетронутым стоял его стакан с лимонадом. Он казался озадаченным и более чем взволнованным, гадая, что же привело к столь разительной перемене в ее чувствах.

Элеанор вздохнула. Она боялась этого.

— Ты не можешь знать этого наверняка.

В его голубых глазах появилось понимание.

— Это из-за Марты, да?

Она опустила глаза и ответила:

— Нет. — Сейчас, когда его глаза словно сверлили ее насквозь, она полностью потеряла решимость. Но она знала, что другого пути нет. — Это пришло позавчера. — Глубоко вздохнув, она достала из кармана телеграмму на желтом клочке бумаги, которую сворачивали и разворачивали столько раз, что она уже протерлась на сгибах. — Они нашли Джо. Он жив.

Уильям, потрясенный, смотрел на нее.

— Но как?..

— Он был в госпитале все это время, но его не сразу смогли опознать, — объяснила она. — Судя по всему, он потерял свои бирки и утратил память. Доктор, с которым я говорила, надеется, что память вернется, но не может ничего гарантировать. По крайней мере, Джо уже лучше и его могут доставить домой. Они везут его в морской госпиталь в Сан-Диего. Завтра рано утром мы с Люси отправляемся туда на поезде.

— Так вот оно что… — Он говорил странно ровным голосом.

Она кивнула, сглатывая комок в горле.

По лицу Уильяма она видела, какая битва разгорелась в его сердце между тем, что он считал правильным поступком, и тем, чего эгоистично желал. Наконец его рот искривился в некоем подобии улыбки.

— Думаю, нужно поздравить тебя, но мне это сделать непросто.

Глаза Элеанор наполнились слезами.

— Это не из-за… Уильям, ты должен это знать. Я благодарю Господа за то, что Джо жив… И я бы все отдала… Если бы только это не означало… — Она остановилась, ей было очень тяжело говорить.

Он вскочил со стула и принялся ходить туда-сюда. Лэрд поднял голову и навострил уши. Элеанор тоже никогда не видела Уильяма таким, даже в ту ночь, когда они хоронили Лоуэлла. Она смотрела, как он ерошит руками волосы, которые за время, что они не виделись, стали довольно длинными. Казалось, его глаза горят, как языки пламени. Наконец-то он резко обернулся и посмотрел ей в лицо:

— Не делай этого. Не оставайся с человеком только потому, что тебе его жалко. Судя по тому, что ты рассказывала о Джо, он тоже этого не хотел бы.

Она покачала головой:

— Я не могу с ним так поступить. Только не после того, через что он прошел.

Но Уильям был слишком взвинчен, чтобы прислушиваться к голосу разума.

— Разве ты недостаточно жертвовала? Господи, Элеанор, ты ведь даже не любишь этого человека!

— Ты не прав. Я люблю его! — Она говорила очень тихо, но твердо. — Возможно, я люблю Джо не так, как тебя, но люблю достаточно, чтобы знать, что никогда не обижу его. Каждый раз, когда я думаю, как буду жить без тебя, я задаю себе вопрос: а как я буду жить с самой собой, если оставлю Джо, особенно сейчас, когда так нужна ему? — Она схватила Уильяма за руки, слезы текли по ее щекам. Она даже не потрудилась их вытереть. — Разве мы мало бед натворили? Посмотри на себя и Марту. А как насчет семьи Лоуэлла? Как мы можем разрушить еще одну жизнь? А моя маленькая девочка? Люси никогда мне этого не простит.

Этим утром Люси сказала нечто такое, что укрепило ее в решении: «Когда папа вернется домой, я хочу спать в вашей комнате, чтобы всегда знать, где он».

Но Уильям только качал головой. Он не мог или не хотел принимать то, о чем она говорила.

— Нет. Я не могу тебя потерять. Я не потеряю тебя! — Он говорил сквозь зубы, а глаза его наполнились слезами, которым он не давал пролиться. — Думаешь, такое еще когда-нибудь повторится? Да это случается раз в жизни! Мне понадобилось почти сорок лет, чтобы найти тебя, и если я еще сорок лет проживу без тебя, то умру одиноким стариком. А ты, Элеанор… Каждую ночь ты будешь лежать рядом с Джо и думать обо мне. Ты на самом деле этого хочешь? Так, по-твоему, должно все закончиться?

Она вскочила на ноги и обняла Уильяма, ощущая тепло его кожи и напряженное тело.

— Вот поэтому мне так тяжело. Не люби я тебя так сильно, было бы намного легче.

Он весь словно обмяк — плечи опали в знак поражения, вся его высокая, худощавая фигура раскачивалась, как дерево на ветру. Элеанор и сама чувствовала, как земля уходит из-под ног, и понимала, что если сейчас же не уйдет, то позже у нее просто не хватит на это сил.

Уильям встретился с ней взглядом. В нем не было надежды, зато читалось понимание. Он прижал ее к себе, и она почувствовала слабое биение его сердца через мягкую ткань рубашки. Сердца, которое будет упорно биться и дальше, после того как все закончится. Жизнь тоже будет продолжаться. Возможно, не так, как им хотелось бы. Но так ли иначе, они все равно будут существовать.

— Прощай, Уильям. — Она припала к нему губами в самом нежном поцелуе.

Спустя несколько секунд она уже бежала по дорожке прочь от дома. Кусты жимолости, растущие вдоль ограды, опьяняли ее медовым запахом, когда она пробегала мимо. Слезы застилали ей глаза. Она так и не обернулась.