На следующее утро, пройдя по уже хорошо мне знакомой дороге в офис компании, я первым делом спросил у секретарши, могу ли я воспользоваться вертолетом для полета в краевой центр.

– Разумеется, Евгений Викторович, – даже немного удивленно ответила секретарша. – Это же личный вертолет Александра Михайловича. Позвонить пилоту, чтобы он готовил машину к полету?

Я кивнул головой и прошел в кабинет. Оттуда я позвонил Обозинцеву. Мой звонок, если судить по звучащему в трубке голосу, обрадовал его. Радость его еще больше усилилась, когда он услышал, что я желаю переговорить с ним о важном деле. Мы договорились, что посланная им машина будет ждать на аэродроме, она и отвезет меня к нему.

Через полчаса секретарша зашла в мой кабинет и сказала, что вертолет готов к полету.

– Когда вас ждать назад? – поинтересовалась она.

«Никогда» – мысленно ответил ей я, но вслух произнес нечто иное:

– Точно не знаю, но, думаю, в крайнем случае завтра прилечу.

На летном поле меня встретил вертолетчик. Он по-военному четко чеканил шаг, не дойдя несколько метров, он остановился и приложил руку к козырьку фуражки.

– Вертолет готов к полету. Доложил пилот первого класса Борис Гусарев.

Я протянул ему руку.

– Вы бывший военный? – спросил я.

– Так точно.

– А почему уволились?

– Здесь больше платят, – ни секунды не колебался с ответом он.

Мне понравилась его искренность, по крайней мере, не придумывает, как многие мои коллеги по службе, всякие сверхуважительные причины.

Я почувствовал, как во мне зарождается симпатия к этому человеку. Впрочем, скорей всего подобное чувство он вызывал не только у одного меня. Это был высокий приятный мужчина примерно моего возраста, очень аккуратно одетый; черные ботинки были начищены до блеска, а стрелки на дорогих брюках были такими острыми, что казалось, что о них можно обрезаться.

– Долетим? – спросил я.

– Можете не сомневаться, машина в полном порядке.

Мы летели над бескрайней тайгой. Я смотрел через иллюминатор на расстеленный внизу сплошной зеленый ковер и вспоминал другие места; глубокие горные ущелья, между склонами которых, уклоняясь от посылаемых с земли ракет, словно испуганная птица, носился вертолет, ежесекундно рискуя врезаться в землю и похоронить его пассажиров.

На аэродроме, едва я вышел из вертолета, ко мне подошел рослый и широкоплечий молодой парень. Моя личность ему была известна, так как он уверенно обратился ко мне.

– Евгений Викторович, пойдемте за мной, вас ждет машина.

Я повернулся к Гусареву.

– Спасибо за хороший полет, – протянул я ему руку.

Он пожал ее и вручил мне визитку.

– Как только вы соберетесь лететь назад, позвоните по этому телефону за час до отлета.

Вместе с посланцем Обозинцева, я вышел за территорию аэропорта. Парень подвел меня к «БМВ», предупредительно распахнул дверь. В машине нас ждал уже шофер.

– Поехали к шефу, – приказал ему парень.

По указателям я понял, что мы едем не в город, а в противоположную от него сторону. Скорость, с которой мчалась машина, была такой, что у меня невольно захватывало дух. Но сидевший рядом со мной на заднем сиденье попутчик оставался абсолютно невозмутимым; по-видимому, такая бешеная езда была для него привычной.

Мы съехали с шоссе на боковое ответвление и покатили по узенькой, но вполне ухоженной дороге. Я старался запомнить путь, по которому меня везли. Эта привычка осталась у меня с прошлых времен, я делал это и в тех случаях, когда не было даже намека на грозящую мне опасность. Следовало ли мне чего-то опасаться на этот раз, я не знал. Даже если Анастасия права, и Обозинцев – глава всей местной братвы, пока я не вступил в права наследства, я ему нужен живым, и он будет оберегать меня, как самого дорогого для себя человека. Что в некотором смысле на данный момент так и есть.

Ехали мы недолго. Дорога уперлась в высокие железные ворота. Пока мы ждали, когда они распахнутся перед нами, я обозревал окружающий меня мир. Я отдал должное вкусу Обозинцеву, свою резиденцию он разместил в очень живописном месте. В каких-то сотнях метров от меня простирался аккуратный овал небольшого озера, заполненный прозрачной голубой водой, за ней виднелся зеленый массив леса.

Внутри оказалось ничуть не хуже, если не лучше, чем снаружи. Все пространство перед домом было разбито на клумбы, на которых полыхало яркая палитра цветов. Соединялись эти цветники пунктирами аккуратных дорожек. Повсюду было так чисто, что за время своего пребывания здесь я так и не обнаружил ни единой соринки.

О доме следует сказать особо. Если дяди построил себе огромный особняк, то загородная резиденция Обозинцева по праву гордо могла называться дворцом. На первом этаже этого паллацио за стеклянными стенами расположился зимний сад с журчащими ручейками и бьющими прямо из земли фонтанчиками. Невольно мне пришла мысль, что примерно так и должен выглядеть рай. По крайней мере именно в такое великолепное местечко я бы хотел попасть после смерти.

Именно в «раю» и встретил меня хозяин здешних мест. На его лице было запечатлено самое радушное из всех возможных выражений. Он шел мне навстречу, широко расставив руки, и мне показалось, что он намеревался меня обнять. Я сделал шаг в сторону, дабы уклониться от его объятий. Почему-то мне претила столь грубая демонстрация нашей не существующей близости.

По потемневшим глазам Обозинцева я понял, что он заметил мой маневр, однако менее радушным его лицо не стало. Он протянул мне руку, и я пожал ее.

– Безмерно рад нашей встречи, Евгений Викторович, – приветствовал меня он. – Как прошел полет? Вертолет – штука опасная.

– Замечательно. Пока летел, рассматривал пейзаж. Очень красивые тут места.

– Места замечательные, я рад, что вам они нравятся. Поэтому я здесь и живу, хотя давно мог бы перебраться в любой уголок земного шарика. Но я считаю, что человек по-возможности должен жить там, где родился. Это придает жизни какой-то дополнительный смысл. У вас нет такого ощущения?

– Думаю, что нет, я скорей по натуре бродяга.

Обозинцев пристально посмотрел на меня.

– В этом тоже есть свои прелести, чем легче человек расстается с тем, к чему привыкает, тем удобней ему жить. А я вот, если к чему-то прикипел, то уж надолго, не могу от этого себя оторвать, даже если обстоятельства того требуют. Такой уж характер, а мы все его рабы. Но, впрочем, все эти скучные детали мы еще успеем обсудить. А пока прошу отведать, чем бог послал.

Обозинцев подвел меня к лифту, на нем мы поднялись прямо в большую комнату, где уже был накрыт стол. Я быстро убедился, что из всех придуманных за историю человечества блюд, на нем находилось большинство. Невольно у меня потекли слюнки.

Кажется, Обозинцев заметил мою реакцию, так как он явно оживился, словно обнаружил во мне слабинку. Он усадил меня на мягкий стул, а сам сел напротив. Затем взял бутылку французского коньяка и, не спрашивая согласия, разлил его по рюмкам.

– Давайте выпьем за встречу и за продолжение так приятно начавшегося знакомства. Я не сомневаюсь, что оно будет обоюдно полезным. Знаете, у меня всегда вызывают симпатию боевые офицеры. Я заметил, что люди, которые прошли войну, совсем другие, чем те, которые на ней не побывали.

– Но откуда вы это могли заметить. Разве вы тоже воевали?

Обозинцев снисходительно засмеялся.

– Разве по мне похоже, что я воевал. Но я являюсь председателем краевого фонда помощи военнослужащим, пострадавшим во время военных действий. И я вижу этих людей. Война приносит в человеческую душу нечто такое, что, как закаленная огнем сталь, делает ее более прочной и цельной. Мне бы очень хотелось, чтобы мы с вами бы сблизились даже в независимости от наших с вами дел. Скажу честно, мне нужны такие люди, на них можно положиться, как на самого себя. У меня большой бизнес, а вот надежных помощников очень не хватает. Кто готов работать не только за деньги, но и за совесть. Выпьем за тех немногих, кто умеют презирать смерть.

Такого коньяка я еще никогда не пил, это был нектар, а не всем известный напиток. Обозинцев заметил, какое впечатление произвело на меня содержимое бутылки.

– Не правда ли, замечательный коньяк. Хотите еще?

Я кивнул головой.

– Но вы не правы, те, кто был на войне, вовсе не презирают смерть. Страх смерти одинаков у всех людей. Все дело в том, что одни способны его преодолевать, а другие нет. Причем, те, кому это удается успешно делать во время военных действий, в других ситуациях нередко проявляют малодушие, а то и трусость. Я сам видел, как бывшие герои, попав в гражданскую жизнь, начинают бояться буквально всего, подчас самых пустячных проблем.

– Да, – задумчиво произнес Обозинцев, – наверное, вы в чем-то правы. Мне как-то не приходила такая мысль в голову. Проявлять геройство на войне, наверное, действительно в чем-то легче, чем на гражданке. Там сама ситуация требует от человека определенных качеств, а тут все непонятно, все как-то смещено. Бывает нелегко определить, кто друг, кто враг, кто поможет, а кто нанесет удар из-за угла? Я сам с моим богатым опытом иногда ошибаюсь, а что уж говорить о тех, кто приходят в эту жизнь, словно младенцы, неопытными.

Он очень неглуп, думал я, отправляя в рот очередной кусок заливной осетрины, густо смазанной хреном. С ним надо ухо держать востро, ему обвести другого вокруг пальца ничего не стоит. Он заговорит, загипнотизирует своим приятным обращением и обворожительными манерами кого угодно.

Обозинцев в очередной раз наполнил мою рюмку янтарным коньяком.

– Хочу выпить за вас, за ваши успехи. Я знаю, у вас сейчас в жизни непростой период, много новых впечатлений. – Внезапно он хитро улыбнулся. – А скажите честно, какое на вас впечатление произвела мадам Успенская? Обворожительная женщина, не поддаться ее обаянию невозможно. А как вам, удалось?

Судя по всему мой ответ было легко прочесть на моем челе, поэтому Обозинцев вдруг рассмеялся. Впрочем, смех его звучал не обидно, а скорее даже сочувственно.

– Все понимаю и сопереживаю вам. Устоять перед такой женщиной так же трудно, как остаться на ногах, когда попадаешь в эпицентр торнадо. Только один вопрос: для вас это серьезно? Спрашиваю не из любопытства, а из чисто прагматических соображений. Ваши чувства могут повлиять на ваши решения по поводу продажи акций.

– Не думаю, – сказал я.

– Дай-то бог. – В голосе Обозинцева послышалось облегчение. – Я еще в молодости взял за правило не смешивать любовь и бизнес. Поверьте, когда это происходит, это не приносит добра ни бизнесу, ни любви.

– Я не собираюсь это смешивать. Чувства приходят и уходят, а деньги остаются.

– Вот это абсолютно деловой подход. За это нужно еще раз выпить.

Я не стал отказываться, вместо этого подцепил вилочкой круглую, как колесо, густо посыпанную сахаром дольку лимона. До чего же бывает иногда хорошо жить. И я тоже смогу себе устроить такой же небесный уголок, с деньгами попасть в рай не составляет большого труда.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Обозинцев, когда мы вышли изо стола.

– Отлично.

– Тогда не хотите ли пострелять. У меня это одно из самых любимых занятий Вы, как военный, тоже, наверное, его любите.

– Почему бы и нет.

– Тогда пойдемте за мной.

Мы вышли на поляну, расположенную за домом. Там я снова увидел знакомого посланца Обозинцева. Он протянул мне спортивное ружье.

– Вы не против, если мы устроим соревнование, – предложил хозяин усадьбы. – Стрелять без соперника не так интересно. А особенно, когда у меня в доме такой стрелок, как вы. Не возражаете?

– Буду только рад.

– Давай, – приказал он своему человеку.

Парень зарядил в автомат тарелку, и она взвилась вверх. Первые несколько выстрелов я промахнулся, крепкие коньячные пары лишали твердости руку и меткости глаз. Но затем я справился с легким опьянением и стрелял без промаха.

Обозинцев тоже стрелял неплохо, но в нем чувствовался любитель, а не профессионал. До сих пор он казался неуязвимым и непоколебимым, как сфинкс, но сейчас я заметил, что он нервничает. Каждый очередной промах выводил его из себя.

Мы отстрелялись, я выиграл с большим преимуществом. Обозинцев с натянутой улыбкой пожал мне руку.

– А вы действительно замечательный стрелок, – похвалил он меня. – Вам не стоит попадаться где-нибудь в лесу. Вашу победу просто необходимо отметить.

Словно из-под земли появился еще один примерно такого же вида парень, что и мой знакомый. В руках он держал поднос с бутылкой и двумя рюмками.

– Прошу в дом, – пригласил Обозинцев, после того, как мы поставили на поднос опустевшие сосуды. – Теперь можем поговорить и о деле.

Мы снова оказались в той же комнате, где проходила наша трапеза. Однако все ее следы были уже убраны, и стол украшала экибана из бутылки вина и вазы с фруктами.

Мы уселись в кресла, Обозинцев взял бутылку и разлил вино.

– Это мое любимое вино, – известил он меня. – Попробуйте.

Я попробовал и уже не в первый раз признал, что вкус у этого человека отменный.

– Нравится?

– Очень. И дом, и еда? и вина. Нелегко представить, что в наше время кто-то может жить так, как вы.

Обозинцев, не скрывая своего удовлетворения, засмеялся.

– А ведь вы можете в скором времени догнать меня по всем параметрам, – произнес он, любуюсь насыщенным цветом вина в бокале. – Все в ваших руках. Я все это нажил только благодаря напряженному, а иногда и весьма рискованному труду. А о таких, как вы, говорят: баловень судьбы, к вам все это может прийти без всякого труда. Я вам сильно завидую, я всегда мечтал о таком везение. Но мне не везло.

– Глядя на вас, трудно в это поверить.

– Но это так. В нашей стране человек, который хочет быть богатым, вынужден ежеминутно рисковать жизнью. Здесь нельзя так, как это происходит у них, начать свое дело с нуля и разбогатеть. Не позволят ни власть, ни мафия, ни налоговая инспекция, ни наша уважаемая милиция. Первые прижмут к ногтю, другие угрохают, третьи разорят, четвертые посадят. Вы счастливы, что вам не придется сталкиваться с этим беспределом. Я бы на вашем месте уехал отсюда навсегда. Или по крайней мере до тех пор, пока тут жизнь не станет нормальной. – Внезапно Обозинцев залпом выпил вино и повернулся ко мне. – Так чем же вы обеспокоены?

Я тоже осушил бокал и поставил его на стол.

– Меня интересует, как будет оформлена наша сделка? Вернее, каким образом я получу оговоренную сумму.

– А как бы вы хотели ее получить?

– Наличными!

– Три миллиона баксов – наличными. – Обозинцев громко захохотал.

– Вы хотите, чтобы я пригнал бы грузовик с деньгами. – Внезапно он посерьезнел. – Если я стану снимать такую сумму со своего счета, то через полчаса все местные уголовники и все местное начальство узнают об этом и соберутся возле моего дома. И у нас с вами будет крайне мало шансов выбраться из него живым. Нет, дорогой Евгений Викторович, любой другой способ, только не этот.

– Что же вы предлагаете?

– Самый простой и надежный вариант. Вы открываете счет в любом банке, в каком сочтете нужным, и я вам перевожу на него оговоренную сумму. А чтобы у вас не возникали бы сомнения, в момент подписания договора показываю вам платежное поручение о переводе.

– Нет, – покачал я головой, – у меня нет доверия к банковским документам. Вы мне вручаете сберкнижку на предъявителя.

– Как хотите, мне все равно. Это все, за чем вы захотели со мной свидеться?

– Могу я налить себе еще вина?

– Сколько угодно. Хотите, принесу еще бутылку?

– Нет, этого достаточно. Скажите, а что вы собираетесь делать с акциями?

– Владеть ими, – засмеялся Обозинцев.

– Я имел в виду нечто иное. Что будет с компанией, когда вы станете ее владельцем?

– А что вас интересует конкретно?

– Компания многопрофильная, существуют разные производства. И не все они на данный момент прибыльные. Чтобы это произошло, нужно вкладывать в нее немалые средства. Иначе все развалится, люди останутся без работы. А мне бы не хотелось, чтобы это произошло. Мой дядя вложил во все свои проекты огромный труд.

Впервые за все наше знакомство лицо Обозинцева стало вдруг жестким.

– Хочу вам сказать, Евгений Викторович, я не имею привычки давать отчет о том, чем я владею и что я делаю со своим имуществом. Вы намерены продать компанию, я намерен ее купить. И давайте не выходить за рамки сделки. Я могу понять ваши чувства, но все это от того, что вы смотрите на ситуацию не как бизнесмен. Хорошо, ради вас я кое-что вам объясню. Работать должно то, что приносит прибыль. Яснее я вам сказать не могу, потому что не знаю сейчас, что останется, а что придется закрыть. И давайте более не возвращаться к этой теме. – Его лицо снова приняло выражение любезного хозяина. – Если вы все выяснили, то в качестве следующего пункта программы, не поплескаться ли нам в бассейне. А потом прямиком в сауну.

– Я согласен, – ответил я, допивая вино.