Пьеса в двух частях

Действующие лица:

Александра — сестра

Анна — сестра

Софья — сестра

Пётр Петрович Рудаков — муж Софьи

Женя — дочь Рудаковых

Витька — сын Рудаковых (младенец)

Иван Дементьевич Краснощёков — муж Александры

Римас Альбертович Патис — холостяк

 

Часть первая

Картина первая

1941 год. Июль. Вторая половина дня. За околицей села на косогоре сидит Женя. Появляется Александра.

Александра: Женя! Вот куда… забралась. Обыскались тебя! И на озеро, и на речку… Фу. (Села рядом.) Ревёшь что ли? Ох! А Витька-то где? Слышь? Где Витька?

Женя: Под кустом. Спит. Вон.

Александра: А чё ж ты его бросила там? Змеюка какая покусает…

Женя: Оборонку ему сделала.

Александра: Какую оборонку?

Женя (улыбнувшись). Пометила вокруг него.

Александра: Как это?

Женя: Ну, как… Как звери помечают. Пописала вокруг куста. Хоть мышь, хоть змея… Почуют и уйдут.

Александра: Ойё-ё-о-о! (Смеётся.) Ой-ё-ё! Тебя кто так надоумил делать-то?

Женя: Дядь Ваня твой. Он всегда так делает. Границу набрызгает вокруг корзины — с малиной, с грибами — и всё. Даже медведь заопасается.

Александра: А я не знала.

Женя: Да ты чё, кока? И пацаны всегда так делают.

Александра (смеясь). А я не знала! Ну, люди… Смотри, до чего додумались. Да? Смекнули же… Зверь, правда, понюхает и уйдёт, не захочет связываться-то. От немцев, от фашистов побрызгать бы чё-нить вокруг страны, чтоб не лезли… Дак поздно уже — залезли уже. (Помолчав.) Мать, говорю, тебя потеряла. Счас сюда с Нюркой прибежит. На озеро завернули, а ты вон где сидишь, рыдашь. Скажи, чего ревёшь-то? Потеряла чего-нибудь? Обидел кто?

Женя: Тёть Нюра опять брюхатая.

Александра: Ды ты чё?!

Женя: Да! Поди, к зиме кого-нибудь уже выродит.

Александра: А-а! Надо же, заметила. А я, слепорыло, ничё не вижу.

Женя: Она их куда рожает-то, кока? Ещё война вон… началась.

Александра: Ты как заметила? Может ошибаешься?

Женя: А чё ж тогда всё время у нас огурцы солёные просит?

Александра: Господи, огурцы баба любит, вот и просит.

Женя: Знаешь, сколько она их за один раз съедает? Целую миску.

Александра: Засол хороший.

Женя: Да? Ей тазик навали — тазик съест. Ещё извёстку колупает.

Александра: Зачем?

Женя: Колупает и сосёт. Колькой беременна была, так делала, Серёжкой — так делала, Капкой — тоже. Сколько раз мел у меня просила, я ей из школы таскала.

Александра: Мел ела?

Женя: Да! И мел!

Александра: Организм, видно, требует. Не хватает в нём, наверно, копонентов каких-то… Копанентов, да?

Женя: Компонентов.

Александра: О! Компонентов. Вот и жуёт. Ну и пусть себе жует, ты-то чё переживаешь? Мне, вон, Бог никак детей не даёт… Сейчас бы сказали: «Александра, вот тебе целое ведро извёски, садись и ешь. Ведро уговоришь — будет тебе ребятёночек». Я бы и бочку за такую-то радость ухнула, чесно слово.

Женя: И померла бы сразу.

Александра: С такой радостью впереди никакая смерть не страшна.

Помолчали. Женя положила голову тётке на плечо.

Женя: Крёстная…

Александра: У?

Женя: Вот если бы ты родила, я бы с радостью и возилась бы, и нянчилась, и помогала бы тебе…

Александра: Ну, нету, нету. Ну, как я его тебе? По-щучьему веленью, что ли? Не знаю… То ли я пустая, то ли муж мой шалапутный.

Женя: В Краснослудку с дядей Ваней съездите, или в область — в Молотов — в женскую больницу, узнайте. Там точно определят.

Александра: Ты что! Боюсь! Вдруг скажут… Александра Алексеевна, скажут, недоделанная вы для женского счастья, бракованная, не ждите никого… Не надейтесь, в общем. Мне тогда в петлю сразу.

Женя: Почему?

Александра: Ивану-то сказать придётся. А он возьмёт и подумает: это чё ж, мне теперь до последнего, до самой смерти без детей, без сына жить? Мужику в перву очередь всегда сына иметь хочется. Вон, твои Витьку народили, дак Пётр-то целую неделю всё село миловал, обцеловывал — не знал куда деваться от счастья такого.

Женя: Ага, перепились и чуть не утонули со сплавщиками.

Александра: Дак от счастья же. Ну, вот… Подумает Иван, затылок почешет, потом вот так за шкирку подымет меня, посадит перед собой и скажет: знаешь что, супруга моя пустобрюхая, люблю тебя, а всё ж таки пойду сейчас к какой-нибудь лахудре сына себе клепать.

Женя: Вот ни в жизнь дядя Ваня ни к кому не пойдёт!

Александра: Пойдё-о-от. Он когда яростный сделается, его ничё не остановит.

Женя: А ты?

Александра: А чё я? Пусть попробует. Коса у нас, как бритва, острая. Как махану литовкой-то… Сначала кобеля моего курносого, потом себя. Такая трагедь закрутится — лучше не начинать. Лучше сразу в петлю.

Женя: А если врачи на дядю Ваню покажут, если из-за него у вас детей нет?

Александра: Маленько полегче, конечно. Я-то ему изменять не собираюсь. С другой стороны, ему, опять же, горе. Передо мной всю жизнь виноватиться ему потом? Зачем? Не хочу я так. А ну их к чёрту, Женечка, больницы эти. Может, судьба ещё смилостивится, может, ещё пошлёт Бог кого. А мы у вас баню истопили, намоемся сегодня. Пойдём, а то накостыляет мать тебе. Видишь, минуты без тебя прожить не может.

Женя принесла из-под куста спелёнутого ребенка.

Мамка-то сама к нам притопала. И Нюра с ней. Эй! Здесь!

Появились Софья и Анна.

Софья: Женька, ты почему удрала-то? Или дел нет — тебя по селу рыскать? (Забирает ребёнка.) Спит?

Александра: Вы передохнуть девке дайте маленько.

Софья: Прям, уработалась. (Рассматривая сына.) Пауты нас не закусали? Нет, вроде.

Женя: Мама, можно я на озеро сбегаю?

Софья: Чего там потеряла?

Александра: Искупаться девка хочет, чего…

Софья: Дома дел невпроворот, она купаться… Вечер же скоро.

Женя: Я быстро, только окунусь.

Софья: И кур домой гони. Опять в овраг умотали. Разок искупаешься и гони их. Слышь?

Женя (убегая). Ладно!

Софья: Её одну слушаются. От меня, от бати разбегаются и всё, а за ней, как дрессированные — бегут, аж с ног друг друга сшибают. Ну, ты посмотри.

Александра: Золотая девка. Жалей её. Ей рябячаться-то осталось — всего ничего.

Софья: А я жалею. Нюрке вон, старшей нашей скажи. Замотала ребятней своей. «Женя, покорми, Женя присмотри, Женя»… Батрачка она тебе, что ли?

Анна: Дак племянница.

Софья: Ну, и воду теперь на ней возить?

Александра: Нюр, а ты чё, опять беременна?

Софья: Нюрка!..

Анна (погладив себя по животу). Заметно, да?

Небольшая пауза

Софья: Ты куда их рожаешь-то?

Александра: На засол. Война вовсю разыгрывается, они детей клепают.

Софья: Вы чё, с ума с Михаилом сошли?

Анна (махнув рукой). Говорят, через три недели кончится.

Софья: Дак прошли уже три недели-то. Считать умеешь?

Анна (ворчит). Три… четыре… Через полгода, самое большое, кончится! Увидите.

Александра: Ага, ага. Уже Минск, всю Беларусь захапали!

Софья: А если год? А если два? Чем кормиться с ордой вашей будете?

Александра: Что ты, Соня?! Какие два?! Полгода! Ей, поди, сам Сталин с Гитлером полгода нагарантировали. Да, Нюра?

Анна: Я что, нарочно, что ли? Как эти… набросились. Не переживаю, думаете?

Пауза.

Александра:(вздохнув). Охохонющки хо-хо. Нет детей — плохо, есть — не знаешь как от холода, от голода, от войн этих проклятых уберечь. Наладится, нет, жизнь когда-нибудь?

Софья (прошла в глубину на край косогора). Чусовая какая сегодня красивая. Гляньте-ка, сверкает вся.

Анна: Саня, может ещё и не докатится до нас… война-то?

Александра: Вообще-то, раньше не докатывалась.

Софья (прикрыв глаза от солнца ладонью). Господи… Губарев! Председатель!

Анна: Где?

Софья: Вон! Внизу! Куда это он так? Аж пятки сверкают.

Александра: Девки, а ведь это бык за ним гонится…

Анна: Жора, по-моему. Жорка, ага.

Софья: Батюшки… Сюда не завернёт? Забодает нас с Витькой.

Анна: Нет. К реке бегут.

Появились запыхавшиеся Пётр и Иван.

Иван: Саня!

Александра: Ох!

Иван: Председателя не видели?

Александра: Напугал, зараза!

Анна: К Чусовой, вон, чешет.

Софья: Петь, бык его гонит!

Пётр: Скорей, Иван. (Убегает.)

Иван: Ждите здесь. (Бежит за Петром.)

Появилась Женя.

Женя: Мама! Кока! Жорка с фермы сбежал! Папа с дядь Ваней его ловят!

Софья: На Витьку, домой бегите. На озеро не пошла?

Женя: Я папу встретила… (Взяла на руки Витьку.) Он про Жору сказал… А ты же с Витей… Мало ли что.

Софья: Ну, молодец. Идите домой, сейчас придём. Отца дождёмся. Идите.

Женя: Ага. (Ушла.)

Александра: Уже не видно их отсюда. О, с фермы скотники бегут…

Софья: Бык, вроде, смирный, никогда ни за кем не гонялся.

Анна: Председателя, видать, не любит.

Александра: Полюбишь такого придурка. (Смеётся.) Уже и скотина в нём разобралась.

Анна: Но. В конюшню к Мише зайдёт, они на него лягаются.

Александра: Зло, поди, на твоём Мишке срывает?

Анна: Но. Косится.

Софья: Фи-и, косится… Пётр с ним каждый день цапается. На ножах живут.

Анна: А чё?

Софья: Делать ни черта не хочет. Водку жрать с уполномоченными, колхоз разворовывать — это да. Сам напортачит, на Петра всё сваливает. Уйди, говорю ему, уйди ты на хрен с этого «завпроизводством». Ему колхоз жалко. Никому не жалко — все специалисты разбежались — ему жалко.

Александра:(идущим к ним Петру и Ивану). Управились?

Иван: Арестовали Жору. Сдали мы с Петькой товарища. Повели… Под конвоем. Идите, посмотрите.

Софья: А кто?

Иван: Дзюба с Филиппычем. Скотники.

Анна: Председателя не вижу… А где он?

Иван: Жорка утопил. (Стаскивает с ног сапоги, вытряхивает воду.) Загнал в реку по самые брови, Губарь и захлебнулся. Петро, дай закурить. И спички — мои отсырели.

Александра: Ты чё такой мокрый?

Иван (закуривая). Труп из реки вытаскивал.

Анна: Захлебнулся? Губарев?

Иван: Но. Новую профессию теперь осваивает. Рыбий пастух!

Анна: Едит твою!

Иван: Такие дела, Нюрок. Магадан Жорке светит, может и расстреляют.

Софья (Анне). Господи… Ты как дитя у нас малое. Верит всему. Ну, ты чё, Нюр?

Все смеются.

Анна (улыбаясь). А я поверила.

Пётр (оглядываясь). Сонь, Витьку куда девала? У тебя же был…

Софья: Женя домой унесла.

Пётр: А-а. Прибегала?

Александра:(подсев к Петру). Он почему на него бросился? Скажи, скажи. Никогда ж никого не трогал.

Пётр: Лезть не надо куда не просят. Фартук хотел снять.

Софья: Какой фартук? С кого снять?

Пётр: С быка. С кого ж ещё?

Софья: Он в фартуке, что ли, ходил?

Александра: В стадо кто его без фартука пустит?

Иван: Елдатёр, Сонь, называется. Из брезента. А ты чё, никогда быка в фартуке не видела.

Софья: Нет.

Пётр: В деревне выросла и не видела?!

Софья: Да зачем он ему?

Иван (Петру). Молчи! Петро, молчи! Я сам. Поясняю.

Александра: Только матом не крой.

Иван: Не буду.

Пётр: Другим покроет.

Александра: Чем?

Иван: Чем бык корову. Тихо! Смотри, Сонь. Дай-ка фартук свой. Дай, дай. Смотри. (Повязывает на себе фартук.) Я — бык. (Показывает на Александру.) Это Пеструха моя. Подмогни, Саня.

Александра: Уйди!

Иван: Ну, подмогни! На Нюрке, что ль, показывать?

Анна: Давай.

Александра:(грозит кулаком Анне). Э, э! (Ивану.) Ну и чё делать?

Иван: Здесь стань. Посмеёмся хоть. Я — Жора! (Прошёлся, изображая быка.)

Александра: Чё делать-то?

Иван: Э-эх! (Крепко обнял жену со спины, прижав к себе.)

Александра:(посмеиваясь, включается в игру). Не завали меня тут у всех на глазах…

Иван: Саня, мы счас с тобой крупный рогатый, он по нашему не умеет.

Александра: А ничё не чувствую!

Иван: Дак я ж в фартуке!

Александра: Дак он же не брезент!

Иван: Дак и я не Жора!

Софья (смеётся, начиная догадываться). А-а-а-а!

Иван снова прошёлся быком, скакнув на смеющихся, словно отгоняя, вновь обнял жену.

Иван: Пестру-у-у-у-ха!

Александра: Жо-о-о-ора!

Иван: Не могу-у-у-у-у! Мешает чё-то!

Софья (согнувшись от смеха). Фа-а… Фар…

Анна: Фартук!..

Софья: Елдотёр…

Пётр: Сонь! А я свободный! Я без ничего!

Софья: Уйди-и!

Александра: Сымай его!.. Жор… Жор… К чёрто…вой матери!

Иван: Не могу-у-у, Пеструха!

Александра: По… Почему?!..

Иван: Как мне его… копытами-то?!

Анна: Копытами… Не развяжешь, правда!

Хохочут ещё громче.

Александра: Жорушка-а!

Срывает с Ивана фартук и оба, обнявшись, валятся на траву. Пётр, в свою очередь, обняв Софью и целуя, тоже валит её на землю. Смеётся, всплёскивая руками, с радостным испугом поглядывая по сторонам, Анна.

Александра: Ванька, сука!.. Кобель!.. Иван! Хватит!

Иван: Всё, ребята! Поворачиваем к людскому обличию…

Александра: Нюра, никого там нет? Чёрте чё подумают…

Пётр: Саня! Мы ж шалим!

Софья: Ик… ик… Обхо… ик… хоталась. Ик. Ох, не к добру.

Александра: А что, Губарев развязывать начал?

Пётр: Как раз в этот самый момент.

Иван: Жорка к корове сзади пристроился — заскочил на неё, хрипит, мучится из-за фартука, Губарь на Жору сзади прыгат, примеривается, фартук стягиват, узел рвёт.

Софья: Добро дело хотел сделать, да?

Анна: Его порвёшь… Там ремень кожаный.

Пётр: Вообще снимать нельзя — корова-то неплановая, да ещё беременная.

Александра: Дак зачем тогда он?

Пётр: Спроси его.

Иван: Загляделся на процесс! Да ещё подвыпимши. Городской, никогда не видел… Как оно там, в натуре?

Анна (кивнув). Без фартука.

Иван: Заинтересовался. А Жорка чё?.. За претендента его, наверно, принял.

Софья: Пьяный, а на ферму попёрся… Придурок.

Пётр: С гостями гулял. Из города, с Молотова приехали. За молоком пришёл — отпаивать после пьянки.

Софья: А кто такие?

Пётр: Какие-то военные.

Александра: Поди, вас на войну забирать? А, Иван?

Иван: Чёрт его знает. Тянут какую-то холеру. Вон, из Дивьи многих позабирали, а из нашего Ромахино, да ещё васильевских… Как забыли.

Анна: Глухомань, пока доберутся.

Пётр: Лес весь сгоним по Чусовой и заберут.

Иван: Там лесу-то… На один перегон осталось.

Софья: Ну и что? Кому-то ж надо его сплавлять.

Пётр: Ну, вот. Сплавим и пойдём. Неделей раньше, неделей позже… Весь транспорт на запад битком — не знают где вагоны брать.

Александра: О, Господи!

Иван: Дак уже и товарняк, товарные вагоны задействуют. Точно-точно.

Софья: Чё буде-е-ет?… Мамочка моя, чё буде-е-ет?..

Пётр: Ладно, день, да наш. Вы баню сготовили?

Софья: Саня, как думаешь — протопилась баня?

Александра: Пойдём, поглядим. Нюр, Мишку своего веди, с мужиками попарится.

Анна: Лучше я с ним. Чижело ему на одной ноге.

Александра: Мужики, что ль, не помогут? А время потеряем. Ждать пока вы там наплескаетесь вдвоём…

Софья: Наплескались уж. Петь, Иван, Нюра-то опять у нас беременная.

Иван: Нюрок, дай пять. (Жмёт Анне руку.)

Медленно пошли с косогора.

Александра: Сначала мужики помоются, потом мы.

Пётр: А мы после вас ещё разок! Да, Ваня?

Александра: Только давайте побыстрее, чтобы за полночь не ложиться.

Иван: Ещё ж за столом посидеть. Нюр, самогонки притащишь?

Анна: А сколько?

Иван: Петь, сколько?

Пётр: Пять человек? Ну, литр.

Иван (Анне). Ну, литр.

Анна: Литр принесу.

Картина вторая

Двор Рудаковых. Видны часть дома с крыльцом, надворные постройки. На заднем плане — в глубине огорода — баня. Ближе к крыльцу стол, по обе стороны которого лавки. На крыльцо выскочила Женя. В руках две большие миски. На середине двора её останавливает голос матери.

Голос Софьи: Женя!

Женя: Что?!

Голос Софьи: Огурцы со дна бери!

Женя: Ладно!

Голос Софьи: Побольше бери! У мужиков спроси — скоро они там?!

Женя: Ладно! (Скрылась в сарайчике.)

С улицы во двор, стараясь быть незамеченным, входит Римас Патис в форме милицейского старшины. Остановился, прислушался. Из дома слышны женские голоса. Хлопнула крышка погреба. Появилась Женя с мисками, полными квашеной капусты и солёных огурцов.

Женя: Ой, здрасьте.

Римас (кивнул). Отец где?

Женя: В бане. Моются.

Римас: С кем?

Женя: С дядь Ваней.

Римас: Краснощёков?

Женя: Да. Парятся… По второму разу пошли. Позвать? Папа! Дядь…

Римас: Погоди. Я сам. (Пошёл было к бане, но, раздумав, вернулся.) Пусть парятся… Зайду… Попозже. (Идёт к выходу.)

Женя: Дядь Римас! А вы… на войну его? Забираете, да?

Римас: Матери не говори, что был. Отцу скажи… Зайду. (Уходит.)

Поставив миски на стол, спешит в огород к бане.

Женя: Папа! Дядь Ваня! Вы скоро?

Голос Петра: Всё-о-о! Уже идём!

Из дома вышли Нюра, Софья, Александра. Головы покрыты полотенцами. Ставят на стол закуску, посуду.

Софья: Вот парятся! Вот парятся!

Анна: Одного раза мало им.

Софья: Они ж и так первый раз долго парились. После их зашли, у меня аж волосы затрещали. Второй раз?! Не-е — чистое пекло. Ни за какие калачи.

Александра: Вона чё-о! А я голову сломала — чё там у Соньки внизу живота потрескивает?

Софья (шутливо толкнув Александру). У тебя, поди, внизу, не у меня! Правда, думала, умру.

Александра: А я б за милу душу… по второму кругу, как мужики.

Анна: Так шла бы сейчас с Иваном, с Петей…

Александра: А чё-то промахнулась! Ты где раньше была? Не подсказала!

Смеются.

Анна: Заревнует Соня. Не боишься?

Софья: Для родной сестры-то? Фу-у, ничё не жалко! (Села на лавку.) Давно так не парились. Тело гуди-и-и-ит… Хорошо-то как, Господи.

Пауза.

Александра: Кажется, идут. Пыхтят.

Софья: Наконец-то. Ну, вы чё, мужики?

Едва переставляя ноги, почти выползая, из огорода появляются Иван с Петром. Обогнав их, шмыгнула за стол Женя.

Пётр (предупреждая). Женька…

Женя: Ладно-ладно. Не буду.

Софья: Чего не будешь?

Женя: Болтать не буду. Без толку. Да, папа?

Мужики бухнулись на лавку. Молчат.

Александра: Девки, гляньте, аж дымятся.

Софья: Ну, напа-а-арились…

Анна: Малёхо не сварились. Да?

Софья: Так-то уж зачем? Ну, вы чё?

Пётр: Пока пар живой… Жалко упускать.

Иван: Зря Михаил твой, Нюр, отказался. Петро, на третью ходку… Отважимся?

Софья: Куда? Помрёте! Идите, полежите, лучше.

Иван, Пётр (бодро и громко). А самогон?!

Александра, Софья, Анна (с испугом). Ой!

Александра: Тьфу на вас! Шуты Балакиревы…

Анна (с готовностью). Принесла, ага.

Софья: Нюр, сиди. (Жене). Доча, сбегай. Под подушкой у меня, на кровати.

Женя убежала в дом.

Иван (Петру). Говорил? А ты где, где?

Софья (вслед Жене). Витю посмотри! Если чё, газету ему опять сунь! Накладывайте себе, не сидите.

Александра: Наливайте. Ванька, чё сидишь?

Иван: А ничего ж нету!

Вернулась Женя с бутылкой.

Александра:(Ивану). Во-от! Прям в руки к тебе прибежала.

Иван: Другое дело. Оприходывам?

Александра: Давай, не тяни, стемнеет скоро.

Софья (Жене). Спит?

Женя: С газетой играет.

Александра: Пацан какой золотой! Таких не встречала. Он когда-нибудь у вас плачет, хоть маленько капризничит?

Пётр: А чего ему? Поел — поспал, проснулся — опять поел, опять поспал.

Софья: Тут батя ему как-то газету сунул. С правления принёс, где про Минск, что сдали, про мобилизацию… Радости! Лучше игрушки… Всё — нет! Шуршит, комкает, шлёпает по ней. Обхезается, обписается — э-э, гори оно огнём. Пока всю не истеребит на мелки кусочки — мелки-мелки — без внимания.

Пётр: Часами может играться с ней.

Софья (Жене). Сидит?

Женя: Бубукает чё-то себе под нос.

Софья: Разговаривает сам с собой, ага. Ой, а порвать когда не может, сердитый такой сделается — бровки насупит и ножками вот так, вот так…

Анна: Сучит, сучит…

Софья: Ножками сучит. Умора.

Иван: Писателем заделается, или этим… корреспондентом. Давайте за детишек…

Женя: И чтоб никого не забирали, чтоб скорей война кончилась!

Пётр: Эй! Эй! Ты чего разговорилась? Спать хочешь? Пойдёшь.

Женя (потупившись). Нет.

Софья: Взрослые разговаривают — не лезь, а то быстро… на лежанку.

Женя: Я больше не буду.

Софья: Сиди, молчи. Ешь лучше.

Иван: За детишек… За Витьку, за Женю, за Нюриных чертенят.

Анна: Хулиганы, да.

Выпили.

Иван: Дурак, Нюр, твой Мишка, что не пришёл. Вон гулеванье какое получилось.

Анна: Не знаю… Рогом упёрся — не пойду и всё. Упрямый такой. Чё упёрся?..

Пётр: Да не упрямый.

Анна: Да? А упёрся. Чего упёрся тогда?

Пётр: Боится, наверное. Трусоватый он у тебя, Нюр.

Софья: Господи, нас, что ли, боится?

Иван: Председателя. Знает, что Пётр с тем на ножах.

Александра: Ну и что?

Иван: Санька, смотри. Губарева с города выперли? Выперли. К нам заслали? Заслали. Вот и дерёт жопу перед начальством… Выслуживается, чтобы назад вернули.

Софья: А Михаил-то тут причём? Тот дерёт, выслуживается… Михаил-то причём?

Иван: Здрасьте! Я, к примеру, перед начальством вот так вот, чуть не лбом в землю, а мои подчинённые… Этот… Характер будут мне свой показывать? Как Петька Рудаков? Не, не надо. Пусть лучше тоже елозят передо мной, как я там, пусть выслуживаются. А Мишка это дело скумекал. Хорошо скумекал. Он счас кто? Начальник конюшни. Правильно? А узнает Губарь, что он с его врагом якшается, в бане парится… Всё! Навоз меси, хвосты крути. Он же злопамятный, падла, Губарь наш. Вот Мишка и осторожничает.

Пауза.

Нюра выбралась из-за стола, направилась к выходу.

Пётр: Нюра!

Иван: Я чё, не туда загрёб?

Пётр: Оба не туда. Постой, Нюр!

Анна (обернувшись). Я вот сестра их… Я вот старшая… Соньку с Сашкой… Кто вам жён вырастил? Ты, Пётр Петрович, умный… Иван тоже языкастый. Вот посчитайте. Папку на германской убило. Маме сказали… Сразу упала и умерла. Сразу… Разрыв сердца! Помнят сёстры, помнят. Этой шесть, Сашке восемь… Посчитай-ка… Царску пенсию за папу Ленин забрал… Или кто там? Мельницу эксприровали, забрали!.. Чё делать? Чё жрать? А я на сплав! А куда? С пятнадцати годов! Наравне с мужиками! Ни на чё не рассчитывала! Сдохнуть рассчитывала… Хорошо, Миша ко мне… с гражданской пришёл… Хоть с культёй, а всё по другому. Помогал. Никого не обижал. Сонька, Санька, обижал он вас? Для всех старался. Без его б все три загнулись! И сейчас, вон, дома четыре малых сидят… пятый в животе. Все исть просят! Дак Миша мой… Хоть инвалид, на одной ноге хоть, а работат! Для детишек упирается… Для него весь свет в детишках, да в конюшне! И ничё он не обдирает! Никакой жопы!..

Пауза.

Иван: Нюр, про Губарева я…

Пётр: Нюра, прости.

Анна: Он кому из вас плохого чего сделал?

Иван: Нюр, звездани меня! Звездани! Звездани по-нормальному!

Анна: Знаешь, чё я вам скажу?

Пётр: Говори, Нюра.

Анна: Будете моего Мишу обижать, слова ваши поганые ещё… Придушу на х…! И тебя придушу на х…, Пётр! И тебя, Иван, придушу.

Иван (опустился на колени). Анна Алексеевна, прости! Потерял меру, зараза… Не сердись.

Пётр: Прости, Нюра. (Срывает со стены сарая косу.) Нюр, смотри сюда! Не простишь — литовкой чиркану себя!

Софья: Э, э! Батя! Ты чего?!

Пётр: Честное слово, ты меня знаешь… Нюра!

Иван: Да ёк комарок! (Выхватил косу из рук Петра.) Хошь я его махом, Нюр, дурака этого? Стой, Петька! Лучше я — мне сподручней!

Анна подошла к Ивану, забрала у него косу, вернула её на место — на крюк в стене сарая. Внимательно посмотрела на мужиков. Поцеловала — сначала Петра, потом Ивана — вернулась на своё место за столом.

Анна: Он же для близиру так с председателем. Для близиру. Но.

Софья (вытирая Анне глаза). Суки какие… Обидели нашу Нюру.

Анна (удивлённо). Слёзы, да?

Александра: Ну, всё, хватит… топать в одно и то же место. Выпьем. (Разливая самогон, мужикам.) А вы… Выходите из угла, прощается вам.

Иван и Пётр сели за стол.

Иван: Ну, чё? За мир на всей планете? Нюрк, Соня, Саня, за добры отношения?

Софья: Давайте.

Александра:(Анне). Нельзя тебе! Ты что?

Анна: Я на язык, для вкусу.

Выпили.

Софья (Жене). Поела? Иди в дом к Витьке.

Александра: Путь ещё пожует. Или наелась?

Женя: Угу.

Софья: Взрослые сидят, матерятся… Уши развесила. Иди.

Женя пошла в дом. Идёт медленно, нехотя.

Пётр: За мир, значит… (Посмотрел на стакан и допил до конца.) С войной надо как-то управляться.

Анна: Кого делать?

Иван: Родину, Нюр, родину защищать… пора. Чё сидеть? Да, Пётр?

Анна: А-а. Но. Ещё самогону? Я сбегаю.

Софья: Хватит-хватит. И есть ещё… Не пьяницы же. Саня, Ваня, спойте лучше. Давно не пели.

Анна (сразу). Про казака!

Иван: Какого? Их много.

Анна: Где доска сломалась.

Александра: А-а… Ванька, заводи.

Софья (Жене). Ты здесь ещё?

Женя: Мам, можно песню послушать?

Софья (смеётся). Вот чё с ней делать?

Пётр: Доча, иди ко мне.

Женя быстро села к отцу на колени, обняв его за шею, другой обняла мать.

Софья: Послушай и сразу в дом.

Женя (с готовностью). Угу.

Софья: Давай, Иван… Саня.

Иван (поёт). Шё-о-ол ка-а-а-азак через речку домо-о-ой,

Появился Римас. Хотел было выйти к поющим, но придержался за углом дома, решив дослушать песню. Закурил.

Обняв мужа, вступила Александра. Поют привычно слаженно. Хорошо поют.

Когда песня кончилась, все молчали, боясь сбить возникший сладостно-тревожный тон. Зашло солнце, утягивая за собой последний свет заката. Набирало силу слабое мерцание первых звёзд. Издали раздалось едва слышимое блеянье коз.

Александра:(прислушавшись). Ваня, не наши бекают?

Иван: Тося… А счас Катька.

Александра: Доиться просят. Допивайте, ребяты, остатки, пора идти.

Софья: Посидели б ещё.

Александра: Козы, слышишь, надрываются. Доить надо.

Анна: Пока светло. Да?

Александра: Конечно.

Иван (наливая последнее Петру и себе). Тогда за вас, бабы. Лучше вас на свете нет.

Мужики выпили.

Александра: Нюр, бери посуду, поможем Соне.

Собрав всё со стола, кроме не выпитого Анной стакана, женщины уходят в дом. Александра приостановилась на крыльце.

Александра: Вань!

Иван: Оу?!

Александра: Шайки-то в бане забыли! И Нюрину, и нашу! Сбегай, принеси! (Ушла.)

Иван: Тю ты, ёк комарок… (Убежал в огород к бане.)

Пётр подошёл к сараю, поправил на стене косу и, расстёгивая ширинку, с опаской глядя на крыльцо, потрусил к углу дома, где, сидя на корточках, курит Патис.

Римас (вовремя заметив пристроившегося было облегчиться на него Петра, шарахнулся в сторону). Т-ты что?!

Пётр (от неожиданности взмахнув руками). А?! Итит твою!

Римас: Ёлки-палки… Прицелился… Ладно, ничего.

Пётр: Патис?

Римас: Хорошо милицию встречаешь.

Пётр: Так э я… А ты чего тут?

Римас: Радио дома нет — пришёл вас послушать.

Небольшая пауза.

Пётр: И как?

Римас: Что?

Пётр: Радио. Понравилось?

Римас: Заслушался. Чуть под твою брызгалку не попал. С Краснощёковым гуляешь?

Пётр: С ним.

Римас: Закуришь? (Протянул Петру папиросу.)

Пётр: Давай. Римас Альбертыч, ты, правда, чего тут делаешь? Спичку дай.

Появился Иван с двумя цинковыми тазами. Положил их на лавку, взял стакан с самогонкой, хотел выпить, но, услышав голоса, прошёл к углу дома.

Римас: Сейчас-то облегчись. Не терпи.

Пётр: Расхотелось.

Иван: О! Патис! Здоров, Римас Альбертыч! (Римас кивнул.) Женька сказала, был ты, убежал. Чего? Мог бы попариться…

Римас: Некогда.

Иван: Ну, раз некогда… давай.

Римас: Что давай?

Иван: Я почём знаю. Ты… с повесткой, наверное… Или как? Правильно, Петь?

Пётр: Если на фронт — повестка… А чего ещё?

Иван: Мы уж было подумали — забыли про нас.

Небольшая пауза.

Римас: На арест не повестки — ордера выписывают.

Пётр: Какой арест?

Иван: На фронт когда?

Римас: А как стемнеет. (Помолчав.) Приехали за вами. Из органов. Госуправление безопасности. (Ивану.) Понял?

Иван (не сразу). Из органов? Губисты… Понял.

Пётр: А где они?

Римас: У председателя догуливают. В три ночи за тобой, потом к Краснощёкову… пойдём.

Иван: Ко мне?

Римас: К тебе. Как стемнеет, уходите… Чтоб никто не видел.

Пауза.

Пётр: Бумагу, что ль, накатал кто?

Римас (кивнув). Бумагу. Не одну.

Иван: Кто?

Римас: Не ясно кто?

Пётр: Губарев? (Римас не отвечает.) Римас… В чём обвиняют?

Римас: Разное. Жучок в муке… Шесть мешков. Было?

Пётр: Вот гадина! Он же сам из муки всю берёзу выкинул!

Римас: Какую берёзу?

Пётр: Ветки! Обшкуренные…

Иван: От жучка они. Если ветка в муке, с ней — хоть десять лет — ничего не сделается. И никаких жучков.

Пётр: А этот долбень — председатель, мать вашу — взял и всю берёзу выкинул… никому ничего не сказал. Конечно, жучок появится.

Римас: Подумал, наверное, что мусор?

Пётр: А там есть чем думать? Не знаешь — спроси.

Римас: А с фермы зачем весной прогнали? Побили зачем?

Иван: Дак он пьяный к дояркам в трусы полез! И глядеть на него?

Римас: А бить-то зачем?

Пётр: Да не били его.

Иван: За шкирку взяли и вытащили с территории. И всё!

Римас: Вот вам и вредительство, вот вам и заговор… против местной советской власти.

Помолчали.

Иван: Петь, надо было нам первыми бумаги двигать.

Пётр: Надо было, да не та кобыла.

Пауза.

Римас: Как до Молотова доберётесь? Машин нет, пешком… В семь утра эшелон с добровольцами отходит. Не успеете.

Иван: А если по реке до Дивьи?

Пётр: На вёслах?

Иван: А чё? Вдвоём, по течению, без остановки… Догребё-о-ём!

Римас: Часа два… От Дивьи лесовозом. Лесовозы всю ночь в город ходят… Тогда успеете… Можете успеть. Жёнам скажите, когда спрашивать у них начнут губисты — где вы, что вы? — пусть не врут. Правду пусть говорят… Мол, на фронт всё время рвались, вот и убежали. Ясно? Пойду, а то хватятся…

Иван: Римас Альбертыч! (Протянул стакан.) Альбертыч…

Римас: Лодка на ходу?

Иван: Хоть до Астрахани. Недавно с Петром смолили.

Римас: Софье с Александрой строго накажите — пусть не крутят насчёт вас. Те всё равно узнают, а им потом — слёзы. (Выпивает.) Прощаться… Провожать к реке… (Возвращает стакан.) Не вздумайте. (Уходит.)

Иван (с удивлением.) У него же язва! Непьющий же! Полный стакан жахнул! Гляди!

Пётр (спохватившись, вслед Патису). Спасибо!

Из дома вышли Анна и Александра. Взяв тазы с лавки, идут со двора.

Александра: А где мужики наши?

Иван: Здесь! (Петру). Так чего?

Пётр: В одиннадцать у твоей лодки.

Иван: В одиннадцать. Давай.

Пётр: Документы не забудь.

Пётр остался один. Прошёлся по двору, заглянул в окно дома, легонько постучал. Присел на крыльцо.

Софья (выйдя на крыльцо). Ты стучал? (Пётр смотрит на жену.) Что? Петь, ну, что?

Пётр: Иди сюда…

Картина третья

В доме Краснощёковых. Тихо. Постукивают ходики. На столе недособранный вещмешок, слегка притушенная керосиновая лампа. Из соседней комнаты послышался резкий скрип кровати, негромкие быстрые голоса, шлёпанье босых ног. Появились Иван и Александра. Они в исподнем, начинают торопливо одеваться.

Александра: Всё же таки, дотянули…

Иван: Ничё, в самый раз… Сколько там на ходиках?

Александра: Не вижу…

Иван: Лампу прибавь.

Александра:(прибавляя фитиль в лампе). Залью счас её…

Иван: Кого?

Александра: Лампу, кого… (Вытирает глаза, от бегущих слёз.)

Иван: О! Чё они у тебя не кончаются-то, слёзы-то? Целый час ревёшь, а не кончаются… А, Шурёнок? (Помогает управиться со слезами. Крепко обнял.) Родник у тебя там, что ли, забил, или ещё какой источник? Озеро какое-нибудь… Где воды стоко берёшь?

Александра: Правду Соня сказала — не к добру смеялись. Она, как мама — всё чует. Целый день веселились… Не к добру хохотали, ясно теперь.

Иван: Узнать бы, кто нам войну эту… нахохотал? А идти надо… Рано или поздно… Шур, полодиннадцатого… Тридцать минут ещё…

Александра: А дорога?

Иван: Чё там… Пять минут к реке спуститься. А. Шур?

Начинают быстро раздеваться.

Александра: Да рубаху-то уж не снимай… Ладно уж… (Ведёт Ивана в спальню, но в дверях останавливается.) Вань! Мешок недособрали! Одевайся! Быстро!

Иван: Тю, ёк комарок!

Вновь начинают одеваться.

Александра: Кружку с ложкой не забыть…

Иван: Успели бы!

Александра:(укладывая в мешок кружку, ложку, еду). Теперь уж после войны. Давайте там… побыстрее, не точите с ней лясы… Некогда, мол нам! Жёны, вон, ждут… недотоптанные. (Смеётся.)

Иван: Но. Токо разохотились… Да?

Иван и Александра стоят, смотрят друг на друга и смеются, смеются, вытирая слёзы.

Александра: Пристрелю его на х… Попрощаться толком не дал, сука… Да, Ваня?

Иван: Не, не надо. Жору на него спустите… Ну-ка, забодай его, Жора! За наших. (Замерев.) Три минуты туда, три минуты сюда… Ну, чё ты, Сань?

Александра:(решительно снимая с себя кофту). Где не надо, не высовывайтесь с Петей.

Иван: Конечно. Мы чё, дураки? (Снимая штаны.) Справимся, Саня… По-умному-то, по-быстрому-то… Соскучиться не успеете. Главное, дождались чтоб… (Обнял Александру, ведёт её из комнаты.)

Александра: Ага, нужен мне кто? Ты чё, Ваня?.. Учти, не вернёшься, позволишь страшное чё с собой… сразу в Чусовую за тобой с обрыва… следом. Понял?

Иван: Понял.

Александра: Вот, учти.

Иван оглянулся на часы, замер. Виновато смотрит на Александру. Александра всё поняла. Кинулась к лежащим на полу брюкам, помогает мужу одеться. Делают всё молча, быстро. И вот Иван уже полностью одет. За плечами вещмешок, на голове шапка.

Иван: Александра Алексеевна… (Пожимает руку жене.) Держись тут…

Александра: Учти.

Иван: Учту. Разрешите… (Отдаёт честь.) Разрешите идти… громить… фашиста этого… долбанного?

Александра: Давай, Иван Дементич.

Иван направился было к выходу, но вернулся к часам и до упора подтянул гирьку.

Иван: Вот так вот. Теперь пошёл. Я скоро.

Картина четвертая

В доме Рудаковых. За столом Софья и Женя.

Софья: Скажем, на охоту он… На охоте, и все дела. Когда придёт? А мы почём знаем? Он — мужик. Перед нами не распространяется. Правильно? Может к вечеру завтра, а может и на ночь задержится… Мало ли. Собаку взял и попёр… Чё ему распространяться перед всеми?

Женя: Мама, у крыльца кто привязан?

Софья: Кто?

Женя: Папа к крыльцу Серого привязал! С собакой… Забыла? У крыльца Серый-то!

Софья: А-а! На рыбалке! На тот берег умотал! На рыбалку! Даже лучше! Не найдут… — можно подумать, что утонул, если что. А пока думать будут… Они уж до фронта доберутся. Так и сделаем. Поняла?

Женя: Он же правду велел говорить! И удочки… все, в сенях!

Софья: А мы их счас куда-нибудь затырим…

Послышался незлобивый лай Серого и смолк.

Женя: Серый лает…

Софья: Не успели… Пришли…

Женя: Это кока. Крёстную Серый так… встречает.

Софья: Да?

Входит Александра.

Софья: Правда! (Александре.) По лаю тебя Женя узнала!

Александра: Не лаяла, вроде, я. Ещё не лаяла, но скоро начну. Ещё и покусаю… сволочь кой-какую. Или загрызу… к чёртовой матери.

Женя: Кока, папа врать не велел, а она им сказать хочет, что на охоту он… Или на рыбалке. Как с ума сошла…

Софья: Надо ж время потянуть!

Александра: Крестница, давай-ка сени на засов или на крючок… Чё у вас там? Сами пусть ломятся, ломятся… Вот и потянем время.

Женя сбегала в сени и вернулась.

Софья: Сломают дверь и всё.

Александра: А пусть ломают, починим. Врать-то хуже, юлить-то хужее. Подумают, что мужики наши в бега кинулись, а мы их — ну, этих, из органов, — запутать, облапошить хотим. Потом пропишут по перво число и тебе, и мне, и всей родове… И до наших чего доброго доберутся — ничё не докажешь. Садись и сиди, давай.

Софья: Не могу! Как сидеть-то?! Сердце — бух-бух, бух-бух…

Женя: Кока, она в обморок упала. Папа ушёл — она упала.

Александра: А, ёк комарок! Ты чё, Соня? Ты держись как-нибудь! Ты чё? Попей что-нибудь!

Софья: Забыла! Говорила же — что-то забыла! Четушку бате забыла! (Достала из кармана четвертинку с водкой.) В кармане лежит… И забыла! Вот растипопа! Ой, растипопа! Хоть беги, догоняй!

Александра: Они уж в Дивьи давно! Уж в лесовозе, поди, в город катят. Четыре часа прошло! Она у нас, Женя, однако, опять брякнется. Сонь, ты не рухнешь тут у нас на глазах? Женя, ещё стакан дай-ка. И хлебушка маленько. За мужей наших, чтоб живые да здоровые вернулись. (Разливает водку по стаканам.) Пей, не заполошничай. Чё хоронить-то раньше времени? У Пети же всё в сердце отзывается, все твои переживания… Выпей… Как валерьянку. И я. До дна, сразу.

Софья: А! Правда! Погляди, какая дура-то! Правда, раньше времени-то зачем?

Александра: Чокнемся как следует…

Софья: … чтоб живые! Чтоб никакие не раненые… Ну, если вдруг… Чтоб не сильно.

Женя: Вообще никак!

Александра: Никак, Женечка, никак. Правильно.

Софья: И побыстрее, чтоб… завершилось.

Выпили.

Александра: У тебя прялка заправлена? Тащи-ка, крестница, прялку, займём себя, отвлекём мать-то… (Женя убежала за прялкой.) И шерсти захвати! Так, вот, Соня… Я шерсть подёргаю, ты нитку сучи… Носки Пете с Ваней навяжем, рукавицы…

Софья: Варежки?

Александра: Варежки. Не бухает уже?

Софья: Кто?

Александра: Сердце не бухает уже?

Софья: Ой, полегче, правда. Захмелела даже…

Женя принесла прялку и небольшой мешок с шерстью.

Александра: Садись, девонька, с нами. У-у, какая шерсть ладная у нас. Не шерсть — пух оренбурский. Сегодня Тосю с Катей ещё почешем, ещё наберём. (Софье.) Сучи-сучи, Соня. Нитка лёгкая, нежненькая… Это ж не козы, это ж диво-дивное…

Во дворе залаял Серый. Лает всё сильнее и сильнее.

Софья: Пришли.

Александра: А идут они… (Налила водку.) Все ушли на фронт… товарищи! А вы чё тут делаете? А вас кака халера по ночам носит? Софья Алексеевна, за мужей наших!

Пьют.

Софья: Доча, ты хорошо заложилась? У нас крючок крепкий, кованый.

Женя: Хорошо.

Серый во дворе захлёбывается от лая.

Александра:(запела). Шёл казак через речку домой,

Раздался выстрел и собачий лай оборвался. Стучат в окна, в двери. Стучат всё сильнее, всё громче.

Конец первой части

 

Часть вторая

Картина первая

1949 год. Июль. Вторая половина дня. Двор Рудаковых. Повзрослевшая Женя домывает крыльцо. Из распахнутого окна по репродуктору звучит: «… а я остаюся с тобою, родная моя сторона, не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна!» Отжав тряпку и постелив её перед дверью, Женя ушла со двора на улицу. Кричит: «Ви-и-и-тя-а-а-а! Ви-и-и-тя-а-а-а!» Вернулась и, подхватив помойное ведро с водой, ушла в огород. Вскоре и оттуда послышался её крик: «Ви-и-и-тя-а-а-а! До-о-омо-ой! Ви-и-и-тя-а-а-а!» Во двор входит Анна. Поднялась на крыльцо, вытирает о тряпку перед дверью ноги, но услышав Женин крик, спустилась с крыльца и села на лавку. Вернулась Женя.

Женя: Тёть Нюр, ты?

Анна: Я. Но.

Женя: Моих не видела?

Анна: Сына потеряла?

Женя: Витька утащил куда-то. Уже и постирала, и полы вымыла… Всё нет. Полдня голодные бегают.

Анна: У нас они, не переживай. Капка их драниками накормила. Вот таку кучу напекла. Все наелись: и мои, и твои. Счас старшие в карты играют, а Вовка твой с сорогой возится.

Женя: С рыбой, что ли?

Анна: Но. В банку стеклянну ему Витька наловил — маленька така рыбёха. (Смеётся.) Вовка месит её, месит, она ускользат… Сидит, заливается, хохочет. Такой забавный парнишка получился.

Женя: Тьфу на тебя. Не сглазь.

Анна: Ты чё, я при нём не дивлюсь, молчу.

Женя: Фу-у-у…

Анна: Устала? Ну и передохни. Капа там присмотрит. Передохни.

Женя: Они куда так быстро растут-то?

Анна: Кто?

Женя: Дети. Оставались бы всегда маленькими.

Анна: Ему сколько сейчас?

Женя: Володьке? В сентябре четыре будет. Оё-ё-о! Смотри-ка: в сорок пятом родила, Вите тогда… Четыре с половиной. А теперь уже и ему почти четыре. Володе — четыре!

Анна: Витька в какой класс пойдёт? В третий?

Женя: Во второй! В январе восемь исполнилось… Ну да, восемь.

Анна: Как на дрожжах, ага. Капка моя уже шухарит помаленьку! Но! Котуют у ей под окнами, ой, котуют. И ничё не сделаешь. На танцы в Дивью, как птица махат! Двенадцать километров туда, двенадцать обратно — ф-фить, ф-фить! О, кобыла! Отец жив был бы, сдерживал бы как-то. А не нравятся ей наши ромахинские, вот и летат туда-сюда. Жень, задремала, что ль?

Женя: Угу.

Анна: Замотали, поди, в Мотовилихе? За каждым помой-прибери… А тяжёлый кто, а с температурой? Они ж капризные… Ну да…

Входят Римас и Александра. Римас катит свежевыструганный самокат.

Александра:(поёт). Говорят, я боевая,

Римас: Витька! Вить! (В окно.) Иди! Принимай транспорт!

Женя: Дядь Римас, нет его.

Анна: У нас он с Вовкой.

Александра: Ёлочки-сосёночки, иголочки колючие,

Анна: А вы чё, гуляете?

Александра: Вы потопайте, ботиночки,

Римас: Женя, поставь куда-нибудь. Вот, соорудил Виктору.

Анна: Что это?

Женя: Самокат! Здорово!

Римас: Хотел раньше… Подшипников не было.

Женя: И подшипники!.. Новенькие!

Анна: Блестят как…

Женя: Можно я попробую?

Римас: Ногу сюда…

Женя: А выдержит?

Римас: Выдержит. Крепче руль держи. Другой ногой отталкивайся. Во-от!

Александра: Гляди, получается у тебя, Женя. А я заваливаюсь.

Женя: Здорово!

Римас: Главное — чувство равновесия. У тебя, Саш, чувство равновесия слабое.

Александра: Ну и чёрт с ним! Всё пою, всё пою,

Женя: Кока, никак подвыпила?!

Александра: Маленько, для храбрости. Жить вместе… с Римасом намылились.

Римас (заносит самокат на крыльцо). Пусть здесь стоит.

Женя: Ох, обрадуется. Дядь Римас, дай поцелую. Какой ты у нас хороший. (Целует Римаса.) Куда, говоришь, намылились?

Александра: Жить вместе, говорю, намылились.

Небольшая пауза.

Женя: Батюшки… Решились?

Римас (кивнув). Решились. Александра стол накрыла… Пойдёмте? Посидим?

Пауза.

Женя: А как же…

Александра: А так же, Женюшка! Всю войну ни вот такого письмеца… Ни вот такусенького! И ни похоронки, и ни что «без вести»… А и после войны столько лет! Куда подевался? Кто-нить скажет? Если погиб, лежит где-нибудь — я ж не знаю!

Анна: Ты ж не знаешь. Но. Кабы знала, дак…

Александра: Х-хе! Кабы знала — ведала, на войну бы сбегала… (Поёт.) На войну, на самый бой, где воюет Ванька мой… (Помолчав.) Уж война когда кончилась, уж четыре года прошло… В Дивье, у нас в Ромахине — везде всё про всех худо-бедно знают… Про Ивана — никто, ничего. Не в Америку ж он укатил?

Анна: На черта она ему? Он Урал наш любит…

Александра: А сколько ждать-то? Ну, я — ладно, мне-то… (Махнула рукой.) Переживу. (Показав на Римаса.) А ему чё страдать? Ему же тоже тяжело… И обидно. Я же понимаю. (Римасу.) Говорила тебе — Женя осудит. Говорила? (Закрыла лицо руками.)

Римас (закурив). Осуждаешь, Женя?

Женя: Я осуждаю?! Да я… Вы чё, рехнулись?! Я молиться на тебя, дядя Римас, готова… (Заплакала.) Бандеровку из меня какую-то делаете, фашистку какую-то… каменную. Ты почему про меня так думаешь, кока?

Анна (Александре). Эй, не осуждает, эй, видишь?

Александра:(обняв Женю). Девонька моя… Ластонька…

Римас: Александра тайменя запекла… Пойдёмте?

Александра: Пойдёшь, Женя?

Женя: Конечно, пойду. Переоденусь только. Свадьба, всё-таки.

Александра: Ещё чего! Никакой свадьбы — обозначимся и всё. Посидим просто…

Анна: Попоём?

Александра: Попоём, попляшем.

Анна: Но. А я вот — в самом нарядном… уже сижу.

Женя: Ты как пионерка, тёть Нюр: будь готов — всегда готов. Да?

Анна: Но. Лёня… Этот… Веников. Нет… Ну, этот, в бане который…

Женя: Голиков!

Анна: Во-во! Лёня Голиков!

Все смеются.

Александра:(испуганно). Господи! Кто там? (Побежала в огород.)

Женя: Куда ты?!

Анна: Всполошилась кого-то…

Ждут.

Александра:(вернувшись). Показалось в огороде кто-то шарится.

Римас: Кто?

Александра: Никого нет.

Женя (прошла к огороду). Может, ребятишки? Витя! Вова!

Анна: Кошки, наверно.

Александра: Фу, аж голова закружилась.

Женя: Вскочила резко, вот и закружилась.

Александра: Пока печь горячая, картошку поставить… Пошли, Альбертыч. (Обняла Римаса за шею.) Эх, Литва моя, Литва, голова бедовая! В какой хомут, в каки приключения головушку суёшь, соображаешь?

Римас: Понимаю, да.

Александра: Хорошо тебе… Девки, вы быстрее, не копайтесь… чтоб за вами не бегать.

Анна: Не помрём, дак придём.

Александра: Давайте.

Римас и Александра уходят.

Анна: В доме перед зеркалом вашим причешусь?

Женя (прижав кулаки к щекам). Вспоминают, что ли, меня? Щёки горят… пойдём.

Анна: А ты губы мажешь? Помада есть у тебя?

Женя: Есть.

Анна: Намажешь мне… этим… сердечком? Покрасившее. Намажешь?

Женя: Намажу-намажу. Идём.

Анна и Женя уходят в дом. Со стороны огорода во двор выходит Иван. Одет по-городскому: шляпа, галстук… Через левое плечо перекинут плащ, в правой руке большой деревянный чемодан. Направился было в дом, но не решился. Сел за стол. Ощупал его, осмотрел. Стол не тот, что прежде. И лавка не та. Достал портсигар, закурил. Хлопнув створками, Женя изнутри закрыла окно. Через небольшую паузу она и Анна вышли на крыльцо.

Женя: Ты теперь у нас, тёть Нюр, не Лёня Голиков… Ну-к, покажись. (Поправляя Анне причёску.) Ты у нас теперь… целая Любовь Орлова. Губки вот так сделай. А теперь так. Отлично! Палкой, всё ж таки, подопру… (Подпирает палкой дверь.) Готово. Пошли. (Спускаются с крыльца.)

Анна (увидев Ивана, но не узнав). Здрасьте…

Женя: Здравствуйте…

Иван встал, вышел из-за стола, снял шляпу.

Пауза.

Иван: Женя… Аня…

Женя медленно подошла к Ивану и, крепко обняв, спрятала лицо на его груди. Обняла Ивана и Анна. Плачут долго, в голос. И Иван плачет.

Иван (Жене). Выросла.

Женя: Дядя Ваня, миленький… Пришёл…

Анна: Седой. Нахлебался…

Женя: А мы ждём-ждём, ждём-ждём.

Иван: Пришёл… ёк комарок.

Анна: Не раненый? Нет?

Иван: Целый. Жень, дай попить.

Анна: Самогону хочешь?

Иван: Можно.

Анна: Я сбегаю.

Женя: Не надо, тёть Нюр. Дядь Ваня, у меня спирт медицинский… Счас. (Убегает в дом.)

Иван: Вспоминал твой самогон, Нюр, всю войну. Гонишь, не бросила?

Анна: Семь лет не гоняла.

Иван: Чего?

Анна: Матерьялу не было. Позавчерась первый раз сварила. Как знала, что прибудешь.

Вернулась Женя. В руках ковш с водой и поллитровая стеклянная банка со спиртом.

Иван: Ух ты… Откуда у тебя?

Женя: Спирт? В больнице дали.

Анна: В больнице работат. Во как!

Женя: Санитаркой. В Перьми, в Мотовилихе.

Анна: Давайте за стол, чё стоимте?

Сели за стол.

Женя: Ой, а закусить-то!

Иван: Сидите, водой запью. За встречу. (Пьёт.) Ну, вот теперь, кажись, пришёл… окончательно. (Закуривает.)

Анна: А ты чё не домой сразу? Чё крадучись?

Иван: Привычка… По-партизански — огородами… Разведку сделать: кто, что, как, где… Саня, поди, сердится? Где она?

Анна: Дома. Нас ждёт.

Женя: Ой, дядь Ваня-а-а-а…

Иван: Ну, получилось так… Чё поделаешь?..

Женя: Давай, сбегаю за ней.

Иван: Не, не надо! Посмотрю сначала на неё… со стороны. Интересно… какая стала… Пол войны партизанил, привык к сюрпризам-то.

Анна: Выскочишь — напугаешь.

Иван: Зачем? Я осторожно. Знаешь, как немца трясло… от сюрпризов наших?

Анна: Мы ж не немцы.

Женя: Схожу, дядь Ваня. Нехорошо. Я быстро.

Иван: Погоди-погоди! Стой! Женьк, ты куда? Сядь. Погоди. Вздохнуть дай… Хоть дух-то перевести. О, побежала. Куда я теперь денусь? Никуда… Всё. Гостинцы ж ещё… трофейные. Докурю, как человек, и пойду… за п…ми. Получу, однако, если пустит…

Анна: Пустят…

Иван: Под откос?

Женя (гладит Ивана по плечу). Дядя Ва-а-анечка-а-а…

Иван: Как твои-то: Петро, мать?

Женя: А папу убили. Под Сталинградом. В сорок третьем.

Анна: В день рожденья. Сыновий. Витькин.

Женя: Похоронка в марте пришла, а в ней — погиб двадцатого января, смертью храбрых. Вите как раз два годика исполнилось.

Анна: День в день выпало. Во как! В братской могиле лежит, с золотыми буквами — Рудаков Пётр Петрович.

Женя: Деревня Терновка. Не слышал?

Иван: Нет.

С улицы во двор входит Александра. Увидев Ивана, застыла на месте. Её не замечают.

Женя: Маме сразу плохо стало. Упала и умерла… Как бабушка.

Анна: Разрыв сердца, ага. В доме упала, как мама, и всё.

Александра медленно отступает спиной за угол дома.

Женя: Думали — обморок. У неё так бывало. Похоронку на стол положила и стоит. Стоит, стоит, стоит… На похоронку смотрит и чё-то думает, думает. Час, наверное, стояла.

Александра стоит, привалившись спиной к стене дома, закрыв лицо руками.

Анна: И молчит.

Женя: Так страшно, дядя Ваня.

Анна: Часа два стояла, если не больше.

Александра уходит.

Женя: Лицо серое почему-то сделалось. Потом голову подняла… Вот так встряхнулась, и голосом… тонким-тонким — как запищала, вроде. Но не запищала, а почти…

Анна: Ага, птичий такой голос.

Женя: Говорит: «Ну, ладно. Давайте Петю кормить…»

Иван: Кого?

Анна: Петю! Хотела Витю, а, видишь, как сказалось…

Женя: Потом… шаг сделала и…

Анна: И всё.

Женя (кивнув). Упала.

Анна: И всё.

Пауза.

Иван: Кто ещё из наших?

Женя посмотрела на Анну.

Анна: Миша мой повесился, Ваня. Зимой. В каком?..

Женя: В сорок третьем, в декабре.

Анна: С конюшни его убрал этот… Заголодали совсем. От переживаний права рука у него отнялась, перестала работать. В сарайку уйдёт и воем воет — ребят жалко. Ничё, говорит, у меня нет: ноги нет, руки нет — никакого пропитания вам сделать не могу. Один рот есть — вас объедать.

Женя: В лес пошёл и удавился.

Анна: А всё из-за этого.

Женя: Председателя. Губарева помнишь?

Иван: Чё ж не помню? Помню. Где он счас?

Анна (показав на землю). Тама.

Женя: На лесосплав к нам пришёл, а кто-то штабель брёвен с косогора погнал в Чусовую… Или трос на связке лопнул… В общем, всего перемололо (махнув рукой), месиво сплошное.

Анна (Ивану). Маленько отопью у тебя. (Отпивает из банки, запивает водой.)

Иван (Жене). Ты на лесосплаве работала?

Женя: И я, и кока, и тёть Нюра. Все работали.

Иван (помолчав). Нюр, дай пять. (Пожимает Анне руку.) За Соню, Петра, Михаила. (Допивает спирт.) Трофеи вам привёз! (Кладёт на стол и открывает чемодан.) Поднаписал тут… Кому чё. Анна, держи. Софья… Жень, тебе оба. А это отрезы. Всем одинаковые, бостоновые. Нюр, тебе самый большой, на всю ораву. Шаровары, юбки-шмубки… Шейтесь.

Анна и Женя, развернув свёртки, заохали-заахали, разглядывая подарки: кофты, платки…

Женя: Батюшки! (Прикладывая к себе кофточку.) Маленькая… Я ж выросла, дядь Ваня!

Анна: Немецкое всё?

Иван: Не, итальянское. (Закрыл чемодан.) Ну как?

Женя: А это хорошо. Да как хорошо-то! И твоя хорошо, тёть Нюра!

Анна: Но! В ей на свадьбу и пойду.

Иван: К кому на свадьбу?

Женя: Да… К Капитолине, наверное. Год, два, и замуж пора. Вымахала девка… Я ей эту кофточку и подарю, мне всё равно мала. Вон, какая красивая. Держи, тёть Нюра. Ой, нет, я сама ей…

Во двор решительно входит Александра.

Александра: Вы куда запропастились? (Ивану.) Здравствуйте. (Анне и Жене.) Рыба стынет, картошка стынет… Ну, вы чё? Римас меня всю затуркал: где они, где они?

Иван: Здравствуй, Саня.

Александра: Здрасьте, Иван Дементич. Извёлся, говорю, жених, а вы тут… Сельмаг, что ли, новый открываете?

Женя: Подарки…

Анна: Но. Иван привёз.

Женя: Крёстная…

Александра: Дак идёте, нет? Сколько ждать можно?

Женя: Кока, а дядя Ваня?

Анна: Иван же это, Саня! Ты его куда?

Александра: А я почём знаю? Где четыре года был? Пусть туда и идёт.

Иван: Ты чё, Саня?

Анна (оправдывая). По России таскался…

Александра: Пусть ещё потаскается, а мне некогда… Жених ждёт. Ну, вы идёте?

Иван: Какой жених?

Анна: Римас Альбертыч.

Иван: Патис? Жених твой?

Женя: Дядь Ваня, подожди… Дядь Ваня…

Александра: О! О! Задрожал… Во-во… А как мы тут всю войну дрожали, знаешь? Как с голоду загибались?.. Задрожал… Ты чё дрожишь-то? Раньше надо было…

Анна: Дак воевал, поди.

Александра: Ни одного письма за всю войну…

Иван: Не мог я! Не мог!

Александра: А после войны? Четыре года!.. Посмотрите на него, девки! Объявился!

Иван, стиснув зубы и кулаки, надвигается на Александру. Александра отступает от него по двору.

Иван: Санька! Саня! Я тебе… Присядь! Скажу тебе! Иди сюда!

Александра: Ой! Ой! Ваня Грозный! Гляньте, грозный какой! Счас пришибёт!

Женя и Анна бросаются к Ивану, стараясь удержать его.

Женя: Дядь Ваня, подожди!

Анна: Иван! Ваня! Он хороший, Римас-то! Он не со зла!

Женя: Тёть Нюра! Молчи!

Иван: Ко мне иди! Иди! Всю войну об ней… Санька! (Отшвырнул женщин.) Ну, Санёк!..

Александра бегает по двору от Ивана, Анна и Женя с визгом вновь пытаются оттащить того от жены.

Александра: Давай! Всех нас поубивай! За то, что выжили! Давай! Человек нас от голодухи!.. От холодов!..

Иван: Добрый Патис?! Да?!

Александра: А ты за так, думал? Нарисовался, артист! Здрасьте вам! Ишь, объявился! Как в кино, в самый счастливый момент… нарисовался.

Иван: Я плохой?!

Александра: Хороший! Откуда взялся такой хороший — непонятно! Он откуда, девки, взялся?!

Иван: Погляди мне… Я ей в глаза… На ей хочу поглядеть! Пустите!

Женя: Не надо, дядь Ваня!

Анна: Иван, отстань!

Александра: Пусть глядит. Слава Богу, есть на кого глядеть…

Женя: Кока, молчи!

Александра: Не Римас-то если бы!.. Счас бы на кладбище нам цветочки таскал!

Иван замер.

Пауза.

Иван берёт плащ, шляпу, чемодан.

Женя: Ты куда, дядь Ваня?

Иван: Шура… Живи, конечно. Прости, пожалуйста. Надо жить, конечно.

Женя: Дядь Ваня, ну, сядь. Со мной, рядышком…

Иван: Пойду. Ревизию сделаю, погляжу… и пойду.

Женя: Погоди! Погоди. Лучше давай тебя с сыном познакомлю? Я ведь сыночка родила, дядь Ваня! Четыре года уже!

Иван: Да? Молодец.

Женя: Муж на Дальний Восток завербовался… Ты сядь, садись. Расскажу тебе.

Иван: Бросил, что ли, муж?

Женя: Вызова ждём. Садись. Комнату получит и поедем к нему… Дядь Вань, ну, сядь!

Иван: На ангела вашего погляжу… и сяду. До-олго сидеть, наверно, буду. (Пошёл со двора. Женя идёт рядом, держась за рукав Ивана.)

Женя: А знаешь, как назвали?

Иван: Кого?

Женя: Сына! Володей назвали.

Иван: Почему?

Женя: А чтоб умный был, как Ленин. Ну, куда ты?

Иван: А он чё, умный был?

Женя: Ленин-то?

Александра: А чё, дурак, что ли?

Иван: Не знаю — я с ним не встречался. Евгения, пусти. (Уходит.)

Пауза.

Женя: Пошёл…

Александра бросилась было за Иваном, но ноги подкосились, и она осела у крыльца на землю.

Александра: Пусть идёт.

Анна и Женя подбежали к Александре.)

Анна: Мат-ти Божи!

Женя: Крёстная!

Александра, не вставая, перебирается на крыльцо. Села на ступеньку.

Александра: Вот, сука… Сразу почуяла: не то что-то в огороде. Он, поди, в картошку, в ботве прятался — я и не увидела. Домой пришли, думаю: вернусь всё ж таки, проверю. И точно.

Женя: Да! Да! Голова у тебя кружилась?!

Александра: А я про чё? И вот!..

Женя: Кока, они там у вас друг другу головы не посшибают?

Анна: Иван сильнее. Иван, наверно, победит.

Женя: Бежимте, а? Тёть Нюр, кока… Помешаем, хоть как-нибудь…

Александра (попыталась встать). О, ёк комарок… Не могу. (Села.) На коленки мои глянь. Ходуном ходят. Дай руку. (Кладёт Женину руку себе на колено.)

Женя: А-а, дрожит-то как!

Александра: Говоришь, бежать… Нечем бежать, на себе тащите. Где его, чёрта, носило четыре года? Заявился… Шляпа, галстук — футынуты-пердануты… С Лениным ещё к нему разбираться… Пошёл? Ну и… иди себе.

Анна: Дак он и пошёл.

Женя: А мы? Сложа руки сидеть?

Александра (решившись). Пошли, однако, и мы… В погоню. (С трудом поднимается. Анна с Женей помогают.) Держите меня, не отпускайте.

Анна, Женя: Держим-держим!

Александра: По дороге разбегусь… и налажусь. (Плетутся со двора.) Ой-ё-о, девки… Там война кончилась, у нас своя началась… межусобица.

Картина шестая

В доме Краснощёковых. Римас хлопочет у стола: перекладывает из чугунка дымящуюся картошку, режет хлеб… Хлопнула дверь, вошёл Иван. Остановился в дверях.

Римас (не оглядываясь). Александра? Саша, ты?

Иван (ставит в сторонку к стене чемодан). Угу.

Римас: Соль принесла? А я нашу нашёл! На окне… за занавеской… оказалась.

Иван снял с гвоздя на стене платок Александры, прижал его к лицу, затем накинул на голову.

Ох, тайменюшка…

Иван (остановившись за спиной Римаса, шёпотом). Красавец.

Римас: Молодь — мясо нежное… А запах? У-у!

Иван сел на стоящий у стола табурет спиной к Римасу, закурил.

Что они там? Наряжаются? Просто посидели бы… без затей. Смотри, Саша, втянешься… Курево дело такое.

Иван: Охо-хо.

Римас: Давай посчитаем… Когда Соня с Петром — закурила. Михаил — два, Женю на перекате из-под брёвен вытащили — три, в день победы — четыре… Сегодня пятый… (Помолчав, сел рядом, почти касаясь плечом спины Ивана.) Пока не пришли… Мою литовскую сказку тебе… Вернее, не сказку… Обычай в старину был. Давно-о-о… Ещё Литва и Литвой-то не звалась. Можно? (Иван облокотился, не оборачиваясь, на стол.) Если воин после войны не возвращался домой, а никто не знал, где он и что с ним, жена была обязан ждать его три года. Три года прошло, всё — имеет право выбрать себе… нового. Интересно другое: выбрала, а тут прежний на пороге. Что делать? Двенадцать больших… громадный костров разводили. Шесть с одной стороны, шесть — с другой, — коридор огненный. И вот… должна была женщина пройти по нему. От начала до конца. Если выдержала, прошла сквозь огонь… Если невредима, даже волос не подпалила, значит, чиста она и нет на ней вины, греха нет… И жить имеет право с тем, с кем пожелает. А Саша… Не три, восемь ждала. И не двенадцать костров…

Иван: А сколько? (Стянул с головы платок, положил перед собой.)

Римас: Знаешь, как считать? Я не знаю. Чиста Александра перед тобой… Перед всеми. Это знаю.

Небольшая пауза.

Иван: Давно вы с ней?

Римас: Ох, Иван… (Наливает себе и Ивану водку.) С возвращением?

Иван: Да я уж выпил.

Римас: Да уж вижу. Устроил цирк: угу, ага, платок… С Петром вместе воевали?

Иван: Развели. Меня на Белорусский, его под Сталинград. Ещё в эшелоне разделили…

Римас: Очень желал Губарев вас с Петром посадить. Очень. На перрон выскочили с чекистами, хотели с эшелона вас вытащить. А поезд уж хвостиком нам — ту-ту…

Иван: Буча была? Дело какое-нибудь на нас?..

Римас: Поймали б, было б дело. А так… Кому вы нужны? Не на курорт же сбежали. Рукой и махнули. Мстить начал, полютовал.

Иван: Губарь?

Римас: И Соне, и Саше. Михаила с конюшни выгнал… Голод, холод. Дрова выписывал вашим с самой дальней деляны. Осина молодая, проледеневшая — не топится. Баню жгли, помог раскатать… Всё, что можно жгли. Досталось и бабам, и детишкам. И говорить неохота.

Выпили.

Римас: Про Михаила знаешь? (Иван кивнул.) С зайцами в ту зиму повезло, много развелось. Я силков наставлю — один, да попадётся. Если лиса не съест, принесу — отдам. Летом полегче — рыба, грибы… Крапиву молодую варили…

Иван: Председателя Нюра угрохала?

Римас (помолчав). Первое время я вместо него. Анну отправил… на лесозаготовку, на месяц в тайгу. Ничего, обошлось. Ты где пропадал?

Иван: До сорок четвёртого в партизанах. После плена. Потом с действующей соединили, и до Берлина. А после победы — уже в Берлине — особист наш, хороший мужик — еврей! — вызвал и говорит: «Ты, Ванька, домой пока не возвращайся, а то тебя, как бывшего военнопленного, заметут на фильтрацию и… в лагерь. Жить хочешь — побегай пока по стране». Ну, вот… побегал.

Римас: В плену был?

Иван (наливает себе и Римасу водку). Одиннадцать дней. Выпьем.

Выпили.

Римас: Из плена сбежал?

Иван: Ковоира загрыз.

Римас: Как загрыз?

Иван: Зубами. Из окружения выбирался — всю роту у нас посекли. В живых… не знаю: остался кто или нет. По ночам к нашим шёл, днём ветками себя завалю и сплю, ночи жду. А тут в стожок у хутора залез, пригрелся и уснул. Ну и чё, сцапали. Коней решили с этого стожка покормить. В подвал меня, а утром связали по рукам-ногам, в телегу кинули и на центральную усадьбу, на расстрел. Солдатик их повёз. Он сразу мне несуразным каким-то показался. Пилотку вот так, поперёк, надел, не как положено. Вожжами пощёлкивает, чё-то немецкое насвистывает… Донасвистывался, дурак.

Римас: Один конвоир?

Иван: Дак а чё? Я связанный весь! А у него ещё автомат. Вот в телегу закинули меня неправильно. Надо было не ногами вперёд, как покойника — поторопились тут они, — а головой к коню, головой по ходу движения. Давай, покажу, счас поймёшь… Вяжи меня.

Иван и Римас явно захмелели.

Римас: Зачем? Не хочу. Где женщины-то?

Иван (сняв со стены бельевую верёвку). Да я там… Шумнул немножко. Счас придут. Вяжи, говорю. Натурально, чтоб понял.

Римас: Хорошо. (Связывает Ивану руки за спиной.) Так?

Иван: Крепко? Ты меня не жалей… Я тебя жалеть не буду.

Римас: Всё. Крепко?

Иван (сев на табурет, вытянув ноги). Ноги вяжи.

Римас: Ноги не буду.

Иван: Ладно. Ставь свой табурет перед моими ногами. Та-ак. Мы в телеге. Садись на него, спиной ко мне садись, вроде ты на вожжах. Поехала телега. В телеге мы. Настроение у тебя замечательное — на расстрел же везёшь! Врага же везёшь.

Римас: Ты мне не враг.

Иван: Друг? Чё ж ты, друг, жену мою… скрадываешь?

Небольшая пауза.

Римас (сел на табурет спиной к Ивану). Говори дальше.

Иван: Дальше… лес вокруг… Ещё птицы по верху… свистят.

Римас: Свистеть не буду.

Иван: А чё? Не умеешь?

Римас: Не буду.

Иван: Ну, тогда качайся. Нас же мотает… Туда-сюда, туда-сюда.

Римас: Ты уже делай что-нибудь, показывай… Ерундой занимаешься.

Иван: Хо, ерундой! К борьбе за жизнь свою готовлюсь.

Римас: Долго готовишься.

Иван: Это правда.

Входят Александра, Анна, Женя, Иван, подтянув ноги, выбрасывает их вперёд.

Ну, на!

Римас с грохотом летит на пол. Иван тут же бросается на него… Схватив зубами за отворот у самого горла, с визгом и рёвом рвёт рубаху. Шум, крики. Женщины пытаются растащить мужиков.

Александра: Иван! Что ты?! Иван!

Женя: Дядя Римас! Вставай!

Анна: Тащите его! Загрызёт! Ваня! Отпусти!

Женя: Дядь Ваня! Миленький!

Александра: Римас! Иван!

Растаскивают мужиков в стороны. Помогают подняться.

Анна: О-о! Всю рубаху порвал!

Александра: Вы что! А ты чего связанный?! Да я ж вас!.. Ах, вы!

Развязывает Ивана.

Женя: Дядь Римас, отойдите! Пожалуйста…

Анна: Чуть не загрыз.

Александра: Ванька! Ну, попили кровушки… Ты почему связа… Ты почему такой?! (Трясёт верёвкой.) Римас! Зачем ты его?!..

Женя: Сидите, дядь Римас. Подождите!

Иван: Саня, всё. Саня… Римас, скажи!

Римас: Дурак ты, Иван.

Иван: Я ему велел, Саня. Я попросил… Для наглядности.

Римас: Представление устроил… Да не пугайтесь же вы! Женя, всё. Саша… Иван, скажи!

Иван: Всё хорошо! Шутили мы! Вы какие-то…

Александра: Какие мы? Друг на друга не кидаемся!

Анна: Не грызём, но…

Иван: Я ж за рубаху, я ж не за горло! Вы чё такие… доверчивые? Я показать хотел… Показать!

Женя: Кого показывать-то, дядь Вань?! Зверей, что ли, каких?

Римас: Как он из плена бежал!.. Как немца за горло… Как за горло… Немца он убил. Я попросил показать как…

Иван: Но! А вы сразу… Чёрте чё…

Небольшая пауза.

Женя: За горло? Дядь Ваня… Господи!

Александра: Ты что, в плену был?

Иван: Немножко… Да.

Александра: Гляжу, седой весь…

Иван: Эй, Римас? Рубаху порвал? Сань, зашей Римасу рубаху.

Пауза.

Александра берёт табурет, ставит его в центре комнаты.

Александра:(Ивану). Ну-ка, сядь. Иван Дементич, сядь-сядь. Тут все свои, самы родные люди… Сел?

Иван (почуяв неладное). Сел…

Александра: Теперь знаешь что?

Иван: Что?

Александра: Расскажи где был, чё видел, чё делал всё это время, все годы?..

Пауза.

Римас: Саша, Иван партизанил, воевал, до самого Берлина…

Александра:(перебивая). Римас Альбертыч, подожди! Ты тоже тут с бандюками да с ворьём не в карты играл. Каждый раз не знали: убитого тебя ждать или живого. Хорошо. Хрен с ней, с войной… Там всяко могло быть, зачёркиваю её, хрен с ней. Вот, после войны, вот, как на духу, можешь? Врать, петлять начнёшь — сразу почувствую. Или… Будешь врать, ври так, чтоб все поверили: и Анна, и Женя, и я… Чтоб глаза от удивления на лоб повылезли у нас. Можешь так? Если нет, лучше сразу чемодан в руки, перо в задницу и лети… Жили без тебя? Выжили? И дальше будем жить. Чё молчишь? Говори. Может ты у нас герой какой-нибудь несусветный, а я на тебя бочку качу. Может мне на полу тут перед тобой распластаться, прощения просить, а я… Вот, давай, слушаем вас, Иван Дементич.

Пауза.

Иван: Ну… Был в плену, сбежал. Партизан нашёл. Партизанил… Потом, когда отряд разросся — года через полтора — радистку нам… прислали.

Александра: Слава те, Господи. Посылкой, что ли?

Иван: Зачем? Самолётом. И я с ней… Всю войну с ней, и в Германии… Гхм… Вот так, Саня… Виноват перед тобой. У ней пацанка, дочка… с бабкой в Угличе. Решили так: война кончится — она к себе в Углич, я — к себе на Урал. А не получилось. Поехал с ней… Бабка умерла, дочка потерялась. Нам сказали, что в детдоме каком-то… по Волге. А в каком — никто не знает. Всё ж разгромлено. Ей тринадцать, девчонке-то, в сорок пятом было. Настя звать. Во-от… Два года искали.

Александра: Нашли?

Иван: Нашёл. В сорок седьмом, когда мать умерла.

Анна: А чего с ней?

Иван: Израненная вся. И ног у ней не было. Подорвалась в Берлине. Сразу после победы. На себе её таскал. (Улыбнувшись.) Почти два года с бабами в бане мылся. Пускали к себе… в женское отделение, чтоб её помыл, заодно и сам. Чё-то мне… такие хорошие люди всю жизнь попадаются! (Едва не заревел, но сдержался, сцепив зубы. Помолчал.) А в сорок седьмом умерла Саня.

Женя: Ой…

Иван: Но. Тоже Саня. Схоронил, погоревал какое-то время. Настю подрастил, на ноги поставил… Хотел написать. Всё время хотел… А как? В письме разве объяснишь? Всё откладывал: вот, завтра напишу… Ладно, вот ещё маленько и напишу, поздравлю с чем-нибудь… Потом глянул — мать честная! — три года, как война кончилась, уже четыре… а я всё «пишу». Виноват я, Саня. Конечно. Сильно виноват, наверное… Тебе решать.

Пауза.

Ясно. (Встал, прошёл к выходу, взял чемодан.) Прости, Шура.

Александра: Тебя кто отпускал? А ну, сядь! Сядь на место.

Иван вернулся.

Пауза.

Александра забрала со стола пустую бутылку и вышла из комнаты. Вернулась с непочатой бутылкой водки.

Александра: Даю вам ночь. Утром приду — кого здесь застану, с тем и буду жить. И чё хотите про меня думайте. Вот вам бутылка… (Ставит на стол бутылку.) Разбирайтесь. Будете обижать друг дружку — оба идите к чёрту. (Женщинам.) Пошли. (Взяла платок.)

Женщины уходят.

Пауза.

Иван подошёл к часам и подтянул гирьку у ходиков.

Иван: Римас, я тебя не сильно? Не зашиб? Не обижайся.

Римас (распечатывает бутылку, наливает водку). Ладно. Ничего.

Иван: Гляжу, выпиваешь. Раньше, вроде, не пил.

Римас: Редко. Язва была.

Иван: Счас нету?

Римас: Война вылечила. Не совсем, конечно.

Иван: Выпьем?

Римас: Конечно. Мне закусывать нельзя.

Иван: Не сердись.

Выпили.

Римас: Ты там в лесу, с немцами, так же ревел?

Иван: Нет. Малость посильней.

Римас: Ещё сильней? Его Кондратий не хватил?

Иван: Был момент. А то счас бы мы с тобой не лялякались.

Римас начинает собирать свои вещи.

Иван: Уходишь?

Римас: Пойду.

Иван: Римас, полюбил Шурку, что ли? (Римас не отвечает.) Она хорошая… Она…

Римас: Хватит, Иван.

Иван (достал из кармана часы). Петру вёз. Возьми. Возьмёшь?

Римас (взял часы). Спасибо.

Иван: Тебе спасибо. За всех. А может… немного посидим?

Римас: Немного посидим.

Картина седьмая

Раннее-раннее утро. Косогор. На бревне, среди разбросанной щепы, сидит, кутаясь в платок, Александра. Появилась Женя.

Женя: Кока! Всю ночь сидела? Смотрю, постель даже не тронута. (Села рядом.) Так и подумала, что здесь, на нашем месте.

Александра: А отсюда окошки мои хорошо просматриваются.

Женя: Ну, чё? Ещё светятся? Не вижу…

Александра: А не видно — уже солнце забивает.

Короткая пауза.

Женя: Какая, всё ж таки, у нас Чусовая красивая! Сверкает вон.

Александра:(всплеснув руками). Как мать сказала! Ну, как Соня, в точности! Ой, аж мурашки по затылку. Фу…

Женя: Чё ты хочешь: я же дочь.

Александра: Сильно похоже сказала.

Женя: Крёстная, а ты бы хотела, чтобы кто остался?

Александра: Не знаю… Кого Бог даст.

Женя: Дядя Римас хороший…

Александра: А Иван плохой? Слышала, как досталось? И плен, и партизанил, и… по стране мотался. Белый весь. Доста-а-алось…

Женя: А дядя Ваня… Вот родной и всё. Родной дядя Ваня, совсем родной.

Александра: Конечно, родной. А Римас чужой? Кого Бог даст…

Женя: Утро уже. Иди, ждёт же там кто-то…

Александра: Подождёт. Посидим ещё, не бросай меня. Поджилки-то трясутся… Как у девки перед свиданкой.

Смеются. Появился Иван. Протиснувшись, сел между Александрой и Женей.

Пауза.

Женя крепко обняла его правую руку и прижалась к плечу. Александра отвернулась, заплакала. Иван повернул её голову к себе, целует лоб, глаза, щёки.

Александра: Ва… Ва… Ваня мой…

Плачут все трое.

Иван: Однако, счас вторую речку организуем, вторую Чусовую наревём. Ох, ёк комарок… Ну, всё. Хорошо. Рыдать дальше запрещается. Всё.

Появилась Анна, идёт к сидящим.

Петухи, слышьте, поют, а мы чё? Саня, давай споём?

Анна: Про казака, Вань! Где доска сломалась.

Иван: О! Нюрок! Садись.

Анна (усаживаясь). Про казака.

Женя (поёт). Шёл казак через речку домой.

Голос у Жени чистый, звонкий, с простором.

Конец