В компьютере неуютно, нелипко, немягко и нетепло. Сразу в него нельзя. Только настоящий Мересьев, самоуверенный и прямой, глубоко убеждённый в необходимости своего земного существования, может себе позволить сразу, без предвариловки и на «ура». В самый рай с первого раза. На санях с бубенцами на тройке и какую-нибудь священную деву там отодрать, что, в сущности, мне безразлично. Не надо думать, что я на чем-то съехал. У меня все в порядке. Короткая прическа и счастье в личной жизни беспредельно. Или, я бы даже сказал, беспрецедентно. И беспримерный подвиг совершен, и тру-ля-ля, и нет цветов прекрасней асфоделей, и нас спасет красота, покуда мы не боги (каждый со своей посудой), а совокупность особей, в просторечии — мирок.

Все мы как-то измазались, но горя все ещё мало. Что со мной, скажем, бы Боженьке сделать, чтоб я окончательно охуел?! СПИДом меня заразить, чтобы я хлебнул настоящего горя с точки зрения обыденных человеков? Зарезать в темноте какого-нибудь переулочка? На самолете разбить? Что?

У меня совсем нет друзей, только они об этом не знают. Им со мной весело. Надо мной всегда можно похихикать и сделать вид, что я дурачок, в то время как ой-ой как не хочется признаваться себе, что общение со мной почти всегда дает ощущение соприкосновения с чем-то неведомым. У меня нет друзей.

Когда-то они у меня были, но потом пришло ко мне Несчастье (которое с Вечной Любовью на одно лицо в моем случае), и к моему вящему удивлению внезапно оказалось, что у меня нет друзей. Впрочем, это их проблемы. Нити разорваны. А то, что мы до конца своих гребаных жизней будем теперь вместе винцо с водочкой кушать, так это надо же с кем-то делать. Не бухать же в одну харю! Видит Бог, я не хотел этого. Вы, друзья, сами виноваты, что вас у меня не стало или и не было никогда.

Когда мы лежали с Ленкой в нашей предсупружеской постели и я чистосердечно грузил святое это существо какой-то околоницшеанской хуйней, она говорила мне своим трогательным шепотом, что вот, мол, все это одному мне нужно, только я это все так остро чувствую, а все эти мои Сережи с Вовами, они немножко подрастут, заведут себе семьи, работы и будут себе обычными людьми и будут счастливы. Потом, спустя несколько месяцев, когда я возомнил себя вправе решать, какая женщина мне для жизни и для моего, блядь, высокого, блядь, предназначения, тьфу, блядь, подходит, а какая не очень, вследствие чего я, дескать, должен в себе найти какие-то там душевные силы, будь они прокляты, и вырвать ее из сердца, «неподходящую» в смысле, то Ленушка говорила, чтоб я не бросал ее, что у всех этих Сережей будет, а у меня не будет, потому что мне просто раньше и больше других дано, и я не понимаю просто, что я делаю. А может она и не говорила так. Может это мне сейчас так кажется. Я не помню. Вот какая штука.

Она меня была на пять лет старше, умнее, прозорливей и опытней. Права была во всём. Пусть она меня простит. Мы с ней и вправду невовремя встретились. Что уж теперь. Я дважды не вхожу в одну… гм… реку. Вот.