Эйдриан ударил ракеткой по мячу, посылая его через сетку. Отскочив от стенки, мяч упал далеко от противника – барона Северна.

– Очко и матч мои, барон, – объявил Эйдриан, удовлетворенно улыбаясь и с трудом переводя дыхание. Он ловко проскочил под сеткой, чтобы обменяться с противником традиционным рукопожатием.

– Виконт, я бы и не подумал, что вы это сделаете, – произнес барон, когда они уже уходили с корта. – До сих пор вы всегда проигрывали.

– Я не люблю проигрывать, – ответил Эйдриан, замечая своего секретаря, стоящего у дверей. – Учтиво посмотрев на барона Северна, Эйдриан сказал: – С вашего позволения я присоединюсь к вам позднее, на Уайте.

Барон кивнул и пошел в раздевалку клуба. Эйдриан остался с секретарем наедине.

– Да, мистер Баррет?

Чарлз вручил ему телеграмму.

– Для вас, милорд, из Сан-Франциско. Получили вчера ночью, а утром ее доставили.

Эйдриан взял телеграмму. Она была от Фостера. Просмотрев небольшой листок, Эйдриан в сердцах выругался.

– Лондон! Все-таки ему хватило наглости вернуться.

Смяв телеграмму в руке, Эйдриан решительно посмотрел на Чарлза.

– Баррет, я хочу, чтобы вы нашли моего брата, – распорядился виконт. – Нанимайте детективов, все расходы будут оплачены. Я хочу знать, где он живет, чем занимается – словом, все.

– Да, сэр, – учтиво кивнув, ответил Чарлз и скрылся.

А Эйдриан на несколько минут задержался у корта, размышляя, зачем Натаниэлю понадобилось возвращаться в Лондон. Прошло почти десять лет, как он, Эйдриан, избавился от своего надоедливого младшего братца. И вот он вернулся. Эйдриану эта новость не нравилась, очень не нравилась.

Оценивающе склонив голову, Мара смотрела, как рабочие устанавливают стол.

– Нет, – говорила она, – поверните еще.

Боггс с сыном подняли стол и развернули его от окна.

– Так намного лучше, – кивнула Мара. – Мистер Боггс, пожалуйста, повесьте полки здесь и чуть повыше.

Также она распорядилась поднять снизу и разместить на полках свои бухгалтерские книги.

– Сделаем, мэм, – в ответ кивнул Боггс и тут же вместе с сыном отправился выполнять распоряжения. А Мара поставила на стол коробку, подкатила стул и принялась выкладывать свои вещи, расставляя их в точности так, как они стояли час назад на другом столе, внизу.

Уже устроившись и начав работать, Мара периодически посматривала через плечо, проверяя, не исчезла ли дверь пожарного выхода.

«Глупо все это», – не раз говорила она себе. За это утро Мара уже два раза спускалась и поднималась по этой лестнице, чтобы убедиться, что та достаточно прочная. Да, лестница была сделана на совесть.

Вернувшись к столу, Мара взялась за пенал с карандашами и посмотрела на соседний стол, на Натаниэля.

Этим утром она еще не видела его и задавалась вопросом, что он делает в эту минуту. В ее сознании все еще звучали отголоски его заразительного смеха, и она жалела, что не могла разделить с ним его ликование. Маре хотелось, чтобы он сейчас поднялся по лестнице и начал, как обычно, говорить какую-нибудь ерунду, излучая при этом неземную уверенность в себе. И улыбка, главное, чтобы его неподражаемая улыбка говорила ей, что все будет хорошо.

– Миссис Эллиот? – окликнули ее с лестницы.

Мара подняла взгляд и увидела стоявшего в дверном проеме секретаря.

– Да, Перси. Что у вас?

– Меня послал за вами мистер Чейз. Они с Майклом ждут вас внизу.

– Зачем? – спросила Мара, вставая из-за стола и следуя за секретарем. – У нас проблемы?

– Не думаю, – ответил Перси, когда они уже спускались по лестнице. – Просто они обсуждают некоторую перепланировку цеха и хотят узнать ваше мнение.

Мара последовала за секретарем вниз, уступив дорогу Боггсу с сыном, которые несли ее книжный шкаф.

Привалившись на стол, пожалуй, единственный оставшийся предмет мебели, в старом кабинете Мары, стояли Майкл и Натаниэль. Остановившись в дверном проеме, не замеченная ими Мара стала свидетелем их разговора.

– Я не буду делать это, Майкл, – сказал Натаниэль. – Ты же знаешь, как я не люблю говорить речи.

– Но работникам надо рассказать, что мы затеваем.

– Согласен, – ответил Натаниэль, изучая лежавший на столе план. – Но ты начальник цеха. Ты и расскажи им.

Вздохнув, Майкл ответил:

– Лучше, если они узнают об этом от тебя.

– Я не буду этого делать, – повторил Натаниэль. Со своего места Мара видела его в профиль. От нее не укрылось, что он напряжен. На какое-то мгновение ей показалось, что на красивом лице Натаниэля появился намек на страх. Мара удивилась этому, поскольку ей казалось, что Натаниэль никогда ни о чем не волновался.

Но в этот момент Натаниэль увидел Мару. Он посмотрел на нее поверх очков, и призрак волнения на его лице столь же быстро исчез.

– Доброе утро, – поприветствовал он ее.

Да, это была знакомая ей улыбка. Только почему-то сейчас она не вселяла в нее уверенность, которую она так жаждала. Напротив, она рождала странное внутреннее напряжение, натягивая нервы до предела. Мара глубоко вздохнула и ответила:

– Доброе утро. Перси передал, что вы хотели видеть меня.

Чейз кивнул.

– Мы обсуждаем кое-какие идеи и хотим знать ваше мнение.

Мару не покидало чувство, что вопрос, который они хотели обсудить с ней, не имел ничего общего с предстоящей речью Натаниэля перед работниками фабрики.

– Мы с Майклом говорили о том, чтобы устроить здесь сборочный цех, – сказал Натаниэль. – Кабинеты Майкла и Перси мы можем разместить выше, на полуэтаже, а здесь будем собирать модели.

Мара посмотрела на нарисованную Натаниэлем схему первого этажа и невольно залюбовалась движением его рук. Какие же они красивые и сильные! Мара вспомнила эти руки у себя на талии, и лицо ее озарилось теплой улыбкой, а голова мечтательно склонилась набок.

Мара заставила себя сосредоточиться на словах Чейза, а когда он закончил свою мысль, уже сумела избавиться от очарования собственных неуместных фантазий.

– Мы выигрываем совсем немного, а сносить придется несколько стен, – сказала Мара, показывая стены на плане. Ее рука коснулась его руки, и сквозь перчатку она почувствовала теплоту его кожи. Мара отдернула руку.

– Это не проблема, – вмешался Майкл. – Несущими являются только две стены в этом коридоре. Частично мы можем их оставить.

– Если мы переместим работу по сборке поездов сюда, то конечный продукт будет получаться сразу на первом этаже, – добавил Натаниэль. – Нам достаточно будет пронести их в дверь в конце этого коридора, прямо на склад. Не нужно будет спускать коробки по лестнице.

Это действительно имело смысл, так что Мара кивнула, соглашаясь с ним, но ее мучил один вопрос:

– А как мы будем платить за перепланировку помещения?

Натаниэль встал и снял очки. Мара напряженно следила за ним, ожидая ответа. Вместо этого он положил очки на стол и произнес:

– Майкл, ты поговоришь с мистером Боггсом? Он сейчас на втором этаже устанавливает дверь на пожарную лестницу. – С этими словами Натаниэль свернул и передал Майклу схему: – Попроси его вначале составить смету предполагаемых работ.

Майкл взял схему и вышел. Мара, хоть и не смотрела на Натаниэля, почувствовала его пристальный взгляд. Она заставила себя поднять глаза и посмотреть на Чейза.

– Это будет очень дорогостоящая перепланировка, – сказала она.

– Мара, нам необходимо взять ссуду в банке.

Она вздохнула и отвернулась.

– Вы знаете мое мнение по поводу кредитов, – ответила она.

– Верно, есть и другие способы заработать капитал, – сказал Чейз, делая шаг к ней, – но сейчас наиболее целесообразно взять кредит.

Мара почувствовала, как в ней поднимается волна паники.

– Если поезда не будут продаваться, мы не сможем погасить ссуду и я потеряю все, что имею, – нервно сказала она.

Повисло долгое молчание. Мара опустила глаза. Она почувствовала, как Натаниэль положил ей руку на плечо и развернул, чтобы взглянуть в лицо.

– Вы же не изменили данному вами слову, когда мы заключали пари?

В его тоне прозвучали обвинительные нотки.

– Нет, мы заключили соглашение, и я буду верна своему слову, – сказала она. – Но… я боюсь, – неожиданно вырвалось у нее.

Рука Натаниэля на ее плече заметно отяжелела.

– Все будет в порядке, поезда будут раскупать.

– Почему вы в этом настолько уверены? – спросила Мара.

– Я все сделаю для того, чтобы это было так, – просто ответил Натаниэль.

Мара смотрела в его глаза. Она чувствовала, что может поверить ему.

Перед самым закрытием фабрики Мара решила еще немного поработать.

Она пошла к себе в кабинет, зажгла пару газовых рожков и заточила карандаш. Возможно, без ссуды в банке действительно не обойтись. Но надо, чтобы она была минимальна. Мара начала считать бюджет производства поезда. Ее сосредоточенную работу прервали громкие вопли и нетерпеливое царапанье в дверь. Мара посмотрела на дверь пожарного выхода – очевидно, Алджернон нагулялся и теперь хотел войти.

– Хорошо, хорошо, – проворчала Мара и отложила карандаш. Отодвинув стул, она пошла открывать котенку дверь. Он сидел на пожарной лестнице.

– Я не вижу, чтобы ты ловил мышей, как того хотел Натаниэль. Да и как это можно сделать, если ты целыми днями пропадаешь бог знает где, – проворчала она. Котенок прошел в комнату.

На ее критику Алджернон зевнул и начал блуждать по комнате. Мара закрыла дверь и пошла к столу. Котенок устроился под столом. Уже когда садилась, Мара почувствовала у своих ног что-то теплое.

«Какой сообразительный кот, – подумала она. – Не прошло и суток, как разведал пожарную лестницу».

Мара вернулась к работе.

– Эй, вы здесь? – окликнул ее Натаниэль откуда-то сверху. Она встала и тут же через стекло в верхней части двери увидела, как он спускается на площадку.

– Привет, – неожиданно для себя поприветствовала она его, когда он вошел в кабинет. – Я не знала, что вы вернетесь. Как прошла встреча?

– «Уайтли» к Рождеству покупает у нас три сотни.

– Три? – Мара что-то прикинула. – А «Хэрродс» заказал пятьсот. Итого восемьсот.

– Нет, тысяча двести. Я получил заказы и от магазинов поменьше.

Мара начала было расспрашивать, но Натаниэль нетерпеливо кивнул и жестом предложил ей подойти.

– Давайте поговорим об этом позже. А сейчас пойдемте на крышу. Вы должны это видеть.

Мара не тронулась с места и лишь спросила:

– Видеть… что?

Натаниэль улыбнулся.

– Ну почему вы всегда и во всем сомневаетесь? Просто доверьтесь мне. Это изумительно.

Подвинув котенка, Мара встала и направилась к Натаниэлю.

– Прибыли ваши вещи, и мы их поместили на склад, – сообщила она. – Их было так много, что мы не знали, где их разместить еще.

– Да, я знаю, – нетерпеливо ответил Чейз и, схватив ее за руку, потащил на крышу. – Пойдемте же.

Когда они поднялись на самый верх, Маре показалось, что они оказались в кромешной тьме. Светившие откуда-то снизу уличные фонари выхватывали из темноты силуэт его телескопа на другом конце крыши.

– Не знаю, что вы хотите показать мне. Кромешная тьма.

Натаниэль, не отставая, ступал сзади.

– Посмотрите наверх.

Мара подняла голову, но там лишь светились мириады звезд.

– Ничего не вижу.

– Просто смотрите.

– Я не… – начала было Мара, но тут заметила падающую звезду.

– Кажется, я видела падающую звезду, – с сомнением в голосе сказала она.

Натаниэль наклонился ниже. Легкий ветерок развевал его волосы, и одна из прядей приятно щекотала щеку Мары.

– Это не звезда, а метеоритный дождь. – Чейз положил руку на ее плечо, указывая в какую-то точку. – Смотрите, вот еще одна. Разве это не удивительно?! – Взяв Мару за руку, он подвел ее к телескопу. – Через телескоп все видно намного лучше.

Мара, не сопротивляясь, подошла к высоченному, ростом с Чейза, агрегату. Натаниэль показал ей, как с ним обращаться, и она, закрыв один глаз, припала к окуляру. Вначале она не видела ничего, но потом перед ее глазами расцвела вспышка. Эта вспышка напомнила ей фейерверк, который она видела в Бангкоке. С волнением Мара наблюдала, как из одной точки вылетают три метеора, оставляя за собой следы, складывающиеся в строгие геометрические фигуры.

– Боже мой! – в восхищении выдохнула она. – Это великолепно.

– Этот метеоритный дождь продлится час или два, – сказал Чейз. – Но для большинства метеоров все кончается за считанные минуты.

Мара выпрямилась и почувствовала, как прикоснулась к груди Натаниэля. Он поднял руки, чтобы поднять телескоп чуть выше. Заключенная в неожиданный плен, она затаила дыхание и ждала, когда Натаниэль опустит руки и отойдет назад. Она чувствовала теплоту его рук, которые окружали ее, но не касались. Внезапно ее охватило страстное желание откинуться назад, чтобы упереться в его грудь, почувствовать его силу. Но Мара не позволила себе этого. Она оставалась совершенно спокойной, боясь приблизиться к нему. Казалось, прошла вечность, когда Натаниэль опустил руки и отошел назад.

Мара посмотрела в телескоп, пытаясь сосредоточиться на звездном небе. Но все ее мысли сейчас были о Чейзе.

Посмотрев в телескоп еще несколько мгновений, она повернулась и нашла глазами Натаниэля. Ее привыкшие к темноте глаза моментально нашли его – он лежал на крыше и смотрел в небо. На его губах блуждала улыбка. Да, это действительно был самый эксцентричный человек в мире.

Мара сделала шаг к нему и заметила, как он повернул к ней голову.

– Телескоп – это здорово, но мне нравится так, – сказал он.

Мара была убеждена, что вот так вот лежать рядом с мужчиной на крыше и смотреть на звезды для нее никак не приемлемо. Но сейчас это ее не заботило. Она опустилась на сланцевую плитку и растянулась неподалеку. В течение долгого времени Мара и Натаниэль лежали в тишине и наблюдали метеориты. Мару мучил вопрос, думал ли сейчас Натаниэль о звездах или…

Натаниэль думал не о метеоритах, а о черных как вороново крыло волосах Мары, ее грустной улыбке и аромате сирени. Легкий ветерок доносил до него этот аромат. Он думал о маленьких женских руках со следами ожога, об ожесточенных серых глазах, о тени страха, лежавшей на красивом лице Мары, а также о темной стороне радуги. Сейчас Мара была настолько близка, что он мог коснуться ее, и ему было искренне жаль, что он ничем не может помочь ей.

– Почему вы сказали Майклу, что не будете говорить с работниками?

Ее невинный вопрос болью отозвался в сердце Натаниэля, вернув его в далекие детские годы, проведенные в Харроу, его родном городском округе.

– Я не люблю произносить речи, – лаконично ответил он, надеясь, что на этом вопрос будет закрыт.

– Но почему? Что вас беспокоит?

Беспокоит? Как же это описать? Натаниэль закрыл глаза, чтобы не видеть падающих звезд, постарался отрешиться от сиреневого аромата, исходившего от Мары. Остался только мальчик, стоящий перед одноклассниками и неуклюже пытающийся цитировать Мильтона, его «Потерянный рай». Хотя тогда все смеялись, это произведение было далеко не комедией.

– Просто не люблю. – Натаниэль сел. – Все, метеоритный дождь закончился, – сказал он и встал. – Давайте я провожу вас.

Чейз протянул ей руку, чтобы помочь встать. Когда они входили внутрь, Мара на секунду оглянулась и заметила, как упала еще одна звезда.

Пытаясь отдышаться, Билли Стайлз лежал на земле. Он еще слышал торопливые шаги убегающих в переулок мальчишек. Билли сел, затем попробовал встать. Колени подгибались, кружилась голова. Он упал на булыжную мостовую, затем сел и подождал несколько минут, пока не пройдет головокружение. Фыркнув, он утер кулаком нос. В свете уличного фонаря, маячившего в дальнем конце переулка, мальчик увидел на руке полоску крови.

У него не было носового платка, так что пришлось вытирать кровь рукавом. Прижав к разбитому носу запястье, Билли ждал, когда кровь остановится.

Как же это нечестно, думал мальчик. Его душили слезы позора. Билли ненавидел Джимми Паркса, известного хулигана, и его дружков. Их колкости до сих пор звучали в его ушах; кажется, он все еще чувствовал, как кулак Джимми врезается в его живот.

Билли снова попытался встать, но головокружение возвратилось. Чтобы не упасть, он наклонился, рассыпая яблоки, которые час назад украл из тележки торговца, и его затошнило.

Затем Билли пошел домой на Олд-Касл-стрит, где в крошечной комнатенке жил вместе с отцом. Зажимая рукой кровоточащий нос и стараясь проморгаться от слез, он все еще с трудом держался на ногах. Болела голова, ныли бока, кажется, болело все тело.

Будь сейчас отец Билли дома, он поговорил бы с сыном. Велел бы перестать плакать, быть мужчиной.

Но крошечная комната была пуста. Когда была жива его мама, она могла обнять его, вытереть кровь, сказать, чтобы он не обращал внимания, когда смеются над его родимым пятном. Она его любила и таким. Когда мама была жива, он мог спрятаться, прижавшись к ее груди. И тогда мальчишки, которые высмеивали его, а иногда и били, не были так страшны.

Но теперь не было никого, кто мог бы вытереть кровь и слезы. Не было никого, кто бы мог успокоить испуганного и одинокого восьмилетнего мальчика.

Его отец был в пабе, а мать умерла. Билли Стайлз залез в свою постель и натянул на голову грязное шерстяное одеяло. Он пытался убедить себя не быть ребенком, не плакать. Билли тихо сжимал подушку, страстно желая, чтобы это была его мама.