«Московское время — восемь часов…»

Слава Богу, успеваю!

«…десять минут»

Что?! Уже десять минут?! Эта дикторша, наверно, специально делает такие большие паузы между объявлением часов и минут. Стерва, играет на нервах опаздывающих людей! От раздражения я даже выключила радио, чтобы не слышать ее голоса и, оставив чашку чая недопитой, поспешила из кухни в комнату одеваться на работу.

Праздники уже прошли, и наступил первый рабочий день в новом году.

Праздники… Дни, проведенные в одиночестве, с включенным телевизором, с мыслями о Наиле… Вовсе нет, я совсем не изменила свое мнение о нем, ведь между нами действительно все кончено, но просто невозможно сразу выкинуть из головы человека, который так долго занимал твои мысли…

Я решила, что не появлюсь на работе сломленная, грустная, неопрятная от наступившей апатии. Наоборот, я приду во всеоружии — шикарно одетая, веселая, довольная жизнью, чтобы Наиль понял, кого он потерял, выбрав Ульяну, чтобы видел, как я вполне счастлива и без него.

Моя соседка сверху, Люда, работает в универмаге. Она однажды затопила меня, на почве этого мы с ней познакомились и потом даже подружились. Люда иногда подбрасывает мне дефицитные тряпки, но, к сожалению, у меня не всегда есть деньги, чтобы купить их. Тогда Люда разрешает мне сходить на работу в чем-нибудь из ее гардероба. Вчера вечером я прибежала к ней со словами: «У тебя есть что-нибудь… революционное?!» Откусывая яблоко, Люда достала из шифоньера джинсы: «Последний писк!»

Сейчас я надевала эти джинсы, и у меня поднималось настроение при виде отражения в зеркале. Я небольшого роста и джинсы, сидевшие на мне как влитые, подчеркивали скрытые достоинства фигуры. Затем я надела узкий светло-бирюзового цвета свитер с высоким горлышком, еще раз прошлась расческой по своей пышной прическе, которая стала таковой после вчерашней химической завивки. Боевой дух мне задавала песня Пугачевой «Фотограф», которую я, несмотря на то что опаздывала, не поленилась и включила на проигрывателе — если брать реванш, то делать это нужно с шиком!

По улице я шла с гордо поднятой головой, такая же ехала в троллейбусе, а в ушах все слышала пение Пугачевой:

В Институт я забежала, процокав по огромной широкой лестнице парадного подъезда, надела счастливую улыбку, которой одаривала всех, начиная с вахтерши, затем гардеробщицы и продолжая сотрудниками, встречающимися в коридорах или лифте. Это были малознакомые люди, и мы только кивали головами при встрече, но я с удовольствием замечала их быстрый любопытный взгляд на меня. Я же шла, улыбалась, здоровалась как можно более непосредственно и свободно, словно говоря: «А, вы о моем новом облике? Господи, какие пустяки. Я уже и забыла об этом!»

— Здравствуйте, — специально негромко произнесла я, заходя в наш отдел, и тут же, как обычно, направилась на свое место.

Жизнь отдела на мгновение замерла: Ульяна и еще несколько женщин, собравшиеся в кучку и что-то обсуждавшие, замолчали, повернули головы в мою сторону, такая же реакция была у остальных, краем глаза я видела, как на меня неотрывно смотрит Наиль. Великолепно! Просто великолепно!

Я положила сумочку на свой стол, делано переводя дыхание от слегка поспешной ходьбы.

— Хорошо выглядите, — с ядом сказала мне одна из сотрудниц, тридцатипятилетняя высокомерная Алевтина. Ее снобизм вытекал из того, что, как говорили, она была родственницей нашей начальницы Веры Сергеевны, а кроме того, ее муж регулярно отправлялся в командировки за границу, привозил ей оттуда модные вещи, и на этом основании Алевтина решила, что она — Элизабет Тейлор, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Спасибо.

Обмен милыми улыбками и змеиным холодом.

Отдел зашевелился, придя в себя, но внимание всех до сих пор было направлено на меня, только теперь многие, взяв себя в руки, маскировали это.

Ко мне поспешила Тамара.

— Потрясно, потрясно! — как всегда заговорщическим полушепотом произнесла она с искренней радостью за меня.

— Продолжим смотреть спектакль, — еле слышно шепнула я, благодарно глянув на нее.

— Какие славненькие брючки! — ко мне подсела Ульяна со своими слащавыми интонациями и с фальшивой радостью. — Нель, за сколько взяла?

— О! это же новогодний подарок! — с легким и добродушным возмущением громко воскликнула я.

Ульяна сладенько засмеялась.

— Ах ты, негодница! — хихикая, начала она. — И блеск какой в глазах появился! Это кто ж тебе такие подарки делает?

— М-м… Секрет!

— А-ха-ха, ха-ха!

Тут, следуя примеру Ульяны, меня облепили все девчонки нашего отдела.

Наиль сидел за своим столом, перекладывая бумаги и демонстративно даже не поднимая на меня глаз.

— Свитер? Конечно, Индия!.. — я весело и раскованно отвечала на вопросы сотрудниц. — Да, праздники, прошли замечательно!.. Да ты что?.. Мы тоже ходили на елку… С кем, с кем — с друзьями! Ха-ха-ха!

Мое появление в джинсах в нашем суровом и «добропорядочном» Институте действительно обратило на себя внимание.

Вера Сергеевна отозвала меня в сторону и извиняющимся тоном пыталась уговорить меня «больше ТАК не делать». Причем, зная меня, она добавляла: «Вы же не Ульяна!»

Алевтина, которая никак не могла смириться с тем, что ее сегодня попрали с давно закрепившегося за ней места «королевы мод», тоже не выдержала и в обеденный перерыв этак прохладно-спокойно произнесла мне в лифте: «Нелли Ивановна, я, конечно же, ничего не имею против женщин в брюках, мне это даже очень нравится, но не думаете ли вы, что для работы это уже слишком?» «Нет, не думаю», — как можно более дружелюбно и легковесно ответила ей я и специально обогнала ее по пути в столовую, чтобы она посмотрела на предмет спора еще раз.

«Ты куда пропала-то? Говорят, разоделась тут!» — это было импульсивное приветствие Ларочки, разыскавшей меня, разговаривающую с женщинами в коридоре в конце обеденного перерыва.

«Вы посмотрите только на нее, а-ба! Ты за рубеж что ль собралась? — она тут же деловито завернула мне сзади свитер, чтобы посмотреть наклейку на джинсах. — „Рабако“! — с торжествующим видом воскликнула она, прочитав. — Грандиозно! Неля, это фирма! Где урвала? Познакомь!»

Решив, что на мне теперь можно нажиться, Ларочка перевела разговор на то, чем давно и подпольно занималась в Институте: «Нель, у меня есть кофта — последний крик моды! Отдам за двадцать!»

Что-о? кофта за двадцать?! Ну уж извините, вы меня принимаете за кого-то другого (это у меня в мыслях, а на лице все те же искусственные улыбочки).

«Пойдем, она у меня в отделе, примеришь! Пойдем!» — не унималась Ларочка. Я отлично знала, что не куплю эту кофточку, так как у меня осталось только двадцать три рубля до зарплаты, которая будет лишь через две недели, но я решила «держать марку» и пошла с безостановочно трещавшей Ларочкой. Я спиной почувствовала, как женщины, с которыми я стояла, теперь смотрели на меня с ненавистью, рожденной из чрева зависти.

Да, мне понравилось быть в центре внимания, строить из себя не ту, кем я являюсь, но я затеяла все это только ради Наиля, дабы показать ему, что он не властен надо мной. Но Наиль словно понимает скрытый мотив моих действий и потому старается по возможности и вовсе не обращать на меня внимания, будто говоря всем своим видом: «Играй, играй. Мне вся эта твоя мышиная возня глубоко безразлична». А раз так, то тогда повторяю тебе еще раз: ты мне безразличен тоже! Обеденный перерыв закончился, и все мы уже работали. Я посмотрела на Наиля, он что-то писал. Что я испытываю? Ничего. Аб-со-лют-но ничего! А что еще можно испытывать к совершенно чужому человеку, которого даже и не знаешь толком? Наконец-то все мои чувства перегорели. Бесплодная любовь зачахла и умерла. Я свободна! Свободна!

И я не обманываю себя, иначе откуда же эта легкость, будто я сбросила все оковы и откуда же это желание жить, будто передо мной открыты все пути!

Торжества мне еще добавляло и то, что, по моим наблюдениям, в отношениях Наиля и Ульяны, несмотря на новогоднюю вечеринку, не произошло никаких тенденций к сближению, они так же, как и раньше почти не общались друг с другом. Ха!

Остаток дня я проработала в прекрасном настроении, тем более, что сегодня рабочий день был сокращенный, так как администрация Института решила сделать всем работникам учреждения подарок — мы приглашались в актовый зал для просмотра любимого нами фильма Эльдара Рязанова «Служебный роман».

Тамара не пошла на фильм, так как у нее назначено свидание с ее возлюбленным, Геной. Я проводила Тамару до вестибюля, чтобы у нас была возможность поболтать без посторонних, а когда я вернулась, актовый зал уже был весь заполнен зрителями.

Мне удалось отыскать место — на одном из рядов оставались не заняты два кресла с краю. Я села на одно из них. Справа от меня сидела незнакомая мне женщина, явно из другого отдела, поэтому мне не с кем было пообщаться, и я просто осматривала заполненный разговаривающими сослуживцами зал.

Неожиданно в зал вошел Наиль и какой-то мужчина вместе с ним. Они стали искать свободные места, но нашли лишь одно, где-то в середине зала, и Наиль, кивнув знакомому головой на прощанье, стал осматривать зал дальше, пока не увидел пустое кресло рядом со мной.

Он сел рядом. Мы обменялись пустыми, ничего не значащими отрывистыми фразами. Не прошло и минуты, как свет в зале погас.

Ситуация мне показалась чертовски пикантной. Когда ты влюблена и проводишь месяцы в надежде хотя бы на малейшее сближение — ничего не происходит; когда же любовь уходит и тебе уже ничего не надо, то вот тебе, пожалуйста, и твой бывший любимый в сантиметре от тебя и даже темнота… Кстати, темнота что-то затянулась, на экране до сих пор не появилось не то что кадра, а даже луча света. Видимо. Произошла какая-то техническая поломка. Люди, оказавшиеся погруженными во мрак, стали свистеть, топать ногами и смеяться.

Мой локоть лежал на ручке кресла, но заняв лишь ее половину. Неожиданно я почувствовала, как на свободную половину подлокотника свою руку положил Наиль, видимо предполагая, что подлокотник пуст. Однако, почувствовав мою руку, он свою не убрал. Я тоже.

На экране появилось изображение, вызвав одобрительный гул публики, темнота в зале превратилась в полумрак.

Наши руки соприкасались предплечьями… Я почувствовала внутри себя истеричный смешок — поистине жизнь непредсказуема. Это же искушение! Да, мне специально послано искушение, чтобы проверить прочность моего решения о разрыве наших отношений с Наилем. И если я хочу доказать, что умею держать слово, то должна немедленно убрать руку с подлокотника. Но я не хочу убирать руку, мне приятно…

Что?! Приятно?! Боже, что со мной?!

Но мне действительно приятно, у меня тепло проходит по всему телу от прикосновения только к его руке… Так почему я должна убирать свою руку, лишать себя хотя бы этого маленького счастья?!

«Ты ведешь себя неприлично! — начала рубить словами Неля-Здравый Смысл. — Называется порядочная женщина — сидит чуть ли не вжавшись плечом в малознакомого мужчину!»

Кому какое дело? Кресла маленькие, тесно. Я просто немного забылась, потому что смотрю интересный фильм, и он не убирает руку, наверно, по тем же причинам.

«Совершенно точно! — подловила меня Неля-Здравый Смысл. — Он лишь увлечен фильмом, и ему нет никакого дела до того, к чему прикасается его рука».

Неожиданно Наиль убрал руку с подлокотника, но только для того, чтобы усесться поудобнее. Он положил локоть на спинку своего кресла, так, что его кисть висела на уровне моего плеча, даже дотрагиваясь до моего свитера. Я сидела неподвижно, лишьуставившись на экран, но в мыслях не представляя, что мне делать, как реагировать, я только впитывала и запоминала каждое его движение. Наиль снова закопошился, убрал свою руку со спинки кресла, при этом очень легко задел меня своей кистью по плечу, после чего снова положил руку на подлокотник, как и прежде соприкасаясь с моей рукой, которую я предусмотрительно не убрала.

«Ну сделай же что-нибудь! — закричала мне Неля-Любовь. — Он ждет от тебя ответной реакции!»

Какой? Что мне сделать? Я не знаю, не знаю!.. Мне тридцать лет и вам известно, что я совершенно неопытна, потому я не представляю, как должна сейчас вести себя! Сделай то, что тебе подсказывает сердце! Но мое сердце только бьется как ненормальное! Тогда вспомни, что делают в таких случаях в фильмах! Вы что, шутите? До каких фильмов мне сейчас дело?! Ну в таком случае ты холодная, фригидная льдина, поняла?! Дикая! Досиделась до тридцати лет, да ты… Не надо! Пожалуйста, не надо… Не надо… Дайте мне хотя бы посидеть, соприкасаясь с ним…

Фильм кончился. Зажгли свет. Все начали вставать, переговариваться, направляясь к выходу. Мы с Наилем тоже пошли к выходу — к одному, но разными путями. Волшебство, появившееся от наших соприкосновений в темноте исчезло, уничтоженное снова возникшей атмосферой чисто служебного общения. Однако, след от этого волшебства остался и очень сильный, я не могла смириться с тем, что после этих моментов в полумраке все будет так же, как раньше, что ничего не изменится, потому что мы снова превратились лишь в коллег. Но что мешает нам стать больше, чем коллегами? Наверно, действительно моя дикость. Дикость от неведения, одиночества, страха перед неизведанным… Но разве завоевание дикого создания не является самой дорогой победой в борьбе за любовь?

— Прокомпассируйте, пожалуйста, — я уже в троллейбусе, и стоявшая радом женщина протянула мне талон, потому что я ближе других к компостеру. Выполнив ее просьбу, я снова вернулась к своим размышлениям.

Судя по этим прикосновениям Наиль небезразличен ко мне. Неля-Здравый Смысл попыталась было сказать, что все эти прикосновения лишь случайность, но тут уже вмешалось мое сердце. Оно сказало твердо и безапелляционно: «Я ЧУВСТВУЮ», и я согласилась с ним. Неля-Здравый Смысл была повержена, я ликовала. Но как же это трудно, чувствовать взаимное влечение друг к другу и подавлять его, а все из-за какого-то необъяснимого психологического барьера.

Кто-то коснулся моего плеча.

— Привет! Куда едешь?

Я обернулась.

Наиль.

Я растерялась, он подошел ко мне ближе, держась за поручень наверху.

— Домой. Куда же еще. — Конечно же, мои ответы глупы и односложны.

Он улыбнулся.

— Ну у тебя же столько знакомых… Я подумал, может, к кому-нибудь из них, продолжать праздновать Новый год.

— Вообще-то Новый год я отмечала одна, сидя перед телевизором за журнальным столиком с едой.

Наиль посмотрел на меня удивленно и довольно. Я ответила ему быстрым нервным взглядом. У меня нет от него тайн.

— Но ты же говорила подругам…

— А! Камуфляж…

Он молчал, ожидая, что я продолжу, и я заговорила снова:

— Да мне никакая компания и не нужна была… Мне хотелось быть только с одним человеком… — Я сама испугалась своих слов.

Наиль тоже, как мне показалось, на какую-то долю секунды растерялся, а затем, после паузы, спросил как можно более непосредственно:

— Интересно, а я этого «некто» знаю?

— Да.

— Он работает в нашем Институте?

— Да.

— В нашем отделе?

— Да.

— Это Петр Петрович?

— Нет.

— Витя?

— Нет.

— Ну уж не Григорий Степанович?

— Нет, конечно!

— …Саша Нечаев?

— Нет.

Все остался сам Наиль. Теперь все стало понятно, но я ведь ему ничего и не говорила, лишь односложно отвечала на вопросы.

Все решать ему. Как он прореагирует, так и будет. Сведет все к шутке, замнет — значит, не хочет. И я тоже тогда не буду истерично и поспешно выкладывать все свои карты. А если поставит все на свои места, то лучше и не придумаешь.

Он стоял, молчал, не зная что говорить и куда посмотреть, а потом вдруг взял, схватил мою левую ладонь своей правой. Я почувствовала себя как скрипка в руках мастера — я умирала от желания, чтобы на мне заиграли.

Взгляд во взгляд.

Не украдкой.

Ладонь в ладони.

Возбуждение.

Ток.

— Я этого очень ждал, — вдруг тихо и, пытаясь не выдавать свое волнение, произносит он.

— А как этого ждала я! — во мне уже нет ни капли стеснительности. И все вдруг стало легко и гармонично! Так прекрасно!

Кто-то коснулся моего плеча.

— Привет! Куда едешь?

Я обернулась.

Кто это? Боже мой, это же Мишка, бывший сокурсник! Привет, как дела? Женат уже? Дочка? Сколько ей? Хорошенькая, наверно? А работаешь-то где? Слушай, а Рита Медведева тоже ведь там? Ну и как у нее, наладилось что ли все? Правда? Ой, Миш, моя остановка! Ну ладно, побежала! Хорошо, что встретились. Привет, кого увидишь!

Я вышла из троллейбуса. Перешла дорогу к дому. Тяжело. Тяжело, тяжело как! Ведь мог бы там в троллейбусе сзади меня стоять Наиль, а не Мишка! И у нас с Наилем мог бы получиться тот разговор! И вообще все бы тогда могло получиться! Только бы вырваться из этих служебных стен! Оказаться бы где-нибудь вместе! Вместе…

Перебарывать себя каждую минуту, каждую секунду, мне надоело, не могу больше! Сейчас открою банку сгущенки, которую мне по блату достала Люда, включу телевизор, приму ванну, буду читать какую-нибудь книгу, лягу в чистую постель, сделаю себе чай с лимоном, намажу лицо дорогим московским кремом, который хотела подарить одной приятельнице, но теперь подарю себе. Словом, буду услаждать свое тело до тех пор, пока оно не скажет: «Ну, в принципе-то я довольна».

Добиваться того, чтобы тело говорило эту фразу без «в принципе», я еще не научилась.