Было утро, и в дверь позвонили. Элеонора что-то пробормотала и накрыла голову подушкой. Зевая и с трудом соображая, я поплелся открывать. Глянул в глазок, сопя.

На лестничной площадке стоял подтянутый милиционер и вертел головой по сторонам.

Я не успел удивиться, как вдруг меня прострелила догадка. События вчерашнего вечера казались нереальными, но… Лопатина заявила на меня. Она преподнесла это как насилие! Прожженная аферистка!.. Меня сейчас арестуют! Кинут на нары. Будут судить. Неужели я…

Милиционер почесал нос и позвонил еще раз.

Я отпрянул от двери, мне показалось, что даже температура тела поднялась. Бросился в спальню и разбудил Элеонору.

— Скажи, что я ушел на пробежку, а потом… уеду на дачу. Прямо со стадиона уеду, поняла?!

— С ума сошел? — с грустью посмотрела она на меня, и ее веки смежились. Но канарейка — наш звонок — опять закричала, и Элеонора, внезапно начав ругаться, резко поднялась.

Когда раздался голос милиционера, мне стало нехорошо. Я залез в шкаф. Выступил холодный пот. Рукав песцового полушубка лип к моему лбу.

Дверь хлопнула, голоса смолкли.

— Эд! — позвала Элеонора, вернувшись в спальню. Хмыкнула, постояла немного, вышла. — Эд! — Ей нравилось кликать меня на западный манер. А мне нравилось слышать, хотя иногда чувствовал себя домашним животным.

Я пошел к ней.

Она была в гостиной.

— Что происходит? — посмотрела на меня с любопытством и настороженностью.

— Он ушел? Зачем приходил?

— «Волшебницу» ограбили. Спрашивал, вдруг мы слышали ночью шум. А ты чего ждал?

Я тихо, прерывисто выпустил воздух из легких, пошел на кухню попить. Оказывается, мучила жажда.

Вспомнил, что ночью полз по коридору. Как уходили гости — не видел. А когда ушел Вадим?..

На кухню вошла Элеонора. Остановилась, пристально глядя мне в глаза. Я вылил недопитую воду в раковину, косо поглядывая на нее.

«Ты с ним трахалась?» — хотел спросить, но не решился.

Все воскресенье мы провалялись в разных комнатах. Элеонора обиделась, и у нее началась «стадия». Она не любила о чем-то допытываться и, когда ей не объясняли непонятное, воспринимала это как личное оскорбление.

Я включил телевизор, но не смотрел его. Анализировал вчерашнее, всю свою жизнь и плакал.