Апрель 1819

Как они и планировали с Генри, Александр отправился в Париж. Его выставки там прошли с успехом, было продано много картин. Это принесло неплохой доход. Вернувшись домой, он первым делом решил осмотреть виноградники. Александра сопровождал Генри, которому не терпелось показать, что удалось сделать за время его отсутствия. Виноградные лозы были искусно подрезаны, сорная трава выполота, земля под лозами — вскопана. Александр осматривал виноградники самым тщательным образом, но придраться было не к чему, — работа была выполнена безукоризненно.

Проходя мимо двух мужчин, которые высаживали на место заболевших растений молодые и здоровые, Александр приостановился, чтобы взглянуть на их работу. Они работали не спеша, но на совесть и Александр остался ими доволен.

— Вощоиг, — поприветствовал он мужчин, которые заметили его и приостановили работу. Они выпрямились, поглядывая на Александра с неуверенностью и опасением.

Александр, разглядывавший только что посаженные лозы, похвалил рабочих:

— Молодцы, работаете отлично. С этих саженцев через пять-шесть лет мы получим богатый урожай винограда.

Генри, стоявший рядом с Александром, сказал:

— Это месье Арман Кальвэ. Когда закончатся посадки молодых саженцев, он будет заниматься уходом за ними. — Затем Генри указал на мужчину, стоявшего слева, который, сделав шаг вперед, слегка поклонился.

Александр некоторое время изучал лицо молодого человека.

— Мне кажется, я где-то вас уже видел, месье. Мы не встречались с вами раньше?

— Мой отец отвечал за питомник еще при месье Люсьене Кайоне.

Александр кивнул.

— Я знал вашего отца, когда был еще мальчиком. Он чудесно заботился о питомнике.

— Граф де Жюнти, — заговорил Арман, называя официальный титул Александра, — мои сыновья рассказывали мне, что вы научили их плавать и объяснили — с чего это все началось. Большое вам спасибо, сеньор.

— Месье, ваши сыновья — отличные парни. Это делает вам честь.

— Merci, — ответил Арман.

Какое-то время мужчины смотрели друг на друга оценивающим взглядом, и во взгляде этом рождалось взаимное уважение. Первым молчание нарушил Александр:

— Месье Кальвэ, меня интересует ваше мнение по вопросу устройства питомника. Пойдемте с нами в винодельню, там и поговорим.

— С удовольствием, месье. — Арман отложил лопату и, дав своему товарищу указания о том, что и как делать в его отсутствие, последовал за Александром и Генри.

Почти весь день трое мужчин провели за спором о том, какие сорта винограда стоит возделывать, а какие нет. Когда наступил вечер, Арман принял приглашение хозяина замка пообедать с ними, и даже за обедом разговор о виноградниках не прекращался ни на минуту.

Было уже довольно поздно, когда Арман, наконец, отправился домой. Но еще была открыта таверна, я можно было зайти, чтобы, пропустив пару бокалов вина, поделиться новостями. Сидевшие в таверне запоздалые посетители с интересом слушали рассказ Армана о графе де Жюнти, и некоторые из них недоверчиво качали головами.

На протяжении последних нескольких месяцев о графе де Жюнти в деревне ходило много разговоров. Все уже знали, что он планировал вновь открыть винодельню, и событие это сулило каждому больше работы и больше процветания.

Все в деревне знали о том, что граф спас сына Армана, который чуть не утонул. Арман поведал эту историю еще несколько месяцев назад, когда обнаружил, что граф учит его сыновей плавать.

Все знали и об англичанке, которая работала у графа экономкой, и сбежала впоследствии с богатым англичанином, бросив своего ребенка. И, так как граф удочерил эту малышку, все в деревне предполагают, что это его дочь. Арман рассказал о том, что сидел за столом с графом и собственными глазами видел, как тот обожает эту девочку. Известие это всех ошеломило.

— Но, как в таком случае понять то, что случилось с его женой? — раздался голос Гаспар да Леклара.

— Мы ведь все знали Анну-Марию Дюмон. Она умерла от того, что он столкнул ее с лестницы.

— Если это правда, почему тогда ее брат вернулся сюда и стал партнером графа в производстве вина? Разве ты стал бы жить в одном доме с человеком, который убил твою сестру? — Арман сделал глоток вина и добавил: — Я думаю, Франсуаза ошиблась. Мне кажется, что она не видела, как граф столкнул свою жену с лестницы, хотя и утверждает, что видела это. Она ведь уже старая. Глаза ее уже видят не так хорошо, как раньше, а тем более в винодельне всегда царит полумрак. Я думаю, что это был всего лишь несчастный случай.

Многие, присутствующие в таверне, согласились с Арманом, в первый раз задумавшись над тем, что старая Франсуаза действительно могла ошибиться.

— Ты совершил просто чудеса в мое отсутствие, — говорил Александр брату, наливая бренди им обоим.

— Надеюсь, что это действительно так, — заметила Жанетта, которая сидела на диване и наливала себе чашечку чая. — Генри так много работал. Я не видела его целыми днями.

— Жанетта преувеличивает, — заверил Генри Александра, который бросил на него вопросительный взгляд. — А как ты? — спросил он, взяв свой бокал с бренди и усаживаясь у камина. — Расскажи мне о Париже.

— Работа там оказалась весьма прибыльной. — Александр уселся на стул рядом с Генри, стал рассказывать им с Жанеттой о том, как провел эти три месяца. — Сейчас, я думаю, у нас достаточно денег для того, чтобы продолжить делать то, что мы запланировали. Я думаю, достаточно.

— Понимаю. — Генри усмехнулся, повернувшись к жене. — Так что никаких сногсшибательных приемов, Жанетта.

На лице ее появилась гримаса.

— Можно подумать, я их устраиваю!

— Александр, скажи лучше, как долго ты планируешь пробыть дома?

— Не долго. Скорее всего, несколько дней.

Александр взглянул на брата.

— Ты все подготовил к поездке в Лондон?

— Лондон? — Жанетта с шумом опустила чашечку на блюдце, прерывая всякую попытку Генри ответить брату. — А я считала, что ты едешь во Флоренцию.

— Я поеду во Флоренцию в конце мая.

Александр внимательно разглядывал бокал, который держал в руке, словно внезапно обнаружил в нем что-то необычное.

— Сначала я хочу поехать в Лондон. Там сейчас только начнется Сезон, а это лучшее время для установления контактов. Ежегодные выставки в Королевской Академии проводятся в мае.

— Понятно. — Жанетта озадаченно нахмурила брови. — А ты уверен, что хочешь поехать в Лондон? — спросила она осторожно.

Александр вздрогнул и, поднявшись со стула, подошел к камину:

— У меня нет выбора. Если я не поеду сейчас, потом будет уже слишком поздно.

— Я уже обо всем договорился, — прибавил Генри. — Александра пригласили, он принял приглашение. И если он откажется сейчас, Академия может больше никогда не пригласить его.

— Эта поездка действительно так необходима? — Жанетта встала и подошла к Александру.

Он посмотрел на пламя, бьющееся в камине и ответил, не оборачиваясь:

— В Лондоне будет полно богатых и знатных особ, которые захотят, чтобы нарисовали их портреты. И не поехать сейчас было бы глупо.

— Ты правда так думаешь? — Жанетта положила свою руку на руку Александра. — Но ведь ты можешь встретить там ее.

Он сбросил с себя руку Жанетты. — Это не имеет значения. Я должен ехать. — Александр прекрасно понимал, что Жанетта была права. Тесс, увиденная в последний раз, в бриллиантах и шелковом платье цвета бронзы, должна была вращаться в состоятельных кругах. И вполне вероятно, что они встретятся. Он закрыл глаза, не желая думать о том, какую это причинит ему боль, если он действительно встретит ее.

— Может быть, ты не будешь брать с собой Сюзанну, — едва слышным голосом предложила Жанетта.

— Нет! — Александр схватил кочергу и принялся яростно мешать угли в камине. — Я не оставлю ее.

— Но ведь это всего на несколько месяцев.

— Это не имеет значения. Теперь она моя дочь. И я не оставлю ее даже на один день. И давайте не будем больше говорить об этом, — добавил он сквозь плотно сжатые зубы.

Жанетта вздохнула и отвернулась.

— Очень хорошо, — сказала она и добавила тихо, чтобы Александр не услышал: — Надеюсь, ты сам знаешь, что делаешь.

Май

Тесс сидела за туалетным столиком и наблюдала, как Салли упаковывает вещи. Они собирались ехать в город. Предстояла еще масса дел, но Тесс не могла заставить себя даже пошевелиться.

Единственное ее спасение было сейчас в безразличии и бездействии.

Повернув голову, она равнодушно посмотрела на великолепный изумрудный браслет, лежащий в подбитой бархатом коробочке на ее туалетном столике. Оставаясь абсолютно спокойной, она подняла рукав халата и взглянула на свою руку. Синяки сходили и были едва заметны. Вскоре они сойдут совсем и уже не останется предлога, чтобы оставаться в Обри Парке.

Найджел всегда после этого дарил ей подарки, как будто извиняясь за огромные синяки и кровоподтеки, сделанные им на теле жены. Тесс надеялась, что он поедет в Лондон без нее, но надежды ее оказались тщетны. Найджел упорно оставался все эти дни рядом с ней, пока она полностью не выздоровела от своей последней «болезни».

Салли бегала, суетясь, взад и вперед, заканчивая укладывать чемоданы и убирая оставшиеся вещи на место. Тесс просто не обращала внимания, когда служанка спрашивала ее мнение. Она только пожимала плечами и говорила:

— Упаковывай все, что считаешь нужным.

Салли, кажется, получила задание не оставлять ее одну. В те редкие минуты, когда Тесс удавалось, наконец, ускользнуть от неусыпного надзора горничной, место Салли немедленно занимал сразу появлявшийся лакей. Тесс понимала, почему они внимательно следили за ней, и не могла их ни в чем обвинить. Они просто напросто исполняли приказания.

Только ночью она оставалась одна. Но и тогда сбежать было невозможно. Дверь в ее комнату всегда надежно запиралась снаружи.

Каждый раз, когда Тесс убегала, и Найджел находил и привозил ее обратно, за ней долгое время наблюдали и ни на минуту не оставляли одну. Но она знала, что когда они поедут в Лондон, там ей будет предоставлено больше свободы, при условии, что она хорошо будет себя вести. И совсем не потому, что Найджел снова станет доверять ей, а потому, что в столице светские нравы не позволят ему держать ее постоянно взаперти. И, может быть, если повезет, ей удастся сохранить эту свободу и после того, как они покинут Лондон, и в июле вновь вернутся в Обри Парк.

Дверь открылась, и в комнату вошла служанка с подносом. Тесс, не поднимая глаз, наблюдала, как служанка освободила место на столе и поставила перед ней поднос с завтраком. На подносе она увидела чай, горячий тост с маслом и джем. Джем из ежевики. Тесс с силой отодвинула поднос от себя.

— Унеси это, Нэн! Пожалуйста, унеси!

— Слушаюсь, леди, — Девушка взяла поднос и вышла из комнаты, печально взглянув на Салли, которая озабоченно нахмурилась, беспокоясь о том, что у ее хозяйки часто пропадал аппетит.

— Вы должны поесть, леди. — Салли подошла к Тесс и остановилась возле ее стула.

— Я не голодна. — Тесс поставила локти на стол и спрятала лицо за дрожащими руками. Пурпурная, багрово-сизая ежевика. Лазурной голубизны небо и кирпичного цвета холмы. Зеленые глаза ее дочки. Цветущая лаванда и рыжий котенок. Волосы черные, как вороново крыло. Все живые, сочные краски Прованса стояли у нее перед глазами.

— Госпожа, — раздался умоляющий голос Салли, — вы должны хоть что-нибудь съесть. Господин сказал.

— Хорошо, Салли. — Тесс приподняла голову. — Пусть Нэн принесет мне чашку чая и тост. Только без джема.

Горничная отправилась искать служанку. Тесс встала, подошла к окну и стала смотреть на длинные, косые полосы дождя. Казалось, дождь не кончится никогда. На недавно посаженной для нее большой клумбе распустились цветы. Найд-жел приказал вырвать кустарник, который рос здесь раньше, и разрешил Тесс посадить на этом месте все, что она захочет. Но это не принесло Тесс много радости. Цветник был подарком Найджела. И она не могла радоваться подарку, который следовал за грубостью и издевательствами ее мужа, подарку, который непременно отнимут у нее, как только Найджел снова рассердиться.

Подойдя ближе к окну, Тесс посмотрела вниз, на выложенный плитами двор. Он казался далеко, далеко внизу.

Дрожащей рукой она открыла окно. В лицо ей ударил влажный поток ветра, освежив ее мелкими капельками дождя, но она высунулась из окна, взглядом измеряя расстояние до земли. Оно было достаточно большим. И если она упадет, то, наверняка, разобьется.

Тесс, словно магнитом, притягивала к себе земля, и она еще больше высунулась в окно.

— ТЫ ДОЛЖНА НАБРАТЬСЯ МУЖЕСТВА. — Она, словно услышала вновь слова Александра, похолодела, вцепившись в край окна. Тесс смотрела вниз, на такую далекую землю и думала об Александре и о том, что ему пришлось пережить. Но он нашел в себе мужество вынести все это. Тесс в нерешительности прикусила губу, и желание выброситься из окна оставило ее. Она отшатнулась от окна, ненавидя себя за то, что хотела умереть и не могла найти в себе мужества продолжать жить дальше.

— Госпожа! — Раздался испуганный голос Салли.

Горничная подскочила к ней и закрыла окно, защелкнув его на задвижку. Тесс медленно отошла от окна.

Она вытерпит оставшиеся несколько дней в Обри Парке, так же, как терпела все это раньше. И Тесс, действительно, перенесла, хоть и с трудом, бесконечно долгие дни в Обри Парке. По утрам она играла на фортепьяно или вышивала. Днем она давала указания садовникам, ухаживающим за ее цветником. Но поздно ночью, когда она, наконец, оставалась одна, и в окно монотонно барабанил занудный английский дождь, Тесс закрывала глаза и вспоминала яркие, сочные краски Прованса.

В гостиной было многолюдно. Казалось, что все самые богатые и знатные люди Лондона собрались в этом зале. И хотя все собрались здесь исключительно ради таланта Александра, он чувствовал, что ему не хватает воздуха.

Александр с трудом пробился к выходу, не обращая внимания на множество любопытных женских глаз, буквально пожирающих его. Он с облегчением отметил, что в фойе никого не было.

Прислонившись к стене, Александр наслаждался тишиной и одиночеством. И хотя он провел два месяца в Париже и почти месяц в Лондоне, он так и не привык к суматохе и вихрю светской жизни, неуютно чувствовал себя на приемах и званых вечерах. Но, несмотря на это, Александр вынужден был вести переговоры с состоятельными клиентами, делать льстивые комплименты их женам и приглашать их дочерей на вальсы и менуэты. А это было так утомительно! Он стал уже было забывать, как это изнурительно и скучно — вращаться в свете.

Но триумф Александра был полным. И сегодняшний званый вечер был тоже устроен в его честь, как свидетельство успеха его выставки в Королевской Академии. Даже сам принц Риджент, который всегда посещал художественные выставки, высоко оценил работы Александра. И сразу же после этого Александра буквально засыпали заказами.

Сейчас он работал, как одержимый, рисуя портреты всех, кто мог себе это позволить. Александр постоянно повышал гонорар за свои работы, но заказы от этого только удваивались. Он понял, что стал модным портретистом.

Александра удивляла его столь стремительно растущая слава, но в этом он чувствовал лишь иронию судьбы. Казалось, светскими и коммерческими успехами судьба возмещала его неудачу в личной жизни.

— Вот вы где.

Раздумья Александра развеял мягкий, томный голос и тонкий запах дорогих духов. Открыв глаза, он увидел перед собой хозяйку дома.

Хотя Камилла Робинсон и похоронила двух мужей и была уже женщиной не первой молодости, вид ее все же как-то не вязался с представлением об убитой горем вдове. Камиллу отличала красота, очарование ума и элегантный стиль, присущий как ей самой, так и ее дому. Сегодня Камилла была в алом шелковом платье, очень ее украшавшим. Она чувствовала себя, как рыба в воде, разговаривая и о последних новинках моды, и о недавних политических интригах. Они стали с Александром большими друзьями, и связи Камиллы сделали ее одной из самых влиятельных союзниц Александра.

— Весь Лондон лежит у ваших ног, а вы прячетесь здесь? — воскликнула Камилла, касаясь руки Александра.

— Мне просто захотелось немного подышать свежим воздухом.

— Вы понимаете хоть, что когда столь почетный гость выходит подышать воздухом, это неизбежно подрывает репутацию хозяйки дома? — Голос Камиллы был шутлив, но Александр услышал в нем и обеспокоенность.

Он выпрямился и предложил ей руку.

— Примите мои извинения, мадам. Нам следует и в самом деле возвращаться, пока все не стали интересоваться куда мы пропали. Иначе, я действительно погублю вашу репутацию.

Фойе наполнилось нежным смехом Камиллы.

— Боюсь, что вы слишком опоздали. Мое имя многие годы ассоциируется со скандалом. А вы — художник, поэтому, естественно, что все сейчас рисуют в умах самые разные предположения. И так как… — Она остановилась и взглянула на Александра. — И так как все уже считают нас любовниками, почему бы нам не вести себя в соответствии с нашими репутациями?

Эти слова были сказаны беззаботным тоном, но Александр почувствовал, что за ними скрывается не просто дружеская шутка. Он повернулся к своей спутнице и взял ее руки, затянутые перчатками, в свои.

— Камилла!

— Неужели это так трудно? — На Александра взглянули темные глаза Камиллы, и она вздохнула. — Мне вы можете рассказать о ней.

Вздрогнув, Александр отпустил ее руки.

— О ком?

— О матери Сюзанны. Александр, я ведь не слепая. Вы обожаете девочку и нетрудно догадаться, что вы боготворили и ее мать. Вы были женаты многие годы, поэтому я могу представить, каково вам было, когда она умерла.

Александр на мгновение задумался о том, не рассказать ли Камилле всю правду о Сюзанне. Все знали, что он вдовец, что его жена умерла, будучи на восьмом месяце беременности, три года тому назад. А его личная жизнь не должна никого касаться, пусть люди думают то, что им нравится. Ни для кого не было секретом, что Александр все эти годы жил отшельником.

Посмотрев в глаза Камиллы, он увидел там огонек истинного участия и заботы, и уже был готов поделиться своим секретом, чтобы испытать хоть какое-то облегчение от того, что доверит это человеку, которого это действительно волнует. Но Александр подавил в себе это невольное желание.

Снова взяв руки Камиллы в свои, он сказал:

— Ваше участие чрезвычайно трогают меня, mon amie.

— Но?

Он печально покачал головой.

— Я не могу вам этого рассказать. Камилла освободила свои руки из рук Александра и взяла его под руку.

— Тогда мы, определенно, должны возвращаться. Наше дальнейшее отсутствие уже будет пренебрежением к гостям.

Камилла не задавала больше вопросов. Вечер имел потрясающий успех, но Александр уехал раньше, чем он закончился и поспешил в свой дом, который он снял на Курзон-стрит. Хотя было уже довольно поздно, он зажег лампу и направился по коридору в детскую, чтобы взглянуть на Сюзанну. Александр старался идти как можно тише, чтобы не разбудить Поля с Леони, которые тоже приехали с ним в Лондон.

Войдя в детскую, он бросил взгляд на кровать, где спал Клод, но мальчик не проснулся. И тогда Александр двинулся в другой конец комнаты. Там стояли две детские кроватки, в каждой из которых спала девочка. Он прошел мимо кроватки Элизы, окинув ее лишь быстрым взглядом и остановился перед кроваткой, где спала Сюзанна. Александр с бесконечной любовью и нежностью смотрел на спящую девочку.

Камилла была права. Александр обожал свою дочку. Он понимал со всей объективностью, на которую был способен только гордый отец, что восьмимесячная Сюзанна превращается в настоящую красавицу. Протянув руку, он поправил одеяльце на спящей малышке, думая о том, что работает так много только ради ее благополучия.

Александр решил, что его дочь должна иметь все лучшее, что может предложить ей жизнь, включая и любовь.

Он коснулся тонкого завитка золотисто-рыжих волос девочки, и память его нарисовала другие волосы, немного темнее, чем эти. Большую часть времени Александр старался не думать о Тесс, но часто были такие моменты, когда память о ней украдкой проникала в его мысли, и тогда ему стоило невероятных: усилий избавиться от этих воспоминаний. И даже ночью Александр ловил себя на том, что окидывает взглядом комнату, пытаясь разглядеть там Тесс.

Может быть, стоило принять предложение Камиллы. Может быть, тепло другого женского тела изгнало бы, наконец, Тесс из его мыслей. Но Александр сердцем чувствовал, что это не помогло бы. Только время и работа смогут излечить его от этой боли, и Александр понимал, что если это и произойдет, то еще совсем не скоро.

Июнь

Когда дворецкий назвал ее имя, Тесс заставила себя улыбнуться. Она прошла в гостиную и протянула руку в перчатках тучной седовласой леди Вентворт.

— Тесс, моя дорогая! Как я рада снова видеть вас. — Леди Вентворт сжала руки Тесс и отпустила их. — Я слышала, что вы, наконец-то, приехали в город.

— Да, мы приехали всего несколько дней назад. Сегодня прекрасная погода, не правда ли?

— В самом деле. — Леди Вентворт представила Тесс двух других женщин, сидящих в гостиной. — Мне кажется, с леди Эшфорд вы уже знакомы.

Высокая брюнетка в желтом шелковом платье слегка кивнула головой.

— Леди Обри, какое счастье снова видеть вас.

«ЛГУНЬЯ». — Тесс улыбнулась, чувствуя, как от леди Эшфорд так и веет враждебностью, но ни капельки от этого не расстроилась. Она повернулась к леди Вентворт, которая представляла ей другую юную леди.

— А это Фелиция Коулбридж. Вы, конечно же, знаете Шропшира Коулбриджа.

— Конечно. Рада с вами познакомиться. — Тесс улыбнулась хорошенькой блондинке и, взяв предложенную хозяйкой чашку чая, села на стул.

— Мисс Коулбридж — двоюродная сестра леди Гренвилл, — продолжила леди Вентворт. — Она уже была представлена ко двору. Как и вы, Тесс, Фелиция задержалась с приездом в Лондон и пока еще не выезжала в свет. — Она нежно улыбнулась девушке. — Но это вскоре будет исправлено. Фелиция впервые появится в обществе завтра вечером на балу у Гренвиллов.

— Правда? — спросила Тесс. Она отпила глоток чая и взглянула на девушку. — Для вас это, должно быть, волнующее событие?

Фелиция застенчиво улыбнулась и призналась:

— Это событие не просто волнующее, оно меня ужасает!

— Могу себе представить. — Тесс улыбнулась девушке, на этот раз искренней улыбкой.

— В самом деле? — Голос леди Эшфорд внезапно потерял всю свою слащавость. — Вы можете себе это представить?

Тесс встретилась взглядом с леди Эшфорд. Ей бы очень хотелось сказать леди Эшфорд, что если она так мечтает погреться в постели Найджела, она это будет только приветствовать. Но вместо этого Тесс снова повернулась к Фелиции Коулбридж.

— А, впрочем, нет, я не могу себе этого представить, — призналась она. — Видите ли, меня никогда не представляли ко двору.

— Три года назад леди Обри посчастливилось отхватить самого потрясающего холостяка Сезона, даже не приезжая в Лондон. — Леди Вентворт пила чай и выдавала информацию своей юной подруге. — Лорд Обри познакомился с ней в Нортумберленде, куда отправился весной навестить свою мать. Спустя месяц они поженились.

— Как это романтично! — воскликнула Фелиция.

Губы Тесс, растянутые в улыбке, дрогнули. Уж она-то знала, что в жизни ее с Найджелом не было и капли романтики. Но большинство людей считало их идеальной парой. И она даже не пыталась кого-то переубедить. Тесс понимала, что светскому обществу очень трудно принять в свои ряды дочь простого сельского священника. И если бы они узнали, как обращается с ней Найджел, то нашли бы это само собой разумеющимся, исходя из того, что Тесс была человеком не их круга. Тесс не заботило, что думает о ней свет. Найджел же, напротив, наказывал ее за каждый пустяк, за каждое нарушение этикета, замеченное другими. А наказания Найджела были чудовищно жестокими. При воспоминании об этом по спине Тесс пробежала дрожь.

— Тесс, дорогая, — голос леди Вентворт прервал задумчивость Тесс. — Мы были так обеспокоены, узнав о вашей столь долгой болезни. Еще чаю? — предложила она Тесс.

— Да, спасибо. — Тесс протянула леди Вентворт свою чашку и уклончиво ответила на ее вопрос, зная, что чтобы она ни сказала сегодня, завтра же об этом узнают все. — Спасибо за заботу. Это так мило с вашей стороны.

— Но сейчас-то вы здоровы? — Не унималась леди Вентворт. — Простите, но вы выглядите несколько бледной.

— Я чувствую себя превосходно, спасибо. За время отсутствия я прекрасно поправила свое здоровье.

— Мы слышали, что вы были во Франции. — Я думаю, в Ментоне? Или же в Ницце?

— Ни в том, ни в другом месте. — Тесс страшно хотелось сменить тему разговора.

— Большую часть времени я провела в маленькой, тихой деревушке на берегу моря. Но хватит обо мне. Я пропустила весь прошлый и половину нынешнего Сезона. И просто умираю от нетерпения услышать все последние сплетни.

Это все, что требовалось для того, чтобы леди Вентворт села на своего любимого конька.

Когда Тесс вернулась домой, голова ее раскалывалась от попыток поддержать обычный разговор, и губы болели от бесконечных принужденных улыбок. Но нанесение визитов было строго обязательным. Тесс ненавидела эти визиты, ненавидела глупую, пустую болтовню, ненавидела моменты, когда ей нужно было притворяться счастливой. Все, что она хотела и в чем отчаянно нуждалась, был друг, которому она могла довериться. Но ей некому было доверить свои секреты. Совсем некому.

Леди Мелани Дьюхурст играла на арфе, и это требовало от всех полнейшего внимания. Александр вежливо слушал, но мысли его были о девушке, а не о музыке, которую она исполняла. Он откинулся на спинку стула, держа в руках бокал вина и смотрел на нее глазами художника, отмечая ее достоинства так же, как и недостатки. Тщательное изучение внешности этой девушки чрезвычайно поможет ему завтра, когда он начнет рисовать ее портрет.

Мелани считалась красавицей. Но спустя несколько минут после знакомства с ней Александр понял, что своим прекрасным цветом лица девушка обязана румянам, а отнюдь не природе, что взгляд ее небесно-голубых глаз пуст и лишен всякого выражения; слова, вылетавшие из красивого, словно бутон розы, ротика Мелани, были ограничены тремя темами — одежда, драгоценности и сплетни.

Скосив глаза, Александр взглянул на отца леди Мелани, графа Гренвилла. Джордж Дью-хурст был богатым и чрезвычайно влиятельным человеком. Кроме того, еще несколько месяцев назад, в Париже, он проявил живейший интерес к работам Александра. Граф Гренвилл был покровителем Королевской Академии, и с первого дня пребывания Александра в Лондоне оказывал ему неоценимую помощь в налаживании контактов.

Лорд Гренвилл, улыбаясь, с гордостью смотрел на дочь, абсолютно не подозревая о том, что Александр в это время подвергает безжалостному анализу ее внешность. Естественно, граф ожидает увидеть портрет Мелани, на котором не будут заметны ее недостатки, что Александр и собирался сделать. В портретах, которые рисуются для богатых, нет места личному мнению и честному взгляду художника.

Вежливые, но весьма жидкие аплодисменты завершили выступление Мелани, и большинство людей встало со своих мест, чтобы немного пройтись по гостиной. Взгляд Александра скользнул по присутствующим, но нужного ему лица не нашел. Но это и не удивило его.

— Граф де Жюнти! — к Александру величавой походкой подплыла леди Гренвилл со своей пустой, но красивой дочерью. — Я хотела бы лично пригласить вас на бал, который мы с мужем даем завтра вечером.

— Харриет! — Гренвилл произнес имя своей жены тоном человека, теряющего терпение. — Ты все продолжаешь досаждать графу своими балами и зваными вечерами?

Леди Гренвилл сердито посмотрела на мужа.

— Джордж, мы все знаем, что ты предпочитаешь все свое время проводить в деревне со своими собаками и лошадьми, но поверь мне, есть люди, которые получают удовольствие от этих самых балов и званых вечеров.

— Вы умрете от скуки, — посочувствовал граф Александру.

Александр вежливо поклонился леди Грен-вилл, но взгляд его был устремлен на леди Мелани. От него не укрылось, что столь долгий и пристальный взгляд заставил щеки леди Мелани вспыхнуть.

— Совсем наоборот, — уверил он леди Грен-вилл, — я буду только рад.

Тесс надела на бал к Гренвиллам подарок Найджела. Она позволила Салли застегнуть изумрудный браслет у нее на запястье, но даже не взглянула на него.

На ней было бальное платье из шелка изумрудно-зеленого цвета. Платье имело завышенную линию талии, которая начиналась чуть ниже груди, и легкий шелк, падая складками, образовывал красивую форму колокольчика. Из глубокого прямоугольного выреза платья выступала часть белоснежной груди. Короткие рукава с буфами оставляли открытыми руки Тесс. Черных и синих следов от побоев уже не было видно. Салли причесала Тесс довольно просто, оставив ее непокорные локоны свободно спадать на плечи, слегка только сколов их заколкой с изумрудным глазком.

Тесс вытянула руки, и Салли добавила к ее наряду последний штрих — накинула на плечи длинный шарф из тонкого кружева.

Тесс знала, что любой, пусть даже самый небольшой недостаток, сразу же бросится Найджелу в глаза, но похоже, что сегодня даже он не сумеет найти в ее внешности хоть какой-нибудь изъян. Она надела любимое платье Найджела, его фамильные драгоценности, надушилась дорогими духами, которые он купил ей в Париже. Но все же она еще раз придирчиво оглядела себя в зеркало, зная из собственного опыта, что с Найджелом нужно быть готовой ко всему.

Открылась дверь, и в комнату вошел предмет ее мыслей. Найджел открыл дверь широко, как бы намекая Салли, что ей следует удалиться. Горничная спешно шмыгнула к выходу, и Найджел закрыл за ней дверь.

Стараясь сохранять на лице спокойствие, Тесс наблюдала в зеркало, как он приближается к ней. Он положил руки на плечи Тесс, и взгляды их в зеркале встретились.

— Ты прекрасно выглядишь, моя дорогая.

Слова эти были сказаны небрежным тоном, но одобрение Найджела было очевидным. Тесс чувствовала, как руки его, затянутые в перчатки, скользят по ее обнаженным рукам и с трудом сдерживала дрожь во всем теле. Боясь, как бы Найджел не прочел ненависть в ее глазах, Тесс опустила голову и уставилась на свои белые перчатки.

— Спасибо, мой лорд, — едва слышно сказала она.

Одна рука Найджела обхватила ее за талию, а другой он отбросил в сторону волосы Тесс, спадающие на ее плечо. Он коснулся кончиками пальцев кожи Тесс у основания шеи и затем поцеловал ее туда. Тесс вся напряглась в объятиях мужа.

И сразу же поняла, что совершила ошибку. Найджел приподнял свою золотоволосую голову от ее плеча и еще сильнее обхватил ее за талию. В его глазах на мгновение мелькнул гнев, который всегда являлся предвестником ярости, скрывавшейся за его внешним спокойствием. Затаив дыхание, Тесс ждала, чем же это кончится.

Отступив назад, Найджел отпустил ее, и Тесс медленно и с облегчение выдохнула.

Он повернулся, чтобы уйти:

— Приведи в порядок прическу. Я жду тебя внизу.

Тесс подождала, пока за ним закроется дверь и схватила носовой платок, который лежал на туалетном столике. Она с силой стала тереть плечо в том месте, где его коснулись губы Найджела, но не могла стереть своего отвращения и страха.

Уронив носовой платок, Тесс поднесла дрожащую руку к тому месту, которое горело от безжалостного растирания и тихонько зарыдала. Она закрыла глаза и вспомнила, как отличались ее ощущения, когда ее плеча касались губы другого мужчины.

Тесс понимала, что должна прекратить это. Мысли об Александре, воспоминания о его прикосновениях вновь возвращали ее к жизни. А она не хотела быть живой. Это было слишком больно. Она не сумела выброситься из открытого окна в тот день в Обри Парке, но несмотря на это, Тесс была мертва. Мертвой стала ее душа. И это было ее единственным спасением от боли.