Стоит Смоленск-город на торговом пути "из варяг в греки" — в оба конца его не минуешь. От этой торговли город богатеет и ширится. Ещё бы немного — Новгороду Великому и самому престольному Киеву носы утрёт.

Ярмошка изумляется:

— Эх, такой-сякой город! Чего только на свете не бывает! Ивашка, гляди-ко!

Ивашке в городах ещё не случалось бывать. Он за Мудрилину рубаху крепко держится — боится потеряться. Он по сторонам глазеет, рот разинул — сейчас ворона залетит!

Ох и город! На высоком берегу Днепра, на Соборной горе, кремль-детинец — крепкие стены. А в детинце соборный храм — его ещё Владимир Мономах строил. Ещё когда Мудрила младенцем был.

Им на горе делать нечего, они туда и не пошли, издали полюбовались.

— Эх, такой-сякой город Смоленск, распрекрасный какой!

Под горой к реке спускаются Подолия, Пятницкий и Крылошевский концы и Петровское Сто. Здесь живут купцы и ремесленники, здесь большая торговая площадь.

Мудриле надо тётке Любаше городской гостипец купить — платок, или подвески с финифтью, или ещё что. Они и пошли на торговую площадь.

Товары здесь со всех концов земли — от варяг с полуночи, немцев с запада, арабов с востока и здешних мастеров разные изделия.

Мудрила ходит по рядам, выбирает, приценивается, а то просто остановится, заглядится, а цену не спрашивает. Знает — это ему не по карману, это не для ремесленных людей.

Ярмошка кричит:

— Ой, Ивашка, глянь на мечи! Такой меч — все головы с плеч. Гляди, гляди!

Ивашка на мечи не глядит, ему нравятся заморские ткани: уж так разузорены — и листья, и завитки, и птицы на них, и звери. Вот бы Аннушке к празднику обнова! Он говорит:

— Посмотри, Ярмошка, красиво как!

— Нет, — говорит Ярмошка. — На кой они? Из них портянки нарвать, — пожалуй, ногу сотрёшь, жёстко будет.

Мудрила купил жене платок, мальчишкам по коняшке — по прянику. Ивашка спрашивает:

— Дяденька Мудрила, когда начнём Аннушку искать?

Мудрила отвечает:

— Надо на Смядынь идти.

На Смядыни — княжеский двор. Хоромы двухъярусные, башни и переходы — всё каменное, каменным кружевом оторочено, и какой мастер-камнерезец его из цельного камня высек. Великая церковь Бориса и Глеба, с трёх сторон окружённая галереей.

— Эх, — говорит Ярмошка, — все паши Лодейницы бы здесь уместились, вечерком выходили бы люди в галерею посидеть, посудачить.

Ивашка думает:

"Ой, в каком богатстве Аннушка живёт! Она на нас, может, и смотреть не захочет… Да нет, обрадуется".

Однако ж Мудрила в княжьи хоромы не идёт. Он присел на камушек против княжьих ворот, Ивашке с Ярмошкой велел рядом примоститься. Сидят-ждут. А чего ждать-то? Пойти бы туда поскорей!

А Мудрила сидит, и им сидеть приходится.

Вот выходит из ворот какой-то человек. Пожилой человек, одет просто: должно быть, из слуг кто-нибудь. Он прислонился к столбу, стоит, соломинку жуёт, о чём-то о своём думает.

Мудрила снимает шапку, подходит к нему, низко кланяется, говорит:

— Мы девушку ищем. Ваши дружинники её украли.

Этот человек жуёт соломинку, конец выплюнул и не смотрит на них оловянными своими глазами, говорит:

— Ничего не знаю.

Мудрила ещё ниже кланяется, просит:

— Будь добрый, скажи. Я тебя отблагодарю, за мной не пропадёт. Недели две тому назад, в селе Малом, девушка по пятнадцатому году, косы длинные.

Этот человек соломинку вынул изо рта, посмотрел на неё, понюхал, опять сунул в рот, говорит:

— Опоздали.

— Чего так?

— Были у нас девушки из этого села, да третьего дня наши молодцы их варяжскому купцу выменяли.

— Может, одна осталась? — спрашивает Ивашка.

— Тьфу! Сказано — всех променяли. Их варяг в Киев увёз. Больше я ничего не знаю. — И протягивает Мудриле руку ладонью кверху.

Мудрила порылся в кошеле, достал денежку помельче, сунул ему и прочь пошёл. Ивашка с Ярмошкой следом бредут.

— Больше искать негде, — говорит Мудрила. "В Киев увезли, — думает Ивашка. — Далеко до Киева. Не добраться туда".

Вот они идут по улице — Мудрила-то впереди, Ивашка с Ярмошкой позади. И Ярмошка то и дело через плечо оглядывается.

Ивашка спрашивает:

— Чего там?

Ярмошка в ответ шёпотом пищит:

— Какой-то дядька от самых от ворот идёт за нами следом, не отстаёт. Ты глянь потихоньку.

Ивашка оглянулся. В самом деле идёт человек. Не старый и не молодой, щёки румяные, борода завитая и одежда хоть тёмная, да, видать, дорогая. На поясе у него меч и малые весы.

Он заметил, что Ивашка на него смотрит, улыбнулся, палец крючком согнул, поманил его.

Ярмошка как закричит:

— Дяденька Мудрила! Дяденька Мудрила!

Мудрила уж было за угол повернул, а тут остановился, обернулся, смотрит на этого человека. А тот улыбается, подходит и говорит:

— Я слышал, будто вы девушку ищете, а её в Киев увезли. И я тоже завтра утром в Киев отплываю. Не по пути ли нам?

Мудрила, он зря слов не теряет, он молчит, ждёт, что дальше будет.

Этот человек улыбается, говорит:

— Я купец и в Киев тороплюсь с товаром. Мне здесь задерживаться никак нельзя. Мудриле надоело. Он бурчит:

— Мне-то что?

— Скатертью дорога, — пищит Ярмошка. А тот улыбается, говорит:

— У меня слуга заболел, приходится его здесь оставить. А я без слуги непривычный. Мне нового слугу незнакомого нанимать не приходится — я везу дорогой товар, как бы меня не зарезали, не ограбили. Мне бы нужен подросточек, чтобы был тихий и послушный, и д олго такого искать нет у меня времени.

Мудрила повернулся, хочет прочь идти, а тот не отстаёт, идёт следом, говорит:

— Может быть, тебе деньги нужны, я бы тебе взаймы дал. А твой бы парнишка за долг отработал. Мне бы только до Киева доехать, а там он мне не нужен будет. Я его в Киеве отпущу, и мы с тобой в расчёте.

Мудрила говорит:

— Не надо мне твоих денег. Пошёл прочь. А Ивашка дёргает его за рукав, шепчет:

— Дяденька Мудрила, отпусти меня в Киев, Аннушку искать.

Купец ещё шире улыбается, подступает ближе, говорит:

— Вот и парнишке желательно в Киев ехать. Отпусти его. — А сам достаёт из кошеля монету, вертит её, она блестит.

Мудрила упёрся ему пятернёй в грудь, отодвинул его, говорит:

— Надо обдумать.

Он стоит, думает. А они стоят кругом, ждут, как он надумает.

Вот Мудрила подумал и говорит:

— Я денег у тебя не беру. Спрячь монету-то, не лукавь. Кабы взял я у тебя в долг, а отдать мне будет нечем, станет парнишка закабалённый, закуп, вроде бы раб. Закупа и бить можно не про дело, а жаловаться ему нельзя. И никуда от тебя уйти он не имеет пра ва, а этому парнишке, как в Киев прибудет, обязательно надо уйти. Так ты помни, я денег не брал. Он свободный человек, не купленный; как приедете в Киев, ты его отпустишь и устроишь, чтобы ему в Смоленск обратно вернуться. Поклянись, что по-честному всё выполнишь.

Купец поднял меч — рукоятка у меча крестовидная. Купец целует крест, клянётся, руку за Ивашкой протягивает.

Тут Ярмошка взмолился:

— И меня возьми! Мы с ним неразлучные. Я тебе хорошо буду служить. Станет у тебя не один слуга, а двое. Чего лучше?

А купец уже не улыбается. Зубы ощерил, сквозь зубы говорит:

— Мне тебя даром не надобно.

Ивашка прощается с Ярмошкой, у того слезы на глазах. С Мудрилой прощается, обещает скоро вернуться. Тут купец взял его за руку, уводит прочь.

Ярмошка бежит следом, кричит:

— Такой-сякой!

Купец обернулся, грозится:

— Ты ещё и ругаться! — поднял с земли камень, швырнул в Ярмошку.

Тот увернулся, ещё пуще бранится. Да словами делу не поможешь. Увели Ивашку.