Мишутка и Тяпа сидели на каком-то перроне, а вокруг рвались авиабомбы.

— Ну что ты сидишь, философ хренов?! — истерично возмущалась Тяпа, — Вокруг же бомбы рвутся! Взрыв — это тебе не листок бумаги порвать!

— Это как сказать… — медленно процедил медвежонок, даже не повернувшись в её сторону.

— Ты меня прости, но я устала! — заявила обезьянка.

— От чего? — спросил Мишутка, но не с вызовом, как легко подумать, а спокойно.

— Я устала не понимать, ты медвежонок или осёл?

— Золотая середина… — улыбнулся он. Сразу после этого осколок свежеразорвавшейся бомбы вырвал из его правой лапки только что закуренную сигарету.

— Вот видишь! — с бессмысленным женским злорадством воскликнула Тяпа, — ещё бы немножко, и тебе могло бы оторвать голову!

— Могло бы и тебе… — так же спокойно возразил медвежонок.

— У тебя что, транс, милый? — с переигранной издёвкой выразившейся в неоправданно высокой интонационной амплитуде, осведомилась обезьянка.

«Хуянс» — подумал Мишутка и сказал:

— Малыш, не волнуйся! Поезд скоро приедет.

— И зачем я только с тобой связалась! — воздела руки к безразличным небесам Тяпа.

«Одиночество, — подумал медвежонок, — космическое одиночество…»

— И зачем эта война началась так не вовремя! — снова воскрикнула обезьянка, — Ведь не когда-нибудь, а именно тогда, когда Андрюшу сбагрили в лагерь! Ведь это тебе он мешал, каратаев злокачественный!

— Успокойся, пожалуйста! Своими воплями ты же всё равно ничего не изменишь!

— Конечно! Не ты же его рожал! Не ты же убегал с ним в животике из этой Центральной Африки!

«Охота пуще неволи» — подумал Мишутка и вслух согласился:

— Не я.

— Конечно, не ты. А я вот тебя спрошу, козла безразличного, почему, почему всё так?!

— Вероятно, Богу интересна именно такая коллизия.

— Богу интересна такая кол… — начала передразнивать медвежонка Тяпа, но окончание её реплики заглушил грохот совсем близкого, но всё ещё не смертельного взрыва.

На пятьсот тридцатой доле секунды после него Мишутка подумал «ой, неужели, она ранена!?»; на пятьсот тридцать первой — «слава яйцам! жива!», а на пятьсот тридцать четвёртой — «ну что с обезьяны возьмёшь? обезьяна — она и в Африке обезьяна!».

— Смотри, паровоз-то разбомблен… — изменившимся тоном пролепетала Тяпа.

«Эвакуация отменяется!» — послышалось из репродуктора ещё через две минуты.

Пришлось возвращаться домой.

Пройдёт ещё год и Генеральный Секретарь Понарошкии первоклассник Иван Лебедев напишет об этом трагическом дне стишок:

Утром сорок лет назад было очень тихо. Все тогда уж знали, что война пришла. А теперь нам хорошо: солнце в целом свете! И теперь никто не хочет, чтобы повторилась та война.

Тем временем военная машина ГДР остановилась на бензозаправке.