Дом, вернее дворец Обозинцева я покинул лишь на следующее утро. Вечером хозяин дал в мою честь самый настоящий бал. Из оперного театра пригласили квинтет музыкантов. И хотя я не очень хорошо разбирался в музыке, было очевидно, что это профессионалы самого высокого уровня.

Кроме них в дом понаехало человек двадцать гостей. Судя по одежде, манерам и речам, то были сливки местного делового общества. В их разговорах суммы в сотни тысяч долларов звучали так же часто, как рубли и копейки в разговорах базарных торговок. Я догадывался, что Обозинцев отнюдь не случайно собрал у себя всю эту публику, он явно хотел мне продемонстрировать, что и я скоро могу попасть прямиком в избранный круг. Но пока же я чувствовал себя среди этих разодетых мужчин и женщин белой вороной и старался не слишком привлекать к себе внимание. Однако Обозинцев был неумолим, в самом начале вечера он громогласно представил меня, как владельца компании «Северное сияние». А то, что это весьма почетный даже в глазах этих людей статус, я ощутил немедленно; познакомиться со мной, обменяться визитками, пожать мою мужественную руку выстроилась целая очередь желающих. Причем, особо настойчивое намерение свести со мной знакомство проявляли представители слабого пола; среди них было немало очень привлекательных, чья красота к тому же многократно усиливалась дорогими и изысканными украшениями. И все же никто из них не мог даже близко сравняться с Анастасией, она была, говоря языком собравшихся, в не конкуренции. В ней было нечто такое, что отсутствовало напрочь в этих холеных дамах. Она была живая и естественная во всех своих проявлениях, мои же новые знакомые напоминали больше говорящих кукол, старательно копирующих человеческих существ.

За эти несколько часов я получил целую кучу деловых предложений. Причем, некоторые мне показались весьма дельными, и я подумал, что если бы я, в самом деле, собирался стать хозяином компании, я бы непременно взял их на заметку.

Почему-то эта мысль так сильно испортила мое настроение, что я не нашел ничего лучшего, как напиться. А потому дальнейшее помнил довольно смутно. Кажется, я что-то и кому-то пытался доказать, затем в памяти сохранился фрагмент, в котором несколько человек, взяв меня под локоть, так как я отчаянно сопротивлялся, тащили мое вышедшее из под контроля сознания тело куда-то наверх.

Я проснулся от того, что пробившееся сквозь шторы лучи солнца, кольнули меня в глаза. Я вспомнил вчерашнее свое поведение, и мне стало стыдно. Я не мог понять, что же со мной такое неожиданно случилось? За всю свою жизнь я не так уж мало и выпил, но до сих пор не было ни одного случая, когда бы я полностью утратил контроль над собой. Объяснение этому феномену я находил лишь одно: по-видимому, на этот раз мне подсознательно очень хотелось, чтобы это произошло, чтобы алкоголь отключил бы мое сознание, так как оно мешало мне чувствовать себя комфортно. И судя по всему, это как раз и произошло.

Я оделся, вышел из комнаты, наугад спустился вниз по винтовой лестнице и очутился в комнате, где находился Обозинцев. Увидев меня, он улыбнулся.

– Как вы спали? – спросил он.

– Как убитый. Я хочу извиниться, вчера я вел себя не совсем так, как должен был.

– Не извиняйтесь, вы всем очень понравились. Вы без конца им говорили, что любите их. Особенно ваши слова большое впечатление произвели на женщин, – засмеялся Обозинцев. – Прошу к столу.

У меня проснулся зверский аппетит, и я поел с огромным удовольствием.

– Что вы намерены дальше делать? – поинтересовался Обозинцев, когда мы перешли к десерту.

– Вернуться обратно, – коротко ответил я.

По взгляду своего сотрапезника я понял, что он ждет более детальных объяснений, но я решил не вдаваться в подробности. Я не обязан отчитываться перед ним в своих поступках, передвижениях, намерениях. Я почувствовал, что он разочарован таким моим поведением.

– Могу я попросить вас кое о чем, Евгений Викторович? – проговорил Обозинцев.

– Конечно, Вилор Геннадьевич.

Обозинцев пристально взглянул на меня.

– Коль мы с вами пришли к согласию по поводу покупки ваших акций, то у меня будет к вам настоятельная просьба: прежде чем принимать какие-либо важные решения, касающиеся судьбы компании, не сочтите за труд поставить меня в известность. Между прочим, это в ваших интересах, чем в лучшем состоянии будет в момент нашей сделки компания, тем большую сумму вы получите.

– Но разве мы с вами не договорились о сумме? – удивился я.

– Разумеется, договорились, однако речь идет о состоянии компании на данный момент. Но достаточно одного непродуманного решения, и «Северное сияние» уже будет сверкать не так ярко. А при всей моей симпатии к вам, я прежде всего бизнесмен, а уж потом человек со своими слабостями. Я хочу заплатить за акции ровно столько, сколько они будут стоить. Сейчас я оцениваю их в одну сумму, и я бы хотел, чтобы вы ее бы и получили. Поэтому будьте осмотрительны, мне бы не хотелось начинать свою работу с исправления ваших ошибок.

– Я понимаю вас, – сказал я.

– Позвольте я вам дам один совет. Я хорошо знаю тех людей, которые стоят у руля компании. И на мой взгляд, не все они адекватно оценивают ситуацию. Лучше всех понимают ее Марина Владимировна Ращупкина. Очень толковая женщина. Так и быть, открою тайну, в свое время я предлагал ей перейти на ту же должность ко мне и даже предлагал значительно более высокое вознаграждение. Но она отказалась, что еще больше усилило мое уважение к ней.

Это был несколько неожиданный поворот в разговоре. Чтобы лучше собраться с мыслями, я решил прибегнуть к помощи сигареты.

– А кто же, по вашему мнению, представляет наибольшую опасность?

Обозинцев, как мне показалось, хитро посмотрел на меня.

– Боюсь вас огорчить, но я считаю самой опасной Анастасию Мефодьевну Успенскую. И не только потому, что она очень красива, она хочет любой ценой сохранить компанию в нынешнем виде. И готова ради этой цели на любые меры. Я понимаю, что ей двигают самые возвышенные мотивы, память о вашем родственнике. Но бизнес такая уж мерзкая штука, что ему плевать на все наши самые распрекрасные чувства, у него свои законы. Надеюсь, вы правильно воспримите мои слова.

Я кивнул головой, и хотя Обозинцев улыбался, я не мог отделаться от впечатления, что он не вполне доволен состоявшимся разговором. Может быть, он надеялся услышать от меня горячие заверения, что я буду сверять с ним каждый свой не только шаг, но и жест, даже если я с его помощью отгоняю от лица муху. Поступать подобным образом я, естественно, не собирался. Но и отмахиваться от его слов – тоже. Однако в одном он без всякого сомнения прав: мне надо скорее выработать свою линию поведения. Пока же я больше реагировал на идущие из глубины меня импульсы. А они были самые разные, подчас полностью противоречащие друг другу. Но ведь долго так продолжаться не может, рано или поздно мне придется что-то решать.

Я позвонил по телефону своему пилоту, тот отозвался немедленно. Почему-то мне показалось, что он был не один, первое произнесенное им слово имело совсем другую интонацию, чем все последующие. Так иногда случается, когда человек не успевает вовремя перейти подобно музыкальному инструменту, с одного лада на другой.

Я сообщил ему, что собираюсь лететь назад и выезжаю на аэродром. Обозинцев любезно предоставил мне машину с тем же самым не то сопровождающим, не то временным телохранителем. Я уже узнал, что его зовут Николай. Я пытался с ним завязать беседу, но он отвечал почти одними междометиями, что побудило меня, в конце концов, замолчать.

Борис уже ждал меня. Я внимательно его оглядел, надеюсь отыскать на его одежде следы того, чем он занимался все это время. Но он выглядел все так же безупречно как и всегда. Я сам не знал, по какой причине мне хотелось узнать, как он провел эти часы. Я никогда не испытывал любопытства к личной жизни других людей, но сейчас я старался собирать любую информацию в надежде на то, что что-нибудь из это коллекции в последствии может пригодиться.

Николай даже не простился со мной, а просто умчался. Нельзя сказать, что меня это обстоятельство сильно обидело, но мною вдруг завладело безотчетное беспокойство. Может быть, оно было вызвано хмурым неприветливым взглядом, который бросил на меня человек Обозинцева. Хотя что тут странного, не исключено, что он на всех так глядит. А на меня смотрели и не так, сколько раз я видел в чужих глазах и жгучую ненависти и предсмертную тоску. Война штука жестокая, на ней одни люди безжалостно убивают других людей. Ну а тут, разве нет своих военных действий? Стреляли же в меня. Следовательно, здесь есть некто, кто считает меня своим врагом. Но коли так, то вряд ли он успокоится на одном неудачном покушении, весьма вероятно, что сделает еще попытки отправить меня к праотцам.

– Летим? – спросил Борис.

– Подожди несколько минут.

Дальнейшие мои действия подвергли вертолетчика в изумление. Я лег на землю и залез под брюхо машины. И почти сразу заметил прикрепленное к ней устройство.

То, что эта была бомба, я нисколько не сомневался. Я навидался их предостаточно. Самых разных. Видел и такие, как эта, они приводились в действие от постороннего сигнала. Например, с мобильного телефона, который я заметил в кармане пиджака Николая. Хотя уверенности, что это именно он должен был позвонить, когда мы поднимемся вверх, у меня не было.

В свое время я кончил курсы саперов. Поэтому обезвредить взрывное устройство было для меня не так уж и сложно. Я достал из кармана перочинный ножичек и перерезал пару проводков, отсоединив начинку от взрывателя. Затем отцепил примагниченную бомбу от днища машины.

Я поднялся с земли и протянул находку Борису. Его глаза стали такими же круглыми, как монеты в моем кармане.

– Что это? – с придыханием спросил он.

– Ничего особенного, обыкновенная бомба.

– Бомба?!

– Она самая. Кто-то с земли должен был привести ее в действие. Она очень слабая, но в полете ее мощности вполне хватит, чтобы вертолет рухнул бы на землю.

– Но кто это мог?

Я увидел, что Борис весь затрясся. По-видимому, перед его глазами предстала картина, чем мог бы кончится наш полет. А такое документальное кино всегда производит особо сильное впечатление.

– Тот, кто хотел убить либо вас, либо меня. У вас нет никаких соображений на этот счет? Может, у вас есть враги?

– Нет, – не без усилий разлепил губы Борис. – Я же пришлый, почти никого не знаю.

Я похлопал его по плечу.

– Ну, успокойтесь, все хорошо, бомба обезврежена, бояться больше нечего. Пора в дорогу.

Но Борису понадобилось еще минут десять прежде чем он действительно успокоился. Я не осуждал его, не будь я более привычным к таким ситуациям, я бы тоже еще долго дрожал как осенний листок.

Полет прошел благополучно. Пока я пребывал на небесах, то размышлял о том человеке, который подготовил это покушение. Его сегодня постигло большое разочарование. Но это всего лишь означает, что следует ждать новой попытки. Я вдруг подумал о том, что моей смерти могут желать очень много людей, ведь я стою поперек множество дорог, по которым к своей цели идут мои недруги.

Приземлившись, я сразу же направился к своему дому. И едва переступил порог, как почти столкнулся нос носом с Анастасией. По выражению ее лицо я понял, что мое появление является для нее весьма неприятным сюрпризом.

Почему-то это вызвало во мне такой гнев, что я не сдержался.

– Вижу, вы не слишком довольны моим возвращением.

Она посмотрела на меня в упор своими прекрасными глазами.

– Да, я надеялась, что вы уехали навсегда.

– Чуть не уехал, – ответил я, имея в виду совсем не то, что имела в виду она.

Внезапно ко мне пришла безумная мысль: а если покушение на меня – ее рук дело. Ну, скорей всего непосредственно не Анастасии, а ее сообщника.

– А собственно, почему я должен уезжать! – почти не скрывая своего гнева, проговорил я. – Тут все принадлежит мне. Так захотел моя дядя. Раз он мне все завещал, он надеялся, что я останусь тут на совсем. И я сейчас раздумываю над этим его предложением.

Внезапно ко мне пришла одна мысль. Даже странно, что раньше я ни разу не подумал об этом. Надо будет при первой же возможности позвонить Ляндресу.

– Вы здесь чужой и всегда будете чужим, – проговорила Анастасия. – Вы никогда тут не приживетесь. Чтобы вы для этого не делали бы.

– А вот увидите, приживусь. Мне здесь нравится, хорошие места, природа чудная. Я начал к ним привязываться. А вы бы лучше помогли бы мне стать здесь своим. А знаете, я уверен, что дяде жутко не понравилось бы ваше отношение ко мне. Когда он писал свое завещание, он рассчитывал, что с вашей стороны мне будет оказан совсем другой прием.

Этот аргумент к моему большому удивлению оказал на нее такое сильное эмоциональное воздействие, что она внезапно села на стул и заплакала. Я, словно столб, стоял перед ней, не представляя, что делать мне в этой ситуации. Уже не первый раз меня поражала ее неожиданная реакция.

Потребовалось несколько минут, чтобы она успокоилась бы.

– Вы правы, я виновата перед его памятью. Однажды он действительно просил меня об этом. Как будто он предчувствовал свою смерть.

– Когда это было?

– Буквально за несколько дней до гибели.

Я сел напротив Анастасии, впервые взял ее за руку, и о чудо из чудес она ее не отобрала.

– Анастасия, ну чего мы с вами ссоримся, давайте придем хоть к какому-нибудь согласию.

– Это невозможно, вы хотите продать компанию. Причем, Обозинцеву. А Саша считал его своим, если не врагом, то недругом.

Я несколько секунд молчал. Знала бы, где я провел последний день, она разговаривала бы со мной не так. И уж точно не позволила бы мне поддержать ее руку и секунду.

– Я еще окончательно не принял решения. Возникают все новые обстоятельства, которые меняют мои намерения.

– Что за обстоятельства?

– Я расскажу вам, только в другой раз.

По-видимому, мое нежелание делиться с ней своими соображениями обидело ее, и она вырвала свою руку из моей ладони. Затем резко встала.

– Я вам обещаю, что не буду с вами нетерпимой. Но изменить свое отношение к вам, я не в силах даже во имя памяти о Саше.

Она поднялась наверх и скрылась в своей комнате. Я подождал несколько секунд, затем подошел к телефону.

Я услышал знакомый голос адвоката.

– Здравствуйте, Владимир Борисович, это я, Рунов.

– Очень рад вас слышать. Как ваши дела?

– По разному. У меня к вам вопрос.

– С удовольствием отвечу, если смогу.

– Согласно завещанию, если я откажусь от наследства или, к примеру, умру, кто наследует имущество?

– Анастасия Мефодьевна Успенская, – не задумываясь, как хорошо выученный урок, ответил он.

– Спасибо, – поблагодарил я и положил трубку.

Я невольно посмотрел на стул, на котором совсем недавно сидела Анастасия. Получается, что она более всех заинтересована в моей смерти. Я вдруг почувствовал, как прошиб меня холодный пот.

Но тогда, почему она не убила меня в доме? Что за чушь я несу, ведь это означает по сути самой написать признание в преступление и отнести его на почту. Я вдруг вспомнил ее слова о том, что главный инженер – большой изобретатель. Ему пару пустяков смастерить подобную смертоносную штуковину. Ну а кто конкретно ее прикрепил к вертолету, даже не столь важно, исполнитель всегда найдется. Любой подкупленный служитель аэродрома мог это сделать без всяких препятствий. И кто потом разберет, почему упала машина? Да и разбираться-то, наверное, никто не будет. Сломался мотор, вот и вся причина. Зачем другую искать?

Я вдруг почувствовал себя как человек, которого освещают мощным прожектором. Его всех видят, а он никого. Все тут на меня смотрят и в лучшем случае испытывают ко мне неприязнь, а в худшем – ненависть. Я тут ни кому не нужен, везде лишний. Я один против всех. Даже трудно сосчитать, скольким людям я мешаю. Может, стоит все бросить к чертовой матери и удрать отсюда пока не поздно?

Эта идея мне показалось столь привлекательной, что я едва не бросился собирать чемодан. И все же, несмотря на такое сильное желание, я оставался сидеть на месте. Какая-то сила удерживала меня здесь. И, честно говоря, я понимал ее происхождение. Дело заключалось даже не в прекрасной Анастасии; в конце концов, за свою жизнь я бросил не одну женщину, а тут даже ничего и не начиналось, а в том, что перед моим мысленным взором постоянно находился дядя. И хотя я видел его только на фотографии, он так зримо, словно тень Гамлета, представал передо мною, что мне подчас казалось, что он вот-вот заговорит. У меня было полное ощущение, что в нашем незримом соревновании, я проигрываю ему в чистую. И не только потому, что Анастасия его любила и любит, а меня презирает и ненавидит, ему удалось сделать в жизни то, к чему я даже и близко не подступал. И эта собственная на его фоне ущербность уязвляла меня до самой глубины моей натуры.

Мои размышления прервало появление Маринина. Он выглядел крайне встревоженным.

– Евгений Викторович, Борис мне только что все сообщил. Это просто ужасно! Я даже не знаю, что тут сказать.

Маринин говорил столь громко, что Анастасия выглянула из своей комнаты.

– Могу я узнать, что случилось, Юрий Николаевич? – спросила она, спускаясь вниз.

– А вам разве Евгений Викторович ничего не сказал?

– Нет, ничего, – перевела она взгляд на меня.

– Когда они сегодня вылетали из краевого аэродрома, Евгений Викторович решил обследовать вертолет. И представьте себе, обнаружил бомбу.

– Не может быть! – Мне показалось, что испуг Анастасии было искренним. Хотя, если она хороший актер, то должна именно так и сыграть эту мизансцену. – В самом деле, вы обнаружили бомбу? – за подтверждением, словно не веря только что услышанному, обратилась она ко мне.

– Действительно обнаружил. Приводится в действие с помощью внешнего сигнала, – как можно небрежно, словно речь шла о прохудившейся кастрюле, подтвердил я.

– Но кто это мог сделать?

– Тот, кто прикрепил бомбу, наверное, так торопился, что забыл оставить автограф. Впрочем, и без него ясно, что сделал этот тот, кто хотел меня убить.

Она как-то непривычно взволнованно взглянула на меня. И я подумал, что ради одного такого взгляда я не против, чтобы к вертолету прикрепили бы бомбу еще раз.

– Вы должны постоянно находиться в окружении телохранителей, – проговорил Маринин. – Анастасия Мефодьевна, ну скажите ему.

– Да, да, – как-то нерешительно согласилась она.

– Если меня хотят убить, то они мне не помогут. Я много раз видел это на войне, польза от них очень небольшая. Зато опасность немалая.

– Что вы имеете в виду? – удивился Маринин.

– Всего лишь то, что если среди телохранителей окажется один, кого наняли меня убить, то это сделать ему будет легче легкого. С этим я тоже сталкивался.

Мой аргумент произвел на начальника службы безопасности весьма странное влияние, он нервно разразился каким-то противным смешком.

– У вас чрезмерно развито воображение. Мы очень тщательно отбираем наш контингент, у нас все проверенные люди.

– Тем легче им меня укокошить, ведь в таком случае я буду пребывать в расслабленном состояние.

Маринин в знак того, что не может меня убедить, развел руками.

– У вас буквально на все есть свои аргументы.

– Я привык охранять себя сам, – сказал я. – Так я чувствую себя спокойней. А ваши ребята, чую я, еще пригодятся.

Маринин понял, что я не изменю своего решения, покинул нас. Мы остались вдвоем.

– В это невозможно просто поверить, – задумчиво сказала она.

– Если бы я не нашел бомбы, ни меня, ни Бориса уже не было бы в живых, – заметил я. – Не только мне, но и другим людям угрожает опасность.

– Почему вы так думаете?

– Те, кто пытаются меня устранить, на мне вряд ли остановятся, они продолжат свой кровавый счет до того момента, пока не уйдут все, кто им мешает. Такова логика событий.

– Может быть, вы и правы. – Она на несколько секунд замолчала. – Я должна обдумать то, что случилось. – Она подошла к лестнице, на мгновение остановилась, посмотрела на меня, словно желая мне что-то сказать. Но затем передумала и стала молча подниматься.